Текст книги "Холодный, как камень"

Автор книги: Дэвид Балдаччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 25

Рубен делал обход казино, стараясь запомнить как можно больше подробностей. Он понятия не имел, в какого рода сведениях Стоун нуждался, а посему решил, что лучше переборщить с деталями, чем кусать потом локти. Как бы то ни было, здесь куда приятнее, чем на погрузо-разгрузочных работах.

Наконец он решил проверить, как дела у Милтона за столиком для блэкджека. Подойдя ближе, он увидел картину, от которой у него отвисла челюсть. Милтон сидел за целой шеренгой высоких стопок из фишек.

– Милтон, что за черт?!

– Вот и я так думаю, – кисло сказал игрок, сидевший рядом с его другом. – Этот парень отхватил себе почти четыре тысячи.

Рубен уставился на словоохотливого мужчину, затем перевел взгляд на мясистого распорядителя, который уже стоял поблизости и злобно буравил глазками Милтона и его выигрыш.

– Ни хрена себе, Бэтмен! – изумился Рубен. – Четыре тонны наскирдовал!

Распорядитель чуть ли не уперся носом в физиономию Милтона.

– Мухлюем?

– Да как вы смеете?! – возмутился тот.

– Картишки подсчитываем, а? Счетовод ты сучий! Бабу себе найти не можешь, так, значит, к нам решил заглянуть? Чтоб потом завалиться домой и гуся подергать на радостях? Так, нет?

Кровь бросилась Мартину в лицо:

– Да я вообще первый раз в казино!

– Ты меня за кретина держишь?! – взревел распорядитель.

Рубен решил вежливо вмешаться:

– Послушайте, я уверен, что ничего на самом де…

Его оборвал Милтон:

– Ну и пусть я считаю карты, что с того? У вас в Нью-Джерси это под запретом? Я так не думаю, потому что заранее проверил. Вы можете применять против меня контрмеры, но только в том случае, если я «опытный игрок», а это вовсе не так, к тому же контрмеры ваши ограничены законом. В Вегасе, к примеру, вы могли бы заявить, что я без разрешения проник на частную территорию, после чего запретили бы мне на год появляться в казино. Но здесь вам не Вегас, верно?

– Ты наизусть знаешь такие детали и при этом говоришь, будто первый раз попал за игорный стол? – глумливо спросил распорядитель.

– Подумаешь… Я все это вчерашней ночью нашел в Интернете. Короче, предлагаю отвалить и дать мне спокойно сыграть в картишки.

У распорядителя побагровела могучая шея, и он был готов броситься на Милтона, однако между ними вклинился Рубен.

– Мой товарищ уже уходит.

– Но, Рубен! – возмутился Милтон. – Я в полосе удачи!

– Все, я сказал. Давай обналичивай фишки.

Чуть позднее Милтон пристал к другу:

– Ты почему не дал мне доиграть?

– Зато я дал тебе шанс жить дальше.

– Да брось, на дворе двадцать первый век. Таких вещей уже никто не делает.

– Серьезно? Ты на закон-то особо не рассчитывай, казино может тебя вышвырнуть под любым предлогом. Тебе еще сильно повезло, что тот толстозадый медленно среагировал. Ставлю пончик против капусты, что прямо сейчас за нами «хвост».

Милтон мигом обернулся:

– Где?!

– Ага, так они тебе и покажутся. – Рубен помолчал. – Ты лучше расскажи, каким таким образом столько бабла себе срубил?

Милтон негромко ответил:

– Я применил многоуровневую систему «высокий-низкий» с параллельным подсчетом по дзен-алгоритму. Ну и, разумеется, в ход пошла усредняющая методология для фиксации нескольких колод, одновременно используемых в игре. На следующей стадии я повысил фактор риска за счет метода расширенной дедукции Астона, особое внимание уделив стратегической оптимизации ставок в рамках трехцветного сценария.

У Рубена отвисла челюсть.

– Милтон, ну откуда ты все это знаешь?!

– Вчера вечером прочел двенадцать статей в Интернете. Я тебе уже говорил, что занятие это очень любопытное. А стоит мне что-то хотя бы раз прочитать…

– Да-да, знаю. Ты никогда ничего не забываешь. – Рубен вздохнул. Похоже, его друг обладал безграничными интеллектуальными талантами. – Короче, толстозадый был прав: ты и впрямь подсчитывал карты. Хорошо еще, что без компьютера обошелся, в казино на это смотрят косо.

– Как раз компьютер у меня всегда с собой. Он называется «Мозг».

– Ладно, умник, вот тебе еще одно информсообщение на обработку: в оперативно-тактических кругах принято все делить пополам.

– Так-таки пополам?

– Ага. То есть я разбогател на две штуки. Попрошу выкашлять.

Милтон протянул деньги.

– Ты только не забудь заплатить налог.

– Я этому не обучен.

– Рубен, говорю тебе, ты обязан заплатить подоходный налог.

– Пусть Дядюшка Сэм обстрижет себе какого-нибудь другого барана. Кстати, пока ты отнимал деньги у казино, я занимался настоящей разведработой.

Он вкратце передал Милтону содержание разговора с Анжи.

– Хм, многообещающая информация. Молодец, Рубен.

– А если вспомнить выражение ее лица, когда она меня разглядывала, поход в ресторан может мне вывернуть карманы.

– Вот это вряд ли. Раз уж ты минуту назад разбогател на две тысячи.

Рубен ошалело уставился на своего друга и только покачал головой.

Глава 26

Картер Грей медленно шел вдоль длинного коридора, который по какой-то причине был выкрашен в оранжево-розовый, «семужий» цвет. «Наверное, для внушения чувства умиротворенности и спокойствия», – подумал он. Впрочем, в стенах этого здания умиротворенных мыслей не возникало, только кризисные. В конце подземной галереи находилась ни с чем не смежная комната, отделенная от внешнего мира дверью, годившейся для банковского подвала. Картер набрал свой код, затем подождал, пока биометрические датчики проверят его параметры. Дверь бесшумно распахнулась. Эта защитная мера в духе Джеймса Бонда влетела налогоплательщикам в несколько миллионов, хотя на что еще, спрашивается, годятся налогоплательщики? Они слишком много потребляют и, разумеется, слишком много платят государству, которое, в свою очередь, расходует не в пример больше средств, чем следовало бы. И если это не баланс, то тогда непонятно, где его можно найти.

Грей подошел к стене, сплошь состоящей из запертых банковских ячеек, и провел электронной карточкой вдоль прорези считывающего устройства, которое одновременно с этим определяло рисунок папиллярных линий на большом пальце владельца ключа. Дверца отомкнулась, Картер взял из ячейки папку с бумагами, сел в удобное кресло и принялся читать.

Через полчаса он закончил просматривать документы и, достав полученный с сегодняшней почтой снимок, сравнил его с имевшейся в досье фотографией. Да, один и тот же человек. Он знал его очень хорошо. Во многих смыслах его можно было назвать наиболее доверенным лицом Грея. Десятилетиями он с опаской поджидал, что злосчастная история с Рейфилдом Соломоном обязательно аукнется. Так оно и случилось.

Коул, Чинчетти, Бингем… Все мертвы. И Картер Грей едва к ним не присоединился. Спасибо бывшему директору ЦРУ, а впоследствии вице-президенту, который занимал этот особняк до него и приказал построить подземное убежище – огнестойкое и бомбоупорное. Когда Грей заявил Оливеру Стоуну, что, дескать, здесь есть все, что требуется для комфорта и безопасности, он имел это в виду в самом буквальном смысле. В данном особняке находился укрепленный тоннель, который, собственно, и вывел Картера в безопасное место, по ту сторону шоссе, где уже поджидала машина, за рулем которой сидел один из его телохранителей. К моменту, когда дом взлетел на воздух, Картер пребывал вне его стен уже почти час. Вообще говоря, он ушел через несколько минут после получения той фотографии. С другой стороны, снаряд, если можно так выразиться, упал довольно близко. ФБР открыло расследование, публично признав, что среди обломков обнаружено тело. Грей самолично из-за кулис организовал такой ход событий: ему хотелось, чтобы люди считали его мертвым.

А ведь он и в самом деле мог умереть. Если бы покушавшийся не прислал свое фото… Какой невероятный риск. Какая тактическая оплошность. И все же этому человеку отчего-то было нужно, чтобы Грей перед смертью понял причину… Отсюда многое становилось ясно о киллере. Вне всякого сомнения, Рейфилд Соломон очень много значил для него, и в глазах Грея это свидетельствовало о семейных или иных очень близких связях.

Сейчас вполне очевидны и другие мишени, думал Картер, сидя в комфортабельном кресле в одном из кабинетов штаб-квартиры ЦРУ – этого монстра, которым он некогда командовал. В данную комнату имели право входить лишь действующий директор ЦРУ или его предшественники. Тайны, здесь хранившиеся, никогда не станут известны широкой американской публике. Если на то пошло, в архивах можно было найти сведения об обстоятельствах, которые неведомы даже президентам, причем под «архивами» следует понимать не только документы, но и другие материальные свидетельства, например, человеческие останки, кровь и так далее. Как, например, в деле Рея Соломона. Грей не знал о приказе ликвидировать Соломона, в противном случае он обязательно вмешался бы. Все прошедшие годы он сожалел о гибели своего друга. Впрочем, его сожаление выеденного яйца не стоит. Печалься не печалься, а человек мертв.

Грей вернул досье на место и запер ячейку. Многие важные персоны не хотели бы, чтобы выплыло дело Рея Соломона. Они привлекут любые ресурсы и средства, лишь бы достать неудачливого убийцу, пока он не нанес новый удар. И сейчас Грей был полностью на их стороне. Его друг мертв уже несколько десятилетий, нет смысла ворошить давно потухшие угли.

Да, он правильно сделал, предупредив Джона Kappa. Но на большее пусть не рассчитывает. И если уж умрет, то умрет.

Глава 27

Пересекая Вашингтон, Джерри Бэггер из окна лимузина увидел здание министерства юстиции. При первом же взгляде на оплот федералов он выставил средний палец.

– Отличное местечко для нанесения ядерного удара. И если на то пошло, можно прихватить и ФБР. Какая вообще польза от копов и законников, а? Уж мне-то они точно как телеге пятое колесо. – Он бросил взгляд на одного из сопровождавших его людей. – Майк, они тебе нужны?

– Нет, сэр.

– Молодец.

После прибытия в Вашингтон Бэггер получил очередной отчет от сыскной фирмы и сейчас ехал в библиотеку. Для многих эрудитов это слово всегда звучало с большой буквы: как-никак, а речь шла о Библиотеке конгресса.

Его люди навели необходимые справки, и через несколько минут Бэггер со своей свитой проследовал в читальный зал отдела редких книг и коллекций, которым в свое время заведовал Джонатан Де Хейвн, бывший супруг Аннабель. Именно здесь сейчас трудился Калеб Шоу. Нынешний директор как раз выходил из хранилища, когда пожаловал Джерри.

Следует отдать должное Калебу: он не подавился рвотой при виде Бэггера, чья физиономия была ему знакома по снимку, который Милтон вывел на экран своего компьютера. Впрочем, его желудок все же намекнул на такую возможность. Калеб замер на месте, растягивая губы в деланной улыбке.

– Могу ли я чем-то помочь, джентльмены? – выдавил он, шагнув к группе молодых людей в темных костюмах, которые окружали шестидесятишестилетнего, но подтянутого и широкоплечего мужчину с седой шевелюрой и глубоким загаром, чье лицо к тому же отличалось сломанным носом и уродливым шрамом на щеке.

«Господи, вылитый пират», – подумал Калеб.

– Будьте так любезны, – вежливо ответил Бэггер. – Это здесь древние книги стоят? – Он демонстративно огляделся.

– Да, вы в читальном зале особого отдела.

– И насколько же они особые?

– Они очень редкие. Причем тут не только книги, у нас есть рукописные фолианты, инкунабулы, гуттенберговская Библия, Декларация независимости, личная библиотека Джефферсона и множество иных замечательных вещей. Некоторые из них существуют в единственном экземпляре. В буквальном смысле редкости из редкостей.

– Ах, даже так? – беспечно отозвался Бэггер. – А вот у меня есть нечто куда более редкостное.

– Неужели?

– Единственная книжка, которую я лично прочел за всю свою жизнь, – ответил Бэггер и засмеялся. Веселье босса тут же передалось сопровождавшим.

Калеб издал вежливый смешок и оперся на спинку стула, чтобы не упасть.

Бэггер доверительным жестом положил руку ему на плечо.

– Сдается мне, вы как раз тот человек, который может помочь в нашем деле, – заявил он. – Как вас зовут?

Калеб отчаянно хотел придумать некий псевдоним, однако с языка сорвалось все-таки «Калеб Шоу…».

– Калеб? Ого, такое не каждый день услышишь. Вы что, сектант?

– Нет, я республиканец, – невпопад ответил Калеб, робко ежась под мускулистой лапищей Бэггера. «Вот этой рукой-то он, наверное, и убивает…»

– О'кей, мистер республиканец, здесь найдется местечко, где мы могли бы потолковать без помех? Здание-то у вас, я смотрю, большое. Наверняка сыщется комнатка, чтобы нам кой-чего перетереть.

Этого Калеб и опасался. По крайней мере здесь, в читальном зале, находились потенциальные свидетели, если его сейчас изрубят на куски вот эти мафиози.

– А-а… я… это… занят… – Ладонь Бэггера тут же прищемила ему плечо. – Но разумеется, смогу уделить вам пару минут!

Калеб отвел посетителей в небольшой офис, коридором соединявшийся с читальным залом.

– Садись, – жестко приказал Бэггер, и Калеб немедленно плюхнулся на единственный стул в комнатушке. – Короче, так. Я правильно понимаю, что парень, который раньше здесь заправлял, успел ласты склеить?

– А-а… да, директор отдела редких книг и коллекций погиб.

– Его звали Джонатан Де Хейвн?

– Совершенно верно. – Калеб помолчал, а потом тихо добавил: – Его убили. Прямо в этом здании.

– Ой-ой-ой. – Бэггер искоса зыркнул на своих людей. – Это же надо, в библиотеке замочили… Нет, куда катится мир, а? – Он повернулся к Калебу. – Я чего, собственно, пришел? У меня есть подружка, так она хорошо знала этого Де Хейвна. Даже была за ним замужем.

– О? Я и не знал, что Джонатан был семейным человеком.

Ложь далась Калебу довольно легко.

– Ну, что было, то было. Правда, не очень продолжительное время. Все-таки «ботаник», как ни крути. Это я не в упрек. Да, а женщина… ну, она-то была совсем другой. Как бы половчее объяснить…

– Торнадо и ураган в одном лице? – предложил Калеб.

Бэггер подозрительно прищурился:

– Та-ак, и с чего ты это взял?

Сообразив, что ступил на слишком тонкий лед и чуть было не дал Бэггеру повод прибегнуть к пыткам, Калеб не моргнув глазом ответил:

– У меня тоже была когда-то жена, но она ушла через четыре месяца. Торнадо и ураган в одном лице, а как вы правильно изволили подметить, я тоже… э-э… книжный червь.

Он и сам удивился, с какой легкостью соврал.

– Вот-вот, ты понял правильно. Короче, я ее давным-давно не видел, и мне хочется возобновить знакомство. Я и подумал, а что, если она услышала про смерть бывшего муженька и решила приехать на похороны?

Он выжидательно уставился на Калеба.

– Я был на церемонии, но не заметил никаких незнакомых лиц. А как она выглядит? Могу ли я узнать ее имя?

– Высокая, фигуристая, одним словом, конфетка. Маленький шрамик под правым глазом. Цвет волос и стиль зависят от дня недели, если ты, конечно, понимаешь. А зовут ее Аннабель Конрой, хотя это тоже зависит от дня недели.

– Не-ет, что-то не припомню… – Имя точно оказалось незнакомым, поскольку Калебу Аннабель представилась как Сьюзен Фармер, однако приметы попали в точку. – Я бы наверняка заметил такую женщину, потому что на похоронах присутствовали совсем обычные люди. Ну, вроде меня…

– Охотно верю, – проворчал Бэггер. Он щелкнул пальцами, и один из его людей тут же подал боссу визитку, которую он протянул Калебу. – Припомнишь что-нибудь стоящее, позвони. Я плачу хорошо. На редкость хорошо. Пятизначными суммами.

У Калеба округлились глаза, и он ухватил визитку.

– Наверное, вы очень хотите ее увидеть.

– Ты даже понятия не имеешь, до какой степени, мистер республиканец.

Глава 28

Гарри Финн беззвучно вошел в комнату, сел в кресло и внимательно посмотрел на пожилую женщину. Она, в свою очередь, смотрела на него – а может, и сквозь него. В свое время она говорила по-английски без малейшего акцента, однако затем, несмотря на свои лингвистические способности, решила четыре языка слить воедино. Возможно, виной тому была паранойя, однако в результате все равно получилась ошеломляющая смесь хаотически подобранных слов. Финн и сам не знал, каким образом ему удается ее понимать.

Женщина что-то пробормотала в его сторону, и он ответил на ее ворчливое приветствие. Это, похоже, ей понравилось, потому что она одобрительно кивнула, и между ввалившимися щеками обозначилось подобие улыбки. Вообще говоря, о его появлении она узнала еще до того, как он успел войти в комнату. Когда-то она объяснила, что чувствует его присутствие. По ее словам, Финн обладал ярко выраженной аурой – приятной, но в то же время очень специфической. Для человека, который не любит оставлять за собой никаких следов, сей факт представлял собой опасность. Хотя что тут попишешь, разве можно стереть собственную ауру?

По детским воспоминаниям его мать обладала высоким ростом, крепким телосложением и ладонями пианистки. Сейчас она выглядела сморщенной, скукоженной, высохшей. Он присмотрелся к ее лицу. Некогда оно было воплощением редкой, хрупкой красоты, которая лишь росла по мере его возмужания. В глазах Финна лицо матери напоминало цветок лилейника, а все потому, что с наступлением ночи эта красота исчезала, и мать становилась угрюмой, порой даже ожесточенной. Нет, не в его адрес, такого никогда не было. Она негодовала на саму себя. И Финну приходилось вмешиваться, брать ситуацию под контроль. Первый раз он это проделал уже в возрасте семи лет. Такой жизненный опыт заставил его быстро повзрослеть – быстрее, чем следовало бы. А сейчас от былой красоты не осталось и следа: тело иссохло, некогда восхитительные руки лежали на коленях словно морщинистые плети.

Вместе с тем материнское негодование по-прежнему имело над ним власть, а требование исправить совершенную ошибку звучало непререкаемым приказом. Несмотря на внешние признаки физического распада, ее слова сохранили в себе ту силу, которая заставляла Финна проецировать на себя скорбь матери и те муки, которые она вынесла по несправедливости.

– До меня дошли новости, – сказала она на своем странном языке. – Что ж, дело сделано. Дело правое и священное. Ты поступил как должно.

Финн поднялся и бросил взгляд за окно, на лужайку заведения, которое люди до сих пор называют пансионатом. На подоконнике аккуратной стопкой лежали четыре сегодняшние газеты, потому что мать взяла себе за правило прочитывать ежедневные выпуски с первой страницы до последней, не упуская ни единого слова. Покончив с этим, она слушала радио или смотрела телевизор, пока наконец не наступала ночь. Утро приносило с собой очередные новости, которые мать жадно поглощала. Возникало впечатление, что на свете не происходило ничего, что бы не становилось ей известным.

– А сейчас ты переключился на следующего, – продолжала она звенящим от напряжения голосом, словно боялась, что ее слова не долетят до него через комнату.

Он кивнул и сказал:

– Да.

– Ты хороший сын.

Гарри вернулся в кресло.

– Как твое здоровье?

– Какое там здоровье… – ответила она, улыбаясь и покачивая головой. Мать всегда так делала. Всегда. Будто слышала песню, которая доступна только ей. Эту ее особенность он любил с детства; таинственная способность, которую дети всегда хотят видеть в своих родителях. Сейчас, впрочем, такое качество навевало печальные мысли.

– Нет у меня здоровья. Ты знаешь, что они со мной сделали. Разве можно поверить, что это произошло естественным путем, я ведь не так уж и стара… Сижу здесь и с каждым новым днем гнию все больше.

Мать утверждала, что ее отравили – давным-давно. Каким-то образом вышли на нее, но вот как именно, она не знала. Яд должен был ее убить, однако она выжила. Все же отрава продолжала пожирать мать изнутри, отбирая один орган за другим, пока наконец ничего не останется. Наверное, ей казалось, что наступит такой день, когда она просто исчезнет с лица земли.

– Ты можешь уйти отсюда. Ты не такая, как остальные.

– И куда же я пойду? Куда? Здесь я в безопасности. Так что буду просто ждать дня, когда меня вынесут отсюда в мешке и сожгут. Такова моя воля.

Финн вскинул ладони, имитируя сдачу в плен. Один и тот же разговор повторялся всякое его посещение, с одним и тем же результатом. Мать чахнет, ей страшно, здесь она и умрет. Финн мог бы наизусть продекламировать обе стороны этой беседы, настолько хорошо слова врезались в память.

– Как жена и детишки?

– В порядке. Скучают по тебе.

– От меня мало чего осталось… Маленькая твоя, Сузи… она еще не потеряла того медведя, что я ей подарила?

– Это ее любимая игрушка. Она с ней не расстается.

– Вот и скажи ей, пусть не теряет. Пусть никогда ее не теряет. Мне не удалось стать настоящей бабушкой, я знаю. Но я умру, если она когда-нибудь потеряет медведя. Умру.

– Я знаю. И она тоже знает.

Мать поднялась на трясущихся ногах, приблизилась к комоду и достала оттуда фото. Стиснув узловатые пальцы, подержала снимок несколько секунд, прежде чем передать его Финну.

– На, – сказала она. – Заслужил.

Он осторожно вытянул фотографию из ее руки и поднял к глазам. Та же самая фотография, которую видели Джадд Бингем, Боб Коул и Лу Чинчетти перед своей смертью. Картер Грей тоже бросил на нее взгляд, прежде чем его разорвало на куски.

Финн указательным пальцем провел вдоль контура изящного подбородка Рейфилда Соломона. Перед глазами понеслось былое: расставание, весть о гибели отца, стирание прошлого «я» и педантичное создание нового; ошеломляющие откровения, которыми на протяжении многих лет мать его потрясала.

– А сейчас Роджер Симпсон, – приказала она.

– Да. Последний, – ответил Финн, не скрывая ноток облегчения в голосе.

У него ушло несколько лет на розыски Бингема, Чинчетти и Коула. И все же он в конечном итоге всех их вычислил; вот тогда-то – несколько месяцев назад – и начались убийства. Он знал о местонахождении Грея и сенатора Роджера Симпсона, те являлись публичными фигурами. С другой стороны, как раз к ним подобраться было сложнее. Финн начал с точек наименьшего сопротивления. Конечно, такая тактика могла означать, что Грей и Симпсон заподозрят неладное, но и этот фактор был встроен в его уравнение. А когда Грей оставил правительственный пост, его охрана существенно оскудела. Сейчас на очереди Симпсон. У сенаторов тоже имеются телохранители, однако Финн не питал никаких сомнений, что в конце концов сумеет подобраться и к этой мишени.

При сопоставлении текущей жизни – в составе семьи из пяти человек, обитавшей во вполне обычном виргинском пригороде, в доме с собакой и фортепьянными уроками – и той жизни, которую он вел ребенком, Финн получал результат, близкий к апокалиптическому. Вот почему он редко задумывался о таких вещах. Вот почему он был Гарри Финном, королем принципа «разделяй и властвуй». Он умел возводить в собственной психике стены, за которые ничто не могло проникнуть.

– Давай-ка, Гарри, я расскажу тебе одну историю.

Он сел обратно в кресло и принялся слушать, хотя делал это уже множество раз; если на то пошло, Финн мог не хуже матери изложить все события. И тем не менее он слушал поток нестройных, противоречивых слов. Ее воспоминания вырезали картину, чье красноречие свидетельствовало о безусловной истине. Чудесное и ужасающее чувство: быть свидетелем способности воссоздать мир, исчезнувший десятилетия назад, да еще с такой силой, что он, казалось, занял собой всю комнату и вновь разбивал сердца скорбью, возникающей вместе с погребальным костром. Когда же мать заканчивала рассказ, Гарри целовал ее на прощание и продолжал свой путь – путь, по которому шел ради нее. А может быть, и ради себя.