Текст книги "Шесть черных свечей"

Автор книги: Дес Диллон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Стивен Кинг! Это Стивен Кинг! Про ведьм! Я видела кино! – выпаливает она.

– Двойная ошибка. Вопрос не про Стивена Кинга, а «Участь Салема» – это про вампиров, – говорит ей Венди.

Донна пожимает плечами и показывает на Венди. Та бросает кости снова.

– Что, Чарли Гарретт оказался слабак? – интересуется Джедди.

Венди сохраняет хладнокровие и самоуверенность.

– Так далеко мы не заходили.

– А, так это ты оказалась не в его вкусе? – Донна прихлебывает чай и подмигивает Джедди.

Джедди не заставляет себя долго ждать:

– Слишком культурная для него?

Венди ждет, пока их веселье уляжется (все их штучки она знает как свои пять пальцев), и выдает:

– Он выпал из такси.

Донна давится чаем, и брызги разлетаются по всему игровому полю.

– Мать-перемать! И что ты сделала?

– Ой, Донна! Ты залила всю «Историю и географию», – говорит Венди.

Донна, не переставая смеяться, пытается вытереть игровое поле рукавом.

Джедди повторяет вопрос:

– Что ты сделала?

– Я просто отвела его домой.

– Не может быть! Чарли Гарретта! С ним все в порядке? – спрашивает Донна.

Похоже, Венди в легком недоумении:

– Что?

– С ним все хорошо? Он не в больнице, ничего такого?

Венди непонимающе смотрит на Донну, будто пытается прочесть на ее лице какие-то общие указания по выходу из тупика. Наконец до нее доходит, что та имеет в виду. Венди смеется и отрицательно качает головой. Она и забыла, какими тупыми порой бывают ее сестры.

– Когда он выпал, он и думать про это забыл, – объясняет Венди. – Во всяком случае, играть сейчас в эту игру бессмысленно. – Венди встает и выходит на лоджию. – Наверное, надо пойти отогнать машину.

– И о чем это ты, Венди? – осведомляется Джедди.

– Отогнать машину. Мне. Сесть за руль. Повернуть ключ. Сцепление. Газ. Зеркало. Задний ход.

– Нет, я насчет машины, которая такая же, как я. Без мотора.

– Га-га-га! – хохочет Донна.

Иногда до Джедди доходит очень медленно. Как до жирафа. Вот и сейчас она видит, что над ней опять смеются, только не понимает почему. На всякий случай Джедди решает навести порчу на машину Венди.

– Чтоб твой Фокус-Покус сгнил и развалился.

– Ты просто завидуешь.

– Нет, я не завидую, – бурчит Джедди и одергивает юбку, будто рядом хищник. А может, именно потому, что рядом нет хищника.

Венди перестает замечать ее и вздергивает нос. Джедди слегка пихает Донну в бок, как делала это уже миллион раз.

– Не стоило мне с тобой спорить. Ты такой ребенок, – изрекает Венди.

– Ой-ой-ой! Надо бы снять все это на видео и показать твоему психоаналитику, – говорит Джедди.

Они горазды на такие штучки, Донна и Джедди. Но у Венди в рукаве козырная карта. Атомная бомба для Джедди. Страшное оружие под названием «Джолина».

Как вы думаете, что сейчас сделает Венди?

– Джеральдина, Джеральдина, Джеральдина…

– Знаешь что, Венди? Вот увидишь, я на тебя проклятие наложу, ей-богу. Только бы сработало.

Джедди старается сдержать злость. Сейчас ее злость вроде рождественской елки в огне: ветки сворачиваются, а жар остается. Венди умолкает и с тихим смешком отходит к окну. Она рада, что выиграла битву, но хорошо знает, что война никогда не закончится. Это смешно – покинуть родные места и думать, что все будут только радоваться каждому твоему возвращению. Джедди хочет нанести ответный удар, но не знает как. Единственное, что она в состоянии сделать, – это повторить уже сказанное другими словами:

– Может, у меня особый дар? Вот посмотришь.

Вот и все, на что она способна. Сестры не замечают, что глаза у Донны опять выпучены. Венди изучающе смотрит на Джедди. Эй, народ! Венди близка к победе. Хватит говно хлебать. Надо только довести дело до конца и растоптать противника. Надо ковать железо, пока горячо. Язык доброжелательности, которым разговаривают между собой братья, и сестры, и друзья по всему миру, не более чем внешняя оболочка. Под ней надо искать подтекст. А про подтекст Венди знает все, поскольку воображает себя драматургом и даже прочитала « Как сочинить хорошую пьесу в один день» Шага Бидона. Венди хочется вытащить на свет божий подтекст всей ссоры, каркас, на который натянуты все остальные события дня. То, что лежит в основе отношений между сестрами.

– Чарли Гарретту нравлюсь я, а не ты, – внезапно говорит Венди.

– Чего?

Джедди шокирована. Во-первых, откуда Венди знать? А во-вторых, это нечестно, это не по правилам. Однако Венди продолжает нагнетать напряженность:

– В этом-то все и дело. Чарли Гарретту нравлюсь я, а не ты.

Возникает пауза, которая дает Джедди возможность осознать, что Венди значительно умнее, чем она думала. Джедди ничего не остается, как перейти к прямой конфронтации:

– Ух! Держись подальше от моего мужика. Это я тебе говорю. Держись от него подальше.

Венди ведет себя так намеренно. В детстве Джедди с ее взрывным темпераментом частенько поколачивала Венди. Попробовал бы кто помешать Джедди поступить по-своему! Разговор короткий – бац! А поскольку она занималась гимнастикой, то уж ударит так ударит.

– У тебя сейчас есть мужчина? – спрашивает Венди безразличным тоном. Но в этом безразличии таится скорпион.

– Джон Ферри, – говорит Джедди, надувается и выпячивает грудь. Хотя такая грудь не требует выпячивания.

– Джон Ферри – твой мужчина? Это что-то новенькое.

– Ему нравится моя испорченность. Правда, Донна?

Донна пожимает плечами и продолжает таращить глаза. Если на нее не обращают внимания, то это временно. Скоро обратят. А пока глаза у нее остановились и глядят в одну точку. Глядят и глядят.

– Она исполняет номер с глазами, – говорит Венди, – не отвлекай ее.

Они смотрят на Донну, на ее каменное лицо и выпученные глаза. Джедди машет рукой у Донны перед лицом. Никакой реакции. Венди видит, что Джедди все больше злится, что она просто в бешенстве, и поэтому старается переключить внимание на Донну. Настроение у Венди прекрасное. Это так здорово – хоть раз в жизни оказаться на коне и заставить противника отступить, несмотря на яростную оборону.

Джедди больше не в силах выносить напряженного молчания.

– Знаешь, если бы я была у Гарфилда вчера, мужики на вас обеих и не посмотрели бы, – выпаливает она.

Вот такой у Джедди хук с правой. Венди с недоверием смотрит на Донну. Донна пребывает в окаменении. Однако у Венди в запасе еще одна атомная бомба, на этот раз для них обеих. Только в отношении Джедди это оружие пока еще не применялось, да и во взаимных насмешках тоже, даже чтобы дать выход злости. Венди надоело, что ее вечно выставляют снобкой только потому, что она поработала над собой и живет совсем другой жизнью, чем обитатели этой вот богом забытой дыры.

– О чем ты говоришь? – начинает Венди. – Всякий раз, когда позади тебя появляется хорошенькая девушка, ты переходишь на другой конец зала.

Пламя в камине умеряет свой пыл и съеживается, только бы оказаться подальше от опасности и переждать бурю. Донна почти не дышит. Голова ее по-прежнему неподвижна, но глаза оживают.

– Что ты имеешь в виду? – осведомляется Джедди.

Напряжение достигает своего пика. В комнате делается как-то темнее. Венди уже не может взять свои слова обратно, даже если бы и захотела. А она, пожалуй, хочет. Но это невозможно.

– Я за тобой наблюдала.

Следует короткое фырканье, и лицо у Джедди перекашивается. Джедди переходит на язык Венди, стараясь подражать ее интонациям:

– Наблюдала. На-блю-да-ла, едрена мать! Пошла вон в свой Вест-Энд к своим артистам, гомикам и богатеньким курвам!

Венди с ходу подхватывает:

– Это ты убирайся к себе на доходное место у танцпола! К своим группам. Как их там: «Клубничкины ищейки» или «Розыскные собачки»? Ты уж всем известна этими делами!

– Так я и сделаю!

К этому времени Донна совсем оттаивает, поворачивает голову и широко открывает рот. Ее душит смех, она старается сдержаться, но плечи у нее так и трясутся.

Венди дожимает ситуацию:

– Однажды наступит день, когда ни один урод в твоем вкусе на твои прелести уже не польстится. Что ты тогда будешь делать?

Донна хохочет. Венди смеется тоже. Для Джедди это невыносимо. Правда всегда горше, если вдруг предстает перед тобой во всей своей неприглядности и ты веришь в нее. А раньше не верил. Однако вместо того, чтобы взять большой кухонный нож и убить Венди, Джедди встает и начинает собирать свои вещи.

– Ну ладно. Я ухожу. Ясно было с самого начала, что все это ваше колдовство – одно говно.

Если бы все это происходило, когда Джедди еще не родила Алисию и у нее частенько случались приступы депрессии, Венди не стала бы заходить так далеко. Но сейчас ничего с Джедди не сделается, если она проведет вечерок дома, – игра была честная, пусть позлится.

Вещи собраны и Джедди уже готова уйти, когда со двора доносятся звуки – шлеп, шлеп, шлеп – и чьи-то приглушенные голоса.

– Тсс! Это, похоже, Линда, – говорит Донна.

– И наверное, Энджи, – добавляет Джедди.

Кое-что про Энджи

Энджи под сорок. Одежда на ней всегда поношенная, так как все деньги она тратит на своих детей. Только дети этого не ценят. Нет, не так. Некоторые очень даже ценят. Прежде чем Энджи исполнился двадцать один год, у нее уже было пять штук детей.

Из всех сестер Энджи самая красивая, но все портит ее мужская походка. Она любит ходить скрестив руки на груди, и вид у нее при этом грубый и суровый. Это, наверное, потому, что она и на самом деле суровая. Она часто повторяет фразы по два раза, только слова переставляет. Например, так:

– Сигать в воду глупо, вот так-то. Глупо в воду сигать, так-то вот.

В тот вечер Энджи вместе со всеми у Кэролайн, хоть и не очень-то верит в колдовство. Пусть даже она много раз видела, что заклинания действуют, тем не менее она заставила себя поверить в бесполезность колдовства. И хотя под суровой внешностью скрывается еще более суровое содержание, в Энджи есть нечто, что помогает страждущим. Она способна отмести все неважное, разглядеть, что нужно сделать, и лично заняться этим. Если у вас неприятности, от уголовки до уличной потасовки, Энджи – это тот человек, который прикроет вам тылы.

Только пусть у вас не создастся ложное впечатление об Энджи. Ну хорошо, она очень приземленная из-за своих пятерых детишек, но вместе с тем у нее замечательное чувство юмора, которое всегда ей очень помогает.

Самого паршивого из ее сыновей звать Десси. Сейчас ему шестнадцать, но каждый год его жизни стоил двух лет жизни его матери. К остальным своим детям она относится спокойно и с юмором, как и ко всей своей жизни вообще. Только вот удар правой у нее моментальный. Энджи считает, что Десси угомонится, как только найдет себе хорошую девчонку. Однажды ее угораздило сказать об этом при Линде. Это была ошибка. Сестры как раз обсуждали, как обуздать Десси. Выдвигались самые разные предложения – от каникул в Испании (автор – Венди) до электрошоковой терапии (автор – Линда).

– Когда мой Десси найдет себе приличную птичку, он успокоится. Это у него период такой, – сказала Энджи.

– Не смеши. Он ее просто убьет, – изрекла Линда.

Когда матушка рожала Энджи, ребенка пришлось вытаскивать щипцами. Это были трудные роды.

Когда Энджи исполнилось четырнадцать, она стала настоящей фанаткой «Бей Сити Роллерс» и шаталась по Митчелл-стрит не иначе как в коричневом джемпере в колледж-стиле с желтыми кантами на рукавах и вороте, в белых скиннерах и ботинках «Док Мартенс». Никто не понимал, как это случилось, но к тринадцати годам Энджи сделалась совершенно неуправляемой. Она прогуливала школу и крала деньги. Она даже выпивала, если уж быть правдивым до конца. В этом-то все и дело. Энджи напивалась и слушала музыку. Сейчас она по-прежнему не дура выпить, но жизни ей это нисколько не осложняет. А тогда ей впору было записываться в «Анонимные алкоголики». Кстати сказать, их в Коутбридже полно.

Выпивка стала для Энджи настоящим открытием. Старая китайская пословица гласит: «Сначала человек берется за рюмку, потом рюмка берется за рюмку, потом рюмка берется за человека». Вот так получилось и с Энджи. Она пристрастилась к алкоголю очень скоро и сама стала отнимать бутылки у пьяных парней. А парням-то было по восемнадцать-двадцать лет. Выходит такой из «Монкленда» с ношей, а Энджи уже тут как тут: «А ну отдай сумку». И в морду ему.

Потом Энджи вырывает сумку у него из рук и удаляется. Гордой походкой.

Единственный, кто попытался ей отомстить, был Дули-младший. Энджи схватила его за волосы и поволокла за собой. Никто из его дружков даже не попытался вступиться. Никто из них даже не попробовал отнять у Энджи бутылку, которую она забрала. Когда Энджи решила, что с Дули-младшего уже хватит, она заставила его лизать ей ботинки и отобрала сигареты и пятьдесят семь пенсов, которые были спрятаны у того в носке. Потом она отправилась к каналу мелиорации, чтобы на бережку расправиться с трофейной бутылкой.

Много позже, когда Энджи докуривала последнюю «Ригал Кинг Сайз» из числа реквизированных у Дули-младшего и ничего не могла поделать со своей пьяной головой, которая все падала ей на грудь, объявился Дули-младший с приятелями, пьяные в сосиску. Выпивку они отняли у других парней, послабее. Они избили Энджи до полусмерти и сбросили в канал. Вечер был холодный. Энджи ударилась головой о камень и потеряла сознание.

Очнулась она в воде. Ей было четырнадцать лет, и ей было холодно. Мокрые волосы липли к щекам; это было первое, что ей запомнилось, первое, что она почувствовала, когда пришла в себя. Выпитый алкоголь и удар головой о камень парализовали все ее тело. Было мокро. Высоко в небе, как винт вертолета, крутилась целая тысяча лун. Головокружение вцепилось Энджи в желудок, и ее вырвало. В воздух взметнулся и опал целый радужный фонтан, будто вызванный к жизни каким-то колдуном-гастрономом. Энджи на секундочку закрыла глаза. Когда она их открыла, ее разноцветная рвота плыла вниз по течению, вся в пене и лунных бликах. Тут Энджи поняла, что лежит на дне канала, куда ее сбросили Дули и его банда. Она могла дышать, но то и дело хлебала воду. Это было страшно. Ей надо было пошевелиться. Я изо всех сил пытался заставить ее сдвинуться с места. Я видел все, что с ней происходит. Я всегда вижу все, что происходит с сестрами, продумываю с ними каждую их мысль и испытываю каждое их чувство. Только сделать-то я не могу почти ничего, кроме как пожелать, чтобы произошло то-то и то-то. Пробовали двигать события силой мысли, когда можешь только смотреть и не в состоянии прикоснуться? Но все-таки мне, по-моему, удалось заставить Энджи подумать о своих ногах, о том, что она должна двигаться. Отсюда никогда не скажешь наверняка, удалось ли чего-нибудь добиться на той стороне.

Энджи попробовала пошевелить ногами. Не больно. Ног словно вовсе не было. Однако она видела их сквозь колышущуюся воду – прикрытые белой тканью. Она опять попробовала двинуть ногой. Ничего. Тогда она попыталась пошевелить руками. Вода только стекала по ним из трубы вниз, в канал, и не покрывала их целиком, в отличие от ног. Канал мелиорации только кажется неглубоким, когда глядишь на него сверху. А когда в нем лежишь, вода тебя с головой накроет, если захочет. Энджи попробовала еще и еще. Руки не двигались. Только поток слегка колыхал их. Пальцы у Энджи торчали из воды вверх, словно в каждой руке у нее было по теннисному мячу, и вонзались в ледяные плиты ночи. Энджи видела, как вода качает и баюкает их.

Было отчего впасть в панику. Вода заливала Энджи уши, и это повергало ее в ужас. Уши то погружались под воду, и тогда слышалось только приглушенное бормотание, то выныривали на поверхность, и воздух врывался в них с громким шипением. Громко – тихо, громко – тихо: так пробирал озноб молодое и пьяное тело. Энджи страшно было оставаться в канале и страшно было идти домой, где матушка и папа вряд ли сильно ей обрадуются. И не пойти домой тоже нельзя. Все смешалось: пробудившаяся сексуальность, алкоголь, страх. И ведь не двинуться. А надо встать. Энджи приказывает себе встать. Она кричит на саму себя. Только никто этого не слышит, кроме меня.

– Поднимайтесь, белые скиннеры.

Но они позеленели от водорослей и неподвижности.

– Поднимайтесь, ботинки «Доктор Мартенс».

Но они полны тины, которая просочилась в дырки для шнурков.

– Поднимайся, жакет «Рэнглер».

Но это уже не жакет, а саван из темно-синего свинца.

– Поднимайся, джемпер в колледж-стиле.

Но джемпер только липнет к коже и не думает двигаться, разве что вместе с ней. Энджи дышит, и дышит, и не может надышаться. Бешеные луны так и крутятся над ней. Ее тошнит, тошнит, тошнит…

Энджи пытается заговорить, и у нее получается:

–  Радуйся, Мария, полная благодати… Господи, спаси меня и сохрани, даже и в час смерти нашей…

То-то и оно. Энджи поняла. Вот откуда она почерпнет силы. Смерть. « Даже и в час смерти нашей…» Если она не сдвинется с места, пробьет час ее смерти. Одинокой смерти в канаве. Ночь поглотит ее душу, и она отправится к звездам. Энджи хочет жить. Черт бы вас всех побрал! Она должна подняться, чего бы это ни стоило. Энджи напрягает все силы, с ворчанием переворачивается лицом вниз, затем выгибает спину, словно кошка, и вся концентрируется. И вот уже перед ней блестящая земля, а в ушах шипит воздух. Шум автомобилей звучит торжественно, будто рождественский гимн. Пальцы Энджи вцепляются в илистый берег канала, и она карабкается вверх. Качающаяся ветка ивы нагибается к ней, словно по волшебству. Энджи хватается за нее, и лезет дальше, и выбирается из канала, и лежит на берегу, как старая дряхлая собака. Вся одежда на ней смерзлась. Но надо двигаться. Надо идти.

Как она встала на ноги, она сама не может сказать. Я следовал за ней по пятам, я все время был рядом. Как она добралась до дома на подгибающихся ногах? Пьянчуги на улицах показывали на нее пальцем и кричали вслед:

– Ведь это девчонка Райли?

И они сторонились ее, и эхо их голосов звучало обвинением. Энджи сама не знает, как она добрела до дома через темные улицы и провалы в сознании. Как она вообще поднялась из своей ледяной мокрой могилы? Всю ее невинность смыла вода канала тем вечером, и она явилась домой не девочкой и не женщиной. Одно только Энджи знала наверняка: она не допустит, чтобы такое случилось снова.

Когда Энджи объявилась дома, воняя рвотой, и бормотухой, и тиной из канала, было уже сколько-то там часов и минут следующего дня. Энджи рассказала обо всем Девочкам. Дули и шайка должны были получить свое. Именно тогда сестры впервые собрались вместе и отомстили конкретному человеку, наложив на него заклятие.

На следующей неделе в один из вечеров случилась страшная буря с невиданным ветром и дождем. Все вокруг затопило, и большая часть дорог в Шотландии была закрыта. Телевизор бухтел, чтобы никто не выходил из дому, разве что в случае крайней необходимости. Дули и два гопника из его команды как раз угнали машину и решили на ней проехаться и посмотреть, что бы такое еще стырить. Они подкатили к мосту через канал. Это было то самое место, где они неделю назад скинули в канал Энджи. Русло было переполнено, вода переливалась через мост поверху и не давала проехать. Дули сдал назад на сотню ярдов и ударил по газам, надеясь одним прыжком перемахнуть через мост, да еще и пустить фонтаны брызг. На середине потока оказалось, что никакого моста уже нет. Машина рухнула в бурлящую водяную бездну.

Когда вода спала, всех троих нашли ниже по течению. Дули уже наполовину выбрался из машины через окно, но два его дружка вцепились ему в ноги.

Когда матушка решила посадить Донну на противозачаточные, Энджи подговорила Донну, чтобы результаты анализа мазка выслали на адрес Энджи. А то, не дай бог, анализы попадут папе в руки, и уж он-то покажет всем кузькину мать. Никогда не забуду, что было, когда Брайан сообщил ему, что Линда беременна (Линде было только семнадцать). Но об этом позже.

В девяноста девяти случаях из ста с мазком все бывает нормально. Но все равно где-то в подсознании живет беспокойство, что у тебя рак или что-то в этом духе.

Десси, конечно, мудак, но порой даже с него есть прок. Однажды он спер у мясника пишущую машинку. Не спрашивайте меня, на черта мяснику пишущая машинка. Говорят, одну книгу в состоянии написать любой, вот, может, и мясник намеревался заняться писательством между заворачиванием сосисок для миссис Макджинти и высматриванием очередного агнца для заклания. Энджи однажды тоже пришло на ум сочинить книгу, но она написала странички две и плюнула. Десси же выдал страниц триста всякой фигни с кучей ошибок и без знаков препинания, но отдельные куски его творения представляют собой любопытное чтиво. К его гению еще и мозгов бы.

Но это совсем другая история.

Так вот, пишущая машинка собирала пыль и раздавала посулы примерно с год, когда прибыли Доннины анализы. У Энджи была Джедди, и они вскрыли конверт с анализами, подержав его над паром. В конверте находилась стандартная официальная форма с логотипом больницы, где в нескольких строках сообщалось, что с анализами все отлично. Эту бумагу Энджи отксерила в школе, закрыв чистым листком результаты анализов. Таким образом, в руках у них оказался пустой больничный бланк. Его-то они и собирались заполнить сами, а потом вручить Донне в запечатанном конверте. Они договорились встретиться на следующий день и пригласили сестер полюбоваться на реакцию Донны.

На следующее утро Энджи позвонила Донне на матушкин телефон и сообщила, что для Донны пришло письмо. Донна примчалась с непрожеванным тостом во рту. Ведь пока ты молодой, ты придаешь таким вещам очень большое значение. В тебе теплится надежда, что у тебя не рак и что анализы никак не смогут подмочить твою репутацию в глазах родственников и знакомых. Ведь смерть – это модный аксессуар, пока она не коснется тебя.

– Заходи, все уже собрались, – пригласила Энджи.

Донна села за стол напротив пятерки сестер, закурила, пробормотала что-то с сигаретой во рту и ножом вскрыла конверт. Сестры неспешно беседовали о занавесках и ценах на продукты, украдкой бросая взгляды на Донну и с трудом удерживаясь от смеха. Донна развернула бланк и принялась за чтение.

– Это из больницы.

– Твой анализ мазка, – сказала Джедди.

– Сегодня утром пришел, – сказала Энджи.

Тут лицо у Донны вытянулось. Ее взгляд, казалось, пронзал бумагу насквозь. Сестры стали отворачиваться, чтобы скрыть смех. Кэролайн и Линда даже выскочили на кухню, якобы попить водички.

– Налей мне чашечку, Кэролайн, – фыркала Линда.

Кэролайн пыталась изобразить, что у нее просто в горле пересохло и клокотание в глотке не имеет ничего общего с приступом смеха.

Лицо у Донны вытягивалось все более, рот открылся, а прилипшая к губе сигарета легла на подбородок. Донна подняла глаза и жалобно посмотрела на Энджи, которой как-то удавалось сохранить серьезное лицо.

– Энджи, – прохрипела Донна, не в силах больше ничего сказать.

– Что такое? – осведомилась Энджи, стараясь вложить в голос максимум материнской заботы. Прочие Девочки давились от смеха, сморкались и перегибались пополам, делая вид, что поправляют колготки.

Донна обрела дар речи:

– У меня СПИД.

– У тебя что?

– Мне надо сдать еще массу анализов. У меня СПИД.

– С чего бы это? Уж вряд ли ты сексом занималась.

– Я трахалась уже раз пятьдесят, – отрезала Донна.

– Дай-ка я взгляну, – произнесла Энджи.

Сестры бросились успокаивать Донну, сгрудившись вокруг нее так плотно, что их фырканье и шмыганье носами вполне можно было принять за рыдания. Это окончательно перепугало Донну. Энджи взяла бланк и громко прочла изображавшим скорбь сестрам:

–  Уважаемая мисс Донна Райли. С сожалением вынуждены информировать Вас, что анализ Вашего мазка показал Вашу ВИЧ-положительность. Вам следует обратиться в клинику для проведения дальнейших анализов на предмет выяснения, в полном расцвете у Вас СПИД или еще нет. Средняя продолжительность жизни женщины, больной СПИДом в столь молодом возрасте, как у Вас, составляет около трех месяцев. Звоните нам по телефону: 0141 771 11 85, спросить доктора Льва. Сообщите ему, что Вам надо провести анализы на СПИД. Всего наилучшего. Доктор Затрахинг.

Джедди могла гордиться собой. В то время СПИД был еще в новинку, и все сведения о нем Джедди почерпнула из теленовостей. Энджи хотела вставить в бланк сифилис, но для Джедди это было слабовато. Да и речь ведь шла не о проклятии каком.

Сестры заявили, что Донне надо выпить и что, конечно, случаются всякие ошибки, но шутить с этим не надо, и пусть уж лучше она на всякий случай проведет вечерок с Энджи и сестрами, а завтра утром позвонит по указанному телефону. На то они и сестры, чтобы оказать ей моральную поддержку. Донне стало даже немного полегче. Но ненадолго. Оказалось, ей надо связаться с каждым из мужиков, с кем она трахнулась, и просветить их насчет того, что у них тоже может быть СПИД. Да, очень познавательный вечерок получился. Хоть Донна была еще девчонка, но парни бегали за ней толпами.

В общем, сестры договорились, что на следующее утро Донне нужно позвонить в клинику и записаться на прием.

Телефонный разговор проходил следующим образом.

Донна набрала номер, а сестры сгрудились вокруг в качестве моральной поддержки.

– Добрый день, можно попросить доктора Льва?

– Извините, кого?

– Я хотела бы переговорить с доктором Львом. Я по поводу анализов на СПИД.

– Анализов на СПИД? Это что, шутка?

– Какие еще шутки? Я получила указание позвонить по этому номеру и спросить доктора Льва. У меня есть официальное письмо с исходящим номером, сказать вам номер?

– Никакого доктора Льва здесь нет.

– Так это не больница?

– Нет. Это зоопарк Глазго.

Если бы вы оказались поблизости от дома Энджи в то утро, то увидели бы, как пятеро сестер вываливаются на улицу и бегут со всей возможной скоростью, чуть не падая со смеху, а Донна гонится за ними, размахивая сковородкой и выкрикивая что-то про СПИД и анализ мазка. Если не знать подоплеку событий, полный сюрреализм.

Энджи, может, на сегодняшний день и утеряла часть своего чувства юмора, но она, как и раньше, не прочь посмеяться при случае. Если есть над чем.

Много лет тому назад Энджи обучалась водить машину. Примерно в то же время кое-кто из местных парней стал совсем уж доставать Десси.

Период, когда Энджи в любой ситуации готова была вмешаться и постоять за своего мальчишку, еще не миновал. Если Десси побили в драке, на сцене появлялась Энджи – и горе обидчикам! К тридцати годам она способна была поймать любого мужика в наших местах и задать тому хорошую взбучку.

Энджи ехала в машине с инструктором. Ей надо было свернуть за угол на Митчелл-стрит и резко остановиться. Тормоза заскрежетали, машина стала, и какой-то здоровенный парень повернулся, наклонился и уперся башкой в лобовое стекло. Инструктор съежился и вцепился в сиденье. В правой руке у парня Энджи увидела железный прут, инструктор же заметил прут, только когда парень постучал им по капоту.

– О господи, смотрите! У него железяка! – Инструктор повернулся к Энджи, удивляясь ее спокойствию.

– Это всего-навсего Большой Дронго, – ответила Энджи.

Большой Дронго сделал пару шагов, заступил машине дорогу, и свет фар осветил его. Стало видно, что на лице у него что-то вроде решетки.

– О боже, что у него на лице? – завопил инструктор.

Челюсть Дронго была прикрыта металлическим намордником, что придавало ему сходство с каннибалом Ганнибалом. Инструктор учащенно задышал и впился пальцами в сиденье, ломая свои недавно отманикюренные ногти. Энджи подозревала, что он педик, инструктор-то. Ему было с чего паниковать – машина с педалями по обеим сторонам стоила кучу денег.

– Задний ход! Назад! – прорычал инструктор, не в силах глаз оторвать от злобной ухмылки хулигана за запотевшим стеклом.

Дронго замахнулся металлическим прутом, одновременно пытаясь рассмотреть лицо Энджи. Инструктор вжался в сиденье. Два других дебила, пьяные в говно, подскочили сбоку. Пацаны на углу (такие же пьяные) монотонно завопили:

– Дрон-го! Дрон-го! Дрон-го! Дрон-го! Дронго! Дрон-го!

Дронго опять прижал лицо к лобовому стеклу, щелкнув своей маской. Энджи отчетливо видела блестящие прутья намордника, а Дронго впервые разглядел ее как следует. Его кореша принялись раскачивать машину в такт крикам пацанов с перекрестка. Настала пора действовать и для Дронго.

Но он ничего не сделал.

Он быстренько стушевался, только крикнул что-то резкое. Озадаченные дружбаны моментально смылись. Дронго растерянно кивнул машине, будто в знак уважения к пассажирам, и отступил.

– Что он собирается делать? Что он собирается делать? – не унимался инструктор.

– Все в порядке, все нормально. Он просто передумал, – сказала Энджи.

Машина поехала дальше. Энджи была за рулем. Проезжая мимо Дронго, она одарила его взглядом. Парни на перекрестке уже не кричали, и на какое-то мгновение показалось, что Митчелл-стрит – нормальная улица. Энджи и инструктор проехали под железнодорожным мостом и прибыли на автомобильную стоянку у гостиницы. Здесь они занялись отработкой поворотов типа зигзаг. Через некоторое время послышались звуки сирены.

– Похоже, Дронго нашел-таки подходящую башку для своего металлического прута, – сказала Энджи.

– О боже, так вы думаете, эти полицейские машины едут за ним?!

Завывая, мимо пронеслись три полицейские машины и «скорая». Вспыхнул зеленый свет, и Энджи потихоньку покатила под уклон, не отрывая глаз от дороги.

– Вы и вправду думаете, что он стукнул какого-то несчастного своей железякой? – спросил инструктор.

– Наверное.

– У него вид как у психа. – Инструктор помолчал, а потом сказал, что не силах понять, чего это ради Дронго вдруг оставил в покое их машину.

– Как вы думаете, Энджела, почему он к нам не полез?

– Вы видели намордник у него на лице?

– Да, что-то странное. Что это такое? Маска игрока в американский футбол?

– Это сломанная челюсть. Маска не позволяет его рту открываться.

С обычаями улицы инструктор был незнаком и поразился еще больше. Роль инструктора фактически перешла к Энджи.

– У него сломана челюсть, и он шляется пьяный по улицам?

– Вот бы я удивилась, увидев Дронго трезвым!

– Вы думаете, он ищет своих обидчиков по городу?

– Я думаю, он кого-то ищет, да. Но не своего обидчика.

Инструктор не понял.

– Что вы имеете в виду?

– Помните, я вам сказала, что пару недель назад на моего сына Десси напали?

– И что?

– И отобрали у него «Регги Бластер» и кожаную куртку за сто монет?

Инструктор вспомнил и кивнул в знак подтверждения.

– Это сделал Дронго с дружками.

Инструктор никак не мог врубиться. Энджи помогла ему:

– А я сломала ему челюсть. Поймала на Вайн-Элли и задала хорошую трепку. И вот что я вам скажу: давненько я не получала такого удовольствия. А на следующий день с утра пораньше мне вернули вещички.