Текст книги "Читай по губам (ЛП)"
Автор книги: Дэрил Баннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 17
Клейтон
Электронное письмо от доктора Твейта прибавило скорости в моей утренней рутине вторника.
Мистер Келлен Майкл Райт, наш официальный дизайнер освещения – и по совместительству придурок – прилетел пораньше из своего «Большого яблока», чтобы поработать с нами здесь, в нашем «Гнилом грейпфруте», и хочет, чтобы я встретился с ним в театре в семь.
Так чертовски осчастливил!
И по-прежнему ни слова от Деззи.
Еще толком не продрав глаза, я натягиваю футболку, не успев полностью обсохнуть после душа. Капли воды стекают по спине и оставляют пятна на футболке. Я тороплюсь не для того, чтобы показаться пунктуальным перед ублюдком Райтом, а потому, что хочу произвести впечатление на доктора Твейта. Для меня важно его мнение, а опоздание может плохо сказаться на всем нашем факультете.
Но больше всего – на мне.
Я толкаю двери театра в рекордно раннее время, еще даже касса не открылась. В главном офисе нет никого, кроме Рамона, который отвечает на звонки, так что предполагаю, что «большая шишка» еще не пришел. Захожу в уборную, смотрюсь в зеркало, протираю глаза и поправляю волосы. Я не был в зале почти неделю и могу сказать, что становлюсь очень раздражительным, когда не появляюсь там долгое время. Агрессия достаточно быстро накапливается во мне, дополняя разочарование от того, как сильно я облажался с Деззи. Удивительно, как мне удается сдержаться, чтобы не ударить зеркало.
Сомневаюсь, что Деззи проснулась так рано, но мне нечего делать до приезда дизайнера, и необходимо чем-то занять голову, чтобы сдержаться от желания пробить стену.
Я: Привет, Деззи. Извини, что пропал. Надеюсь, ты в порядке. Не перестаю думать о тебе. Много. Я сейчас так рано в театре, жду кое-кого. Чувствую себя плохо из-за того, что оставил тебя в подвешенном состоянии.
Пожалуйста, ответь на это сообщение.
Со вздохом умываю лицо водой, затем смотрю на телефон и думаю, какова вероятность, что Деззи уже встала и может мне ответить. Я пялюсь на него целых десять минут.
Внезапно чувствую чье-то присутствие. Повернув голову, вижу незнакомого студента у раковины рядом. Игнорирую его и снова изучаю свое лицо, особенно уродливую рану на щеке. Я дважды менял пластырь, но у меня все равно не получалось так же хорошо, как у Деззи. С таким же успехом я мог заклеить лицо скотчем.
Парень похлопывает меня по руке. Я поворачиваюсь, приподнимая бровь. Он старше, чем показался на первый взгляд, ему, может быть, около тридцати. Моего роста, одет в рубашку лососевого цвета с длинными рукавами и джинсы. Левое запястье украшает большое количество кожаных браслетов, напульсников и деревянных бусин. У него худощавое телосложение и модные дизайнерские очки. Я не видел этого парня прежде, а он точно не знает меня, потому что начинает что-то говорить мне, но его рот такой маленький, что не могу понять ни слова.
Пока четко не говорит три слова, после которых мне все становится ясно: Келлен Майкл Райт.
Блядь, вы серьезно? Я тут же выпрямляюсь и протягиваю руку.
– Клейтон Уоттс, – говорю я, ощущая, как дрожит мой голос, посылая волну неуверенности через все тело.
Он пожимает мне руку и улыбается, потом подтверждает мои догадки насчет того, кто он такой, когда говорит про Нью-Йорк. Доктор Твейт не предупреждал его обо мне или?..
Быстро печатаю на телефоне, что я глухой, и показываю ему экран. Келлен читает, кивает и достает свой телефон, поднимая палец, чтобы я подождал, пока одной рукой набирает сообщение. Потом показывает мне собственный экран, где написано, что он с нетерпением ждет короткой экскурсии, после того как помочится.
Я ухмыляюсь и издаю смешок, киваю ему и говорю:
– Буду снаружи.
Что же. Пока что он не похож на того мудака, которого я ожидал. Наоборот, он довольно милый, нормальный и все такое.
Я сижу на скамейке в коридоре, ожидая пока Келлен закончит свои дела в туалете, смотрю на свой телефон и телепатически прошу Деззи ответить на мое сообщение и избавить меня от страданий. Честно говоря, я уверен, что подверг Деззи таким же страданиям, когда всё воскресенье отказывался отвечать на ее сообщения.
Я такой идиот. Я заслужил это.
Закрываю глаза и сжимаю телефон с такой силой, что сводит пальцы. Представляю, что мы с Деззи снова у меня, сидим на диване и медленно стягиваем друг с друга одежду. Почему она остановилась? Почему прекратила то, что было настолько чертовски прекрасно, реально и горячо? Я так долго не был ни с кем близок, если не считать своей правой руки, что снова почувствовал себя сексуально озабоченным подростком.
Вот, что Деззи делает со мной.
А Деззи в моих мыслях в пять раз более беспощадная, чем Деззи, которая не отвечает на мои сообщения. Она толкает меня на воображаемый диван и расстегивает лифчик. Когда ее грудь появляется перед моим лицом, я чувствую, насколько сильно твердеет мой член в штанах, это даже болезненно.
Есть что-то такое в состоянии полусна, оно делает парня таким восприимчивым r появлению стояка.
Прижимаю телефон к коленям, не открывая глаз, и ворчу на свой стояк, который с каждой секундой становится все больше и тверже.
Грудь Деззи у моего лица, и я не могу избавиться от этой фантазии.
«Клейтон, – представляю, как она стонет своим голосом, хотя никогда не слышал его прежде. – Вставь в меня свой член, Клейтон. Глубоко в меня».
Блядь, Деззи, я так сильно хочу этого. Она извивается на мне, вращая своими сексуальными бедрами напротив моего члена.
«Трахни меня. О, Клейтон, я чертовски мокрая из-за тебя».
Хотя, скорее всего, она никогда не говорит так.
Но в стране моих фантазий это неважно. Я больше не могу терпеть трение члена о штаны. Что, если она пришлет сообщение прямо сейчас? Вибрация телефона пробежит по моему члену, и я представлю, что это рука Деззи сжимает его. Пожалуйста, Деззи, я уже готов умолять. Пожалуйста, напиши мне. Мне нужно почувствовать тебя прямо сейчас.
Рука на моем плече вырывает меня из фантазии. Я открываю глаза.
Келлен смотрит на меня сверху вниз, вытирая руки бумажным полотенцем. Его губы двигаются:
– Ты в порядке?
Наверное, прямо сейчас я выгляжу так, словно у меня судороги или что-то типа того. На долю секунды я действительно задумался насчет того, чтобы проскользнуть в туалет и быстро подрочить.
– Да, все хорошо, – говорю я вместо этого. – Ничего… ничего, если ты будешь печатать то, что ты… что ты говоришь, тогда мы можем…
Он отрывисто кивает и снова печатает одной рукой. У Келлена, должно быть, чертовски быстрый палец. Он показывает экран, где написано, что он готов и рад увидеть, с чем ему придется работать.
Молясь, чтобы мой стояк успокоился и не оттягивал джинсы, я встаю со скамейки и веду его на сцену главного зала.
Спустя примерно час, проведенный с Келленом Майклом Райтом, я сделал одно не очень приятное для себя открытие: на самом деле он знающий и талантливый парень, который достаточно терпелив, чтобы общаться со мной с помощью сообщений. Я отвечаю ему голосом, заставляя себя говорить, несмотря на свою неуверенность.
Мне неприятно признавать, но, вероятно, я мог бы многому научиться у этого говнюка.
В такую рань легко показывать театр Келлену, поскольку главная сцена – то место, на проектировании освещения которой будет сосредоточено его внимание – не занята. Я показываю ему все, что у нас есть: систему противовесов, сетку и даже кабинку, которой он все равно не будет пользоваться.
Я как раз собираюсь отвести его в офис, когда чувствую вибрацию телефона.
– Секунду, – говорю я ему, хотя он отвлекся на осветительную стойку с фонарями Френеля.
Недоверчиво смотрю на свой телефон.
Деззи: Это потому что я остановилась?
Она, блядь, серьезно? Я перечитываю его семь миллиардов раз, с каждым разом злясь все сильнее и сильнее. Поскольку Келлен все еще занят, я отвечаю:
Я: Почему ты подумала так?
Деззи: Просто интересно, почему ты внезапно стал меня игнорировать. У меня было целых два дня, чтобы подумать о том, что я сделала не так.
Я: Ты ничего не сделала. Мы можем перекусить? Поболтать? Позавтракать? Может, пообедать? 10 или 11?
Деззи: Ладно.
Ладно? И все? Так в десять или одиннадцать? Завтрак или обед? Да или нет? Черт, как же бесит! Мне следует напомнить себе, что это я – чертова причина всех этих странностей. Это моя вина.
Келлен показывает мне экран своего телефона, спрашивая, где находится офис, поскольку хочет связаться со «старым Марвином» перед уходом. Я кивком предлагаю следовать за мной, убирая телефон в карман и отгораживаясь от мыслей о поведении Деззи.
Я веду его к дверям кабинета. После обмена номерами, Келлен благодарит меня рукопожатием, которое я расцениваю как разрешение уйти, и заходит в кабинет. Я проверяю телефон в последний раз, а затем расстраиваюсь еще больше от того, что экран пуст.
Когда поднимаю взгляд, чтобы открыть стеклянные двери вестибюля, входит Деззи.
Мы останавливаемся, замерев от неожиданной встречи.
– Привет, – приветствую я ее первый, широко раскрыв глаза.
Деззи сегодня прекрасна. Волосы волнами спадают на плечи, она одета в зеленый сарафан с желтыми цветами по нижнему краю, и эта вещь является самой яркой из тех, что я видел на ней. Я уже представляю, какими гладкими будут ее ноги, если проведу по ним руками и задеру сарафан, чтобы узнать цвет ее трусиков. Может быть, если вежливо попрошу, она вообще ничего не наденет.
Деззи слегка машет мне рукой.
Ее глаза, светло-карие и мерцающие, кажутся настороженными. Мне очень не нравится то, что не знаю, о чем она думает. Сбросила ли меня со счетов и сейчас просто терпит мое присутствие, или ей хотя бы наполовину не наплевать на то, что произошло в субботу. Я почти поглотил ее. Я был очень близок. Деззи также хотела этого. В ту ночь мы жаждали попробовать друг друга; я мог сказать это по тому, как она притягивала меня к себе каждый раз, когда я отстранялся, или по тому, как каждая клетка моего тела вибрировала от электричества, которое оставляло после себя ее прикосновение, когда она очерчивала татуировку. Я бы нарисовал чернилами дорожную карту на своем теле, только бы она постоянно касалась меня.
– Как поживаешь? – спрашиваю я, не подумав.
Деззи пожимает плечами и улыбается, потом проводит рукой по волосам, заправляя их за ухо. Боже, она такая красивая. Она сжимает губы, и почему-то в этот момент вспоминаю, как она свела ноги вместе, когда я дотронулся до нее на диване.
«Она все еще хочет меня», – решаю я, и волна уверенности проходит сквозь меня.
– Хочешь перекусить? – спрашиваю я ее, скрестив руки на груди и облокотившись на стекло рядом с ней. Я так близко к Деззи, что чувствую запах ее волос.
– У меня занятия, – говорит она и демонстративно указывает рукой на коридор.
В отчаянии я прикусываю изнутри щеку.
Потом Деззи берет меня за руку. Я тону в ее великолепных глазах. Лишь прикосновение ее пальцев к моему предплечью наполняет меня жизнью. Кажется, что я был замороженным в царстве льда и бесконечного холода, а Деззи растопила этот лед в считанные секунды.
– Возможно, позже, – добавляет она.
– Позже, – соглашаюсь я, мои глаза загораются.
В следующую секунду из кабинета выходит Келлен. Он видит Деззи, и его лицо сияет от удивления, а брови высоко поднимаются. Он что-то говорит, и Деззи поворачивается к нему. По выражению ее лица я понимаю, что она застигнута врасплох. Она что-то бормочет, ее лицо становится красным. Деззи не улыбается, хотя и пытается быть вежливой, когда пожимает ему руку. Они обмениваются словами, но я не могу понять ни одного из них.
Чувствую, как сильно ускоряется мой пульс.
Они знают друг друга. Разумеется.
Келлен что-то говорит, а Деззи выглядит обеспокоенной. Келлен самоуверенно улыбается, кладет свою руку на ее плечо и нежно поглаживает.
Какого хрена он прикасается к ней?
Деззи натянуто улыбается и, кажется, пытается сбросить его руку, затем кивает и что-то говорит.
Все эти чертовы разговоры. Все эти чертовы прикосновения.
Вся эта чертова тишина.
Келлен прощается, обходит Деззи и машет мне рукой, на что я отвечаю холодным отстраненным кивком. Стеклянные двери мягко закрываются за ним.
Лицо Деззи заметно мрачнеет после этой встречи. Она поднимает взгляд на меня, и я тут же натягиваю улыбку, решив не показывать злобу, которая сидит в моей груди. Мне абсолютно наплевать на Келлена, даже если он был мил со мной. Его присутствие явно не улучшило день Деззи. Они бывшие любовники? Он прикасался к ней в Нью-Йорке? Он какой-то жестокий засранец из ее прошлого? Всевозможные варианты вспыхивают в моем сознании, словно лесной пожар.
Я киваю в сторону стеклянных дверей и приподнимаю брови.
– Так вы знакомы?
Деззи прикусывает губу, смотрит направо, налево, потом дважды постукивает большим пальцем по своим прелестным губам.
– Секрет.
Я понимающе киваю. Я даже не знаю, что, черт возьми, происходит между ними, но уже хочу избивать Келлена, пока тот не согнется пополам.
– А он знает, что это секрет?
Деззи неуверенно кивает. Ее взгляд бегает по сторонам, в глазах мелькает тревога.
– Почему он прикасался к тебе? – бормочу я.
Что за херню я несу? Не могу представить себе ничего, что прозвучало бы более собственнически, чем это. Мы что в гребаной школе? Я хочу знать, что, блядь, происходит между ними. Может, я провоцирую ее на откровенность.
– Может, потому что ты такая красивая сегодня? – предполагаю я ответ за нее.
Заткните меня. Кто-нибудь, заткните мне рот.
Деззи улыбается, ее щеки снова краснеют. Она отводит взгляд, молча указывает на аудиторию, слегка машет мне рукой и уходит. Я борюсь с желанием окликнуть ее и сказать что-нибудь глупое. Очевидно, я просто полон глупых слов. Я – фабрика глупых слов.
Хочу знать, что произошло между ними, но это может подождать. Деззи снова разговаривает со мной. Именно это сейчас важно.
Мы разговариваем.
Делаю вдох, и половина скопившегося напряжения покидает меня. Толкаю стеклянные двери и сажусь на скамейку снаружи, позволяя утреннему солнцу омыть меня.
Я собираюсь перекусить с Деззи после ее занятий, и эта лучшая новость за последние дни.
И если я правильно разыграю карты, возможно, я «перекушу» ею тоже.
Глава 18
Деззи
Мы сидим за столиком в фуд-корте. Клейтон заказал два гигантских сэндвича с жареной рыбой, а я – сыр на гриле.
Шум здесь стоит просто оглушительный, несмотря на то, что всего одиннадцать часов утра.
Удивительно и в то же время немного печально, что я так быстро простила его. Думаю, что простила. Когда я получила сообщение Клейтона в понедельник вечером, находясь в «Толпе», моей первой реакцией было ощущение полного волнения. Я была так чертовски счастлива получить от него весточку, даже несмотря на два дня абсолютного молчания. Это Эрик сказал мне не отвечать. «Пусть попробует побыть на твоем месте» – настоял он, но, думаю, Эрик просто проецировал на меня свои проблемы с мальчиками.
Я держала телефон в руке всю ночь, поглаживая его и лаская, словно шоколадный наркоман с последним сникерсом в мире.
И вот мы здесь, обедаем в шумном помещении полном сотен людей, разговаривающих, смеющихся и кричащих друг на друга в борьбе за столик. Пока я страдаю в этом хаосе, смотрю на Клейтона, который ест свой сэндвич, и понимаю, что моя жизнь совершенно отличается от его жизни. Пока я подвергаюсь натиску шума, Клейтон находится в покое и тишине.
Он ухмыляется мне через стол, откусывает щедрый кусок сэндвича и жует его с сосредоточенным выражением лица.
Ну, ладно. Может быть, существует какая-нибудь форма внутреннего покоя, которой ему не хватает.
После того как Клейтон сглатывает, он что-то говорит мне, но его рот наполовину забит сэндвичем, локти уперты в стол, а еда зависла у рта.
Я не слышу его. Какая ирония.
– Что?
Клейтон опускает сэндвич, приоткрывает сексуальные пухлые губы и затем говорит громче:
– Так ты знаешь Келлена?
Я догадывалась, что он поднимет тему насчет Келлена Райта.
– Да, – говорю я и киваю в подтверждение своих слов.
– Хороший парень? – спрашивает Клейтон, приподнимая бровь и откусывая очередной огромный кусок сэндвича.
То, как двигаются его губы, как сжимаются и расслабляются челюсти, так чертовски эротично, что я не могу этого вынести. Одни его губы – произведение искусства. У меня уже есть приятные воспоминания о том, как они ощущались на моих губах.
– Хороший, – неопределенно соглашаюсь я и снова киваю, затем беру кусочек жареного сыра.
Клейтон задает мне вопрос, и опять с полным ртом. Я не улавливаю ни одного слова и в замешательстве приподнимаю брови. Он с трудом сглатывает, затем приподнимает подбородок и спрашивает:
– Вы встречались?
Я закатываю глаза.
– Мой отец… был его наставником, – объясняю я.
– Твой отец? Тот, который подергал за ниточки? – продолжает он, на его лице появляются морщинки, когда он жует.
– Да, тот самый.
Клейтон внезапно отводит взгляд, и я вижу в его глазах мрачный проблеск. Я так хорошо научилась читать выражения лиц, что сразу понимаю: Клейтона что-то беспокоит.
– Что? – спрашиваю я его, но Клейтон, кажется, погружен в свои мысли.
Мы с Келленом встретились на одной постановке в Нью-Йорке, на которой мой отец был дизайнером освещения. В первые несколько дней нашего знакомства я считала его участником хора, и что он довольно застенчив. Позже узнала, что он был типа осветителем-стажером. Однажды, когда поздняя пятничная репетиция закончилась, и на сцене выключили последний свет, Келлен неожиданно поцеловал меня во мраке кулис, где я сортировала реквизит, тем самым доказав, насколько не застенчивым он был. Затем, спустя две недели, он пытался отговорить меня от похода на вечеринку актерского состава, именно там я обнаружила, что он не одинок. Это было одним из первых уроков о том, какими неверными и непостоянными могут быть парни большого города, постоянно ищущие кого-то получше, но по-прежнему крепко обнимающие своих девушек.
Пожалуй, у меня есть пара секретов, о которых я не хочу сейчас рассказывать Клейтону.
Кладу сэндвич на стол, набираю сообщение на своем телефоне и машу рукой, привлекая его внимание к экрану:
Я не знаю, почему Келлен здесь.
В понедельник я узнала, что Виктория знает, кто я такая, и теперь мне страшно, что эти двое могут раскрыть всем мой секрет
Клейтон хмурится, пока читает сообщение, потом достает свой телефон и, забросив в рот последний кусок рыбной котлеты, печатает:
Ты милая, когда злишься.
Я свирепо смотрю на него.
Он усмехается и успокаивающе кладет свою руку поверх моей, поглаживая ее. В следующую секунду Клейтон, кажется, понимает, что этот жест – перебор, и резко убирает свою руку, с трудом сглатывает остатки еды и приступает ко второму сэндвичу.
Этот жест не перебор. От этого я ощущаю тепло вместо холода, окружавшего меня с тех пор, как накануне покинула театр.
Но это ощущение не снимает мою неуверенность по поводу наших холодно-горячих выходных. Я печатаю и показываю экран:
Ты собираешься объяснить свое воскресное молчание или как?
Клейтон опускает сэндвич на стол, словно сдаваясь, а на его лице застывает непонятное выражение. Он проглатывает кусочек, встречается со мной взглядом и очень тихо произносит пару слов.
– Громче, – призываю я.
Клейтон наклоняется над столом, опираясь на локти.
– Я струсил, – бормочет он. Его губы так близко ко мне, что я могла бы наклониться и поцеловать его прямо сейчас. – Давненько я не был с девушкой.
– Я тоже, – говорю одними губами.
Клейтон хмурится.
– Ты была с девушкой?
Я шлепаю его по руке, смеясь. Клейтон не двигается, по-прежнему замерев, как каменная статуя.
– Ну, это довольно горячо, – дразнит он меня.
– Значит, мы оба какое-то время были одни, – бормочу я.
Клейтон в ответ решительно кивает.
– И мы оба… вроде как… боимся друг друга, – продолжаю я медленно.
Клейтон пожимает плечами, потом все же кивает.
Плечи Клейтона такие мощные, и он выглядит так восхитительно в обтягивающей футболке. Глаза горят интересом, а губы… его губы так близко. Черт.
Потом он произносит:
– Вы встречались, не так ли?
Это звучит не как вопрос, а, скорее, как обвинение. Я сжимаю губы, не зная, действительно ли он спрашивает об этом, или просто пытается игриво вывести меня из себя.
Я снова шлепаю его по руке, сильнее, чем раньше, и зарабатываю веселую ухмылку.
И тогда решаю, что Клейтон заслужил, чтобы я его немного помучила. Я набираю на своем телефоне и сую ему прямо в лицо. Ему приходиться немного отклониться назад, чтобы прочитать:
Нет.
Но он поцеловал меня.
Думаю, через меня он хотел подобраться поближе к моему отцу.
Я чувствовала себя использованной.
У него также была девушка в актерском составе, о которой я не знала.
Я невысокого мнения о нем.
Прочитав это, Клейтон выпячивает грудь и сжимает челюсть.
На его лице появляется странное выражение утверждения в каких-то собственных мыслях.
– Я знал, что с ним что-то не так, – говорит он.
Я хмыкаю.
– Вот как? Учуял ложь и обман, в которых он погряз?
Клейтон делает глоток из стакана и говорит:
– На самом деле, я в некоем роде зол на него… – Он трет свое ухо, затем заканчивает: – Меня возмущает его присутствие здесь. Это я должен проектировать освещение на главной сцене в новом спектакле. Он украл у меня эту работу.
Я снова ощущаю неясное беспокойство, пока слушаю его. Оно зародилось в тот момент, когда я увидела Келлена в театре, но до сих пор никак не могла понять, что меня беспокоит. Мой отец был наставником Келлена, и тот был своего рода протеже «бога света». Приложил ли мой отец руку к тому, что Келлен появился из ниоткуда, чтобы быть дизайнером освещения именно этого спектакля?
И связано ли это с тем, что отец «потянул за ниточки», чтобы я попала в эту театральную программу?
Это я причина, по которой была украдена возможность Клейтона?
Так же, как и причина, по которой шанс Виктории на главную роль был выхвачен из ее способных и готовых рук?
Есть ли хоть что-то, что не испортило мое прибытие сюда?!
– Деззи?
Я поднимаю взгляд, осознавая, что надолго замолчала. Не знаю, говорил ли Клейтон еще что-то, поскольку потерялась в собственном темном урагане беспокойства и не обращала внимания на него.
– Извини, – бормочу я, стряхивая с себя плохие мысли. Только время может ответить на мои вопросы… Время и звонок отцу, который я слишком долго откладывала. – Я тоже зла на него.
В глазах Клейтона мелькает вопрос, но он не задает его, просто подносит сэндвич ко рту, чтобы сделать еще один укус. Пока я наблюдаю за этим, во мне зарождается смесь тоски и сомнения, когда задаюсь вопросом, собрал ли Клейтон кусочки воедино. Подозревает ли он, что я имею какое-то отношение к приезду Келлена?
Клейтон доедает свой сэндвич, а я молча допиваю свой напиток. Он дважды улыбается мне, и я отвечаю ему небольшой улыбкой, посматривая на свой телефон и пытаясь думать о том, что нужно подготовиться к занятиям по вокалу, которые начнутся через час. Что-то о гласных и сочетаниях их с разными странными позами. Мда, я потерплю неудачу.
Когда мы покидаем фуд-корт, Клейтон останавливает меня у двери, освещает его лицо каким-то потусторонним, прекрасным образом.
Вдали от шума, и совершенно не видя его лица и губ, я слышу только голос, шепчущий мне на ухо:
– Хочешь встретиться сегодня вечером?
Вероятно, Клейтон прекрасно видит мое лицо, освещенное солнцем.
– У меня репетиция.
– После репетиции, – бормочет он.
– Ну… – щурясь от яркого света, я пожимаю плечами. – Меня пригласили петь в «Толпу», но…
– Петь? Они хотят, чтобы ты снова пела?
– Я была там вчера вечером и… музыканты из группы пригласили меня, – объясняю я. – Они хотят, что я снова пела, но не думаю, что пойду, – заканчиваю я, хмурясь и качая головой.
– Почему нет? Ты потрясающая.
– Ты не слышал, как я пою! Откуда ты знаешь? – игриво спрашиваю я, вглядываясь в тень Клейтона. – Не думаю…
– Я приведу парней, – перебивает Клейтон, и я слышу улыбку в его голосе. – Мы можем потусоваться после этого, если ты не против. Они должны услышать тебя.
Я невольно улыбаюсь. Клейтон снова будет в «Толпе», и я спою ему свою песню, своей музе, который воспламеняет все мои внутренности. Как я могу отказаться от этого?
– Звучит неплохо, – говорю я, кивая.
Клейтон слегка наклоняется вправо, заслоняя солнце, и передо мной появляется его прекрасное лицо.
– Тогда увидимся, Деззи, – бормочет он, и звук моего имени, произнесенного его бархатным голосом, посылает дрожь возбуждения по моему телу.
Я парю где-то в облаках во время занятия по вокальному мастерству. Мне даже кажется, что класс улыбается мне в ответ, а весь мир вращается, как баскетбольный мяч на пальце какого-то парня. Пальце Клейтона. У него на пальце весь мой мир, и он вращает его.
Я даже не боюсь идти на репетицию, несмотря на ужасный первый день. Я сажусь рядом с Эриком и сосредотачиваюсь на процессе, не отвлекаясь как в прошлый раз на болезненные ожидания ответа от Клейтона.
Прислушиваюсь к давнему совету Эрика, и лажаю. Я сильно лажаю, когда читаю свои реплики. Я даже смеюсь над иронией: несмотря на то, что во время репетиции первого акта мы уже должны все знать наизусть и не обращаться к сценарию, мы обязаны носить наши экземпляры, чтобы записывать указания на полях. На самом деле, каждый раз, когда я открываю сценарий, чтобы сделать заметку, я использую шанс, чтобы прочитать свою следующую реплику, а затем лажаю, когда читаю ее.
«Лажовый городишко».
Когда через два часа мы делаем перерыв на пятнадцать минут, Эрик обнимает меня и говорит:
– Ты действительно хорошо «лажала» сегодня.
– Ты тоже, – замечаю я, поскольку Эрик наконец-то отыграл свою первую сцену с Саймоном. – Твой Пьяница прекрасен. Я должна была понять это сразу, я же видела тебя в «Толпе».
– Кстати, все еще в силе?
– Ага, и… – добавляю я, одаривая его игривым взглядом, – придет кое-кто особенный с двумя своими соседями.
Это останавливает Эрика.
– Не получится.
– Получится, – говорю я с усмешкой. – Очень даже получится.
Пока Эрик пытается справиться со своим волнением в мужском туалете, я иду в тихий вестибюль. В восемь вечера он напоминает очень длинную темную комнату общежития, из-за чего я странно чувствую себя – в безопасности и приватно. Я смотрю через высокие окна во двор, наблюдая, как студенты проходят под уличными фонарями, когда холодный воздух кондиционера касается моей кожи. Я достаю свой телефон.
Мне нужно позвонить, и я не уверена, что действительно хочу сделать это. Да, конечно, я могу подождать до завтра, но мне необходимо получить ответы на свои вопросы.
Прижимаю телефон к уху, сосредоточивая взгляд на скамейке во дворе, на которой сидит пара влюбленных. Они обнимают друг друга, их макушки светятся под бледно-белым светом уличного фонаря.
– Папа?
– Деззи, дорогая, – говорит отец, практически напевая от счастья. – Как там твоя жизнь, милая? Разве Клангбург не очарователен?
– Он действительно прекрасен, папа. Спасибо большое. Я правда… правда хорошо провожу здесь время, – заканчиваю я с печальным вздохом.
– Милая?
Он слышит сомнение даже в моем вздохе. В отличие от моей рассеянной матери, папа улавливает каждый нюанс в моем голосе, он всегда его чувствует.
– Мне просто… любопытно… – начинаю я и тут же задаюсь вопросом, действительно ли хочу поднять эту тему прямо сейчас. – Как именно я пришла к тому, чтобы… наслаждаться временем здесь?
Мой отец никогда не уклоняется ни от одной темы.
– Мне просто сделал звонок Марву и сказал какая ты хорошая и подающая большие надежды молодая леди, – сразу же признается он.
Марв?
– А кто такой Марв?
– Марв, дорогая! Декан театрального факультета. Ты еще не встречалась с ним? Он пообещал, что первым делом встретится с тобой и позаботиться обо всем.
У меня кружится голова.
– Сам декан? Профессор Марвин Твейт?
– Вот именно. Это проблема?
Наверное, я немного наивна, и не подумала о том, с кем общался папа. Ну конечно, это кто-то сверху.
– Я не знала, что вы знакомы.
– Мы вместе ходили в колледж, милая. Он сам многого добился, будучи главой факультета. Неплохо иметь друзей в высших кругах, не так ли?
– Папа, почему Келлен здесь?
– О, так он добрался? Я не знал, что он приедет на этой неделе. Все внимание сейчас на постановке Вайноны в Лондоне, так что я забываю какой сегодня день недели, пока Миа не кладет расписание передо мной.
Я не знаю, кто такая Миа – секретарша, подруга или одна из многочисленных стажеров моего отца.
– Он приехал, – холодно говорю я.
– По крайней мере, там у тебя будет хотя бы одно знакомое лицо, – говорит папа явно с добрым намерением.
Нет, я не рассказывала отцу историю о Келлене Райте. Будучи бескорыстным (читай: бесхребетным) человеком, которым была четыре года назад, я думала, что, рассказав отцу, что его двадцатидевятилетний золотой мальчик приставал к его восемнадцатилетней дочери, положила бы резкий и ужасный конец его карьере, которая толком еще не началась. Поэтому мой отец знает лишь то, что Келлен все еще тот ангел, которым там старательно притворяется. И, честно говоря, даже несмотря на одиннадцатилетнюю разницу в нашем возрасте, у Келлена молодое лицо, которое делает его более невинным, чем есть на самом деле.
– Папа, – говорю я, готовясь произнести следующие слова, – ты послал Келлена сюда… за мной?
Мой отец, кажется, находит это забавным, поскольку я слышу его смех.
– Оставь сватовство своей сестре. Я бы никогда не поступил так.
– Я не это имела в виду, – бормочу я.
– Я послал его в качестве одолжения Марву, – продолжает отец. – Знаешь, чтобы помочь университетскому театру. Падение продаж билетов, снижение интереса к программе, сама знаешь, как это бывает.
– Он… был частью сделки? – спрашиваю я, чувствуя, как учащается пульс.
– Какой сделки?
– Марв принимает меня в программу, а ты посылаешь ему взамен одного из своих приспешников-осветителей? Я… правильно расслышала?
– Милая, ты все переворачиваешь.
– Ты понимаешь, что этим поступком ты отобрал возможность у… у кого-то другого, кто мог бы спроектировать свет и действительно чему-то научиться?
– Это всего лишь одна постановка, милая, и это все действительно на благо всего факультета. Представь, что все билеты на спектакль проданы и Клангбург замечают, он получает больше денежных средств от благотворителей, которые могут…
– Значит, все дело в деньгах?
Мое сердце бешено колотится, я хочу устроить драку. Я в ярости, поскольку косвенно ответственна за то, что Клейтон потерял такую возможность.
– Реальная картина намного сложнее, чем ты думаешь, Деззи. Так будет лучше для всех. Для факультета. Для твоего будущего. Для твоих коллег. И тебе нравится твоя роль в «Нашем Городе», не так ли? Разве это не то, чего ты всегда хотела?
Я чувствую себя принцессой в каменной башне, которой отец подарил фарфоровую куклу. Это все имеет отношение ко мне? Все это? Я не получила место на курсе, сражаясь так же усердно, как Клейтон. Насколько понимаю, я даже не заслужила той роли, которую играю.
