Текст книги "Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой"

Автор книги: Дейв Метц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Эй, Уилли, как ты? – спрашиваю я.

Должно быть, он вернулся в лагерь, и не застав меня там, пошел по моим следам.

Несколько лет назад, когда я путешествовал по Орегону в окрестностях гор Три сестры, я остановился у подножия холмов, разделявших реки Хорс-Крик и Юджин-Крик. В течение целого часа я не видел Джонни и с нетерпением ждал его, устремив взор в том направлении, откуда я только что пришел. Джонни всегда чувствовал мой запах и следовал за мной. Деревья там росли высокие, но листвы на них практически не было, поэтому они мне не мешали. Землю устилали зеленеющие низкорослые кусты орегонского горного винограда и папоротник. Лишь некоторые старые деревья с толстыми стволами, расположенные на расстоянии нескольких футов друг от друга, немного ухудшали обзор. Тут я услышал затрудненное дыхание Джонни, но увидел его не сразу, а лишь спустя некоторое время. Должно быть, он долго бежал, пытаясь найти меня. По его дыханию я сразу определил, где он находится. В лесах Орегона я научился ориентироваться по звукам. Ведь видимость там не всегда бывает хорошей, а вот акустика просто замечательная.

Иногда, когда Джонни останавливался, пытаясь понять, где я, на несколько секунд его тяжелое дыхание замирало, и наступала абсолютная тишина. Я мог позвать его, зная, что он будет прислушиваться к звукам ломающихся веток. Ведь прислушиваясь к чему-либо, он на время замирал, а если я окрикну его, он, желая показать, что идет за мной, снова начнет дышать.

Однако на этот раз я еще ни разу не позвал его. Он шел, ориентируясь на мой запах, и мне не хотелось мешать ему. Вообще он больше напоминал призрак, нежели настоящую собаку. Поскольку тропинки не было, ему приходилось идти наискосок. Когда он оказывался в поле моего зрения, я наблюдал за ним. Это было очень красиво. Аккуратными, ровными шагами он пробирался по лесу. Нос он опустил к земле. Примерно через каждые двадцать футов он менял направление и снова нападал на след. При этом он не испытывал ни малейшего сомнения. Джонни чувствовал, когда он ошибался, и точно знал, куда ему идти. Об этом я мог судить по его осанке. В течение десяти минут я смотрел, как он шел вперед и назад, пытаясь найти меня. Он выглядел очень уверенным в себе. Его зигзагообразный путь был прекрасно спланирован. Только когда он оказался на расстоянии примерно около тридцати ярдов от меня, то наконец оторвал взгляд от земли, а затем, подняв голову и вертя хвостом, бросился прямо ко мне. Однако Джонни все равно больше полагался на свое обоняние, нежели на слух.

«Молодец, парень!» – сказал я ему, когда он подошел совсем близко и упал, уставший и обессиленный. Казалось, ему не хватает воздуха, он хватал его ртом, но делал это с улыбкой. Такие случаи помогали лучше раскрыть таланты Джонни, понять, сможет ли он отыскать меня в лесу. Именно по этим дням я скучаю больше всего. Вспоминая о них, я очень часто забываюсь. Вот например, как сейчас.

23 апреля 2007 года, в 23 милях от Амблера

Я принимаю решение двигаться на север от Амблера, по направлению к реке Калуривик-Крик. Надеюсь, что смогу идти на лыжах. В верховьях Калуривик-Крик делает поворот на восток. Там же есть узкая дорожка, которая ведет обратно к реке Амблер, – только там она течет на север. Я надеюсь обойти густые леса в низовьях Амблера. Не хотелось бы также идти по нетвердому льду. Между тем речка с обеих сторон окружена непроходимыми лесами и сугробами. Некоторое время я пытаюсь проехать сквозь деревья, а затем объезжаю их в надежде найти более свободное пространство. Наконечники лыж то и дело разламывают тонкую ледяную корочку, сковывающую снег. Мне приходится постоянно останавливаться и вытаскивать лыжи. Так проходит несколько часов, по истечении которых я наконец понимаю, что мои старания тщетны, и, окончательно деморализованный и уставший, останавливаюсь и устраиваю привал. На противоположном берегу возвышаются сосны и ели, благодаря которым участок, на котором я расположился, достаточно тенистый. Для палатки снова нужно выкапывать яму. Вообще я совершенно не представляю, как идти среди деревьев, да еще по такому мягкому, рыхлому снегу. Наверное, отправлюсь в путь ночью, когда температура понизится и корочка станет более прочной.

Вечером мы снова услышали волков. Думаю, они идут по нашему следу. Скорее всего, они почуяли запах собак. Я очень надеюсь увидеть их и сделать парочку фотографий. Сколько себя помню, мне всегда очень нравились животные. Если я увижу волка, это будет одним из самых ярких эпизодов моего путешествия.

24 апреля 2007 года

Проснувшись и почувствовав себя уставшим и слабым, я решаю сегодня никуда не ехать. Причина не только в том, что ужасная боль сковывает мои плечи, бедра и пресс. Просто трудная дорога, необходимость в течение многих часов везти тяжелые сани и постоянно вытаскивать проваливающиеся под снег лыжи, а также пробираться сквозь густые заросли деревьев морально подкосили меня. Я понимаю, что если сегодня позволю себе отдохнуть, завтра мне станет намного лучше. Это вполне обычное дело. Я никогда не принимаю важные решения, если чувствую хотя бы малейшую боль в мышцах. Это очень большая трудность, которую мне нужно учиться преодолевать.

Я провожу целый день у палатки. Все мои занятия сводятся к отдыху и приему пищи. Хвойные леса здесь густые, поэтому снег под деревьями достаточно глубок. Развести костер не получается, поэтому нахожу участок, где снега поменьше, и развожу костер там. Собираю сухие опавшие ветки, они отлично подходят для этой цели. Лед на реке настолько тверд, что костер не проваливается, как это происходило бы на снегу. Когда же, через час или два, он наконец уходит вглубь на несколько дюймов, я всего лишь сдвигаю угольки, и после одного удара костер разгорается с новой силой.

– Эй, ребята, подходите к огню, – громко кричу я собакам. Занимаясь костром, никогда не надеваю хорошую экипировку. Если я немножко подпалю поношенные ботинки или дешевые штаны, то могу просто смочить их в снегу. Вообще возможные ожоги меня совсем не беспокоят. Я считаю, что это боевая травма, полученная в результате пребывания на необитаемой земле, которой следует гордиться. В том месте, где маленький приток впадает в Калуривик-Крик, бьет небольшой источник. Несколько раз я набираю воду в чашку и таким образом наполняю кастрюлю. Через несколько часов я спускаюсь вдоль замерзшей речушки и вновь выхожу к Калуривик-Крик. Здесь река делает поворот, поэтому я возвращаюсь за лыжами и около полумили иду на север по более короткому пути. Я еду на лыжах по замерзшему озеру и открытой земле. Этот лес напоминает мне сосновый бор в Каскадных горах Орегона, с которым я знаком не понаслышке. Только вместо 6000 футов он достигает в высоту всего около тысячи, и вместо сосен здесь растут ели. Довольный выбранным на следующий день маршрутом я по своим же следам возвращаюсь к палатке. Я очень рад, что пришел в себя, и счастлив от того, что теперь точно знаю, где находится Калуривик-Крик и сколько времени мне понадобится, чтобы дойти до этой речки.

25 апреля 2007 года

Сегодня я иду на лыжах. Мои собаки предоставлены сами себе. Они пользуются тем, что ледяная корочка выдерживает их вес, и с самого утра носятся по лесу взад и вперед. К концу дня солнышко пригреет землю, и поверхность уже не будет такой прочной, но пока собаки об этом не задумываются. Они то появляются, то исчезают за деревьями, а если и останавливаются, то только на мгновение и только для того, чтобы убедиться, что я их догоняю. Затем они вновь пулей срываются с места. Мне же остается только надеяться на возможность хотя бы одним глазком время от времени взглянуть на них. Река по-прежнему скована льдами, и собаки бегут по ней свободно, словно по проселочной дороге. По сравнению с вынужденным путешествием по вязкому, рыхлому снегу для них такая прогулка – истинное наслаждение. Однако на обоих берегах снега довольно много, поэтому собаки стараются не удаляться от центра. Первое время я окрикиваю их, опасаясь, что они могут провалиться, но Джимми и Уилл не обращают на меня никакого внимания. Они молодые, сильные и жаждут идти вперед и только вперед.

Наблюдая за собаками, я, в конце концов, понимаю, что трещин на льду нет и решаю перебраться на реку. Поначалу я очень боюсь упасть и по возможности придерживаюсь берега. Однако через час становлюсь более смелым и иду точно вслед за собаками. Мне кажется, что на этом участке я смогу сэкономить немало времени. Для пущей верности надеваю альпинистские кошки, которые спасут меня, если вдруг на нашем пути встретится яма. Еще через час я убеждаюсь, что речка мне по колено, поэтому без зазрения совести снимаю их – это помогает мне увеличить скорость аж до шести миль в час. Этот факт приводит меня в полный восторг. Собаки просто счастливы бежать по твердой земле. Лед переливается на солнышке, а горы величественно возвышаются по обе стороны от нас. Мы же направляемся прямо в сердце гор и при этом тратим совсем немного усилий.

Неожиданно для себя я наткнулся на медвежьи следы. За последние несколько дней температура повысилась почти на пять градусов, и животные наконец очнулись от зимней спячки. Наверное, медведь бродит в поисках какой-нибудь еды – засохшей травы или бузины. Эти маленькие красные ягодки (вообще я не совсем уверен в их названии) зимой защищены толстым слоем снега, благодаря чему сохраняют свои ценные свойства и служат отличным источником питания весной. Я уверен, что обязательно обнаружу их, когда буду разделывать куропаток.

Я иду по медвежьим следам в противоположном направлении. Их количество поражает воображение. Ими усеяна вся река до самого леса. Натыкаюсь на них буквально на каждом повороте. Видно, что медведь точно знает, в каком направлении двигаться и не тратит на дорогу много сил. Вообще животные от природы прекрасно ориентируются в пространстве. Этой способностью обладает и человек, но в современном мире она, к сожалению, почти не востребована. Вообще если вы живете полной жизнью, обращаете внимание на то, что происходит вокруг вас, а не смотрите на мир только из окна консервной банки под названием «автомобиль», то возродить это чувство будет совсем несложно.

К концу дня я продвигаюсь вперед на семь или восемь миль, но из-за многочисленных поворотов проделанный мною путь примерно в два раза больше. Чувствую, что выжат как лимон. Подхожу к участку, где совсем нет льда, устанавливаю палатку и провожу остаток дня, размышляя о том, как проведу следующий. Скорее всего, мне снова придется пробираться сквозь многочисленные заросли по рыхлому снегу. По мере того как мы приближаемся к горам Шуотко, становится заметно теплее. С обеих сторон возвышаются остроконечные, покрытые снегом вершины. Куда бы я ни взглянул, повсюду расстилается прекрасная, величественная панорама, которая поражает воображение своей красотой.

На следующий день мы продолжаем свой путь к верховьям Калуривик-Крик. Временами я иду на лыжах. Но на тех участках, где лед уже стаял, я их снимаю, перехожу на шаг и затаскиваю сани на берег – поднимаюсь на пятифутовую высоту. Кроме того, приходится проходить сквозь заросли ив, которых здесь видимо-невидимо. Но едва увидев ледяную поверхность, я тут же спускаюсь, надеваю лыжи и снова начинаю идти по реке. Иногда сани застревают из-за того, что я спускаюсь по диагонали, но зачастую это единственный возможный способ передвижения (идти прямо мешают многочисленные деревья и кустарники). Как правило, я чувствую, что начинаю падать и делаю все возможное, чтобы удержаться на ногах. Временами я сам удивляюсь, как мне это удается. Если поверхность кажется мне опасной, я снимаю лыжи и передвигаюсь пешком. У меня нет абсолютно никакого желания повредить колени.

Я продолжаю идти по следам, оставленным животными. Они представляют собой маленькие ямки, расположенные в шахматном порядке. Вообще они напоминают следы какого-нибудь великана. Внимательно изучив их, я узнаю задние лапы медведя гризли. Поскольку следы передних лап отсутствуют, я делаю вывод, что медведь наступает задними лапами точно на следы передних. В горах он вряд ли найдет много пищи, поэтому и направляется в тот край, где она более доступна, в солнечную долину Амблера. Здесь шли несколько медведей. Один из них, судя по всему, проделывал этот маршрут, по меньшей мере, раз двадцать. Ему знаком здесь каждый закоулочек, он знает, где срезать и куда повернуть.

Как-то раз я заметил, что следы отклоняются от основного курса. Ориентируясь на них, я сворачиваю к притоку и иду сквозь густой лес, но затем снова выхожу к реке. Это позволило мне серьезно сократить путь. Медведя не смутит ни одно препятствие. Он совершенно спокойно идет по льду, не останавливаясь и не пытаясь найти другую дорогу. Его не пугают даже трещины – он идет вперед как ни в чем не бывало, словно ничего и не случилось. Медведь, по следам которого мы идем, огромный. Он опережает нас примерно на один день. Собаки тщательно обнюхивают каждый след. Запах медведя им не знаком, но у меня такое чувство, будто они все понимают.

В течение дня следы постепенно исчезают, и дорога становится более крутой. Я неоднократно перехожу реку вброд, чтобы избежать обрывов и отвесных берегов. Вода ужасно холодная. Ботинки я не снимаю – на то нет необходимости. Из-за снега они и так уже промокли насквозь, кроме того, я не могу тратить свое драгоценное время. Приблизившись к берегу, тут же выбрасываю экипировку. Меня переполняет желание как можно скорее выбраться из воды, поэтому я помогаю себе и коленями, и руками (чтобы перчатки мне не мешали, снимаю их заранее). Выбравшись на берег, я некоторое время сохраняю неподвижность, дабы отдохнуть перед очередным заплывом. Мои вещи идут ко дну, словно к ним привязаны несколько камней. По мере того, как отогреваются пальцы, я чувствую сильную боль. Хочется стонать от боли. Однако после того как я пройду по ледяной воде еще десяток футов, пальцы заболят снова, и это несмотря на две пары шерстяных носков и непромокаемые лыжные ботинки. Я, как могу, увеличиваю скорость, но все равно иду недостаточно быстро, и брызги время от времени попадают на меня. Сквозь кристально чистую воду прекрасно видно усыпанное галькой дно. Температура воздуха явно не очень высокая, и я не могу позволить себе долго думать о том, как преодолеть эти трудности. Вообще я никогда не переходил такие реки в зимнее время. Но я не зацикливаюсь на этом и представляю себе, что дело происходит летом в Орегоне.

На моем пути также встречается еще несколько речек поменьше, в ширину не более трех футов. Их я перехожу легко, без остановок. Перебравшись на противоположную сторону, одним резким движением я притягиваю к себе санки. При этом задействованы мышцы спины, рук и ног. Вещи при этом не намокают, и это намного удобнее, нежели останавливаться, разгружать сани и совершать несколько ходок. Сани слишком тяжелые. «Черт с ним», – решаю я в конце концов.

Еще я увидел низвергающуюся лавину. Тащу сани вверх и вниз по скалам. Мне снова приходится возвращаться и изо всех сил тянуть за веревку, к которой привязаны вторые сани. Чтобы преодолевать огромные каменные глыбы, я прикладываю огромные, нечеловеческие усилия. Поскольку всего через пару дней я оставлю санки, ущерб, который я могу им причинить, меня абсолютно не волнует. Мышцы спины получили отличную нагрузку. Я чувствую, что за эти дни они стали сильными и крепкими, как хорошо сплетенный канат.

Чем ближе мы подходим к устью Калуривик-Крик, тем уже становится река. В конце концов, она превращается в маленький горный поток. Расстояние между горными вершинами составляет около сотни ярдов. Сооруженные бобрами плотины и запруды образуют естественный барьер между скалами. Воображение поражает то, что эта огромная сеть каналов создана усилиями маленьких грызунов. Передние зубки бобров растут и не прекращают расти в течение всей жизни, поэтому их необходимо постоянно разрабатывать. У бобров при малейшем шуме воды появляется незамедлительное желание возвести дамбу, чтобы отделиться от сородичей. Они не хотят делить территорию ни с кем, даже с представителями собственного семейства. Они дружно работают, а на развлечения и игры у них просто не остается времени. В строительстве норки принимают участие все члены семьи. Однако я не вижу ни одного бобра. Должно быть, они все еще сидят внутри, защищаясь от сильного ветра и холода. Посреди двух озер по характерной насыпи я узнал две огромные, покрытые снегом норы, которые служат естественной плотиной.

Я внимательно осматриваю подножия гор в надежде обнаружить там плотину, но безрезультатно. Бобры не просто перегородили плотиной реку целиком, они соорудили еще несколько дамб, одну за другой через каждые четверть мили. Некоторые дамбы расположены по диагонали. У меня нет иного выхода, кроме как тащить сани по заснеженным плотинам. Первую, которая составляет около сорока футов в длину, я миновал вполне удачно, практически не замочив ноги. Следующие пять минут проходят в борьбе с раскидистыми и ветвистыми елями, после чего я выхожу к целой группе плотин. Они сдерживают воды нескольких маленьких озер. Я иду по левой стороне первой плотины, а с правой стороны от меня остаются крутые склоны. Снимаю лыжи и перехожу воду вброд. Затем снова надеваю их и пробираюсь сквозь ивы по мокрому рыхлому снегу. Передвигаться медленнее, кажется, просто невозможно. Лыжи то и дело проваливаются, а ивы под тяжестью снега склонились очень низко к земле и пройти через их заросли становится еще труднее. Мне неоднократно приходится снимать лыжи, чтобы вытаскивать их из очередной ямки, а также отвязывать застрявшие в кустах сани. Сани не могут ехать в обратную сторону из-за специального стального бортика, который этому препятствует. Этот тормоз был мне необходим, когда я поднимал сани в горы: благодаря нему они не скатывались вниз, даже при остановке на передышку. Но в данном случае тормоз работает против меня. Иногда мне нужно отойти немного назад, а сани тем временем глубоко увязли в снегу, и сдвинуть их с места не получается. Расчищая дорогу от веток, я ломаю вторую лыжную палку. Теперь у меня две сломанные лыжные палки различной длины. Мне и в голову не могло прийти, что я могу сломать обе палки. Теперь мне приходится держать одну палку чуть ниже рукоятки. Конечно, это неудобно, но в целом сойдет. Вряд ли это может серьезно мне навредить. Думаю, у меня будет масса иных трудностей.

Я нахожу еще один участок, где могу перейти еще одну плотину. Рядом с обрывом есть еще несколько дамб. За ними река снова начинает течь свободно и устремляется дальше в лес. Не веря своим глазам, я оборачиваюсь назад и с радостью осознаю, что все осталось позади.

По мере того как я приближаюсь к верховьям Калуривик-Крик, поверхность земли становится более ровной. Сейчас мы находимся на сравнительно небольшой высоте приблизительно 1000 футов над уровнем моря. Однако из-за толстого слоя снега, который все еще лежит на земле, создается ощущение, что эта величина намного больше. Мы начинаем спускаться на лыжах по другому склону. Как обычно (к этому я уже привык), мне приходится бороться с высокими раскидистыми елями. Постепенно горы исчезают из нашего поля зрения, а вместе с ними пропадают и заросли ив. Лес становится менее густым, и благодаря этому я наконец могу увеличить скорость. Перед тем как начать спуск, отвязываю собак и тащу сани сам. Когда на нашем пути лежит чаща, я поступаю так всегда. Теперь снова можно воспользоваться помощью Джимми и Уилла. Останавливаюсь на пару минут, чтобы подождать собак. На земле замечаю кости животного, скорее всего, лося. Я беру их с собой, чтобы чуть позже дать собакам, но мои верные друзья разглядели косточки до того, как я успел их завернуть, и бросились к санкам, словно они были доверху заполнены свиными отбивными. Они с надеждой смотрят на меня, но спустя несколько минут понимают, что сейчас им ничего не достанется, и снова убегают от меня. Они дружны и неразлучны, словно малые дети. Озорные и энергичные, они несутся друг за другом, и кажется, ничто не сможет их остановить.

На дороге в огромном количестве встречаются лосиные следы. Видимо, снежные сугробы и заросли ив позволяют лосям чувствовать себя в безопасности от волков. Последним действительно пришлось бы здесь очень трудно. Их следов я не видел ни разу. Волки предпочитают открытые пространства в долине Амблера. Снег там не столь глубок, и они вполне могут передвигаться по льду или по насыпи. Но вообще я нисколько не сомневаюсь, что, будь у волка хотя бы малейшая возможность, он обязательно отправился бы за лосем и никакой снег ему бы не помешал. Все животные, которые являются объекта ми охоты, стараются не показывать, что им плохо. Если он проявят слабину, хищники тут же набросятся на них и растерзают. Волки научились безошибочно распознавать слабость в своих потенциальных жертвах, поэтому последним приходится тщательно скрывать свою боль и вести себя так, будто ничего не происходит. В принципе, с чем-то подобным мы можем столкнуться и в мире людей. На самом деле, люди похожи на диких зверей больше, чем мы думаем. Правда, иногда мы поступаем наоборот – чтобы привлечь внимание, притворяемся, что нам плохо, в то время как в реальности чувствуем себя нормально. Но в моей семье это не срабатывает. Если у меня что-то заболит, особенно в поездке, то я только рассмеюсь, но не по причине собственной слабости, а из-за того, что это никогда не трогало членов моей семьи. Быть круглым отличником в школе, забраться на гору, переспорить учителя – вот это могло вызвать у них эмоции, а не болезнь или тем более симуляция.

Я подхожу к большому озеру. Оно находится примерно в миле от основной дороги. Уилл и Джимми появляются одновременно. Уилл показывается за деревьями в том месте, откуда я только что пришел, а Джимми выходит с восточной стороны озера, в сторону которого мы как раз направляемся. Но на его пути есть преграда – озеро шириной в двадцать футов и протяженностью около мили. Джимми выглядит весьма озадаченным. Я никак не могу понять, каким образом он умудрился туда забраться. Около минуты Джимми оглядывается по сторонам, а затем начинает аккуратно спускаться к воде. Не знаю, достанет ли он до дна. На первый взгляд, овраг достаточно глубок, но на проверку оказывается, что это не так.

Его глубина составляет всего один-два фута. Джимми ненадолго останавливается и начинает жадно пить. Уилла тоже мучает жажда, потому я подхожу к берегу и с помощью моей походной кастрюльки набираю воды для него и для себя. Я пью первым, а затем даю напиться Уиллу. После этого убираю кастрюльку, и мы снова трогаемся в путь. Озеро обходим с северо-восточной стороны.

– Эй, Джимми! Вперед! – кричу я.

Джимми выпрыгивает из озера и присоединяется к нам.

Дойдя до края озера, сворачиваем на восток и, пробираясь сквозь заросли елей, выходим к реке Амблер. Палатку мы устанавливаем прямо на берегу ее притока Уланик-Крик. Как же здесь чудесно! Ели, ольхи и тополя украшают речную долину, воздух очень чистый и теплый. Так уютно и хорошо мне еще нигде не было. Мы находимся на несколько ярдов севернее того места, где в Амблер под прямым углом впадают два притока – с разных сторон, – это и создает такой великолепный природный пейзаж. Его обрамляют прекрасные горы. Вполне возможно, что до меня сюда не ступала нога человека. Амблер берет начало на севере среди пугающих остроконечных горных вершин. На обоих берегах реки, несущей свои воды к югу, расположены отвесные скалы. Думаю, я шел через горы с запада по единственному возможному пути – по узкой горной тропе. У меня такое чувство, словно я обнаружил тайную дорогу, которая привела меня к северному раю.