Текст книги "Падение Иерусалима"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

– Ты что, и раньше на них работала?

– Конечно. Профессор при всем своем уме – человек зацикленный на одной идее: ислам против сионизма. А я смотрю на вещи шире: можно использовать и русских в нашей игре, вот как я решила. Они не такие уж дураки, эти русские, но не умнее же, чем дочка торговца из Тебриза. Два года назад я с ними заключила контракт.

– Но ты вывела нас на бомбу только, когда мы начали исполнять условия.

– Нет, раньше. Я же знала, что за мной следят. Надо было избавиться от этой слежки, для того я и уверила вас, будто я заодно с КГБ. Я точно знала, что Армагеддон состоится, что бы там ни случилось в Иерусалиме. – Она снова усмехнулась. – Ту бомбу я отдала ради вот этой, – она кивнула на свой прибор. – Ради полной уверенности. Мой сценарий лучше, правда? Потому что в нем есть символика. А Иерусалим – он все равно погибнет. Евреи покинут его навсегда.

– Падение Иерусалима – как в Библии… – Сказав это, он вдруг подумал: а зачем она со мной разговаривает? Мы оба тянем время. Не хотим умирать.

– Освобождение угнетенных…

– Это безумие! – крикнул Эссат, не в силах больше слушать. – И ты безумная. Ты не человек, все, что ты говоришь, – бесчеловечно!

И в этот миг снаружи послышался шум – кто-то шел к дому.

– Останови их, – приказала Расмия.

Но дверь уже распахнулась и на пороге появился израильский солдат. Выстрел был оглушителен в тесном помещении. Солдата откинуло назад, к двери, и он тяжко рухнул на пол: пуля вошла между глаз. Рука стрелявшей оказалась не по-женски твердой.

В тот же миг, рванувшись вперед, Эссат схватил эту руку. И, выкручивая тонкую кисть, с ужасающей отчетливостью увидел, как палец другой руки давит, давит на красную кнопку…

Револьвер упал, Расмия вся дергалась, он обхватил ее и бросил на пол, навалился сверху, весь напрягшись в ожидании взрыва, – вот сейчас, сейчас… Что он делает? Спасает ее, эту гадину, убийцу, прикрывая собой… Где-то на грани сознания прошло воспоминание: в Риме, давно, в убогой гостинице, за разделяющей их тонкой перегородкой… Он слышал тогда ее дыхание, он мечтал о ней… И Расмия вдруг перестала сопротивляться, замерла…

В комнате уже были какие-то люди, он опомнился, отпустил ее, рывком поднял с пола – и тут же Расмию схватили. На запястьях клацнули наручники.

– Где твой взрыв, а? – крикнул Эссат. – Твой Армагеддон? Отвечай же! У бомбы часовой механизм? Отвечай!

Она не отрывала от него глаз и вдруг расплакалась совсем беспомощно, слезы так и хлынули, губы отчаянно задергались, она с трудом вымолвила:

– Это конец. Кто-то предал…

– Обыщем все вокруг. Пойдешь с нами, покажешь место.

– Ступай, – Расмию толкнули к двери. Она вышла, не оглянувшись больше на Эссата, остановилась на пороге – солнце ослепительно сияло над городком, который носил некогда громкое имя Армагеддон, а сегодня зовется Мегиддо. И тут ударила автоматная очередь, пули зацокали по каменной кладке стены – еще мгновение Расмия стояла, будто дожидаясь, пока отгремят выстрелы, – и медленно опустилась на колени. Шедший рядом солдат попытался ее подхватить, но схватился за плечо – пуля рикошетом ударила и в него. Жизнь меркла на лице девушки, глаза под вскинутыми изумленно бровями, секунду назад влажные и блестящие, угасали… Эссат тупо смотрел, как она клонится к земле, падает и, наконец, легла, вытянувшись, будто собралась спать. Только тут он выхватил у солдата автомат и дал очередь в ту сторону, откуда прозвучали выстрелы. Пустой номер – часового из «Шатилы» уже и след простыл.

По холму к дому поднималась группа людей, среди них – Бен Тов.

– Сюда, – крикнул Эссат. – Окружайте холм – надо поймать его. Как же это вышло? – он был угнетен и растерян. – Тот, кто ее убил, наверно, подслушал наш разговор. Поверил, как и мы, будто она работает на КГБ. Всех она обманула, всех. И себя…

Вдвоем с Бен Товом они вошли в дом.

– Похоже, и вторую разрядили заранее, – сказал Эссат и принялся рассказывать о происшедшем в доме.

В том месте, где в незапамятные времена находились арабские конюшни, с помощью детекторов нашли вторую ядерную боеголовку. Она была спрятана в каменном гроте, рядом журчал светлый родник, бивший за тысячи лет до рождества Христова. Узкий металлический цилиндр, чуть присыпанный гравием, покоился там, куда некогда приводили на водопой боевых коней.

В 20:00 по радио объявили, что вторая бомба найдена и обезврежена. Террористы убиты, угроза миновала – так говорилось в сообщении. Правительство распорядилось прекратить подготовку к взрыву Стены плача – под ней стояли к тому времени толпы молящихся.

В министерство иностранных дел позвонили из Парижа:

– Поздравляю – только что услышал по радио. Это замечательно!

– Благодарю вас, господин министр.

– Так бомб было две?

– Выходит, так.

– Вы, безусловно, понимаете, что эта тема требует особой осторожности. Мы оказались в крайне сложной ситуации…

– Еще бы. Вы же уверяли, будто из арсенала исчезла всего одна боеголовка.

– Прежде чем позвонить вам, я проконсультировался с президентом. Он озабочен тем, что наши добрые отношения могут потерпеть ущерб, если в Израиле станут нагнетаться антифранцузские настроения. – Он помолчал. – В этом случае, если вы оповестите всех, будто обе боеголовки похищены из французского арсенала. – Снова неловкое молчание. Иерусалим не спешил Парижу на выручку. – Мы ни в коем случае не согласимся с этой версией. Тем не менее мы понимаем, с какими затруднениями столкнется ваше правительство, если встанет вопрос о происхождении бомб.

– Смею сказать, что и ваше положение в этом случае будет не легче, господин министр.

– Вот именно. Между прочим, наш президент в курсе того, что вы интересовались некоторыми самолетами заводов Дассо. Он считает, что сейчас как раз есть возможность вернуться к этой проблеме, он одобрительно относится к развитию торговых сделок в данной области.

– Приятно это слышать.

– Есть и другие формы экономического сотрудничества, по поводу которых мы готовы встретиться и поговорить в самое ближайшее время. Наметились интересные идеи…

– Мы можем это только приветствовать, – голос говорившего, однако, прозвучал так, будто в Иерусалиме не намерены приветствовать ничего, исходящего из Франции.

Ответ из Парижа прозвучал несколько фальшиво – очень уж деликатен был разговор, даже многоопытному дипломату не всегда под силу делать хорошую мину при столь плохой игре.

– Подобное сотрудничество может быть дурно истолковано общественным мнением, если появится официальное признание, будто обе боеголовки попали в Израиль из Франции.

– Возможно.

– Могу ли я в этот замечательный, поистине исторический день получить обещание, что ваше правительство не пойдет на столь чреватый последствиями шаг?

– Надлежит обсудить это с моими коллегами. Но обещаю, что никаких публичных заявлений без согласования с вами сделано не будет.

На этом разговор и завершился.

В тот же вечер военный фотограф отправился в Мегиддо и сделал множество снимков обнаруженной там боеголовки. Часть их попала в газеты и журналы, однако те негативы, что могли бы изобличить французское происхождение находки, были отправлены на хранение в сейф. «Кто его знает, – сказал министр иностранных дел, отдавая распоряжение на этот счет, – в политике никогда не знаешь, как дело обернется».

Глава 36

– Ты же меня уверял, будто в «Шатиле» высокие профессионалы, – отчитывал шеф французской военной разведки стоящего перед ним навытяжку майора Савари.

– Они и есть профессионалы.

– Непохоже!

– В такого рода делах большую роль играет удача. Им не повезло.

– Неубедительно. План был чересчур сложен. – шеф поморщился. – Терпеть не могу всяких выкрутасов. Простота – вот что требуется в таких делах. Чем проще, тем лучше.

Савари поборол в себе искушение напомнить, что в свое время план шефу понравился и был им одобрен. Неожиданно он сообразил, что с тех пор от него ни разу не потребовали отчета, как развиваются события. Выходит, шеф с самого начала хотел остаться чистеньким. А теперь, извольте радоваться, он в кусты.

– Риска же не было, взрыв произойти не мог.

– С твоих слов.

– На судне, которое переправило боеголовки в Израиль, плыли двое моих инженеров – они их обезопасили. Так что это был чистый шантаж – и ничего более.

– Опять-таки – с твоих слов.

– Но если бы шантаж удался, то Израиль пошел бы на серьезные политические и территориальные уступки, отыграть назад бы уже никогда не смог.

– Очень ты ловкий и умный. Вот только план твой провалился.

– Откуда мне было знать, что «Моссад» внедрил в группу своего агента.

– Кажется, у них и здесь есть друг-приятель.

– Есть. В ДСТ.

Шеф нахмурился.

– Твоя идиотская затея бросила тень на военную разведку. Придется как-то все это объяснить министру. – Савари молчал, уставившись в окно. – Кстати – кто выболтал всю историю прессе?

– Никто ничего не знал.

– Но был же какой-то посредник между тобой и «Шатилой»?

– Был, – Савари не изменился в лице. – Но с ним случилось несчастье. – Он понизил голос, будто оба они находились на вражеской территории, и сделал паузу, подыскивая наиболее выразительные и подходящие для данного момента слова. – Кажется, вчера в его квартиру на улице Спонтини проник вооруженный бандит и прикончил его выстрелом в голову. Полиция начала расследование. – Савари выждал еще минуту, прикидывая что-то в уме, потом все же рискнул добавить еще несколько слов. – Сдается мне, господин генерал, что вряд ли убийцу поймают.

Генерал Бадран, шеф генерального разведывательного управления в Дамаске, получил инструкции от своего министра и вызвал начальника одного из спецподразделений.

– Речь пойдет о профессоре Ханифе, – начал он. – Это человек известный. И очень опасный.

Сидевший напротив полковник возразил:

– Ханиф чрезвычайно предан делу арабов.

– Предан – это верно. Но ему не хватает благоразумия. Повторяю – он опасен.

– Это окончательное мнение?

– Да. И русские, и американцы оказывают давление… Вы поняли? – Генерал неопределенно указывал рукой куда-то вверх. – Я получил указания. Надо выполнить их аккуратно, в точности и без огласки. И относительно его ближайших сподвижников тоже – мало ли как они себя поведут в таких обстоятельствах? Ни к чему нам шум вокруг этого дела.

– Ясно, господин генерал.

– Что касается меня, – добавил генерал, – то я считаю профессора личностью выдающейся, настоящим реалистом – только реализм теперь не в моде. Уж эти политики… – Он развел руками как бы в знак собственного бессилия в данном случае и жестом отпустил полковника, напутствовав его на прощание: – Займитесь этим лично. И поскорее.

Поздравляя Бен Това с успехом и произнося подобающие любезные фразы, Мемуне смотрел в сторону – слова прямо-таки застревали у него в горле. «Будто вязкая жидкость вытекает из узкого сосуда», – подумал Бен Тов, его забавляла эта процедура. Однако, перейдя к изложению мнения министра обороны, Мемуне приободрился и заговорил с привычной уверенностью: – Министру доложили, что убитая в Мегиддо террористка и есть та самая Расмия Бурнави, которую мы не сумели перехватить в аэропорту. Так как же все-таки она проникла в страну?

– Не имею ни малейшего представления, – Бен Тов пожал плечами.

– Это она помогла найти бомбы? Каким образом?

– По телефону. Сначала был звонок насчет иерусалимской бомбы, потом насчет той, что в Мегиддо. Два звонка – ведь бомб, заметьте, было две.

– Репутация нашего ведомства может пострадать, если станет известно, что нам приходилось полагаться на столь сомнительный источник, – нахмурился Мемуне.

– Ну, если вы так считаете…

– Да, я именно так считаю. И требую, чтобы это обстоятельство оставалось в тайне.

– Какие проблемы? – усмехнулся Бен Тов. – Отвергнем с ходу любой слух, будто бы арабская террористка, к тому же агент КГБ, была без всяких помех пропущена через нашу столь тщательно охраняемую границу, – он снова усмехнулся прямо в лицо Мемуне. – Кто ж такому поверит? – И вышел.