Текст книги "Нечестивый Грааль"

Автор книги: Дэвид Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

4

В палату, где лежала Бриттани Хэймар, вошел высокий худощавый врач. На ходу он внимательно изучал содержание папки. Руки у него были жилистые, а волосы – эффектно тронутые сединой. Словно они присыпаны пеплом из камина, подумалось ей. Наконец доктор поднял глаза на пациентку и улыбнулся.

– Вы везучая, мисс Хэймар. Пару бы дюймов ниже – и мы бы общались с вами в травматологическом отделении. А может, и вовсе бы не общались.

Бритт разглядела на его белом халате вышитое красным имя «Д-р Генри Фолкнер».

– Наверное, не столь везучая, доктор Фолкнер. Все же в меня стреляли.

Врач перестал улыбаться и ответил более сухим тоном:

– Простите, мисс Хэймар, я не хотел вас задеть. Я всего лишь имел в виду, что ваше огнестрельное ранение в плечо не затронуло ни костей, ни внутренних органов, ни важных кровеносных сосудов.

– И что?

– А то, что ранение поверхностное. – Доктор Фолкнер в задумчивости прижал указательный палец к губам. – Странно, однако. Стреляли с близкого расстояния. Кость пуля не задела. По идее, рана должна быть сквозной. Вы, наверное, очень толстокожая. – Он ухмыльнулся, но, заметив, что Бритт не разделяет его веселья, вновь посерьезнел. – Я вынул пулю и наложил швы. Если не считать небольшого шрама, вы легко отделались.

– Когда меня выпишут?

– Я собираюсь подержать вас здесь до завтра и еще понаблюдать. Надо убедиться, что нет инфекции, – мы потому и сделали вам внутривенную инъекцию. Выписать вас можем не раньше завтрашнего утра.

Бритт не успела ничего ответить, как в дверь громко постучали, и в палату вошел мужчина в темно-синем костюме. Вид у него был суровый и чрезвычайно деловитый. Человек сразу направился к доктору Фолкнеру и раскрыл удостоверение с бляхой.

– Лейтенант Ренцетти, NYPD. Мне необходимо расспросить мисс Хэймар о происшествии.

Врач взглянул на Бритт, потом заметил детективу:

– Она пережила нервное потрясение, но на ваши вопросы ответить, думаю, сможет. – Затем доктор Фолкнер с улыбкой обратился к Бритт: – Мисс Хэймар, оставляю вас с лейтенантом. Если что-нибудь понадобится, жмите на кнопку вызова.

Доктор вышел. Лейтенант Ренцетти раскрыл блокнот и сделал в нем какую-то пометку, затем остановил на Бритт проницательный взгляд.

– Мисс Хэймар, у вас есть предположения, кто мог в вас стрелять?

Из-за грубоватого тона казалось, что лейтенант не спрашивает, а приказывает отвечать. Бритт его резкость покоробила, но, чтобы выяснить, кто покушался на нее и зачем, может быть, как раз и нужен такой человек? Ей вовсе не хотелось давать стрелявшему злоумышленнику еще один шанс.

– Лейтенант, я бы с радостью поделилась своими предположениями, но у меня их нет. Честно говоря, я даже не могу описать преступника. Все произошло как во сне. Что-то ужасно загрохотало, и меня будто бы толкнули в плечо. А очнулась я уже на полу. Вот примерно и все.

Ренцетти постукивал концом ручки по блокноту – Бритт не могла определить, что это – нервный тик или раздражение. В раздумье он опустил голову, а потом взглянул на женщину и едва заметно улыбнулся.

– Может быть, вы заметили, пока были на станции, что кто-нибудь вас разглядывает? Пристально смотрит? Неприятно косится?..

Бритт попыталась все представить в красках, но воспоминания будто заволокло туманом. Наконец она покачала головой:

– Если честно, я мало что помню из сегодняшнего утра и вряд ли смогу описать хоть кого-нибудь из людей на вокзале.

– Мог кто-нибудь намеренно хотеть вам навредить?

– Нет, что-то не припомню. Зато могу сказать, что оказалась на Гранд-Централ вовсе не случайно.

Ренцетти прищурил глаза:

– Так-так?

– Вчера мне позвонили и попросили подойти утром к справочному окошку на вокзале Гранд-Централ ровно в полдевятого. Один человек собирался передать мне старинную рукопись.

Ренцетти что-то записал в блокнот и выжидательно посмотрел на нее:

– Кто же?

– Звонивший не представился. Это был мужчина с низким голосом.

– Вы предполагаете, кто бы это мог быть?

Бритт помолчала. Она подумала о Вестнике, но это был точно не он. Помнится, у него тембр помягче, а обращение повежливее. И поспокойнее. А тот субъект разговаривал без обиняков, приказным тоном.

– Нет, никого с таким голосом я не знаю, – наконец призналась она.

– О какой рукописи идет речь?

– Это я как раз могу объяснить. Я преподаю религиоведение, а сейчас нахожусь в творческом отпуске – пишу книгу на тему христианства. Она касается некоторых общепринятых постулатов о Христе. Не сомневаюсь, что кое-кому из римской католической верхушки и многим фанатикам от веры мои изыскания не совсем по нутру.

Ренцетти перестал писать и изумленно уставился на нее:

– Вы намекаете на то, что церкви выгодна ваша гибель?

– Я понятия не имею, кому выгодна моя гибель, – пожала плечами Бритт, – но времена теперь такие, что можно ожидать чего угодно.

Ренцетти покивал:

– Верно, я в своем деле всякого навидался. Так что это за рукопись?

– Звонивший уверял, что это неизвестный манускрипт, написанный Иаковом, братом Иисуса Христа.

– Вы хотите сказать, что у Христа был брат? – опешив, спросил Ренцетти.

– Лейтенант, вы ведь католик?

– Да. Даже ходил в католическую школу.

– Наличие у Христа братьев и сестер – предмет спора среди теологов. Римская католическая церковь упорно защищает постулат о ненарушимом девстве Богородицы. – Хэймар помолчала. – Церковники всячески умаляют исторические и религиозные свидетельства о единоутробных братьях Иисуса. Для них важнее, чтобы Мария оставалась девой.

Ренцетти скептически посмотрел на собеседницу:

– Вы не шутите? На дворе двадцать первый век, а мы до сих пор не знаем наверняка, были ли у Христа родные братья и сестры?

– Вам не обязательно верить мне, – возразила Бритт. – Возьмите Евангелие от Марка и почитайте шестую главу, стих третий. Там рассказывается, как Иисус проповедовал в субботу в синагоге Назарета. Паства, слушавшая его, в изумлении вопрошала: «Не плотник ли Он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? Не здесь ли между нами Его сестры?»

– Так написано в Библии?

– Даже в версиях, утвержденных Римской католической церковью.

Ренцетти не успел ничего возразить, как она поспешно добавила:

– Но на самом деле все не так просто.

Лейтенант с сомнением качал головой:

– Мы в приходской школе никогда не обсуждали этот отрывок. Однако сын, брат, сестра… По-моему, яснее ясного.

– Слова «брат» и «сестра», пусть и переведенные с греческого, могут легко ввести в заблуждение, учитывая их семитское значение во времена Христа. В ту эпоху эти понятия применялись не только к детям от одних родителей, но и к племянникам или племянницам, а также к двоюродным или сводным братьям и сестрам. Впрочем, рукопись Иакова ценна не этим. Был ли он братом Иисуса, или просто апостолом, или же главой Иерусалимской церкви – в любом случае он, вероятно, не понаслышке знал о жизни и смерти Христа.

– И у кого мог оказаться подобный манускрипт? – спросил Ренцетти, делая пометки у себя в блокноте.

– У кого угодно – у антиквара, ученого или археолога… Или это какой-нибудь сумасшедший. Я теряюсь в догадках. Но с большой долей вероятности можно предположить, что стрелявший или не согласен с концепцией моей будущей книги, или он не хотел, чтобы рукопись попала ко мне в руки.

5

Завтрак в Иезуитском центре духовного развития близился к концу. Отец Уильям Шелдон обвел взглядом священников, расположившихся особняком в глубине обширной трапезной. Их столики были отделены съемными перегородками от остальной залы, где размещались многочисленные посетители. В общем молчании было лишь слышно, как стучат о фарфоровую посуду приборы и скребут о дно нержавеющих самогреющихся сковородок раздаточные лопатки.

Духовник поднялся из-за стола, подошел к одному из священников и шепотом спросил:

– Томас, ты видел Тэда Метьюса сегодня утром?

Тот сначала возвел глаза к потолку, а затем покачал головой:

– Удивительное дело, не видел. Обычно я не раз встречаю Тэда перед завтраком.

– А он был утром в своей комнате? Ты слышал оттуда какие-нибудь звуки? – не отступал Шелдон.

– Вообще-то не слышал ровно ничего. К тому же он сосед не шумный. – Томас кивком головы указал на сидящего рядом священника: – Вот Джек у себя все время колобродит. Впрочем, я обычно слышу, если Тэд у себя: звукоизоляция у нас не идеальная.

– Пойду посмотрю, у себя ли он.

Шелдон направился к выходу из трапезной, а отец Джек Гэннон придвинулся со стулом поближе к Томасу и наклонился к его уху:

– Надеюсь, Тэд не сбежал с той блондинкой.

– С какой блондинкой? – не понял тот.

– С которой он ужинал в таверне «Стауч». Я видел, как он встречал ее у парадного входа. Очень даже интересная женщина.

И Гэннон многозначительно приподнял брови.

– Джек, что за вздорные мысли! Тэд говорил мне, что собирается увидеться с преподавательницей религиоведения, которая пишет книгу и хочет побеседовать с ним кое о чем – сугубо на профессиональные темы.

– Вот видишь, Томас: умная, да еще и красивая. Опасное сочетание для одинокого пожилого священника.

Томас раздумчиво покачал головой:

– За тебя-то я бы, конечно, не поручился. Но Тэд не нам всем чета. Воистину, он следует стопами самого Иисуса.

* * *

Отец Шелдон ступал по тускло освещенному коридору в крыле, отведенном для проживающих при центре священников. Проходя мимо комнат, некогда занятых его близкими друзьями, он испытал тягостное чувство. Все они скончались: кто-то тихо отошел в мир иной во сне, кто-то страдал перед кончиной от мучительной болезни. Центр являлся не только местом паломничества, не только разрабатывал программы духовного развития и организовывал семинары – он также служил пристанищем престарелым проповедникам. Здесь находили приют священнослужители, которым возраст не оставил ни физических, ни моральных сил, чтобы либо преподавать, либо вести миссионерскую работу, либо наставлять посетителей центра. Их последним служением становилась молитва за церковь и мир. Иезуиты не выходят на пенсию.

Шелдон старался отогнать от себя мысли, не случилось ли с Тэдом Метьюсом что-нибудь неладное. Конечно, Тэд уже в годах, но еще крепок здоровьем и остается самым активным участником духовных инициатив центра. Подойдя к двери его комнаты, Шелдон прислушался: может быть, Тэд уже давно встал? Сначала ему подумалось, что его друг, возможно, реагирует на погоду, отчего и решил утром поспать подольше. Однако, взглянув на часы, священник вспомнил, что через десять минут у Тэда в холле для посещений назначена встреча с одним из постоянных гостей, а Тэд никогда и никуда не опаздывал. Тогда Шелдон три раза стукнул в дверь.

– Тэд, Тэд, ты у себя? Это я, Билл.

Никакого ответа. Он постучался снова:

– Тэд, это Билл. Ты здоров?

Тишина. Духовник нерешительно взялся за прохладную латунь круглой дверной ручки и медленно повернул ее. Дверь приотворилась.

– Тэд, Тэд… – негромко позвал Шелдон.

Он просунул голову внутрь, затем пошире распахнул дверь и оглядел комнату. На дубовом покорябанном столе вспыхнул огонек светлячка; насекомое на миг подняло крылышки, потерлось лапками об их хитиновые края – и снова угасло. Оловянная фигурка Христа застыла в страдальческой позе на распятии красного дерева – подарок, преподнесенный Тэду много лет назад, во время миссионерского служения в Центральной Америке.

Скрипя половицами при каждом шаге, Шелдон направился к приоткрытой двери спальни. У него отлегло от сердца, когда он увидел, что Тэд в одних белых трусах лежит на аккуратно заправленной постели. Веки у него были сомкнуты, а руки сложены в молитве. Тэд славился своим невероятным сосредоточением во время молитвенных бдений, когда он созерцал величие Господа во славе. Многие из его собратьев поговаривали, что самопогружение Метьюса в такие моменты граничит с мистикой. Но для Тэда выход за пределы сознания был единственно приемлемым: он должен был полностью отключить свои органы чувств, чтобы достигнуть наивысшей точки религиозно-медитативного транса.

Шелдон всмотрелся в лицо молящегося и похолодел: кожа у Тэда была синюшного оттенка. Духовник взглянул на благочестиво сложенные ладони лежащего. До этого Шелдону приходилось повидать немало покойников, но к подобному зрелищу он оказался совсем не готовым.

6

Подходя к зданию Фордхэмского университета, отец Романо уже успел выровнять дыхание: от вокзала Гранд-Централ до кампуса Линкольн-центра он пробежался трусцой, чтобы немного развеяться и появиться в офисе до того, как Чарли и Карлота отчаются его дождаться. У разносчика хот-догов он купил три бутылки газировки, затем вынул удостоверение и поспешил к главному входу. Миновав охрану, священник устремился к лифту, готовому отправиться на второй уровень, и успел просунуть руку меж закрывающихся створок. Дверцы снова разошлись, и Романо в который раз пообещал себе избавиться от этой глупой привычки, пока механизм не вышел строя и не проучил его. Священник вошел в лифт и прислонился к стенке кабинки. Его ассистенты ни за что не поверят в то, что ему недавно пришлось пережить. Впрочем, на их месте он бы тоже не поверил.

Лифт дернулся и пополз на десятый этаж, а Романо тем временем пытался найти связь между пресловутым тайным манускриптом, раненой незнакомкой и священником-иезуитом – преподавателем теологии и экспертом по старинным рукописям. Интересно, кто она, эта женщина? Романо не давало покоя ощущение, что она ему смутно знакома – по крайней мере, он ее точно где-то видел. Наверное, стоило предупредить об этом полицию, но он вовремя сообразил, что его догадки не имеют под собой никакого основания. К тому же лейтенант Ренцетти и так его подозревает. А шрам? Ему ведь показалось, что у того субъекта на лице был шрам, но потом он заметил рубец у Ренцетти и решил, что воображение сыграло с ним злую шутку. Все происшествие теперь напоминало Романо странное размытое пятно. Да, свидетель из него никудышный…

Лифт резко остановился. Романо вошел в офис и первым делом увидел Чарли, ссутулившегося над небольшим круглым столом, который заменял ассистентам рабочий стол. Юноша не отрывал глаз от монитора. Он быстро побарабанил по клавиатуре, с силой нажал на «Ввод» – и только тогда рас прямился и взглянул на Романо.

– Вы опоздали на электричку, отец?

– Лучше бы я опоздал, Чарли.

– А почему вы в воротничке? У вас сегодня важное совещание?

Чарли повернулся вместе со стулом, сдвинул кепку козырьком назад, так что эмблема «Овнов» уехала на затылок, и скорчил недоуменную гримасу.

– Вообще-то я сегодня собирался прийти как обычно, в тенниске. Что со мной приключилось – ты не поверишь!

Романо посвятил Чарли во все подробности утренней драмы, не упустив ни оглушительного выстрела, ни коробки с манускриптом, ни револьвера – вплоть до допроса в полиции. На протяжении всего повествования Чарли неизменно восклицал: «Вот это да!» Закончив рассказывать, Романо протянул ассистенту две бутылки с газировкой.

– Тебе и Карлоте, – пояснил он, отвинчивая крышечку с третьей.

Немного утолив жажду, священник поинтересовался:

– Кстати, куда подевалась Карлота? Она всегда приходит первая, пока ты плетешься нога за ногу.

– Вы знаете, удивительно, но ей действительно везет. Поэтому у нее всегда фора в очереди на компьютер.

– Ерунда, – возразила запыхавшаяся Карлота, вбегая в офис. – Ты и на занятия всегда опаздываешь. Это как раз в твоем стиле.

Чарли приподнял брови:

– Но ведь я все успеваю, правда, святой отец?

– Вы оба молодчины, – улыбнулся Романо. – Лучших выпускников мне и желать не приходится.

– Расскажите ей о выстреле.

– Дело в том, что сегодня Чарли и меня опередил, – начал священник. – Ты не представляешь, что со мной было. Я…

– О выстреле? – перебила Карлота. – Я потому и опоздала. Вы о преподавательнице из Хантер-колледжа?

– Что? Ну-ка, ну-ка! – оживился Романо.

– Во всех новостях говорят, – сообщила девушка. – Бриттани Хэймар, преподает в Хантер-колледже, пишет «Подложного Иисуса». В нее стреляли на станции Гранд-Централ.

Романо почувствовал прилив адреналина. Сегодня он уже ощущал нечто подобное: сначала когда услышал гром выстрела, а потом – когда открыл футляр с манускриптом.

– Это из-за рукописи! – вскричал Чарли. – Когда у нее брали интервью по поводу новой книги, Хэймар сама призналась, что склонна доверять всем этим статьям во французских журналах!

– Верно, – подтвердила Карлота. – И еще она отдельно упоминала некий неизвестный манускрипт, из-за которого и разгорелся весь этот сыр-бор о христовой родне.

– Насколько я помню, она не привела ни одного доказательства, что подобный документ вообще существует, – возразил Романо, – или что она лично его видела.

Карлота лишь пожала плечами:

– Но она все-таки утверждала, что у нее есть зримое свидетельство, якобы имеющее отношение к пресловутой родословной Иисуса.

– Здесь следует сделать упор на слова «якобы» и «пресловутой», – веско заметил Романо. – Я уже предостерегал вас от преждевременных выводов.

– А вам самим как кажется, отец? – спросил Чарли. – Такая рукопись в принципе возможна?

– Вы оба, вероятно, и так представляете, какова моя точка зрения по этому вопросу. Мы с вами не раз обсуждали мое отношение даже к каноническим Евангелиям. Изначально имена Матфея, Марка, Луки и Иоанна не соотносились с конкретными составителями Писаний. Их Евангелия являлись анонимными произведениями; каждое было провозвестником одной из существовавших тогда христианских сект, его «благой вестью». Присвоение Евангелиям предполагаемого «авторства» произошло в гораздо более поздние времена. Все они были записаны маюскулом,[5]5
  Маюскул – пропись заглавными буквами.


[Закрыть] без всяких заголовков, без деления на главы или отдельные стихи. В них практически отсутствовала пунктуация, а также пробелы между словами. Пропись в них была даже не арамейская или еврейская, современная той эпохе, а греческая. Так или иначе, после более чем двух тысячелетий тщательного их изучения пока не нашлось человека, который привел бы очевидные доказательства их несостоятельности. Эти Евангелия были и остаются официальным документом всех христианских религий.

Романо прервался и внимательно поглядел на Чарли и Карлоту, словно желая удостовериться, что они следят за ходом его рассуждений, и поинтересовался:

– Неужели вы и теперь сомневаетесь насчет моего мнения о рукописи, которая ни разу не подвергалась ни одному гласному исследованию или толкованию, которая даже не заверена ни одним из экспертов? Так возможна она или нет?

Чарли пожал плечами:

– Интересно все же, что думает по этому вопросу профессор Хэймар.

– Вот здесь, Чарли, я с тобой соглашусь. – Романо указал на пюпитр с репродукцией Пуссена: – Почему бы вам вдвоем пока не заняться сбором дополнительных сведений об этой надписи? А я пойду навещу профессора Хэймар и спрошу ее мнение.

7

Высокие обветрившиеся кирпичные башни величественно обступили палисадник у входа в лечебницу Бэльвю. Шагая по тенистой аллее и примечая рядом то фонарный столб «под старину», то бетонную цветочную чашу или многоярусный фонтан, Романо не мог не дивиться напыщенности антуража. В Бэльвю он шел впервые в жизни и до сих пор сомневался, правильно ли поступает. Тем не менее у него оказалось столько общего с Бриттани Хэймар, учитывая недавние события, что о простом совпадении даже речи быть не могло. Романо уже виделся с ней на двух-трех научных конференциях. В общих комиссиях им участвовать не довелось и даже беседовать, кажется, ни разу не приходилось, но ее лицо было знакомо священнику, и при встрече он должен был бы узнать эту женщину. Его сбил с толку цвет ее волос: он запомнил профессора Хэймар темной шатенкой, а пострадавшая, под голову которой он подсовывал куртку, была яркой блондинкой.

Длинная галерея, ведущая ко входу в лечебницу, была заполнена посетителями и медицинским персоналом. Романо терпеливо отстоял очередь в регистратуру, рассматривая красочные вымпелы, свисающие с потолка и придающие вестибюлю почти праздничный вид. Во всем остальном это была обычная больница, и легкий запах антисептика лишь подчеркивал царящую в ней унылую атмосферу. Все это нагоняло на священника нервную дрожь: в подобных заведениях ему всегда становилось немного не по себе – с тех пор, как его раз будил среди ночи звук сирены.

Тогда ему было двенадцать. Мать потащила его прямо в пижаме в ближайшую больницу. В приемном покое они сидели, прижавшись друг к другу, а врачи-реаниматологи в это время боролись за жизнь его отца. Ничего не помогло: тот скоропостижно умер от обширного инфаркта – как раз тогда, когда больше всего был нужен Джозефу. Пока готовились к похоронам, ближайший друг отца, священник-иезуит Тэд Метьюс стал для подростка и добрым приятелем, и наставником. В период возмужания юноши он всегда помогал Джозефу и, если надо, подставлял плечо – особенно в тех случаях, когда сын не находил понимания у матери. Когда случилось второе в жизни молодого человека весьма болезненное событие, именно Тэд подвиг его уйти в священнослужители. В тот период Джозеф просто ненавидел – даже презирал – собственную мать за то, что она совершила немыслимый, по его мнению, поступок: она отняла у него Марту.

– Святой отец! Вы что-то хотели?

Романо сообразил, что подошла его очередь, а он невидяще смотрит перед собой, и заморгал от неожиданности. Бойкая пожилая регистраторша за конторкой справочного бюро понимающе улыбнулась и тут же нашла Бриттани Хэймар в списках поступивших, а потом указала святому отцу нужный лифт.

Романо не сразу отыскал палату, которая оказалась в конце длинного, с бежевыми стенами коридора. Дверь в нее была приоткрыта. Он вошел – и сразу увидел ту женщину. Голова ее покоилась на высоко взбитой подушке, глаза были закрыты, левая рука лежала поверх одеяла, а на предплечье была закреплена трубочка, ведущая к штативу капельницы. Учитывая, что ее ранили всего несколько часов назад, выглядела Бриттани Хэймар совсем неплохо. Священник только теперь вспомнил о том, что профессор очень даже миловидна; пока она оставалась жертвой покушения, он не обращал внимания на ее внешнюю привлекательность. Женщина мирно спала, и он успел отметить и горделивый профиль, и чувственный изгиб рта, и сбившийся на лоб волнистый пепельный локон. Романо уже хотел уйти, но тут спящая открыла глаза и уставилась на него. Затем она помотала головой, словно прогоняя наваждение. На ее лице появилась тень испуга.

– Что вам здесь нужно? Я не звала ни священника, ни исповедника, – заявила она резким, совсем не дружелюбным тоном.

– Я пришел не исповедовать, – поспешно ответил Романо.

– Так я вам и поверила, – с отвращением произнесла Хэймар. – У меня нет никакого желания разговаривать со священниками.

– Простите, профессор Хэймар. Я был на станции, когда в вас стреляли. Я еще помогал констеблю, когда вас ранили, помните? Я пришел справиться о вашем состоянии.

Озлобление на лице женщины сменилось смущением:

– Да-да, теперь я вспомнила вас. Вы держали меня за руку, пока не приехала «скорая». Но я вас видела и раньше – без воротничка. – Она еще шире распахнула глаза: – Вы преподаватель из Фордхэма! Профессор Романо. Я читала ваши труды.

– Каюсь по обоим пунктам. Пожалуйста, зовите меня Джозеф.

– Тогда и вы меня – Бритт.

– Хорошо, пусть будет Бритт. Надеюсь, моя писанина не показалась вам слишком нескладной?

– Вовсе нет. Напротив, я считаю, что «Бог Нового Завета» и оригинален, и познавателен. Вы предлагаете множество различных толкований. – Профессор, вероятно, хотела улыбнуться, но отвела взгляд, и на ее лице появился оттенок сомнения. – Вы даже подняли вопрос о роли Павла в судьбе зарождающегося христианства, но в результате так и не смог ли расстаться с официозной линией церкви.

– Чего же вы требуете от пожилого священника?

– Но мне казалось, что вы, иезуиты, – все либералы и наносите свой узор на патину времени…

– Все это мы можем с вами обсудить в более академической обстановке, когда вы выздоровеете. – Романо вежливо улыбнулся и снова посерьезнел: – Я пришел с вами поговорить о более важном деле. – Он взглянул ей прямо в глаза: – Не расскажете ли вы мне, что привело вас на станцию Гранд-Централ сегодня утром?

Бритт даже приподнялась на постели:

– А почему вы спрашиваете?

– Потому что вчера мне позвонил неизвестный и велел прийти туда, чтобы получить от него манускрипт, написанный Иаковом. Подлинник.

Профессора Хэймар это известие явно поразило, но она быстро справилась с замешательством.

– И что, вы получили этот манускрипт? – спросила она.

– После выстрела все кинулись к выходу. Кто-то в толпе сунул футляр с рукописью прямо мне в руки, и…

– Где же она? – перебила Бритт.

– Не было никакой рукописи.

– Что же было в футляре?

– Сейчас этим занимается полиция. После того как вас увезли на «скорой», я открыл ящичек. И нашел там пистолет.

Женщина в изумлении приоткрыла рот:

– И вы знаете, кто звонил? Раньше вам поступали подобные предложения?

– К сожалению, не знаю. И не поступали. Я мало чем помог следствию. Вот почему и пришел к вам – я хотел узнать, есть ли у нас что-либо общее, помимо профессии.

Хэймар хотела что-то сказать, но вдруг потупилась и пальцем стала приглаживать липкую ленту, которой была прикреплена трубка капельницы. Когда она вновь поглядела на Романо, выражение лица у нее был напряженное.

– Одно я знаю точно, – сухо произнесла она. – Я пишу книгу, которая может не оставить камня на камне от всей церковной организации, а вы – священник со связями в Ватикане.

– Разве вам не интересно, кто в вас стрелял?

– Очень интересно, но я считаю неразумным обсуждать этот вопрос ни с кем, кроме полиции. – Хэймар дотянулась до кнопки вызова и надавила ее: – Я неважно себя чувствую. Простите, пожалуйста, но мне нужно увидеться с доктором. – Она болезненно улыбнулась и стала прощаться: – Спасибо, что навестили, Джозеф. Мы еще вернемся к нашему спору. Я непременно зайду к вам в Фордхэм.

Романо стало ясно, что его выставляют за дверь.

– Желаю вам скорейшего выздоровления и буду рад видеть вас в университете. Приходите, когда сочтете возможным.

Он поднял руку на прощание, повернулся и вышел. Шагая по больничному коридору к лифту, Романо думал о том, что встреча с профессором Хэймар запутала его еще больше.