Текст книги "Читай по губам (ЛП)"
Автор книги: Дэрил Баннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Я здесь уже три чертовых часа. Не собираюсь тратить свое время, сидя на краю сцены и играя с Клейтоном в игру по названию «Игнорируй меня».
Борясь с румянцем, распространяющимся по моему лицу я стремительно поднимаюсь на ноги и оглядываюсь в поисках того, чем могу заняться. Куча аккуратно свернутых кабелей. Я проверяю их, чтобы убедиться, что они рассортированы по цвету и длине. Так и есть. Прекрасно. Я подхожу к стойке освещения, где все лампы закреплены С-зажимами. Одна из них висит кривовато, поэтому делаю важную и необходимую работу, исправляя положение зажима с помощью нажатия пальцем.
Такой тяжелый рабочий день.
Я слышу звук шагов сзади. Когда оборачиваюсь, вижу Клейтона, темного и загадочного. Его футболка сегодня особенно сильно облегает его тело, давая мне впечатляющий вид на его великолепный торс. Широкие плечи перетекают в рукава черной футболки, которая тянется, чтобы обхватить объем его рук.
Я вздыхаю при одном взгляде на него.
– Выше, – почти невнятно бормочет он.
Моргаю, затем встречаю его взгляд. Он только что?.. Я только что слышала, как он?.. Или я это себе придумала?
– Ты можешь говорить? – спрашиваю я.
– Мои глаза… выше, – повторяет он так же тихо.
Я думала, что краснела раньше. Нет. Сейчас мое лицо пылает, как костер на пляже братства.
А его голос… Звук его голоса проходит сквозь меня, словно ток. Не знаю, чего ожидала, но каждое его слово, как шелк на моей коже. Разве не так он звучал в моих фантазиях о нем? Интересно, понимает ли он, как мягко говорит, и чувствует ли вибрации своего голоса. Я могла бы слушать этого человека весь день напролет. Нежная интонация его речи – это секс для моих ушей.
Я прочищаю горло, затем произношу каждое слово с особой осторожностью:
– Получается… ты можешь понимать меня?
Он терпеливо смотрит на меня темными глазами, словно прожигает насквозь. С крошечной ухмылкой, играющей на его сексуальных губах, он кивает один раз.
– Хорошо, – самодовольно улыбаюсь ему. – Итак, – говорю я, четко проговаривая каждое слово, – ты хочешь представить меня… «Берте»?
– Говори нормально.
– Я нормально говорю, – отвечаю я ему.
Крошечная ухмылка становится шире.
– Не надо кричать, – говорит он. – Это не помогает мне слышать твой милый голос лучше.
С этими словами он отворачивается, направляясь за кулисы. Смотрю на его мускулистую спину, таращась, пока он уходит. Я кричала?! Как, черт возьми, он понял это? Мой взгляд опускается на его идеальную задницу. Клейтон носит свободные рваные джинсы, которые висят низко на бедрах, но каким-то образом обтягивают его сексуальные скульптурные булочки так, что это раздражающе отвлекает. Мое желание наброситься на него и услышать звук его тела, врезающегося в стену, не уменьшилось за последнюю неделю.
«Прекрати пялиться на его задницу» – упрекаю я себя, а затем следую за ним.
Его бицепсы так великолепно напрягаются, когда он тянет ручку огромной синей подъемной машины, у которой есть имя «БЕРТА», написанное на основании клетки толстым черным маркером. Монстр на четырех скрипучих колесах медленно катится. Клейтон слегка кряхтит, пока тянет «Берту» к центру сцены. Интересно, он знает, что кряхтит? Должно быть, «Берта» весит около тонны.
Как только Клейтон устанавливает кран, достает четыре металлические ножки из отсека в основании и вставляет каждую из них в соответствующие слоты, фиксируя их на месте закручиванием. Ножки машины вытягиваются в разные стороны на полтора метра, что дает машине необходимый баланс. Клейтон протягивает шнур машины по сцене к розетке. Мгновение спустя он стоит перед «Бертой» и открывает маленькую дверцу металлической кабины на двоих человек, в которую нужно подняться.
Он гладит страшный аппарат, который ужасно грохочет в ответ.
– Ну-ну.
Последнее, что мне сейчас хочется – это быть похожей на испуганную девушку, которая не может справиться с высотой. Гордо приподняв подбородок, я подхожу к машине, решив, как выразился прекрасный Дик, сблизиться с «Бертой». Я бы предпочла сблизиться с мужчиной, который ее подключил.
Ступаю в кабину, и моя обувь скользит по ее поверхности. Я хватаюсь за дверь в попытке не упасть. Клейтон инстинктивно хватает меня за бедра, и на мгновение мы словно прирастаем к месту, глядя друг другу в глаза. Он быстро отпускает меня, заметив, что я сама спасла себя от падения. Чувствую, как мое лицо снова вспыхивает, когда вновь поднимаюсь в кабину, так сильно сжимая перила, что у меня белеют костяшки пальцев.
Клейтон поднимается следом за мной. Это не самая большая машина, в которой я когда-либо была, и подозреваю, что ее подъемная платформа, на которой мы стоим, предназначена для одного человека или, в лучшем случае, для двух маленьких людей. Когда Клейтон закрывает дверь и запирает ее, его тело практически прижато к моему.
Я вдыхаю его запах. Мое тело дрожит, поглощенное тем, как пахнет Клейтон – опилки, пот и оттенок специй. Тепло, которое он излучает, поражает меня так же сильно, как и его аромат, поэтому я борюсь с желанием прижаться к нему.
Это безумие. Это пытка.
Клейтон поворачивается ко мне. Его лицо настолько чертовски близко, что я чувствую его дыхание на своем лице.
– Готова?
Я киваю.
Он нажимает пальцем на консоль, которую я только заметила, и кабина дергается, пугая, а затем начинает медленно подниматься. Вибрации щекочут мои ноги.
««Берта» – старая стерва», – думаю я про себя.
Клейтон даже не держится за поручни для равновесия, он просто стоит, лениво расставив ноги, пока мы поднимаемся.
Все это время он наблюдает за мной. Я же не могу смотреть ему в глаза. Румянец на моих щеках по-прежнему сохраняется, отказываясь исчезать хотя бы на мгновение. По мере того как мы поднимаемся все выше, я начинаю вдыхать и выдыхать воздух через рот.
«Я не боюсь высоты», – напоминаю себе, а затем смотрю вниз.
Это самая большая ошибка. Сцена так далеко. Эта машина такая чертовски хрупкая, она раскачивается влево и вправо, пока мы поднимаемся, создавая впечатление, что вся кабина, которой мы доверяем наши жизни, закреплена на «Берте» двумя винтами и скотчем.
– Нервничаешь? – спрашивает Клейтон своим мягким сексуальным голосом.
Бросаю ему вызов, несмотря на свои страхи.
– Окаменела, – саркастично отвечаю я, а потом задаюсь вопросом, действительно ли это имела в виду.
Честно говоря, я по-прежнему яростно сжимаю перила, из-за чего мои ладони начинает сводить судорогами.
Всезнающая самоуверенная улыбка Клейтона снова играет на его полных губах. Я невольно облизываю губы, думая о том, что делала бы с ним, оставшись наедине в комнате, и эти мысли на секунду делают меня уязвимой. Держу пари, он может видеть мои мысли… эти мысли.
Тогда понимаю, что я сейчас наедине с ним в комнате. В очень, очень большой комнате. Я снова смотрю вниз. Черт, я явно не учусь на своих ошибках. Кабина продолжает двигаться вверх. Насколько высокая эта чертова сцена? Это самый большой зрительный зал, в котором я когда-либо была.
– Здесь, – говорит Клейтон.
Смотрю на него, потом замечаю, что именно он показывает. Мы добрались до подвесных труб, на которых висит занавес и кое-какие декорации. Кажется, тут есть плоское разрисованное солнце, или что-то на него похожее, которое висит посередине. Вероятно, оно осталось после летней постановки. Выше расположена сетка, на которую вешают осветительные приборы.
– Ты когда-нибудь…
Фокусируюсь на плоском солнце, чтобы не обращать внимания на то, как из стороны в сторону качается кабина и его голос поражает меня. Я приподнимаю брови.
– Я когда-нибудь?..
Он сглатывает и внезапно кажется чем-то расстроенным. Переводит взгляд в никуда, и резкое изменение настроения бросает тень на его лицо. С хмурым видом он достает телефон из кармана и начинает печатать. Я думаю, он пишет другу, когда неожиданно Клейтон поднимает экран к моим глазам:
Ты когда-нибудь работала на сетке?
Когда-нибудь вешала свет?
– О, – бормочу я. – Нет.
– Нет, – бормочет Клейтон, повторяя мой ответ.
Интересно, заметил ли он, что повторил за мной, но он снова погружается в свой телефон, печатая. Затем показывает экран:
Ты не собираешься умирать?
Ты в безопасности со мной.
Но я до сих пор не отпустила перила.
– Берта немного дрожит, – объясняю я. Тут же понимаю, что на самом деле практически кричу, и повторяю: – Немного дрожит, «Б-Берта».
Он кивает, затем что-то печатает:
Мы можем спуститься, если хочешь.
Почему он перестал говорить? Мне нравится мягкий звук его сексуального голоса… Он сам его ненавидит?
Меня осеняет одна мысль. Поскольку здесь только мы вдвоем, я нахожу в себе уверенность, которая покинула меня несколько дней назад на фуд-корте. Понятия не имею, откуда эта уверенность взялась, учитывая, что я в десяти секундах от того, чтобы от страха намочить штаны. Кабина качается во всех четырех направлениях, как рука ребенка, тянущаяся вверх, чтобы схватить конфету из недосягаемой конфетницы, наклоняясь влево, вперед, потом вправо и снова влево. Если смогу пройти через это и не выдать свой ужин на обтягивающую футболку Клейтона, я назову это победой.
Впервые убрав руку с перил, я поднимаю дрожащий, покрытый потом кулак и стучу в воображаемую дверь напротив себя, как будто мой кулак – это кивок головы, означающий «согласие».
Клейтон хмурится. Потом качает головой, раздраженно поджав губы.
Черт. Полагаю, я сделала это неправильно. Подношу кулак к груди и рисую круг, повторяя жест «извини» – тот, что сделала раньше. Что это был за жест? «Пожалуйста»? Как это ни странно, он похож на «извини». Мои руки парят в воздухе, когда я пытаюсь его вспомнить.
Неожиданно Клейтон хватает меня за руки, останавливая.
Мои глаза вспыхивают.
Никто из нас не двигается. Ошеломленно смотрю на Клейтона, а он смотрит в ответ, хотя я не могу прочесть выражение его глаз. Он почти злой. Лоб нахмуренный, как будто я только что ударила его. Кажется, он скрипит зубами, его челюсть сжата, а щеки напряжены.
Воздух между нами такой неподвижный, будто ни один из нас не дышит.
Затем его хватка ослабевает, но Клейтон все еще не отпускает мои руки. С лицом, затвердевшим, словно камень, он говорит:
– Не надо.
Я просто пыталась поговорить с ним на его… родном языке. Почему это неправильно?
– Неужели у меня так плохо получается?
Он снова хмурится.
– Это так? – давлю я, мои руки все еще пойманы в его сильную, но странно нежную хватку. – Ужасно? Я просто ужасна в языке жестов? Это так?
Клейтон блуждает взглядом по моему лицу, словно пытается что-то найти. Он не понял мои слова? Я говорила слишком быстро?
Я продолжаю говорить:
– Неужели с моими руками все настолько плохо? Я выгляжу глупо?
Все равно, зверь передо мной молча смотрит.
– Может, мне печатать на телефоне? – говорю я, не в силах заткнуться. – Ты бы предпочел это чтению по моим губам?
Затем Клейтон дергает меня за руки, прижимает к себе, и наши губы встречаются.
Мои глаза закрываются, когда он берет надо мной верх, его теплые губы поглощают мои. Горячее неровное дыхание Клейтона овевает мое лицо, его сильные руки все еще сжимают меня, удерживая на месте, в ловушке его поцелуя.
Охренеть.
В какой-то момент это просто прекращается. Он отстраняется от меня и отпускает одним легким движением, затем нажимает кнопку на консоли, чтобы медленно вернуть нас на землю.
А я просто смотрю на него с, возможно, самым ошеломленным выражением на моем лице. Я даже не замечаю, как мы качаемся, и не чувствую страха высоты, который у меня только что был. Всё мое внимание сосредоточено на Клейтоне Уоттсе и его губах.
Серьезно… что только что произошло?
Кабина вздрагивает, когда достигает сцены, и Клейтон распахивает дверцу кабины, убегая от «Берты» так быстро, словно за ним кто-то гонится.
– Клейтон? – бессмысленно кричу ему в след.
Он спрыгивает со сцены и скрывается в темном проходе. Двери зала открываются, на мгновение показывая мне его красивый силуэт, прежде чем мягко закрыться, оставляя меня наедине с холодной тишиной и теплым ощущением его губ на моих губах.
Глава 10
Клейтон
Я не могу пройти через это снова.
Черт, она так вкусно пахнет, что я хочу попробовать ее снова.
Нет, этого не может быть. Я не потеряю голову из-за девушки, не сейчас.
Но ее глаза… Стоя так близко к ней, я мог бы поселиться в них и построить дом.
Какого хрена я говорю?
Деззи утонченная городская девочка из Нью-Йорка. Я грязный отброс из бедного Техаса. Она может добиться гораздо большего, чем я.
Почему я ее поцеловал?! Зачем мне, блядь, так поступать с собой? Или с ней? Я посылаю неверное сообщение. Поцелуй значит «иди сюда», а между тем мне следовало бы научить ее жесту «отвали от меня».
И она научилась жестам. Она выучила их, чтобы говорить со мной с помощью рук.
Я могу представить, как она смотрела их в интернете и подражала движениям рук на экране. Она сделала это для тебя, Клейтон. Я в полной заднице.
Я останавливаюсь возле гигантской абстрактной скульптуры, сделанной из проволоки и стеклянных панелей, которая стоит у факультета искусств, и падаю на одну из скамеек, что ее окружают. Сидя на этой скамейке, я в течение часа смотрю на горизонт, как он воспламеняется сердитыми оттенками оранжевого и розового, прежде чем их прогоняет глубокий синий и наступает темнота. Этот закат в значительной степени подводит итог моему настроению: высоко над сценой, ощущая губы Деззи на моих, я был зажжен, а вернувшись обратно на землю, погас.
Достаю телефон и пишу Бранту, спрашивая, чем он занимается. Мне отчаянно нужно отвлечься. Мой телефон вибрирует двадцать секунд спустя. Брант спрашивает меня, где мы храним шоколадный сироп, потому что у него в комнате девушка и у них «есть идеи». Вздохнув, я сообщаю, что у нас его нет, и убираю телефон обратно в карман, игнорируя его ответ.
Мимо проходят две девушки, и разговор, который они вели прежде, затихает, когда они потягивают свои напитки через соломинки, глядя на меня. Одна из них, симпатичная брюнетка с кудрями до самых сисек, машет мне длинными пальцами с кроваво-красными ногтями.
Я раздраженно отвожу взгляд. Такие девушки, как они, раньше были моим увлечением. Я был экспертом в этом. У меня были навыки, которым завидовал Брант, даже когда мы были детьми и наши голоса еще менялись.
Самое странное, что последнее воспоминание, связанное с моим голосом, относится к двенадцатилетнему возрасту, когда он постоянно ломался – был грубым в один день, а затем мальчишеский и скрипучий на следующий.
Но этот писклявый голос не мог остановить меня от преследования всех красивых девушек. Маленький Клейтон знал, как разговаривать с ними. Он не боялся.
У маленького придурка Бранта были проблемы с этим, и я учил его в тот день на вечеринке Лоры.
– Ты не можешь думать о девушке, как о той, кого хочешь ты, – говорил я ему. Я считал себя тем, у кого есть все ответы на то, что когда-либо может понадобиться двенадцатилеткам. – Ты должен видеть в ней ту, которая хочет тебя.
– Мне кажется, меня сейчас стошнит, – скулил маленький Брант. Меня всегда раздражало, как много он жаловался.
– Подойди к ней и спроси, почему она еще не ударила тебя, – дразнил я его, подталкивая локтем. Он оттолкнул меня, и я увидел страх в его глазах. Это не вызвало сочувствие к нему, а заставило смеяться над маленьким испуганным придурком. – Ты такой цыпленок, Брант.
– Заткнись, я не цыпленок.
– Смотри, – сказал я ему, выпятив грудь. – Смотри и учись, братишка.
Мы не были братьями, но мне всегда нравилось вести себя так, словно я старший брат Бранта, которого у него никогда не было, брат – во всех худших и лучших смыслах.
Я подошел к девушке, на которую он положил глаз с пятого класса. Это было легко. Я подошел к мисс Кортни и наслаждался разговором, который должен был быть у нее с Брантом. А в девять часов тем вечером я целовался с Кортни в шкафу под лестницей, в то время как все остальные ели «Читос» и играли в «Твистер» в гостиной.
Я наделал много чего, когда еще мог слышать. Я был на вершине мира и считал, что владел им. Неважно, насколько плохо я себя чувствовал, когда отец ушел от нас до моего шестого дня рождения с какой-то белобрысой сучкой, с которой познакомился в интернете. Неважно, сколько проблем было у матери за те три месяца, прежде чем он вернулся. Я не останавливался ни перед чем, даже когда Брант был в ярости из-за того, что я забрал его Кортни.
– Кто не успел, тот опоздал, – сказал я ему, когда он швырнул джойстик в мою голову и набросился на меня. В жаркой борьбе Брант довольно сильно порезал свою руку, и поездка в отделение неотложной помощи принесла ему двенадцать швов и серповидный шрам, который у него есть и по сей день.
Он не простил меня. Последний раз, когда я слышал его голос, был в коридоре школы рядом с моим шкафчиком, когда он кричал:
– Прости, что я когда-то смотрел на твою эгоистичную, бессердечную морду! Ты мне не друг! Пошел ты, Клейтон!
Не прошло и двух месяцев после этого разговора, как я навсегда потерял свой слух.
И последние слова Бранта, обращенные ко мне, теперь навсегда заперты в моем сознании. Когда он увидел меня снова, единственным извинением, которое я получил, было движение его губ, воспроизводящих слова, которые я не мог понять. Потом я вообще не мог больше видеть губы, потому как они начали расплываться из-за слез в моих глазах.
Я моргаю, чтобы избавиться от воспоминаний, пораженный наступлением темноты. Единственный свет, который касается меня сейчас – ближайший фонарный столб. Я достаю телефон, экран на мгновение ослепляет меня, и печатаю сообщение Бранту:
Хотя, у нас есть карамельный соус. За сальсой. У задней стенки холодильника.
Улыбаюсь сам себе, с губ срывается смешок, прежде чем я встаю со скамейки. Засунув руки в карманы, я иду спокойной свежей ночью, луна – мой единственный проводник, и пытаюсь понять, что, черт возьми, собираюсь делать с красивой артистичной девушкой.
Глава 11
Деззи
Идеальной температуры вода в душе теперь кажется слишком горячей и слегка обжигает кожу раскаленным огнем. Лицо Клейтона все еще выжжено в моем сознании. Его дыхание ласкает мою кожу, как будто мы все еще в пяти миллионах метрах над сценой в шатающейся металлической кабине. Представляю все это так ярко, и тут же мелькает мысль, почему бы не пойти на «это»?
Скольжу рукой по своей груди.
– О, Боже, – не могу сдержать стон.
Если бы Клейтон стоял в душе со мной, то здесь было бы так же тесно, как в той шаткой кабине. Воображаю, как вода пропитывает его рубашку. И чем больше воды льется на него, тем сильнее под мокрой тканью проступают твердые мышцы. Представляю все в таких деталях, что кажется, он действительно здесь со мной.
Мои соски такие чувствительные. Не переставая ласкаю их пальцами, вверх и вниз, затем по кругу.
– Черт, – вздыхаю я, дрожа.
Вода так же горяча, как и он. Опускаю пальцы ниже, щекоча живот. Держу себя в напряжении, предвкушая ощущения, которые вскоре испытаю. Сознательно не тороплюсь, мучаю себя. Когда пальцы медленно двигаю по телу, представляю, что они принадлежат Клейтону, как и их прикосновение.
– Ты такая плохая, – шепчу я, мой голос эхом растворяется в шуме льющейся воды. – Ты очень-очень плохая.
Затем рукой скольжу между ног. Ни рука, ни кляп не смогут заглушить мой стон, который вырывается из дрожащих губ.
Клейтон Уоттс творит какую-то магию внизу.
– Не останавливайся, – умоляю я его.
Он так и делает. Мои пальцы – его пальцы – двигаются быстрее. Я так запрокидываю голову, что вода попадает в раскрытый рот. Одна рука находится внизу, пока пальцы другой все еще работают над чувствительными сосками. Я настолько возбуждена, что чувствую тошноту. Внутренности сжимаются, и я понимаю, что сейчас кончу.
Клейтон… Клейтон хочет, чтобы я кончила для него.
– Да, – соглашаюсь я, слово с шипением срывается с языка, лицо морщится в сладкой агонии. – Да.
Волны экстаза проходят сквозь тело, когда падаю в пропасть оргазма. Прислоняюсь к мокрой стене душа и лицом прижимаюсь к плитке. Падаю через край, но пальцы продолжают двигаться, и стон срывается с губ, исчезая в клубах пара и потоке воды.
Нечасто можно сказать, что после душа чувствуешь себя грязнее, чем прежде.
Прижавшись к стене душа, глубоко дышу, восстанавливая дыхание. Делаю один глоток воздуха за другим, оставляя ладони там, где были – прикрывая чувствительные части тела.
Когда уходят отголоски оргазма, реальность быстро заменяет радость, за которой я гналась, и осознаю, что нахожусь одна. Тот поцелуй, который произошел с нами два дня назад, когда мы качались в воздухе, кажется таким далеким, что у меня появились сомнения, что он когда-либо был.
Клейтон Уоттс, ты дразнящий засранец. Ты сводишь меня с ума. Я одержима тобой.
Момент рассеивается громким стуком в дверь, ведущую в соседнюю комнату, а затем и словами:
– Мне нужно пописать. Ради всего святого, ты можешь поторопиться?!
Я думала, что вроде как одна, настолько потерялась в своей фантазии. Интересно, не слышала ли соседка моих стонов сквозь шум душа?
Выключив воду, я вытираюсь, что буквально невозможно в этой крошечной кабине, которая заполняется паром за пять минут, и направляюсь в свою комнату, укутанная только в полотенце, когда извивающаяся соседка проскальзывает в ванную. Никакого зрительного контакта, я быстро закрываю за собой дверь, прежде чем может возникнуть какая-либо неловкость. Тем не менее, это не спасает меня от невозмутимого взгляда Сэм, сидящей на своей кровати со скрещенными ногами.
Неужели все в мире вернулись в свои комнаты во время единственного раза в душе, когда я решила себя удовлетворить?
Неважно. Я прячусь за дверью шкафа и одеваюсь для вечернего чтения сценария. Несмотря на то, что основные репетиции начнутся в понедельник, со всеми актерами и некоторыми руководителями постановки было запланировано дополнительное чтение сценария.
Всю дорогу до театрального факультета мое сердце колотится в такт быстрым шагам. Не знаю, является ли причиной этому прослушивание, которое происходило в прошлую пятницу – ровно неделю назад – или потому, что я пытаюсь призвать свое безрассудство, которое дали мне несколько выпитых во время исполнения песни в «Толпе» напитков.
Вхожу в репетиционный зал, и при моем появлении на меня устремляются десятки взглядов, шум болтовни наполовину смолкает. Я ошеломлена такой реакцией, тут же возникает беспокойство, что ошиблась во времени и опоздала. В зале стоят несколько длинных столов, расположенных в форме буквы «П», за которыми сидят актеры и дизайнеры со сценариями.
– Ди-леди, – зовет Эрик, волшебным образом появляясь в поле зрения и махая рукой. – У меня есть для тебя местечко!
Улыбаюсь остальным присутствующим в помещении, затем сажусь на пустой стул рядом с ним. Когда смотрю на человека, сидящего напротив меня, то словно получаю удар под дых.
Клейтон смотрит на свой сценарий, его растрепанные волосы отбрасывают тень на лицо. Он знает, что я здесь. Он видел меня и сейчас избегает смотреть мне в глаза.
Да, это все из-за тебя, Деззи.
Мысленно закатываю глаза. Но не могу удержаться от того, чтобы не заметить, как красно-черная клетчатая рубашка обтягивает его мускулистые плечи, как она выделяет трапециевидную форму мышц его шеи, которую обвивают черные чернила, как смертельная ядовитая лоза. Две пуговицы на рубашке расстегнуты, открывая обзор на его грудь. Голова Клейтона по-прежнему склонена над сценарием. Сомневаюсь, что даже землетрясение способно отвлечь его от притворства, будто он не знает меня.
Что он вообще здесь делает?
– Извини, – шепчет Эрик.
Я вздрагиваю, поворачиваясь к нему.
– За что?
– Это было единственное место, – тихо бормочет он, я едва различаю его слова в шуме, несмотря на то, что сижу рядом с ним. – Я пришел за несколько минут до тебя. Кроме того, тут не такой уж плохой вид, да? – Он подмигивает мне.
Я ухмыляюсь, прищурив глаза.
– Не понимаю о чем ты, Другой Эрик.
– Гей Эрик будет более точно, – поправляет он. – И это делает меня в двадцать раз более интересным, чем просто Эрик.
О. Я не поняла этого, так как никто даже не намекал на это.
– Ну, что ж, – бормочу я в ответ, – ты можешь сколько угодно веселиться, таращась на Клей-боя. Он полностью в твоем распоряжении.
– Хотелось бы, – вздыхает он с печальным взглядом.
В этот момент входит Нина Паризи, и вся болтовня затихает так же быстро, как сморщивается бумага от огня. Она садится во главе стола, затем открывает свой экземпляр сценария и холодно приветствует нас на первом чтении «Нашего города». Говорит о том, чего надеется достичь с этой смелой уникальной постановкой и ее «профессиональным видением».
Нина отвлекает мое внимание от Клейтона, сидящего напротив. Зачем он все усложняет? Это он меня поцеловал и убежал после этого. Это он ведет себя странно, а не я. Кроме того, почти уверена, что если посмею посмотреть на него, он сразу же поймет, что менее часа назад мои пальцы были в киске, пока я фантазировала о нем в душе общежития.
Одна мысль об этом делает меня мокрой.
Вскоре Нина просит нас коротко представиться друг другу.
– Я Кэт, помощник режиссера. Настоящий помощник режиссера, не путайте с ролью помощника режиссера в пьесе, – начинает пышная женщина, сидящая слева от Нины, с оливковой кожей и копной рыже-черных волос, собранных в милые «гнезда» около ушей.
– Я Астрид, ассистент режиссера, – говорит бледная девушка с двадцатью косичками на голове.
– Алиса, или Али, костюмы, – говорит вяло и сонно следующая.
По мере того, как двигается очередь, я сдаюсь, позволяя себе посмотреть на Клейтона.
Он смотрит прямо на меня.
Сразу же отвожу взгляд. Черт. Человек слева от меня ерзает на своем месте. В полнейшей тишине проходит доля секунды, когда понимаю, что настала моя очередь. Внезапно, для того чтобы представиться, я встаю, хотя никто другой не делал этого.
– Я Деззи, играю свою… играю роль… Эмили.
Мое лицо вспыхивает, и я неуклюже сажусь и откидываюсь на спинку стула, когда Эрик встает со своего места, следуя моему примеру.
– Эрик Чаплин О’Коннор. Я буду играть роль Саймона Стимсона.
Он садится, затем ободряюще мне подмигивает, отчего мое лицо становится еще краснее.
Поднимаю взгляд и вижу, что Клейтон все еще смотрит на меня, разве что теперь в его колючих глазах намек на веселье.
Несмотря на то, что постоянно краснею, хмуро смотрю на него, а затем губами произношу: «Перестань пялиться на меня».
Его ухмылка становится еще шире, теперь касаясь темных глаз, и он медленно качает головой.
Он меня просто бесит.
Знакомство почти подходит к концу, когда встает полноватый парень справа от Клейтона, в котором с опозданием узнаю парня с оранжевой бородой с вечеринки, разве что сегодня он в очках.
– Привет! Я Фредди, ваш счастливый звукорежиссер, а это Клейтон Уоттс, помощник художника по свету. И… пожалуйста, пройдите прослушивание для моего спектакля. Прослушивания во вторник на маленькой сцене в шесть, обзвон в среду. Эм... спасибо. Я ценю это.
Он неловко садится, а затем представляется человек слева от Клейтона.
Клейтон же продолжает смотреть на меня с голодным волчьим блеском в глазах.
Не знаю, возбуждаться мне или бояться.
– Прекрасно, – говорит Нина, когда все представились. – Давайте сразу перейдем к делу. Акт первый, сцена первая.
Для него это что-то вроде игры? Целовать девушек, которые ему нравятся, затем сбегать и ждать, когда те начнут за ним бегать? В прошлом у меня было немало парней, которые любили играть в такие игры. Конечно, я встречалась с немногими из них, но у меня никогда не было парня, которого я могла бы назвать бойфрендом. Все в Нью-Йорке были в поиске кого-нибудь получше. Знакомились с сотнями других людей. Флирт – это единственное, во что могли играть мужчины. На сцене или вне ее каждый был актером, даже если они никогда не ступали на театральные подмостки.
Ненавижу думать о Клейтоне в таком свете. На самом деле я просто не могу. Есть в нем что-то особенное, другое. «Может быть, это не игра, – думаю я, покусывая губу. – Может быть, это его способ… проявить интерес».
Например, как когда ты ребенок и закидываешь девочку, которая тебе нравится, в песок, заставляя ее плакать.
Начинается читка. Я терпеливо ожидаю своих реплик, следя за сценарием. У роли помощника режиссера чертовски много слов в самом начале пьесы, он представляет аудитории каждую семью и рисует картину двух домов на преднамеренно пустой сцене без декораций, оставляя сцену воображению зрителей. «Какая странная пьеса», – говорю я себе.
На самом деле, я знаю эту пьесу, клянусь, я читала ее когда-то давно. Но сейчас сюжет путается в голове, и даже не помню, чем она заканчивается. И конечно, это не помогает мне не чувствовать вину, поселившуюся в груди при мысли о том, что на моем месте могли бы сидеть более достойные актеры. Виктория не сказала мне ни слова с тех пор как вывесили список актеров. Это было в начале недели, пять дней назад. Эрик клянется, что она занята, но я знаю правду.
Наконец, спустя вечность, наступает время для моей первой реплики. Делаю вдох и читаю ее так, словно это строчка из учебника. Тьфу. Чувствую себя истуканом. Читаю следующую реплику, но снова с тем же успехом я могла бы прочитать алгебраическое уравнение из курса для продвинутых. Чувствую себя неловко, беспокоясь о том, что все в этом зале думают об одном и том же: «И это тот человек, которого Нина выбрала на роль Эмили? Это она обошла всех остальных на прослушивании?».
Абсолютно уверена, что даже тут есть люди, которые хотели роль Эмили, но получили другие. Понимаю, что не только Виктория, но и все девушки хотели мою роль. Некоторые из моих конкурентов сейчас в этом помещении и слушают меня, сравнивают с собой и насмехаются надо мной в своих мыслях.
Когда читаю следующую строку, поднимаю свой взгляд, чтобы осмотреть сидящих за столом. Вижу, как зевает девушка в костюме, вижу кого-то рядом, сидящего со скучающим лицом. Ловлю уставший взгляд помощника режиссера, который ухмыляется мне.
Я облажалась.
Я конкретно облажалась.
Когда моя сцена заканчивается, и персонаж Эмили уходит со сцены, я слегка вздыхаю, что не остается незамеченным Эриком, который слегка похлопывает меня по колену.
Затем чувствую, как кто-то слегка пинает мою ногу под столом. Немного сдвигаю ноги, думая, что они мешают. Затем моей ноги касаются снова, более сознательно.
Поднимаю взгляд.
Клейтон снова смотрит на меня. Это его нога. Когда его ботинок снова касается моего, он ухмыляется, прищурив глаза.
Волна возбуждения захлестывает меня.
Вот же играющая на чувствах задница.
Убираю ногу под стул, подальше от него. Потом притворяюсь, что внимательно слежу за сценарием и полностью игнорирую его, несмотря на непреодолимое желание сделать прямо противоположное.
