Текст книги "Падение Иерусалима"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18

– Свиные ножки с фасолью – твое коронное блюдо, – польстил Баум жене. – Тут тебе просто равных нет.

– Так что ж ты не ешь? Вилкой поковырял – и все. Плохо себя чувствуешь?

– То-то и оно! – Баум отложил вилку и нож и отодвинул тарелку, взял было стакан с вином, но передумал и поставил на место. – Что-то у меня с печенью, странно, сам не пойму, что такое.

– Твои старые дела, вот это что! – расстроилась мадам Баум.

– Боюсь, ты права.

– Опять у тебя заботы и неприятности, да, Альфред?

– Что ж тут удивительного?

– Может, таблетку выпьешь?

– Таблетку… – Баум тяжело поднялся, вышел из-за стола и порылся в ящике тяжелого дубового комода. Отыскав там коробочку с таблетками, он вернулся за стол.

– Разве можно лекарство вином запивать?

– Пилюли эти да еще вода – это уж слишком! Тогда и беспокоиться не стоило! – Он вытряхнул на ладонь два маленьких белых шарика, проглотил и выпил все вино из стакана – чтобы запить их, хватило бы и глотка. – Все равно толку никакого!

– Ну, может, они как-то смягчают…

Мадам Баум убрала почти полную тарелку в холодильник:

– Полегчает – тогда доешь.

– Может быть. Пока что-то не похоже, чтобы скоро полегчало.

– Тяжелый день был? – осведомилась она, закрывая дверцу холодильника.

– Да уж не из приятных. Мы с Жоржем ходили в Елисейский дворец – а там публика эта…

После обеда Вавра вместе с Баумом действительно вызвали в президентский дворец. Вэллат, как бы дублер президента, ледяным тоном выразил от имени своего патрона неудовольствие по поводу расследования убийства высокопоставленных израильских чиновников.

– Ведь господин президент настаивал, чтобы в этом деле не было никаких задержек.

Сказано это было так, будто быстрота расследования целиком и полностью зависела от контрразведки.

– Мы же не расписание поездов составляем, – возразил Вавр с таким видом, будто он как раз расписание и составлял, и выдохнул при этом густое облако табачного дыма. – Те, кого мы ищем, вовсе не стремятся нам помочь. И господину Дюпарку они тоже вроде бы навстречу не идут.

Начальник созданной при президенте группы борьбы с терроризмом смущенно уставился на свои колени и, похоже, ничего утешительного там не обнаружил.

– Так мы получим ответ? – Вэллат обвел всех троих недобрым взглядом. – Мне все равно, кто из вас будет отчитываться, лишь бы я мог представить господину президенту конкретные данные. – Тут он сделал паузу, специально заставляя собеседников понервничать. – Господин президент весьма недоволен и, насколько могу судить, недовольство его растет с каждым часом.

У Вавра с Баумом был заготовлен сценарий предстоящего разговора. Согласно этому сценарию, Вавр напомнил негромко:

– Альфред…

Баум поерзал в кресле, откашлялся и устремил лучезарный взор на тощего, как вобла Вэллата.

– Полагаю, вы могли бы сообщить господину президенту, что по нашим сведениям группа «Шатила» не строит планов относительно дальнейшей террористической деятельности на территории Франции. Наши коллеги за рубежом эту точку зрения разделяют.

Вэллат повернулся к Дюпарку.

– Ничего не могу на это возразить, – сказал тот. Услышанное явно его приободрило.

– До меня дошел слух, будто бы лидеры этой группы сейчас во Франции, – при этих словах Вэллата Бауму пришлось приложить немалое усилие, чтобы удержать на своей физиономии улыбку.

– От кого это известно? – резкий тон – увы! – не соответствовал улыбке.

– От полиции.

– Ну можно ли считать подобный источник информации надежным, если принять во внимание неблаговидную роль, которую полиция сыграла в этом деле? – Баум старался, чтобы вопрос прозвучал как можно мягче.

– Я и не говорю, что это надежный источник. Я просто пытаюсь понять, что мне следует доложить господину президенту. Сказать, что контрразведка считает этот слух ложным?

– В стране бродит множество разных слухов. Если бы, скажем, действительно террористы приехали во Францию, бесполезно было бы обращаться к полиции – там не стали бы помогать нам выследить непрошенных гостей. А вот распускать слухи… Я утверждаю, что никаких доказательств пребывания лидеров группы «Шатила» во Франции в настоящее время нет.

По пути на улицу Соссэ, когда утомительный и бесплодный разговор был позади, Вавр спросил:

– Это правда – то, что ты ему сказал?

– Не хотелось бы вас смущать…

– Ладно уж, выдержу.

– Это неправда.

– Что, чистое вранье?

– Может, и не совсем. Вы заметили – я сказал, что нет доказательств. А что такое доказательство? Фантом! Так что, может, в моих словах и была доля правды.

– Если смотреть на дело философски, может, так оно и было. А на практике – сомневаюсь.

– Вот и я боюсь, – вздохнул Баум.

Так они и беседовали на ходу в этот жаркий летний день – два толстяка в просторной одежде.

– А ты все же нарушаешь наш договор, Альфред. Разве я когда-нибудь говорил, будто президенту республики можно преподносить всякую туфту?

Баум бросил на шефа проницательный взгляд исподлобья:

– У меня такое чувство, что господин президент нуждается в моральной поддержке, в том, чтобы обрести известную уверенность, а мы как раз в данный момент не в состоянии гарантировать ему эту уверенность, так что я просто решил слегка забежать вперед. Все равно ни Дюпарк, ни полиция – никто Ханифа не найдет, только я.

– Надеюсь, Альфред, – заключил беседу Жорж Вавр, вступая под безликие своды здания, где помещалось их ведомство, – но ты ведь понимаешь, что мое присутствие сделало меня и всю нашу службу как бы соучастниками дезинформации.

– Понимаю, – Баум пожал плечами. – Не надо было меня туда звать.

– Может, и не надо.

– Не буду я охотиться за Ханифом, – неожиданно сказал Баум, пока они стояли в ожидании лифта. – Пусть хоть это вас утешит.

– Ничего себе утешение! – ахнул шеф.

– Да ведь если я его найду, это послужит против нас. Значит, то ли я соврал, то ли вся наша служба плохо информирована. Не знаю, что уж хуже.

Вавр аж зарычал со злости. Лифт остановился на четвертом этаже, и Баум, выходя, не преминул подлить масла в огонь:

– Все ж придется искать, не жалея сил, никуда нам от этого не деться, – просиял бодрой улыбкой и исчез, а дверцы лифта сомкнулись, и древнее сооружение со скрипом повезло вконец расстроенного Вавра на пятый.

Очутившись в своем кабинете, Баум распустил узел галстука, утер лоб платком и попросил мадемуазель Пино разыскать Алламбо. Когда тот явился, он спросил, как дела с немцами.

– Ну и свинью ты мне подложил, Альфред!

– А то я не знаю.

– Продвигаются понемногу. Доложить?

– Не надо. А то я еще позавидую – все же какой-никакой у тебя прогресс. Уж ты лучше меня послушай – сейчас я тебе свои дела изложу в подробностях, душу облегчу.

– Я же не психотерапевт.

– А жаль. Диагноз я сам себе поставил: невроз с легким оттенком паранойи. Но все равно, послушай.

Он посвятил Алламбо в детали розыска и даже рассказал об опасениях Бен Това насчет того, что Ханиф во Франции охотится за ядерным оружием. На Алламбо это не произвело никакого впечатления.

– По-моему, на атомной бомбе все разведки мира помешались, – отозвался он. – Не лезь ты, Альфред, в эту заварушку – у них там в Израиле настоящий дурдом.

– Нет, это все серьезно. Потерпи еще и послушай, что я собираюсь предпринять. Только сначала вот что скажи: могут наши люди организовать слежку за майором Савари из армейской разведки? Мне надо знать твое мнение.

– Думаю, нет.

– Почему?

– Ну для начала – невозможно как следует контролировать само здание чертовой этой конторы. Там два корпуса по обе стороны бульвара Мортье, как раз напротив друг друга. Откуда прикажешь вести наблюдение за главным входом? У них есть еще вход с авеню Гамбетта, но здание напротив тоже принадлежит им, там всегда полно их машин. Третий вход с улицы Фаржо, такая же история. Мы же пытались в 83-м – ничего не вышло, только время зря потратили.

– Я думал, может, хоть какие уроки извлекли…

Алламбо покачал головой:

– Единственная наука – больше к ним не соваться.

– А если за его домом следить?

– А что толку? Сыщик караулит, до работы его провожает, а он по рабочему телефону назначает свидание и был таков. Дверей-то сколько!

– А если все же попытаться? – в голосе Баума не было убеждения.

– Десяток людей отвлечем, несколько машин – ей-Богу, не стоит овчинка выделки.

– Может, телефон его прослушивать?

– Вряд ли такой тертый калач позволит себе болтать по телефону лишнее.

– Ты прав.

– И корреспонденция у него наверняка самая безобидная…

– Да уж, не беспокойся.

Они помолчали, глядя друг на друга – им нередко случалось так сидеть, когда дело заходило в тупик: иностранный агент, к примеру, оказывался больно уж изворотливым или соотечественники из смежного ведомства причиняли слишком много хлопот.

– Идея есть, но на самый крайний случай, – заговорил, наконец, Баум. Алламбо ждал. – Есть такая женщина, у нас с ней как бы договоренность. Пару раз она нам помогла. – Он поднял голову и с улыбкой глянул на Алламбо. – Подонок этот Савари, – интересно, какие у него – как бы это сказать – вкусы, пристрастия, как их там? Ну, на что его тянет? В досье только так сказано, вообще…

Он полез в стол, вытащил серую папку, полистал и, найдя нужное место, прочитал вслух: «Женился в 1964 году на Луизе Аллар. Детей нет. Время от времени один или с неустановленными женщинами посещает дорогие (не по своим доходам) рестораны; однажды замечен в клубе голубых на Монпарнасе. Подобная информация позволяет сделать вывод, что у данного субъекта имеются дополнительные источники дохода, помимо жалованья. В Тунисе имел репутацию состоятельного бабника. Замешан в скандале, разразившемся в одном из ночных клубов: при загадочных обстоятельствах погибла молодая женщина. Следствие пришло к выводу, что ее многократно изнасиловали и подвергли истязаниям. По делу арестовали нескольких военных, в том числе Савари, однако следствие было остановлено, все освобождены. Материалы дела получить не удалось».

Баум и Алламбо обменялись взглядами.

– Вот так, не удалось – и все, – сказал Баум, пряча папку в ящик стола.

– Придется поговорить с Жалю. Очень не хотелось бы вовлекать посторонних, но если уж кто-то носится с безумной идеей украсть атомную бомбу или ее компоненты, так это по его части.

На инспектора Жалю, возглавлявшего отдел под номером Д7, возлагалась ответственность за безопасность всех французских предприятий, так или иначе связанных с использованием атомной энергии. Эту ответственность он разделял с правлением комитета по атомной энергии.

– Правильно. Если не предупредить Жалю, а потом что-нибудь случится, тебя просто живьем съедят.

– Вот и я о том.

Но он не послал за инспектором Жалю. «Может, я и правда сдвинулся малость насчет этой атомной бомбы, вернее, не я, а Бен Тов? Хотя, с другой стороны, кто я такой, чтобы посмеиваться над страхами моего досточтимого израильского коллеги? Ему виднее». Эти доводы он привел себе сам по пути домой, в Версаль, но сейчас сомнения снова настигли его и отыгрались на печени. Как всякий француз, он считал, что Бог наказывает человека за излишества – для этих целей печень и существует. Бауму, правда, приходилось читать статьи, где высказывались иные точки зрения, но они его не убеждали. «Знали бы эти писаки мою печень, так не стали бы молоть всякую чепуху», – говорил он в таких случаях жене, хотя она-то склонна была, в отличие от него, приписывать все неприятности несварению желудка.

Остаток вечера он провел в кресле, рассеянно прислушиваясь к позвякиванью спиц, – мадам Баум только что закончила вязать зеленый пуловер, убрала его в шкаф в ожидании предстоящей зимы и теперь приступила к вязанию теплых носков для бедных. Кошки спали у его ног, раскинувшись в самых непринужденных позах. Время от времени Баум протягивал руку за блокнотом, лежавшим на соседнем столике, и записывал несколько слов. Потом снова брал блокнот и эти слова зачеркивал. Он включил было программу новостей, но сразу выключил: на экране мелькнула физиономия президента, который заверял какого-то африканского монарха, будто бы Франция только и мечтает установить тесные дружеские связи с его находящимся при последнем издыхании владением.

Ложась спать, он отметил про себя, что печень вроде бы успокоилась – может, таблетки все же помогают, кто их знает? И еще – надо завтра первым делом пригласить Жалю. И так-то печень не в порядке, а если они меня живьем съедят, – что с ней будет? – подумал он, засыпая.

Все же, до встречи с инспектором Жалю он совершил весь необходимый ритуал, предшествовавший беседе с Бен Товом.

– Не хотелось бы тебя огорчать, но у нас полный провал.

– Я сам крупный специалист по полным провалам. Ни у кого их столько не бывает, сколько у меня.

Подобное великодушие со стороны Бен Това ничего хорошего не предвещало.

– Мало того, что мы не нашли ни твоего приятеля, ни его спутницу, так еще стало известно, что он побывал-таки в том посольстве, о котором ты говорил. И ускользнул – мы его потеряли.

Долгую паузу, которая наступила вслед за этим сообщением, Бен Тов, видимо, использовал для того, чтобы справиться со своими нервами:

– Я-то считал себя ведущим специалистом по провалам, – отозвался он, наконец. – Но куда мне до вас! Низко кланяюсь.

Теперь настал черед Баума – он тоже с трудом взял себя в руки.

– Мы продолжаем поиски, – он старался говорить хладнокровно. – Я подключил лучших работников.

– Господь бы иного и не допустил.

– Послушай, попробуй рассуждать здраво. Ведь и для нашей конторы это большая неприятность.

– Да как сказать. Мы тут лицом к лицу с несчастьем поистине чудовищных масштабов, способным изменить ход нашей истории. А вам в Париже самое большее, что грозит, – это неприятности по службе. Такие радости у меня каждую неделю. Постарайся меня понять.

– Стараюсь.

– Я тут еще беспокоюсь за своего агента – человек, посланный к нему, не вернулся, опасаюсь самого худшего. Еще раз прости, если я был излишне резок. Сколько бед может выдержать один человек, а?

Разговор закончился, Баум оплатил счет, вышел из бистро и, расстроенный, направился прямиком к себе: предстояла еще беседа с инспектором Жалю.

Для описания Рене Жалю больше всего подошло бы выражение «человек неопределенного вида». Он перешел в контрразведку из министерства обороны лет десять тому назад и пользовался у коллег репутацией работника туповатого, бесцветного, зато идеально соответствующего должности, – она и не требовала ума. Он регулярно исчезал из конторы – инспектировал предприятия, а по возвращении строчил скучнейшие, изобилующие ненужными подробностями отчеты. «Идеальный тип для работы там, где никогда ничего не случается», – отозвался как-то о нем Баум в беседе с Вавром.

– А вдруг в один прекрасный день что-то случится? – промямлил тогда Вавр в своей обычной кислой манере. – Что он сделает?

– Напишет очередной безупречный отчет!

Жалю уселся напротив Баума, поместив на коленях блокнот, и приготовился записывать указания начальства. «Что за серая личность! – пробежало в мыслях у Баума. – Какую жизнь он ведет за стенами конторы, улыбается хоть когда-нибудь? Может рассказать что-нибудь забавное? Интересно, занимается он любовью?»

– То, что я сейчас скажу, – произнес он вслух, – является весьма секретным и не подлежит обсуждению даже с сотрудниками.

Жалю понимающе кивнул.

– Поэтому отложите ручку и блокнот. Записывать тут нечего, – сообщение будет кратким и простым.

Минут десять он объяснял собеседнику: хотя случай достаточно серьезен, чтобы объявить сигнал тревоги на всех предприятиях, делать этого пока не стоит. Тем не менее принять меры предосторожности необходимо. Есть основания полагать, что некто попытается заполучить либо плутоний, либо даже боеголовку – точно пока неизвестно. Фактически, ничего пока не известно, кроме того, что такая попытка возможна. К сожалению, он не в силах сообщить ничего определенного, но пока придется принять к сведению то, что сказано. Есть вопросы?

Жалю ответил, что есть. И действительно задал несколько вопросов, на которые Баум отвечать был не готов, за исключением, пожалуй, одного: что ему, Рене Жалю, надлежит в данном случае делать?

– Во-первых, составьте для меня список мест, где злоумышленники могли украсть бомбу или ее компоненты.

– Понятно, – Жалю явно боролся с желанием записывать.

– Во-вторых, немедленно свяжитесь с начальниками охраны этих предприятий, предупредите их. Скажите, будто итальянская террористическая группа что-то замышляет. Нас, мол, тут предостерегли, и хоть мы этому доносу не слишком доверяем, осторожность не помешает.

– Относится это к военным частям, располагающим стратегическими материалами?

– Относится.

– Поставить в известность комитет по атомной энергии?

– Не надо. А то информация попадет в газеты.

– Все понятно. Список я подготовлю сегодня же.

– И дайте его мне как можно скорее.

После его ухода Баум позвонил приятелю, который работал на улице Божон в здании без вывески – там, где находится главный компьютер полиции.

– Жак, это Альфред. Извините, что беспокою…

– Ничего, дружище.

– Помнишь, ты позавчера по моей просьбе проверил некоего Таверне?

– …и не нашел такого. Помню.

– Мне знаешь что в голову пришло – может, в компьютере эта фамилия чуть изменена, Таберне, например, или как-нибудь эдак. Стоит проверить, как ты считаешь?

– Думаю, не стоит, Альфред. Когда мы ищем какое-то имя, то программа дает все варианты написания. Если Дюпона записали по ошибке Дюмоном, на дисплее он все равно появится, никуда не денется.

– Эти ваши научные чудеса всю радость жизни истребили, – посетовал Баум. – Раньше поработаешь мозгами, вдохновение накатит – раз, и решил загадку. Теперь уж так не бывает. Все равно спасибо.

– Не за что. Обращайся в любое время.

Когда мадемуазель Пино принесла кофе, Баум сидел, опустив голову на руки, а на листочке бумаги перед ним лежали две таблетки.

– Могу я помочь? – сочувственно предложила секретарша.

– Спасибо, ничего не надо. Только стаканчик воды, пожалуйста.

В тот же день произошли еще кое-какие события.

– Поймите, – Баум старался говорить убедительно. – Вовсе я не хочу доводить дело до того, чтобы причинить вам ущерб.

Женщина, сидевшая напротив него за столиком невзрачного кафе на улице Тампль, только кивнула в ответ, но ничего не сказала.

– Известно, что этот человек имеет некоторые садистские наклонности – об этом говорит его поведение в Тунисе. Уж конечно здесь, в Париже, он не изменился, но в нынешней должности ему приходится быть осторожным – не дай Бог какой-нибудь скандал. Но он не устоит перед искушением, если вдруг подвернется партнерша, которая даст понять, что садомазохизм – ну, хоть малая толика, ее не испугает…

Голос его совсем упал – от того, что ему приходится говорить о подобных вещах, от неловкости всего разговора.

– Понимаю, – произнесла женщина. – Только садомазохизм не по моей части.

– Я же и не предлагаю, – совсем смешался Баум, он уставился в свой стакан, пиво было наполовину выпито, он старался подобрать слова помягче. – Речь идет о том, чтобы возбудить у него… ну, кое-какие надежды, что ли. И все.

– Вам, господин Баум, пора бы знать, – был ответ, – что мужчина расценивает подобные намеки как обещание и разрешение. Тут уж бесполезно, смешно даже протестовать – всякое сопротивление он сочтет частью игры, его только подхлестнет.

– Конечно, – согласился Баум с несчастным видом. – Но все-таки вынужден повторить свою просьбу. Мы примем меры предосторожности. С вами будет поддерживать постоянную связь один из моих сотрудников и я сам, конечно. Я верю, что вы сумеете все устроить. Вспомните тот случай с Кодреню – задание было исполнено просто блестяще.

Рядом со своей собеседницей он выглядел добрым папашей, однако устремленный на него прямой, холодный взгляд синих глаз выражал отнюдь не родственные чувства.

– Вы безжалостный человек, господин Баум, хоть и кажетесь таким славным. Ответьте мне на два вопроса. Если я выполню это ваше поручение – какое будет вознаграждение? И что произойдет, если откажусь?

– В случае успеха вам заплатят десять тысяч франков.

– Ну а если ничего у меня не выйдет, несмотря на все мои уловки?

– Все равно получите некоторую сумму. Скажем, пять тысяч. Я вам доверяю, знаю, что вы приложите все силы…

– Вы еще не ответили, что произойдет в случае отказа.

– Надя, дорогая, – тут и Баум заговорил жестко. – Я ведь на государственной службе, и все, что я делаю, служит интересам моей страны. Я не волен поступать так, как, может быть, и хотел бы. Поверьте, мне в самом деле неприятно, но вынужден вас предупредить, что если откажетесь от этого поручения, то не оставите нам выбора: придется вернуть ваше дело полиции. Если вас вышлют за пределы Франции – это будет еще мягкое наказание.

– А как мне жить дальше – в любом случае?

– Это задание – последнее, – пообещал Баум.

– Я должна верить вам?

– Вот что скажу, дорогая, – не как представитель своей службы, а просто как человек. Я свое обещание выполню, и, по правде сказать, у меня камень с души свалится.

– Еще бы, – недобро усмехнулась Надя. Она была поразительно красива – иссиня-черные волосы собраны в узел низко на затылке, светлые, широко расставленные глаза, высокие скулы, выразительный рот – такая женщина дорогого стоит…

– Ладно, – решилась она, наконец. – Расскажите все, что мне следует знать.

– Дело срочное, время не терпит, – Баум приступил к изложению своего плана.

Перед самым концом работы к нему заскочил Алламбо:

– У тебя есть минута? Посмотри фотографии Беляева, есть кое-что интересное.

Они спустились в фотолабораторию – там вдоль стен разместилось новое электронное оборудование: большой экран, пульт с кнопками, все это подсоединено к компьютеру. Вокруг собрались сотрудники лаборатории. На экране возникло цветное фото: мужчина под деревьями, рядом девушка. На заднем плане – шоссе, видны машины. Снято с большого расстояния, к тому же камера дрогнула: изображение размыто.

– Плохо видно, – поморщился Баум.

– Можем выделить детали, – техник нажал какую-то кнопку, цветовые пятна на экране задвигались, из хаоса выплыл мужской профиль.

– Это Беляев? Ухо явно видно, – одобрил Баум.

– Максимум, чего мы добились, – посетовал техник. – Другие детали оказались в тени. Попробуем следующий снимок.

Изображение исчезло, его заменило другое. Линии смещались, тени прояснялись – наконец, крупно проступили два лица: мужское и женское.

– Для идентификации недостаточно, – заметил Баум. – Но общее впечатление складывается. Отпечатки можно получить?

– Без проблем.

Девушка, ростом выше Беляева, смотрела прямо в камеру, но большие солнечные очки не позволяли разглядеть ее лицо. На ней блузка, юбка, через плечо сумка – не то беж, не то розовая, с широкой темной полосой наискосок.

– Пусть кто-нибудь сходит в архив, принесет фото Бурнави.

Баум долго сличал изображения – то, что на экране, и то, что было на нерезком снимке, который израильскому разведчику удалось сделать в Афинах на улице.

– Лоб высокий, нос прямой, шея довольно длинная. Похожа, как ты находишь? Она?

– Не исключено, – Алламбо был осторожен.

– Нужен снимок в профиль, с ухом…

– Не понял, – удивился техник.

– С ухом, я говорю. Нам бы в ваших фототеках побольше ушей – их под очками не спрячешь.

У себя в кабинете он прикидывал новые сведения так и эдак.

– Возможно, это и она, – размышлял он вслух перед верным Алламбо. – Ну, допустим, мы угадали, что из этого следует? Вывод проще некуда – КГБ устанавливает связи с арабскими террористами. «Шатила» – приспешник Сирии, Сирия – приспешник Советов. Банально. Естественно, Советы приглядывают за этими сирийскими выкормышами, да и за самими сирийцами тоже. Теперь дальше: из досье видно, что она армянка. Тебе интересно знать, почему это она стреляет в дипломатов не во имя Армении, а во имя Палестины? Я тебе отвечу: потому что ей так велели. – Баум передохнул, поднял брови, протянул Алламбо папку:

– В архив!

– Русские же не сумасшедшие, чтобы поддерживать и подкармливать группу, которая собирается пустить в ход ядерное оружие!

– А кто говорит о поддержке? Приглядывают за ними – и все.

– С другой стороны, – согласился Алламбо, – русские и чехи вооружают сирийцев и палестинцев. И, стало быть, поддерживают дело палестинцев, за которое борется «Шатила».

– Поддерживают – но это еще не значит, что они готовы оказывать помощь всегда и во всем. – Баум покачал головой. – Откуда мне знать, чего на самом деле хочет КГБ? Если вся эта история с бомбой не просто психопатический бред, а действительно ход в большой игре, – в дьявольских шахматах, – то, боюсь, дождемся мы большой беды.

Он тяжело поднялся:

– Пойду позвоню.

Следующие полчаса он провел в душной телефонной будке, излагая Бен Тову эту свою теорию. Когда позже принесли отпечатки из фотографии, он положил часть из них в конверт и отправил, как попросил Бен Тов, в израильское посольство.

Процедура передачи денег отняла несколько дней. Сначала требование из некоей торговой компании, имеющей отделения в Шариа Магариф и Триполи, поступило в Национальный коммерческий банк Ливии, оттуда по телексу его передали в Объединенный швейцарский банк в Женеве. Согласно требованию, последовал перевод двух с половиной миллионов американских долларов с анонимного счета на столь же анонимный счет в не менее солидном банке, который находился в Цюрихе. Пока все шло своим чередом, Ханиф снова повидался с Таверне в ресторане на улице Бальзак. Они условились о дальнейших контактах.

– Завтра я уезжаю из Парижа, – сообщил профессор. – Но вернусь, как только мое присутствие понадобится.

Это была ложь: собираясь покинуть Францию в тот самый вечер, он и Расмия взяли билеты на два разных рейса из аэропорта Шарль де Голль.

– Я уже навел справки, – сообщил Таверне. – При известной удаче можно будет получить оружие в течение следующего месяца, как я и рассчитывал. Но если риск окажется велик, то подождем другого случая – ручаюсь, что долго ждать не придется.

– Когда вы получите оружие, сколько времени понадобится на доставку?

– Судно должно иметь достаточный груз. Сейчас оно в море, на днях прибудет в Марсель. Там не задержится, в Хайфе его уже ждут встречные грузы.

– Что оно собой представляет, это судно?

– «Круа Вальмер»? Порт приписки – Марсель. Водоизмещение четыре тысячи тонн. Перевозит и контейнеры, и смешанные грузы. Имени владельца вам знать не нужно, так же как имен постоянных клиентов.

Из ресторана они ушли порознь, и в тот вечер Ханиф и Расмия беспрепятственно покинули Францию. Это произошло на следующий день после того как Альфред Баум имел беседу с инспектором Жалю. А Таверне, закончив обед, повидался в тот день еще с майором Савари и своим братом.

– Как ты считаешь, – эти люди способны пустить оружие в ход? – спросил майор Савари.

– Не знаю. Похоже, способны. Во всяком случае, они намереваются использовать его для шантажа, и цели у них не пустячные – такие деньги просто так не выкладывают.

Они прогуливались по одной из тенистых тропинок Булонского леса. Савари приехал на такси, которое остановил неподалеку от своей службы, и отпустил, не доехав километр до места назначенной встречи, – он всегда был осторожен.

– И ты действительно все это устроишь?

– Спрашиваешь! Да это же счастливый случай, я был уверен, что в один прекрасный день что-нибудь этакое подвернется. Мы с братом об этом мечтали. Уж, конечно, я этот шанс не упущу.

– Отправлять будешь из Марселя? А команда надежная?

– Вполне.

– Я бы подсоединил парочку моих людей.

– Давай, конечно.

Они еще побродили по лесу, обсуждая на ходу подробности предстоящего дела, в том числе денежные, и, наконец, расстались. Савари через весь город отправился снова на службу, а Таверне, чье настоящее имя было Александр Жалю, добрался до своей квартиры на улице Спонтини и стал ждать брата: тот звонил и обещал зайти.

В войсковые соединения, имеющие в своем арсенале ядерное оружие, боеголовки поступают из четырех депо. Регулярно, в среднем раз в месяц, оттуда направляются специальные конвои – они транспортируют новую или переоснащенную боеголовку в ту или иную часть, а обратно привозят оружие, подлежащее замене. Конвои эти передвигаются, как правило, по ночам, их сопровождают специально обученные пехотные батальоны. Обо всех заменах и передвижениях такого рода обязательно докладывают в комитет по атомной энергии и в отдел Д7 контрразведки.

– Что-нибудь случилось? – спросил Александр, как только брат появился на пороге. – Ты ведь обычно сюда не приходишь и правильно делаешь – зачем рисковать?

– Меня вчера вызвал заместитель начальника – какой-то слух уже пополз, велено усилить контроль.

– Что им известно?

– По-моему, немного. Я должен передать всем работникам охраны, будто бы нашим оружием интересуются итальянские террористы. И поэтому следует быть начеку, хотя тревогу объявлять пока рано. От меня потребовали перечень частей, где есть ядерное оружие.

– И ты составил такой перечень?

– Составил – но Мейрарг в него не включил.

– Слава Богу!

Они пили пиво в гостиной. Мебель в комнате была дорогая, но безвкусная, стены украшали охотничьи трофеи да сувениры разных мужских клубов – Александр Жалю был холост.

– Как ты сейчас оцениваешь наши возможности? – спросил он.

– Не вижу причин останавливать сделку…

– Ведь ты рискуешь…

– Без этого нельзя. На худой конец, если уж станет действительно жарко, успею скрыться. Имея в банке миллион, можно до конца своих дней жить себе потихоньку где-нибудь у моря…

– Если не просадишь этот миллион в карты, – сухо заметил Александр.

– С этим покончено.

– В прошлый раз, когда ты засыпался в своем синдикате и мне пришлось тебя выручать, ты говорил точно так же.

– Нет, теперь начну новую жизнь. Если у человека есть деньги, он может платить по счетам, не прибегая к игре.

– Карточные долги – вот какие у тебя были счета!

– Ты что, воспитывать меня собрался?

– Ладно, хватит об этом. Как собираешься действовать дальше?

– Завтра еду на юг: Нарбонн, Мариньян, Обань, Тулон и Мейрарг. Во время поездки обо всем договорюсь.

– А я как узнаю, что у тебя там получилось?

– Узнаешь на той неделе, я скоро вернусь.

– Сколько придется заплатить, как ты думаешь?

– Триста тысяч франков – самое малое. А то и полмиллиона.

– Ты уверен, что Мейрарг – самое удобное место?

– Абсолютно уверен. Зачем ты спрашиваешь – все равно проверить меня не сможешь, надо нам друг другу доверять…

– Это правда, выбора у меня нет.

Рене Жалю допил свое пиво, аккуратно вытер губы. Подавляя привычную неприязнь к брату, он заставил себя улыбнуться ему на прощанье, вышел, тщательно прикрыв за собой дверь, и осторожно огляделся на улице, прежде чем направиться на авеню Виктор Гюго, к метро. В присутствии Александра он всегда чувствовал какую-то несвободу – может быть, потому, что никак не мог примириться с мыслью, что кому-то, пусть даже родному брату, известно о нем, Рене Жалю, нечто такое, чего знать не следует.