Текст книги "Шесть черных свечей"

Автор книги: Дес Диллон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Постепенно Алиса начала узнавать куски мяса в том виде, в каком они продавались у мясника. Так вот откуда они поступают в лавку. Если какой-то желудок был перемазан в дерьме, специальная бригада женщин брала его и отскребала дерьмо, а потом промывала. Одна старуха за работой жевала куски сырого желудка. Алиса поклялась, что больше никогда в жизни не притронется к рубцу.

А Старая Мэри смотрела, как Алиса взрослеет на глазах.

Однажды один из Кларков, моряк торгового флота, приехал домой на побывку и заглянул домой к Старой Мэри. Между ними состоялся следующий разговор:

– Мэри, ты мою матушку не видела?

– Она к доктору пошла. Заходи, сынок, подождешь ее.

– Не могу. Меня моя птичка во дворе дожидается.

– О господи. Тащи ее скорей сюда, а то ее кошки съедят.

Так слово «птичка» впервые появилось в Тяп-ляпе.

Старая Мэри

Кэролайн возвращается в гостиную из кухни. Венди возвращается в гостиную с лоджии. Движения ее спокойны и медлительны. Не говоря ни слова, она садится. Ее тело изящно изогнуто (задница немного оттопыривается), руки лежат на бедрах. Вся она – воплощение спокойствия. Никого больше в комнате нет – только она одна. Так велит Дао.

– Где же свечи? – интересуется Линда.

Ответить ей никто не успевает.

Тук-тук-тук! – слышится от двери.

Энджи и Линда быстренько сворачивают ковер и запихивают в шкаф. Венди лихорадочно озирается, куда бы спрятать бутылку с кладбищенской водой, и ставит ее за кресло. Кэролайн нервно переминается у двери в ожидании указаний. Джедди заталкивает торф в супермаркетовский пакет, выскакивает на кухню и прячет пакет в холодильник. Донна приклеивает себе на лицо улыбочку. Щеки у нее белее белого. Все, кроме Кэролайн, в темпе рассаживаются по своим местам, стараясь выглядеть естественно. Венди разворачивает «Обычное преследование» и начинает задавать вопросы. Может показаться, что на эту кучу событий нужно кучу времени, но на самом деле проходит всего несколько секунд – и Джедди уже бросает кости на игровое поле. Кубик катится по доске. У двери волнуется Кэролайн. Пять. Джедди – щелк, щелк, щелк– двигает свой розовый «кусок пирога» вокруг поля. Венди задает вопрос:

– История. Чем когда-то были покрыты пирамиды?

– Говном, – отвечает Энджи.

Все смеются, а Джедди возводит глаза к потолку, как бы пытаясь найти ответ.

Кэролайн смотрит в замочную скважину и шепчет:

– Ни черта не видно.

Джедди продолжает изучать рисунок потолка. Тот еще рисунок, скажу я вам. Будто в пчелиные соты напихали битой яичной скорлупы.

– Пирамиды. Пирамиды. Пирамиды. Что это еще за хреновина такая, эти самые пирамиды? Такие большие треугольные штуки? – вопрошает Джедди.

– Ну давай же быстрее, – подгоняет Венди. Вот и вся подсказка с ее стороны. Кэролайн задерживает дыхание и приподнимает крышку почтового ящика.

– Повтори вопрос, – говорит Джедди.

– Там никого нет, – шепчет Кэролайн. Энджи делает Кэролайн знак говорить тише, а то вдруг все-таки там кто-то есть? Донна выхватывает у Венди вопрос и зачитывает его Джедди еще раз, четко и разборчиво:

– Чем когда-то были покрыты пи-ра-ми-ды?

– Снегом, – выпаливает Джедди.

В самую точку. Следует настоящий взрыв смеха. Все хохочут до упаду. Для них теперь неважно, есть ли кто за дверью.

Джедди интересуется, с чего это они все так ржут.

– С чего это вы все так ржете?

В ответ – новый приступ смеха. Сестры повторяют слово «снегом» будто некую смеховую мантру.

– Снегом!

– Снегом, блин-компот!

Мантра «снегом» – путь к гормонам счастья. Они даже не замечают, что от двери снова доносится грохот, – даже Кэролайн пропускает стук в дверь мимо ушей. Кэролайн смеется – сама не зная хорошенько, чему именно, и не будучи уверенной, что ей вообще хочется смеяться. Какой уж тут смех, с ее-то личной трагедией.

Венди первой приходит в себя, смахивает с лица волосы, как будто этот жест самое верное средство против смеха, и зачитывает ответ:

– Мрамором.

– Ну и откуда мне знать? В Китае-то я никогда не была, – возмущается Джедди.

Бац! Опять в самую точку. Все снова хохочут. По мере того как смех стихает, стук в дверь слышится все громче. Сестры смотрят друг на друга и проглатывают смешинку, словно последний кусочек шоколада.

– Кто там? – спрашивает Кэролайн со своей стороны двери.

– Царица, блин, Савская, на фиг. А вы кого ждали?

Вся комната с облегчением вздыхает. Им больше не надо притворяться.

– Это Старая Мэри, – сообщает всем Кэролайн и открывает дверь.

Старая Мэри входит, опираясь на свою клюку и прижимая к уху красный пластмассовый транзисторный приемник.

– Спина моя старая, как же ты мне досаждаешь. Я словно треснувшая кость в пасти бродячей собаки.

Она умеет обращаться со словом, Старая Мэри-то. Прямо поэтесса.

– Бабушка, там у моей машины никто не ошивался? – интересуется Венди.

– Откуда мне, блин, на фиг, знать? Для меня все машины одинаковы, – ворчит Старая Мэри.

– У меня «форд-фокус», – сообщает Венди.

Можно подумать, ее автомобиль представляет собой нечто уникальное, какой-нибудь квадрат в модной круглой рамке. Но Старая Мэри уже ее не слушает и ищет местечко, куда бы приткнуться. Донна первая вскакивает и предлагает ей сесть. Донна очень хочет походить на Старую Мэри (не то что другие сестры) и ловит каждое ее движение, каждую гримасу, каждый взгляд и каждый чих.

Старая Мэри садится, ерзает, устраиваясь поудобнее.

– Ну и жопа у тебя, Донна. Сам Дэнни Макгоуэн не нагрел бы мне местечко лучше.

Девочки хихикают. Дэнни Макгоуэн – самый жирный мужик в городе и окрестностях. Донна не обижается – ведь задница у нее вовсе не толстая. Комната наполняется свистом и шипением: Старая Мэри вертит в руках свой маленький красный приемник, настраивая его на полицейскую волну. Нет для нее большей радости, чем из первых рук услышать о какой-нибудь крупной автомобильной аварии. Если приемник сообщает что-то интересное, Старая Мэри немедленно ставит в известность Девочек.

– На Митчелл-стрит нападение, – сообщает Старая Мэри, вспоминает что-то, и глаза ее загораются. Когда в таком возрасте ты еще в состоянии что-то припомнить, это радует не хуже выигрыша в бинго.

Старая Мэри поворачивается к Кэролайн:

– По-моему, твой Бобби попался мне сегодня на глаза у бара «Монкленд». В руках у него была бутылка пойла.

Этого достаточно, чтобы к Кэролайн вернулись все ее навязчивые идеи. Она тотчас желает узнать, не был ли Бобби пьян. Хуже Бобби может быть только пьяный Бобби. Но Старая Мэри лишь отвечает, что да, вид у него был взъерошенный, может, он и был под мухой, трудно судить. Тут ее слова прерывает новое сообщение о нападении.

– Извиняюсь, это не на Митчелл-стрит. Это на Саутфилд-Кресент. Ножевое ранение. Состояние серьезное. Нет, подождите, тяжелое. Да… крайней тяжести.

Но Кэролайн не отстает:

– Он тебя видел?

– Я даже не уверена, он ли это был.

– Может, он решил вернуться, – шепчет Кэролайн. Ее слова на треть адресованы Старой Мэри, на треть самой себе и на треть Девочкам.

– Кончай дурочку ломать, Кэролайн, – говорит Джедди на правах женщины, которая знает о мужчинах все.

А Линда думает, что если поле зрения Кэролайн (и без того суженное) опять займет Бобби, то все, про Шесть Черных Свечей можно забыть.

Линда подъезжает к Кэролайн и хватает ее за руку.

– Если он решил вернуться, то наверняка задумал что-то плохое, – говорит Кэролайн.

– Да с чего ты взяла?!

Старая Мэри знает, где выход из этого психологического тупика. Камин. Если разговор с женщиной приобретает нежелательное направление, похвали ее обстановку.

– Это у тебя новый камин, девочка? – спрашивает Старая Мэри.

Сестры бросаются в бой. Надо потихоньку переключить тему разговора с Бобби на что-нибудь другое.

Кэролайн вынуждена ответить на вопрос Старой Мэри:

– Да. Он у меня недавно…

– Вот уж дрянь-то, – наносит удар Линда.

– Чашечку чая, бабушка? – выскакивает Энджи.

Старая Мэри смотрит на нее с укоризненной улыбкой:

– Чая? Не хочу чая, блин, на фиг. Я водку люблю.

Вот и все. Легкое движение (прямо как в танго) – и разговор ушел в сторону от Бобби. Кэролайн не прочь вернуться к прежней теме, но не знает как.

Энджи интересуется, где еще одна бутылка водки.

– Охлаждается в морозилке, – говорит Донна.

– Дай мне водки наконец, пока я не задохнулась до смерти.

Энджи открывает дверцу морозилки и извлекает оттуда бутылку, успевая при этом вдоволь наглядеться на голову Стейси Грейси. Дрожь пробирает ее до самых пяток, и сотрясает пол, и по половицам проникает в гостиную, где передается Девочкам. Энджи вытирает чайную чашку и наливает Старой Мэри добрую порцию водки. Глоток, еще глоток – и в глазах у Старой Мэри появляются искорки радости, и она превращается в добрую старушку.

– Ну, так как ты все-таки живешь, девочка? – спрашивает Старая Мэри у Кэролайн.

– Лучше не придумаешь, бабушка.

– Все это просто ужасно. Ужасно.

– Со мной все хорошо! – восклицает Кэролайн. Голос ее звучит убедительно, и тот, кто ее не знает, может и впрямь подумать, что она справляется с ситуацией.

– Что говорят судебные исполнители?

– Ей по-прежнему нужны десять тысяч, чтобы оставить за собой квартиру, – кричит из кухни Энджи.

– А она никак не добьется их от Бобби, – присоединяется Донна.

– Так, значит, Макгуган еще не выбил денежки из твоего муженька? – любопытствует Старая Мэри.

Кэролайн хочет ответить, но слова ее застревают в той части грудной клетки, где таится страдание. Как раз там, где сходятся ребра.

Чтобы немного развеселить Кэролайн, Старая Мэри рассказывает, как лихо Макгуган вышибает деньги из тех, из кого их надо вышибить.

– Пенсионеры из прихода Святого Патрика попросили Макгугана, чтобы туристическая контора этого, блин, мерзавца Макглинчи вернула им деньги за один неиспользованный день. Мы получили все до последнего пенни. Нас еще бесплатно свозили на Лох-Ломонд. [27]27
  Самое большое озеро в Шотландии, место паломничества туристов, почти столь же знаменитое, как и Лох-Несс (только без чудовища).


[Закрыть]Как только Макглинчи выписался из больницы.

Энджи, которая потихоньку прихлебывает водочку в кухне (вот почему она так надолго исчезает, когда идет за водкой для Старой Мэри), кое-что припоминает и кричит в гостиную:

– Большой Джон Догерти сказал, что видел, как кто-то очень похожий на Бобби выходил сегодня из банка.

Вот так. Девочки одобрительно кивают. Старая Мэри улыбается и уверяет Кэролайн, что сегодня же вечером Макгуган выдоит из Бобби денежки. Уже к утру все будет нормально. Однако чем больше они говорят про это, тем больше Кэролайн расстраивается. Чем больше она расстраивается, тем больше деталей о методах Макгугана сообщают ей сестры. Он изукрасит Бобби как бог черепаху. Он изрежет ему лицо. Он откромсает ему ухо или нос. Не ходите, девочки, с Макгуганом в постель. Кэролайн разражается рыданиями, причина которых наполовину гнев, наполовину жалость к самой себе.

– Он сейчас сюда припрется, Бобби-то. Пьяный в стельку. Уж я-то знаю, какой он, когда пьяный.

– Ты даже не знаешь, его ли видела бабушка сегодня, – возражает Энджи.

– Да, пожалуй, это был он. У него вечно такое гадкое выражение лица, – говорит Старая Мэри.

Вот и опять Кэролайн идет по следу Бобби. Ох, не придет он. После того, что произошло, это невозможно. Да и все говорят, что он не появится ни под каким видом. Подумать только, что может случиться, если он ввалится сюда и окажется в толпе разгневанных женщин. А тут еще эта Венди ни с того ни с сего выдает, что, дескать, Кэролайн дура, не надо было сразу покупать муниципальную квартиру вроде этой в первом попавшемся месте. Это уж ни в какие ворота. Линда ставит Венди на место: они собрались здесь, чтобы помочь Кэролайн, а не приставать к ней с глупостями. А Энджи напоминает Венди, что не все могут позволить себе квартиру в фешенебельном Вест-Энде. Перепалка позволяет Энджи тайком дернуть еще водочки, а уж потом отнести Старой Мэри ее полчашечки. Старая Мэри осушает сосуд одним духом и переворачивает кверху дном в знак того, что надо налить еще. Энджи опять удаляется на кухню – наполнить чашку и самой приложиться.

– В церковь к мессе ходили? – спрашивает Старая Мэри, и все сестры отвечают одновременно.

– Да, – тянет Джедди.

– Угу-м, – говорит Донна.

– Сегодня утром, – произносит Линда.

– В пол-одиннадцатого, – отвечает Кэролайн.

– К святому Патрику, – уточняет Энджи.

– Я была в церкви в двенадцать, – извещает Венди. – У них новый священник.

– Я там тоже была, Венди, – говорит Джедди. – Но тебя я не видела.

Джедди опять переходит в нападение. Однако Венди тоже не лыком шита:

– Забавно. Тебя-то я видела. Ты вертелась перед алтарем и строила глазки священнику.

Трах– на какое-то время Джедди замолкает. У Старой Мэри возникают подозрения, но ей известен верный способ, как узнать, не врет ли одна из них.

– А кто собирал пожертвования? – интересуется Старая Мэри.

– Бидди Макджи и какой-то парень, – говорит Венди.

– Парень ее мечты, – фыркает Джедди.

Венди замечает, что не понимает, как это Бидди Макджи может появляться на людях с этим жутким коротышкой. Теперь-то Старая Мэри знает, что обе они были в церкви.

– Все верно. Вы там были, – говорит Старая Мэри. В ее словах слышится упрек.

Тут Линда кое-что вспоминает. Она-то думала, что муж Бидди Макджи в тюрьме. Или был в тюрьме. Донна сообщает ей, что муж Бидди Макджи сидел в дурке в Карстерсе и там умер. Ну а теперь можно сказать наверняка, что будет дальше. Когда кто-нибудь умирает, Старая Мэри всегда в курсе.

Данный случай не стал исключением.

– Да-да… жил-жил да и околел, – говорит Старая Мэри.

Сестры охают и стонут.

– Опять ты за старое, бабушка, – кричат они хором.

Старая Мэри улыбается:

– Ну, к буддистам это не относится.

С год назад Старая Мэри узнала на экуменическом собрании, что буддисты перевоплощаются.

– Они проходят рекоронацию, буддисты-то.

Сестры опять охают и стонут, на это раз весело.

Слышатся шутки. Джедди даже решает приколоться за счет Старой Мэри и слегка пихает Энджи.

– Во всяком случае… наверное, ты ревнуешь, бабушка, – говорит Джедди.

– Я? Кого это я, блин, на фиг, ревную?

– Ну как же? У Бидди Макджи есть мужик, а у тебя нет, – присоединяется Энджи.

Старая Мэри краснеет как рак и только беззвучно шевелит губами. Наконец к ней возвращается дар речи.

– Блин, на фиг! Да он самый большой урод по эту сторону пролива!

Девочки смеются и строят Старой Мэри рожи. Все это ей не нравится. Ой как не нравится.

– Нет, вы только посмотрите на нее, посмотрите! Сидит и мечтает о новом мужике Бидди Макджи! – кричит Венди и пускается в пляс вокруг кресла Старой Мэри. Та смотрит на нее и на Девочек таким взглядом, будто ей все равно. Будто ей не очень-то понятно, по поводу чего весь сыр-бор. Фигура Старой Мэри выражает спокойствие, только лицо у нее по-прежнему красное, а голос на пол-октавы выше, чем обычно.

Старая Мэри обращается к Венди. Злая синева Донегола мерцает в ее глазах.

– Этого пария не любила даже его собственная мать. Действительно, харя у него, как у бульдога, который вылизывает дрянь со жгучей крапивы!

Как я уже сказал, в ней есть что-то от поэтессы, в Старой Мэри-то. И пока все смеются, она решает слегка отомстить Венди. Когда умудренная опытом дама рассердится, спасайся кто может. Фронтальная атака для нее – дело отработанное и привычное. Лучшая комбинация для парашютно-десантных частей особого назначения – тело двадцатипятилетнего парня и ум восьмидесятилетней женщины. С такими солдатами можно смело завоевывать мир.

Когда смех вырождается в фырканья и всхлипывания, Старая Мэри начинает действовать:

– Надеюсь, ты не путаешься больше с иеговистами?

– Нет, – отвечает Венди.

– Врешь! – подпрыгивает Джедди.

Улыбка Венди падает на пол, и поди ее найди. Старая Мэри делает следующий заход.

– А кто это у нас покраснел? – мирно спрашивает она.

– Я ведь порвала с ними. – Венди оглядывается в поисках поддержки. Но никто не торопится с помощью. Ни одна живая душа.

Наконец Линда решает поучаствовать в битве:

– Они навещали ее на прошлой неделе, бабушка, в своих цветастых прикидах и поношенных костюмах с дешевой распродажи.

– Замолкни, Супермен, – бурчит Венди.

Это ошибочка. Такое проявление слабости – сигнал к атаке для всех остальных. Атака проходит по всем правилам – только родные сестры могут сразу отсечь все пути к отступлению. Насчет манипуляций сестры знают побольше, чем ЦРУ. Джедди устраивается на диване рядышком с Венди. Плечо в плечо. Старая Мэри очень любит такие сцены. Они для нее – чистое развлечение. Жизнь.

– Пожалуйте в Царствие Небесное, – начинает Джедди.

– Сама поди в Вавилон, – лаконично парирует Венди.

Загадка ложится печатью на уста Джедди. Ротик ее озадаченно кривится. Входит Энджи с водкой для Старой Мэри. Походка у нее несколько неуверенная. Потягивая напиток, Старая Мэри наблюдает за представлением. Сейчас Джедди задаст вопрос. Ей, правда, не хочется ни о чем спрашивать Венди. Но она все равно задает вопрос:

– Что за звон про Вавилон?

– Сама разберись, – отвечает Венди с интонациями типичного учителя.

Джедди в затруднении. Она знает, что в словах Венди таится оскорбление, но не понимает, какого оно рода. Может, нужно просто посмеяться в ответ? А может, сразить противника остроумием? Или хотя бы заставить противника отказаться от своих слов, пока дело не дошло до рукопашной? Или перейти непосредственно к рукопашной? Пауза затягивается, и Джедди упускает момент. Как теперь затеешь драку, если реплика так долго остается без ответа? Переход к драке должен быть быстр, как коленный рефлекс. Или, по крайней мере, все должно быть подано как моментальная реакция, чтобы потом нашлось оправдание.

Все, вокзал ушел.

– Нет, ты мне скажи! – произносит наконец Джедди.

Вот и все, на что ее хватило. Однако Венди по-прежнему обижена за иеговистов. Лицо ее пылает, как красный сигнал светофора на пешеходном переходе. Сестры обожают это.

– Никогда не ругай «Свидетелей Иеговы», пока не прочтешь хоть одну их книгу, – назидательно говорит Венди.

Джедди только этого и надо. Ничего, что ее обозвали вавилонской блудницей, а она и не поняла сразу. Главное, Венди сама проговорилась.

– Ага! Вот видишь, бабушка, она по-прежнему тусуется с иеговистами.

Но Старая Мэри опять настроилась на полицейскую волну и не слышит Джедди.

– На М8 авария… похоже, дело серьезное.

Энджи вступает в бой на стороне Джедди и пытается переключить внимание Старой Мэри на происходящее в гостиной. Гласные звуки у Энджи тягучие-тягучие:

– Слушай, Венди, а если кто из родителей узнает?

– Мы живем в свободной стране.

– Какая еще свобода в этом доме! – говорит Джедди. – О какой свободе речь в католической школе? – И Джедди начинает скандировать нараспев: – Иегова! Иегова!

Все подхватывают. Некоторое время только и слышно:

– Иегова! Иегова!

Для Венди это невыносимо.

– Все религии заслуживают уважения! – кричит она и гордо вскидывает голову. Подбородок у нее задран высоко-высоко.

– За минусом тех, что провозглашают себя истиной в последней инстанции, – произносит Энджи.

– И тех, что дерут с тебя больше одного процента твоих доходов, – подхватывает Линда.

Для учителя и человека, высоко оценивающего свои умственные способности, Венди выглядит слабовато. А ведь нет ничего хуже, чем слабое животное в стае. Разорвут.

Донна кидается первая.

– Они вечно охотятся на матерей-одиночек и чокнутых, эти иеговисты, – возвещает она.

Венди нечего возразить. На языке одни стандартные ответы. Мозг отключился. Злость убивает фантазию.

– Не говори об иеговистах в таком тоне, – раздраженно требует она.

– В каком еще тоне? – любопытствует Донна.

– Сама знаешь.

Джедди интересуется, все ли она сказала, и опять принимается распевать «Иегова, Иегова». На этот раз песня сопровождается небольшой пляской.

– Ну я-то не мать-одиночка, – возражает Венди, глядя на Линду.

– Уж это точно, – отвечает та. – Ты чокнутая.

Девочки уже отсмеялись, а Венди все никак не тронется со своих оборонительных позиций. Она не может взять в толк простую истину: если эмоциональный контакт с окружением потерян, твой удел – одиночество.

– Я видела от них только добро, от «Свидетелей». Не то что от католической церкви.

Старой Мэри не нравятся такие разговоры. Не в этом доме. Не сегодня, в этот великий вечер, когда им понадобится максимум удачи. Энджи тормошит Старую Мэри и согласно кивает ее словам. Конечно, Старая Мэри права. В этот великий вечер, вечер Кэролайн, все они должны держаться вместе. Из своего обширного кладезя познаний по теологии Старая Мэри извлекает парочку неоспоримых фактов насчет драгоценных иеговистов и собирается попотчевать ими Венди. Ведь всем известно, например, что всего-навсего человек десять из них попадет в рай.

– На данный момент сто сорок четыре тысячи, – кротко говорит Венди.

– Все равно маловато. Рай весьма обширен, – настаивает Старая Мэри.

– А что, если это правда? – интересуется Венди.

Кое-кто из сестер смеется ее словам. Энджи сообщает Венди, что много чего на свете может оказаться правдой. Например, что твой муж любит тебя. Что он не бегает за бабами. Что он не смоется с девятнадцатилетней нянькой. Что НЛО уже давным-давно прилетели и прячутся в море, а пришельцы живут среди нас, главным образом в обличье издателей, режиссеров, кинопродюсеров и телевизионщиков. Но ничего! Ведь только иеговисты попадут в рай!

– Может, это и правда. А куда денетесь вы, фанатики?

Опять подключается Старая Мэри. Ей есть что добавить из области теологии. А может, этот раздел знаний следует назвать философией. Или там чем-нибудь вроде спиритической психологии (все равно предмет диссертации имеет прямое отношение к покойникам).

– А что, ведь, наверное, все эти иеговисты уже застолбили свои участки? Паршивому католику-перебежчику и не сунуться. Уж лучше подайся в протестанты, милочка. Они-то поголовно попадут в рай.

Все смеются. Побежденная Венди наливает себе водки. Сестры аплодируют. Крепость сдалась. Венди спрашивает, кто еще хочет выпить, а то ей трудно прикинуть, сколько надо положить мышьяка. Разумеется, все хотят выпить, это же мои сестры. Стаканы и чашки идут по кругу. Джедди смотрит, как Венди хлещет водку, словно воду, и ей хочется развить наступление и добиться не просто победы, а разгрома.

– А как же твой «форд-фокус»? – спрашивает Джедди.

– Всего рюмочка, – говорит Венди.

– Как же ты за руль сядешь, если пьешь? А еще училка, – торжествует Джедди. – Тоже мне.

– А вот и еще рюмочка, тра-ля-ля-ля, – мурлычет Венди.

Венди чокается с Джедди, а Старая Мэри начинает вынимать из своей сумки всякие необходимые вещи. На свет появляются католический молитвенник и пара хрустальных четок. Старая Мэри информирует Девочек, что на М8 выехала «скорая». Авария, наверное, действительно серьезная. Линда говорит, какие красивые у Старой Мэри четки. Старая Мэри берет четки в руки и показывает Линде, как сквозь них можно увидеть радугу, если держать под правильным углом и смотреть в верном направлении.

– С какой стати говорят «пара четок»? – интересуется Энджи.

Старая Мэри бросает на нее суровый взгляд и достает из сумки маленькую пластиковую фигурку Иисуса. Ни в какой разговор насчет того, с каких пор и почему четки называют «парой», ее уже не втянешь. Лучше уж она спокойненько посидит в кресле, послушает полицейское радио и посмотрит, как Девочки тщатся разгадать тайну.

– Ты вот у нас считаешься умной, Венди. Скажи, почему говорят «пара четок»? – спрашивает Энджи.

– Просто по традиции. – Венди берет в руки четки. – Смотри-ка, бабушка, действительно видно радугу. Как здорово.

Энджи отбирает у Венди четки и вертит в руках, лишний раз отмечая, как много в них бусин.

– Ну как их можно было назвать парой?

На помощь спешит Донна и отнимает четки у Энджи.

– Какие красивые четки, бабушка. А радугу и вправду видно.

Старая Мэри недовольна, что четки пошли по кругу.

– Надеюсь, Венди сегодня мыла свои нечистые иеговистские руки, – ворчит она, вынимает из сумки шесть медных подсвечников и расставляет по кругу.

Четки переходят к Линде. Ей тоже интересно, почему их называют «парой». Но Венди выхватывает их у Линды и извещает всех, что в них пятьдесят девять бусин. Для точности.

Четки забирает Энджи и передает их Старой Мэри.

– Пятьдесят девять, да? Ну и при чем тут «пара»? – вопрошает Энджи.

– Я была права. Похоже, смертельный исход, – произносит Старая Мэри, одной рукой прижимая приемник к уху, а другой расставляя предметы перед собой.

Старая Мэри оглядывает сестер и улыбается. Ей по душе уважение, которое они все ей оказывают.

– За дело, Девочки! Чего ждем-то? – весело говорит Старая Мэри.

– Доставай ковер, Кэролайн, – распоряжается Донна.

Старая Мэри по одной извлекает из сумки шесть черных свечей и вставляет в подсвечники, уже стоящие по кругу у ее ног. Подсвечники сияют отраженным оранжевым светом уличных фонарей, будто медные солдатики. Старая Мэри нараспев произносит заклинание на ирландском гэльском. Вот его приблизительный перевод:

Взываю к востоку, и взываю к западу. Да сойдутся кровь и кость. Взываю к тому, что позади меня, и к тому, что впереди меня. Да сойдутся солнце и луна. Свет диких зверей. Сила звезд…

– О чем это она, на хрен? – спрашивает Джедди.

Кэролайн, как старшая, немного знает гэльский. Когда она была маленькая, Старая Мэри и матушка говорили между собой по-гэльски, и Кэролайн нахваталась от них слов.

– Что-то насчет крови, дерева и костей. Или диких животных? – спешит Донна, опережая Кэролайн.

Старая Мэри кланяется невидимому Богу. Или невидимому идолу. Или невидимому существу. Потом она поворачивает свое преображенное ведьмовством лицо к Девочкам и задает самый главный вопрос:

– Где голова этой девки Стейси Грейси?

– В морозилке, – отвечает Донна.

Глаза у Донны горят, как у кошки, и это нравится Старой Мэри. Ей по душе энтузиазм, который Донна выказывала к колдовству еще в младые годы. С того момента, когда она повстречала Богоматерь. Старая Мэри всегда знала, что у Донны дар, с самого ее рождения.

Старая Мэри нежно треплет Донну по щеке:

– Учись, Донна, учись, девочка.

– Ты у нас самый замечательный учитель, бабушка, – говорит Венди.

Все Девочки улыбаются, словно ученицы начальной школы, когда сидят тихонько как мышки, стараясь не выдать, что учитель вышел покурить. Старая Мэри раздает указания, и все принимаются за дело.

– Включи фритюрницу, пусть нагреется.

– Блин, бабушка, я совсем про это забыла, – огорчается Донна, мчится на кухню, включает фритюрницу в сеть и ставит на шестерку.

Кэролайн вытаскивает из шкафа ковер и разворачивает его. Старая Мэри все улыбается. Они могут выкурить тебя из Ирландии, где ты сдох бы с голоду, и Донегол будет жить только в рассказах твоей матери про твою бабку, и ты сможешь приехать туда только как гость. Они могут затолкать тебя в гетто и уравнять слова «католик» и «подонок». Они могут построить фабрики в твоем городе и брать на работу только протестантов. Они могут изничтожать твои школы и твою религию и чуть было не сведут их на нет. Но есть кое-что, перед чем они бессильны. Есть кое-что, о чем они даже не подозревают. А если подозревают? Верят ли они в колдовство? Будь они прокляты. Будь они прокляты.

Лента местами отклеилась от ковра. Линда и Энджи выравнивают линии на ковре, чтобы рисунок был геометрически верным. В помощь им инвалидная коляска Линды. Если придержать одно колесо и крутануть коляску, то другое колесо опишет правильную дугу. И не надо знать геометрию с тригонометрией и уметь по науке выстраивать углы. Энджи помечает необходимые точки монетками. Донна отматывает длинные куски клейкой ленты и прилепляет к камину – в свое время они понадобятся. Ножницы лежат в куче разрезанных снимков. Среди фотографий есть черно-белые, есть и цветные. Кэролайн и Бобби у моря. Поездка в Дублин. Донегол. Свадебные фотографии. Все они порваны или разрезаны. Все их прошлое лежит в клочках, осталась одна пустота. И одиночество. И грандиозность боли. И бесконечность потери. Донна кидает ножницы на ковер.

Тем временем Джедди вытаскивает из пакета большой шмат торфа. Старая Мэри зажигает свечи. Джедди держит торф на весу и гордо выпячивает бедро.

– Как тебе такой кусочек, бабушка?

– Иисус, Мария и Иосиф! Такого кусищи я не видала со времени концерта Дениэла О’Доннела в Дангло, – хвалит Старая Мэри.

Под смех девочек она зажигает пятую свечу. Иногда она воображает себя клоуном, Старая Мэри-то. Но прежде всего она, конечно, ведьма. Это ее подлинное призвание.

– Этого педика! – фыркает Энджи.

– Не похож он на педика, – возражает Джедди, не желающая, чтобы хоть один мужик был забракован без должных на то оснований.

– Тебе виднее, – ухмыляется Энджи.

Если Джедди чего и не знает про мужиков, то разве что мелочь какую. Джедди тужится придумать быстрый и остроумный ответ. Если она ответит минуты через полторы, это для нее быстро. Но она не успевает.

В дверь снова стучат, и все они застывают на месте.