Текст книги "Читай по губам (ЛП)"
Автор книги: Дэрил Баннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Прямо сейчас мне приходится проявлять серьезный контроль.
Снова доходит очередь моей реплики, и я вновь читаю ее, сознательно всех игнорируя. Они могут не осуждать меня, я сама справляюсь с этим.
Роль Джорджа – которому симпатизирует Эмили, и за которого выходит замуж во втором акте – играет парень, которого я прежде не встречала. Он выглядит прилично, больше похож на старшекурсника. Ухоженные волосы, простое лицо, медного оттенка кожа делает его подходящим на главную мужскую роль, даже на роль помощника режиссера с его миллиардами реплик, которым я не завидую.
Дело доходит до сцены, в которой Эмили и Джордж флиртуют, и я поднимаю взгляд, чтобы сказать строки сидящему за столом актеру, который его играет, и чье настоящее имя я уже забыла или, возможно, просто не обратила на него внимания. В итоге несколько раз теряюсь в сценарии из-за того, что смотрю вверх и запинаюсь в словах.
– Сегодня просто чтение, – вмешивается Нина, пугая меня.
Мое сердце колотится в груди.
– Извините?
– Это просто читка, – терпеливо объясняет она, как будто мне нужно было пояснить – перед всеми – чем мы тут сегодня занимаемся. – Тебе не нужно взаимодействовать с другими актерами. По крайней мере, не взглядом. У нас будет достаточно времени для этого на репетициях. Сегодня просто читай. – Она кивает и холодно мне улыбается.
Некоторые из сидящих за столом встречаются с моим удивленным взглядом. Чувствую поток осуждений и беззвучные насмешки, исходящие от моих будущих коллег.
Это так неловко, когда режиссер считает тебя любителем и во время читки сценария говорит: «просто читай».
Я уже слышу, как моя сестра отчитывает меня, словно находится в этой комнате.
– Конечно, – отвечаю я Нине, а затем продолжаю читать свои реплики.
Оставшаяся часть читки менее приятна. Я делаю свадьбу во втором акте похожей на похороны в третьем. Даже просто читая реплики, я запинаюсь в словах.
Читка заканчивается не так быстро, как мне бы того хотелось. После того как всё заканчивается, режиссер благодарит нас, затем отпускает с предупреждением о том, что прогон первого акта без сценария состоится в понедельник, что дает мне ровно два дня (мои выходные), чтобы выучить свои слова из первого акта. Ни на что не обращая внимания, закрываю свой сценарий и поднимаюсь со стула. Эрик спрашивает меня о чем-то связанном с посиделками в «Толпе», но я отказываюсь – возможно, слишком резко. Неожиданно я очень хочу вернуться в общежитие и забыть о существовании остального мира. Даже о Клейтоне, у которого ухудшилось бы мнение обо мне, если бы он услышал мое ужасное оправдание.
Протискиваюсь в двери репетиционного зала. Быстро иду по полуосвещенному коридору в вестибюль, обращая внимание на темноту за высокими стеклянными окнами. Группа студентов репетирует сцену около стульев, но они останавливаются, когда видят меня.
– Деззи.
Я оборачиваюсь. Клейтон стоит там, его колкий взгляд прикован ко мне, а экземпляр сценария зажат подмышкой. Ох. Может быть, студенты остановились из-за того, чтобы посмотреть на него.
Но мое терпение давно вышло. Все мои эмоции на пределе, нервы напряжены, словно провода.
– Что тебе нужно, Клейтон?
Заметив беспокойство на моем лице, он хмурится. Мне тут же становится стыдно, что я набросилась на него. Затем он прижимает кулак свободной руки к груди и рисует круг.
«Извини» – показывает он.
Мое настроение мгновенно смягчается. Интересно, за что он извиняется. За поцелуй в среду? За ужасную читку только что? За ту странную выходку с ногами?
– За что? – спрашиваю я.
Он касается костяшками правой руки своего левого кулака, потом отводит руку в сторону ладонью вверх.
Я вздыхаю.
– Я не знаю, что это значит.
Он пожимает плечами, затем тихо говорит:
– Всё.
Слышу шепот из вестибюля, скорее всего от маленькой группы актеров, которые заткнулись, чтобы засвидетельствовать весь этот обмен. Я борюсь с желанием накричать на них, чтобы они не лезли не в свое дело.
Не знаю, почему я настолько зла на Клейтона. Он мне ничего не должен. Он поцеловал меня. И что? Не скажу, что не наслаждалась этим. Кроме того, если быть до конца честной с собой, может быть, я просто злюсь из-за того, что получила роль в этом глупом спектакле, о котором просила богов с тех пор, как моя старшая сестра получила свою долю успеха – ведущую роль. Теперь боги смеются надо мной, подарив мне роль без должного таланта, необходимого для нее.
Я не подхожу Клейтону, независимо от того хорош он для меня или нет.
– Мне нужно идти, – говорю я ему, хотя не уверена, что хочу этого.
– Почему? – бормочет он тихо.
Студенты в холле начинают шептаться.
– Не знаю, – признаюсь я, прижимая сценарий ближе к груди. Мне становится тяжелее с каждой секундой. – Мне просто нужно идти. Мне нужно побыть одной.
В течение некоторого времени он молчит, разочарованный, его челюсть сильно сжимается. Затем достает свой телефон, печатает и показывает мне слишком яркий экран:
Хочешь потусоваться завтра вечером?
Я ошеломлена.
Сердце бешено колотится, когда читаю это сообщение пять раз подряд. Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на него. Клейтон смотрит мне в глаза, отчаянно пытаясь узнать ответ.
Он хочет потусоваться с тобой, Деззи.
Ты сумасшедшая, если откажешься. Даже не думай сказать «нет». Я никогда не прощу тебя, если ты скажешь «нет».
Но могу ли я согласиться? Я чувствовала себя настолько дерзкой, когда мои друзья с энтузиазмом советовали мне держаться подальше от Клейтона Уоттса, говоря мне, что он – плохое решение. Хлоя даже поведала мне о его отношениях. Теперь я задаюсь вопросом: должна ли прислушаться к их предупреждениям? Это игра, в которой он заманивает девушку в свою ловушку, сближаясь с ней, а потом бросает, как использованное полотенце? Я не собираюсь лгать: он выглядит именно таким парнем. Ну, он великолепен. У него убийственное тело. Он агрессивен, как дьявол, несмотря на мягкий голос.
Могу ли ему доверять?
Делаю глубокий вдох, встряхиваю волосы, затем с уверенностью смотрю в красивое лицо чудовища.
– Где? – беззаботно спрашиваю я.
Он снова печатает.
Боулинг на бульваре Кингстон.
Сразу за пределами кампуса.
В пешей доступности… максимум десять минут.
У моего соседа типа соревнования.
Я собирался пойти и подумал, что ты тоже захочешь пойти.
Несколько раз читаю эти слова, и мы встречаемся взглядами. Его взгляд… неуверенный. Как будто он боится моего ответа. Он так же боится моего отказа, как я боюсь его намерений?
Даже если соглашусь на это, я буду контролировать ситуацию. Это общественное место с большим количеством людей, и мне не придется целовать его снова или делать что-то, чего я не хочу.
Не то чтобы я не хотела поцеловать его, потому что я хочу.
Сильно.
О, черт. Я так облажалась.
Послушай, Деззи, ты в любое время можешь сбежать. Ты ему ничего не должна.
Верно?
Или, может быть, я боюсь того, что не захочу сбегать?
Чего я так боюсь?
Глава 12
Деззи
Итак, в итоге я согласилась.
Спрашивая, Клейтон возвышался надо мной. Эти его темные голодные глаза, сексуальные руки и идеальные пухлые губы – все это было убедительным.
Раздражающе убедительным.
Я не была в боулинге с тех пор как была ребенком. Но почему-то до сих пор помню прокуренный, пропахший потом воздух. Да, я точно не фанатка. Есть только одна причина, почему я добровольно страдаю.
И эта причина не здесь.
Стою у входа, чувствуя себя неловко. Слева от меня находится стойка регистрации, мужчина за которой уже четыре раза спросил, может ли он чем-нибудь помочь. Справа расположен игровой зал, полный чертовски шумных людей из братства «Альфа-Каппа». Передо мной – громкий лязг и грохот шаров на дорожках для боулинга.
Проверяю телефон и ругаю себя за то, что не спросила у Клейтона номер. По крайней мере, я уже могла бы получить сообщение о том, что он опаздывает или что всё отменено – кто знает. Вместо этого стою здесь, размышляя, стоит ли мне пойти выпить или, может, совершить десятиминутную прогулку до общежития, пока не стемнело. В конце концов, я помню предупреждение Виктории, что наш кампус находится между криминальным и богатым районами, и я не могу с уверенностью сказать, в каком именно нахожусь сейчас.
Кто-то подходит к стойке, перегибаясь через нее, чтобы поговорить с мужчиной, сидящим за ней. Это стройный, загорелый, полный энергии симпатичный парень в обтягивающих джинсах, порванных на коленях, и серой приталенной футболке с изображением лягушки. Повторно рассмотрев, замечаю, что у лягушки изо рта свисает косяк, а ее большие глаза налиты кровью. Этот беззаботный, жизнерадостный парнишка носит пару обуви для боулинга, одну перчатку без пальцев на левой руке и кепку, повернутую козырьком назад, скрывающую беспорядок каштановых волос.
Он оборачивается, и его глаза вспыхивают, когда встречаются со мной взглядом.
Я резко опускаю голову и смотрю на свой телефон, притворяясь, что занята очень интересным сообщением. На самом деле, на экране я вижу отражение своего обеспокоенного лица. Вот черт, я действительно так выгляжу?
– Привет.
Я поднимаю взгляд. Это тот беззаботный парень.
– Привет?.. – осторожно отвечаю я.
Одной рукой он подносит к груди сине-оранжевый шар для боулинга, из-за чего его бицепс напрягается от усилия.
– Ты выглядишь потерянной. Заблудилась?
В его голосе слышится легкий техасский акцент. Я посылаю ему извиняющуюся улыбку, затем качаю головой.
– Я не заблудилась. Спасибо за беспокойство.
Я снова возвращаюсь к своему суперинтересному телефону.
– Ты из Клангбурга?
Киваю, не поднимая головы. Он довольно милый, я не собираюсь ему лгать. Но если судить по его непринужденному поведению и искусному обаянию, на этой неделе у него наверняка было около восьми подружек, и, возможно, сейчас он рассматривает меня в качестве девятой. Я узнаю бабника, когда вижу его.
– Какая у тебя специальность? – спрашивает он, прислонившись к стене и осторожно перебрасывая шар из одной руки в другую.
– Театр.
– О, мило. Мой сосед… эм… В любом случае, ты здесь, чтобы поиграть в боулинг?
Он неловко переминается с ноги на ногу, что привлекает внимание к нему и заставляет задуматься, почему он так резко сменил тему.
– Просто посмотреть, – отвечаю я, затем бросаю взгляд на свой телефон, чтобы проверить время. Прошло уже тридцать минут. Где он, черт возьми? – А ты что изучаешь? – рассеянно спрашиваю я.
– Сиськи. Шучу. Титьки. Шучу. Э-э… – он широко улыбается, сверкая идеальными зубами, затем прижимает шар для боулинга к груди и отвечает: – Я думаю об архитектуре.
Не знаю почему, но меня забавляет этот самоуверенный парень. Я подавляю смешок.
– Ты думаешь об архитектуре? Еще не определился?
– Я… ух, я четыре раза менял специальности с первого курса. Не осуждай. – Он предупреждающе смотрит на меня, его голубые глаза сверкают. – Мне нравится всё пробовать на вкус, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я абсолютно точно уверена, что знаю, что он имеет в виду.
– Мило, – говорю я. – Итак, с первого курса ты сменил специальность с сисек на титьки, затем на женскую грудь… и, наконец, остановился на архитектуре.
Он улыбается. Думаю, он оценил, что я использовала его юмор против него самого.
– Мне нравится… практическая специальность.
– Твоя мама, должно быть, тобой очень гордится.
– Уверена, что не потерялась?
– Неа. Просто жду кое-кого. Я точно знаю, где нахожусь.
Через секунду выражение его лица меняется. Затем в глазах появляется беспокойство, он меняет позу и спрашивает:
– Ты же не Деззи… верно?
Я смотрю на него и моргаю.
– Я Деззи.
– О, черт. – Он издает смешок, его лицо вспыхивает, затем он громко свистит. – Я должен был догадаться. Я такой придурок! Итак, ты Деззи. – Он протягивает свободную руку. – Ты подруга Клейтона, а я грубиян.
– А ты кто?
– Брант, – отвечает он с все еще протянутой рукой, пока я не решила, позволю ли ему пожать мою руку. – Ты здесь из-за меня. Я сегодня играю в боулинг. Турнир. Я любимый сосед Клейтона. Только… не проси его подтвердить это.
– Брант, – нерешительно повторяю я, пожимая его руку.
Он, кажется, не хочет выпускать мою руку.
– Твоя кожа, охренеть какая мягкая.
– Ты милый, – говорю я ему, – но я не заинтересована.
– Извини. – Брант отпускает мою руку и почти роняет шар для боулинга, когда дергается от меня – будто в тот момент, когда узнал, кто я такая, между нами появился какой-то магический барьер. – Ты… ты намного красивее, чем я ожидал.
Давлюсь смехом, не зная, как на это реагировать.
– А ты ожидал увидеть болотное чучело?
– Клейтон сказал, ты из Нью-Йорка, – продолжает Брант с неуверенностью в голосе, – поэтому я вроде как предположил, что ты… не знаю. Неопрятная? Нервная? С кольцом в носу, фиолетовыми волосами и немного грубая?
– Ты думаешь, что все из Нью-Йорка такие?
– Я прожил здесь всю свою жизнь, родился и вырос, – объясняет Брант, в его словах вновь проскальзывает южный акцент. – Я не часто выхожу из дома. Ты можешь прогнать меня в любой момент, серьезно, и я просто уйду и засуну голову в ведро со льдом или что-то в этом роде.
– Хорошо, что я приехала сюда, в Техас, – говорю я, дразня его в ответ. – Я была абсолютно уверена, что вы все ездите на лошади в супермаркет, уворачиваясь от перекати-поле на шоссе, и носите сапоги со шпорами на свадьбу лучшего друга.
– Свадьбу? О, нет. Клейтон никогда не женится, – говорит он, задыхаясь от смеха. – Этот чувак всегда…
А потом, едва только шутка слетает с его языка, я замечаю блеск в его глазах. Интересно, что он хотел сказать, но Брант опускает взгляд на ботинки, давая шанс Клейтону избежать сомнений, что его «лучший друг» чуть не посвятил в подробности его жизни девушку, у которой может быть к нему серьезный интерес.
У меня его не было. Я здесь, чтобы потусоваться. И всё.
– Позволь мне угостить тебя напитком, – неожиданно говорит Брант. – Что ты пьешь, Деззи? Я принесу для тебя. За счет заведения. Я знаю здесь людей. Просто скажи, что хочешь, у них есть всё.
Я улыбаюсь.
– Чай?
Он хмурится.
– Кроме этого.
– Тогда воду.
– Я имел в виду настоящий напиток. Бармен, которая работает сегодня, делает отличный «Мартини».
– Просто воду.
Он изучает меня в течение секунды.
– Ты не пьешь?
Я с содроганием вспоминаю похмелье, которым «наслаждалась» в прошлые выходные после ночи в «Толпе и песне».
– Нет.
Брант кивает, оценивая меня взглядом, который искрится смехом.
– Думаю, ты мне нравишься. Надеюсь, Клейтон не отпустит тебя.
Я борюсь с упрямым румянцем, который окрашивает мои щеки.
– Мы просто друзья, – настаиваю я, снова проверяя телефон. Прошло тридцать пять минут. Где, черт возьми, Клейтон?
– Эй, а почему бы тебе не присоединиться к нашей дорожке? – Брант манит меня рукой и отступает назад. – Мы тусуемся с Дмитрием. О, ты не имела удовольствия познакомиться с Дмитрием, наименее любимым соседом Клейтона. Он тоже не пьет сегодня. Его специальность – поэзия и общее художественное образование, так что вы прекрасно поладите.
Полагая, что это безопасно, я слегка пожимаю плечами и следую за ним. Сегодня боулинг заполнен людьми всех возрастов – тут и семьи с детьми, и студенты колледжа. Даже пожилая пара занимает пятнадцатую игровую дорожку.
Ребята устроились на двадцатой дорожке. Дмитрий поднимается со своего места, это невысокий парень с очень бледной кожей, черными волосами и толстыми очками, которые напоминают мне о Сэм. Я бы подумала, что смотрю на нее, если бы не сине-красная татуировка, бегущая по его руке. Он одет в черную майку и темно-серые шорты чуть ниже колена.
– Это та самая, – шепотом говорит Брант Дмитрию, хотя мне все прекрасно слышно.
Они наклоняются друг к другу.
– Кто та самая?
– Девушка.
– Клейтона?
– Ага.
Дмитрий отстраняется от друга и засовывает руки в карманы, поворачиваясь ко мне. Он даже улыбается так же, как Сэм.
– Привет, я Дмитрий.
– Деззи, – отвечаю я.
Брант вздыхает.
– О, черт. Эти ублюдки здесь.
Дмитрий щурится сквозь очки.
– Кто это?
– Мои противники «Сигма Фи Дилдо», – отвечает Брант. – Чьи задницы я планирую надрать в субботу.
– Сегодня суббота.
– Тогда в воскресенье. Я принесу тебе воды, Деззи, – говорит он мне, а затем пробирается сквозь толпу.
Сиденья напротив нас быстро заполняются громкими парнями из братства, которых я видела в игровом зале. Двое из них окидывают меня пристальным взглядом. Я отворачиваюсь, не обращая на них внимания и всё больше раздражаясь из-за опоздания Клейтона.
– Ты в порядке?
Я смотрю на Дмитрия.
– Честно говоря, мне просто интересно, где Клейтон.
– Я могу написать ему, – предлагает он, доставая телефон из кармана. – Не люблю, когда он опаздывает.
– Спасибо. – В отличие от Бранта, у него совсем нет южного акцента. – Ты специализируешься в поэзии?
– Этот чертов Брант! Моя специальность – творческое письмо.
– О, хорошо.
– Я, наверное, раз двадцать или тридцать говорил ему об этом, но он просто не слушает. Бедняга не может обработать никакой информации, не связанной с его сосиской, клянусь.
Я смеюсь, затем скрещиваю руки на груди и смотрю на ребят из братства, которые заняли вторую половину нашей дорожки. Их человек десять, но только четверо поменяли обувь. Мне становится интересно, кто еще в команде Бранта, так как здесь только Дмитрий. Разве это не должен быть турнир?
– Все начнется в девять, – объясняет мне Дмитрий.
Я киваю.
– А где команда Бранта?
– Кто знает. Я здесь только чтобы поддержать его. О, я забыл про Клейтона. Разговор, что Брант определил мою специальность как поэзию, отвлек меня. – Он начинает печатать сообщение на телефоне. – Клей… тон… восклицательный знак… Где… ты… черт… возьми… вопросительный знак, – произносит он, пока печатает. – И отправить. Вот и всё. Держу пари, он войдет в эту дверь в любую секунду.
Глава 13
Клейтон
Все начинается в магазине на углу.
Я захожу за напитками и парой других вещей, которые у нас закончились. Не хочу быть самонадеянным и предполагать, что приведу Деззи к нам домой. Но, если вдруг мы найдем общий язык, мне бы хотелось, чтобы квартира была в надлежащем состоянии и должным образом… укомплектована.
Когда подхожу к кассе, продавец задает мне вопрос. Я не улавливаю его слов, поэтому мне приходится наклониться вперед, чтобы прочитать по губам. Он снова спрашивает, затем показывает на мою кучу товара. Ему нужно мое удостоверение? Я достаю свой бумажник и показываю его. Продавец закатывает глаза и снова задает тот же чертов вопрос. Я не понимаю, что он, черт возьми, спрашивает. Показываю на свои уши и качаю головой; обычно люди понимают, что я имею в виду.
И вот тогда мудак позади хлопает меня по плечу с большей агрессией, чем обычно себе позволяют при контакте с незнакомым человеком.
Раздраженный, я оборачиваюсь. Это какой-то коренастый чувак в поло с красно-коричневой кожей лица, которая морщится, пока он пристально смотрит на меня из-под песочно-каштановых волос. Рядом с ним стоят два его приятеля, и у каждого в руках по шесть банок пива. Этот парень буквально выплевывает вопрос, адресованный мне.
И я прекрасно читаю по его губам: «Ты глухой?!».
На самом деле он не спрашивает. Он просто тупой засранец. Я поворачиваюсь обратно, игнорируя его, затем достаю свой телефон, чтобы напечатать сообщение продавцу, решив, что это наилучший способ общения.
Ублюдок позади не соглашается с этим, хватая меня за руку и разворачивая к себе. Его лицо искажено гримасой, он указывает пальцем на мой телефон и выплевывает все больше слов и оскорблений в мой адрес. Предполагаю, он думает, что я переписываюсь со своим приятелем и намеренно задерживаю очередь.
Я показываю экран продавцу, не спуская взгляда с парня и находясь в секунде от того, чтобы врезать в его гребаное лицо кулаком. Вскоре возвращаю свое внимание к продавцу, чье отношение, кажется, меняется, когда он узнает, что я на самом деле глухой. Он без вопросов пробивает мои покупки и упаковывает их. Я оплачиваю товары и забираю пакет с кассы.
Выходя из магазина, я открываю дверь спиной, лицом к ублюдку, стоявшему позади меня, и показываю ему средний палец.
Люди могут быть такими придурками. Некоторые не видят правду, находящуюся у них перед носом, они предпочитают видеть собственную и жить в мире, полном вещей, которые согласуются с их собственными убеждениями. Никто не жаждет изменений. Никто не хочет узнавать что-то новое. Окончив, наконец, школу, они ведут себя так, словно их обучение закончилось и теперь до конца жизни всё обязано подстраиваться под их ограниченное понимание мира.
Хуже всего осознание того, что я мог быть таким же придурком, как тот парень в очереди… Если бы не потерял свой слух. Я не был хорошим человеком, будучи двенадцатилетним сорвиголовой. Был эгоистичным, жадным, нечестным. У меня не было ни чести, ни чувства справедливости, ни малейшего сострадания к другим.
И возможно (только возможно!), если бы я не потерял слух и не провел школьные годы, наслаждаясь уроками смирения, возможно, это я был бы тем самым придурком в очереди, который говорит: «Эй, придурок, ты глухой?».
Эй, придурок, ты глухой?
Ты меня слышишь?
Слушай сюда, тупица.
Что, блядь, с тобой не так?
Я нахожусь на полпути к дому, когда получаю удар по голове.
Спотыкаюсь, внезапно земля уходит у меня из-под ног, и они заплетаются. Я слишком медленно разворачиваюсь и встречаюсь с костяшками пальцев неизвестного нападающего, когда тем захотелось встретиться с моей левой скулой.
Падаю на тротуар. Неважно, сколько раз я моргаю, все равно вижу звезды. Это не шутка, когда вас так сильно бьют по лицу, – все, что вы видите, это гребаная солнечная система. И где-то сквозь мешанину искривленных галактик и неизвестных планет, мелькают вспышки улицы, едва освещенной заходящим солнцем и бесполезным уличным фонарем поблизости, которую вы целуете.
Переворачиваюсь на спину и поднимаю руки, ожидая следующего удара. Когда ничего не происходит, я моргаю еще двадцать раз, прежде чем понимаю, что тут никого нет.
Сажусь и оборачиваюсь, замечая, как вдали улицы исчезают три фигуры.
Трое на одного? Напали на меня сзади? Это по-ублюдски.
Взбешенный, я вскакиваю на ноги и кричу им вслед, срываюсь за ними, решая приложить свой кулак к каждому из их черепов.
Но моя нога начинает ныть, сильная судорога пронзает тазобедренный сустав, и я снова падаю, позволяя дороге вновь ударить меня. Я пытаюсь подняться, но в ноге словно поселилась вся боль в мире.
Я кричу, матерясь на этих тупых ублюдков. Кричу так громко, что ощущаю, как слюна попадает на подбородок.
Все эти крики. Вся эта тишина.
Спустя некоторое время, мой череп напоминает о том, что меня пару раз ударили. Боль пронзает мозг, в глазах странно пощипывает. Подношу пальцы к щеке, затем смотрю на них. Кровь. Ублюдки разбили мне щеку одним удачным ударом. Должно быть, кольцом или что-то типа того.
Делаю глубокий вздох и пытаюсь встать на ноги. Слегка прихрамывая, возвращаюсь к пакетам, которые бросил в том месте, где на меня напали. Один из них, тот, что с напитками, опрокинут. Что-то явно разбилось: по тротуару течет поток темной жидкости, похожий на длинные жуткие пальцы.
Чертовки великолепно.
Я такой злой. И чем больше злюсь, тем сильнее пульсирует щека, словно наказывая меня за гнев. Втягиваю воздух, потом выдыхаю его, игнорируя боль, которая охватывает лицо.
Вытаскиваю все, что можно спасти, из пакетов, поскольку из них продолжает вытекать жидкость, и забираю домой. Я возмущен случившимся, отказываюсь жалеть или видеть себя жертвой. К черту это. Все это время я представляю того придурка из магазина. «Ты глухой?!». Хотя и не разглядел ни одного из них, знаю, что это он и его приятели напали на меня.
Им лучше надеяться на то, что они не ходят в Клангбург. Если увижу их в кампусе, мой кулак станет последним зрелищем, которым они насладятся.
Смотрю на себя в зеркало, прежде чем выйти из квартиры, а затем, когда разглядываю принесенный ущерб, произношу: «Блядь!». Мочу полотенце и провожу им по лицу, аккуратно промывая рану на щеке, которая находится в паре сантиметров от глаза. Если бы этот мудак ударил немного выше, я бы стал слепым. Интересно, получил ли я сотрясение мозга? Честно говоря, даже не могу сейчас точно сказать, чем меня оглушили в начале: кулаком или чем-то потяжелее.
Провожу полотенцем по затылку, проверяя, нет ли там крови. Вскоре лицо очищено, и я наклеиваю пластырь на щеку, которую адски жжет, пока проделываю манипуляции. Провожу рукой по волосам и смотрю на свое отражение, в глазах пылают злость и ярость.
После того как запираю дверь и выхожу на дорогу, матерюсь, так как забыл проверить состояние собственной комнаты. Наверное, там полный беспорядок. Я был занят, протирая лицо, теряясь в кипящем гневе и представляя сто двадцать различных альтернативных окончаний этого нападения – все сто двадцать заканчивались тем, что я стою над их окровавленными телами. Тем не менее, даже облачившись в гнев, как в доспехи, я двадцать раз оглядываюсь через плечо, пока иду в боулинг. Лучше перестраховаться.
Я уже подхожу к стеклянной двери, когда в кармане, пугая, вибрирует телефон. Вздрагиваю, когда пытаюсь схватить его – ноющая боль в плече напоминает о себе. Достаю телефон и смотрю на экран:
Дмитрий: Клейтон! Ты где?
Вздыхаю, игнорируя сообщение, поскольку уже здесь. Я вхожу, и неприятный запах этого места достигает моих ноздрей. Парень у стойки машет мне, потом показывает несколько пальцев, его ладони открываются и закрываются два раза, указывая на двадцатую дорожку. Благодарю его кивком и иду к месту.
Брант выскакивает из-за угла и стискивает меня в объятьях. Застигнутый врасплох, стону и вздрагиваю от боли, пока он благодарит за то, что я пришел.
Его лицо меняется, когда он осматривает меня.
– Что, блядь, случилось с тобой? – спрашивает он, если я правильно разобрал. Пожимаю плечами и отмахиваюсь от него. Он хватает мою руку, останавливая, когда я пытаюсь пройти мимо. Развернув к себе лицом, спрашивает:
– Ты упал с лестницы?
Если бы не знал, что лицу будет чертовски больно, я бы рассмеялся. Облизываю губы и говорю:
– Я в порядке. – Голос посылает вибрацию в челюсть и щеку. Даже говорить больно.
Брант хмурится, потом зовет пойти за ним, качнув головой. Следую за ним к двадцатой дорожке, параллельно с которой обосновалась команда противника. Сквозь их толпу замечаю Дмитрия с остальной частью команды Бранта: две латиноамериканские цыпочки – которые, насколько помню, являются парой, но никто напрямую не говорит об этом, – и чернокожий компьютерный ботаник Джосайя, который на голову выше меня и, кажется, всегда улыбается.
Дмитрий встает со скамейки, как только замечает меня, и подбегает.
– Что случилось? – показывает он.
Я использую минимальное количество жестов
– Ничего. Упал.
Он качает головой
– Тебе надо привести себя в порядок. Туалет. У тебя кровь течет сквозь повязку.
Я раздражаюсь.
– Все не так плохо.
Дмитрий приподнимает брови, из-за чего его очки немного ползут вверх.
– Нет, это выглядит именно так. Деззи в туалете. Приведи себя в порядок, пока она не вернулась.
Ее имя мгновенно отрезвляет меня. Конечно же, она уже здесь. Я опоздал.
– Как долго она здесь? Сколько она уже ждет? Я действительно выгляжу так плохо?
Когда Дмитрий отводит взгляд, понимаю, что уже слишком поздно.
Я оборачиваюсь, чтобы увидеть Деззи. Боже. Она выглядит с каждым разом все красивее. На ней милый белый топ, а джинсы подчеркивают ее сексуальные пышные формы. Они низко сидят на бедрах, чем привлекают взгляд моих непослушных глаз – в моем воображении прямо к тому, насколько она гладкая под всем этим.
А ее милое личико… по легкому макияжу и розовым губам видно, что она готовилась к нашей сегодняшней встрече. Даже несмотря на запахи вокруг нас, я могу поклясться, что чувствую ее запах – сирень, фрукты и что-то еще, что не могу определить, что-то свежее и притягательное.
Не могу доверять себе, находясь с ней в одной комнате. Я бы сорвал с нее этот невинно выглядящий белый топ и снял сексуальные как ад джинсы.
Черт… что бы я сделал с ней… Уверен в том, что владел бы этими губами дольше, чем в тот мимолетный момент в подъемнике.
Я настолько загипнотизирован Деззи, что не сразу понимаю, что ее губы двигаются:
– Что случилось? – спрашивает она.
Качаю головой, потом невразумительно бормочу ответ.
– Что? – не понимает она и подходит ближе.
Оказывается, тут гораздо громче, чем я думал. Я говорю ей голосом:
– Все хорошо. Я в порядке.
Но от этих слов мою челюсть пронзает боль, и я вздрагиваю.
Дмитрий подходит к нам, кладет руку на плечо Деззи и показывает мне.
– Может быть, вам двоим стоит пойти в квартиру и потусоваться там. Я останусь и поддержу Бранта. У вас будет место, чтобы провести время наедине, как минимум пару часов, а может и больше.
Чувствую, что мое лицо вспыхивает. Не знаю, это из-за того внимания, которое уделяет нам Дмитрий, из-за боли или из-за того, что он, по сути, дает мне разрешение отвезти Деззи к нам домой, чтобы провести достаточно времени… только вдвоем.
Кажется, он передает предложение Деззи, поскольку наклоняется к ней и что-то говорит. Чувствую, как мое сердце колотится в грудной клетке.
В ответ Деззи пожимает плечами, потом отвечает Дмитрию. Я вопросительно смотрю ей в глаза. Она разводит руками, затем что-то говорит мне. Я не совсем понимаю ее по губам, пока Дмитрий не объясняет жестами.
– Она согласилась. Вы можете потусоваться в квартире. Здесь слишком шумно.
Слишком шумно. Неплохое оправдание.
Я приподнимаю бровь.
– Ты уверена?
Деззи кивает, волны ее длинных каштановых волос танцуют вместе с ее движением, а щеки, кажется, становятся такого же оттенка, как и губы. Блядь.
Веди себя прилично, Клейтон.
