Текст книги "Ларец Самозванца (СИ)"
Автор книги: Денис Субботин
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
7
Оглядев из-под ладони открывавшийся перед ним вид, Кирилл тяжко вздохнул.
– Ты уверен, что они поехали сюда, Шагин? – мрачно спросил он.
– Уверен! – решительно кивнул Шагин. – Здесь они, господин!
…Шагин примчался в деревню на взмыленном коне, сам весь в мыле, растрёпанный. И сразу поднял сотню. Кириллу даже пришлось наорать на воинов, которые собирались без подготовки бросаться на выручку товарищей. Полчаса – сказал он – дела не решат. Казаки послушали его с большим трудом, и только когда на сторону сотника встал самый авторитетный из них, Михайло Турчин. Турчин же возглавил казаков до возвращения Дмитра из плена…
Полчаса обратились в час, но зато теперь Кирилл был уверен в успехе. Его сотня разделилась на два отряда: конница готовилась войти в село с северной стороны, по дороге; стрельцы Павла Громыхало скрытно вышли на восточную окраину села и огородами пробирались к центру. Вот-то будет сюрприз ляхам, когда они ударят по ним из самого сердца Званицы!
Что в селе ляхи, утверждал Шагин. Он-де видел их и узнал по одеждам. Кирилл ему, конечно, верил, но всё же сомнение где-то в глубине души сидело. Откуда здесь взяться ляхам? Если только… Если только эти ляхи – часть отряда ненавистного литвина, пана Смородинского! Ну, тогда им, наконец, повезло!
– Смотри, сотник! Вот они, ляхи! – радостно закричал Прокоп. – Не ошибся Шагин, ляхи!!!
Ляхи – около полудюжины всадников, горячили своих коней на самой окраине. Вот над ними взвилось несколько дымков, потом до московитов донёсся звук выстрелов и где-то в отдалении вжикнули пули. Расстояние, впрочем, было слишком большим. Кирилл и не подумал оберегаться.
– Вперёд! – заорал он, одним быстрым движением обнажив саблю. – Бей ляхов!
Боевой клич восстания в Москве, был подхвачен сразу и с большим воодушевлением.
– Бей ляхов!!! – и семь десятков всадников пустили своих коней сразу рысью, постепенно переводя их на галоп. Земля содрогнулась и уже не успокоилась, пропуская по себе тяжёлую лаву, остановить которую почти что невозможно…
Всадники ляхов на краю села повели себя странно. Их было заведомо меньше, чем русских, но никто и не подумал бежать. Грохнуло ещё несколько выстрелов, от которых никто не пострадал, а потом толстый коротышка, нелепо выглядевший на огромном першероне, да ещё с кончаром в половину своего роста в воздетой руке, что-то прокричал. Его воины ответили оглушительным рёвом… только ляхи способны вдесятером перекричать целый майдан… или сотню. Расстояние до них сокращалось с катастрофической скоростью. Катастрофической для ляхов, ибо каждый удар копыт русских коней о землю сокращал время, отведённое ляхам для бегства.
– Москва! – зарычал Прокоп, уронив руку с саблей вдоль туловища – нагнетая кровь для удара. – Бей ляхов!!!
До столкновения оставалось сорок шагов. Тридцать… Двадцать… Ляхи внезапно не выдержали и в панике, чуть ли не сталкиваясь друг с другом, завернули коней. Последовал ещё один неприцельный залп из пистолей и они, с места погнав коней в галоп, ринулись вглубь села.
– Бей!!! – заорал Кирилл и уже привстал в стременах, вознамерившись рубануть скачущего последним ляха, рослого и худого. Его спина, только его спина занимала сейчас сотника, и он уже представил себе, как рубанёт, как вскинется, как закричит лях… Сотня, вся конница, на хорошей рыси втянулась в село, и двое ляхов уже упали от метких выстрелов казаков и ратников…
Слитный залп из-за плетней застал Кирилла врасплох. На краткий миг он растерялся, но и этого мига хватило засаде, чтобы сделать ещё один залп и за спиной сотника закричали раненые люди. Одного взгляда хватило, чтобы понять – сзади уже месиво. И убитых, и раненных достаточно много, конница смешала ряды и для атаки уже непригодна.
И снова он опоздал. Рослые молодцы выросли вдруг из-за плетней и в руках их были чёрные шары. Они метнули эти шары и среди улицы громыхнули четыре взрыва.
Кирилл уже не оглядывался – он не первый раз был в бою и понимал, догадывался, что за спиной – смерть и разгром. Вместо этого, он бросил коня вперёд и один из метателей гранат, не успев укрыться, с отчаянным воплем схватился за рассечённое лицо. Упал он уже мёртвым – рану, нанесённую саблей сотника, не залечил бы самый лучший лекарь.
За спиной сотника затрещали выстрелы – оставшиеся в живых ратники били по плетням, не давая врагу высунуться. Их всё ещё было много, больше, чем врагов и в этом был единственный шанс… А второй шанс должен был вот-вот появиться из-за огородов. Стрельцы Павла Громыхало что-то задерживались!
– Спешиться! – заорал Кирилл. – Бей их! Москва!
Яростный крик десятков глоток заставил вздрогнуть его самого. Похоже, выжило несколько больше, чем он ожидал…
Натиск московитов был яростен. Прямо из седел, они прыгали через плетень, и вскоре там уже шла рубка. Ляхов – и украинских казаков, оказалось не слишком много, и теперь они медленно отступали, теряя своих, к центру села. Ещё дважды в общем шуме боя раздавались резкие, оглушительные взрывы – ляхи кидали гранаты. Ещё одна граната со свистом врезалась в лоб одному из ратников Кирилла. Не взорвалась, однако, хотя фитиль догорел до конца.
– Вперёд! – криком подогнал Кирилл воинов, мельком отметив, что бросок всё же был не бесполезен и его ратник упал лицом вниз, с раскроённой тяжёлым ядрышком головой. – Вперёд!
Он на миг обернулся, а когда развернулся лицом обратно, в сторону врага, прямо в лицо ему летела граната. Опешив, Кирилл даже не понял, зачем отмахнулся кулаком. Левая рука словно бы сама выбросилась вперёд, и чугунный шарик с дымящимся фитилем врезался точно в кулак. Рука онемела, отшибленная, но и граната отлетела в сторону и взорвалась в ветвях яблони, что раскинула ветви в пяти шагах от сотника…
Взрыв был всё же очень громок, и Кирилла оглушило. Пока он тряс головой и вычищал из глаз и рта землю и щепу, в бое произошли давно ожидаемые изменения. Слитный залп тридцати пищалей смёл защиту противника, а потом десятки стрельцов, сохраняя боевой порядок, появились из-за домов. Пищали свои они уже закинули за спины, а в руках стрельцов сверкали жутковатыми лезвиями бердыши. И даже самые решительные поединщики знали – снаряжённый бердышами строй стрельцов в рукопашном бою непобедим. Ну не с саблей же, впрямь, на них бросаться! Бой был закончен на этом. Некоторое, небольшое количество ляхов и казаков обратилось в бегство. В последних рядах отступающих шёл рослый, в дорогом доспехе, воин. Троих он успел сразить прежде, чем отступил. Стрельцы преследовали их неотступно, но в какой-то момент нарвались на слитный залп, сбились с шага… А там враги добежали до коней и были таковы. Ринувшаяся в погоню конница тоже потеряла время, разбирая завал из полудюжины телег, поваленных на бок и так прочно перегородивших улицу, что на то, чтобы раздвинуть их и пропустить конницу, потребовалось почти четверть часа. Четверть часа! На протяжении всего этого времени казаки бесновались и рванулись вперёд, когда проход был достаточен всего лишь для одного всадника. Но даже такая быстрота не принесла плодов. Провожаемые частыми залпами стрельцов, теряя людей, ляхи всё же вырвались из кольца. Соваться в лес сразу за ними, хотя на этом настаивали казаки, Кирилл не рискнул.
– Дмитр с хлопцами, даже если он всё ещё в плену, а не в погребе где-то сидит, – сказал он ходокам от казаков, – вряд ли порадуется, видя гибель нашу! А ляхи вполне могут устроить ещё одну засаду. Потери и так велики…
Потери и впрямь были велики. Особенно пострадали как раз казаки – среди них почти никто не имел доспехов, и пули ляхов, а особенно новое, подлое оружие, которым они воспользовались, нанесли им немалый урон. Восемнадцать убитых, ещё почти двадцать человек раненных, из которых лишь половина может сражаться, а остальным сейчас предстоит главный бой в жизни – со смертью…
Меньше всего пострадали стрельцы. У них было всего пятеро убитых, да ещё четверо были оглушены взрывом гранаты. Сам полусотник Павло Громыхало, хоть и качал головой, возмущаясь, новым оружием ляхов заинтересовался очень и очень… тем более три гранаты, не разорвавшиеся, были ему предоставлены.
– Добрая штука! – пробормотал стрелец, разглядывая их. – Ишь, как разят! Ну, поглядим, поглядим… Может, чего и придумаем, чтобы не только у ляхов они были… Ты, сотник, что надумал?
– Переждём! – спокойно ответил Кирилл. – Не время сейчас на рожон лезть. Да и у ляхов потери немалые. Далеко не уйдут!
Часть седьмая
1
Лагерь на опушке леса больше всего напоминал лазарет [18]18
Автор напоминает, что лазарет – это лечебница в честь Святого Лазаря и только предполагает, что этот термин мог использоваться и в 17 веке.
[Закрыть]или лечебницу. Из двадцати семи боеспособных воинов, которые этот бой начали, закончило его всего-то пятнадцать, да ещё двое раненных были оставлены в тылу ранее. Татьяна, Зарина, мессир Иоганн сбились с ног, пытаясь объять необъятное, но количество раненных значительно превышало не только число «лекарей», но и количество чистых тряпок, идущих на бинты… Ранены были практически все, сам пан Роман не уберёгся от сабельного удара, теперь щеголяя длинной, от виска до подбородка, царапиной на левой щеке. Пану Анджею повезло чуть меньше, и он схлопотал рукоятью бердыша в глаз. Глаз, хотя на него почти сразу наложили свинец, заплыл, почти не видел и пан Анджей ругался самым чёрным образом, пытаясь раскрыть его пошире… Больно!
Впрочем, сейчас поднять настроение воинов не могли даже его шуточки. Отряд словно бы погрузился в дрёму. Казаки и шляхтичи сидели, тупо глядя перед собой и даже не пытаясь заговорить. Оружие – сабли, ручницы и пистоли, лежали рядом, но их никто не чистил. Не слышно было обычных в таких случаях шуточек, никто не похвалялся молодецкими ударами… Они поставили на этот бой всё, они великолепно сражались и имели все шансы победить… Господь и Дева Мария отвернулись от них. Московиты взяли верх, буквально завалив улицы трупами людей и коней, а ударивший в спину отряд стрельцов докончил дело.
Даже и сам воздух на опушке переменился с тех пор, как здесь показались первые беглецы. Свежий, ароматный запах хвойного леса внезапно наполнился запахом крови, пороховой вонью, в нём витали стоны и крики, ругань и плач – мессир Иоганн лютовал, безжалостно и быстро вправляя вышибленные конечности, зашивая раны. И у него, увы, не было обезболивающего – обоз, в котором находился и бочонок с гданьской водкой, остался в селе – преграждать дорогу преследователям. Впрочем, там была не только водка… Припас боевой и запас еды, одежда, утварь… всё осталось в Званице! Спасти – ценой беспримерного героизма – удалось бочонок с жалованьем – почти пуд серебра, да сундучок государя, который на скаку сорвал с заводного коня отчаюга Марек. Чуть не надорвался! Пан Роман за этот подвиг его прилюдно расцеловал и окончательно простил… Впрочем, самого Марека это не слишком взволновало. Яцек, раненный Яцек, с которым Марек вновь был очень дружен, в бегстве разбередил себе рану и едва дотерпел до привала. Теперь он тихонько постанывал, удобно устроенный Мареком и Зариной на свежих, только что срубленных еловых лапах. Правда, мессир Иоганн счёл, что опасности для жизни Яцека нет… Но Марек, а особенно – Зарина, запретили ему шевелиться даже по нужде. Вот Яцек и стонал… еле сдерживаясь уже. Стонал, а сам – с завистью – поглядывал на то, как Марек, плечом к плечу с Зариной, рубил сухостоину – на дрова. Госпожа Татьяна что-то там варганила в котле… кажется, делала похлёбку. Размер котелка и количество того, что госпожа высыпала в него, наводили на грустную мысль, что еда достанется только раненным… Тут Яцек вспомнил, что он сам – раненный, и настроение его резко пошло вверх… и снова упало, когда он увидел, что Марек обнимает Зарину за талию… и снова пошло вверх, когда оглушительная пощёчина заставила всех, кто её услышал, поднять голову… Марек, левая щека которого напоминала по цвету маковый лепесток, а ухо распухло в размере вдвое, как ни в чём не бывало продолжил работу…
Тяжко вздохнув, Яцек вновь ему позавидовал. Во-первых, тому, как легко Марек переносит неудачи. Вон, получил по морде, а опять уже весело балаболит чего-то там! А Зарина, которая только что приложила Марека по морде, если и не хохочет по своему обыкновению – заливисто и звонко, то уже улыбается и даже хихикнула пару раз. Вон, даже пан Роман оторвался от разговора с паном Анджеем…
Меж тем, паны, а с ними верные и неизменные советники – Кирилл Оглобля, да Андрей Головня, да Людвик-пушкарь, пусть его и пришлось нести на носилках, устроились под раскидистой, низенькой елью и негромко обсуждали состояние дел. По правде говоря, не только негромко, но и невесело.
– … Зарядов по полдюжины на рушницу осталось – так и счастье! – тихо говорил Клим Оглобля, крутя свой длинный, вислый ус. – Порох-то, тот самый, жидовский, мы выдернуть не успели из возов… слишком всё быстро было! Теперь-то вот так подумаешь, а ведь надо было не так поступать! Надо было по-другому засаду готовить… Извини, пан Роман!
– Да что там, прав ты! – безнадёжно махнул рукой тот. – Плохой из меня командир, коль так неудачно всё повернулось. Не просчитал, не подумал, что, может, бежать придётся внезапно и быстро. Всего-то и делов: перегрузить самое важное на один воз, да загодя в лес отправить. Как женщин и раненных отправили!
– Э, да ты что говоришь?! – внезапно возмутился пан Анджей. – Никто, пусть даже сплошь герои античные, грецкие там, аль римские, не могут против пятикратного врага устоять, и живы остаться. Был у греков князь… магнат, вроде пана Вишневецкого или гетмана Жолкевского. Леоном [19]19
Пан Анджей, разумеется, имеет в виду царя Спарты Леонида. Имя Леонид в польском произношении звучит Леон.
[Закрыть]звали. Вот, один раз, на его город пошли варвары… ну, там, как татары на нас! Тыщ сто, а то и поболее! Кажется, их персами звали, но я не помню. Вот!.. Этому пану Леону, ну прям как нашему пану Адаму, его шляхтичи не дали ратников, и он пошёл против врага только со своими конфидентами, а было их – триста! Ну, правда, один дурак-жид клялся, что лично читал: их было шесть тысяч, а то и больше, но остальные сдались. А он не пожелал сдаваться и сражался именно этим отрядом. Ну, вот. Этот пан занял своим отрядом узкий проход и сражался в нём долго-долго… пока не погиб! Я это к тому говорю, что ты всё правильно сделал. Видишь, можно ведь использовать узину для уничтожения врага!
Пан Анджей ещё много знал таких и подобных историй, так что пан Роман, хоть и скривился, кивнул поспешно. С его приятеля станется, если он заспорит, рассказывать дальше… пока язык не сотрётся до кости! Или у пана Анджея он без костей?!
– Мы здесь обсуждаем, как дальше быть! – после долгого молчания, сказал он. – Увы, история нам здесь не поможет…
– А что тут обсуждать? – удивился Андрей. – Домой надо! И поскорее!
– Поскорее не получится! – вздохнул Клим Оглобля. – У нас раненных много! Их же не бросать! А с ними – поскорее не получится. Вон, посмотри на Людвика! А он, между тем, не самый болезный!
– И правда! – нехотя признал Андрей. – Так что же делать?! Боя мы не выдержим! И вряд ли тот московит будет брать нас живьём. Мы его людей тоже порядком покрошили! Будь я на месте того сотника, перевешал бы всех, кто случаем в плен попадётся, ещё до того, как засохнет кровь на саблях!
– Не, я б лучше на колья посадил! – со вкусом возразил пан Анджей. – А ты как думаешь, пан Роман?
– Я думаю, не след так шутить! – коротко ответил тот, взглядом указав на побледневшую Татьяну. – Мне показалось, тот сотник, московит – благородных кровей. К тому же, у нас есть кое-что получше зарядов к ручницам!
– Ты о пленниках?! – ожил пан Анджей. – А вот это – и впрямь дело! Слышь, Клим… Ты что, Клим?!
Клим Оглобля первым почуял, что дело нечисто. Но даже он ничего не мог поделать – люди в чёрном, с обнажёнными саблями и готовыми к стрельбе пищалями возникли, словно из-под земли. Нельзя было и помыслить о сопротивлении – в то время как часть этих людей, жутко напоминающих тех, кого казаки и ляхи разили у постоялого двора шинкаря Мойши, рассыпалась по всему биваку, около двух десятков, готовые применить своё оружие, замерли над раненными.
– Бросьте оружие! – прогремел густой, злой голос словно бы со всех сторон. – Ну, быстро! У вас нет ни единого шанса! А если б и был, знайте, что первыми умрут ваши друзья! Пожалейте их… ведь они не могут сопротивляться!
Пан Роман, напряжённый, злой, первым бросил кончар. Что тут говорить – проспали…
– Непохоже, что это – московиты! – процедил сквозь зубы пан Анджей, последовав его примеру.
– Да, это – люди Ворона! – мрачно сказал пан Роман, словно бы невзначай заступая дорогу направившемуся к Татьяне шишу [20]20
Шиш – (старорусское) разбойник, партизан
[Закрыть]. – Ну, мы ещё не померши!
– Всё впереди! – согласился с ним пан Анджей…
2
– Лежи ты, дурень! – сердитым шёпотом рявкнула Зарина, всем телом навалившись на Марека. – Сам погибнешь и никого не спасёшь! Ну, лежи! Пожалуйста, Марек!
Последняя просьба, почти мольба, вкупе с мягкой грудью, прижавшейся к спине Марека, на время подействовала, отрок затих. Скрежет зубовный, впрочем, слышен был за несколько шагов… Лежащий рядом Яцек покрылся холодным потом, когда кто-то из разбойников прошёл в нескольких шагах.
Им сказочно повезло – разбойники не заходили с этого конца, а потом не заметили их, укрывшихся под повисшими до земли густыми ветвями ели. Здесь было почти темно и почти ничего не видно. Любой мог найти их – достаточно было приподнять ветви… Да ещё скрежетал зубами Марек.
В конце концов, Зарина отчаялась. Резко рванувшись вперёд, она поцелуем запечатала ему уста. Яцек с трудом сдержался, чтобы не заскрежетать зубами самому. Проклятье на голову мерзкого везунчика! Чтоб его корочун хватил! Чтобы… Да что ж это такое?!
Как раз в этот момент, разошедшийся Марек принялся лапать Зарину за всякие места, а та, занятая борьбой за тишину, да и увлёкшаяся поцелуем, не тратила время на то, чтобы обратать нахала. Наконец, разбойник ушёл. Зарина медленно, медленнее, чем хотелось бы Яцеку, отвалилась от наполовину задохнувшегося Марека.
– …Но если ты хотя бы ещё раз лапнешь меня за что-нибудь, за задницу, например, я тебя убью! – с тихим бешенством, через край перехлёстывавшим, сказала она. – Вот тебе крест, убью!
– Да ты ж сама начала! – возмутился Марек.
– Сама начала, сама и прикончу! – отрезала Зарина. – Лежи тихо!
– Их выручать надо! – опять начал ерепениться мальчишка… вполне возможно, рассчитывая на очередной поцелуй. На его беду, разбойники, все как один, отсюда ушли, и Зарина предпочла другие способы убеждения. Не такие приятные.
Удар маленьким, но крепким кулачком под ребро, и Марек враз понял всю свою неправоту. Второй удар – под дых, и он уже не может говорить.
– Надо выручать! – согласилась Зарина, добившись тишины и покорности. – Но много ты навыручаешь, если погибнешь в первые мгновения! Их тут почти что сотня, а нас – два с половиной, если даже считать раненного Яцека за половину!
– Это почему это?! – тут уж Яцек взъерепенился. – Я что, не мужчина?! Да я даже встать могу!
Яцека – вот беда – держали оба. И Зарина, хоть и утверждала, что относится к ним одинаково, даже не подумала зажимать ему рот поцелуем. Яцек совсем расстроился…
А разбойники, закончив вязать их друзей, собирать вещи, не спеша выступили в поход. Похоже было, что они чувствуют себя полными хозяевами в этом лесу и не собираются кого-то здесь бояться или хотя бы опасаться. Вот теперь можно было и выбираться… и вообще, следовало поспешить!
– Яцек, ты и впрямь можешь ходить? – спросила Зарина, что-то задумавшая.
– Могу, конечно! – обиделся Яцек и в доказательство даже подпрыгнул. Рана в спине отозвалась острой болью, но он и впрямь не свалился и даже не особенно перекосился…
– Так… – Зарина задумалась. – Конечно, правильнее было бы Марека отправить следом за ними. Но ему я не верю! Он – неблагоразумен и вполне может всё испортить. А нам надо всего лишь проследить, куда они денутся! Вот ты и проследишь!.. Яцек, сегодня в полночь мы встречаемся на этой поляне. Мы – и ты! Ты не можешь заблудиться, попасться в плен или тем более погибнуть! Ты даже опоздать не имеешь права! Жди нас здесь, как только сможешь вернуться. А всё, что ты должен сделать – проследить за ними до их лагеря! Не выручать наших, даже если их будут бить и пытать… мы потом поквитаемся… не лезть на рожон – проследить, Яцек! Ты понял, что это – всё?
– Понял я, понял! – сказал Яцек. – Дай мне хоть один пистоль, Марек! У меня ж только кинжал…
– Добрый кинжал! – ухмыльнулся Марек, даже на рубку дров обрядившийся как на войну и сейчас щеголявший целым арсеналом за поясом. – Не, не дам… Лишний он тебе! Упадёшь, он выстрелит – тебя обнаружат! Или – вдруг в голову взбредёт…
Марек вдруг осёкся, опустил взгляд и молча вытащил пистоль, протянул его Яцеку.
Довольный Яцек тоже без слов засунул его за пояс…
– Ну, мы пошли! – сказала Зарина, чувствовавшая себя неловко. – Ты тут не скучай, Яцек!
– Ага, не скучай! – ухмыльнулся Марек. – Да ему не дадут соскучиться! Тут – волки, змеи опять же… Не соскучится!
Яцек стиснул зубы и сдержался. Марек, подлец, знал, куда бил! Он всегда жутко боялся змей… волков… нетопырей… пауков… гусениц… Ну, много чего ещё! Всё и не перечислишь!
Он проявил невиданное мужество – продержался без истерики, пока Зарина и Марек не скрылись среди деревьев. Увы, это заняло гораздо меньше времени, чем ожидал Яцек. Ему даже показалось, что они намеренно спешили оставить его одного. Ну и ладно, коль так! Он не боится!
Не бояться оказалось гораздо труднее, чем предполагал Яцек. Почти сразу, просто развернувшись, он чуть не наступил на змею. С трудом сдержав вопль, он всмотрелся… Змея при ближайшем рассмотрении оказалась корягой, изумительно под змею замаскировавшейся. Но зато с дальнего конца леса на Яцека пристально и неотрывно смотрели два жёлтых глаза. Кажется, они даже моргали… Из груди Яцека вырвалось рыдание. Он крепко, до боли в пальцах, сжал пистоль и кинжал. Да, так оно спокойнее будет!
– Вперёд, Польша! – прошептал Яцек надтреснутым от ужаса голосом. – Ещё Польша не погибла!
Польша-то, может, и не погибла. А вот Яцек был близок к гибели – он был в этом убеждён. И ещё трижды на пути его оказывались змеи, оборачивающиеся корягами, и со всех сторон на него, очень пристально смотрели полные злобы глаза – жёлтые, красные, даже зелёные. И кто-то огромный и мохнатый шумно пролетел над самой головой. И ещё много чего случилось, прежде чем Яцек увидел хвост колонны, бредущей, казалось бы, без дороги, а приглядись – по едва видной в траве колее. Он даже обрадовался, их увидев.
Разбойники шли не скрываясь и без опаски – даже дозора не выставили. Оружие – пищали, луки, несколько самопалов, были убраны – закинуты за плечи или зачехлены, сабли хранились в ножнах. В середине отряда – вот тут никто оружие далеко не убирал – шли пленные ляхи и казаки. Кажется, никто из них не погиб от руки разбойников. Но тут отряд свернул, открылся от головы до хвоста, и сердце Яцека облилось кровью, когда он увидел понурого пана Анджея, даже похудевшего за этот час, который – пешим! – брёл, спотыкаясь, бок о бок с паном Романом. Вот пан Роман выглядел настоящим шляхтичем. Взгляд его блуждал где-то поверх голов разбойников, настрой явно указывал на несгибаемый характер и какой-то замысел. За ним следили сразу четверо, и никогда меньше двух человек не держало его на прицеле пищалей. Мол, смотри, пан! Коли что не так, мы тебя первого…
Дождавшись, пока последний разбойник укроется за поворотом, Яцек опять поспешил следом. Он не упустит их! Он будет похож на хорта – цепкого и неутомимого. И, когда он вернётся, даже Марек признает, что он достоин уважения! А Зарина…
Что там скажет Зарина, Яцек так и не придумал.