Текст книги "Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой"

Автор книги: Дейв Метц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Я ломаю около дюжины еловых веток и выкладываю их на картон в форме маленького вигвама. Это занимает около трех минут. Теперь остается на несколько секунд поднести к ним огонь. В принципе, я мог бы использовать и бумагу, но необходимости в этом нет. Разломанные прутья горят прекрасно, и пламя распространяется очень быстро. Постепенно я начинаю подкладывать в костер большие ветви, затем палочки и, в конце концов, дрова. Ключевую роль в разведении костра играет время, потраченное на подготовку первой партии веток. Они должны быть маленькими и совершенно сухими. И нужно уложить их так, чтобы между ними оставалось достаточно пространства. Как только пламя как следует разгорится, вы можете подбрасывать в него ветки любой величины, какой вам только нравится.

Я сижу по-турецки очень близко к огню, но так, чтобы искры не попали на одежду. При виде сочных, аппетитных кусочков у меня текут слюнки. Рыба готовится уже достаточно долго, и я, не удержавшись, отделяю мясо от хребтовой части и отправляю его себе в рот. Готовые части отходят очень легко. Затем я переворачиваю рыбу. Она висит низко, всего лишь в нескольких дюймах от огня. Обнаружив еще один замечательный кусочек, я тут же отрезаю его. Куски, которые не очень хорошо прожарились, отдаю собакам. Так спустя два часа вся рыба была съедена. От нее практически ничего не осталось, за исключением косточек, которые я прячу подальше от собак. Думаю, другим животным они пригодятся больше. На них осталось немного мяса. Дикие звери иногда тоже нуждаются в помощи. Я не всегда веду себя в соответствии с известным выражением, набившим оскомину: «Никогда не кормите диких животных». Только вот к медведям это не относится. Я абсолютно уверен, что они еще в зимней спячке, иначе не пожалел бы времени и сжег бы все кости, чтобы уничтожить даже запах. Мне вовсе не хочется, чтобы хотя бы один здоровый медведь бродил ночью около моей палатки. Я готов на что угодно, чтобы это предотвратить. Видеть поблизости лосей мне тоже не хотелось бы, но запах рыбы их точно не привлечет. А другие представители фауны в Аляске меня не волнуют. Некоторое беспокойство могут доставить волки или росомахи, но не думаю, что они подойдут близко ко мне или собакам.

3 апреля 2007 года, в 35 милях от Кайаны

Я просыпаюсь в два часа ночи от громкого протяжного визга. Это нечто среднее между скрежетом по металлу и детским криком. На улице по-прежнему темно. Возможно, это рысь. Я включаю лампу: надеюсь, зверь поймет, что я в палатке и не станет подходить слишком близко. Ведь собаки тогда просто сойдут с ума и попытаются убежать прямо через стенку. Я глажу их по спине, чтобы успокоить. Дикая кошка ходит вокруг палатки и воет каждые несколько секунд, но меня этот вой не пугает. Рыси небольшие по размеру и обычно держатся друг друга. Единственный, кого я действительно опасаюсь, – это крупный лось. Беспокоюсь, что его напугает ярко-оранжевый цвет палатки и он будет топать и мешать нам спать. А рысь, должно быть, кричит, чтобы напугать зайцев и выманить их из укрытий или хотя бы заставить их пошевелиться и тем самым выдать свое местонахождение. Слух у нее очень острый. Но всякий раз, когда визг возобновляется, я просыпаюсь. Не думаю, что лоси издают такие же звуки. Кроме того, полагаюсь на нюх Джимми и Уилла. Верю, что они обязательно почуют запах лося, если только он подойдет близко, и, даже если будут спать крепким сном, в тот момент, как только мне надо будет предпринять незамедлительные меры, сразу проснутся. Мне необходимо дождаться, чтобы лось подошел на достаточное расстояние, тогда я смогу или успокоить его, или отступить назад. Но я убеждаю себя, что лоси смирные животные и не станут нападать. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Джонни обладал таким острым нюхом, что при соответствующем направлении ветра он мог почувствовать медведя на расстоянии в пятьдесят ярдов. При этом он крепко спал в наглухо закрытой палатке. Однажды это случилось на реке Юкон. Джонни внезапно проснулся и начал истошно лаять. Благодаря этому сигналу у нас было время выбраться из палатки и посмотреть, как к ней подошел одинокий медведь гризли. Думаю, он просто хотел прогуляться по берегу, где я установил палатку, но мы уговорили его выбрать другое место для прогулок. Для этого мы просто наблюдали за ним, а сами сохраняли спокойствие. Я не хотел взволновать его. Нужно было просто немного отогнать животное. Я присел с ружьем наизготовку, придерживая собаку за поводок, и ждал. Прежде чем окончательно уйти, медведь несколько раз фыркнул. Если бы Джонни вовремя не залаял, медведь, вероятнее всего, вышел бы прямо на нас. Поэтому я тогда решил перестраховаться и забрал его на ночь в палатку. С Джимми и Уиллом я тоже чувствую себя в безопасности, хотя им всего лишь год от роду. Их бесстрашие не подвергается никакому сомнению. Может быть, они даже чересчур смелые, но все равно я скучаю по Джонни. С ним у нас была настоящая связь. Он понимал меня с первого же звука или взмаха руки, словно читал мои мысли, и выполнял все абсолютно точно.

Я открываю глаза в половине десятого утра. Солнышко ярко освещает стену палатки. Мое тело уже привыкло к активной работе, поэтому просыпаюсь рано и без труда. Теперь я менее раздражителен по утрам и не ощущаю никакой боли. Но я никогда не вскакиваю с постели и не встаю на лыжи сразу. Мне нравится немного понежиться в постели, помечтать о путешествиях, в которые когда-нибудь отправлюсь. Думаю о Джулии, о том, как мы встречаем вместе каждое утро, завтракаем в теплом уютном доме, я пью ароматный кофе (Джулия его не любит), а вокруг просторно и уютно, и мы можем пойти куда угодно. Теперь, чтобы привести себя в порядок, я выхожу из палатки, и собаки сразу бросаются за мной. Когда они выходят, то задевают все, что встречается им на пути, в том числе опоры палатки, и тащат за собой мою одежду.

Я захожу обратно, и собаки следуют за мной точно таким же образом. Кажется, они абсолютно уверены, что в дверь нужно не входить, а прямо-таки влетать. Им кажется, что входить и выходить необходимо обязательно вместе и обязательно в то же время и что они вдвоем, большие и неуклюжие, непременно пройдут в узкий проем. Если бы это не угрожало устойчивости палатки, я бы нашел их поведение забавным. Они покидают палатку с большим удовольствием, нежели возвращаются, словно бросают вызов новому дню и всему миру. Когда со мной был Джонни, по утрам он выскакивал из палатки и громко рычал только тогда, когда это было необходимо.

Как только мы познакомились с Джулией, я познакомил ее с Джонни. Она сразу же ему понравилась, как позднее понравилась и Джимми с Уиллом. Когда она рядом, собаки не замечают моего присутствия. Они души в ней не чают и делают все, что в их силах, дабы привлечь ее внимание. С первой же нашей встречи я восхищаюсь Джулией. Мои чувства не угасают. Я знал, что она обладает докторской степенью, но это меня совсем не испугало. Джулия заставила меня почувствовать себя иначе. С ней мне свободно и хорошо. Я увидел ее необыкновенный ум и какую-то сверхъестественную способность понимать людей. С помощью всего нескольких слов она может сформулировать идею, которую я обсуждаю с ней часами, и благодаря этому рядом с ней мне очень спокойно. Иногда она знает, что я хочу ей сказать, даже когда я сам до конца не уверен.

4 апреля 2007 года, в 18 милях от Кайаны

Днем я приближаюсь к предместьям Кайаны. За два часа пройдено девять миль, и сейчас я пребываю в очень хорошем настроении. Немного уменьшаю скорость и позволяю собакам поиграть. Прошло восемь суток, и надо отметить, я полностью придерживаюсь своего графика. Сегодня Джимми с Уиллом отмечают свой день рождения, поэтому я разрешаю им есть столько, сколько они пожелают и развожу для них их любимое сухое молоко. Я взял с собой его побольше на тот случай, если они поймают дикобраза и у них во рту останутся иглы. Как-то, когда Джонни напал на большого дикобраза в долине реки Юкон, мне пришлось отпаивать его молоком в течение нескольких дней. Пока я не извлек из его пасти все колючки, молоко было его единственной пищей.

Наконец я удаляюсь от покрытой льдом реки и приближаюсь к городу. Ко мне подходит мужчина, по имени Гленн, школьный учитель и охотник. Это очень шумный человек, который говорит так громко, будто пытается перекричать огромную машину. Он проверяет ловушки и хвастается, как на днях поймал рысь.

– О, я все сделал по законам нашего жестокого мира, – говорит Гленн и в красках описывает, как подстрелил попавшуюся в ловушку кричащую рысь из двадцатидвухкалиберной винтовки. – Когда она увидела, что мы приближаемся, то так закричала, словно поняла, что пришел ее последний час.

По словам Гленна, он знает лес как свои пять пальцев и слывет самым упрямым и грубым человеком в округе.

– Я здесь самый жестокий мужчина, – гордо заявляет он.

Понимая, что в этой деревеньке от силы всего двенадцать здоровых сильных мужиков, я вовсе не пугаюсь. Вообще его дружелюбие мне нравится, а вот хвастовство совсем не привлекает. Но все равно в его поведении чувствуется какая-то искренность. Он служил в «зеленых беретах»[7]7
  Десантно-диверсионные войска США (прим. пер.).


[Закрыть], но никогда ни перед кем не заискивал – «в отличие от многих я никому не целовал задницу, чтобы продвинуться по службе». Сейчас он обучает пятиклассников и разговаривает с ними, как командир с новобранцами.

Я поднимаюсь на небольшой холмик и иду в магазин, чтобы купить еду. Затем схожу на почту, чтобы забрать свою посылку Мой младший брат Рик и его четырехлетний сын Майкл передали мне готовые обеды, батончики и огромное количество корма для собак. Еды, которую я отправляю сам, увы, всегда не хватает. К счастью, меня спасают Рик, Джулия, мои родители, старший брат Майк и родители Джулии. Дни и ночи напролет я могу обходиться совсем небольшим количеством пищи, зная, что энергетические запасы помогут мне продержаться. Но временами их все равно нужно пополнять, чтобы восстанавливать силы. Поэтому очень хорошо, что здесь есть продуктовый магазин.

Деревенские собаки, точно старые сломанные снегоходы, привязаны у входа в дом. Когда мы проходим мимо, они начинают скулить и лаять, но это все напоказ. Вот что происходит с собаками, если их не дрессировать. Такую картину можно наблюдать практически в каждой деревне на Аляске. Не понимаю, зачем люди заводят собак, если с ними не занимаются. Несчастные животные превращаются в маленьких монстров, которые находятся в чрезвычайно возбужденном состоянии от переизбытка энергии. Вот так они и проводят зиму – посаженными на цепь, и единственное место, где они могут спрятаться от холода, – маленькая деревянная конура. Наверное, это для них настоящая пытка. В Коцебу Джимми с Уиллом обычно подбегали к таким собакам, пытались с ними поиграть, сейчас же они уже не обращают на них внимания. Кажется, такая реакция только раззадоривает привязанных собак. Джимми с Уиллом помечают дворы, иногда всего в нескольких футах от свирепых «товарищей», и уходят прочь, гордо подняв голову.

5 апреля 2007 года, Кайана

Я прихожу в класс к Гленну, чтобы поговорить с ним о деревне и подзарядить фотоаппарат и телефон. Здание школы – одно из самых красивых и высоких в округе. Новое, сияющее, с колоннами, оно возвышается над вечной мерзлотой. Вход загораживают широкие, покрытые сталью решетки. В течение нескольких следующих месяцев точно такие же здания я увижу в любой деревне, встречающейся на пути.

Я захожу к Гленну в класс.

– Заходи, – говорит он. – Сейчас я распечатаю тебе кое-какие карты.

– О, да это здорово! – откликаюсь я.

В это время Гленн повышает голос на одного из своих учеников.

– Керри, подбери этот мусор и захлопни дверь! – приказывает он, но девочка игнорирует его и продолжает идти к выходу. Гленн возвращается к своему компьютеру.

– Куда ты направляешься? – уточняет он у меня.

– Сначала я хочу проехать вдоль реки Амблер, а далее отправлюсь к Анактувук-Пасс.

– Это долгий путь. А как ты будешь перебираться через горы?

– Я планирую перейти через Накмактуак-Пасс.

Гленн распечатывает карту местности и изучает ее так внимательно, как будто он сам собрался в путешествие.

– Хм, похоже, тебя ждет немало препятствий. Вот здесь очень крутые склоны, а тут будет очень много воды, – говорит он, указывая то на одну, то на другую точку.

– Да, знаю. Если понадобится, я могу переждать недельку, – отвечаю я, хотя знаю, что сидеть и ждать точно не буду. Я буду продолжать путь.

– Чтобы обогнуть эти ущелья, тебе придется забраться на эту гору и спуститься по вот этому склону, – говорит он.

Тут в дверь заглядывает другая преподавательница. Пока они разговаривают, я тихонько отхожу и смотрю в окно. Когда она уходит, Гленн возвращается к столу и мы заканчиваем работу с картой.

– Она меня не любит. Здесь меня вообще никто не любит, потому что я не участвую в интригах, – говорит он и снова обращается к карте.

– У тебя есть ружье? – спрашивает Гленн.

– Да.

– Какое?

– Дробовик.

– О, двенадцатикалиберный? – интересуется он, в глазах появляется блеск.

– Ага, с патронами и трехдюймовыми снарядами с выемкой в головной части.

– Сойдет, – говорит он. – Никогда не знаешь, когда появятся медведи. Всегда нужно быть готовым. Скоро они проснутся.

Я заканчиваю заряжать батарейки и благодарю Гленна за карты, хотя я дважды предупреждал его, что они у меня есть. Он дает мне свою карточку, чтоб я смог позвонить домой Джулии. Я хочу поговорить с ней несколько минут, просто чтобы узнать, как дела.

– По голосу у тебя все нормально, – говорит она.

– Правда?

– Да. Чувствуется, что ты уверен в том, что ты делаешь.

Я не признаюсь, что на самом деле почти каждый день меня посещают сомнения. Но я заставляю себя идти до конца и выполнить обещание, которое дал себе до путешествия. Я прекрасно знал, что если вернусь домой раньше срока, то буду очень сожалеть.

– Я действительно чувствую себя прекрасно, – отвечаю я. – Вот прикупил еды и сейчас буду отдыхать. – Не хочу спрашивать ее о том, чем она занимается, пока нахожусь в экспедиции. Мы еще немного разговариваем, но времени все равно мало. – Что ж, я, наверное, пойду. Я взял карточку у одного парня. Не хочу, чтобы из-за меня он влез в долги.

– Хорошо. Береги себя, – говорит она. – Я скучаю по тебе.

– Я тоже очень скучаю по тебе, – и мы оба вешаем трубку.

Жестокие морозы и затраченные в течение последних двух недель физические усилия словно притупили мои чувства. Все, о чем я теперь мечтаю, – поесть, отдохнуть и укрыться в каком-нибудь уютном теплом месте. Я как будто отупел. И даже не в состоянии думать о наших отношениях. Обычно дома одна только мысль о предстоящей встрече с Джулией приводила меня в восторг. Я представлял, как буду радовать и удивлять ее. Сейчас все совсем по-другому. Может быть, она принимает мою физическую усталость за душевную, но это всего лишь способ выживания. Ночью я не вижу ее в своих снах. Я вижу какое-то теплое место и женщин, но не каких-то конкретных, это собирательный образ.

В этой прекрасно обустроенной школе я, грязный и небритый, чувствую себя не в своей тарелке. Здесь все сверкает чистотой. Благодарю Гленна за гостеприимство, затем возвращаюсь за батарейками. На выходе я поскользнулся и чуть не упал. В это самое время молоденькая учительница ведет своих учеников осваивать лыжи. Не думаю, что они заметили меня. Я немного наблюдаю за тем, как они тренируются и даже машу им рукой. Интересно, можно ли жить в этой деревушке и при этом иметь нормальный доход? В какой-то момент мне захотелось поселиться здесь, но, сразу понял, что это не для меня. В этих местах нормально жить могут только учителя, индейцы и пенсионеры. Если бы у меня было немного денег в кармане, я бы предпочел поселиться в самом сердце дикой природы, а не влачить жалкое существование на опушке леса, надеясь на то, что его скрасят остатки общества. Понаблюдав еще немного, я обхожу школу, отвязываю собак и иду к своей палатке, которую установил у реки.

Вечером небо довольно чистое. Я сижу на береговой насыпи. Здесь уже совсем нет снега. Отдыхаю на твердой, замороженной земле, даже вытягиваю ноги. Ветра нет, но очень холодно, и мое дыхание превращается в клубы пара, как будто я курю. Гляжу на противоположный берег, на леса, раскинувшиеся у подножия гор Уоринг, насчитываю около двенадцати вершин. Большинство из них круглые, а склоны довольно пологие. Ели растут повсюду до перевалов, которые выходят к реке Селавик. Я представляю себе, как бреду по одному из перевалов, изучаю девственные территории вокруг меня и изумляюсь открывающемуся мне совершенству. Горы, горы, везде горы, кажется, они никогда не кончатся. Но я упорно держу свой путь на восток, в необитаемый центр Аляски, и твердо знаю, что добьюсь своего.

Предание аборигенов

6 апреля 2007 года, в 100 милях от Амблера

Около полудня я покидаю Кайану. Санки невыносимо тяжелые. Необходимо дважды проверить карты, чтобы случайно не выйти к реке Скуиррел. У реки Кобук есть несколько притоков, и к тому же она делает очень крутой поворот. Именно здесь берет начало Скуиррел, напоминающая Кобук. По невнимательности я могу перепутать реки и пройти несколько миль на север к горам Бэрд, прежде чем пойму, что выбрал неправильное направление.

Если бы не следы, оставленные снегоходами, я бы вряд ли смог проходить более трех миль в день. Я хочу во что бы то ни стало успеть до начала весеннего половодья, поэтому ни в коем случае нельзя тратить время зря. В некоторых местах лед уже настолько прозрачный, что под ним видна зеленая бездна. Я вижу ее настолько ясно, что кажется, будто и нет никакого льда. Однако точно знаю, что он есть – причем толщиной несколько футов. Но все равно я волнуюсь.

Ближе к середине реки мое волнение усиливается. Мышцы напряжены так, словно я стою на отвесной скале у берега моря и готовлюсь к прыжку.

– О, Боже мой, Боже мой, во что я ввязался? – вопрошаю я сердито.

Чтобы вернуть хладнокровие, спешу к берегу, но на поворотах все равно возвращаюсь. Если бы я все время придерживался берега, то проделал бы двойной путь. Трудно идти по такой извилистой реке – приходится то пересекать ее, то обходить, из-за этого тратится много времени. Вообще мне это не очень нравится, но таким же путем шли снегоходы.

На очередном повороте я все время беспокоюсь, что лед слишком тонкий. Лучше придерживаться берега, хоть там и образовались огромные сугробы. С каждым шагом мои лыжи проваливаются на фут. Таким образом мы идем около двух часов, пока собакам не становится совсем невмоготу тащить повозки по такому глубокому снегу. Мы устаем, и я принимаю решение вновь идти по центру реки, по следам снегоходов. Убеждаю себя, что до того, как лед станет слишком тонким, чтобы удержать нас, есть еще как минимум пара дней. Я не могу провалиться. Ведь вытащить себя я точно не сумею. Тяжелые сани обязательно потянут меня ко дну, и бурный поток тут же унесет меня. Кобук – очень большая река, ее огромные волны сметают все на своем пути. Боюсь, все мои попытки спастись будут напрасными. Я очень надеюсь на появление снегохода, чтобы пойти по следам, которые он оставит, но чем дальше я отхожу от Кайаны, тем слабее становится моя надежда.

Ночью мне приснился кошмар. Больной и уставший, я лечу домой, так и не закончив свое четырехмесячное путешествие. В прошлом у меня бывали случаи, когда по этим причинам приходилось возвращаться раньше. Лишь некоторое время спустя я осознавал весь ужас произошедшего и жалел, что не могу вернуть все назад. В этот раз я не хочу наступить на те же грабли. В этом моем сне я вновь захотел вернуться на Аляску, чтобы продолжить экспедицию, но уже не мог. У меня не было денег, и мне снова пришлось выйти на унылую, однообразную работу. Проснувшись и убедившись, что я по-прежнему один на один с арктическим холодом и неприятностями, а вокруг меня тот же белоснежный пейзаж, я почувствовал облегчение. Если со мной или с собаками не произойдет что-нибудь серьезное, я буду продолжать путешествие, пусть даже проходя по одной миле в день.

На следующий день снег становится более глубоким. На поиск подходящего места для привала я трачу на два часа больше времени, чем предполагал. Прежде чем отправиться в дальнейший путь к хвойному лесу, до которого еще около пятидесяти ярдов, мне необходимо немного отдохнуть в тени ив. Под ними меньше снега, что для меня значительно удобнее. Но ивняк здесь очень густой и занимает почти несколько миль. Чтобы установить палатку на рыхлом снегу, потребуется время, поэтому я продолжаю придерживаться ранее выбранного направления, надеясь, что найду какой-то проход. Вечером, за час до захода солнца, я сдаюсь и принимаю решение остановиться у залива Тринити, но он покрыт льдом, и я даже не могу его найти. Не буду терять время на поиски. Вместо этого я выбираю местечко в нескольких футах от реки, где ивы или вырублены, или сожжены. Удивительно, что здесь, на берегу, снег настолько глубок. Я утопаю в нем по колено. Снимаю лыжи и трачу еще час на подготовку места для палатки, работаю до ночи. Абсолютной темноты здесь не бывает, поэтому вижу я достаточно хорошо. Спускаюсь к реке, убираю снег и колю лед. Полученной воды мне должно хватить на вечер и завтрашнее утро. Я использую речной лед, потому что снег здесь отвратительный. Поскольку температура все еще держится ниже нулевой отметки, других источников воды больше нет.

На следующий день я различаю на снегу следы медведя гризли. Однако морозы по-прежнему сильные, и я думаю, сейчас, когда нечего есть, медведь не покинет свою берлогу окончательно. Вдоль берега промелькнула лисичка. Джимми тут же ее замечает и приходит в возбужденное состояние. Он натягивает веревку как сумасшедший. Уилл следует его примеру. Так они пробегают около ста ярдов до тех пор, пока лиса не скрылась от нас в лесу. Мы продолжаем путь. Порой кажется, что у этих собак одни мозги и чувства на двоих. Иногда, когда кто-то из них замечает животное, другой тут же оглядывается на товарища, чтобы выяснить, на что же тот смотрит. Второй пес внимательно изучает позу первого и почти мгновенно чует тот же запах, который привлек его внимание. Это очень похоже на то, как птицы в стае одновременно меняют курс, реагируя на особые сигналы, которые они посылают друг другу с молниеносной скоростью. Собаки приходятся друг другу родными братьями, они вместе с самого рождения, поэтому между ними и существует такая тесная связь.

Лыжи и санки немного съезжают в сторону: на середине реки лед не совсем ровный. Думаю, не будет ли мне лучше идти вдоль реки по земле. Довольно странно, что лед здесь такой покатый. Я боюсь, что в некоторых местах он может быть очень тонким, поэтому нужно подъехать поближе к берегу. Лед необычайно скользкий. Он стал таким за последние несколько дней в результате того, что лежавший вдоль берега снег растаял, а потом снова застыл. Чтобы не скользить, втроем пытаемся идти по ивовым ветвям, которые торчат в нескольких местах, но боюсь, что скоро их не будет, и весь оставшийся путь нам придется проделать, полагаясь только на себя. Мы остались на берегу, но этот участок пути заставляет меня понервничать. Если я потеряю опору, то мы будем катиться сорок или пятьдесят ярдов. Поверхность льда кажется мне довольно странной – шероховатая, переливается на солнце, из-за чего я не могу различить на ней возможные трещины или дыры. Это вовсе не белый плоский лед, к которому я привык. Думаю, он может не выдержать нашего веса. Я стараюсь держаться как можно ближе к берегу, к раскидистым ивам. Через несколько минут мы проходим опасный участок, и лед снова становится гладким и белым.

Должно быть, пару дней назад здесь проходили соревнования на собачьих упряжках. Примерно каждую милю мне попадаются ботинки для собак. Они намного меньше, чем у моих псов. Я использую их, чтобы защитить лапы, ведь очень тяжело столько миль бежать по твердой ледяной поверхности. Снегоход, сопровождавший гонку, сломался. Его прицепили к другому, который пришел ему на помощь, и теперь два снегохода направляются в Кайану. Мимо меня идут трое мужчин. Они останавливаются около палатки.

– Куда путь держите? – интересуется один из них, плотный и круглолицый. У него в снегоходе есть магнитофон и маленький обогреватель. Сама машина новая и довольно большая. Мужчина одет во все черное и по виду новое.

Мужчина вовсе не городской житель, его развязность и манера постоянно жевать жвачку здесь совсем неуместны.

– Я еду в Амблер, – отвечаю я, предпочитая не упоминать о втором этапе маршрута. Не уверен, что они мне поверят.

Человек в черном смотрит на меня с усмешкой.

– Вам встречались какие-нибудь животные? – спрашивает другой.

– Только лиса.

Они нахмурились. Должно быть, они рассчитывали, что я расскажу про какого-нибудь более крупного зверя. Думаю, они охотятся даже тогда, когда сезон еще не открыт.

– Кажется, на днях мы видели Вас в Кайане, – говорит один из них.

– Возможно. Я покупал там еду.

– За такое короткое время Вы прошли довольно много.

– Наверное. Но если бы не снег, я бы потратил еще меньше времени, – говорю я, пожимая плечами.

Засовывая конфетку в рот, круглолицый мужчина поворачивает к снегоходу. Они желают мне удачи и продолжают свой путь.

Я приближаюсь к национальному парку Кобук-Валли. Снегоходов здесь больше не видно. Дует сильный ветер, идет снег, и я принимаю решение идти на лыжах только четыре часа. К концу дня начнется метель, и нас заметет с головы до ног. Восточный ветер дует прямо в лицо, обжигая нос и щеки. Единственный выход – найти какое-нибудь пристанище. Вдоль берега реки тянутся двадцатифутовые насыпи, но мне удается отыскать более менее пологий участок. Я нахожу местечко около берега, под елями, где снег не такой глубокий. Отвязываю санки и, поднимаясь по заснеженному склону, постепенно переношу наверх свою экипировку Устраиваться на привал – дело нелегкое. Я с каждым шагом утопаю в снегу. Нормально идти не получается. Я падаю и вновь поднимаюсь, а иногда оказываюсь в снегу чуть ли не по пояс.

Разобрав снаряжение, приступаю к установлению палатки. На это уходит час или два. Как только все готово, мы без промедления заходим внутрь. Когда стоят такие суровые холода, как сейчас, приходится готовить еду в палатке. Я кормлю собак, пью немного какао и ем колбасу, полученную в Кайане. Джулия послала мне ее вместе с другими закусками и несколькими журналами. Один из них, «Спорт в картинках», я, пожалуй, использую для костра.

8 апреля 2007 года, в 82 милях от Амблера

Сегодня я весь день провел в палатке. Дуют такие неистовые ветра, что кажется, будто это шумят волны океана, прибиваемые к берегу. Только шум длится несколько дольше. Снег прекратился, но небо по-прежнему затянуто тучами. Облака нависли над рекой на высоте около двух сотен футов. Кажется, они так и ждут того момента, когда я начну собираться. Но сегодня я никуда не пойду. Такой сильный холод мне совсем не по душе, и вряд ли мне понравится сейчас идти на лыжах. Я прихожу в отчаяние при мысли о том, что моим единственным возможным пристанищем может стать только палатка. Иногда я даже останавливаюсь и проверяю, не потерял ли ее. Если это случится, то обреку нас на верную гибель. Не знаю, спасет ли меня укрытие в снегу. Да и вообще не уверен, что сумею его построить и не отморозить при этом руки и ноги. Пробовать мне совсем не хочется, хотя я уже не раз прокручивал в голове возможный сценарий: представлял, как буду его строить, где, с помощью каких материалов, какого оно будет размера, что послужит дверью и полом. Когда решается вопрос жизни и смерти, нужно все продумывать заранее. А еще лучше заранее проделать все необходимые действия. К сожалению, укрытия из снега я не строил – у меня просто не было сил. Но я все время об этом думаю, обращаю внимание на подходящие для строительства места. Там, где я нахожусь сейчас, боковое укрытие не организуешь. Лучше выкопать яму, дно укрыть еловыми ветками. Сверху положу подушки, возможно, ткань от палатки. Если же я потеряю ее, то, чтобы спастись от холода, придется использовать что-то еще. А сверху накрыть ветками. Надо будет обязательно загородить вход от ветра. Надеюсь, что этот сценарий так и останется только в моих мыслях. Поэтому я очень берегу свою дорогую палатку.

Наступает вечер. Завывания ветра не прекращаются. Деревья и палатка очень сильно раскачиваются. В такой ветер собираться в путь опасно. Не думаю, что смогу уйти отсюда, если погода не изменится. Ураган может продолжаться несколько дней, а мне нужно прибыть в Амблер до таяния льда. Если я опоздаю, то придется идти не по реке, а по берегу, что значительно увеличит путь. Все это очень неприятно. Готовлю на обед суп из колбасы и чечевицы. Варю его на несколько минут дольше, чем нужно, чтобы избавиться от подгоревших иголок, прилипших ко дну кастрюли. Возможно, они попали сюда вместе со снегом, упав при очередном порыве ветра. Их тут же присыпал свежий слой снега, поэтому я их и не заметил.

9 апреля 2007 года

Сейчас утро. Ледяной ветер по-прежнему не прекращается. Он берет свое начало в горах с северной стороны реки Кобук и доходит до самого Кобук-Валли. Никаких признаков того, что ветер скоро прекратится, нет, но я все-таки решаю начать сборы. Чуть раньше я слышал белку. Говорят, это хорошая примета, которая свидетельствует об улучшении погоды. Но белка убежала. Ветер здесь более холодный и дует намного сильнее, чем на побережье у бухты Хотем. Температура воздуха, должно быть, около 0 °F, а скорость ветра – 30 миль в час. Вообще сам по себе мороз не страшен, но ветер, даже самый слабый, делает путь еще более трудным и опасным. Пальцы рук и ног можно отморозить буквально за несколько секунд.

Через некоторое время я выхожу из палатки и пробую начать собираться. Снимаю с санок покрывало и аккуратно вычищаю снег. Отцепляю алюминиевые дуги от пояса. Затем наклоняю санки таким образом, чтобы было удобно сразу же съезжать к реке, разворачиваю их и начинаю грузить. Уже через десять минут чувствую, что продрог до костей. Бросаю свое занятие и возвращаюсь в палатку. Некоторое время пальцы очень сильно болят. Сегодня все-таки слишком холодно, чтобы трогаться в путь. Лучше я проведу остаток дня в размышлениях. Кроме того, мне нужно время, чтобы набраться сил и приготовить побольше еды. Вынужденная двухдневная остановка заставила меня лишний раз подумать о людях, которых мне не хватает. Я беспокоюсь за Джулию. Сможет ли она дождаться моего возвращения? Иногда я звоню ей по мобильному, но это довольно дорого, и мы все равно не можем нормально поговорить. Обычно я слишком устаю, чтобы скучать, да и времени, как правило, у меня нет. Сейчас совсем другое дело. Наверное, Джулия тоже думает обо мне, о том, чем я занимаюсь изо дня в день.