Текст книги "Падение Иерусалима"

Автор книги: Дерек Картун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Глава 32

– То, чего вы добиваетесь, с политической точки зрения немыслимо, – сказал Вэллат. Он, как всегда, казался изможденным, интонации его были тщательно выверены, а устремленный на Баума взгляд не выражал никаких чувств. Баум усилием воли удержал на своей физиономии бодрую улыбку.

– Действительно, несколько необычное предложение. Но почему невозможное?

– Посудите сами, господин Баум. Министр обороны утверждает категорически: похищена одна плутониевая боеголовка без детонатора. Министр, как вам, безусловно, известно, – ближайший соратник президента в коалиционном правительстве, и сугубо политические соображения не позволяют нам выступить с опровержением его слов. Это могло бы привести к нежелательным последствиям, вызвать раскол в правительственных кругах, поставить страну перед необходимостью новых выборов.

– Что ж в этом такого ужасного?

Мимолетная улыбка пробежала по тонким губам Вэллата:

– Ни один политик не подвергнет свою судьбу такой опасности без крайней необходимости. Президент и так уж вынужден терпеть премьер-министра, чья политика для него совершенно неприемлема. А теперь еще вы хотите подорвать доверие к ближайшему союзнику, разоблачив того как лгуна. Да ведь прессе этого будет достаточно, чтобы распять нынешнюю администрацию на кресте! Выкиньте эту мысль из головы, прошу вас.

– Можем мы хотя бы конфиденциально предупредить израильские власти, что на их территории находятся две бомбы?

– Это означало бы, что мы признаем бомбы своими, французскими, а ведь мы до сих пор этого не сделали и не собираемся. Поступи мы так – и политическое будущее президента скажется в руках израильских властей, а уж они-то не преминут этим воспользоваться, уверяю вас. Стоит только пригрозить нам публичным заявлением – мол, французы сказали то-то – и придется выполнить любое их требование.

Вэллат против обыкновения даже позволил себе покачать головой в знак отрицания самой возможности эдакого конфуза.

– Нет, господин Баум, нет. Более того – любая утечка информации, появление в печати каких-либо намеков вызовет против вас и ваших коллег… – Он не счел нужным заканчивать фразу, и так все было ясно.

Баум с усилием поднялся со стула:

– Благодарю вас, господин Вэллат.

– Право, не за что. Наилучшие пожелания господину Вавру.

Уже на пороге Баум снова услышал скрипучий голос:

– Прошу иметь в виду – ваше мнение о том, что похищены две ядерные боеголовки, я не вношу ни в какие официальные протоколы. Ведь нет конкретных доказательств, что министерство обороны по этому поводу ошиблось.

– Ничего не вышло, – сказал Баум Бен Тову. – С самого верха запрет идет. Если я ослушаюсь, тут головы покатятся и нам с тобой больше не сотрудничать: я первым вылечу.

– Но ты абсолютно уверен, что две?

– Абсолютно.

– Как мне своих-то убедить, если они пляшут от той версии, которую им подсунули в Париже?

– Эта версия – вранье.

– Понятно. Но моему шефу ничего не докажешь. Я тут на него наорал, так меня отлучили от всех контактов с министерствами и на заседания комитета больше не зовут. Вся информация через него, а он зациклился на однобомбовой теории. Она его греет. У него воображения напрочь нет. Твердит, что не может же французское правительство решиться на такую ложь! И не могут паршивые арабские террористы спереть, переправить и спрятать целых две атомных бомбы! Мало ли что Бен Тов там болтает, одна бомба – и всё!

– Постарайся найти кого-нибудь поумнее. Этому умнику вот еще что скажи: между майором Савари и сирийцами контакт что-то уж больно тесный. Это изобличает Сирию как соучастника. Вашим руководителям следует знать такие вещи.

– Что-нибудь конкретное?

– Нет, только сам факт.

У себя на столе Баум нашел запись телефонных разговоров, сделанную в квартире Таверне. Нынешним утром хозяин квартиры звонил в контору:

«– Билет взяли?

– Да, месье. На субботу, рейс в 9:30 из Орли до…

– Понятно, понятно, незачем обсуждать подробности по телефону. Кто мне звонил?

– Господин Караччи несколько раз. Просил передать, что у вас есть время до середины дня в субботу».

Баум усмехнулся, перечитал запись. Да, похоже, не только контрразведка его пасет, но и люди Караччи. Боятся, что смоется, он им наверняка должен кучу денег. Грех этим не воспользоваться.

Первым делом по его просьбе мадемуазель Пино выяснила, что это за рейс – в субботу в 9:30 из аэропорта Орли. Баум тут же позвонил Джо Ледюку из уголовного розыска:

– Окажи мне еще одну услугу, приятель.

– Всегда рад, только свой должок растет, помнишь?

– У тебя вроде бы в банде Караччи есть осведомитель.

– Допустим.

– Я бы хотел, чтобы кто-нибудь довел до сведения Караччи следующее: Александр Жалю, он же Таверне, намеревается в субботу утром вылететь из Орли в Чили, в Сантьяго.

– И все?

– Все, только это надо проделать в ближайшие два часа.

– Нет проблем.

Алламбо получил от Баума недвусмысленную инструкцию: пусть инспектора, что сидят на хвосте у Таверне, продолжают смотреть в оба, но если что заметят – вмешиваться не надо. Кредиторы Таверне получили кое-какую информацию о своем должнике и пусть сами сводят с ним счеты – не наше это дело. Раз уж руководство не позволяет так, как мы считаем нужным, то жизнь должна идти своим чередом.

– Ты уверен, что события развернутся именно так?

– Вовсе не уверен, а потому распорядись, чтобы Таверне задержали в аэропорту, если он все же туда доберется. Поговори с Жиру из тамошней полиции – если перехватят, то пусть доставят его прямо сюда. Впрочем, это только на всякий случай, – добавил Баум бесстрастно. – Сдается мне, нашему приятелю в Орли не попасть. Долги там или еще что, только его дружки с авеню Мортье наверняка считают свою с ним былую дружбу опасной и нежелательной.

– Да пойми ты, – убеждал Бен Тов Мордехая Порана, старого приятеля, служившего секретарем у премьер-министра. – Я абсолютно уверен, что сюда привезены две бомбы, а не одна. Этот Баум из французской контрразведки – я знаю его сто лет – никогда меня не подводил, к тому же большая умница. Он всеми святыми клянется, что украдены две боеголовки вместе с детонаторами. Добиться, чтобы Париж это признал официально, никак нельзя. Армия в своем проколе нипочем не признается – это у них в крови, у армейских.

– Твой Баум – он что, еврей? – спросил Поран.

– Эльзасец. Верные друзья и умники, по-твоему, бывают только евреи?

– Да нет. Мне самому встречались евреи, от которых толку никакого. Ну так что дальше?

– Кстати, о бестолковых евреях. Мемуне твердо верит, что бомба одна. Кто во что верит в этом их комитете, понятия не имею. Все, что мне надо, – это убедить премьер-министра. Ты должен помочь.

– Боюсь, старику надоели эти ваши интимные встречи.

– Ну и пусть. Скажи ему все сам.

– Все, что ты тут наговорил?

– Да, только не забудь добавить, что если он публично где-нибудь обмолвится об этих двух бомбах, то мы лишимся единственного полезного контакта с французской контрразведкой, потому что моего приятеля оттуда немедленно попрут.

– Наш премьер – не дурак, – заступился за своего шефа Поран.

– Я этого и не сказал, – возразил Бен Тов и подробно изложил Порану все, что следовало передать премьеру, в том числе и о подозрительных контактах майора Савари с сирийскими дипломатами.

Пока происходил этот диалог в Тель-Авиве, в Париже наблюдатель из ДСТ, сидевший за рулем и глаз не сводивший с дома № 26 по улице Спонтини, увидел, как к дому подкатили на машине двое и скрылись в подъезде. Инспектор взглянул на часы: начало шестого. Отметив это про себя, он подумал, что начинают развиваться как раз те события, в которые, как их с напарником предупредили, вмешиваться не следует.

– Грязное дело, – поделился он с соседом. – Один из них, кажется, Мабер.

– Если нам повезет, то все скоро закончится, – отозвался тот. – А то у меня живот болит. Интересно, чем занимается Мабер, когда в тюрьме не сидит?

– Работает на Караччи.

Тем временем приехавшие поднялись лифтом на пятый этаж и позвонили в квартиру Таверне.

– Кто? – спросили из-за двери.

– Заказное письмо. Распишитесь.

Послышалось звяканье отпираемых замков, дверь приоткрылась. Тут же гости навалились на нее что было сил и, отшвырнув хозяина, ворвались в квартиру.

– Что это значит? – Таверне едва не упал.

– Сейчас все узнаешь. Не в коридоре же нам беседовать, пригласи-ка нас в гостинную.

– Вы кто такие?

– Мы от господина Караччи.

Таверне направился в гостиную.

– А ну, сядь, – распорядился один из гостей.

Таверне послушно опустился в кресло. Напротив уселись незваные гости.

– Деньги, – коротко бросил тот, что с виду был постарше. Зеркальные темные очки скрывали его глаза, Таверне видел только тонкие губы и острый, длинный нос. Рука говорившего как бы непроизвольно коснулась кобуры на бедре.

– Я же обещал завтра.

– Завтра? В субботу, значит? Господин Караччи велел точно узнать, в какое время.

– Несколько дней назад мы беседовали по телефону и договорились встретится в субботу в двенадцать.

Малый снова выразительно похлопал по кобуре, а его приятель, нагнувшись, смачно плюнул на ковер – прямо у ног Таверне.

– Да что же это такое? – вскричал тот. Несмотря на все старания казаться спокойным, лицо его поневоле выразило страх.

– Деньги мы получим сейчас, – будто припечатал нелюбезный посетитель. – Господин Караччи сказал, что с тебя еще проценты причитаются за отсрочку платежа. Пятьдесят процентов.

– Да вы что, смеетесь? Откуда у меня здесь деньги? Зайду завтра с утра в банк и сниму со счета.

– А нам кажется, что ты платить не собираешься.

– Что я, сумасшедший? Я же знаю, кто такой ваш Караччи!

– Вот именно – рисковать не стоит.

– Так с чего это вы сюда врываетесь? У нас с вашим шефом отношения сугубо деловые. И честные.

Второй тем временем поднялся с кресла и неспешно принялся осматривать вещи в комнате. На столике у двери стояла большая китайская ваза – внезапно резким толчком гость сбросил ее на пол, черепки так и брызнули во все стороны.

Взгляд Таверне заметался, на лбу выступил пот. Он стиснул руки так, что пальцы побелели.

– Повторяю, в доме денег нет, – голос его чуть дрогнул, но произнес он эти слова внятно.

– А мы вот полагаем, что ты припрятал кругленькую сумму. – Рука посетителя все постукивала по кожаной кобуре. – Ты же готовился к завтрашнему дню, правда? – на тонких губах промелькнула улыбка. – К дальней дороге…

Второй остановился напротив застекленной горки, где поблескивали разные серебряные фигурки. Размахнувшись, он стволом пистолета сокрушил переднее стекло и отскочил в сторону, опасаясь осколков. Потом медленно повернулся и оказался лицом к лицу с побледневшим Таверне.

– Врезать, что ли, ему?

– Не люблю насилия, – усмехнулся его приятель. – И так обойдемся. Правда ведь? – обратился он к хозяину квартиры.

Таверне кивнул:

– Посмотрю, может, и найду что…

– Давай, смотри. А мы поможем.

Таверне прошел в спальню. Двое стали за его спиной, пока он открывал комод. Там оказался маленький сейф – Таверне наклонился, стараясь, чтобы грабители не разглядели набираемый код. В замке тихонько звякнуло, он повернул рукоятку дверцы. И тут же был с силой отброшен от сейфа, повергнут на пол, а один из бандитов встал над ним, целясь из пистолета прямо в лоб.

– Не беспокойся, остальное сделаем сами.

Его компаньон уже шарил в сейфе, извлекая оттуда револьвер, какие-то бумаги.

– Та-ак, – произнес он, выпрямляясь. – Денег нету. За оружием полез, гад.

– О Господи, – вздохнул старший. – На что ты рассчитывал, дурень? Давай поговорим в открытую. Вот наше предложение. Чтобы нам не громить всю квартиру, скажи, где деньги, – и дело с концом. Если же заупрямишься, то мой приятель раскурит сигарету и просто спалит тебя на ней – он такие штуки обожает.

Таверне весь дрожал, не отрывая глаз от дула, которое покачивалось над его головой. Но самообладания не потерял.

– Ребята, предлагаю вам по хорошему куску, – произнес он. – Вам лично. По сто тысяч. Можем мы так договориться, а?

В ответ раздался смех:

– Поздно предлагаешь, мы их и сами возьмем, ни к чему нам твои любезности. Показывай лучше, где деньги.

Таверне поднялся и достал из-под кровати чемодан. Открыл его, поставив прямо на одеяло, вынул стопку рубашек и белья. Подо всем этим оказалось второе дно. Он открыл его, вытряхнул на постель пачки банкнот.

– Забирайте все и уходите.

– Нормально. Только в квартире наверняка еще есть – ты ж последнее не отдашь, правда?

Тот, которого опознал наблюдатель из контрразведки, Мабер, подошел к Таверне вплотную, приблизил свою змеиную физиономию к лицу перепуганной жертвы.

– Господин Караччи дал четкие инструкции, а мы с приятелем инструкции всегда выполняем. Так вот, господин Караччи сказал: если не признается, где деньги, бейте его, пока не скажет. А если сразу скажет и избавит вас от хлопот, то отпустите. – Злая улыбка мелькнула еще раз и исчезла. – Так вот, отпускаю тебя.

Он ухватил галстук Таверне и подтянул его к себе, потом, медленно поднеся дуло к его виску, нажал на спуск. Пистолет был с глушителем – только негромкий щелчок и одновременно – полузадушенный вскрик, вырвавшийся из горла Таверне… Придерживая его за галстук, Мабер не дал телу рухнуть сразу.

Еще полчаса незваные гости обшаривали квартиру, набили до отказа чемодан и вышли.

– Вот они, – сказал оперативник из контрразведки. – Ишь как торопятся. С добычей. Точно, это Мабер. Значит, это тот самый визит, о котором нас предупредил шеф.

– Какой еще визит? – усмехнулся напарник. – Я лично ничего не видел, а ты?

– И я.

Глава 33

Следующим днем была суббота.

Великий исход из Иерусалима, не прекращавшийся всю ночь, выглядел теперь по-другому. Все, у кого хватило сил, энергии, предприимчивости и денег, уже покинули город. Рассвет над Иудейскими холмами осветил унылую картину: на дороге уже не было машин – только повозки, тележки, тачки, жалкая пешая толпа. Город выплеснул то, что оставалось на дне, – слабых, старых и немощных, которым, казалось, спешить некуда, уходящих только потому, что все уходят. Обитателей квартала Меа Шеарим даже среди этих убогих не оказалось.

Мэр города безуспешно пытался убедить руководителей здешних групп и сект:

– Вы что, не видите, что мы имеем с безумцами? Опомнитесь: неужели вы предпочитаете гибель, ведь взрывом все разнесет.

– Сегодня суббота, – упрямо твердили раввины.

– Она может стать последней для вас и для меня – последней субботой в государстве Израиль. Вас разве вообще не интересует то, что происходит?

– Конечно, мы этой катастрофы боимся, – промямлил один из присутствовавших. – Только еще больше опасаемся прогневать Господа – он свою кару за это нашлет. Суббота…

– А террористы – это разве не кара? Какое отношение к ним имеет всемогущий Господь?

– Иезекиил в «Книге пророчеств» сказал: «Они падут от меча, и дикие звери пожрут их тела, их погубят болезни, и станет вся земля пустынна». Пророк объяснил, чем вызвано такое бедствие: земля превратится в пустыню за грехи ее обитателей. Это было первое разрушение Иерусалима. История сегодня повторяется – из-за грехов, которые вы, сионисты, творите. Из-за мерзких деяний ваших и забвения истинной веры. Какой смысл в бегстве в момент, когда вершится суд Божий, – только еще больше Бога гневить… Мы молимся – не мешало бы и вам помолиться. А то вы политики, только и делаете, что навлекаете на нас высший гнев…

– Мы должны обыскать весь квартал.

– Это кощунство!

– Ребе, они хотят, чтобы мы разрушили священную стену.

– Ни один еврей не посмеет ее осквернить!

– Но, может быть, придется.

– Мы пошлем туда людей, они погибнут вместе со стеной, а их кровь падет на вас.

Было около 10:00, когда солдаты начали обыск в квартале – сразу с синагоги, где предавались молитвам члены секты «Нетуреи карта».

– Сионистские свиньи! Прислужники дьявола! Греховодники мерзопакостные – в выражениях молящиеся не стеснялись, проклятья гулко разносились под старинными сводами, на узкие улицы мгновенно высыпал народ. Молодые парни-сектанты тут же поснимали свои широкополые шляпы и ввязались в драку, они визжали, царапались и плевались, и солдаты с трудом отпихивали их, стараясь увернуться от неумелых, но злобных и бесстрашных противников.

– Пустое занятие – рыться в этом грязном крольчатнике, – молодой офицер с трудом вывел своих солдат из беснующейся толпы.

В квартале ничего обнаружить не удалось.

Кабинет министров не расходился всю ночь. Переговоры с Вашингтоном действия не возымели. К полудню было передано по радио новое обращение к террористам, но ответа не последовало. Связь с правительством Сирии поддерживалась через итальянское посольство в Дамаске. Итальянцы пытались действовать и в Триполи – тамошний посол отправился с визитом к Каддафи, их беседа оказалась короткой, но бурной. В ответ на просьбу остановить акцию, Каддафи разразился воплем:

– Какого дьявола вы сюда явились? Это американцы вас подослали. Пытаются спасти своих марионеток в Израиле, что я, не понимаю?

– Я здесь только по велению собственной совести, пришел призвать к гуманности, – посол был ошарашен подобным приемом.

– Сионистам своим расскажите о гуманности! У них есть чему поучиться!

– Мне поручено просить вас о вмешательстве, не прибегая к поискам виновных в данной ситуации.

– Как я могу повлиять на террористов, по-вашему? Не имею к ним никакого отношения! – Каддафи не снижал тона. – А вот вы лезете не в свое дело! – он грохнул кулаком по столу.

Итальянский дипломат почувствовал, что он далеко зашел, превысив свои полномочия.

– Я всего лишь передал пожелание моего правительства, – примирительно сказал он. – Мы бы не хотели, чтоб этот неприятный инцидент отразился на дружеских связях, существующих между нашими странами.

– Тогда держитесь подальше от подобных дел, – нелюбезно отозвался Каддафи. – И запомните: никакого влияния на них не имею.

Он хлопнул в ладоши, призывая адъютанта, чтобы тот проводил гостя.

Журналисты, наехавшие в Дамаск и не получившие доступа ни к одному из министров, а, стало быть, к информации, строчили заметки, руководствуясь слухами и собственными смутными догадками. К примеру, в середине дня стало известно, что советский, французский и марокканский послы прибыли в министерство иностранных дел на авеню Меджлис эль Ниаби: зачем-то их пригласили, стало быть. Зачем? Каждый был волен излагать собственную версию. Целый рой корреспондентов с магнитофонами, теле– и кинокамерами облепил вход в президентский дворец, расположенный в северо-западной части города. Пишущая братия вынуждена была вдохновляться зрелищем посольской машины, выехавшей из гаража во внутренний двор около одиннадцати и покинувшей его полчаса спустя. Министерство информации Сирии распространило краткое коммюнике и отказалось добавить к нему что-либо: «Правительство нашей страны не располагает сведениями относительно группы, именующей себя „Шатила“. Мы считаем реальной угрозу атомного взрыва и потому призываем Израиль ради самосохранения пойти навстречу требованиям палестинцев».

Вскоре после полудня в Иерусалиме вновь собрался кабинет министров, его участники, вялые и бледные после бессонной ночи, выслушали зачитанное с воодушевлением сообщение министра обороны. На трех военно-воздушных базах в полной готовности находятся бомбардировщики с ядерными боеголовками типа «воздух – земля» на борту. Явное предостережение Сирии: либо «Шатила» выдает местоположение своего оружия, либо атомной атаке нынче же вечером подвергнется территория этой страны.

Немедленно по прочтении разразился скандал, битый час министры спорили и кричали друг на друга.

– С точки зрения морали этот план никуда не годится, – подвел итог дискуссии премьер-министр. – Не можем же мы напасть на Сирию, пока «Шатила» ничем себя не обнаружила. Что если все ее угрозы – блеф, пустой звук? Хороши мы тогда будем! А если сирийцы не в силах повлиять на этих сумасшедших, в чем я, кстати, и не сомневаюсь? С другой стороны, если террористы и впрямь выполнят свою угрозу, то нападать на Сирию после взрыва – какой в этом вообще смысл? Все и так пойдет к черту, взлетит на воздух, зачем усугублять? Хаим, тебе же американцы трижды, в разной форме, давали понять, что если только мы применим ядерное оружие, то потеряем всех сторонников и в конгрессе и вообще в этой стране. – Премьер сумрачно оглядел коллег. – Нет, такой план – просто безумие.

Мнение главы правительства возобладало, после чего члены кабинета выслушали его собственный план. Условия ультиматума должны быть приняты. Мэры соберутся на границе к 23:00 – за два часа до объявленного срока, на который намечен взрыв. В тот же час предстоит взорвать Стену плача. Заключенные-арабы из разных тюрем уже перевезены в Галилею, в военный лагерь. Оттуда их автобусами отправят к границе и в 23:15 начнут передавать сирийским представителям.

– Большой риск! – высказался кто-то из присутствующих. – Настоящая русская рулетка: все это назначено на время ровно за два часа до взрыва, то есть до часу ночи. Но кто поручится, что за такой короткий срок террористы объявятся и что у нас хватит времени найти и обезвредить их бомбы?

– Мы уступим в самый последний момент, – возразил премьер. – Если поспешить, они сочтут это признаком слабости и повысят требования, шантажируя нас второй бомбой.

– Которой, скорее всего, и не существует, – заметил министр обороны.

– Она есть, – твердо сказал премьер. – Можете на меня положиться.

– Знаете что-то конкретное?

– Она существует, эта вторая бомба. И мы должны сейчас же обсудить наши действия на случай, если террористы повысят свои требования, угрожая нам еще одним взрывом.

В середине дня контроль над ситуацией со стороны правительства был полностью потерян. Огромные неуправляемые толпы бродили по всему средиземноморскому побережью Галилеи до самого Негева. Прибывшие в Хайфу и Тель-Авив американские военные суда приготовились эвакуировать граждан США, однако командующий судами вынужден был отказаться от этой попытки, поскольку городские власти предупредили его об опасности: лодки, спущенные на воду, тут же будут потоплены обезумевшими от страха беженцами. В Хайфе почти так и случилось: там корабли подошли близко к берегу, и сотни людей пустились к ним вплавь. Доплывших пришлось сталкивать обратно в воду. Суда поспешно отошли на безопасное расстояние. В 17:00 перестал действовать аэропорт Бен Гурион – последним рейсом прилетела группа телевизионщиков из Соединенных Штатов.

– Почему она не дает о себе знать? – в десятый раз Бен Тов задавал этот вопрос.

– За ней, вероятно, следят.

– Так что нам-то делать?

Эссат и сам не знал.

– Картографы ничего не сумели установить?

Бен Тов нахмурился еще больше:

– Говорят, ни на одном из планов улиц нет такого участка, который совпал бы с твоим рисунком. Мол, рисунок слишком мал, вообще не привязан ни к чему конкретно. Я дюжину своих ребят усадил за карты городов, они тоже ничего не нашли. На Расмию только и надежда.

– Может, обыск что-то даст.

Было уже 21:00, когда зазвонил телефон.

– Спрашивают какого-то Эссата, – сообщили с коммутатора. – нас в списках такой не значится.

– Соедини со мной.

– Я по поручению Расмии, – проговорил далекий мужской голос.

– Кто вы?

– Какая разница? Я говорю с Эссатом?

– Нет. Постойте.

Эссат схватил трубку.

– Слушаю!

– Расмия просит передать вам кое-что, она сама позвонить не может. Запомните: синагога на углу улиц Зонненфельда и Рокача в квартале Меа Шеарим. Кирпичная, с куполом. Ступайте от нее по улице Зонненфельда, сверните в третий переулок направо. По левую руку от вас окажется дом с зеленой дверью. Это там, под досками пола.

– Кто вы?

– Неважно.

– Откуда мне знать – может, вы все выдумали?

– Спросите своего приятеля в Париже, кто такой Ковач. Я заодно с Ковачем.

– Можно выйти с вами на связь еще раз?

– Нет. Торопитесь – меня предупредили, что часы уже тикают.

– Еще одну секунду – где вторая бомба?

– Расмия пока и сама не знает. Когда узнает, позвоню.

Говоривший положил трубку. Судя по выговору, еврей из Восточной Европы, – это все, что можно о нем сказать. Бен Тов хлопнул себя ладонью по лбу:

– Я полный кретин! На рисунке купол – так я решил, что бомбу спрячут в самом что ни есть арабском месте, возле мечети. Из головы вон, что синагоги тоже бывают с куполами. Даже после того как чертова девка скрылась в квартале Меа Шеарим, я и мысли не допускал, что бомбу могут спрятать там – как же, в таком святом для евреев месте! Идиот!

Он поспешно набрал номер, позвонил в саперную воинскую часть.

– Пошлите людей на угол улиц Зонненфельда и Рокача в квартале Меа Шеарим. И поскорее. Мы тоже туда едем. Да, думаю, она там, так что берите людей поопытнее. Если окажется, что след ложный, начальству своему не докладывайте, идет?

Вдвоем с Эссатом они сбежали по ступенькам, сели в машину и помчались с такой скоростью, будто за ними гнался сам дьявол.

К дому с зеленой дверью они подкатили одновременно с саперами. Майор, возглавлявший группу, с серьезным видом доложил Бен Тову свой план:

– Главное – застать врасплох тех, кто в доме. Высадим дверь и врассыпную по комнатам – надо спешить, насколько мы знаем эту систему, там часы не тикают, часового механизма нет, а детонатор можно задействовать с любого расстояния.

Операция заняла минуту, не больше. Дом оказался пуст, только тощая кошка заорала истошно, угрожающе выгнув спину, – аж искры посыпались в темном углу. Саперы принялись осторожно взламывать полы и почти сразу обнаружили то, что искали.

– Маленькая какая, – удивился Эссат, во все глаза разглядывая вполне мирного вида цилиндр, – не длинный, довольно узкий.

– А ей и ни к чему быть большой, – отозвался майор. – Выйти всем, останусь я и еще двое – ты и ты. Остальные поспешно вышли.

– По вашему радио с кем можно поговорить?

– С генштабом.

– Могут оттуда связать меня с канцелярией премьер-министра?

– Попробуем.

Через полминуты, услышав в трубке голос Порана, Бен Тов сказал ворчливо:

– Нашли. Сейчас с ней работают. Саперы, конечно, кто ж еще? Если она взорвется у них в руках, то вы об этом сами услышите в ближайшие полчаса. На всякий случай – пусть правительство все же знает, арабский отдел «Моссада» не зря ел свой хлеб.

– Премьер, как ты знаешь, настаивает, чтобы ты свои новости передавал по обычным каналам связи, – ответил Поран. – Может, лучше его не беспокоить лишний раз?

– Ладно, брось свои шуточки. Вторую пока не нашли.

– Хоть какой-нибудь ключ есть к поискам?

– Абсолютно ничего. Но я, как всегда, не теряю надежды.

Час спустя из дома донесся торжествующий вопль, и тут же в дверях появился улыбающийся майор, по лицу и по шее градом катился пот.

– Мы-таки вывели ее на чистую воду, эту маленькую сучку. Мои ребята заканчивают проверку, но она уже абсолютно безопасна, это точно, – и он с силой хлопнул Бен Това по плечу.