Текст книги "Папина жизнь"

Автор книги: Дэйв Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Пока не знаю. Надеюсь, что девочка, мальчиков тут уже и так хватает!

Я подслушал этот разговор из-за дверей спальни. Подслушивать некрасиво, конечно, но родителям без этого не обойтись, особенно по таким праздникам, как дочкино десятилетие. Я приник к щели, чтобы услышать, какие еще невиданные секреты раскрывает Глория Жасмине, дочке Лайзы, и Шантель, дочке Камиллы. Голоса смешались и слились в громкий, единый гул.

– Когда я у мамы рождалась, меня пришлось вытягивать огромными щипцами!

– Ну как оттуда может выйти ребеночек?

Эх, как все меняется. Первый раз я сам организовывал праздник в прошлом году, когда Глории исполнялось девять лет. В чем-то он ничем не отличался от других праздников – именинница так же любовно выписывала приглашения на карточках, мы так же готовили сосиски на гриле и вешали воздушные шарики на двери, а потом приходили гости – толпа маленьких девчушек со своими подарками, которые в течение недели либо поломаются, либо потеряются, либо окажутся в помойке. Они даже играли в «передай посылку», хотя уже не наряжались в пастельные костюмы фей или зверей.

Тогда с детьми было легко, труднее было со взрослыми. Я не имею в виду Лайзу и Камиллу, с которыми я был хорошо знаком и опасаться мог разве только заговора с целью снять с меня штаны. С остальными же взрослыми я вел себя как настоящий параноик.

– Добрый день! Добрый день! Я – Джо. Как видите, девочки у нас прекрасно празднуют!

Еще мне нужно было продемонстрировать свои, так сказать, верительные грамоты тем мамам (с девочками приходили в основном мамы), чьи дочки были на первом празднике у Глории, который устроила Дайлис за неделю до этого. Тогда девочек повезли в парк аттракционов, катали на пони, кормили пиццей; не исключаю, что у мамочек в сумочках лежали ценные бумаги на флоридскую недвижимость. Ну и ладно, пускай Дайлис устраивает дорого и шикарно – я устрою дешево и сердито. Тогда мне важнее было показать всем, что я воспитываю детей наравне с бывшей подругой.

– Вы их видите по выходным через раз, да, ээ… Джо?

– Да нет, вообще-то по неделе через раз.

– A-а. И кто у вас за ними смотрит?

– Я. А разве их мама вам не рассказывала?

Некоторые вопросы следует прояснять сразу. Глория тоже это усваивала.

– Папа, праздник был просто потрясающий!

– Такой же потрясающий, как у мамы?

– Такой же!

– А может быть, еще чуточку более потрясающий? В чем-нибудь незаметном, но важном?

Глория уставилась на меня своими карими глазами, копиями других глаз, которые так же фокусировались на моем лице в прошлой жизни.

– Папа! Я уже сказала: точно такой же потрясающий. Все!

С тех пор Глория стала относиться ко мне прохладнее и настороженнее. Где-то спустя полгода я повел ее, Джасмину и Шантель в бассейн. Я машинально, как всегда, закрылся с тремя юными подопечными в семейной раздевалке. Джасмина и Шантель захихикали.

– Пап, – сказала Глория, – мы не хотим смотреть на твою попу.

– Вы ее и не увидите, – парировал я, лихорадочно размышляя, – если не купили билеты заранее.

Хи-хи-хи-хи-хи!

Пока-пока-пока!

И я ушел в отдельную раздевалку. То был поворотный момент. В следующие месяцы у Глории постепенно появлялись новые манеры, в которых я не сразу узнал подростковое отчуждение. Я впервые заметил, что она охраняет свое личное пространство от невинных вторжений братьев.

– Билли! Джед! Да я же одеваюсь! Это моя комната! Уходите!

И уже стало понятно, что некоторые наши моменты близости отходят в прошлое. Она реже приваливалась ко мне на старом диванчике. Она уже давно не вбегала ко мне в ванную, когда я мылся. Когда ей понадобился антисептический крем, она сама им обмазалась.

А теперь Глория выходила на новые виражи. Ее подружки в коротких маечках и шортиках ввалились в парадную дверь и устремились в ее комнату. Мы с Анджелой подарили ей плейер для дисков и кассет, и вскоре «прикольные девчонки» и «зажигайки» (так гласили надписи на их топиках) добросовестно вертели попами под музыку «Блю» и «Дестиниз Чайлд»^[14].

– Мама с папой подарили мне такую книжку про детей, когда мне было пять лет. Там все картинки про голых женщин и мужчин. Мне подружка сказала, что они делают друг другу секс!

– А мне мама говорила, что это называется трахаться!

– Трахаться!

– Ага! Твой папа трахнул маму!

Папам вход туда был воспрещен, и мальчикам тоже. Это не расстроило Джеда, который спокойно сидел у себя с набором наклеек и конструктором, но расстроило Билли. Он слышал манящий зов розовых босоножек и заколочек с мерцающими звездами, но его туда не брали. Лишь одному существу мужского пола был дарован доступ на территорию шумного девчачьего безумия. Он шагнул прямо в центр праздничной комнаты с шампанским в одной руке и тортом в другой. «Привет, куколки Барби! Я – Кен!» Но и он долго не продержался. Музыка заиграла громче, девицы заверещали, и спустя пять минут Кенни появился рядом со мной, с оранжевыми ногтями, с боа на шее. На щеке у него отпечатался след от губной помады – этакий изогнутый лук купидона.

– Помогите! – возопил он.

– На кого ты похож! – заржал я, вскочив с корточек – я слушал у дверей комнаты.

Кенни оглядел себя в настенное зеркало.

– На самого опасного пидора в мире.

– Я всегда повторяю: будь самим собой.

– А я всегда повторяю, что у тебя тут живет один бешеный ребенок!

– Вини родителей, – посоветовал я.

С физиологической точки зрения в Глории совершенно явно доминировали гены по женской линии. Эти взгляды – не мои. Ее быстро формирующаяся фигура, как я уже сказал, являла собой ее мать в миниатюре. И все же, думаю, лучшие ее черты унаследованы именно от меня – остроумие, решительность, ум, – одним словом, те качества, о которых мне приятно было слышать в связи с собственной персоной. А как горько было видеть, что мой когда-то самый близкий человек, моя поддержка в дни одинокого отцовства теперь все теми же своими качествами доводит меня до отчаяния!

Все началось в тот день, когда Анджела вышла из ванной с тоненькой палочкой, на которой синела полосочка. Беременность жены и созревание дочери – два одновременно гремевших землетрясения.

– Ей безумно интересно всё, – объяснила Анджела.

– Что – все?

– Все! Сперматозоиды, яйцеклетки, дезодоранты, тампоны, лифчики.

– Вроде бы все девочки в этом возрасте такие же.

– Да, но Глория очень взрослая для своих лет. Она уже как подросток. Так быстро растет.

Мы сидели с Анджелой перед кабинетом врача. У меня пробуждались померкнувшие было воспоминания: вот медово-зеленые, шелково-прозрачные ренуаровские гребцы на стенах, вот автоматы для воды, низенькие столики со стаканами и проспектиками курсов для будущих родителей. Анджела впервые попала в порт, откуда начинается таинственное путешествие, где я бывал целых три раза.

– Что ты помнишь? – спросила она.

– Помню, что сюда должна прийти женщина в рубашке с логотипом Государственной службы здравоохранения и вызвать тебя по имени, причем часа через два.

Но я ошибся: она явилась через пять минут.

– Вы Анджела? Анджела Слейд?

– Да.

– Пойдемте со мной. Меня зовут Шинейд.

Мы вошли в кабинет. Анджела и Шинейд сели друг против друга. Я знал свое место и скромненько примостился в углу.

– Итак, Анджела, у вас это первая беременность?

– Да.

– И как себя сейчас чувствуете?

– Нормально. Немножко волнуюсь. Немножко боюсь.

– Кровотечений не было?

– Нет.

– А болей?

– Нет, только каждый день наизнанку выворачивает. Вот это да, неприятно.

– Ничего, это хороший знак, так и должно быть, – сказала Шинейд. «Я же тебе говорил», – взглядом сказал я Анджеле.

– Ну, хорошо, – сказала Шинейд, – давайте сделаем ультразвук. Лягте, пожалуйста, на кушетку, стяните одежду вниз, чтобы мне был виден живот.

Шинейд задвинула ширму, и они скрылись за ней от моих глаз. Меня кольнула ностальгия. Вот я снова в кабинете врача, – наполовину участник, наполовину досужий наблюдатель, и мне было приятно видеть, что обычный протокол сохранения женской скромности остался неизменным. Когда «дама в положении» спустит всю одежду, будущему отцу позволяют смотреть на обнажившиеся части тела. Но посмотреть, как его жена раздевается, ему не разрешают. Это зрелище может быть достаточно сексуальным, а разве можно теперь заниматься сексом, если речь идет о продолжении рода?

– Зайдите, если хотите, – позвала Шинейд.

Я уже был на ногах. Раздался скрип, и Анджела вскрикнула:

– Ой!

– Извините, – это Шинейд, – оно холодноватое.

Голубое желе на животик, ультразвуковой пудинг прямо из тюбика. Шинейд возила датчиком по вязкой лужице и глядела на нечеткое изображение на экране. Ничего толком не видно. Я вопросительно посмотрел на нее.

– На таком раннем сроке обычно еще ничего не видно. Это, по-видимому, просто уголок матки. Сейчас быстренько посмотрим внутренним датчиком.

Это что-то новенькое. Шинейд натянула резиновую перчатку, достала презерватив и надела его на датчик, который держала в руке.

– Согните ноги в коленях, пожалуйста.

– Ничего себе денек начинается, – с нарочитой бодростью заметила Анджела и ухватилась за мою руку. Как все-таки хорошо, что я мужчина, порадовался я.

– Так, все в порядке, – наконец сказала Шинейд. Анджела застегнула джинсы, которые ей уже недолго оставалось носить.

– Расстроилась? – спросил я по дороге обратно в стерильным коридоре.

– Из-за чего?

– Что мы ничего не увидели?

– Немножко. А ты догадался?

Да уж догадался.

– В следующий раз будет намного лучше видно. Увидим и головку, и спинку, и ножки. Иногда они там пальчик сосут. А на аппарате напечатают фотографию, если захочешь забрать с собой.

У нас были такие фотографии Глории, Джеда и Билли. Интересно, у меня они сейчас или у Дайлис?

– Не странно тебе снова все это переживать?

– Не странно. Приятно.

– Почему?

– Потому что на этот раз мне действительно очень хочется.

– Но мальчиков ты тоже хотел, разве нет? И Глорию.

– Да, хотел… – Это правда. Хоть я и не просил у Дайлис никакой Глории, но как только я узнал о ее зачатии, ни разу не задумался об аборте. – Разница в том, что сейчас я и тебя очень хочу.

– Перестань. А то я заплачу.

Поздно, я уже достал из кармана платочек и дал ей. Мы прислонились друг к другу, ища поддержки.

– Полюбят ли его старшие дети? – спросила Анджела.

– Я уверен, что да. – Уверен-то я был насчет Глории и Билли, а про Джеда ничего никогда нельзя сказать заранее.

– Они же не станут со мной враждовать, правда?

– Нет, они не такие. Они тебя по-настоящему любят, особенно Глория. Ты же сама говорила, что она тебе просто прохода не дает.

Анджела склонила голову мне на плечо, и снова ее плечи задергались, на этот раз от смеха.

– Она необыкновенная девочка. Ей столько пришлось вынести, и через все это она прошла так спокойно, гладко!

– Она скоро догонит мать по росту, правда, мать у нее и не очень высокая.

Анджела остановилась. На ее лице еще не высохли слезы.

– Ты пугаешься, потому что все время видишь в ней Дайлис, да?

– Ну, в общем, да. Знаешь, дело даже не во внешнем сходстве, но она иногда так на меня смотрит… И так себя держит… – Я дернул плечами. – Но этого же все равно не избежать, правда?

Мы пошли дальше. В клиниках, конечно, все стерильно, но почему-то чувства начинают бурлить со страшной силой.

– Может так быть, что они с Дайлис сблизятся, когда Глория подрастет, – сказала Анджела. – Тебе это будет тяжело?

– Наверное. Но пока она со всеми девичьими расспросами идет к тебе.

– Дайлис она, наверное, тоже расспрашивает.

– Но ты ее так интересуешь!

– Ну, так я же все-таки беременна. Это ей знаешь как интересно!

– Да, это правда.

Дома Анджела мягко досказала свою мысль:

– Я хочу сказать, что скоро ей по-настоящему будет нужна мама. И я не знаю, когда она начнет отдаляться от тебя.

Я вытер пыль в студии и разобрал кисти, готовясь как следует (или как раз как не следует) работать на Чарли. В качестве первого задания мне предстоял «Загнанный Майк Тайсон». Однако перед тем как приняться за творческую проституцию, я решил немножко поработать для души и попросил Глорию позировать мне для картины. К моему легкому удивлению, она согласилась. Глория, хотя и становилась все более и более уверенной в себе, еще не приобрела никакой самоуверенности (различие тонкое, но для меня важное). Она устроилась в кухне на стуле, под моей расшатанной лампой.

– Смотри на дверь.

Она смотрела, а я ее рисовал. Сначала мы молчали. Потом я спросил:

– Глория, тебе сейчас хорошо?

– Да.

А что это было за «да», я толком не понял. Легко она сказала? Заставила себя?

– Ты любишь Анджелу?

– Ну конечно, я ее вообще обожаю!

Так, здесь ничего особенного не добьешься. Я стал работать дальше. Набросал расправленные плечи, ровно стоящие ноги, руки – она положила одну руку на другую, в браслетике.

– А мама счастлива, как ты думаешь?

– Наверное, да.

– Я тоже надеюсь. Тебе нравится Крис?

– Да.

– А Джеду с Билли он нравится?

– По-моему, да.

– Тебе больше ничего не хочется мне рассказать?

– Да нет.

– Хорошо, тогда еще последний вопрос, и все. – Она молчала. Я шел напролом: – А ты рада, что у нас будет малыш?

– Да!

– А мама? Ты не знаешь? – я попытался спросить как можно небрежнее, но у меня не очень получилось.

– Это два вопроса, а не один.

– Прости. Но мама знает ведь, да?

– Пап, пожалуйста…

– Да ладно. Это же не секрет. – Сплошные секреты! Самый загадочный для меня секрет я не разгадал и оставил попытки. Почему Дайлис с Крисом за все это время так и не завели ребенка? Из карьерных соображений? Или просто выжидали? А может, маленькие хвостатые клеточки Пиллока никак не поднимались наверх?

Но даже если Глория знала, почему, она была явно не в настроении делиться со мной. Так что я просто подошел к ней и слегка подправил позу.

– Ты смотри все время на дверь, хорошо? Минут через двадцать сделаем перерыв. Тебе пока нормально?

– Да… – ответила она. В ее голосе сквозила усталость.

Я откинул ей со лба прядку волос.

– Так удобнее?

– Да, нормально.

– Теперь сиди смирно. Тебе понравится, когда я закончу.

Глава 16

– Пап! – позвал Билли.

– Да?

– Знаешь Криса?

– Если в библейском смысле, то нет.

Билли, Морж Жорж и Прекрасный Латук лежали в обнимку в постели и держали меня за коленки.

– Пап!

– Да, Билли?

– Знаешь Криса?

Сопротивление тщетно. Хилый землянин бессилен против отпрыска инопланетян. Его Механизм Бесконечных Повторов и Лучевой Детектор Лжи вонзались мне прямо в мозг.

– Да, Билли, я знаю Криса.

– Пап?

– Да?

– Ты мне просто не поверишь!

– Конечно, не поверю.

– Крис нам рассказывал про Весенние Обряды.

Глория, Джед и Билли днем вернулись из Суссекса, где провели с Крисом и Дайлис первую неделю пасхальных каникул. Дайлис не посвящала меня в их каникулярные планы, разве что дала номер телефона на случай, если в Суссексе не будет работать мобильный («на крайний случай», записала она на бумажке). Я тут же по нему позвонил.

– Квестер-Лодж, слушаю вас.

– Скажите, что у вас такое?

– Простите?

– Что у вас? Кемпинг, отель, загородный клуб?

– Нет, у нас скорее, можно сказать, святилище. Мы называем его Заповедным Убежищем.

– Сколько стоит проживание?

– Мы не сообщаем цен по телефону. Но я вышлю буклет, если вы оставите мне адрес. Как называется ваша фирма?

– Спасибо, всего доброго!

Я обратился к Билли:

– Ну расскажи мне, что такое Весенние Обряды.

– Это там кролики, пчелки и все такое!

– А еще?

– Пап!

– Да?

– А мне нравятся Мэри-Кейт и Эшли^[15]. А правда, что они ненастоящие?

– Смотря что считать настоящим. – Я был не в настроении философствовать.

В другом углу комнаты Джед уткнулся в книгу про рептилий. Я воззвал к его авторитету старшего.

– Джед, а ты знаешь, что такое Весенние Обряды?

– Угу.

– Это «угу» в смысле да или в смысле нет?

– Да.

– Так что вам Крис рассказывал?

– Про природу. – Джед не отрывался от страницы. – Про цветы, про птиц, про деревья. Про новую жизнь. Про то, что такое на самом деле Пасха.

Мне померещилось какое-то языческое празднество в древнем лесу. Я увидел Дайлис, голую, прикрывающую срам лишь водопадом каштановых волос. Я увидел Криса, он был в костюме из шкур, с тряпичными ушами, он тряс хвостом из ниток и бог знает чем еще.

– Ого, – сказал я. – Молодец Крис. А еще что он рассказывал?

– Что Пасха – это не только яйца, – ответил Джед.

– Точно, – признал я. – Пасха – это много еще чего. Например, Иисус, надо думать.

– Угу.

– Но пасхальные яйца-то все равно важная вещь, а?

– Да! – воскликнул Билли.

– Не особенно, – сказал Джед.

– Что?! Не особенно?! – Я изобразил крайнее изумление. – Ребята, вы все-таки поосторожнее. Вдруг пасхальный кролик нас подслушивает?

Этот мифический кролик был моей козырной картой. Кролик, вернее, крольчиха, занимала главное место в пасхальном празднике, который мы устраивали детям вместе с Анджелой. В этом году была моя очередь делать детям подарки, и я, конечно, не мог допустить, чтобы подарочной оргии помешали какие-то нью-эйджевские измышления о ненужности потребительского азарта. Я люблю придерживаться традиций.

Но у Джеда сегодня была другая точка зрения.

– Кролик, – фыркнул он. – Ой, надоело!

Я просительно взглянул на Джеффа-Жирафа, потом искательно – на Медведя Жермена. Ни тот, ни другой не спешили на помощь.

– Так тебе не хочется пасхального яичка?

– Да не хочу я твоих глупых яиц!

– А умных?

– Как смешно, пап. Ха-ха. – Джед выключил лампочку над кроватью и с головой забрался под одеяло. Я поцеловал Билли и вышел в полном смятении. Ну и где мне теперь спрятать шоколадного покемона Пикачу для Джеда? За батареей, что ли?

От Дайлис ничего не было слышно, пока не пришло ее краткое письмо: она сообщала о летних планах на Станции Пиллок.

Дорогой Джо,

Этим летом мы едем на каникулы в Кению. Уезжаем 21 июля, жить будем в заповеднике. Скоро напишу тебе подробно, что у нас будет за жилье.

Искренне твоя

Дайлис

Зависть – гадкая штука.

Ладно, Дайлис, не злись на меня, когда будешь мотаться с мудилой Крисом и детьми по Африке. Не попадись в зубы льву, старайся, чтобы тебя не укусил мангуст…

Внизу, в студии, я немножко попитал эти самые чувства, малюя картинки для юного Чарли. Я нарисовал туманное изображение «феррари» из «Формулы-Один», нарисовал девочку-вампирку, окровавленными клыками впившуюся в шоколадное мороженое на палочке. «Вот придут чеки, и ты сразу обрадуешься», – уверял меня Чарли, постукивая себя по носу. «Да-да, – снисходительно фыркал я. – Буду ходить рад-радешенек, только репутацию потеряю окончательно».

И все же, несмотря на все эти тяготы, время для меня было благодатное. Я любил свою жизнь. Я любил свою жену. Я любил своих троих детей и будущего четвертого. Зависть к Пиллоку угасала по мере того, как Глория, Джед и Билли проникались энтузиазмом по поводу будущих незатейливых летних каникул с папой. Из Африки дети вернулись усталые и загорелые. Они мало рассказывали о поездке, а я особо не лез. Пока они акклиматизировались в Англии, я водил их играть в классики, ходил с ними в гости и просто занимал их дома. Анджела еще работала. А потом мы все погрузились в скрипящую «астру» и отправились в гости к родителям Анджелы. Они жили в пригороде Дерби, совсем рядом с горами.

Ральф и Бланш пробыли с нами первые два дня, после чего уехали в Шотландию на свои собственные каникулы. Предоставленные друг другу, мы с детьми исследовали окружающую территорию. На семилетие Джеда мы сходили в парк аттракционов. А еще мы загорали на солнце и просто бродили вокруг. Иногда мы с ребятами уходили искать приключений в лесистые парки, а Анджела и Глория оставались дома одни. В один из таких дней Глория раскрыла Анджеле одну интересную тайну. Анджела, настоящая злая мачеха, немедленно передала мне:

– Крис уезжает на Слет Мужественных Мужчин.

– А по-человечески это как называется?

Анджела рассказала все, что знала. Слет устраивали где-то в лесу под Сан-Франциско, в ноябре на выходных. Жить там будут в палатках, готовить на костре. И все это ради души и духовной радости.

– Дайлис с ним едет? – спросил я.

– Нет, женщин туда не берут.

– А мальчиков он берет с собой?

– Нет, он один едет.

Уже приятно.

– Значит, Слет Мужественных Мужчин. Это, что ли, соберутся парни в хемингуэевских рубашках и поедут за сотни миль от дома? Бред какой-то. А Крису-то это зачем?

– Надо полагать, – ответила Анджела, – ради совершенствования причиндалов.

– Каких причиндалов? Ты же говорила, что женщин там не будет?

Тут Анджела запустила в меня подушкой. Мы еще немножко поехидничали, но потом, уже утром, когда я проснулся, мне показалось, что все это совершенно не смешно. Я осторожно выскользнул из объятий Анджелы, удостоверился, что дети спят, и тихонько сошел вниз. В кабинете Ральфа и Бланш я включил компьютер, запустил Интернет и ввел в строку поиска «Мужественные Мужчины».

На меня высыпалась гора ссылок на порносайты для голубых. Я посмотрел парочку и обнаружил, что в наш век информационных технологий легко сделать себе блестящую карьеру всего-то из хорошего батона салями и насупленности. Я просмотрел все лица моделей, но ни одного бородатого среди них не оказалось, и вообще все они были совершенно не в духе Криса. Вернулся к перечню объектов членопоклонничества и прокрутил его вниз. Вдруг в глаза бросилась ссылка, на которую стоило обратить внимание. «Братство Мужественных Мужчин объявляет о ежегодных Свиных днях». Я щелкнул по ссылке и открыл сайт. Вверху шел заголовок «Мужественные Мужчины», буквы словно выложены из кусков коры. Под заголовком медленно загружалась картинка. Я нетерпеливо ждал, пока она загрузится.

Сначала появились две шапки: одна меховая, енотовая, вторая – белый «стетсон» с меховой оторочкой. Под шапками нарисовались волосы и лица двух белых мужиков. Первый, усатый, улыбался, как ребенок, в коробке с хлопьями нашедший две фигурки вместо одной. Второй мужик, с бороденкой, излучал праведную ярость ослепленного крестоносца. Оба в белых рубашках и шортах из палаточной ткани, у обоих коленки цвета белого червя. Об икрах и ступнях ничего не могу сказать, ибо их прикрывал огромный кусок бекона, то бишь крупная дохлая свинья. Из подписи следовало, что мужиков зовут Кэш и Ривер, а кабанчика мне не представили.

«Присоединяйтесь?» – спрашивала ссылка внизу страницы. Я кликнул.

Появилось озеро. Оттуда вылетала рыба, а поверх рыбы – ссылки: Братские ценности. Календарь. Духовная мудрость. Свиные дни.

Я выбрал «Братские ценности» и кликнул.

Братство Мужественных Мужчин видит своей целью возрождение и поддержку Истинного Мужества. Изначальные мужские добродетели в наше время исчезают, будучи положенными на алтарь суеты и потребительского духа. И вот сыновья теряют почтение к отцам, жены не почитают мужей, а зачастую мужчины и сами теряют уважение к себе. В Братстве мужчины вновь обретут то, что знали их пращуры. Путем покорения природы, через поэзию и музыку, через собственные рассказы. Путем поиска утерянного духа, путем братских объятий мужчины смогут преодолеть все суетное и неправедное и вновь отвердеть духом.

Отвердеть, я так понял, – ключевое слово. Я переключился на «Свиные дни».

Свиные дни. Игры, семинары, встречи. Пятница: прибытие и торжественный вечерний барабанный бой и камлание. Барабанное приветствие Братству Смелых!

Блин.

Суббота: День Жареной Свинины. Утро: сбор трав и ягод. Обед. Перерыв на мобильные звонки (час на самые срочные звонки). День: рыболовный праздник; разжигание костров. Вечер: поэзия и песни, приготовление ужина, пир.

Блин.

Воскресенье: День Мужских Духов. Утро: купание в росе, грязевые натирания, искусство почитания деревьев (ведущий – брат Ривер).

Специальный доклад: гость из Англии, Кристофер Пиннок, делится с нами своим пониманием связей между Отцом Земли и сыновьями.

Забавно, какую защитную реакцию вырабатывает сознание в опасности: я читал, но никак не мог понять. Я бродил по мужественному сайту. Узнал, что в воскресную ночь мужественных мужчин будет развлекать человек, наряженный овцой, по имени Шаман Феникс. Из раздела «Духовная мудрость» я узнал, что по-настоящему его зовут Генри и он занимается недвижимостью в Вайоминге. Я поискал Кристофера Пиннока, но его там не было.

Связи между Земным Отцом и сыновьями…

Что-то там затевалось на Станции Пиллок, и это что-то мне не нравилось.

Начало сентября. Осталось всего два месяца. У Билли появился непреходящий интерес к раннему развитию детей, подогреваемый беременностью Анджелы и его собственным пятилетием.

– Пап!

– Да?

– А что малыш будет есть?

Мы пришли в универмаг, чтобы выбрать игрушки для новорожденных: матерчатые бабочки, музыкальные яблоки, резиновые кольца для зубов. Мы были с Билли вдвоем, к его несказанному удовольствию.

– Он сначала не будет есть. Новорожденные малыши не едят, а только пьют.

– А что он будет пить?

– Анджелино молоко.

– А где оно у нее?

– В груди.

– Это как – в груди?

Я быстренько глянул по сторонам. Так, в лифте еще семь человек.

– Через минутку тебе объясню.

– Почему, папа? Почему?

– Погоди, Билли, просто погоди чуть-чуть!

Отдел игрушек «Селфриджез» располагался на третьем этаже. Мне же показалось, что мы поднимаемся на трехсотый. Наконец я вывел Билли через разъехавшиеся двери, сел перед ним на корточки и тихонько сообщил своему отпрыску:

– Грудь – это где у тебя ребра, а у нее, видел, такие два кругляша?

А дальше мне что, изобразить руками дыни? Оттянуть на себе свитер? Слава богу, Билли широко улыбнулся, поняв наконец, о чем речь. Данная часть тела его особенно притягивала. Еще с первых Анджелиных ночевок у нас он поразил ее тем, как точно находил ее грудь во сне. «Наш щеночек в этом очень похож на тебя», – говорила она.

Я сделал следующее усилие:

– Ну вот, Билли, в груди у Анджелы и будет молочко для ребеночка.

Я надеялся, что тема исчерпана. Но Билли не закончил.

– А я пил ее молочко?

– Нет. Ты пил молочко у мамы. Мы тогда еще не знали Анджелу.

Билли немножко подумал.

– А этот малыш будет пить у мамы молочко?

– Нет.

Я почти слышал скрип Механизма Усвоения Инопланетной Информации.

– Пап, а пап!

– Да?

– Вот знаешь Криса?

– В некотором смысле да.

– Он будет его папа?

Мать твою!

– Если да, то факт существования Сатаны следует считать доказанным.

– Что, пап?

– Извини, Билли. Нет, я хотел сказать – нет.

– Почему?

– Потому что это я буду его папа.

– А мне Крис тогда не папа?

– Нет, Билли, он тебе не папа.

Билли сверлил меня взглядом. Я сверлил его.

– Почему? Почему Крис не мой папа? Ведь ты же мой папа?

– Ну да.

– А Крис почему тоже не может быть папа?

– Боже мой, Билли. Потому что он не папа, и все! Понятно?

Что-то умерло во мне с этими словами. И умирало еще несколько дней.

Билли приложил палец к подбородку, чтобы легче думалось.

– Но, пап…

Ясно, что скоро за ним вернется его космический корабль. Забрал же он Инопланетянина у Спилберга.

– Билли! – перебил я.

– Что, пап?

– А хочешь быть малышом?

– Да! Уа-уа!

– Не хочет ли малыш попить?

– Да, попить кока-колы, уа-уа!

– Моему малышу – все, что угодно.

Октябрь возвестил начало обратного отсчета; у меня в разговоре сплошняком пошли акушерки и детские кроватки, а в мыслях царили срыгивания на плечо. Мы с Кенни сходили на футбол, и я взял с собой Джеда. Сезон проходил под знаком Кристал-Паласа – те же долгие заурядные периоды с теми же кризисами и ложными надеждами. Джед собрал себе обед в специальной коробке. Больше всего ему понравилось обрезать сэндвичи так, чтобы они точнехонько вошли в коробку. Он не был большим любителем футбола, но я решил, что, с точки зрения социального воспитания, полезно показать ему толпу настоящих фанатиков, беснующихся на стадионе. Вот такое существо сидело рядом с нами весь первый тайм.

– В жопу судью! В жопу!

Я постучал его по плечу:

– Эй, друг, ты полегче, ладно? Тут у нас ребенок сидит.

«Друг» обернулся ко мне и прочувствованно вопросил:

– Ну что ж такое, почему мне радоваться не дают!

Кенни на стадионе очень понравилось. Он там полностью удовлетворил любовь к трагикомедии.

– Желтая карточка! Козел! Судья – козел!

Свисток возвестил перерыв. Кенни упал в кресло, весь исходя обидой. Джед уснул.

– Кенни, – позвал я, – хочешь пирожное?

Кенни с надеждой обратил взор на Джедову коробку.

– У него там есть пирожное?

– Да. Но сначала один вопрос.

– Вперед.

– Слыхал что-нибудь о Братстве Мужественных Мужчин?

– Ты шутишь, – сказал он.

– Стал бы я про такое шутить!

Кенни нахмурился.

– Это такие, которые ходят друг перед другом нагишом, играют в жмурки, сидят кружком, дрочат и потом еще всем объясняют, что не голубые?

– Ну, на сайте у них про это ничего не говорится.

– Ты меня удивляешь. А зачем тебе?

– Они устраивают какой-то слет в Сан-Франциско, и туда едет Пиллок.

– А братцы Трэйси? – сосредоточенно поинтересовался Кенни.

– Кто?

– Ну, из «Грозовых птичек»^[16]. Они поедут? Вот уж кто голубые, знаешь ли – и Скотт, и Вирджил, и малыш Гордон. У них отец в отчаянии.

– Не все, – возразил я. – Алан всюду тискается с очаровашкой Тинтин.

– Да она чайка, – фыркнул Кенни. – Сразу видно. Собачья жизнь у них на Трэйси-айленде: за три-девять морей от Эмберкомби и Фитча, и ни одной дискотеки вокруг. Ты представь только, каково там Джону, на спутнике, одному круглые сутки, без людей, с одними только гигантскими платочками и пасьянсом…

– Слушай, Кенни, – перебил я, – у него там на этом мужественном слете назначен доклад про Отцов Земли и духовную связь между мужчинами и мальчиками, или что-то еще в таком духе. Этот ублюдок, кажется, думает, что он отец всех на свете и моих мальчиков в том числе.

Тут до Кенни наконец дошло, что я не дурака валяю.

– Приду домой, слажу на их сайт, и Ротвелла тоже попрошу поглядеть. Он, может, знает больше моего, он жил одно время в Сан-Франциско.

– Спасибо, Кенни. Ты настоящий друг.

– И ты тоже, Джо. Хотя про пирожное ты, кажется, наврал.

Глава 17

Что я не умею.

Не умею: Чудо рождения.

Не умею: Дыши, милая, дыши, теперь давай потужимся.

Не умею: Ну, ребята, это было самое потрясающее впечатление в моей жизни!

Что я умею.

Умею: Хоть бы поскорее закончилось!

Умею: Ребенок умрет!

Умею: Она же умрет!

Умею: Я сейчас упаду и тоже умру!

Анджела, однако, держалась молодцом.

– Ничего, ты же не Джордж Клуни.

– Ты хочешь сказать, что Джордж Клуни – это не я?

Мы лежали в постели и готовились к предстоящему событию, которое уже надвигалось.

– Козимо? – предлагала Анджела. – Крайтон? Криспин? Курт?

– Горация? – в свою очередь выступал я. – Гортензия? Гульда? Гиацинта?

Мы еще даже не знали пола дитяти. Родители у него приличные люди, вот и оно на ультразвуках скромненько сжимало ножки.

– Ванда? – читала она. – Валетта? Вашти? Вероника?

– Мильтон? – сонно ронял я. – Меррил, Мунго, Мерв?

Книжки с именами валялись у нас в спальне, в туалете и в машине. На холодильнике висели списки наиболее подходящих возможных прозваний. Еще нам все подсказывали, включая детей.