Текст книги "Падение Иерусалима"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 34

На следующее утро в кабинете министров разразился новый скандал – теперь уже по поводу второй бомбы.

– Пусть жители Иерусалима не спешат возвращаться в покинутый город, – заявил премьер-министр. – Со стороны террористов было бы логично спрятать бомбу именно там.

Мемуне и министр обороны еще до заседания держали между собой совет и пришли к обоюдному решению, что второй бомбы не существует.

– На побережье ужас что творится, – сообщил министр обороны. – ни одна из медицинских служб не действует, даже армейская ничего поделать не может. В такой толчее возможны любые эпидемии. Есть слухи о беспорядках в Тель-Авиве: начались грабежи, а заодно выступления против правительства.

– И на этом основании мы должны скомандовать людям чтобы они шли по домам?

– Риск невелик. Не верю я в эту вторую бомбу!

– Но если она все же есть и находится, боюсь, в самом Иерусалиме, мы заманим туда жителей, а тут как раз взрыв – какие тогда будут выступления против правительства, можешь себе представить?

– Эксперты «Моссада» считают, что этого не произойдет. Я разделяю точку зрения экспертов.

Двое других участников заседания одобрительно закивали.

– Неправильные оценки экспертов не раз приводили к беде. Вот, кстати, человек, который рекомендовал Мемуне на должность шефа разведки, взвалил на себя чрезмерную ответственность.

– Мы отклоняемся. Мое мнение – беженцам из Иерусалима надлежит немедленно вернуться домой…

– То есть, жизнь городского населения поставлена на карту и зависит от того, кто врет: французы, утверждающие, будто у них украли всего одну боеголовку, или террористы, которые хвастают, что в их распоряжении целых две. – На этих словах премьер совершенно потерял самообладание, терпение его явно закончилось, и он выкрикнул в ярости: – Ты не просто дурак, Эли, ты дурак безответственный!

Поднявшийся всеобщий гвалт, в котором спорящие не слышали друг друга, закончился победой премьер-министра. Решили все же передать по радио, что опасность существует, что, возможно, в Иерусалиме находится и вторая бомба и потому населению города лучше повременить с возвращением, подождать, пока саперы обнаружат ее, как обнаружили первую.

Правительство обратило внимание населения на то, что беженцам, устремившимся к границе с Иорданией, разрешается пересечь реку Иордан по мостам возле селений Абдулла и Дамия – за это следовало поблагодарить англичан, пустивших в ход свои связи с королем Иордании. Что касается американского флота, он по-прежнему держался поодаль от берегов и пока воздерживался принимать на борт американских граждан – это все еще представлялось небезопасным и для них самих, и для кораблей.

В здании ООН в Нью-Йорке поздно вечером собрался Совет Безопасности, который принял резолюцию, осуждающую всякий терроризм вообще и действия «Шатилы» в частности и призывающую все страны региона оказывать помощь Израилю, над которым нависла смертельная угроза.

– Весьма ценный документ, – кисло отозвался израильский премьер-министр, когда ему об этом доложили.

В полдень поступило сообщение от «Шатилы»:

«Атомная бомба, находящаяся на территории Израиля, будет взорвана сегодня в 19:00 без помощи часовых механизмов: возле детонаторов находятся наши добровольцы, готовые принять смерть во имя свободы своего народа – да будет вечной их жизнь на небесах. Мы не выйдем на связь, пока не будут исполнены наши требования. Сионисты пусть знают, что, увиливая и откладывая все на последнюю минуту, они поступают неразумно и даже преступно: ведь распоряжение командования „Шатилы“ может и не дойти своевременно до непосредственных исполнителей акции».

Все это было передано по радио Афин.

В 13:20 Эссату позвонил вчерашний незнакомец:

– Узнаете меня? Возникла непредусмотренная проблема, – голос звучал спокойно, даже вяло.

– Какая проблема? Где Расмия? Что с ней?

– Связь прервана. Она должна была позвонить мне еще несколько часов назад.

– Что ей помешало, как вы считаете?

– Ее, видимо, держат под наблюдением, охраняют.

– И вам неизвестно местонахождение второй бомбы?

– Вот именно, я очень беспокоюсь. Ситуация крайне опасная, – в голосе говорившего по-прежнему не прозвучало никаких эмоций.

– Понимаю, – Эссад едва перевел дыхание. – Позвоните, если узнаете хоть что-нибудь. Если меня не будет, спросите Бен Това или передайте все, что хотите сказать, дежурному на коммутаторе.

– Хорошо, – трубку на том конце линии положили.

– Где у нас Библия?

Баум неожиданно вскинул голову, оторвав глаза от текста первого ультиматума «Шатилы». Он принес его домой и без конца читал и перечитывал, пытаясь извлечь хоть что-нибудь сверх написанного. В самом конце – ссылка на историю. Почему это, раздумывал он, автор холодного и размеренного текста к концу неожиданно совершил короткую вылазку в совершенно иную область – заговорил поэтическим языком Библии?

Конечно, профессор Ханиф человек ученый, Библию знает досконально, история Палестины, можно сказать, его стихия. Однако зачем демонстрировать свою ученость, когда угрожаешь атомным нападением? Крайне неуместно. Может быть, напоминая израильтянам их собственную историю и ссылаясь на старинные легенды, он рассчитывал заставить их действовать по его предначертанию? На какой же исторический эпизод он тут намекает? «…битва в оный великий день Бога Вседержителя…». Слова знакомые, Баум был абсолютно уверен, что они взяты из Библии. Уж он-то попотел над этой книгой, уча наизусть целые куски, когда целых два года готовился по желанию отца к духовной карьере. Припомнить бы, откуда это.

– Сейчас найду, – сказала жена. Открыв застекленный книжный шкаф, она поискала глазами – у книг был такой вид, будто их тщательно берегут, но никогда не читают – и достала с верхней полки фолиант.

– Давненько ты ее не открывал, – заметила она, протягивая Библию мужу.

– Знаю, знаю. Авось мне это простится – Богу известно, как я занят.

Он раскрыл книгу, не ведая, в какой части искать, ожидая какого-нибудь намека, подсказки. Жена между тем снова взялась за вязанье, поглядывая время от времени, как муж, бормоча что-то и покачивая головой, задумчиво листает страницы.

– Может, я помогу – меня ведь тоже воспитывали в набожности.

– Попробуй вспомнить, откуда такие слова: «Битва в оный великий день Бога Вседержителя, когда низверзнется с небес на людей гнев Божий». Где это может быть, как ты думаешь?

– «Апокалипсис», – произнесла мадам Баум, не отрывая глаз от мелькающих спиц. – Я помню, что там предсказаны всякие ужасы. Мне в детстве даже казалось, будто Бог слишком суров к людям.

Баум отыскал в книге «Апокалипсис» и несколько минут молча читал, потом радостно воскликнул:

– Да вот же! Шестнадцатая глава! – он с трудом разбирал мелкий шрифт, голос его дрожал от возбуждения:

– «Это – бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли всей Вселенной, чтобы собрать их на битву в оный великий день Бога Вседержителя…» – Он поднял глаза от страницы. – Те самые слова! – и стал читать дальше: «Се, иду как тать: блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его. И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон… И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор как люди на земле. Такое землетрясение! Так велико!.. И всякий остров убежал, и гор не стало. И град, величиною с талант, пал с неба на людей…».

Баум резко захлопнул книгу:

– Знает он библейский текст, этот маньяк! Увидел иронию и историческую логику в зловещих пророчествах. Армагеддон! Чем не атомный взрыв?

– Прости, Альфред, я тебя не совсем понимаю.

– Правильно, милая, ты и не должна понимать. Твоя помощь оказалась просто неоценимой, поверь мне. Я знаю теперь, что делать.

Он выкарабкался из глубокого кресла, прошагал через всю комнату к жене и, склонившись, запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Рассмеявшись, она шутливо оттолкнула его.

– Надо же, какая я умная, а я и не знала.

– Никогда не сомневался в твоем уме. А теперь, извини, мне придется уйти. Скоро вернусь.

В тесной телефонной будке он нетерпеливо ждал, пока его соединят с Тель-Авивом. Было уже около двух.

– Слушаю, – голос Бен Това показался усталым.

– Что нового?

– Плохо все. Девчонка больше на связь не выходит – видно, не может. – Он подробно рассказал о повторном звонке незнакомца.

– Я, кажется, догадался, куда они спрятали вторую бомбу. Слушай внимательно, только не перебивай, – Баум привел свои резоны, прочитал текст из «Апокалипсиса». Бен Тов отозвался без видимого интереса:

– Ну и что тут такого? Про Армагеддон все знают.

– Надеюсь, вы там у себя в Израиле знаете, что древнее еврейское название Армагеддон – это нынешнее Мегиддо. – Баум сделал выразительную паузу. – Конечно, в такое время не стоило бы гонять ребят по ненадежному следу, но попробуйте поискать в Мегиддо и в Иезреельской долине – так мне интуиция подсказывает. Может, от нее больше пользы будет, чем от всего остального. А то нам с тобой в этом деле как-то не везло.

– Психология, – оживился, наконец, Бен Тов. – А что, может быть… Человек высокого интеллекта и к тому же самонадеянный, как этот Ханиф, не устоял перед искушением блеснуть своими познаниями. Решил ткнуть нас, неучей, носом в нашу же собственную культуру – это ему еще дополнительная радость, правда ведь, дорогой мой Баум? – Он засмеялся, и смех прозвучал легко. – Если ты окажешься прав, я беру обет.

– Какой еще обет?

– Курить брошу! – трубка брякнулась, видно, у Бен Това не хватило терпения закончить разговор как подобает.

Любой, кто обратил бы внимание на немолодого грузного человека, который в субботний день бродил по Версалю, принял бы его за полупомешанного, может, даже и бездомного: очень уж медленно он тащится, к тому же без видимой цели. И неустанно бормочет что-то под нос.

– Не нравится мне это. Что-то тут не так. Почему информация от нее поступает так поздно? Как это может быть – она знает, где одна бомба, и не знает, где вторая? Я, человек посторонний, догадался насчет Мегиддо, а она что, не догадалась? Хотя, может, это я сам выдумал – про Мегиддо. А что если Ковач и компания решились, наконец, нарушить неписаный наш закон – друг другу не врать? Придумали миф о девице из КГБ, чтобы через меня дезинформировать израильскую разведку… – Баум ахнул от такого предположения и совсем остановился. На улице было тепло и влажно. Он расстегнул ворот, вытащил из кармана платок и утерся. Снова медленно двинулся вдоль улицы. – Только один фактор в этом деле постоянный – мои ошибки и проколы. Противник меня явно переигрывает. С чего я взял, будто сейчас нашел правильный ход? Просто потому, что пришла и моя очередь делать верные ходы? Что за чушь! Милости Божии не распределяются, как сладости между ребятишками в детском саду – всем поровну. Бог – не нянька. – Он снова постоял, покачивая головой. – Риск, конечно, был с самого начала: ее помощники догадались, на кого она работает, и схватили в тот самый момент, когда она пыталась установить контакт с израильской разведкой. Вполне могло такое случиться. – Он машинально поискал в кармане ключи, повернул к дому. Позвонить, что ли, Ковачу, спросить напрямую? Все равно не признается. Да и кто такой Ковач? Связной. Ничего таким звонком не добьешься, только слабость свою обнаружишь – а это ни к чему, когда имеешь дело с КГБ.

Возможно, все его теперешние страхи – просто паранойя, профессиональное заболевание. В конце концов, девчонка вывела «Моссад» на первую бомбу, нипочем бы им самим ее не найти. Чего ж теперь ее подозревать? Может, ее уже и в живых-то нет. Отважная молодая девушка рискует жизнью, а он, Альфред Баум, благополучно пребывая в Версале, возводит на нее напраслину. Не слишком великодушно – работникам безопасности великодушие вообще не свойственно…

Так в этот душный день размышлял, гуляя по улицам, Баум.

– Отправишься в Мегиддо немедленно, – распорядился Бен Тов. – А я приеду следом, как только поговорю с военными и заручусь их поддержкой. Нам понадобятся саперы – те же самые.

Он взялся за телефон и жестом велел Эссату слушать по отводной трубке. От полковника Бен Тов, а заодно и Эссат услышали нечто интересное:

– Знаете, с этой ядерной боеголовкой не все в порядке. Мы ее рассмотрели как следует. Ее обезвредили заранее – и с большим знанием дела.

– Быть того не может!

– Как ни странно. Электрическая схема была изменена. Мы разобрали всю боеголовку на части. И только тогда заметили. Нам она нужна – ну, как учебное пособие, что ли. Предстоит ведь и вторую разряжать. Так вот, эта первая – считайте, подделка, пустышка.

– Может, случайная поломка?

– Исключено. Только саботаж. Полагаю, вам следует это знать.

– Еще бы! – Бен Тов попросил полковника выехать в Мегиддо. – И как можно скорее, есть основания полагать, что бомба там. Если очень повезет, мы ее к вашему приезду найдем.

– Договорились, – полковник поспешно дал отбой.

– Ты все слышал? – обратился Бен Тов к Эссату. – Так поезжай – тут пути часа полтора. Времени совсем мало – не дай Бог, начнут взрывать священную стену и освобождать заключенных.

– Я быстро – на дорогах сейчас пусто.

– Надеюсь, – Бен Тов приобнял Эссата за плечи. – Слушай, сынок, ни твоя жизнь ничего не значит, ни моя. Но от нас сейчас зависит судьба страны, так что рискуй, но в разумных пределах. Не геройствуй. Сгинешь в автомобильной катастрофе, не доехав до Мегиддо, – что тогда будет? Ступай, и храни тебя Бог.

Эссат торопливо, перепрыгивая на лестнице через две ступеньки, побежал к машине, а Бен Тов позвонил в министерство обороны и настоял, чтобы с военных баз в Хайфе и Беит Шеане направили людей в Мегиддо. Потом посидел молча, прикидывая в уме вероятность того, что вторая бомба окажется такой же пустышкой, как первая. Но сам оборвал эти мысли – кто может знать, да или нет. Не угадаешь. С одной стороны так, с другой – эдак… Я тут толку воду в ступе, как старый талмудист, а надо уже быть на шоссе и мчаться со скоростью девяносто километров в час, никак не меньше… Достав свой револьвер, он, как и Эссат, сбежал вниз, прыгая через ступеньки, – здание было почти пусто. Позвонить Порану, рассказать, что едет в Мегиддо? Он подавил это желание. Они в правительстве поверят, что бомба почти уже в их руках, постараются оттянуть время… А если бомбу так и не найдут? Что тогда?

Об этом он, ведя машину по пустынной дороге, старался не думать.

Глава 35

Мегиддо находится в западной части Иезреельской долины. Целых шесть тысяч лет город-крепость – ее разрушали не меньше двадцати раз – смотрела с горы в долину и высылала свои армии навстречу многочисленным завоевателям. Город – ключ к вратам, ведущим на север, он преграждает путь из Египта в Месопотамию. В древности здесь происходили кровавые битвы, вошедшие в историю. Многие знаменитые воины и полководцы нашли здесь славу или могилу, имена их запечатлены в Библии. Археологи раскопали развалины конюшен, принадлежавших царю Соломону, и сараев, в которых держал свои колесницы царь Ахав. Под стенами города пали в битвах иудейские цари Ахазия и Иосия. В Мегиддо, гласит Новый завет, произойдет и самый последний на земле бой, который разрушит все земное: Армагеддон, – символическое название ужасных событий человечества.

И сегодня руины не позволяют забыть о былом величии этого места. Город царя Соломона – лабиринт узких улочек, куда выходят потрескавшиеся стены домов. Поилки и привязи для лошадей так и остались там, где повелел соорудить их Ахав. Руины – подлинный, вечный памятник непрочности царей и их власти.

Мегиддо, Армагеддон! «битва в оный великий день Бога Вседержителя…»

Было уже около четырех дня, когда Эссат свернул с шоссе Енин – Хайфа на дорогу, ведущую через долину. Местность была ему знакома, в нескольких километрах к северу по эту же сторону шоссе располагалась арабская деревня, перед самым Мегиддо высилась насыпь, отгородившая территорию кибуца. Расмия и ее приятели могли спрятать бомбу в старинных развалинах или даже в насыпи, если только сумели затащить ее туда. А сами прячутся поблизости. Когда появятся солдаты, надо обыскать каждую ферму, каждый дом в окрестности.

На территорию кибуца он прошел через никем не охраняемые ворота. Стояла тишина – даже здесь жители покинули дома. Он слышал свои шаги, проходя мимо лавчонок и мастерских. Древние руины на вершине соседнего холма были не более безлюдны, чем этот современный поселок. Солнце скатывалось к горизонту, но все еще слепило глаза. Где-то лаяла брошенная хозяевами собака. Искать в развалинах бомбу бессмысленно, надо постараться найти тех, кто привез ее сюда, – они где-то тут. Глянув на часы, он отметил время: 16:40. И тут же услышал рокот моторов: солдаты приехали.

Капитан, командовавший частью, оказался сообразительным и энергичным.

– Обыщем все здания в радиусе примерно пять километров, – сказал ему Эссат. – Надо найти небольшую группу вооруженных людей. Если среди них девушка, с ней обращайтесь хорошо. Мужчин взять живыми, стрелять только в крайнем случае.

Капитан кивнул, развернул карту, показал: здесь несколько домов и за дорогой тоже. Арабская деревня за пределами пятикилометрового радиуса, там искать?

– Нет, важнее осмотреть то, что ближе.

– У меня двадцать человек и две машины. Сейчас назначу, что кому делать.

– Дайте мне двоих, я сам посмотрю дома у дороги, – предложил Эссат.

– На территории кибуца искать?

– Потом, если никого не обнаружим в домах.

– Почему ты пошел на такое дело? – спросила Расмия сидевшего перед ней молодого еврея. Оба примостились кое-как на опрокинутых корзинах, между ними – остатки обеда. – Мы же против евреев.

– Государство Израиль – осквернение истинной веры, – горячо возразил тот. – Мы живем в период между изгнанием евреев из Европы и пришествием Мессии. Ребе, мой учитель, говорит: лучше уж Израилю вовсе исчезнуть с лица земли, чем творить зло. Может, Богу так угодно.

Он начал ломать пальцы на этих словах, по бледному как мел лицу пробежала судорога. Так близко затрагивала его тема, что конец фразы он почти прокричал. Расмия наблюдала за ним с холодным недоумением:

– Тогда зачем же ты приехал в это богомерзкое государство?

– Я из Польши, наша семья случайно уцелела в войну. А мои товарищи – они из Нью-Йорка. Мы затем и приехали, чтобы наставлять людей на путь истинный, который указан в Библии и в Торе. Геноцид евреев в Европе – промысел Божий, наказание за грехи сионистов. В Торе сказано: «Они натворили столько мерзостей и при этом еще хотят унаследовать нашу землю.» Второзаконие учит, что аммонитянин и моавитянин не могут войти в царство Господне, и десятое поколение их не сможет, потому что это они совратили евреев, склонили их к греху. Совратители хуже убийц, этот грех не прощается до десятого колена.

– Мне ваша религия кажется слишком жестокой.

– Да, она жестокая, – лицо юноши осветилось странным восторгом. – Возьми почитай, как Бог Яхве сшибал головы врагов, крушил их черепа и восклицал при этом: собаки будут лизать кровь врагов моих! А почему Господь так разгневался на нас? Потому что не должен человек восставать против всей нации, а евреи пренебрегли священным заветом и восстали. Сказано же, что избранный народ не соберется в Израиле до прихода Мессии. А разве Мессия уже пришел? – Он перевел дыхание и произнес упавшим голосом: – Нет, не пришел. Каждый вечер мы приготовляем лучшие свои одежды, чтобы встретить его, а его все нет и нет… Сионисты, – тут он снова завелся, – отвратили евреев от Бога, сделали их атеистами и объединили раньше назначенного часа.

– Что же им за это будет?

– Очищение от скверны – вот что! Мы – орудие в руке Господа и призваны послужить наказанию нечестивого государства и тех, кто его поддерживает. У пророка Исайи знаешь как сказано? «Ярость Господа Саваофа опалит землю, и народ сделается как бы пищею огня; не пощадит человек брата своего…» Каждый апрель в день скорби мы молимся: «Воспряни, воспряни, Иерусалим, ты, который из руки Господа выпил чашу ярости Его, выпил до дна чашу опьянения, осушил…»

Он вскочил и принялся бегать взад-вперед по каморке, в которой не было никакой мебели, ноги его заплетались в соломе, устилавшей пол. «В огне мы найдем очищение», – повторял он то ли в ярости, то ли в экстазе. Собственная риторика и музыка старинных, назубок выученных текстов завораживали его. – Вот поэтому мы готовы принять и приветствовать все, что послужит против сатанинского царства, которым правит Князь тьмы. Хочешь доказательств? Пожалуйста! Наши предки давным-давно, во время царствования Бар Кохбара, были законопослушны и до мелочей соблюдали обряды, а все-таки государство их было разрушено. Ты же учила историю, правда? И знаешь почему? Их великий грех был в том, что они торопили события – Мессия еще не явился, а они объединились. Как и сейчас – все повторяется…

Он прервал свою пылкую речь и глянул на молчаливую собеседницу, будто готов был отразить любые ее аргументы. Но вместо этого она спросила просто:

– Хорошо, ну а ты сам не боишься? Погибнешь ведь, если мы взорвем бомбу…

– Пусть, – был ответ. – На то Господня воля.

– Значит, ваш Бог со всем согласен? Даже с нашими требованиями?

– Что ему за дело до каких-то требований! Это все политика, игры… Я же объяснил: Тора запрещает евреям всякие эти игры. Наша единственная задача – приготовиться к приходу Мессии. Не предпринимать ничего и ничего не решать до этого великого дня. Никакой роли нам не отведено – только эта. И если мы отступим – снова получим Освенцим, получим атомный взрыв. Так записано и предсказано.

Снаружи раздались шаги, и в дверном проеме возник силуэт еще одного парня – у этого через плечо висел «Калашников».

– Беспокойно что-то на дороге, моторы гудят. Похоже, солдаты едут.

– С чего это вдруг? Брось паниковать! – Расмия осталась невозмутимой. – Стой на страже, как приказано.

– Может, отойти подальше от шоссе?

– Нет, останемся здесь.

– Если уж устраивать взрыв, так поспешим. Чего дожидаться?

– Приказы надо выполнять в точности. Ступай отсюда и держи себя в руках. Раз уж ты избран – будь достоин своей миссии.

Дверной проем опустел – часовой исчез. Выйдя наружу, он снова укрылся под навесом. Ему хорошо была видна дорога внизу в долине – отсюда до нее рукой подать. Автомобиль промчался в сторону Хайфы. Спустя минуту появился военный грузовик и остановился у обочины. Солдат спрыгнул на землю, махнул рукой в сторону ближней фермы. К нему присоединился еще один. Часовой встревожился, не зная, что делать – продолжать наблюдение или пойти доложить о том, что происходит. Решил остаться – он был совсем юн, лет семнадцати, только что стал членом «Шатилы», это было его первое поручение. Парнишка и гордился этим, и умирал от страха. Нет, не смерть страшна – он же сам вызвался участвовать в акции и не рассчитывал выжить. Но столько рассказывали о том, как израильтяне поступают с пленниками, – пытки хуже, чем смерть…

Собака залаяла где-то – может, та самая, которую слышал Эссат. Чего она лает – испугалась кого-то или, наоборот, обрадовалась, или по другой какой-то причине, ведомой ей одной?

Часовой весь вытянулся, пытаясь получше рассмотреть, что происходит на шоссе. Грузовик тронулся с места. Вдали, возле Хейогева вроде что-то движется – впрочем, может, показалось… Зато внезапно он отчетливо расслышал непонятные звуки за спиной, на той стороне холма, которую отсюда не видно. Остальные из их группы ушли – если сумеют, найдут спасение в Ливане. Только Расмия и он обрекли себя на смерть во имя ислама. Да еще какой-то психоватый еврей. В нелепом одеянии, безоружный – его, похоже, вообще ничего не интересует. Что такими дурнями движет, понять нельзя. Евреи, которые пошли с арабами против своих же… А, зачем над этим голову ломать…

Его колотил настоящий озноб, живот вдруг схватило. Невыносимо – что это за звуки у него за спиной?

Он снова сунулся в каморку:

– Что-то подозрительное на холме. Побегу проверю.

– Только недалеко и ненадолго. – Расмия крутила ручки коротковолновогоо приемника военного образца и не обернулась. Часовой бросился вниз с холма по палящему солнцу и тут же исчез из виду.

Эссат первым заметил на холме домишко, плотно окруженный деревьями.

– Я пошел вон в тот дом, – показал он солдату, который был с ним, второго он послал вперед осмотреть полуразрушенный амбар сбоку от шоссе. – А ты дождись приятеля и поднимайтесь оба туда. Только сначала пусть он обшарит как следует амбар.

Солдат пошел вперед по шоссе, а Эссат принялся карабкаться на холм, держась меж кустов, чтобы те, кто в доме, если, конечно, там кто-то есть, не заметили его из окна. Метрах в двадцати он услышал, что где-то рядом настраивают радио, и упал на землю, за низкую стену. Пополз вдоль нее – звуки стали слышнее.

Стена кончилась, за углом была дверь – до нее метров пять. Один прыжок – и он в доме. Если, конечно, не заперто. Или лучше подождать солдат? Нет, времени нельзя терять. Он достал револьвер, снял предохранитель, ринулся к двери. И, распахнув ее, увидел ту, которую искал: Расмия сидела у стены напротив, на полу перед ней радиоприемник. Рядом раскачивался, уперев локти в колени, молодой еврей.

Взгляд Расмии был полон изумления – на миг Эссату показалось, что он прочел в ее глазах бешеный гнев, но девушка, вскочив на ноги, бросилась к нему и спрятала лицо на его груди. Вся дрожа, она прижалась к нему и, когда, наконец, заговорила, в ее голосе послышались слезы:

– Прости, не могу удержаться. Прости – ты же знаешь, обычно я владею собой.

Свободной рукой Эссат погладил ее волосы.

– Я бы на твоем месте еще не так плакал, – сказал он успокаивающе. – А мы уже думали, тебя схватили. Ждем вестей, а их все нет и нет.

Расмия, будто смутившись, отстранилась от него, опустила глаза.

– Не могла выйти на связь. Ребята из «Шатилы» начали подозревать – я боялась…

Она оглянулась на своего спутника, который тоже поднялся и стоял рядом с выражением безграничного недоумения.

– Сейчас сюда поднимутся солдаты, ступай встреть их, – велел Эссат. – Только глупостей не наделай. Скажи ему, Расмия.

– Выполняй, что сказано, – поспешно распорядилась она.

– Но…

– Никаких «но». Ты мне подчиняешься, забыл?

Парень чуть помедлил, но все же вышел.

– То, что ты для нас сделала, – просто здорово! – сказал Эссат. – С этой бомбой в Иерусалиме мы справились.

Расмия смотрела на него во все глаза:

– Обезвредили?

– Да. Но ты знаешь, я думал о тебе плохо. Когда посоветовали в аэропорту тебя не задерживать, я просто ушам своим не поверил. – Он в восхищении засмеялся. – Ну блеск – такая работа!

Она слабо улыбнулась в ответ. Эссат сунул револьвер в кобуру.

– Бомба здесь? Армагеддон, значит, был задуман? – Он снова рассмеялся беспечно.

Расмия не отвечала. Выражение страха и изумления медленно сходило с ее лица, и внезапно Эссат увидел перед собой хорошо знакомую неподвижную маску. Живая девушка, плачущая и улыбающаяся одновременно, исчезла, на него смотрели сузившиеся злые глаза. Ошеломленный, он протянул было к ней руку, но прямо в сердце ему уперлось дуло пистолета:

– Назад! Не двигаться!

Эссат замер, скованный ужасом.

– Быстро, – будто выплюнула она ему в лицо. – Руки вверх, вверх, скорее. То-то! – И ловко выхватила из кобуры его револьвер.

– Не понимаю, – Эссат не узнал собственного голоса, так жалко прозвучали эти слова.

– Еще бы тебе понять! Вы, сионисты, все поголовно идиоты. Вечно хвалитесь, будто всех умнее. Но теперь с этим покончено.

– Ты же на КГБ работаешь!

– Только на свой народ я работаю, на дело его освобождения – и ни на кого другого.

– Так это обман – насчет КГБ?

Она улыбнулась – снова та прежняя, жесткая, ненавистная ему улыбка. Гадина!

– Как это у вас там называется? Двойной агент? Да, я стала двойным агентом, – только благодаря этому и удалось попасть в Израиль. Сработало.

– Ханиф знает?

Расмия отрицательно покачала головой:

– Ханиф к женщинам относится свысока – он бы мне никогда не разрешил выполнить мой план. Пленник собственных предрассудков – как и ты…

– А русские?

– Ну, эти атомного взрыва боятся пуще смерти. Поддерживать наше движение на словах – это пожалуйста, только бы правила соблюдались. Какой-нибудь вооруженный конфликтик там-сям – куда ни шло. Но реальное действие – атомный взрыв, к примеру, – ах, нет, ни за что! Это, видите ли, испортит их имидж. А что тут такого? В конце концов не было бы преступлений – полиция сидела бы без работы. Если бы не стало угнетенных, так куда бы делись ваши великие идеологи, где бы они повод взяли для своих вечных драк?

– Чушь все это!

– Нет, это реальность. Обездоленные – только они атомного взрыва не страшатся, им нечего терять.

– Отсюда не скроешься. Убьешь меня – тебя все равно поймают.

– Не собираюсь убегать. Какое значение имеет моя жизнь? Главное, убедиться, что Армагеддон – величайший и самый поэтичный в истории акт возмездия – состоялся. Именно в Мегиддо. В том же месте!

– Бомба здесь?

– Так я тебе и сказала, бедняжка мой Эссат!

Левой рукой она дотянулась до радиоприемника – переключатель программ у этого приемника, заметил Эссат, выглядит как обычно, только зачем вот эта красная кнопка?

– Мы взорвем ее здесь, если наши условия не будут приняты.

– Они же приняты!

– Теперь решаю только я одна. Ты меня отыскал – а ничего от этого не меняется. Зря старался.

Эссат предпринял новую попытку:

– Так вы спрятали ее в руинах?

– Этой штуке абсолютно безразлично, далеко бомба или рядом. Нажму кнопку, и привет – нет нас обоих, и вашего грязного государства нет.

– Ты сошла с ума, – Эссат безуспешно пытался перехватить ее взгляд.

– Допустим. А что свело меня с ума, знаешь? Несправедливость, которую вижу повсюду.

– Сейчас солдаты сюда явятся.

– Застрелю первого же, кто войдет.

– Всех не перестреляешь. Тебя схватят и заставят говорить. Ты не представляешь, как это делается, – никто не выдерживает. Хочешь, расскажу, как добиваются признаний?

Напугать ее, хотя бы отвлечь не секунду… Но Расмия слушала невнимательно, она будто бредила:

– Боли я не боюсь, с чего ты взял? – усмехнулась она небрежно. Тонкий длинный палец уже лежал на красной кнопке. Видишь, все в моих руках. Могу взорвать весь мир – и взорву. Тебе меня уже не достать…

Мысль Эссата билась лихорадочно – должен же быть шанс на спасение!

– Та бомба в Иерусалиме, – вспомнил он. – Она оказалась пустышкой. Ее вывели из строя еще до нас.

На мгновение маска перед ним стала лицом: Расмия удивилась. Но тут же глаза ее снова сузились:

– Не верю!

– Как хочешь. Только это правда.

– Врешь. Та бомба была на всякий случай. Для страховки – профессор же не знал, что я собираюсь ее выдать. Его план был прост. Бомба в Иерусалиме оставляла 36 часов для выполнения требований. Если бы к этому сроку их исполнили, то вам бы сообщили, где она, и вы собственноручно могли ее обезвредить, а заодно поверить в серьезность наших намерений. И тут на сцену выступает вторая бомба – для нашей уверенности в вашем послушании, – Расмия засмеялась жестко. – Это план профессора. А у меня – совсем другой. Его идея отправить меня в Израиль с фальшивым паспортом была глупа – риск огромный. Меня задержали бы в аэропорту, наверняка у пограничников есть мои фотографии. Мне не хотелось рисковать. И я решила использовать свою связь с советской разведкой. Это они посоветовали пропустить меня через границу, правда ведь?