Текст книги "Вперед в прошлое 13 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Это уголовно наказуемо, – жадно прищурилась заведующая. – Я не хочу рисковать.

Ах ты крыса, еще денег хочешь? Ну вот тебе. Я выгреб из кармана мелочь, включая монеты, начал раскладывать на столе по номиналу, пусть думает, что ребенок копилку разбил, и устыдится. Насчитал девять тысяч.

– Это последние. Есть еще пять тысяч на лекарства. Пожалуйста!

Деньги, конечно же, были, просто не хотелось их отдавать таким вот наглым вымогателям. Закатив глаза, врачиха сгребла мелочь в ящик стола.

– Девочка в школу ходит? Справка нужна? Могу сделать, что она лечилась по поводу разрыва кисты, но в карточке напишу правду, тем более она… э-э-э… неприятная и будет влиять на ее дальнейшую жизнь.

Я насторожился, пальцы сжались. Врачиха замотала головой.

– Нет-нет, ничего фатального или жизнеугрожающего. Некоторые… физиологические особенности. Анатомия у тебя была?

Я кивнул, заведующая продолжила:

– У твоей сестры двурогая матка. Не такая, – заведующая показала пальцами капельку, – а вот такая. – Она соединила ладони у запястий и изобразила сердце. – Это ничего страшного. Ну да, возможно, она не сможет выносить ребенка, потому я бы рекомендовала поставить спираль, а то с выкидышами намучается…

В кабинет заглянула молоденькая медработник в марлевой маске на подбородке и с рыжими кудряшками, выбивающимися из-под чепца, стайкой веснушек на носу и ведьмовскими зелеными глазами. Наверное, медсестра или санитарочка, очень уж молоденькая.

– Юля, зайди-ка на минутку. Это ж ты малолетку чистила? – девушка кивнула, ее глаза потемнели. – Расскажи о ней вот ему, это старший брат. Можешь прямо здесь. А ты не думай, Юля врач, ординатуру у нас проходит.

Заведующая поднялась и направилась к двери, а мне захотелось бросить ей в спину что-то тяжелое. Какая стерва! И Юлю сдала с потрохами, что у девушки опыта мало, и мне теперь нервничай.

Когда дверь закрылась, Юля устало опустилась на стул и проговорила:

– Ты не подумай, это не первая моя такая операция, я все сделала отлично. Поработаю тут, и в Москву поеду, там и лекарства в больницах есть, и оборудование хорошее, есть где развернуться.

Глаза Юли снова стали изумрудными. А мне захотелось сказать ей спасибо, выгрести и отдать все деньги, что остались – просто отблагодарить за то, что в наше скотское время есть врачи, которые действительно увлечены своим делом, и в Москву едут не потому, что там перспективы и бабло, а потому, что есть чем работать.

– Расскажите про Наташу, – попросил я.

– Состояние средней тяжести. Она потеряла много крови, но до шока не дошло. Группа крови распространенная, кровь была, так что все нормально, через день-два домой пойдет.

– Правда ли, что она не сможет иметь детей из-за двурогой матки? – спросил я.

Юля пожала плечами.

– Выкидыши, да, у женщин с такими анатомическими особенностями происходят чаще. Но успешные роды не исключаются. А если уж совсем никак, делают операции, соединяют два рога, и такие дамы успешно рожают. Приятного, конечно, мало, но это не приговор. Понятное дело, такие операции платные, и их делают не у нас в городе. А ты кто ей, жених? Уж очень взрослые вопросы задаешь.

– Брат. Мы с Екатериной Юрьевной договорились, что ничего не скажем нашим родителям. Они… сложные и ничем делу не помогут. Вы поможете в этом мне?

Юлия вздохнула.

– Заведующая пообещала помочь, – сказал я. – Просто конкретно вы не звоните родителям, поверьте, если они узнают, будет хуже.

– Хорошо.

– Какие лекарства нужны Наташе? Я все куплю. Или давайте так. Я оставлю денег, а вы купите. И для нее, и для других больных. Я знаю, в больнице нет ничего, даже перекиси.

Юля посмотрела на меня с опаской, схватила листок и принялась писать.

– Ты это мне брось. Я не она. Вот список необходимого, жду тебя через час.

Я просмотрел его и спросил:

– Юлия, в городе открывается клиника, где врачи будут принимать за деньги. Пойдете туда работать? Не на постоянно, можно совмещать.

Девушка открыла рот от удивления и покрылась красными пятнами. Я был уверен, что есть сейчас дам ей денег, она швырнет мне их в лицо. Надо же, остались еще такие врачи.

У меня дома три пачки кофе остались. Не поленюсь, сгоняю за ним, накуплю конфет и вкусной еды. Ну не могу я не отблагодарить ее за человечность!

– Так пойдете?

– Не знаю. Наверное…

– Я скажу вам, когда она откроется. Только, пожалуйста, не уходите из медицины. Можно к Наташе?

– Она отходит после наркоза и немного не в себе. Лучше приходи завтра.

Если бы я был собой прежним, то не усмотрел ничего страшного в бесплодии Наташки. Мы сами дети, какое там размножение! Но память взрослого говорила, что для женщины это может стать большой трагедией.

– Вас же завтра не будет…

– Будет другая дежурная, тебя впустят. Поторопись, наша аптека работает до шести.

Глава 8
Грустный праздник

Только когда набивал пакет лекарствами для Наташки, вспомнил, что сегодня же восьмое марта! Я планировал купить подарок маме, отпраздновать с ней и Наташкой, но мысли вылетели из головы. Когда жизнь близкого человека под угрозой, переосмысливаешь свое существование, важное становится незначительным. То, что вчера казалось первостепенным, забывается напрочь. Я забыл даже о Вере, точнее о том, что хотел вечером ее поздравить, правда, не знал как.

В будущем можно будет послать букет курьером и остаться инкогнито. Ну, или еще что-то подарить. А сейчас цветы найти легко – некоторые предприниматели, такие как Лихолетова, выращивали тюльпаны и нарциссы к восьмому марта, а потом могли год жить на вырученные деньги. Это в феврале с цветами сложно. Но где найти курьера, которого бы никто не знал и который не проболтался бы?

А если просто оставить букет под дверью, позвонить и сбежать? Именно к такому варианту я склонялся. Теперь же снова мысленно к нему вернулся, параллельно думая, какой же грустный праздник получился у сестры.

Поднимаясь на лифте в отделение, испытывал неловкость, что праздник, а я даже цветка врачам и медсестрам не купил.

Отдав пакет Юлии, я побежал к мопеду и только теперь обратил внимание на тюльпаны на столе регистраторши. Пожилая женщина выходила из больницы тоже с тюльпанами.

К счастью, никто Карпа не тронул, и он стоял на своем месте. Вернулось ощущение собственного тела, и меня стало потряхивать от холода, ветер стал казаться пронизывающим, ледяным. Как бы с простудой не слечь после сегодняшнего марш-броска!

Но это фигня. Главное – Наташку откачали. Несмотря на сырую погоду, город полыхал алыми тюльпанами, белел нарциссами с оранжевой сердцевинкой, покачивали желтыми головами нарциссы с массивными цветками, встречались и белые бархатистые. Торговцы красотой выстроились вдоль улиц, толпились на остановках. Ни в какой другой день город так не благоухал, как сегодня.

Еще же к маме ехать, изображать радость…

Потому, остановившись, я купил большой букет нарциссов – они стоят дольше тюльпанов – сунул за пазуху и поехал домой. Чем ближе подъезжал, тем больше злился на бабку. Раньше она бежала на грохот калитки, теперь же, вон, прячется. Даже не спросила, что с Наташкой. Надо срочно валить! Вот только куда? Сейчас же позвоню по объявлениям!

Моя решительность улетучилась, как только я увидел брата. С опухшим лицом, серый и потерянный он сидел за столом. Вскочил мне навстречу.

– Угрозы для жизни нет, – отчитался я. – Наташе сделали небольшую операцию, несколько дней она проведет в больнице.

Боря ударил себя по лицу.

– Это я виноват! Я! Забыл, тупица, чертов уголь! Если бы не забыл… эх…

– Если бы да кабы, – сказал я, снимая ботинки, куртку, промокший свитер. – У Наташи было не все в порядке. Это могло случиться на физкультуре, во время пробежки на автобус, когда она несла сумки на рынок. Не надо себя винить.

Я стянул мокрые ледяные джинсы, посмотрел на волосы на руках, вставшие от холода дыбом.

– Легко сказать, – сказал Боря и шмыгнул носом, но вроде немного успокоился.

– Только маме не говори, хорошо? Ни сейчас, ни потом. Не стоит ее травмировать. Пообещай.

– Клянусь! – Боря приложил руку к груди.

– Ты титан не топил случайно? – поинтересовался я. – А то я замерз, аж заледенел.

Боря сделал брови домиком, шлепнул себя по лбу.

– Во я тупой! Ну почему не догадался?

– Пойдем топить. Растопим докрасна назло бабке. Только переоденусь.

Только я переоделся, как прозвучал междугородний звонок. Я бросился к телефону, рассчитывая услышать деда, но говорил незнакомый голос чуть хмельного мужчины:

– Привет. Павел? Позвони, пожалуйста, Наташу.

– Это кто? Андрей, ты?

Я приложил ладонь к трубке и сказал Боре, навострившему уши:

– Иди, начинай топить и жди меня там. Я скоро подойду, поговорить надо. Ну? Иди!

Боря кивнул и поспешил удалиться, за окном мелькнула его тень.

– Пашка, позови сестру! Поздравить ее хочу!

Только когда хлопнула дверь в котельную, я сказал:

– Наташа в больнице. У нее случился выкидыш и открылось кровотечение. Мне очень жаль. Никто не в курсе, что случилось, в том числе родители, огласка нам не нужна. Что ей передать?

– Пашка! Как же так? – Андрей мгновенно протрезвел. – Чем я могу помочь? Поздравить ее хотел. Хотел сказать, что у меня все получается.

– Ты можешь сказать мне, я завтра к ней пойду и все передам. Она обрадуется.

А заодно узнаю, не влез ли Андрей в какую-нибудь мутную схему. Посопев немного, Андрей раскололся:

– В общем, подал в суд на завещание. Нанял юристов… специальных юристов. Они все сделают. Расплачусь с продажи московской квартиры. Половина моя, половина их.

– Так-так-так… А не боишься ее вообще лишиться?

– Я и так ее лишился. А так есть надежда получить хоть что-то, у этих людей все схвачено. И есть надежда на хоть какие-то деньги. К тому же это решит вопрос с моей южной квартирой.

– То есть ты обратился к более сильным бандюкам? – уточнил я. – Заключал договор, или все на словах?

– На словах. Они чтут договоренности. Если заберут квартиру – и пусть, лишь бы тем мошенникам не досталась.

– Главное, чтобы жизнь твою не забрали, – предостерег его я.

– Это им незачем! Завершу дела с документами, закуплюсь книгами – и послезавтра назад.

– Наташу должны выписать к тому времени. Занял деньги у кого? Не у бандитов хоть? Эти могут на счетчик поставить, и тогда хана.

– У коллеги, мы с ним договоримся, – ответил он после минутного промедления. – Книги сейчас хорошо продаются, должны пойти.

– Ты поменьше говори об этом, мало ли.

– Все хорошо, Паша. Если не считать того, что случилось с Наташей… – Его голос потускнел. – Я очень хотел этого ребенка. Не представляешь, как хотел! Я все делаю для того, чтобы наша семья не знала нужды… А теперь, выходит, все зря?

– Что ты такое говоришь? Ты поступил как настоящий… рыцарь. Наташа будет тобой гордиться. Приезжай быстрее.

– Спасибо на добром слове, – вздохнул Андрей. – Я завтра позвоню в это же время, узнаю, как моя девочка. Ты же к ней еще пойдешь?

– Конечно. Не переживай, у нее все есть, и лекарства, и еда, и забота.

– Спасибо… До завтра, Павел.

Он отключился раньше, чем я с ним попрощался. Неужели появление ребенка что-то изменило в мозгах Андрея? Очень сомневаюсь. Скорее всего, его хватит на единственный этот порыв, и дай бог, чтобы его не надули, аферисты потенциальных жертв за версту чуют.

Одевшись и захватив полотенце, я побежал к Боре, чтобы принять горячий душ как профилактику простуды и поехать поздравлять маму.

Брат завороженно смотрел на ухающую печь титана, в помещении пока еще было холодно.

– Маме ни слова про Наташку! – напомнил я. – Скажем, что она подрядилась торговать тюльпанами и не может прийти. А торгует она на рынке, освободится поздно ночью. Если не распродаст остатки, то ей еще завтра выходить. Заплатить ей обещали пять тысяч. Не забудешь?

– Я, конечно, тупица, но не настолько же! Отлично понимаю, что мама запилит, даже если не за что. Наташка захочет – сама расскажет.

Мне подумалось, что в отделении, где лежит Наташка, куча персонала, и всем плевать на этику. Не дай бог будут мамины знакомые! Благо что больница от Николаевки далеко, а беременные девчонки, в том числе после неудачных абортов, для них не невидаль. Буду надеяться на счастливое стечение обстоятельств.

Пока с Борей шли к Маме, в голове крутились мысли, как заведующая меня выдоила досуха, глазом не моргнув. А я и рад стараться, совсем крышу снесло! И зло берет на себя, что поощрил эту хищницу, и ясно, что винить себя не в чем: любой готов отдать последнее, когда жизнь близкого под угрозой, и пойти на преступление, и ограбить, и даже убить. А такие Крюковы этим пользуются.

Вот приду завтра к Наташке и внушу заведующей… Что я ей внушу? Не брать взятки и не вымогать? Выполнять свою работу ответственно? Так сволочизм из нее никуда не денется, так и будет гнобить подчиненных и больных. А что, если провернуть кое-что посложнее? Что, если внушить ей эмпатию? Чтобы она ощущала боль этих несчастных женщин как свою. Тогда она точно перестанет относиться к людям как к кускам мяса, которые живут, чтобы или приносить ей прибыль, или причинять неудобства.

Мама ведь из медицины ушла из-за такой гангренозной начальницы, главврачихи Жо. И Гайде из-за нее ушла. Рыба-то с головы гниет. Если не сработает… значит, не сработает, быстро оттуда сбегу и больше не буду попадаться Крюковой на глаза.

Когда пришли домой, оказалось, что мама нас ждет, а отчим укатил колымить. Получив букет, мама расцеловала меня, Борю и сказала:

– Через полчаса Вася приедет, давайте вместе праздновать?

Боря скорчил рожу, мама потрепала его по щеке обняла.

– Ну пожалуйста! Он не будет к тебе придираться! Так хочется, чтобы мы были настоящей семьей хоть иногда. Наташа где, с Андреем?

– Она подрядилась продавать тюльпаны. Пять тысяч ей обещали, – сказал Боря.

– Эти цветы мы у нее купили, – поддержал беседу я. – Сейчас все в тюльпанах, ты видела? Даже в центре Николаевки Лихолетова наша торгует.

– Это твоя одноклассница? – уточнила мама. – Маленькая такая, с одуванчиком на голове и… – Она изобразила два арбуза на уровне груди.

Боря улыбнулся.

Глядя на изобилующий салатами стол, я сглотнул и заурчал желудком, улыбнулся.

– Конечно мы подождем Василия, это ведь твой праздник!

Интересно, где сейчас Вера? Одна или с кем-то? Так хотелось подарить ей такой же букет и увидеть, как она улыбается! Чертова весна, совсем крышу снесло. А что же будет, когда потеплеет?

Следом на ум пришел Каналья. Кого он сегодня поздравляет? Оказывается, это тоже важно – чтобы была женщина, которую хочется поздравить с восьмым марта.

Отчим пришел чуть раньше, тоже с цветами и огромным тортом, расцеловал маму, и мы уселись за стол. Боря печально ковырял ложкой пюре, гонял по тарелке кусок отбивной – все еще грыз себя за то, что забыл про уголь. Мама поглядывала на него с тревогой, Василий балагурил, рассказывая любимые байки о том, что вот один мужик как-то…

Я пытался отшучиваться, хотя было невесело, но вроде получалось. Постепенно мамин взгляд начал наливаться обидой, потом – злостью. Вот уже и ноздри недовольно раздувает, на Борю поглядывая – наверное думает, что он демонстрирует свое недовольство Василием. Еще немного, и начнутся претензии, потому я тихонько вывел маму в зал и сказал:

– Ты не злись на него. Борю отругал учитель живописи, и он расстроился. Это не из-за Василия. Ты же знаешь, какой у нас Боря…

Мама посветлела лицом, кивнула удовлетворенно. Ну что за человек? И мысли не возникло, что у сына могут быть неприятности!

Василий выставил на стол бутылку вина, а поскольку они с мамой пятикапельные, быстро развеселились и перестали замечать Борину грусть. Грусть и на меня временами накатывала, стоило представить, каково там Наташке, она ведь ребенок совсем! Только настроилась на новую роль, и тут – на тебе! Она, наверное, и имя ребенку уже придумала.

Так мы с Борей дотерпели до девяти вечера, а когда маме стало не до нас, набрали тормозок Наташке в больницу и поехали домой на автобусе.

В полдесятого я позвонил по объявлениям о сдаче жилья, которые срывал в течение нескольких дней, и на завтра договорился о просмотре двушки и трешки в районе, где живет Гайде.

Боря набрал бабке уголь и поставил в условленном месте, но она к нам так и не вышла. Наверное, чувствовала вину и боялась попадаться на глаза – а вдруг покусают? Я отлично понимал ее мотивы. Это не безразличие, а страх посмотреть нам в глаза. Ведь гораздо сложнее признать свою вину или хотя бы ее часть и извиниться, чем уйти с радаров и залечь на дно.

В Наташкином товаре я нашел блок «Сникерсов», взял несколько – постовой сестре, процедурной и дежурному доктору. Взял упаковку кофе – для Юлии. Вдруг она будет на месте? Хотя вряд ли после ночной смены. В общем, если дежурная будет нормальная, это ей. Врачи с их зарплатами мало что могут себе позволить, кофе за двадцать тысяч и подавно.

* * *

В понедельник я еле высидел на уроках и прямо с рюкзаком, где лежали учебниками, шоколадные батончики и еда для Наташки, рванул в больницу, рассчитывая, что продавцы цветов не все распродали и мне будет чем поживиться. Так и оказалось. Возле рынка старушки продавали нарциссы и уставшие тюльпаны. Вчера они стоили, как крыло самолета, а сегодня их готовы были раздать почти даром.

Так я у одной бабули купил огромный букет белых нарциссов, у второй – желтых. Собрал большой букет для Наташки, перевязал лентой, которую взял у той же бабули. Остальное раздам женщинам, которых встречу в отделении, и медсестрам – пусть их трудная жизнь станет чуть светлее.

В больницу я шел в приподнятом настроении. Нарциссов было, как в мультике у щенка, который «просто так». Сразу же я подошел к регистратуре, протянул девочкам по цветку – они заулыбались. Встретил пожилую санитарку с каталкой, вручил ей три цветка, поздравил с прошедшим, она зарделась, как девочка.

Поднимаясь в лифте с зареванной женщиной, подарил цветок и ей, пообещав, что он принесет ей удачу, и все будет хорошо.

Вышел на своем этаже, двинулся по коридору, раздавая цветы встречным пациенткам – и пожилым, и юным. Сперва по одному, потом по три, потому что букет и не думал редеть.

Медсестричку с капельницей отвлекать не стал, направился на пустующий пост, отсчитал пятнадцать цветов, достал из кармана «Сникерс»…

– Ты что тут… – грозно прогромыхал за спиной женский голос.

Я обернулся. На меня надвигалась… надвигалось нечто огромное, усатое, носатое, пучеглазое и очень грозное в белом халате. На мгновение меня парализовало, казалось, что она сейчас обрушится, сметет…

– Я хотел вас поздравить. – Протянул я ей букет и батончик. – У вас такая тяжелая неблагодарная работа. С прошедшим праздником… милая сестричка!

Вспомнилось, что Каналья учил обращаться так даже к старушкам. На глазах с грозной фурией произошла метаморфоза, она часто заморгала, взяла цветы, и вот уже не грозовая туча летит, а стоит растерянная женщина, которой цветы в последний раз дарили, наверное, лет двадцать назад.

– Вот неожиданно! Спасибо. А ты к кому?

– К Наташе Мартыновой, я ее брат.

Женщину перекосило, она потупилась – я насторожился, заподозрив неладное.

– Что с ней?

– Ее… как бы это сказать… разбил психоз. Чтобы не причинила себе вред, ее привязали к кровати.

Я читал, что такое случается у тяжелых больных, но сейчас чувствовал, что дело в другом. Потому недолго думая прямо с цветами бросился к сестре.

В палате стояло восемь коек. Шесть соседок Наташки посмотрели на меня кто с жалостью, кто – с неприязнью. Я швырнул букет на свободную кровать и, не снимая рюкзака, метнулся к Наташке. Она была очень бледной, волосы разметались по подушке, на щеке красовался кровоподтек. За руки и за ноги лоскутами простыней ее привязали к кровати.

– Забери меня отсюда! – прокричала она, а я замер, не зная, что делать.

Вдруг она и правда не в себе, вон как глаза блестят… Но у нее они всегда так блестят, когда она злится.

– Пошла вон, ведьма! – крикнула Наташка, глядя мне за спину.

Там высилась медсестра-горилла.

– Я не сумасшедшая! Развяжите меня! – Наташка дернулась и разрыдалась.

Не похоже на припадок, похоже на обычную женскую истерику. Я обнял Наташку, она дрожала всем телом, скользкая щека скользила по моей щеке.

– Пашка, я не сумасшедшая. Я спросила, что со мной. Она мне сказала, что я никогда… что я… я… бесплодная… дефективная. Что я уро-од! Зачем жить, если я – дефективный уро-од⁈

– Кто сказал?

– Врачиха. Лы… лысая.

– Фашистка, – откликнулась толстая страшка под капельницами. – Довела девочку.

И тут внутри меня будто бы оборвалась струна. Я распрямился, развязал сперва ноги, потом руки сестры, обернулся к медсестре, рассчитывая отбиваться от нее, но прочел на ее некрасивом лице… понимание. И тетки в палате смотрели с пониманием.

Наташка была только в трусах. Закутавшись в простыню, она свернулась калачиком. Вдохнув и выдохнув, я снял рюкзак, погладил ее по голове и сказал:

– Эта лысая – дура и мизантроп. Она ненавидит людей. Я разговаривал с той, что тебя спасала. Она сказала, так бывает, но ничего фатального, ты сможешь выносить и родить. Если совсем уж случай тяжелый, то делают операцию, после которой ты все сможешь. Ты ведь тяжелое подняла и спровоцировала… Так что ничего фатального.

Наташка судорожно вздохнула и пролепетала:

– Зачем же так… если это неправда… Или ты врешь?

– Можешь поговорить с Юлией, она грамотная, но сегодня не дежурит. Я не разбираюсь в женских болячках, откуда бы мне такое знать? Просто передаю то, что она мне рассказала.

Я положил цветы ей на тумбочку, вытащил тормозок с едой.

– Вот, это тебе, поешь.

Меня еще трясло от злости, но я заставил себя успокоиться. Надо быть решительным и холодным, иначе ничего не получится. Другой бы на моем месте желал Крюковой смерти, мучений, болезней, но что это изменит? Только умножит зло, которого и так с избытком. У меня для нее было кое-что полезное. Только получилось бы.