Текст книги "Папина жизнь"

Автор книги: Дэйв Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– А мы слышали про вас одну тайну, – заявила Лайза.

– Тайну, – эхом отозвалась Камилла. Они обменялись понимающими улыбочками.

– Ах, так? И что это за тайна? – Вот чертовы кошки, обе две. Прирожденные разведенки.

– Нам ваш Билли утром разболтал, – сказала Лайза.

– Ну так расскажите и мне, давайте!

– «А у папы есть девушка»! – колокольчиком прозвенела Камилла. – Так он сказал.

– Так и сказал, перед мамой?

Лайза и Камилла состроили рожицы.

– Ясно, все понятно. А как мама выглядела?

– Бывают люди повеселее, – ответила Лайза.

– Если бы взглядом можно было убивать… – добавила Камилла.

Звонок возвестил конец уроков. Дети выскакивали из дверей по одному. Я посадил Билли на плечо, Джеда взял за руку и нагнулся поцеловать Глорию в лобик. Как обычно, я мимоходом оглядел всех троих. Вроде все в порядке: ни необговоренных стрижек (стрижки были под моей юрисдикцией; Дайлис заведовала стоматологией), ни новой одежды. Дети одеты так же, как неделю назад, когда уезжали. Одежду они надевали каждый раз то мою, то мамину. Меня устраивало, если наши вещи стирались в Мамином Доме – они потом пахли кондиционером для белья.

Ладно, с внешностью все нормально, пора заглянуть глубже. Глорию я пока что оставил в покое. Ей я направлю лампу в лицо попозже. Вызывать у Билли очередные потоки сознания я тоже не решился, так что оставался Джед.

– Ну что, Джед, как в школе дела?

– Хорошо.

Это все, что мне удается получить в ответ на любой мало-мальски осмысленный вопрос. Район Далвич изобиловал начальными школами-садиками, и со слов Билли я понял, что многие его новые соседи-знакомые ходят как раз в эти причудливые и изящные заведения. Я сомневался, что такая школа привлечет Дайлис, но ведь в то время она уже была Дайлис Далвичской.

– Прекрасно, Джед. А как мама поживает?

– Нормально.

– А как Крис?

– Нормально.

– А погода была какая?

Джед удостоил меня испепеляющим взглядом.

– Что случилось? – нервно спросил я. – Мы что, потеряли чувство юмора, пока были у мамы?

– Ха-ха, папа, – ответил он, глядя вперед, и я не в первый раз подумал, что неделя – это слишком долго. Мы тащились домой, дети были необычно молчаливы. И только в квартире прозвучало имя Анджелы.

– Она сегодня придет? – спросила Глория, когда мальчики не слышали.

– Да. И принесет рыбу и чипсы.

– А, ясно.

– Это как, ничего?

– Ничего. – Глория нервно перебирала пальцами. Я нежно взял ее за руки.

– А мама знает, что она у нас сейчас?

– Думаю, да.

Мне было неприятно так допрашивать Глорию. Насиловать ее нейтралитет – последнее дело.

– Мама что-нибудь про это говорила?

– Да нет.

– А стоит мне рассказать ей про Анджелу?

– Я не знаю. Может быть.

– Ты бы хотела, чтобы я ей рассказал?

– Да, наверное. Да.

Я написал Дайлис письмо. Мне было очень трудно составить его как следует.

Дорогая Дайлис,

Недавно я связал себя романтическими узами с Дартом Вейдером, известным рыцарем-джедаем. Мы с ним желаем забрать Глорию, Джеда и Билли на Темную сторону Силы, чтобы они могли в полной мере пользоваться преимуществами безграничной власти Империи. С удовольствием приму любые твои комментарии и соображения…

Я прочитал этот текст Анджеле.

– С каких это пор с тобой пребывает Сила? – серьезно спросила она.

– С тех пор, как я начал встречаться с Дартом. Полагаю, Сила входит в меня через поглощение его репродуктивных соков.

– Фу, какая гадость!

– Прости. Мальчишеские штучки. Но он был так польщен и так благодарен, прямо как пишут во всех учебниках…

Я понял, что иду не тем путем, и попробовал по-другому.

Дорогая Дайлис,

После долгих раздумий я решил обустроить себе персональный гарем в магазине под квартирой. Среди первых жительниц: «Спайс Гёрлз» (кроме Мел, к сожалению; и Бэкхемы, между прочим, на письма не отвечают), моя давняя мечта Наоми Кэмпбелл, Зена – Королева воинов из сериала, загорелые и гибкие девочки из утренней программы по аэробике, а также Ее Величество Королева. Вышеупомянутые женщины согласились выплатить все мои непомерные долги в обмен на регулярное высококлассное сексуальное обслуживание.

С удовольствием приму любые твои комментарии и соображения.

– А я где в этом сценарии? – поинтересовалась Анджела.

– Ты будешь наверху заниматься хозяйством и развлекать детей, – объяснил я.

– То есть буду твоей рабыней, так?

– Это можно устроить.

– Ты себе лучше евнухов для гарема найди.

Итак, не подошел и этот вариант. Я попробовал снова.

Дорогая Дайлис,

Хочу заверить тебя, что Анджела явилась необыкновенно полезным и приятным гостем в этом доме, который ты так поспешно освободила год назад. Она добра к детям, она моет посуду и быстро стала экспертом по нахождению моей простаты. Да! Даже в темноте!

(«Не бойся, – говорила она, играя со мной. – Я же докторская дочка».)

…С удовольствием приму любые твои комментарии и соображения.

Опять не то! Но я не сдавался.

Дорогая Дайлис,

Мудила Крис – говнюк. С удовольствием приму…

Даже в таком идиотском настроении я все равно опознал «стратегию совладания», как говорила Дайлис на работе: стадия первая – полет дурацкой фантазии, стадия вторая – рывок к агрессии, стадия третья и последняя – возвращение в норму. Я снова сел с блокнотом и ручкой.

Дорогая Дайлис…

Эти два слова звучали чуждо, странно, и я опять внезапно ощутил, что моя бывшая подруга сделалась мне совершенно чужим и не слишком приятным человеком, которого я знал когда-то давно и с которым, теперь по несчастной случайности, вынужден делить заботы по воспитанию детей. И, будто обращаясь к незнакомому адресату, я стал писать вежливо и официально.

Как уже, вероятно, упоминали дети, у меня развиваются серьезные отношения с женщиной по имени Анджела. В последние несколько недель Анджела стала постоянным гостем в нашей квартире и крепко подружилась с детьми. После всесторонних обсуждений мы пришли к выводу, что хотели бы жить вместе. Я надеюсь, у тебя нет возражений против того, чтобы она поселилась со мной…

Я еще немножко потянул резину в таком духе, страшно злясь, что поневоле приходится испрашивать ее одобрения. Меня терзали не прелести домовладения (помните, я говорил, что официально мы вместе выплачивали проценты), а страх: я боялся, что Дайлис как мать имеет право выгнать женщину, которую я привожу под свою крышу. Пока что мы как родители были с нею на равных (за исключением финансового аспекта), но даже я верил, что такое право у нее есть. Мне даже в голову не приходило, да и ей тоже, что у меня может быть какое-то право накладывать вето на ее Криса. Более того, Анджела и сама признавала за Дайлис это право.

– На ее месте я бы как минимум захотела со мной познакомиться. Да нам бы всем стоило встретиться, вчетвером.

Так что я написал дальше:

Мы с Анджелой полагаем, что имеет смысл встретиться вчетвером с тобой и Крисом как-нибудь перед Рождеством. Таким образом, мы все смогли бы познакомиться и поговорить о будущем в конструктивных тонах. Жду ответа.

Искренне твой, Джо.

А хорошо так, «искренне твой».

И снова мы с Дайлис встретились в том самом неромантичном баре. С нашей первой встречи в нем прошел ровно год. Интерьер бара пробудил во мне почти ностальгию: та же искусственная елка, тот же игрушечный северный олень, и тот же автомат с презервативами в мужском туалете. Впрочем, к последнему предмету я теперь относился более здраво. Он уже не вводил меня в бессмысленное возбуждение своими ребристыми и усатыми резинками. Наоборот, я созерцал его в блаженной задумчивости, пока держал руки под сушкой.

Анджела: «Знаешь, о безопасном сексе должны заботиться оба».

Я: «Хорошо. Я вскрою, ты развернешь».

Ладно, вернемся к Дайлис.

– Спасибо за письмо, – холодно сказал я.

Она мне ответила абсолютно в своем, Дайлисовом, стиле, с разящей прямотой:

Встречаться так, как ты предлагаешь, не имеет никакого смысла. Твоя половая жизнь меня совершенно точно не касается.

Я продолжал:

– Я пытался внести конструктивное предложение. Очень обидно, что все мы не можем договориться. Хотя бы ради детей!

– По-моему, мы вполне обеспечиваем все нужды детей, – парировала Дайлис.

Это какие «мы», интересно, – подумал я. Мы – в смысле я и Дайлис, или в смысле она и Золотой Ботаник? Я глотнул вина и оглядел ее через полированный столик. Она опять была другая. Меньше косметики, костюм не деловой. Чуть диковата, даже чуть потрепана, слегка напоминала Рэкуэл Уэлш в «Миллионе лет до нашей эры».

– Джо, тебя что-то рассмешило?

– Нет-нет. Просто вспомнил про Билли, он тут недавно сморозил одну штуку.

– Что он сказал? – тут же напряглась Дайлис.

– Жаль, тебя при этом не было. Знаешь, какой он забавный!

– Мда, – сказала Дайлис, – мы несколько озабочены этими его переодеваниями в девочку.

– Озабочены, вот как? – Меня лично совершенно не тревожила страсть Билли к маскарадам, но тут, похоже, сигнал поступал со Станции Мудиллок.

– А ты нет? – спросила Дайлис. Или не спросила, а обвинила меня?

– Да нет. Через эту стадию развития проходят тысячи мальчиков. Он любит маскарадные костюмы, вот и все.

Я вспомнил его рассказ про Криса: Он говорит, что я большой страшный медведь. Он видел под водой злого волшебника.

– А как тебе сейчас кажется Джед? – спросил я, чтобы сдвинуться с этой точки. Дайлис отпила чуть-чуть минералки без газа и откинула назад свою буйную гриву. «Он Тарзан, а ты Джейн», – подумал я.

– Он чересчур много сидит у себя в комнате, – произнесла она.

– А у нас нет, – соврал я.

– Ему бы надо побольше гулять, играть с мальчишками. Но он уже вступает в возраст отгораживания. Неужели ты не можешь его расшевелить?

Возраст отгораживания? Это еще что за психоштучки? Не уж, пусть лучше не объясняет.

– Меня он сейчас особенно не беспокоит. Он в форме, он прекрасно соображает, в школе у него есть хорошие друзья.

Тем не менее он все еще перебирался ко мне по ночам. И никто из этих школьных друзей не приходил к нему в гости в Папин Дом. Интересно, приходят ли они в Мамин Дом. Я постеснялся спросить. Мы с Дайлис не общались, а ходили вокруг да около, как растревоженные скорпионы, слишком напуганные, чтобы выпускать жало. Мне становилось все грустнее и грустнее.

– Глория растет… – вяло заметил я.

– Да, – тут Дайлис со мной согласилась.

– Интересно, кого из нас она раньше начнет ненавидеть?

– Веселая мысль. Но мы изо всех сил постараемся оберегать ее женскую сущность. Правда, про тебя не знаю.

Ее женскую сущность? Это что-то новенькое, надо будет уточнить.

– Послушай. Анджела хотела бы вступить в права по закладной вместо тебя.

Я занервничал, произнеся имя Анджелы, будто тем самым подверг ее публичному осмеянию. Но Дайлис ответила спокойно:

– Мне кажется, это разумное решение. Я пошлю к тебе своего адвоката.

Воодушевившись, я выдал ей следующую порцию информации:

– Она нашла покупателя на свою квартиру и скоро хочет переехать к нам.

– Хорошо.

– И мы собираемся пожениться. В феврале, – сказал я, глядя Дайлис в глаза.

– Очень хорошо.

– Ты не против, если Глория будет подружкой невесты?

Дайлис пожала плечами.

– Если ей самой так хочется.

Мы просидели в баре минут пятнадцать. Все темы были исчерпаны. По крайней мере, больше никто из нас ни на что не решался. Я встал и вдруг неожиданно сам для себя сказал:

– Дайлис, ты не такая, как была.

Ее реакция меня изумила. Я даже не знаю, чего ждал. Но уж точно не этого взгляда, полного боли. Казалось, саму душу ее накрыла тень.

– Ну да, Джо, – сказала она. – Я знаю.

Глава 14

«Пикфорд» нам не понадобился, обошлись простым арендованным грузовичком. Анджела всю сознательную жизнь прожила налегке, так что мы сами, вдвоем, перевезли все ее имущество. У меня в спальне – у нас в спальне – она повесила «Поцелуй» над изголовьем кровати и отошла, чтобы заняться чемоданом.

– Я сам все распакую, – объявил я.

– А мне что делать?

– А тебе наблюдать.

Я вытащил туфли – четыре пары, две коричневые, две черные, и все на плоской подошве, – и аккуратно поставил их внизу гардероба.

– Ты когда-нибудь носила каблуки? – спросил я. Мне было ужасно любопытно.

– Нет, я и так дылда.

Я стал вытаскивать джемперы, футболки, брюки, пиджаки, джинсы и платья, – последних у Анджелы было ровно два.

– Правда, вот это синее красивое? – бросила она.

– Очень, – подтвердил я, разглаживая платье на вешалке. – Только Билли не показывай.

Я залез в чемодан поглубже и вытащил наружу круглую блестящую шкатулку.

– Можно мне посмотреть? – спросил я.

– Я так устала, мне тебя все равно не остановить.

Там лежали всякие безделушки, предназначенные больше для хранения, – сережки, браслеты, старая бабушкина брошь. Я поставил шкатулку на комод и снова сунулся в чемодан. На этот раз выудил белый чистенький вибратор.

– Боже, – сказала Анджела, – я про него и забыла совсем!

Я влажно поцеловал его в самый кончик и заботливо спрятал среди ее белья.

– Ты ужасен! – вздохнула она.

– Скажи мне спасибо, – вздохнул я в ответ. – Кое-что тебе не видать даже от Рассела Кроу.

За год и три месяца от меня ушла Дайлис, мимо меня прошла Присцилла, меня сморила Марина. От недостатка уверенности, энергии и драйва я совершенно забросил свои стильные портреты (да-да, я все перепроверил – они и вправду стильные!) и превратился в какого-то полубеспомощного маляра, чьи заработки омрачались постоянной необходимостью вовремя приходить в школу за Глорией, Джедом и Билли. Все оставшиеся силы я бросал на явно проигранную арьергардную битву. На моих трусах появились дырки. Моя студия покрылась слоем пыли. А когда дети уезжали к матери, их мягкие игрушки становились моими самыми задушевными друзьями.

– Жираф, а жираф, ты когда-нибудь пользовался быстровысыхающим лаком «Ронсил» для дерева? А дешевая страховка для автомобиля тебя не интересует? А когда ты в последний раз разглядывал собственные яйца на предмет опухолей? Громче, сынок, я не слышу…

Но сейчас у меня была Анджела, и я терял от нее голову. Она была сдержанна в сочувствии, она была проницательна, она умела понимать. Для меня Анджела была шедевром искусства, драгоценностью. Я вознес ее на пьедестал и показывал немногим избранным, и когда они, в свою очередь, восхищались ею, я купался в лучах ее славы.

– Замечательная девушка, – шепнула мне мама, когда мы относили на кухню посуду после воскресного обеда, на котором мама и папа знакомились с Анджелой.

– Замечательная девушка, – прошептал папа, доставая из холодильника желе. В эти выходные дети были со мной, и мы пришли к родителям вместе. Мне страшно хотелось познакомить их с Анджелой.

– Замечательно одета, – одними губами сказала мама.

– Какая статная, просто замечательно! – тихонько воскликнул папа.

И это, конечно, была высокая похвала. На Всестритэмских Чемпионов по Джиттербагу не так-то легко произвести впечатление.

Кенни, гроза пирожных, тоже отдал ей должное.

– Она не согласится мне попозировать? – прошептал он мне на ухо, когда мы втроем собрались в галерее «Тэйт-Британ».

Кенни занимался полузабытым искусством – изготовлением керамической утвари, но ему нравилось работать кистью. В студенческие годы он рисовал женщин. Всяких: крупных и изящных, грустных и одиноких, счастливых и довольных, болтающих ногами в воздухе. У него был совершенно уникальный глаз на женщин. Он просто зарывал талант в землю, занимаясь своей посудой.

– Но ты уже заметил, Кенни, что она… эээ… не мужчина?

– Да, но мечтать-то разве нельзя?

От каждого из моих родных и близких я хотел разного. От родителей – молчаливого заверения, что они видят в Анджеле те же хорошие качества, что и я. От Кенни – что он будет ласково льстить моему эго и замечать, как меня прямо-таки распирает от желания. От Глории, Джеда и Билли – что они с пониманием отнесутся к появлению в их жизни еще одной взрослой женщины. На Рождество все это особенно обострилось. С утра дети были в Далвиче, но к часу дня их привезли к нам. Как всегда, я высматривал пиллокомобиль из окна, и как всегда, он остановился на расстоянии от дома и отъехал прежде, чем я вышел к дверям. Эта ритуальная демонстрация таинственности Криса вошла в традицию.

– Мы с папой подумали, что я каждому из вас должна кое-что подарить, – объявила Анджела.

Мы оба нервничали и волновались, выдержим ли конкуренцию с праздником в Мамином Доме. Но у Анджелы на кону стояло больше, чем у меня. Я заметил, как застыла ее улыбка, когда она нагнулась к рождественской елке, – первой елке, которую мы украшали вместе. Каждому из детей она купила по плюшевому мишке.

Билли достался ярко-оранжевый. Он внимательно оглядел мишку и спросил:

– А как его зовут?

– Это тебе решать, – ответила Анджела.

Я затаил дыхание, и все остальные тоже.

– Мишку зовут… Прекрасный Латук, – наконец сказал Билли.

– И наречется он Прекрасным Латуком, – невозмутимо подытожила Анджела.

Джеду достался желтый. Джед молча развернул подарок и уселся с ним в кресло под бок к Джеффу-Жирафу.

– Джед, как ты его назовешь? – несмело спросила Анджела.

– Не знаю.

Но Анджела, предвидев такой ответ, заранее заготовила предложение:

– Может быть, Джерменом?

Джед просиял:

– А как это пишется? – осведомился он.

Я расслабился: сыновья вели себя совершенно как обычно: это означало, что они полностью приняли Анджелу. Глория тоже обрадовалась своему мишке (зеленому), но обрадовалась по-другому. Я уже и раньше стал за ней кое-что замечать: недавно она откопала среди Биллиных маскарадных тряпок свой старенький рюкзачок в виде кролика, который носила в пять лет, и снова повесила его себе за спину. Вот и сейчас она ответила Анджеле совершенно по-детски:

– Ой, какой миленький! Какой классный! Я его назову Брэдом!

Девять лет и девять месяцев – а вот и все девятнадцать. Глория переводила свое детство на новую ступень. Стены ее спальни украшали киты, к которым вот-вот присоединится и Гарет Гейтс^[13]. Не это ли «женская сущность», о которой думала Дайлис? Знал ли я вообще, о чем она думала? Моя жизнь менялась со скоростью света, для моих детей менялось очень многое, но Дайлис отвечала на все это гробовым молчанием.

В разгаре нашего бешеного романа Анджела продала свою квартиру и пустила вырученные деньги на уплату моих долгов. Она послала Дайлис письмо с благодарностью за то, что та отказалась от прав на закладную в ее пользу, но Дайлис не ответила. На Рождество она привезла к нам детей так же холодно и оперативно. Мне эта ее бесчувственность казалась подчеркнутой, и Анджеле тоже. Отчасти поэтому в промежутке между Рождеством и Новым годом мы решили пригласить Карло с Джилл. Я нуждался в их прочности и неколебимости, я нуждался и в их дружеской поддержке, особенно в поддержке Джилл. Я хотел, чтобы она как-то донесла до Дайлис то, что Дайлис отказывалась замечать сама: Анджела будет хорошей мачехой моим детям, и Дайлис не нужно ни бороться с ней, ни ее бояться.

Карло и Джилл приехали к нам к обеду. В тот день у нас много чего было впервые: первый раз мы с Анджелой вдвоем принимали гостей в квартире над «Богатством бедняка», и первый раз Анджела увиделась с моими друзьями.

– Карло, Джилл. Это Анджела.

Они обменялись рукопожатиями в прихожей. Пауло и Эмили, отпрыски четы Бонали, убежали искать Глорию, Джеда и Билли. Три пары глаз пробежались внимательно сверху вниз.

– Анджела! – сказал Карло. – Тебе предстоит кое-что узнать.

– Да?

– Кое-что о человеке, за которого ты собираешься замуж.

– Хорошее?

– Странное и тревожное, – отозвался Карло. – О его бурной и бешеной юности. О множестве грязных тайн его прошлого. И еще о его кошмарном вкусе в одежде.

– Карло, заткнись, – беззлобно попросила Джилл.

– Да ладно, Джилл, – Анджела поймала взгляд новой знакомой, – наоборот, пусть лучше выскажется.

После шоколадного мороженого и лазаньи мне стало казаться, что я превращаюсь в какого-то другого человека. Карло немножко смущал меня полуправдивыми рассказами о моей собственной жизни в колледже («он был блюстителем нравов, чудаком, восходящей звездой») и после возвращения из Франции («сумасшедший и весь бурлил безумными идеями»). Тем не менее данная версия Джозефа Стоуна казалась пережитком прошлого. Карло ловко проскользнул по началу наших отношений с Дайлис – в то время он сам ухаживал за Джилл так преданно и романтически, что я просто терялся. Мы с Кенни подсмеивались над ним тогда, но теперь эта его целеустремленность казалась взрослой и благородной. Когда мои отношения с Дайлис подсохли, а затем сошли на нет, Карло и Джилл превратились в образцовую счастливую пару. Мне тоже так хотелось, и вот сейчас я надеялся, что с Анджелой у меня получится наверстать упущенное. Позже, вечером, мы поехали в Кристал-Палас-парк, и там мне удалось перемолвиться с Джилл словечком наедине.

– Тебе она нравится? – спросил я.

– Да. Правда, очень.

– И мне тоже. Я просто как замазка стал в ее руках.

– По-моему, она очень храбрая.

– Почему? Потому что связалась с таким паразитом?

– Ты вовсе не паразит, Джо, и никогда им не был.

– Хорошо, с художником-неудачником с тремя детьми.

– Ты и не неудачник, ты хороший художник, – помнишь?

– Смутно. А как тебе показалось, дети ее полюбили?

– Очевидно, что полюбили. Это всякому видно.

Мы приближались к озеру с динозаврами, памятному для меня месту. И я задал Джилл еще один вопрос:

– Ты придешь на свадьбу?

– Вряд ли Дайлис захочет нам помешать, если тебя это интересует, Джо.

Я изобразил физиономией горгулью, якобы решительную. Джилл рассмеялась.

– Свадебные колокола и Джозеф Стоун… Никогда бы не подумала, что ты возьмешь и женишься. Это так с тобой не вяжется!

Я бы и сам не подумал, хотя не знаю, почему. Но, наверное, Карло был прав, уподобив брак кардигану на молнии – то кажется, что она разве что дедушке твоему подходила, а то вдруг тебе самому впору.

– А с Дайлис вяжется? – вдруг спросил я.

– Ой, – слишком быстро ответила Джилл, отворачиваясь, – не знаю.

– Лен, я завтра женюсь.

– Я уже слышал, Джозеф…

– Приходи на прием, если хочешь.

– Я так понимаю, что он будет у твоих родителей в Кройдоне?

– Твоя осведомленность безупречна, Лен!

– …а потом вы едете в Венецию на неделю, а детей оставляете на попечении Джорджа и Ланы…

Ну откуда он это знал? От агентуры ЦРУ, что ли?

– Ничего романтичнее Венеции и не придумаешь, – продолжал Лен.

– Ну да, точно. Разве что эскимо.

– Ну и, наверное… эээ… со сроками тоже все как надо, да?

Он имел в виду «дела». Я изо всех сил притворился, что не понимаю:

– Конечно, Лен, у нас уже заказаны такси и вообще все, что нужно…

– Очень хорошо, Джозеф, очень хорошо…

Да, со сроками все было как надо. Анджела настояла, говоря: «У хороших девочек не бывает кровотечений во время медового месяца».

Мой мальчишник был полон откровений. Знаете древний обычай – нажраться элем и наблевать кому-нибудь в шляпу, а потом отдаться на растерзание трем наемным шлюшкам и в конце концов оказаться в полицейском участке. Забудьте об этом. Мои дружки пришли ко мне с более серьезными намерениями.

– Лиловый? – поперхнулся я. – Ты обрядишь меня на свадьбу в лиловое?!

Карло обещал явиться ко мне со свадебным костюмом, который оказался великолепен. Просто замечательный костюм для выхода в стиле Остина Пауэрса. Я с отвисшей челюстью следил за примерочными манипуляциями Карло.

– Я сначала думал насчет абрикосового, но все-таки он больше подходит мне. А ты гораздо лиловее меня.

Карло нетерпеливо затянулся дурацкой сигарой. Я оглядел сидящих за столиком в ресторане: Карло, Кенни, Ротвелл, Брэдли и Стивен, старший брат Анджелы, выжидательно заулыбались.

– Ну скажи мне, что же делает одних лиловее других?

– Можешь считать, что портновская интуиция, – сказал Карло. – И не забывай, что с костюмом тебе полагается бонус: будешь стоять смирно – сольешься со своей гостиной. – Помните, я говорил, что у меня гостиная розовато-лиловая?

– Теперь примерь, пожалуйста. – Карло наконец надоело со мной церемониться. – Может быть, мне придется сделать в талии посвободнее.

Я встал и сбросил штаны. Последовали возгласы одобрения, затем я услышал, как Кенни шепчет мне на ухо:

– Джо!

– Да?

– Знаешь, я гомосексуалист, а ты…

– Не обладаешь этим качеством, – Карло подал мне свадебное одеяние.

Я стоял перед ними голый ниже пупка, не считая носков и трусов.

– Не обладаешь, точно, – согласился Кенни. – Ну вот, дело в том, что…

– В чем?

– Такой эмоциональный момент…

– Да?

– Мы давно уже знакомы, и я подумал, что тебе нужно знать.

Стоя одной ногой в лиловой штанине, я был весь внимание. Остальные тоже замерли.

– Я думаю, тебе нужно знать, что ты никогда не привлекал меня как мужчина.

А Карло подслушивал.

– Вот так не везет! – сказал он. – Похоже, спать ты будешь с женой, никуда не деться.

Кенни, Карло и я – хорошенькая команда! На следующее утро мы втроем поднимались по ступеням Ратуши: мистер Лиловый, мистер Абрикосовый и Кенни, мистер Бирюзовый – гей-версия «Бешеных псов». Три пастельных мушкетера, жених и двое шаферов, затуманившие взор чиновника-регистратора.

– Эээ… кто тот джентльмен, который собирается жениться?

Джентльмен? Это я-то? Со своим тройным выводком?

Выводок стоял вместе с бабушкой и дедушкой. На Глории была блестящая зеленая юбочка и такой же жакет. Она подошла ко мне и поцеловала.

– Ты такой красивый, папа!

– А ты какая красавица! (И с каждым днем все больше похожа на маму!)

Джед шарил в кармане. Что у него там – бусы? Стегозавр?

– Джед, у тебя все хорошо?

– Да.

– Точно?

– Точно.

– Ты не забудешь, что я тебя люблю?

– Нет. (Сынок, гуляй побольше. Так хочется твоей маме.)

И, наконец, Билли. Глаза его расширены, лицо сияет, парик сидит косовато.

– Привет, пап!

– Привет. Потрясающе выглядишь, Белоснежка! (Как гордилась бы тобой мама, будь она здесь!)

А вот и невеста. Отец ведет ее под руку и лучится от счастья. Она великолепна: и жакет, и брюки, и лиловый цвет. На свадьбах обыкновенно полно китча, но у нас все по-другому. Ни капли пошлятины.

– Ты как картинка, – шепнул я.

– Хочешь меня купить? – улыбнулась она.

– Зови меня Саатчи и предлагай свою цену.

Кенни открыл коробочку с кольцом. Карло подал его мне. Я – надел на палец Анджеле. Затем я произнес «Да».

В Венеции шли дожди. Съежившись под плащами, мы шмыгали между ливнями из одного кафе в другое, тоннами поглощали мороженое, наблюдали за промокшими туристами, что выстраивались в очереди вдоль деревянных помостов вокруг многолюдной площади Сан-Марко. Очереди сходились у знаменитого собора, ибо только так можно было, никуда не плывя, добраться до прославленных шедевров эпохи Возрождения внутри собора. Я спросил у Анджелы:

– Как ты думаешь, лет через четыреста будут люди приезжать издалека, чтобы полюбоваться на дома моей отделки?

– Наверняка, – ответила она.

Романтическая была сцена. Официанты сновали между столиками, убеждаясь на собственном опыте, что все англичане сумасшедшие; под аккомпанемент плещущихся волн пианист наигрывал на якобы «Стейнвее». Мы отмечали тридцатичетырехлетие Анджелы, размышляли о будущем и держались за руки.

– Мне хочется вернуться к живописи, – заметил я.

– Правильно, давай, – согласилась Анджела. – Только так мы сможем разбогатеть.

Она была права. Наши доходы, сложенные вместе, давали возможность жить неплохо, но на целый парк яхт нам не заработать. Я позавидовал Брэдли, старшему брату, – его сократили из фирмы, торговавшей игрушками, и тогда он решил начать бизнес со своей женой. Малика была родом из Марракеша и имела за плечами богатый кулинарный опыт. На выходное пособие Брэдли они открыли марокканский ресторан в Стоквелле. С его антрепренерской убедительностью я мог чего-то добиться. Не менее убедительным был и младший брат Чарли. У него, правда, предпринимательские планы приняли несколько более, так сказать, воздушные формы. После свадьбы он обратился ко мне с деловым предложением:

– У меня, по-видимому, есть хорошее место для человека с твоими навыками, – вещал он. – Прекрасное такое местечко, для работы с развивающимися рынками зарубежных стран. Требуется делать на заказ качественные работы за отличное вознаграждение, – если, конечно, будешь делать именно то, что от тебя требует клиент.

Мы совещались в мозговом центре бизнес-империи Чарли – в его комнате в доме родителей, где он до сих пор жил. Он утверждал, что занимается экспортом и импортом по всему Тихоокеанскому региону. Ему двадцать семь. Он владеет одним пиджаком от Армани и мобильным телефоном.

– Можешь не объяснять, – сказал я. – Воздушные блондинки, сгрудившиеся вокруг чьего-то гигантского фаллоса, лошади, летящие сквозь морскую пену…

Чарли выпучился на меня:

– Наконец-то понимаю, почему тебя все называют таким умницей!

В мечтах Чарли видел во мне Вермеера, я же не пылал таким энтузиазмом. Представьте себе, у меня имелась такая странная штука под названием гордость.

Мы с Анджелой переговаривались об этом, бродя по влажным аллеям вдоль каналов.

– А ты попробуй, – сказала она. – Напиши ему несколько картин, посмотри, как будут продаваться.

– Многовато будет, несколько. Сколько там в Гонконге требуется картин с гибкими лесбияночками на мотоциклах и с плетями? Сколько нужно малазийским «крестным отцам» благочестивых образов «Манчестер Юнайтед»?

Тем не менее предложение мне почти понравилось. Я старался думать о такой работе, как о творческом отдыхе. Музу можно приятно пощекотать хорошими и быстрыми деньгами. Пустяковые работки хорошо отвлекают, да и развлекают, а по две тысячи за картинку – глядишь, так и закладную скоро выплатим. В результате я решил после приезда разобрать и привести в порядок свою студию. А пока мое решение давало нам с Анджелой возможность помечтать.

– Можно будет купить машину, чтобы заводилась даже по утрам на холоде, – предлагал я.

– Точно, – говорила Анджела. – Или починить все в доме.

Тоже хорошая идея – потому что у нас в квартире все потихоньку выходило из строя.

А потом я сказал такое, что и сам себе удивился:

– Мы даже могли бы и новый дом купить, попросторнее!

Анджела тоже изумилась. Ей было хорошо известно мое отношение к «Богатству бедняка» и Папиному Дому. Она искоса поглядела на меня:

– А зачем нам дом попросторнее?

– Ох, – ответил я. – Не знаю.

В нашу последнюю ночь в Венеции мы приготовились в последний раз ублажать друг друга на безумной кровати под балдахином в номере отеля.

– Ну, Анджела, – спросил я, – какие дикие противоестественные фантазии влекут тебя на этот раз?

– Давай сделаем все старым дедовским способом. Мне нравится, как мы подходим друг другу. Так близко.

Весь дрожа от нежности, я порылся в комоде у кровати и достал презерватив.

– Я вскрою, а ты развернешь?

– А может, и нет. – Она прижала меня к себе. – Зачем еще ждать?

Глава 15

– У нас будет ребеночек!

– Да ну! Так быстро!

– Ага! Так здорово!

– А это мальчик или девочка?