Текст книги "Ларец Самозванца (СИ)"

Автор книги: Денис Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

4

Сельцо Борисово, раскинувшееся перед отрядом Кирилла Шулепова, славно было своей короткой, но яркой историей. Говорят, царь Борис заехал сюда, ещё не будучи царём, когда возглавлял армию в походе на крымцев. Дело было поболее десяти лет назад, но места здесь и тогда были очень красивые. Красивые и почти безлюдные. Озадаченный царь велел основать здесь село и наполнить его людом. На маленькой, мелкой, безымянной речушке быстро срубили несколько десятков домов, нагнали в них царского люда и, не мудрствуя лукаво, назвали село Борисовым. Сам царь, увы, не успел здесь побывать более ни разу – сначала всё его внимание было захвачено недородом, три года мучившим Русь, затем полыхнуло восстание Самозванца, потом… Потом царь умер на вершине своего величия…

Сельцо же росло все эти годы. Здесь в основном жили охотники. Глухие места не слишком располагали к земледелию, и благодаря этому недород минувших лет на смердах почти не отразился. Впрочем, как и смена власти. Им – что Годуновы, что Дмитрий, что Шуйский… Всё одно – подать плати, ратников в войско выставляй… Опять же, наместнику здешнему выход надо выплачивать… Жизнь как жизнь!

Село выросло, теперь в нём было более двух сотен голов, а на полях, чёрных по весне, к осени заколосится густая рожь. Сотня Кирилла, усталая после долгого и тяжёлого дня, въехала в него ближе к закату.

– Эй! – рявкнул сын боярский, наклоняясь в седле и окриком привлекая к себе внимание местной красотки, с вёдрами бредущей от речки. – Старосту позови, милка! Да поспешай, мы торопимся!

Девка, видать погруженная в свои мысли, от резкого окрика вздрогнула и расплескала половину воды.

– Ну, чего обмерла! – не на шутку рассердился Кирилл. – Отвечай, где староста!

Деревянные вёдра с глухим стуком упали в пыль, которую через мгновение обильно покропило водой. Подхватив повыше подол рубахи, девка с заполошным воплем бросилась прочь.

– Догнать? – хищно предложил кто-то из казаков, ехавших подле.

– Незачем! – возразил Кирилл. – Староста сам пожаловал… кажется!

Староста, не староста, но три с лишним десятка мужиков, сплошь вооружённые – вилами, дрекольем, топорами, а кто-то и охотничьими луками, неспешно скапливались в дальнем от сотни конце улицы. То, как они выстраивались, мало походило на нормальное боевое построение, но вряд ли стоило ожидать чего-то большего от простых селян!

– Эй, что происходит? – рявкнул Дмитро Олень, на всякий случай, обнажив саблю. – Мы свои, царёвы люди!

– Воры вы, а не царёвы люди! – прорычал огромный, чёрный как цыган мужик в кожаном фартуке и с охотничьей рогатиной в руках. – Воры, тати, против царя руку поднявшие! Царь наш – государь Дмитрий Иванович и более никто!

Кирилл сильно удивился.

– Нет никакого Дмитрия-царя! – пуская коня вперёд, сурово возразил он. – То – тать был, самозванец, а на самом деле – Отрепьев Гришка, сын Богданов! Монах беглый! Так того на Москве уже неделю как казнили… И праха не осталось на земле православной! В том крестом, Богом клянусь!

– Лжец! – взвыл невысокий, круглый как бочонок мужичок, одетый побогаче остальных. – Лжец! И клятвы твои – клятвы антихриста! Мы сами государя Дмитрия Ивановича – живого да здорового – вчерась здесь видели! Проскакал сам-второй! [7]7
   Исторический факт, признаваемый, правда, не всеми историками. Два верных сторонника Дмитрия, князь-воевода Шаховской и дворянин Молчанов сумели покинуть город и отправились в Литву, по пути возмущая народ. Молчанов, по наущению Шаховского, выдавал себя за чудесным образом спасшегося Дмитрия, благо был на него похож. Именно с этого момента можно отсчитывать начало Болотниковщины, тем более что Шаховской являлся одним из вождей этого восстания.


[Закрыть]

– Дмитрий?! – изумился Кирилл, лично видевший труп Самозванца и даже участвовавший в его уничтожении. – Да он же… Он мёртв! Я сам его труп видел!

– Значит, это – другой был кто-то! – решительно возразил крестьянин. – Разве ж может быть, чтобы государя нашего, Дмитрия Ивановича, мы не узнали! Мы ж не нехристи какие-нибудь, чтобы Государя не ведать! Сам он, сам! Собственным, значит, ликом! Так что заворачивайте коней, ироды! Не дадим за нашим государем в погоню пройти! Не пустим!

– Эй, отче! – проревел, оглушая не только чужих, но и своих, Павло Громыхало, вместе со своими стрельцами уже изготовившийся к бою. – Ты не видишь, что ли, с кем дело имеешь?! Прочь с дороги, пока есть, кому своими ногами уходить! Ну, кому говорю!

– Да пошёл ты… – отозвалось сразу несколько голосов, молодых и не очень.

– Ах, так… – задохнулся от гнева Павло, нащупывая рукоять сабли. – Стрельцы! Спешиться! Пищали

го-товь! Бердышники – на фланги!

– Павло! – негромко окликнул его Кирилл. – Не горячись…

– Так ведь… сотник! – взревел тот, возмущённый. – Они ж лаются, псы поганые! Оскорбляют! Терпеть, что ли?

– Вот-вот! – хмуро подтвердил Кирилл. – Что-то уж больно наглы… для почти безоружных селян! Нет, тут что-то не так. Они нас как будто заманивают…

– Осторожен ты… сын боярский… – скрипнул зубами Павло, чуя, что возможность подраться тает, как неверный снег, что выпал в середине мая. – Нельзя же так, право слово! Мои молодцы их там всех в крошево… только прикажи!

Кирилл заколебался… Что там говорить, у него у самого кровь кипела от гнева, да и ладонь правая чесалась – требовала вложить в неё рукоять сабли. Но нет, селяне слишком наглы… Слишком! Да и плетни слишком близко от улицы. Если там – засада, его всадники окажутся между двух огней. Их покрошат прежде, чем удастся что-то сделать!

– Нет! – сухо возразил он. – Мы уходим!

Павло, не сдерживаясь более, пустил длинную и совершенно непристойную тираду…

Однако, некоторое время спустя, он убедился в правоте своего командира. Как только отряд начал заворачивать коней, из-за соседних плетней начали подниматься вооружённые люди. Вот здесь уже хватило и пищальников, причём у большинства из них дымили фитили, то есть они готовы были стрелять… Теперь оказалось, что число защитников села сравнялось с числом воинов отряда.

– Мы уходим! – громко сказал Кирилл. – Вы ведь этого хотели?

Кто-то из смердов ответил так, что даже у хладнокровного Кирилла кожа заскрипела на крепко стиснутых кулаках. Эх, будь они вольны в своих поступках, ударили бы сейчас всем скопом… а потом уже решали бы, правы, или нет! Вряд ли смерды устояли бы против отряда, в котором чуть ли не каждый воин стоит десятерых таких соперников! Или…

– Что-то уж больно хороши тут стрельцы, сударь Кирилл! – пробормотал Павло, из-под низко надвинутой шапки озирая улицу. – Я б сказал, такие, что и мне в полусотню не стыдно взять будет!

– Я тоже так думаю… – вздохнул Кирилл. – Засада здесь, друг Павло, я ж говорил… Дадут ли и уйти!

– Дадут! – Павло внезапно оскалился. – Уводи конников, сотник! Я тут пока со своими пошустрю…

Однако не пришлось.

– Уходите! – громко и твёрдо приказал всё тот же, невысокий мужичок из первого отряда. – Мы не хотим никого убивать, но и государя нашего, Дмитрия Ивановича, в обиду не дадим! Прочь, нехристи!

– Самозванец, именовавший себя Дмитрием, сыном Ивановым, мёртв! – громко и отчётливо, пусть ни на что не рассчитывая, сказал Кирилл. – Я сам видел его труп! Вы же, против законного государя, царя Василия Ивановича, меч поднявшие, ещё поплатитесь за своё воровство… Вспомните ж меня, когда сюда придут наши воины и порушат ваши дома, обрюхатят ваших баб, а вас самих перевешают на деревьях!

Смерды заволновались, послышалась отборная ругань…

– Уходим! – коротко приказал Кирилл. – Павло, твои отходят последними, на околице вас сменят мои молодцы… Быстро, быстро! Надо выбраться из улицы, пока нас тут всех не перестреляли!

Стрельцы, плотной стеной вставшие поперёк улицы, свою задачу выполнили до конца. Их пищали чёрными зраками заставляли сильнее биться сердца смердов, никто не рискнул атаковать их. Потом они бегом, таща на себе пищали и бердыши, отошли на околицу. Там уже готовы были прикрыть их три десятка отборных, закованных в брони и тегиляи конников Кирилла. Каждый из них имел под рукой огненный бой – пищаль, ручницу или пистоль, так что при случае залп получился бы пусть и не столь слитным, как у стрельцов, но – мощным.

– Ух! – прорычал Кирилл, только сейчас давая выход бушующему в душе гневу. – Эх, запалить бы село это с четырёх-то концов! Да чтобы твоих, Павло, стрельцов поставить – выбегающих из-под огня бить!

Все вздохнули почти одновременно. Красны слова, да нет в них правды… Не стал бы сотник Кирилл жечь своё село. Не стали бы стрельцы московские рубить своих же смердов… Или – стали б? Жгли ж Северскую землю, что за Самозванца, за монаха Гришку, сына Отрепьева, грудью встала!

– А и жаль, что нельзя! – вздохнул казак Дмитро, которому смерды эти поперёк горла встали, гордыню потешить не давая. – Ух, мои бы их в сабли-то взяли! Зипунов бы, опять же, набрали…

Разговоры громкие, разговоры грозные… Только вот сотня под эти разговоры неостановимо отходила от села. Увы… Прямая дорога – та, что вела через село, была для них закрыта. Иная же, узкой и давно не торёной колеёй вьющаяся между полей и садов, заставляла сделать большой крюк.

– Эх, и речушка ведь невелика! – проскрежетал Павло. – Может, здесь и переправимся, сотник?

Кирилл задумался…

Риск был невелик, но всё же он наличествовал. Берег крутой спускался к самой реке, и вроде бы там было достаточно твёрдо…

– Дмитро! – подумав немного, негромко сказал он. – Пошли там… кого-нито! Пусть посмотрят, можно ли коней спустить, да через реку переправиться. Павло! Десяток выдвини к селу. Чтобы, значит, нас невзначай в спину ударили!

Оба – и стрелец, и казак, разом бросились выполнять приказы. Промедление, если судить по словам сотника, было смерти подобно…

5

Запорожский казак Михайло получил своё имя лишь в девять лет. Первые же годы своей жизни, он прожил под именем Мустафа. Впрочем, какое же ещё он мог иметь имя, являясь чистокровным турком? Видно, Матерь Божья двигала тем запорожцем, что смиловался над малышом-турчонком в то страшное осеннее утро, когда казачьи курени хлынули с причаливших «чаек» [8]8
   Чайка – боевой карабль казаков, мореходный и маневренный.


[Закрыть]на каменистый турецкий берег. Его семья, его дом и городок, в котором он жил первые годы своей жизни, были уничтожены казачьим приступом. В живых из мужеского пола остался он один…

Жаль, имя его спасителя осталось для Михайлы тайной. Казак погиб на обратном пути, когда их «ключ» [9]9
   Ключ – походное построение морских кораблей.


[Закрыть]нарвался на турецкую галеру. Многие десятки казаков погибли вместе с ним… а малыш-турчонок остался жив и вскоре узрел Хортицу.

Тремя годами позднее его окрестили и с именем Михайлы, он вошёл в курень своего спасителя. А ещё семью годами позже запорожский казак Михайла Турчин участвовал в походе на свою родину. И ничего, рубил турков, как истый казак… каким к тому времени и являлся…

Когда остерский староста Михайла Ратомский прибыл пять лет назад на Хортицу, звать казаков на помощь законному царю и государю Московскому и Всея Руси Дмитрию Ивановичу, Михайле Турчину было уже двадцать семь лет, это был гарный хлопец и лихой казак, всеми уважаемый и почитаемый. Конечно, он не мог не откликнуться на призыв своего тёзки!

Поход для него выдался неудачным, под Добрыничами запорожцы понесли тяжкие потери, оставили на поле боя гарматы и лишь знамёна сумели вынести. Прикрывая отход прапорщиков, Турчин попал в полон… хорошо ещё, к таким же, как и он сам казакам, только с Волги. В Москве же он, сдружившись с казаками Дмитро Оленя, вступил в их ватагу. Ни те, ни другие не видели причины жалеть об этом… Как никто не оспорил решения атамана, что именно Михайло Турчин с ещё двумя казаками должен идти на разведку. Вряд ли кто-то мог бы сделать это лучше Турчина…

Спрыгнув у самого обрыва, Турчин передал повод побратиму, Олексе Гонте. Олекса крякнул недовольно, но повод принял. С Турчином спорить, когда он уже всё решил – себя не любить. Тем более что сейчас Михайла всего лишь возжелал сам спуститься вниз. Ну, пусть себе шею ломает!

Турчин, однако, ничего себе ломать не собирался. Очень медленно пройдясь вдоль уклона, он нашёл единственно возможное место, где можно было спуститься даже и с конём… Он коршуном взлетел в седло и даже его приятели, сами казаки не из худших, не удержали вздохов. Им так ни за что не удастся!

– Я поеду, а вы – смотрите! – сурово наставил Турчин приятелей на путь истинный. – Внимательно глядите, вам следом надо будет спуститься! Но пока не крикну, сидите на верху, даже и не дёргайтесь! Пока не крикну, ваше дело – смотреть да учиться! Вняли?

Казаки, пусть и не очень довольными голосами, ответили, что поняли.

– Ну, добре! – вздохнул вовсе не убеждённый Михайла и пустил коня по тропке вниз…

Тропка была узка и круто обрушивалась под уклон. Другой бы, может, не сумел съехать по ней верхом, хотя почти каждый сумел бы спустить тут коня, ведя его в поводу. Михайла сумел так провести коня, что тот ни разу не оступился… только в конце, взбрыкнув при виде мелкой змеюшки, переползающей дорогу, чуть не обрушился. Турчин железной рукой укротил коня.

Как только копыта коня коснулись ровной земли внизу, оказалось, что спускаться сюда было пустым делом. Почва была слишком мягкой, чтобы выдержать вес коня с всадником и Турчину пришлось срочно спрыгивать… Впрочем, конь всё равно успел погрузиться по бабки.

– Проклятье! – проскрежетал разъярённый таким оборотом Турчин. – Ну нет, так дело не пойдёт!

Он поспешно развернул коня, заставляя его выдирать огромные копыта из грязи вместе с комьями её, налипшей и не желающей отлипать. Конь по-прежнему был покорен ему, но Турчин отлично понимал, что одной только покорности сейчас – мало. Куда важнее было бы, если б у коня хватило сил… А вот тут Михайла был совсем не уверен. Целый день их отряд ехал, сделав всего две короткие передышки – только для того, чтобы кони не обезножели и не сбили себе спины. В результате, кони были сохранены, но измождены и вот-вот должны были встать. В этом селе, буде всё исполнилось бы по расчётам сотника Кирилла, они должны были заночевать. Но всё получилось совсем не так, кони не отдохнули, и сейчас Михайла не поручился бы за способности своего коня скакать… или вот, выдираться из грязи!

Впрочем, выбираться всё равно было необходимо.

– Ну, давай же, Окунь! – с мольбой в голосе сказал Турчин. – Вперёд, вперёд!

Конь, прозванный так за безумную любовь к воде, напряг все свои мышцы, даже заржал в натуге… Вязкая грязь охватила его ноги прочнее пут. Вырвав одну, переднюю, конь только глубже погрузил обе задние. Турчин с ужасом ощутил, что вязнет и сам. Меж тем, его силы тоже были не беспредельны. Скорее уж наоборот – должны были закончиться куда раньше, чем у коня…

– Турчин, держи! – крикнули сверху, и Михайла еле успел поймать конец верёвки, сброшенной ему с тропы.

Молодцы, хлопцы! Быстро сообразили!

Теперь стало полегче. Турчин быстро привязал верёвку, и коня вместе с ним потащили наверх едва ли не в десять рук.

– Осторожнее! – рявкнул вдруг казак наверху. – Падаем, браты!

Словно в подтверждение его слов, сверху комьями посыпалась земля и под откос, яростно ругаясь, беспорядочно кувыркаясь, рухнули сразу трое – двое казаков и могучий стрелец. Именно он, вступивший на самый край откоса, стал причиной падения. Откос оказался целиком из песка и не выдержал немалого веса трёх закованных в брони тел…

Двоим из троих повезло – они рухнули в грязь, смягчившую удар и почти не пострадали. Помятые рёбра, синяки да ссадины никто из них в расчёт не принимал. Главное – кости целы. Стрельцу, даром, что он был толст, как бочонок с пивом, повезло меньше. Он рухнул вниз кулем, сбив попутно несколько камней… ушёл в грязь головой… Вставать не торопился.

Ещё несколько человек почти скатились вниз, встревоженные и перепуганные. Все они сгрудились вокруг бесчувственного стрельца… и уже очень скоро лекарь, поднявшийся с колен, сокрушённо покачал головой:

– Ран вроде бы нет… Дух из него вышибло! Мозги, наверное, встряхнул шибко!

– Лекарь… – проворчал кто-то из стрельцов. – Что ж ты не лечишь-то?!

В любом случае, оставаться внизу, в болотистой низине было опасно, и стрельца вынесли наверх. Потом совместными усилиями, поднапрягшись, выволокли коня.

– Нет! – покачав головой, со вздохом сказал Михайла, хотя его никто уже и не спрашивал. – Там мы – не пройдём!

Кирилл среагировал на удивление быстро.

– Значит, пойдём через лес! Не так уж и велик крюк получится… Наверстаем!

Словно забыл, что нельзя говорить так легкомысленно. Словно вчера родился… Особо суеверных воинов передёрнуло

6

Этот тёмный лес получил название Царёва пуща, хотя царь Борис лишь раз проехал мимо него и никогда не бывал в нём. Впрочем, своё название лес всё же заслужил. Огромные, роскошные ели и сосны составляли его основу, и наличие этих деревьев говорило о том, что лес здесь, по крайней мере, часть его – болотистый.

Дорога через лес тянулась ясно видная, но заметно запущенная. Колея была хорошо намечена, но между двумя глубокими вмятинами, пробитыми в земле за долгие годы езды, уже начали расти маленькие ёлочки и сосёночки, а трава, густая и не примятая, достигала конского торса даже по бокам. Видно, с тех пор, как построили прямую дорогу через реку и навели там мост, эта дорога перестала пользоваться почётом и уважением… Ну, да ничего. Им, воинам, не страшен тёмный лес. Им никто не страшен и ничто не страшно! Впрочем, почти каждый, въезжающий под сень деревьев, не забывал осенять себя святым крестом. Лес, а особенно – такой, любимое укрывище всякой нечисти. Лучше находиться под защитой Господней в такое время и в таком месте…

Дорога оказалась ещё запущенней, чем можно было это предположить. В двух местах её перегораживали завалы из деревьев, и если первый раз вся сотня взялась за оружие, предполагая засаду, то уже во второй сотник послал стрельцов, не особо беспокоясь. Да и видно было – к вырванным с корнем огромным елям и соснам, человеческая рука приложена не была.

Каждый такой завал отнял у них по часу времени, притом ещё и народ выматывая. Когда Луна прошла первую осьмушку своего пути по ночному, пусть и ясному по летним временам небу, впереди показался очередной завал и на этот раз он был особенно прочен. Сразу четыре ели повалились на дорогу, сумев ещё и ветвями переплестись настолько крепко, что стрельцы, своими бердышами пытавшиеся проделать проход, вымотались уже через четверть часа работы. Дорога за это время даже не наметилась…

– Привал! – мрачно, сквозь крепко сжатые зубы, процедил Кирилл.

– Что, прямо здесь? – изумился Дмитро Олень.

– А что, назад вертаться?! – яростно сверкнул на него глазами сотник. – Здесь! Утром начнём, с чего остановились…

Место для отдыха, здесь казацкий атаман был прав, выбрано было крайне неудачно. Мало того, что пространства для полной сотни всадников с конями здесь было явно недостаточно, мало того, что сотне пришлось растянуться на полный перестрел татарского лука, так ещё и деревья с обеих сторон подходили к «лагерю» на пять-десять шагов, возвышаясь плотной стеной. И не удивишься, если враг вдруг атакует из-за их прикрытия! Дело не хитрое… Ещё хуже было то, что и люди, и кони вымотались так, что даже поесть толком не смогли. Надев коням торбы с овсом, да расседлав, воины повалились спать там, где нашли для себя место. Места этого, мягко говоря, было немного, поэтому лежали, тесно прижавшись друг к другу… И лишь один костерок горел на весь лагерь. Одно дело – простые воины. Сотнику и его подручным командирам было не до сна.

– … Так и что дальше? – возмущённо выкрикнул Павло Громыхало, размашисто поводя пудовым кулаком над огнём. – Я так думаю, ещё день мы потеряем, продираясь через этот бурелом! Ты только погляди, сударь Кирилл, какие дерева! Мои ребята о них бердыши затупили. Завтра даже если наточим, так рубить уже не будут! Да и вообще, бердыш – он для человеческого тела, а не для дерева предназначен!

Кирилл остро взглянул на него.

– Хотя мы, конечно, готовы рубить до конца! – быстро добавил струхнувший стрелец.

– Я согласен с ним! – внезапно встрял в разговор Дмитро. – Мы потеряем здесь куда больше времени и сил, чем если б полезли в драку там, в селе! Да ведь и сейчас ещё не поздно… На рассвете ударить, пока они дрыхнут… Пусть поплатятся за наглость!

– Это мы поплатимся! – мрачно предрёк Кирилл. – Ладно, если они нас не ждут! А если – ждут! В этих клятых огородах чёрт ногу сломит! Я уж и не говорю о конях… Хотя, в чём ты, полусотник, прав, так в том, что здесь мы застряли надолго. А враг и так перед нами несколько дней преимущества имеет! Уйдёт ведь, как пить дать уйдёт!

Его слова, полны были мрачной безысходности. Шагин, его верный слуга, удивлённо вскинулся и уставился на хозяина, словно не узнавая. Никогда прежде он не слышал такого отчаяния в голосе…

– Не уйдёт! – после мрачного тона Кирилла, казацкий атаман говорил как-то слишком легко и небрежно. Обычно так говорят тогда, когда что-то знают… или же, когда в чём-то твёрдо уверены.

Тут как раз сготовился котелок похлёбки, которую вместо повалившегося без сил кашевара сварганил сам Дмитро Олень. Неспешно, дуя на огненную жидкость с некоторым количеством мяса и даже зерна, ароматом мясным навевая тяжкие сны спящим неподалеку воинам, поснидали…

– Надо через час кашеваров поднять! – прогудел подобревший после еды Громыхало. – Ежели даже и рано выступим, так пусть хотя бы кулеша поедят хлопцы! Голодными драться, оно, конечно, лучше… Но на сытый желудок – как-то приятнее!

Тут между командирами отряда имело место быть совершенное согласие. Каждый из них уже долгое время должен был проявлять заботу о довольно большом количестве воинов, так что добыча пропитание и беспокойство о том, чтобы оно в срок дошло до желудков их людей не была чем-то новым и необычным. Скорее уж наоборот – вошло в привычку. Что же до утренней атаки… Наверное, это был единственный выход. Если только они не хотели увязнуть в этом лесу на долгие дни и, даже, возможно – недели.

Меж тем, даже и у таких крепких мужей, каковы были Павло Громыхало и Кирилл, силы были не безграничны. Луна же, почти полная в эту ночь, добралась уже до середины тёмного ночного небосвода.

– Ладно! – потянувшись и протяжно зевнув, сказал сотник. – Давайте-ка, други, спать! Утро вечера мудренее… а ждать его уже недолго!

Его слова упали на благодатную почву… Спустя всего четверть часа оба подручника Кирилла – и Павло, и Дмитро, уже спали крепко и глубоко. Видно, даже таких бугаев укатало за день…

А вот Кирилл, хоть и хотел спать, никак не мог. То кочка под бок попадёт, то ветка в лесу хрустнет… Он, хоть и знал, что дозоры выставлены и вряд ли дремлют, чувствовал себя очень неуютно. Дважды вовсе возомнил себе каких-то чудищ лесных, за саблю да пистоль хватившись… Потом долго отходил от дрожи в руках, боясь признаться сам себе, что, так сильно напуганный, ни саблей, ни тем более требующим остроты глаза и твёрдости руки пистолем не оборонился бы, буде его страхи материализовались бы в лешего или другого демона.

Вздохом подтвердив осознание того, что он уже точно не заснёт, Кирилл медленно сел. Вокруг вповалку лежали воины его сотни, кто укрытые попоной или плащом, кто прямо так, кулак под голову подложив. Кони, сгуртованные голова к голове, по-татарски, тихонько похрапывали порознь, отчего создавалось твёрдое убеждение, что храп этот льётся непрерывно. Впрочем, храпели не только кони…

Окончательно отогнав прочь остатки дремоты, Кирилл поднялся. Решение обойти посты, само пришло к нему, так что оставалось только прицепить отстёгнутую полчаса назад саблю и засунуть за пояс пистоли. Рядом, встревоженный, заворочался Дмитро Олень, пуская во сне слюни и сладко причмокивая. Однако не проснулся. Видно, слишком сильно было его желание спать, чтобы среагировать даже на грохот канонады… тем более его было не добудиться, когда никакого грохота не было.

Кирилл не стал его более беспокоить, начав осторожно пробираться в сторону укрытого за лесом села…

Идти, на его счастье, пришлось не очень далеко…