Текст книги "Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой"
Автор книги: Дейв Метц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Перед уходом, раз уж я вторгся во владения рыси, обязательно оставлю для нее немного собачьего корма. Правда, я совсем не уверен, что она его съест. Но это единственное, что я могу для нее сделать. И потом здесь есть магазин, поэтому собаки так и так не останутся голодными.
На Аляске совсем не встречаются пумы. Думаю, они не выдержали бы конкуренции с волками. Пумы не могут охотиться на северных оленей и лосей: первые для них чересчур быстрые, а вторые – слишком крупные. Волк, в отличие от пумы, обладает огромной выносливостью, которая и помогает ему догнать оленя. Пума способна развивать огромную скорость, но только на короткий промежуток времени. Вряд ли это возможно в условиях Аляски. Мне кажется, что волк и пума могут сосуществовать только в районах, покрытых густыми лесами, как, например, горы Айдахо. Там пума спасается от стаи волков, забираясь на высокие деревья. Вообще встреча с волком один на один не представляет большой опасности. Но, как правило, где один волк, там и другие. Наверное, рыси также приходится искать деревья, поскольку ее среда обитания граничит со средой обитания волков.
16 апреля 2007 года
Я надеваю три пары носков, специальные ботинки и отправляюсь на почту с пустыми санками. Перед тем как войти, вытираю ноги о металлическую решетку Меня приветствует мужчина лет пятидесяти.
– Чем могу Вам помочь? – спрашивает он с улыбкой.
– Мне нужно забрать посылки, – отвечаю я и называю свое имя.
– Ах, да, – говорит он таким тоном, как будто уже давно ждет меня. – Для Вас тут приготовлены несколько ящиков.
Затем он заполняет какой-то бланк и уходит, а вскоре возвращается с одной из посылок. Так постепенно, один за одним, он приносит все пять ящиков. Они довольно громоздкие и с трудом умещаются в крохотной приемной. В это время появляется другой мужчина, который спокойно встает в очередь и не делает вид, что он очень возмущен и торопится по важным делам. Пытаясь как следует упаковать свои вещи, поворачиваюсь к нему и неловко улыбаюсь.
– Совершаю небольшую лыжную прогулку, – оправдываюсь я.
При этом сообщать ему, откуда и куда направляюсь, мне совсем не хочется. Думаю, далеко не каждый способен понять, по каким причинам человек решил отправиться в такое длительное путешествие, в течение многих недель проходить сотни миль и преодолевать тысячи опасностей. Большинство считают, что я зря теряю время.
– Откуда Вы идете? – интересуется он.
– Из Коцебу. Я отправился в путь три недели назад.
– Ого, это здорово! – восклицает он.
Но я все равно не хочу рассказывать ему, куда держу путь. Я не скажу, что собираюсь дойти до Анактувук-Пасс и до хребта Брукса. Он все равно мне не поверит. Почти все мои друзья и родные поверили в это с трудом, все, за исключением Джулии и Джефа, друга детства. Джулия очень поддерживала меня. За несколько месяцев до начала экспедиции я посвятил ее в свои планы. Мне казалось, что она скажет что-то вроде «О, Боже мой» или «Ты уверен, что тебе это под силу?». Именно так реагировали многие. Многие, но не моя Джулия.
Один из ее родственников написал по электронной почте: «Не могу поверить, что кто-нибудь в принципе на такое способен». Прочитав это, я ощутил некоторое замешательство, но ни на секунду не усомнился в своих возможностях. Чье-то скептическое отношение не могло поколебать моей уверенности. Это путешествие я обдумывал в течение многих лет и морально был абсолютно готов к нему. Я прекрасно осознавал, что значит перейти Аляску. Многочисленные тяготы и лишения, опасности, которые будут лежать на моем пути, совсем не пугали. Положительное отношение Джулии к тому, что я задумал, придало мне немало сил. Она сразу стала моим верным союзником. Когда я обсуждал с ней возможные маршруты, она всегда улыбалась и говорила: «Прекрасно, здорово». Джеф также очень быстро встал на мою сторону. Перед тем как отправиться в путь, я разыскал его, зная, что могу положиться на него. Я был уверен, что для него мое путешествие не станет чем-то из ряда вон выходящим. Как никто другой, он понимал, что ничего важного и стоящего в современном мире нет и я ничем не рискую. Да, Джеф всегда так думал. Его отличал очень широкий взгляд на самые сложные обстоятельства. Неприятности и даже бедствия не пугали его, казались ему жалкими и ничтожными. Всякий раз, когда я начинал сомневаться в себе, я обращался к нему.
Спасибо Вам, мой дорогой брат Рик, племянник Майкл и Джулия. Благодаря Вам у меня есть девяносто фунтов собачьего корма, который я сейчас отвезу в палатку. Собакам сейчас дорога каждая крошка. Погружаю ящики на санки и иду обратно. По пути захожу в школу, чтобы подзарядить телефон и фотоаппарат, как в Кайане. Недалеко от входа заметил женщину, которая сидит за столом и что-то пишет.
– Добрый день, – здороваюсь я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче и вежливее. Не хотелось бы, чтобы она мне отказала. – Я путешествую на лыжах. Не позволите ли Вы подзарядить фотоаппарат и телефон?
В это время заходит мужчина, должно быть, директор. Женщина передает ему мою просьбу. Думаю, школьные учителя и представители администрации больше остальных жителей привыкли к путешественникам.
– Да, разумеется. Вы можете воспользоваться вот этими розетками, – отвечает он.
– Замечательно. Спасибо Вам огромное, – говорю я.
Директор выходит. Я ставлю на зарядку телефон и фотоаппарат, сообщаю женщине за столом, что вернусь через пару часов, и направляюсь к выходу. Навстречу мне идут трое учителей – женщина и двое мужчин. Они справляются о том, кто я и куда направляюсь. Отвечаю, что к Анактувук-Пасс. Учительница очень добродушно воспринимает мои слова и утверждает, что это просто прекрасно.
Мужчины же, напротив, относятся ко мне с недоверием. Они задают скептические вопросы, типа «А как Вы собираетесь переходить через горы?» или «А Вы хоть представляете, как это далеко?», как будто я ни разу в жизни не смотрел на карту или это моя первая экспедиция.
– Мне понадобится много времени и терпения, – из вежливости отвечаю я на первый вопрос. – Да, отлично представляю, – таков мой ответ на второй вопрос.
Учитель взглянул на меня с таким удивлением, будто кто-то выстрелил в него из винтовки. Пытаюсь представить ситуацию более правдоподобно.
– Просто у меня есть целых три месяца, и перед возвращением домой я хочу узнать, какое расстояние мне под силу преодолеть.
Провести четыре месяца на дикой природе – вот истинная цель моего путешествия. Для меня это намного важнее, чем покорить «Ворота Арктики». Ну и кроме того, я уверен, что полет из Далтона обойдется мне намного дешевле, чем откуда-либо еще. А может быть, я смогу добраться до Фэйр-бэнкса автостопом.
В конце дня, полностью зарядив фотоаппарат и телефон, я вернулся в палатку. Температура установилась на комфортной отметке в 32 °F, и я могу разбирать свежие запасы еды прямо на улице в одном только свитере. Сперва я раскрываю все ящики и внимательно изучаю их содержимое. Тут же поглощаю несколько шоколадных батончиков (на это уходит не более десяти минут) и с помощью досок от старого деревянного шкафа и упаковочной бумаги развожу костер. Он разгорается очень быстро. Упаковку, которая не годится для разведения костра, перед уходом нужно выбросить в мусорный ящик, я видел его неподалеку от бакалейной лавки на окраине города. Вообще один вид мусорной свалки весьма красноречиво свидетельствует о том, сколько отходов оставляет человек. Эти отходы необходимо перерабатывать.
С таким количеством еды чувствую себя настоящим богачом. В палатке я постоянно ем, так как знаю, что могу купить еду в магазине. Для меня очень важно как следует поесть перед дальней дорогой. Чем больше калорий мы с собаками потребим сейчас, тем легче нам будет потом. И чем больше еды я смогу увезти из Амблера, тем легче будет преодолевать Анактувук-Пасс. У меня есть два десятка бубликов, которые я намереваюсь уничтожить за пару дней. Они довольно большие и занимают много места. Лучше я возьму с собой побольше чечевицы. Хотя она тяжелее, ее удобнее упаковывать: она более «компактна», но при этом по калорийности не уступает выпечке. Впереди у меня путь длиной 300 миль, и необходимо как следует запастись драгоценными калориями. Да, у меня с собой много еды, и поначалу я не смогу развить высокую скорость. Но в то же время благодаря этому я смогу хорошо продумать дорогу к Анактувук-Пасс. Если честно, я до конца не знаю, что именно ждет меня и с какими опасностями могу встретиться. О маршруте я могу судить только по картам, но они не дают достаточно точного и всеобъемлющего представления. Я вовсе не уверен, что вообще смогу добраться до Анактувук-Пасс. Кроме того, если буду передвигаться слишком быстро, то прибуду к горам до того, как стает снег, а это совсем нежелательно. Да, конечно, прежде чем я начну идти пешком, мне понадобится немало снега, чтоб добыть из него воду. Но все-таки я хотел бы пройти некоторое расстояние по реке Амблер до того, как она начнет таять. Ведь моя поклажа действительно очень тяжела, поэтому везти ее на лыжах будет намного легче. Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы идти быстрее, но если мне не повезет, то, по крайней мере, у меня будет достаточно еды, чтобы можно было переждать, пока снег и лед не исчезнут окончательно.
17 апреля 2007 года
Утром я внимательно осматриваю аккуратно сложенные накануне узлы. Хм, интересно, как уместить всю эту еду в санях. Выглядываю наружу. На иве, стоящей неподалеку от палатки, уже набухли почки, а на одной из ветвей сидит птица ореховка. В воздухе чувствуется запах весны.
Одна из моих сумок целиком заполнена бобами – она весит около тридцати фунтов. В другой, весом пятнадцать фунтов, лежат энергетические батончики, шоколадки и разнообразные закуски. В третьей – пятнадцать обедов-полуфабрикатов. Еще одна, «смешанная», сумка весит тридцать фунтов. И это я еще не говорю о девяноста фунтах собачьего корма. Да, и все это надо как-то уложить в сани. Сейчас задача кажется абсолютно нереальной, но, путешествуя по Аляске, я не могу пожертвовать ни граммом еды. Кто знает, какие трудности меня подстерегают впереди и сколько пищи мне может понадобиться.
Выкатив сани к берегу, в течение нескольких часов укладываю их. Они должны стоять ровно и по направлению движения: ведь нагруженные сани поворачивать будет намного труднее. Я стараюсь заполнить каждый дюйм. Как могу, утрамбовываю сумки, чтобы уместить все свои запасы.
Поскольку температура заметно поднялась, кое-какие зимние вещи придется оставить. Старый спальный мешок, свитер и запасные лыжи отнесу на свалку и сложу в контейнер, на котором висит табличка: «Доступно всем». Другие предметы, менее важные и нужные, поставлю за коробкой с остальным мусором – не хочу, чтобы они привлекали внимание.
Закончив собираться, я надеваю лыжные ботинки и привязываю собак к саням. Они уже готовы отправиться в путь и подпрыгивают от нетерпения. Пока я собираюсь, они забывают о примерном поведении и начинают выть. Они знают, что мы уходим, но даже не догадываются о том, что ждет нас впереди. Я кладу лыжи прямо перед санями, обращенными к верховью реки и опираюсь на лыжные палки.
– Стойте, ребята, стойте, – говорю я собакам, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более твердо.
Сейчас они уже не тронутся в путь без моего разрешения. Пока собаки не почувствуют, что я тащу сани, они ни на дюйм не сдвинутся с места. Это требует от них немалой выдержки. Время от времени они натягивают упряжку, чтобы проверить вес саней. При желании собаки могут начать движение без моего разрешения, как они поступали в первые дни, и сейчас я бы не смог их остановить, потому что у меня заняты обе ноги. Но они ждут меня. И вот наконец я надеваю лыжи, беру палки, осторожно трогаюсь в путь и шепотом даю команду: «идем». Они только и ждали этого сигнала: тут же припали к земле. А ровно через секунду я услышал, как двухсотфунтовые санки сначала заскрипели, а затем медленно покатились вперед. Красивые тела собак напрягаются от огромных усилий. Мы держим курс к верховью реки, преодолеваем ледяной склон, затем проходим несколько домов, стоящих на берегу, и где-то через час поворачиваем налево и выходим к реке Амблер.
По реке Кобук по-прежнему ездят снегоходы. Полагаю, будет лучше и безопаснее пройти по ней хотя бы еще одну милю до того места, где Амблер сливается с Кобуком. Я стараюсь придерживаться следов снегохода и несколько раз перехожу через Амблер. Стало намного теплее, снег начинает таять, и поверхность совсем нетвердая. Да, начиная с завтрашнего дня, я, скорее всего, больше не буду срезать на поворотах. Не хочу рисковать: ведь вероятность провалиться под лед возрастает с каждым днем. Возможно, где-нибудь высоко в горах глубина составляет всего несколько футов, и идти по льду будет не так опасно. Несколько раз я замечаю на реке волчьи и лосиные следы. Невольно закрадывается подозрение, что в этом районе я не встречу ни одной живой души, и, несмотря на легкое волнение в связи с предстоящим пребыванием на пустынной земле, мое сердце начинает взволнованно биться в предвкушении начинающихся приключений.
Для меня природа – это все. Она делает возможной саму жизнь на планете Земля. Именно благодаря биологическому разнообразию наш мир просуществовал столько лет. Но это далеко не все. Передо мной возникают прекрасные древние леса, а цепи непокоренных гор манят узнать, что же находится за ними. Природа – это бесконечный мир, в нем я могу выбирать любое направление и следовать ему, при этом я абсолютно свободен и самостоятелен в своем выборе. Никакие механические шумы цивилизации еще не проникли сюда. Здесь спокойно, чисто и очень просторно. Это мир диких животных и отважных людей, которые хотят только дышать, есть и жить, а больше им ничего не нужно.
Пылающий мой след
18 апреля 2007 года, в 12 милях от Амблера
Ночью температура заметно повышается, и впервые за время моего пребывания на Аляске начинается дождь. Бешеный ветер дует с такой силой, будто мимо проносится товарный поезд. С каждым порывом все кругом дрожит. Едва успев прилечь, просыпаюсь.
– Что за черт?! – ругаюсь я вслух.
Мне жарко, я вспотел, и мне кажется, что начинаю задыхаться. Раздеваюсь. Приходится снять целых три слоя одежды, и наконец на мне остаются только термобелье и пара носков. Теперь я могу пошевелить пальцами ног, чувствую, как к ним приливает тепло. Ощупываю свое тело. Перед экспедицией я специально набрал несколько лишних фунтов, зная, что стратегический запас жира мне просто необходим. Сейчас мои ребра торчат наружу.
– Хм, выходит, я потерял несколько фунтов.
Утром ветер все еще дует, правда, не так сильно, как ночью. Температура поднимается выше нулевой отметки. На льду образовались небольшие лужицы. Конечно, я могу их обойти, но стоит ли вообще идти по реке? Думаю, теперь нужно передвигаться только по земле. Да, это намного медленнее и сложнее, но я не могу подвергать себя и собак риску провалиться под лед. Выбираюсь из палатки и разрешаю собакам вдоволь напиться из лужи. Тратить время на растапливание льда уже не нужно. Небо затянуто облаками, и я принимаю решение не трогаться в путь, пока оно не прояснится. Мой план таков: осторожно идти вперед к верховью реки и постепенно уничтожать имеющиеся запасы провианта. У меня с собой очень много еды, поэтому могу преодолевать большие расстояния. Постепенно я разгружу сани и перейду на пеший шаг. Поклажа станет значительно легче, и я начну идти быстрее.
Следующий день я пережидаю мокрый снег, принесенный южным ветром. Сегодня трещины на льду становятся просто огромными. Они появляются даже у берега. Я уже слышу журчание реки. Придется вернуться на полмили назад, туда, где я могу идти на лыжах. Но перед этим я сделаю небольшой марш-бросок вдоль Амблера до того места, где в него впадает Редстон. По всему маршруту растут деревья, пройти сквозь которые будет очень сложно, практически невозможно. Редстон – очень широкая река, и у меня есть предчувствие, что, если я попытаюсь ее пересечь, она непременно треснет. Поэтому я возвращаюсь к своему лагерю не солоно хлебавши.
20 апреля 2007 года
Ночью выпало около восьми дюймов снега. Небо по-прежнему темное и серое, но я и так уже задержался на целых два дня и потому чувствую, что должен двигаться вперед. Через несколько часов, когда погода немного улучшается, я начинаю укладывать вещи. Вообще, сборы в условиях мокрого снега – довольно неприятное занятие. Кое-какие предметы экипировки намокли. Постепенно нагружаю санки и укрываю их брезентом. Затем укладываю еду, пытаюсь действовать очень быстро, чтобы она не слишком намокла.
Мы отправляемся в путь днем и, как я и планировал, идем около полумили в обратном направлении. Достигнув северной точки, мы меняем маршрут и движемся на северо-восток по открытому пространству. Надеюсь, наш путь будет легким и мне не придется укрываться от раскидистых деревьев. Сейчас я буквально утопаю в глубоком, рыхлом, только что выпавшем снегу и могу проходить в час не более четверти мили. К подошве лыж я прикрепляю специальные приспособления, что-то вроде альпинистских кошек. Они представляют собой длинные полоски ткани. Одна сторона полоски смазана клеем, а другая, та, что соприкасается со снегом, имеет шершавую поверхность. Эти приспособления помогают мне забираться на холмы и везти тяжелую ношу, не заваливаясь вперед. Кроме того, с их помощью я могу замедлить ход, когда спускаюсь по крутым склонам или когда Джимми и Уилл слишком резво бегут по скользкому льду.
Собаки ужасно устали, но просто стоять передо мной для них настоящее мучение. Периодически им приходится подпрыгивать, потому что снег слишком мягкий и глубокий и идти по нему обычным шагом они не могут. Но отпустить их с цепи я боюсь. Вдруг они убегут далеко, туда, где лед совсем тонкий, и провалятся. Хотя, может быть, я и преувеличиваю опасность. Гладкая, ровная ледяная поверхность манит собак, и они хотят побегать. Но река слишком глубокая, чтобы так рисковать.
Идти по снегу ужасно трудно. Каждый раз приходится прикладывать немалые усилия, чтобы сдвинуть сани с места. Первые сани, большие, служат своего рода опорой для привязанных к ним более легких санок. Чтобы сдвинуть их с места, нужно сперва расколоть сковывающую снег ледяную корочку льда. Необходимо каким-то образом толкать передние сани по узкой лыжне глубиной около двух футов. Я чувствую себя спокойно только на тех участках, где корка льда достаточно тверда и нет риска провалиться. Как бы я хотел, чтобы сани шли ровно и легко! Но они постоянно проваливаются, и сейчас мы можем проходить только одну милю за три часа. Это очень выматывает и наводит ужасную тоску. От отчаяния я ломаю лыжную палку, запихиваю ее под ремни, стягивающие поклажу, и беру запасную, которая длиннее старой приблизительно на три дюйма.
После часа нечеловеческих усилий мы оказываемся на более менее твердой поверхности. Да, мы по-прежнему проваливаемся, но уже не на каждом шагу, а примерно через каждые двенадцать ярдов. Сначала собаки все время спотыкались. Чтобы помочь им, стараюсь идти как можно ближе к краю, но это мало помогает. Иногда я сам падаю, и санки оказываются в той же яме. Им требуется некоторое время, чтобы полностью остановиться. Я очень хочу вытащить сани и пытаюсь увеличить скорость, но мои усилия тщетны. Устраиваю долгий, мучительный перерыв. Затем, в попытке сдвинуть сани с места, снова делаю движение вперед. Основная нагрузка при этом ложится на мышцы брюшного пресса. Думаю, в ближайшие дни пресс будет болеть очень сильно.
Чтобы вернуться к изначальному маршруту и предпринять очередную попытку выйти к Редстону, мы поворачиваем на восток. Подобно большинству рек, он берет начало на севере, в горах, и течет на юг. Чем ближе мы к нему подходим, тем гуще становится лес. Из-за этого собаки несколько раз путают направление. Мы все трое пока еще не научились обходить деревья, и я опасаюсь, что, пробираясь сквозь чащу, могу потерять, по меньшей мере, одну собаку. Они не умеют читать мои мысли, однако Уилл обладает прекрасной интуицией, и я могу вполне довериться ему.
К концу дня мы преодолеваем еще только одну милю и подходим к месту, где можно пересечь Редстон и продолжить путь к Амблеру. Река достигает в ширину не более сорока футов и служит прекрасным каналом. Но она может быть достаточно глубока, и поэтому я все-таки побаиваюсь идти по льду, особенно учитывая, что его покрывает свежий слой снега, который скрывает неровности. Я не вижу ни трещин, ни даже самого льда и не могу судить о его прочности. Оставляю сани, привязываю собак к дереву и направляюсь вперед налегке. Лыжи не снимаю, ведь без них я точно провалюсь. Снег на льду намного тверже снега на земле. Я стараюсь придерживаться берега, иду маленькими шажками и с помощью ледоруба проверяю, нет ли где отверстий. Сначала я очень нервничал, но немного погодя понял, что лед здесь прочный, и успокоился.
Возвращаюсь туда, где оставил сани и привязал собак. Вместе мы идем вдоль реки. Я удерживаю Джимми и Уилла только ценой огромных усилий и благодаря тому, что сейчас решился-таки снять лыжи. Со временем они понимают, что, если я иду медленно, им также следует замедлить ход. До противоположного берега около тридцати ярдов. Я очень надеюсь, что лед выдержит меня, сани и собак. Достигнув цели, снова надеваю лыжи и быстро говорю собакам:
– Приготовьтесь, ребята.
Они оборачиваются, видят, что я готов продолжать путь, и снова отворачиваются.
– Вперед, вперед, – повышаю голос и начинаю тащить сани.
Для них это сигнал, что они могут бежать быстрее. Мы набираем скорость и осторожно ступаем по снегу, при этом не рискуя провалиться.
– Отлично, ребята, молодцы, – перейдя через реку, я чувствую большое облегчение. Теперь нам не придется обходить ее – мы сэкономили несколько драгоценных миль.
На противоположном берегу Редстона я нахожу несколько деревьев, под сенью которых устанавливаю палатку. Под хвойными деревьями снега скапливается меньше, нежели под ивами. Вообще около ив снега всегда больше, чем под другими деревьями, поэтому я стараюсь их избегать. Однако это не всегда удается, ведь именно ивы в основном растут у рек, встречающихся на моем пути.
Ночью меня будит вой волков, раздающийся на той стороне Редстона. Я боюсь, как бы они не подошли ближе, поэтому на всякий случай достаю ружье и кладу несколько пуль в специальное отверстие в палатке. Днем я ношу ружье разряженным, а пули держу в кармане рубашки. Просто не хочу случайно прострелить себе ногу. В случае чего мы сможем справиться с одним, максимум с двумя волками, но не с целой стаей. В моем ружье нет патронника, в нем может находиться только одна пуля, поэтому его нужно перезаряжать после каждого выстрела. Я слежу, чтобы ствол был пуст. Меня совершенно не напрягает спать с заряженным оружием. Однако держать его спросонья я боюсь. Выбирая ружье, предпочел однозарядное, потому что оно намного легче по сравнению с теми, у которых есть патронник. При выборе оружия его вес, наряду с мощностью и универсальностью, является главным критерием. Я купил его несколько лет назад в магазине спортивных товаров. О нем нужно заботиться, точно о маленьком ребенке. У меня с собой маленькая бутылочка масла, и каждые несколько дней я смазываю стальные детали с помощью кусочка хлопчатобумажной ткани, чтобы предотвратить появление ржавчины и грязи. Они могут оказать губительное действие на ствол, на курок или спусковой механизм. Хотя я и старомоден, это современное оружие когда-нибудь может спасти мою жизнь.
Я затаился в ожидании волков. Мне кажется, что вот-вот около палатки раздадутся их шаги, но они не приходят. Наверное, они убежали, как только поняли, что я человек. Ведь люди на Аляске любят охотиться на волков. Те это знают и по возможности сторонятся людей, но если им на пути попадаются собаки, оставленные без присмотра, они непременно убьют их, даже если это большие собаки, как мои. Если волки чувствуют, что поблизости есть собака, они обязательно подойдут к палатке. Стая волков непременно расправится с чужаком, будь то пес, койот или даже представитель их семейства из другого региона. Вот почему на Аляске вы не встретите койота или волка-одиночку.
Однажды мы с Джонни (тогда ему было шесть лет) столкнулись с волками по пути в Канаду. Это случилось в горах МакКензи, на южных склонах. Я как обычно установил палатку в тени деревьев и всю ночь слушал, как грустно и протяжно воют волки. Они не давали мне уснуть. Думаю, таким образом они сообщают друг другу, что поблизости есть добыча. Для них это особый сигнал.
Я затаился и через десять минут после того, как их вой прекратился, отчетливо услышал их шаги. Они передвигались осторожно, но при этом очень быстро, быстрее, нежели бегущая рысью собака. Я начал немного нервничать и распахнул палатку, чтобы Джонни посмотрел, что происходит вокруг. Это была его работа. Если он истошно лаял, это означало, что поблизости есть опасность. Но он пролаял только один раз. А затем, к моему огромному удивлению, Джонни сделал то, чего никогда раньше не делал. Он испугался и пулей вернулся в палатку, как будто почувствовал приближение какого-то грозного посетителя. Естественно, вслед за Джонни и я ужасно испугался. Мало, кто способен до такой степени напугать эрдельтерьера, потому я и ощутил приступ паники. Мое сердце бешено колотилось, а руки дрожали. На минуту я замер не в силах пошевелиться, а потом полуодетый выскочил из палатки и что есть мочи бросился через лес. Я бежал до своего грузовика около двенадцати ярдов. Джонни запрыгнул аккурат передо мной и расположился на переднем сидении. Мы провели в грузовике пятнадцать минут и покинули его только тогда, когда убедились, что волки ушли и нам ничего не угрожает. Их вой раздавался вдалеке, и я понял, что они удалились на безопасное расстояние. Тот страх, который испытал Джонни, столкнувшись с волками один на один, стал одной из причин, почему я решил взять с собой не одну, а двух собак. Вместе они справятся с любой опасностью. В критической ситуации они обязательно помогут друг другу. А если что-нибудь случится со мной, то, по крайней мере, они будут вдвоем.
Ночью температура опустилась ниже нулевой отметки, потому корка льда стала более прочной и идти по снегу поначалу было намного удобнее. Мы с легкостью покоряем несколько холмов. Однако днем потеплело, снег немного подтаял, и я снова начинаю проваливаться. Вскоре мы подходим к Кросс Крик. Он весь занят ивами, которые нам предстоит преодолеть. Снег глубокий и рыхлый. Мне приходится разгружать санки и на себе тащить снаряжение и еду. Река целиком покрыта снегом. В некоторых местах я утопаю по пояс. За сорок пять минут я проделываю полдюжины шагов и прохожу порядка пятидесяти футов. Затем я нагружаю сани, в течение двадцати минут иду на лыжах и наконец выхожу на ровный участок, на котором снега практически нет. Устанавливаю палатку на сухой траве, по сравнению со снегом кажущейся мне ужасно привлекательной. Собаки предоставлены сами себе, они с удовольствием резвятся, обнюхивают каждый кустик, который встречается на их пути. У меня прекрасный обзор, и ничто не мешает мне следить за ними, а спустя полчаса они возвращаются к палатке.
22 апреля 2007 года, в 20 милях от Амблера
Сегодня трудный и какой-то долгий день. Я преодолеваю десятки участков, покрытых сухой травой. Снега там уже совсем нет. Перехожу через несколько речек и слышу, как подо льдом шумит вода. Однако трещин нет, и это самое главное. Вообще лед на реках остается довольно долго, даже после того, как на земле стает весь снег. Переходя через вторую реку, я набираю текущую из-подо льда воду, а собаки жадно ее лакают. С помощью кофейной чашки наполняю до краев бутылку и присаживаюсь отдохнуть на солнышке. На низменных участках снега практически нет. Ведь они полностью освещены солнцем, и деревьев здесь намного меньше. А вот на вершинах гор и на равнинах, в тени густых лесов снег лежит дольше – и именно по такой местности мы идем. Драгоценную бутылку с водой я оставил на льду. Вспоминаю о ней лишь час спустя, но необходимости возвращаться не чувствую. Я прохожу всего две мили в день, стараясь выбирать наиболее заснеженные участки. Там же, где снега нет, приходится в буквальном смысле слова идти на лыжах. Сани я тащу ценой огромных усилий.
Я устанавливаю палатку и даю собакам возможность немного побегать на воле. Нас окружают горы и холмы, а кое-где возвышаются немногочисленные ели и сосны. Река Амблер находится довольно далеко от нас, ловушек для росомах здесь нет, поэтому собакам ничто не угрожает. Но они отсутствуют уже более часа, солнышко садится, и я начинаю беспокоиться. Опускающаяся на землю темнота приводит меня в трепет. В это время я предпочитаю находиться в палатке и морально готовиться к чувству страха, которое неизбежно посещает меня по вечерам. Это чувство оправдано, ведь ночью становится холоднее, видимость ухудшается, поэтому очень легко заблудиться, и, кроме того, волки становятся более активными.
Где-то около десяти на западе, на расстоянии полумили, я слышу, как воет Джимми. По его голосу совершенно ясно, что он потерялся и не знает, как добраться до палатки. Его протяжный вой постепенно сходит на нет. Нельзя сказать, что он пронзительный, резкий или имеет определенный тембр. Но в нем ясно чувствуется одиночество, страх быть всеми покинутым. На протяжении нескольких миль местность абсолютно одинаковая, поэтому неудивительно, что Джимми заблудился. Я стараюсь действовать очень быстро: надеваю теплую одежду и беру ружье – на случай если столкнусь с волками – и бегу изо всех сил. Проходит пятнадцать минут, через каждые двадцать ярдов по пояс утопаю в снегу, но тем не менее я стараюсь не сбавлять скорость и останавливаюсь только, чтобы по его голосу точнее определить, где он находится. Кроме того, я и сам не хочу заблудиться. Ночь на холоде я не вынесу. Снова слышу вой Джимми, причем совсем близко. И тут я вижу его: он стоит в снегу, слабый и растерянный. Я немедленно бросаюсь к нему, и он тут же оживляется. В первый момент я решил, что он ранен, но, слава Богу, он всего-навсего сильно устал – все-таки он потратил много сил, пытаясь найти палатку. Разумеется, потеряться во второй раз Джимми не хочет, поэтому старается идти как можно ближе ко мне. По пути мы встречаем Уилла. Он ведет себя так, словно мы играем в веселую игру, подбегает к Джимми и радостно его обнюхивает. Пару раз он вертит головой, словно призывая Джимми поиграть с ним, но тот слишком устал.
