Текст книги "Папина жизнь"

Автор книги: Дэйв Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Вот как раз на прошлой неделе приезжала семья.

– Да-да, – вмешался Ситчик, – такой низенький парень с бородой и жена, довольно привлекательная.

Миссис Ситчик специально ради меня закатила глаза.

– С ними были трое очаровательных детишек, – продолжал Ситчик. – Такие вежливые, правда, дорогая?

Супруга согласилась. Меня затопила гордость.

– О да, очень вежливые. Девочка-подросток, просто мамина копия, мальчик, довольно тихий, и его младший братишка – такой забавный!

– Правда? – ввернул я. – Люблю таких детей. Расскажите еще, пожалуйста.

– Ну, вот, – начала воодушевленная Миссис Ситчик, – этот малыш мне рассказал, что он на самом деле Золушка и только играет в мальчика!

– Как мило, – засмеялся я. – И как похоже на одного из моих! Но скажите, это семейство сделало вам окончательное предложение?

– Пока нет, – вынужден был признать хозяин. – Хотя Дуэйн и полон надежд. Должен сказать честно, дом, на мой взгляд, им идеально подходит. Парень мне сказал, у них скоро будет прибавление.

На следующее утро я проснулся, говоря про себя – брысь, котяра, лежишь тут на мне мертвым грузом. Я пнул Тигру легонько ногой и услышал, как она шлепнулась на пол.

– Извини, Тигра, – сказал я. Я вообще-то не хотел ее скидывать. – Хорошо, что ваша порода всегда приземляется на лапы. – Я сел, спросонья пошатываясь, и повернулся к изножью кровати. Тигра неподвижно лежала на ковре. Она была и в самом деле мертвым грузом. Мертвым, как камень.

– Ой! – выдохнул я. Даже не трогая ее, я понял, что она мертва уже несколько часов. Трюк с дохлой кошкой, конечно, имеет богатую историю, но я сомневался, что моему старшему сыну будет смешно.

– Ох, Джед! – застонал я. – Ох, Джед!

Часы показывали 8:07. Я вытащил из комода старое потрепанное одеяло и завернул в него окоченелое кошачье тельце. И что дальше? Пойти в сад и быстренько вырыть яму? В тоске ждать, пока соберется вся семья? Кажется, это именно тот случай, когда детям нужно объяснять, что все мы подвластны року.

– Джед, Джед. Ну не убивайся так. Считай, что это подготовка.

– К чему?

– К тому, что я тоже когда-нибудь умру.

– Не говори глупостей. Ты же не кошка.

– Нет, я твой папа, но…

– Мне больше бы хотелось кошку.

– Ты серьезно?

Нет, мне такое не под силу. Я ласково уложил Тигру в старую сумку «Найки» и застегнул молнию. Спустя двадцать минут я протолкался в ветклинику и подошел к улыбающейся администраторше.

– Добрый день. Меня зовут Джозеф Стоун. Я принес к вам свою маленькую кошку. Только она, увы, уже умерла.

Она осмотрелась, будто в поисках скрытых камер. Может, тут вот-вот выскочит Джереми Бидл^[21]? Но нет. Она быстро поняла, что имеет дело с глубоко огорченным человеком.

– Но, мистер Стоун, – сказала она, – если ваша кошка умерла, что ей здесь делать?

– Я не знаю, я просто…

На меня уставилась собака пекинес. Отчаянно стараясь изобразить безразличие, я поправил сумку на плече. Никчемное тельце Тигры болталось на дне.

– Не знаю, я просто…

– Понимаю. Такое горе, конечно… Ну, ну, ничего. Вот вам платочек.

Я высморкался.

– Сам не верю, что это случилось, он был такой счастливый, а тут такое…

Администраторша глянула непонимающе. Дохлая кошка сменила пол, что ли? Ну конечно, откуда ей знать, что я говорил о Джеде. Она снова обратилась ко мне:

– Мы можем осмотреть… эээ… котенка, если хотите, попытаться установить причину смерти. Вам этого хотелось?

– Да. Нет. Ничего, ладно. Простите. Я зря пришел. Задерживаю пекинеса. Я уйду.

Мой труп и я отбыли. Что мне дальше делать?

– Снова к нам? – Женщина в зоомагазине меня узнала. Я бы мог без предисловий бросить ей в лицо:

Вы продали моему сыну подделку. Бракованный товар. Он сломался у меня в ногах. Что, не верите? Гляньте-ка!

Но я не стал. Я просто смиренно сказал:

– Ну да. Теперь мне нужен еще один котенок. Видите ли, у моего застенчивого мальчика есть братик…

– Как я сама не догадалась! – рассмеялась продавщица.

В вертящемся клубке внутри стеклянной витрины был только один черный котенок. Чуть побольше Тигры, но в остальном ее идентичный близнец.

– Мне черного, пожалуйста, – сказал я. Передо мной возник еще один мяукающий кошачий младенец и еще одна котоноска.

– Вот так, – сказала женщина. – Надеюсь, они у вас не передерутся!

– Даже не думайте, – храбро пообещал я. Она засмеялась. Я направился к двери.

– Не забудьте его потом кастрировать, – крикнула она мне вслед. – Знаете, какие эти котики бывают!

Я застыл на пороге. Но ничего не поделаешь. С мертвой девочкой в одной руке и живым мальчиком в другой я бежал к дому.

Глава 25

К обеду мы вшестером собрались за столом в кухне. Я прочистил горло и сказал:

– У всех прошу извинения, что убрал ковер. Да, и за отсутствие декора.

– Ты ничего не сделал! – сказала Анджела, едва ли не с ужасом. – Ты просидел здесь почти неделю и не сделал вообще ничего, только ковер убрал. Чтобы Эстелла поползала по полу и занозилась!

Она выхватила у меня малышку, не сказав больше ни слова.

Я молча жевал рыбные палочки.

– Пап!

– Да, Билли?

– Знаешь что?

– Что?

– Знаешь Энди?

– Ага.

– У Энди нету папы.

Этот самый Энди был мальчишка из фильма «Игрушечная история», владелец Вуди и Базза. Билли был прав: насколько всем известно, у Энди имелась только мама. Она не числилась в главных героях, но по крайней мере было ясно, что она существует. Мужской же родитель Энди, наоборот, являл собой загадку. Кто же этот отец-невидимка? Безнадежный трудоголик, приходящий домой поздно ночью? Бесстыжий изменник, заслуженно брошенный? Донор спермы из Интернета, один из тех, чьим превосходным семенем пользуются за плату женщины детородного возраста?

– Ты прав, Билли, – начал я. – Похоже, что папы у Энди нет. Интересно, почему?

– Его, наверно, бросила мама Энди, – предположила Глория. – Он не справился с семейными тяготами.

Джед ничего не сказал вслух, но что-то прошептал Билли на ухо, после чего Билли тут же заявил:

– А может, он просто умер!

Я не отступал:

– Я полагаю, сценаристы «Игрушечной истории» просто решили, что если у Энди есть кто-то один, то это должна быть мама. В конце концов, одинокие папы не так уж часто встречаются. Их немного.

– Нет, много! – возразил Билли.

– Да ну? Например, кто?

– Да в «Покахонтасе», у нее там есть один папа!

– Ну, хорошо, – сказал я. – А Думбо? Там они вдвоем с миссис Джумбо против жестокого и неласкового мира. И никакого папы не видать.

Джед снова что-то прошептал Билли.

– А как же принцесса Жасмин в «Аладдине»? У нее же только папа!

– И у Русалочки тоже! – добавил Джед.

– Русалочка не в счет! – бурно запротестовал я. – Идиотка, бессмысленная морская кретинка, которая хотела выйти замуж и попасть в семью, где едят морских жителей! Она дурочка и приспособленка!

– В «Красавице и чудовище» есть только папа, – сказала Глория. – Такой, слегка чокнутый!

– И в «Принцессе-лебеде» тоже, – сказал Билли.

– И в «Гуфи», – сказала Глория.

«Гуфи» – это сказка про самого нелепого папу на свете.

– Вы бы вспомнили какого-нибудь нормального папу из мультиков, а не этих дурачков! – взмолился я.

– Как насчет Короля-Льва? – сказала Анджела, наконец слегка сжалившись надо мной. – Он замечательный папа.

– A-а, Муфаса! – вспомнил Билли. – Весь такой большой и страшный, ходит в джунглях! Крису он нравится!

Тут мои мысли забегали туда-сюда. Сначала они прибежали в дальний угол сада к могилке Тигры и сказали: «Тигра, ну-ка подвинься, я к тебе лягу». Потом они пошли прямиком к Бэмби. У Бэмби были и мама, и папа. Маму убили охотники, это все помнят. Но как насчет Бэмби Старшего, далекого патриарха, который носился по лесу и хрипло отдавал команды? Я раздумывал, был ли он прав.

ЧАСТЬ IV

ОТПУСКАЮ

Глава 26

– Джо, проснись!

Я вытянул руку. Ее взяла Анджела.

– Еще не завтра, – сказал я.

– Нет, уже завтра. Полчетвертого.

– Где малышка?

– Тут, крепко спит.

– А ты где? – Я так и не раскрыл глаз. И не раскрывая, притянул Анджелу ближе.

– Джо, – сказала она. – Не хочу тебя тревожить, но…

– Что?

– Я говорила с Дайлис.

Я вскочил на кровати и моргнул. Пенис стоял, как скала. Я почувствовал, как он скукожился до дюймового сморчка.

– Да ты шутишь! – высказался я, ошеломленно таращась.

– Нет, не шучу. Два часа у нее пробыла.

– Где?

– У нее дома.

– А Пиллок что же?

– Его не было. Он уехал по делам. Он как раз звонил, когда я там была.

Столько мне уже не под силу было переварить. Примитивные инстинкты брали свое. Я вспомнил, что голый. Во мне пробудился неандерталец.

– Слушай, я на самом деле еще сплю, да?

– Да нет. По-моему, Дайлис была мне рада. Ей было одиноко.

– Одиноко, говоришь?

– Да, и, честно сказать, мне кажется, с ней это часто бывает.

Я положил голову Анджеле на бедро и спросил:

– И как оно было?

– Мы разговаривали. То есть в основном говорила я.

– О чем?

– Рассказывала про Эстеллу. А она… мне показалось, она искренне хотела со мной подружиться, поговорить по душам. Но при этом как-то зажималась, боялась, что ли, слишком много наговорить.

– Ты мне все-все расскажи! – попросил я.

– Хорошо. Вот на двери у них шнурок от звонка.

– Знаю, сам его дергал.

– За дверью стояла Дайлис.

– И?

– Она очень красивая, правда? И Глория будет в точности такой же. Но, правда, я не этого ожидала.

– А чего?

– Этакую секс-бомбу, с губками как у Кайли, бюстом как у Пэмми Андерсон, с осанкой Мадонны.

– Да? Почему?

– Потому что она же тебя этим привлекала.

– Неправда.

– Врешь. Ладно, прощаю. В общем, я удивилась, что она такая… мамашка.

– Мамашка?

Анджела в поисках нужного слова цокнула языком.

– Ну нет, не мамашка, а как бы это сказать… Нет, это слишком уж убого. Не знаю. Понимаешь, я думала, она будет такой… решительной, что ли. Напуганной? Нет, скорее пугающей. Я собиралась было ее испугаться.

– Не испугалась?

– Совсем чуть-чуть. Не сильно. Я же ей первая позвонила, так что было легче.

– Ты ей звонила?

– Ну да, – засмеялась Анджела. – Когда ты заснул. – Она проговорила это так, будто ничего особенного не случилось. – Она, можно сказать, меня ждала. Потому что Джилл мне вроде как дала понять, что Дайлис вроде бы говорила ей, что хотела бы со мной познакомиться и что это будет нормально.

– Вот бабы! – сказал я. – Мог бы и догадаться!

– Еще я так поняла со слов Джилл, что Крис уезжает на несколько дней.

– И когда она тебе это сообщила?

– Когда я гостила у мамы. Она мне позвонила на мобильный.

Умереть можно от восхищения.

– Так вы заранее обо всем сговорились?

– Ага, мы такие интриганки, – сказала Анджела. – Она повела меня по замечательному холлу в замечательную кухню и предложила замечательный бокал вина. А потом стала расспрашивать про малышку.

– Ого! – Я изобразил удивление. – Года не прошло?

Дайлис выспросила все: про беременность, роды, послеродовой период, про больницу, врачей, про прививки, мастит, упражнения для тазовых мышц, послеродовую вагинальную смазку. Но про себя почти не рассказывала. И про меня тоже.

– Вот что странно, – сказала Анджела, – она и про Глорию, Джеда и Билли тоже не говорила. Чудно как-то, при том, что в коридоре стояли их ботинки, все стены в их картинках… Она как будто не смела признать, что вы существуете. Будто вы привидения какие-то, что ли. Бред.

– Она держала Эстеллу?

– Да, – сказала Анджела.

– Это ты предложила, или она сама попросила?

– Я предложила. Не знаю, может, и зря.

– И как она тебе показалась, когда держала ребенка?

– Трудно сказать. По-моему, нормально. Она положила ее под одеяло на этом своем элегантном кухонном диванчике и поздравила с тем, что у меня такая спокойная дочка. Это ее никак не разволновало, – понимаешь, что я хочу сказать? Правда, ситуация, конечно, совершенно невозможная. Но тут зазвонил телефон.

– Муженек звонил?

– Ну, видимо, да, хотя она мне не говорила. Мне стало неудобно, и я сбежала в туалет.

– Вокруг-то огляделась?

– А как же.

– Фолиевая кислота была?

– Нет.

– Ясно, значит, в спальне рядом с виагрой.

– В общем, когда я вышла, она еще разговаривала. Она в основном слушала, а не говорила. Такое впечатление, что она к нему как-то подлизывалась. Все поддакивала: «Да, милый, ты прав, да, по-моему, ты прав».

– «Милый»? Меня она так никогда не называла.

– Потом наконец она положила трубку, извинилась, что пришлось отвлечься от меня, а я сказала – ничего страшного. Но мне уже надоело ходить вокруг да около, так что я взяла и прямо спросила, как она думает, что теперь делать с фамилиями детей.

– Ну и как она отреагировала?

– Да как на все остальное. Слегка отстраненно. Я очень спокойно говорила, объяснила, что мне грустно из-за Эстеллы, что ей мы записали двойную фамилию, но вообще она будет называться Стоун, чтобы, когда подрастет, не теряла связи с братьями и сестрой.

– А она что-нибудь сказала?

– По-моему, она раньше просто не задумывалась об этом с такой точки зрения. Но ей, похоже, это было не так уж важно, как и все остальное. Она сказала: все так сложно выходит, да? Больше я от нее ничего не добилась. Еще я спросила, правда ли, что они собрались переезжать.

– А она?

– Сказала, что они просто решили съездить на экскурсию. Я упомянула большой дом в этом, как его… Хэйдауне, мол, мы слышали, что они ездили туда смотреть. Ее слегка рассмешило, что я про это знаю, но она мне дала понять, что насчет переезда – это так, фантазии. Может, нарочно не стала говорить, я не поняла. Обидно, да? – Анджела пожала плечами. – Она мне показалась какой-то потерянной, вялой, что ли, как настоящая старорежимная жена, которая ждет мужа из командировки. Я так и вижу, как она вокруг него суетится, подает обед на стол, носки ему гладит, и все такое.

– Это что-то новенькое, – сказал я.

– Вот интересно, – продолжала Анджела, – может, она решила сдаться? Ну, стать уступчивой женой?

– Какой еще уступчивой женой?

– Это одна американская писательница придумала. Написала самоучитель для женщин, как сохранить свой брак. Оказывается, надо во всем уступать и подчиняться мужу.

– В каком смысле уступать?

– В основном надо ему все время говорить, что он прав. Даже если он не прав.

– Да уж, настоящая свобода.

– Эта тетенька пишет, все дело в том, что мы должны выказывать почтение к мужчине и уважать его естественное мужское желание быть первым.

Я умоляюще взглянул на нее:

– Сними сорочку.

Анджела сбросила ее на пол. Я согнул палец и костяшкой провел по ее бедру.

– Теперь давай уступай, – скомандовал я, продвигая палец дальше.

– Ох! Подчиняюсь, – сказала она. Мы легли рядом на постель.

– Ни на что я не гожусь, – сказал я.

– Я тебя прощаю. Тебе, наверное, просто нужно было отдохнуть.

И тут я признался.

– Этот дом в Хэйдауне. Я туда ездил, посмотрел на него.

– Да не может быть!

Я рассказал ей все. Про свою безумную поездку под именем мистера Дали, про сумасшедшую выходку с Тигрой, и про то, как меня парализовал страх и чувство вины, и от слабости я даже кисть не мог взять в руки, пока был один. Анджела в изумлении меня слушала, где-то смеялась.

– Больше всего ненавижу быть бесполезным. Клянусь днем отъезда Дайлис, что больше такого не будет. А теперь я и тебя, и детей подвел.

Анджела придвинулась ко мне поближе.

– Вставь в меня палец.

– Ему у меня в носу хорошо, – удивился я.

– Немедленно.

Я так и сделал.

– Теперь второй.

Я вставил второй.

– Займись мною, – сказала она.

Я занялся ее губами, мочками ее ушей, ее шеей, ее носом. Я занялся ее животом и грудью. Ее сосками, которые пока еще делил с Эстеллой. А потом я нежно перевернул ее на живот.

– Так тебе хорошо, ангел мой?

– Божественно… просто божественно, и так глубоко…

Глубоко… да. Я больше не дышал.

– Нет, не сейчас, – сказала она. – Не сейчас.

Я, как подобает джентльмену, стал думать о другом. Так, представим себе ведро червей… коровью лепешку на тарелке… мерзкие шишковатые коленки дяди Нэда…

Так на чем мы остановились? Ах да.

Я сел на пятки. Анджела перевернулась и тоже села. Колено к колену. Глаза в глаза. Щека к щеке.

– Не трогай меня, – задыхаясь, сказал я. – А то потом придется вытирать стены.

Она ко мне пока не прикасалась. Только говорила.

– Заложи руки за спину.

Я заложил руки за спину.

– Я хочу на тебя посмотреть, – сказала она, ее пальцы скользили по моему лицу.

– Мы любим друг друга, правда? – спросил я.

– И всегда будем любить.

Глава 27

– О, господи! – воскликнула она, враз проснувшись.

– На, возьми, солнышко.

– О, господи!

– Положи под себя или обмотайся. – Я протягивал ей бордовое пляжное полотенце. – У меня в сумке есть то, что тебе нужно.

Глория ужаснулась.

– Ну не засовывать же мне их тут!

Она дремала под лиловым пляжным зонтиком в желтом закрытом купальнике и в панамке. Я придвинулся ближе, чтобы ей не казалось, что ее отовсюду видно.

– Нет, конечно, и не нужно, – сказал я. – Никто ничего не заметил. Ты прикройся полотенцем, мы тихонько выйдем за ограду, а там как раз женский туалет.

Мы были в Девоне уже с неделю. Строили песочные замки, купались, меняли под тентом подгузники. Вдали от Саут-Норвуда атмосфера улучшилась. Эстелла была прелестна, Билли и Джед развлекались, как могли. Анджела стойко готовила себя к неизбежному возвращению на работу. По крайней мере, Эстеллу препоручат заботам верной Эстер. Только напряжение Глории омрачало нам безоблачное небо. И, я полагаю, моя личная антипатия к юнцам с пушком над губами, которые поглядывали на мою дочь, прикидывая, можно ли ее поцеловать или она еще слишком маленькая. Временами все это напоминало какие-то рассказы из сериала о природе.

Юные самцы бродят кругами. Они чувствуют, что молодая самка уже созрела, но сама самка еще не уверена. Она держится поближе к стае. Вожак стаи делается агрессивен, как будто говоря: «Вон отсюда, прыщавый! Она для тебя еще слишком юна!»

В тот день я отправился с Глорией к бассейну в качестве конвоира. В отличие от Джеда и Билли она не питала интереса к водным аттракционам и сумасшедшему гольфу, а поскольку Анджела утром настояла на том, что сегодня сопровождать мальчиков будет она с Эстеллой, честь топтаться рядом с расцветающей дочерью и своим присутствием распугивать заинтересованных тинейджеров выпала мне.

Я не дрожал над ней, нет. Если бы рядом возник мальчик, достойный поцелуя, и Глория потянулась бы к его губам, я тихонько отошел бы в сторонку. Однако же у рано созревающей девочки вырисовывалось мало сексуальных интересов, помимо загорелых музыкантов на постерах в спальне. Я чувствовал, что ловить на себе взгляды «пятнистых» ей наскучило. Я понимал ее и надеялся, что она это знает, хотя сознавал, что мою солидарность лучше держать при себе.

– В какую сторону? – металась Глория, озираясь.

– Вот сюда, – я взял ее под локоть и повел мимо грязных бирючин. Она стискивала полотенце под грудью, на ходу оно хлопало. Уборные находились в бетонном здании типа глыбы, под зеленой крышей. Зато там была душевая.

– Вот и пришли, – сказал я, достал из спортивной сумки пакет и всунул ей в руку. В пакете было чистое белье и гигиеническая прокладка. Глория выхватила его и скрылась внутри.

Я люблю Глорию. Я всегда люблю Глорию, даже если лезу от нее на стенку. Когда она вышла, вся чистая, одетая и довольная, любить ее было намного легче, чем до этого.

– Ты всегда околачиваешься около женских уборных? – осведомилась она, подходя ко мне. Бордовое полотенце она сунула под мышку.

Я нейтрально шатался поодаль от них, чтобы показаться чудаком.

– Все нормально? – спросил я, игнорируя замечание.

– Да. Спасибо.

– Не за что. Я как бойскаут – «будь готов». – Обычная папина нервная болтовня.

Но я протянул ей руку, и Глория взяла ее. Мы медленно шагали, и время от времени она тыкалась головой мне в плечо.

– Можем вернуться под тент и почитать, – предложил я. – Хочешь?

– Я бы в пинг-понг поиграла.

– Уверена?

Она поняла, почему я переспрашиваю, и спросила в ответ:

– Разве не видел, как в рекламе?

– А, когда девушки во время этого рассекают под парусом? – догадался я.

Мы пришли к теннисным столикам.

– Твоя подача, – сказал я.

Глория склонилась над столом, как заправская спортсменка, и послала мне шарик. Я отбил, но он запутался в сетке. Прежде чем вытащить шарик, я сказал:

– Глория, у меня есть к тебе вопрос.

– Про маму с Крисом?

– Прости. Боюсь, что так.

– Ничего, – ответила она и снова молниеносно послала мне шарик. – Хочешь спросить, не собираются ли они завести ребенка?

– Ничего себе! У меня что, на лбу все написано?

– Ага.

– Ну так как?

Глория поймала шарик и накрыла его ракеткой, чтоб не укатился. Она оттянула ворот майки – ей было душновато.

– Я не знаю, папа.

– Мама с тобой про это не говорила?

– Говорила.

– А можно, я спрошу, что она сказала?

– Нет.

– Извини.

– Ничего.

Ее подача. Я отбил и опять рискнул шагнуть на минное поле.

– Мама очень расстроена?

– Да.

– Как ты думаешь, все будет хорошо?

– Мы пока не знаем.

– Ты знаешь, у меня нет к ней ненависти. Она ведь про меня так не думает?

– Она знает, что ты очень сердишься.

– Из-за фамилий?

– Ну да.

– Мне кажется, нам с ней стоит потолковать и попытаться договориться. Ты как думаешь?

Глория сделала удар слева и завершила партию. Она покачала головой, словно говоря «Может быть, может быть». А потом вслух сказала:

– В средней школе я опять возьму свою фамилию.

– Что? – я поймал шарик и удержал в руке.

– Буду опять Глорией Стоун. Я спросила, они мне говорят – давай, нормально. Пиннок – вообще дурацкая фамилия. – Она засмеялась.

– Ну нет! – неискренне ответил я.

– Нет, дурацкая! – захихикала Глория. – И похоже на «Пиллок».

– Откуда ты вообще такие слова знаешь!

– Я и Крису сказала.

– Что у него фамилия похожа на «Пиллок»?

– Ага!

– Так и сказала? А он что?

– Не обиделся. Сказал, что его так иногда дразнили в школе.

Тут мне стало любопытно. Раньше ведь Глория о нем почти не рассказывала.

– А в какую школу он ходил?

– По-моему, в какую-то ужасно престижную. Закрытый пансион.

– А он что, и правда очень богатый?

– Уух! Ты что, пап, его побаиваешься, что ли?

– Ну да.

– Ха! Разве можно бояться Криса!

– А что такого? У него больше денег, чем у меня, он компьютерный гуру, очень успешный. А я всего лишь бедный художник.

– Да Крис же не страшный. Он сам все время волнуется!

– Насчет чего?

– Не знаю, детям вроде как знать не положено. А что, разве художники богатыми не бывают?

– Только некоторые, – сказал я.

– А ты почему стал художником?

– Я хорошо рисовал, мне это нравилось. И мне хватало наивности думать, что на это можно жить.

– А нельзя?

– Ну, можно, в общем-то… временами.

– Я видела, что ты рисуешь для дяди Чарли.

– Господи! Да ты что!

– Ага, это, по-моему, интереснее, чем мой портрет, который висит у дяди Брэдли с Маликой.

– Ерунда! – ответил я. – Он украшает их ресторан! Вот такую работу я люблю – честную, с душой, чистую.

– Ой, перестань, ты меня смущаешь.

– Ладно. А Крис тебя тоже смущает?

– Сплошные вопросы!

– Ну а все же?

– Иногда, пожалуй.

– Например когда?

– Ну, например, когда он хочет, чтоб мы ему позировали для фотографии. Хочет, чтобы все было так красиво и опрятно, «как в настоящей семье», он так говорит.

– И часто это бывает?

– В последнее время да. Еще на рождественском представлении, – ее карие глаза повернулись, как тяжелые мраморные шарики. – Он там стоял на самом виду и записывал нашу пьесу. Сказал, что любит рождественские традиции и что хочет послать пленку каким-то родственникам, чтобы показать, какая у него теперь прекрасная семья.

– Звучит неплохо, – сказал я. Экая добродетель. – А американского лося он тоже заснял?

– Лося?

– То есть северного оленя. Человека в костюме оленя.

Глория удивилась и рассмеялась.

– А, да, помню! Никто так и не понял, кто это был. А ты откуда знаешь?

– У меня были секретные сведения из первоисточника.

Ночью я сел под навесом с фонарем.

Дорогая Дайлис,

Прошло три года с тех пор, как закончились наши отношения, и мне кажется, я должен еще раз попросить тебя постараться найти способ уладить наши разногласия…

Я писал, взвешивая каждое слово, и закончил уже около двух часов ночи. Потом я ринулся к почтовому ящику и поспешно бросил письмо в щелку, чтобы не передумать.

Глава 28

Вероника поглядела на нас обоих.

– Давайте, – начала она, – решим, что мы будем обсуждать в первую очередь.

Я никогда еще так не нервничал, как здесь, в этой бесцветной комнате с закрытыми шторами, не пропускающими уличные сумерки. Посредник Вероника говорила ласковые слова, а напротив меня сидела Дайлис Дэй собственной персоной.

– Какие будут предложения? – спросила Вероника, приглашающе изогнув брови и переводя взгляд с меня на Дайлис.

– Я бы хотела поговорить о своем муже Крисе, – сказала Дайлис. – Особенно мне хотелось бы поговорить о позиции Джо по отношению к нему и об отношениях Криса с детьми.

Пока она говорила, я разглядывал орнамент на ковре и пытался нащупать тормоз этой бешеной карусели эмоций в голове. Дайлис усталая, подумал я. Еще я заметил, что она потолстела. Неужели возраст дает о себе знать? Во мне заскреблась грусть. Возможно, сознание того, что и я над временем не властен.

– А вы, Джозеф? – спросила Вероника.

– Я хочу поговорить о смене фамилий и о том, какой ущерб это принесло.

После некоторой паузы Дайлис сказала:

– Наверное, лучше мне ответить.

Я сосредоточился на ковре. Она смотрела на меня, это ощущалось по голосу. Я знал, что должен на нее посмотреть, и пытался себя заставить, пока она говорила.

– Я отдаю себе отчет, Джо, – сказала она, – что тебе, может быть, трудно это понять. Но у меня были причины для такого решения…

Наконец я смог поднять глаза, но в результате перестал ее слышать. Волосы Дайлис оставались длинными и роскошными, как всегда, но меня поразило, как изменилось ее лицо. Неужели меня просто обманывает память? Мы ведь долго не виделись. Но нет – нечто страшнее, чем время. Щеки припухли, кожа потускнела. Болезненный облик довершало отсутствие макияжа, даже знакомой губной помады. Опомнившись, я решил больше не пялиться и отвернулся. Дайлис все говорила. Я попытался снова вникнуть.

– …я не могу вдаваться в детали. Но у меня есть предложение, как выйти из тупика.

Я как-то потерял нить, и посредница это заметила.

– Этот вопрос мы быстро проскочили, – сказала она. – У вас нет возражений, Джозеф?

– Ээ… нет. Говори, ээ… – Я кивнул Дайлис, чтоб она продолжала. Оказывается, я не могу произнести ее имя.

– Мы можем снова присвоить детям фамилию Стоун для повседневных нужд, включая школу. Только можно добавить вторую фамилию Пиннок для официальных ситуаций? Например, записать в паспорта? В конце концов, это теперь моя фамилия.

Между нашими одинаковыми креслами стоял кофейный столик, на нем – пачка салфеток, два стакана и графин с водой. Наливая себе воды, я подумал, очень ли заметно, что я просто тяну время.

– Я хочу сказать, – говорила дальше Дайлис, – что иногда проще, чтобы их называли Пиннок. Например, когда мы все регистрируемся в отеле. Но в обычной жизни они могут снова называться Стоун.

Я постарался скрыть свое торжество. Пускай к ним привесят еще этого несчастного «Пиннока» – от меня не убудет. Дайлис благородно уступила мне в самом важном вопросе, причем у посредницы мы сидели минут десять, не больше.

– То есть, как Эстелла? – Я повернулся к Веронике и объяснил: – У нее двойная фамилия, Слейд-Стоун, но для практических целей она будет использовать только мою фамилию, чтобы быть ближе к братьям и сестре.

– Вы ведь это и имели в виду, Дайлис? – спросила Вероника.

– Да, – кивнула она, – именно это.

С секунду я пристально смотрел на Дайлис. С чего это она передумала? Нет ли тут ловушки?

Дайлис продолжала:

– Было бы хорошо, если бы мою новую фамилию признали официально, а дети бы носили и твою, и мою фамилии, раз уж мы разошлись…

– Послушай, Дайлис, – перебил я, – я вот только не понимаю, зачем ты вообще это сделала?

Теперь ковром заинтересовалась Дайлис. Наконец она заговорила, не поднимая глаз.

– Я знаю, что была неправа… я собиралась тебе сказать, Джо, сразу после Рождества. Но я очень торопилась. Наверное, я просто себя убедила, что пройдет время, и ты не будешь особенно возражать. Ты же сам говорил, когда родилась Глория, что тебе все равно, если ее будут звать Глория Дэй. Говорил, что это не имеет значения. Мы записали ей фамилию Стоун, только чтобы родители не удивлялись, что мы отходим от традиций.

– Дайлис, Крис им не отец, – сказал я.

– Но он хочет быть им как отец, – парировала Дайлис. – Так же, как Анджела им как мать.

Меня насадили на мой же собственный вертел. Если Анджела – как настоящая мама, почему Крис не может быть как настоящий папа? Если таковы отношения, насколько важны кровные связи и ярлыки?

– Прости, Дайлис, – сказал я. Я не собирался извиняться, но увидел, что у нее покраснели глаза.

– Ничего, – ответила она. На сей раз я налил воды ей и себе.

– Я подумала, – отважилась вмешаться Вероника, – что нам было бы полезно поговорить о Крисе. Понять, что в этой ситуации нужно ему.

– Я не возражаю, – сказал я.

Дайлис только кивнула. Она отпила воды, и я почувствовал, что она собирается с духом для долгого рассказа.

– Джо, – сказала она, – ты можешь сейчас мысленно вернуться в вечер накануне моего отъезда? Это было воскресенье, мы ездили в парк смотреть динозавров. Мы паковали вещи, и я вышла поздно вечером в магазин, мне нужно было кое-что купить. Не знаю, помнишь ты или нет.

– Угу. – Я пожал плечами. Правда в том, что помнил я все очень ясно, – благодаря своей дурацкой вылазке в сад, где я зарыл альбомы.

– Ну вот, тогда я зашла в ночную аптеку и купила тест на беременность. Понимаешь, я беспокоилась. У меня были какие-то выделения, и чувствовала я себя неважно. Понимаешь, к чему я веду?

Я понимал, причем так хорошо, что боялся даже рот раскрыть.

– В общем, – продолжала Дайлис, – это был бы ребенок Криса.

Тут я почувствовал себя, как в мыльной опере. Кульминация. По неписаному сценарию этой мелодрамы мне полагалось выступить с репликой.

– И что случилось? – сдавленно спросил я.

– У меня был выкидыш на тринадцатой неделе. Через несколько дней после нашей встречи в баре, когда мы договорились про Глорию, Джеда и Билли. Собственно, назавтра после того, как мы обсудили это по телефону.

– Помню. Почти перед самым Рождеством.

Их первое Рождество в Далвиче. Первый визит в дом Криса, превращенный заботливой Дайлис в семейное гнездышко. Я помнил, какой она была в баре. Она цвела.

– К счастью, мы ничего не говорили детям. И моей маме тоже. Хоть какое-то облегчение.

Я представил, как Дайлис изображает хорошую мину Крису в камеру; вспомнил, как выхаживал вокруг дома в День подарков, прежде чем идти домой рисовать. А я еще так себя жалел.

– Какой ужас… я и не догадывался, – сказал я.

Я представил себе все последующие печальные процедуры. Анджела как-то читала о том, что делают после выкидыша: «Остатки плода удаляют, – мрачно рассказывала она мне. – Это называется расширение и выскабливание».