Текст книги "Вперед в прошлое 13 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3
Боец

Сегодня двадцать восьмое, последний день февраля. Завтра начинается весна! Правда – только календарно, нормальная погода установится хорошо если в апреле.

Через тридцать лет времена года сместятся. Март станет сопливым, как февраль, зато сентябрьская погода перенесется на октябрь, а в лучшие годы купаться можно будет и до ноября, но весна перестанет радовать. Например, сегодня, зимний день, а вон как солнечно, аж улыбаться хочется!

Надо связаться с Сергеем-строителем и начинать строить дом, а то слишком много денег накопилось – опасно. Скоро Зинаида Павловна начнет копать огород и может найти мою банку с долларами. В последнее время она присмирела, не поджидала нас, не нагружала мелочами, но думалось мне, что Зинаида Павловна не отстала, а копит силы для мощного натиска.

Что ж, у меня есть целая учебная неделя, когда появится время поискать квартиру, двушку или трешку. Или можно обойтись однушкой, потому что Наташка пойдет жить к Андрею? На цену смотреть не буду. Ну переплачу пять тысяч рублей, зато нервов сэкономлю на сто тысяч. Хозяева дорогих квартир побоятся лезть с претензиями, потому что будут дорожить жильцами. Когда еще найдется богатенький Буратино?

А еще грядет дополнительный выходной – восьмое марта, когда можно нагрузить «Зилка» по самое не хочу и рвануть с Канальей в дальние дали. Например, к южной границе, на курорты, где народ зажиточный за счет сдачи жилья отдыхающим. Там они будут грести нашу муку совковыми лопатами. Правда, чтобы оправдать бензин и жилье, надо прибавить сто рублей к той цене мешка, что будет в конкретный день, потому что цены с каждым днем все выше. Вернуться я рассчитывал минимум с тысячей баксов, Каналья разбогатеет на двести. Уедем мы в воскресенье, весь понедельник поработаем до упора, снова переночуем, во вторник выдвинемся назад, торгуя по дороге. Ехать-то оттуда восемь часов как минимум – целый рабочий день.

В школу мы с Борисом шли, улыбаясь, довольные солнышком. Возвращались, полные впечатлений, и с «пятерками» в рюкзаках, а я нес еще и сплетни о том, как новый русский своему любимому внучку закатил пир на весь мир. В этих сплетнях проскальзывало мнение тех, кто считал, что я сам заработал, потому что самородок, но таких было меньшинство. Ну и правильно, пока дом-крепость не построю, пусть думают так. А уж дома заборище забабахаю, собак заведу и дробовик, и дозорные вышки поставлю – пусть кто-нибудь попробует сунуться! И непременно у меня в подвале будет комната Скруджа со вмурованным в бетон сейфом.

Хорошо все-таки в будущем, когда менты хоть мало-мальски начнут гонять всякую мелочь, и деньги будут на карточках. Вот скажи сейчас кому, что люди, найдя такую карточку, где и миллион может лежать, будут возвращать ее владельцу – не поверят же. Сочтут идиотизмом.

Но, едва мы открыли ворота, как хозяйка собравшаяся копать огород, бросив лопату, заковыляла к нам, держась за поясницу. У меня же там заначка! Клад!!! Что ж она так рано-то в огород полезла?

Но земля над прикопанной возле крана банкой с деньгами осталась нетронутой. Пока нетронутой.

– Мальчики! – воскликнула Зинаида Павловна, перекрывая нам дорогу. – Какой прекрасный день! Неизвестно, когда еще такой нам природа подарит! – И заискивающе уставилась в глаза.

Нужно было срочно спасать деньги! Я прошелся туда-сюда по огороду, вроде бы оценивая фронт работ: нужно было вскопать примерно четыре сотки жирного привозного чернозема. Поковырял лопатой там и здесь, достал пару камней, быстренько отрыл банку и спрятал в рюкзак, выдыхая с облегчением.

Копать, белить, красить и двигать мебель, да хоть с инопланетянами бороться, конечно, несложно, если бы была изначальная договоренность, что мы живем за небольшую плату, но досматриваем выживающую из ума бабушку. На такие условия никто не согласился бы, потому что досмотр стоит гораздо больше, чем мы платим за жилье. Но получается, что мы и платим, и досматриваем, и не можем распоряжаться своим свободным временем.

– Так понимаю, это надо сделать прямо сейчас безотлагательно? – отчеканил я.

Боря потух и повесил нос, мы оба ненавидели стоять на лопате, что делали каждую весну на даче.

– Дык дождь может пойти, – виновато пролепетала хозяйка и поплелась к лопате, прихрамывая особенно достоверно, так прихрамывая, словно она рисковала в любой момент лишиться конечности.

Я заметил, что, когда думала, что нас нет, Зинаида Павловна бодро бегала, хромота нападала на нее, только когда она видела нас, причем перемежающаяся – то на одну ногу припадала бедняга, но на другую.

Мысленно ругаясь, что снова полдня в бездну, я проговорил:

– Ну до трех дня хоть терпит? Нам некогда, мы учимся, а друзей я могу нанять.

Боря посмотрел на меня с надеждой.

– У меня денег нет, – отрезала Зинаида Павловна, – чтобы с ними расплатиться.

– Это уж мои проблемы, – проворчал я, с трудом скрывая злость.

А бабка словно специально пыталась разозлить меня еще больше:

– Что же получается, вы и мне платите, и работникам? Так нельзя, я так не хочу, это нечестно.

– А куда деваться, когда и учиться надо, и на тренировки ходить, и еще всякие дела, – как можно спокойнее проговорил я, думая, что все равно собирался поддерживать алтанбаевцев, чтобы, пока не начну стройку, они с голоду не померли.

Хозяйка запричитала, что она на такое не рассчитывала, а я, чтобы не терять время, выкатил мопед из-под навеса и полетел искать алтанбаевцев. Спустя полчаса нашел только Зяму и Понча, которые согласились постоять на лопате за пятерку на двоих.

Когда вернулся, увидел, что все-таки хозяйка запрягла Борю. Он с радостью передал лопату Зяме и рванул собираться на свою живопись, а я прочитал учебники, быстренько решил задачки и поехал на базу – чтобы меня там не забывали. Но и не забывал останавливаться возле столбов и заборов, обклеенных объявлениями, однако новых предложений о сдаче жилья не нашел. Придется самим расклеивать объявления и оставлять свой новый номер. Правда, бабка подслушивать может – ну и пусть.

С появлением компа Илья и Ян поостыли к приставке, Боря зачастил вечерами к Каретниковым играть в DOOM, остальные же, справившись с уроками, самозабвенно гоняли Марио. Они прошли игру неоднократно, знали, где какой засел зловредный моб, помнили, сколько где сделать шагов, чтобы собрать все монеты и миновать опасность.

Домой я вернулся затемно в начале восьмого. Огород был вскопан. Удовлетворенная бабка в засаде не сидела – видимо, оторвалась на алтанбаевцах, заобщала их до потери сознания. Наверное, нагрузила еще чем-то, за что они скоро скажут мне спасибо. Но радовался я рано, бабка все-таки за нами следила и выбежала навстречу мне, отчитываясь:

– Плохие парни, грубые. Так матюкались, так матюкались, у меня аж уши увяли. Я их попросила дрова наколоть, а они не стали, представляешь? Ну что, сложно было?

– Правильно, – сказал я, открывая дверь в свой домик, – потому что я им платил только за огород. Вскопали, кстати, все идеально.

– Мне надо дрова наколоть, вы же их расходуете.

– Сделаю, – кивнул я. – Где топор, знаю. Колоть буду небольшими партиями.

– Только парней этих не зови. Плохие, грубые.

– Извините, я жду звонок. До завтра.

Я вошел и закрыл дверь. Рванул на кухню и обнаружил там передачку от мамы, которую принесла Наташка: котлета и баночка пюре.

– Ты сегодня с нами? – обрадовался я сестре.

Наташка улыбнулась.

– Конечно! Андрей, прикинь, собрался в Москву ехать, закупить книги и торговать ими! – поделилась радостью она. – Трусами торговать он стесняется, продавать книги – нет. Они с Рудольфычем нашим договорились вместе ехать.

– А деньги у него откуда? – насторожился я. – Пусть не вздумает кредит брать у бандюков! Они сами потом его и разденут.

– Он у Рудольфыча занял. Ну, так сказал. В долларах, без процентов.

Шевельнулось дурное предчувствие.

– Кто ж сейчас такими суммами разбрасывается? Расспроси у него, сколько он занял и на каких условиях. А то придут мордовороты и свернут ему башку. Но это ладно. Хуже, что страдают и те, кто рядом. А это ты.

– Боря где? – спросила Наташка.

– С Каретниковыми остался.

Сестра положила руки на живот и отчиталась:

– Меня стало тошнить. Ну, не то чтобы вообще тошнит, так… кусок в горло не лезет и – если что-то совсем уж вонючее. И живот вроде вырос.

Она прижала мешковатую кофту к животу.

– Видишь?

– Не-а, – мотнул головой я. – Как была худая и плоская, так и осталась такой.

Наташка задумалась, погрустнела и сказала:

– Главное после родов не разжиреть. А то есть хочется больше, чем тошнит по утрам.

– Витаминов тебе надо, – посоветовал я. – Особенно нужна фолиевая кислота, чтобы нервная система малыша нормально формировалась.

– А на учет…

– Три месяца пройдет, поедешь в областной центр и встанешь платно. Сейчас в больницах могут и угробить. Еще раз: узнай про деньги, которые берет Андрей, это может быть для него фатально.

– Так я уже…

– Попытайся узнать все подробности, наводящие вопросы позадавай. Если ему понадобится совет или помощь, я готов к диалогу.

– Спасибо, – улыбнулась сестра. – Он прям горит этой идеей. Господи, неужели за ум взялся?

Мне подумалось, что, когда такой нерасторопный человек, как Андрей, лезет в торговлю, заканчивается это или обманом, или ограблением. Надеюсь, ему повезет, и я еще раз напомнил:

– У нас же дед в Москве, попрошу его…

Натка мотнула головой.

– Нет! Дед его пристрелит и сбросит в пруд. А риски Андрей все просчитал, доход получится бешеный.

– Наверное, так и есть, – поддержал ее я, вспоминая, как люди роились вокруг книжных завалов аж до начала нулевых.

Книги просто лежали на земле или на прилавках. Читатели подходили, спрашивали что-то конкретное, а продавцы говорили, что все разобрали, но книга обязательно будет через неделю. Хорошее дело, если подойти к нему с умом. Перспективное и доходное до середины нулевых. А потом бумажную книгу вытеснит электронная, и уличных книготорговцев не останется.

– С учебой у тебя как? – спросил я у сестры.

– «Пятерки». Контрольную по алгебре написала на «трояк», но я ее исправлю.

– Ты к нам надолго? – спросил я, усаживаясь за стол и накладывая себе ужин.

– На четыре дня, – сказала она и, подумав, добавила: – Я только пришла, а бабка уже достала. Она прям караулит, когда кто-то выйдет. Тогда я стала хлопать дверью. Она слышит хлопок – выбегает, ждет. Потом перестала выбегать, только в окно выглядывала, но я успеваю проскочить, пока она не видит, ей же еще одеться надо. Пацаны ее полдня развлекали, а ей все мало. Может, подыщем другое жилье? Хоть где, потому что достала бабка.

– В Николаевке нет ничего, – отчитался я. – А так да, надо искать, потому что это не дело, она слишком активная и жизни не даст.

– Угу, прям караулит и поджидает. И ночью караулит. Отчитала меня за то, что мы поздно приходим. Даже не скрывает, блин, вертухаиха! Даже мама так не делала. Не удивлюсь, если бабка роется в вещах, когда нас нет.

Наверное, она права, а значит, надо бежать отсюда как можно скорее. Наташка продолжала:

– Я старый кошелек обмажу чем-нибудь и положу на видном месте. Если появятся отпечатки пальцев – сто пудов она! Вы-то с Борей будете знать, что там пусто, вам туда лезть незачем.

Стало страшно за свои деньги. В огороде хозяйка начала ковыряться; предположительно, проводит обыски у нас в домике. Значит, нельзя оставлять на виду суммы больше пяти тысяч. Бежать отсюда надо! Чем скорее, тем лучше.

– Я буду искать, – пообещал я Натке. – Но и ты не плошай.

* * *

Потянулись школьные будни. С Сергеем строителем мы решили стройку возобновлять с середины марта, а до этого времени он и алтанбаевцы будут заливать фундамент под ангары автомастерской. Там рулить будет Каналья, и я ему полностью доверяю.

Грузовик мы планировали покупать на следующей неделе, а точнее – в среду, после выходных.

В среду же Гайде ждет меня в гости – мы обсудим расходы на аренду помещения под ее кабинет, заложим бюджет на ремонт и рекламную кампанию, цена объявления в газете меня устраивала. Еще можно заплатить якобы независимым источникам, чтобы написали о нас статью. Не знаю, сколько телевизионщики возьмут, но и их можно привлечь. В общем, беззаботная жизнь закончится в эту субботу, когда мы будем учиться вместо понедельника, так что нужно ловить деньги, учиться и наслаждаться жизнью.

К тому же в школе все совсем наладилось: Баранова перестала нас подкалывать, начала со мной здороваться. Поняв, что остался в одиночестве и может стать объектом травли, Петюня Райко тоже начал подлизываться, но, в отличие от Барановой, он по-прежнему гнил заново.

Вообще месяц выдастся богатым на события: через Игоря я попытаюсь сформировать заказ на календари с музыкантами, актерами и бабами для дальнобойщиков. Если условия производства календарей окажутся приемлемыми, закажу пробную партию и попробую распространить по ларькам. Не получится – пусть наши продают. Такое пользуется спросом. Жаль, к новому году не успел, но не беда.

Восемнадцатого марта, в пятницу в три дня, у мамы свадьба. Двадцать первого – обследование у Яна, когда мы узнаем, можно ли восстановить его глаз, и суд у Лидии – она подала документы на усыновление Бузи, Светы и Ивана.

Но больше всего меня волновало, что же случилось у Тимофея.

Ни в четверг, ни в пятницу Тим не позвонил. То ли письмо отправили не туда, и оно сейчас в пути, то ли приятель просто забыл, не посчитал нужным спешить с ответом. А может, письмо вообще потерялось, и нужно писать еще одно, потому что звонить Тиму некуда. Ладно, с меня не убудет.

В пятницу вечером я засел за следующее письмо. Оно получилось менее эмоциональным. Когда просил Тимофея срочно позвонить, сам уже не верил, что это так необходимо.

Конверт я купил заранее, послюнил край, запечатал, принялся писать адрес, когда после театра пришла Наташка, ринулась к своей ловушке и воскликнула, потрясая пустым кошельком, намазанным медом с чернилами:

– Вот! Отпечатки! Я так и знала, что бабка за нами следит! Пойди глянь, у нее точно пальцы черные!

К сожалению, адекватного жилья в удобных районах города пока не нашлось, а ездить по часу из Заводского – удовольствие сомнительное. Здесь же находиться было все труднее из-за хозяйки, уверившейся, что нас можно дергать по любому поводу: мышь расплодилась, пойдите посмотрите. Мебель переставить надо, стоит некрасиво, переставьте мне ее. В магазин сбегать срочно, да на ночь глядя, а то хлеб кончился, а она в список, по которому мы раз в неделю для нее закупали продукты, его внести забыла. И вроде бы это все ничего, но дергала нас Зинаида Павловна в особенно неудобные моменты. Я десять раз пожалел, что переехал сюда, лучше с алкашами мириться, те хоть не лезут каждый день в квартиру.

Почта находилась недалеко от школы, на пригорке, где жила Лихолетова, и я планировал отправить письмо завтра сразу же. Положил его в рюкзак, и вдруг зазвонил телефон, и оператор известила, что в восемь вечера у меня переговоры с Саранском!

Я аж разнервничался от предвкушения и не мог воспринимать информацию. Тем временем Борис изготовил уже десять постеров в стиле Уорхола: Мерилин Монро, Джон и Йоко, Моррисон, Че Гевара, Фредди Меркьюри, Бон Джови, Цой, «Киссы», Оззи, «Металлика». Сейчас он работал над «Айрон Мейден». На групповых рисунках было больше деталей, времени на них уходило больше.

Наблюдая, как он рисует, высунув кончик языка, я сказал:

– Картины лучше в рамочку. Типа покупайте ранние работы великого художника, пока он не стал знаменитым, как Ван Гог.

– Можно как Пикассо? – сказал брат, не отрываясь от творчества. – Не хочу умирать в нищете. Да и Ван Гог был на голову больным…

Междугородний вызов заставил его замолчать, он глянул в сторону источника звука.

– Если это дед, позовешь меня? Соскучился по нему.

– Это Тим, – отмахнулся я.

– Толстяк, что ли?

Вопрос Бори я оставил без ответа, потому что снял трубку.

– Привет! – выпалил Тимофей, столько радости было в его голосе, что и мне досталось немного. – Пашка, прикинь, я на боксе золото взял! Ну, на соревнованиях между школами района! Повезло!

– Поздравляю! – искренне обрадовался я за приятеля. – Волшебно! Ты ж и года не занимаешься, как так-то?

– Тренер говорит, что я – талант! А противник был монстр просто. Гонял меня, гонял по рингу, я и не думал выигрывать, надеялся хоть раунд продержаться, и вдруг подловил его! И крюком – в челюсть. И все. Нокаут. Чуть от страха не помер, что прибил чувака, но он в себя пришел при мне еще.

– Буду тебя бояться, – улыбнулся я.

– И так боятся, в школе уже никто не лезет, хоть я в бубен никому и не стучал!

Он говорил и захлебывался эмоциями. Нескладный стеснительный толстячок, мишень для пинков и злых слов, и вдруг – чемпион!

– Это по району только, от школ. Потом на город пойду, прикинь!

– Круто! А письмо мое ты получал? – спросил я, думая, что вот эта победа – и есть подарок Тиму, дальше можно и не спрашивать.

– Ага, сегодня только. Но не до того было. Как только освободился, сразу тебя набрал! Если бы не ты, меня бы выгнали тогда из вашей компании, а так… Спасибо тебе! Огромное-преогромное.

– Приятно слышать, что ты прогрессируешь, – поддержал его я.

– А насчет странного… Да ничего не было ни в тот день, ни после. Вообще. Только победа вот эта, но вдруг я и правда ее заработал?

– Конечно заработал! – сказал я. – Никто за тебя заработать не мог. Еще раз поздравляю!

Донеслись помехи, и вскоре нас разъединили. Ну, хоть с этим все стало понятно.

Глава 4
Пять тонн

Бухгалтерша мукомольного завода по секрету сказала нам с Канальей, что обэповцы больше не появлялись. Выполнили заказ, посадили злостного преступника и угомонились. Однако мы с Канальей, как обычно, решили не рисковать, наняли два грузовика, грузчиков, купили пять тонн муки – это сто пятидесятикилограммовых мешков, всего-то. Но в нашего зилка-старичка больше грузить было нельзя.

К тому моменту цена килограмма муки высшего сорта на рынке выросла до 800 рублей. На заводе нам продали килограмм за 380 ₽, и мы потратили 1900 000. Это далеко не все деньги, что у меня были, но – приличная сумма, которая могла превратиться в почти четыре лимона. А четыре лимона – это хорошая двушка в относительно современном доме. Еще на эти деньги можно построить дом. Пока то самое время, когда все вложения в дом удваиваются. Накануне катастрофы, в двадцать пятом году, дешевле было купить готовый дом.

Перетаскивая мешки в кузов и накрывая их пленкой, я думал о том, что теперь мы – легкая мишень для всяких паразитов, нас наверняка будут шмонать.

– Давай за колонной из фур пристроимся, – предложил я, помогая Каналье закрепить тент.

У нас в городе фуры шли сплошным потоком, и опасность нам не угрожала. Но за его пределами, на серпантине любой грузовик приметен.

– Ну да, что с нас взять, скорее всего у нас песок или прочая фигня. Любой гаишник предпочтет фуру.

Закрепив тент, Каналья выпрямился, стоя в кузове, и спросил:

– Думаешь, не сорвет, если будет дождь и ветер?

– Не должно, мешки еще ж пленкой накрыты. К тому же синоптики обещали ясную погоду и переменную облачность.

– Синоптики ошибаются раз в сутки, – авторитетно заявил Каналья и спрыгнул на землю, я последовал за ним.

Заводя мотор, напарник сказал:

– Ехать за фурой – хорошая идея, но не стопроцентная гарантия, что нас не тронут. Ты деньги гайцам приготовил? Если хлопнут, ясное дело, расход пятьдесят на пятьдесят.

Я отдал ему десять тысяч разными купюрами. Мне не было жаль платить Афанасьевым, чтобы порадовать людей, которые мне дороги. Не жаль денег, которые придется потратить на врачебный кабинет – они, скорее всего, не вернутся. Но зато есть надежда, что талантливые врачи не пойдут на рынок, когда у них появится дополнительный источник дохода. Не жаль отблагодарить врача, который бескорыстно спас жизнь. Но отдавать тварям, которые паразитируют на других вместо того, чтобы предотвращать преступления, не хотелось категорически.

Я достал из рюкзака часы и сказал:

– Сейчас половина десятого.

– Хорошо если в шесть вечера будем на месте. Сегодня день пропал. Ты в отеле заночуешь, я – в грузовике, а то ж растащат все.

– Давай найдем частный дом, где сдают отдыхающим комнаты, они все в фкврале пустуют, и всегда есть места, а грузовик загоним во двор. Скажем, что там песок, если спросят.

– Зачем? – спросил Каналья и сам ответил: – А! Чтобы ночью нас не прирезали и выручку не отняли? Неприятно, конечно, с такими деньгами ходить, и не положишь их нигде… Может, ну его нафиг, вторую ночь непонятно где проводить?

– Ага, ночью тебе ехать не стремно? Нет уж. Просто легенда нужна достоверная. Например, мы купили участок, приехали фундамент заливать, песок привезли с собой.

– Неплохая легенда. А откуда мы?

– Ты отец, я сын, мама медсестра. Из Николаевки мы. Переезжаем, потому что задрали норд-осты – истинная правда, между прочим.

– Да, осенью зверский был, более мощного не помню.

– В общем, кроме этого, говорим правду. Чем больше врем, тем больше возможных нестыковок.

– Согласен, – кивнул Каналья.

– Придумываем легенду дальше. Значит, останавливаемся где-то в середине области, которая нас интересует. В Лазоревом, например. Родственники у нас с Туапсе, а участок купили в Адлере. Это далеко, и тонкостей они знать не будут. А в Лазоревом остановились, потому что это посередине.

– Ага… блин… Погоди-ка – «Москвич» мигнул. Где-то спрятались… Ага, вон они! Гаишники.

– Чур меня… – проговорил я, уставившись на белую «Жульку» с мигалками, притаившуюся в придорожных кустах.

Один инспектор сидел в салоне черной «Волги» вместе с ее водителем, второй прохаживался по дороге, шлепая себя по ляжке жезлом. Увидев нас, он вытянулся, встал в стойку, как охотничий пес. На миг обернулся, заметил вдалеке «КАМАЗ», едущий в направлении, обратном нашему, занервничал, уже потянулся к жезлу, и вдруг Каналья заулыбался, помахал инспектору рукой. Тот замер с поднятым жезлом. Каналья начал тормозить.

– Чум меня, чур меня, – повторял я.

И тут случилось чудо: гаишник крутнул жезлом – езжай, мол. И повернулся, переходя на ту сторону дороги, чтобы тормознуть другой грузовик.

Каналья шумно выдохнул и сказал:

– Фу-ух! Слышал, что работает, когда здороваешься с гаишником. Проверил: таки да, работает. Он думает, что мы знакомы, а пока пытается вспомнить, кто я, мы проносимся мимо.

Мне пришла в голову толковая мысль, и я ею поделился:

– Рано или поздно к тебе придет ремонтироваться какой-то гаишник. Если наладишь с ним контакт, будет вообще прекрасно. Если взять хотя бы номер телефона или визитку, это хорошо должно сработать, если предъявить подчиненным.

– Пока не обращались эти упыри, – ответил он. – Захотят ведь бесплатного ремонта, как только узнают, что у меня есть машина, а значит, я нуждаюсь в их покровительстве.

– Если у него советская машина, почему бы и нет? Ты ему – ремонт, копеечный, кстати, он тебе – иммунитет на дороге. Это гораздо дороже.

Каналья задумался, кивнул.

– Да, неплохо бы на генерала выйти или на полкана, они в разных регионах дружат, тогда можно было бы гонять фуры из Москвы и нехило тут развернуться. Правда, вооруженное сопровождение нужно, но это второй вопрос. Гаишники – это гарантированные убытки на каждом посту. А так пропускать будут. У них же наверняка иномарки, а кроме меня, их в городе никто не ремонтирует…

Он в сердцах ударил ладонями по рулю.

– Как я это все ненавижу: коррупцию, кумовство, взятки, бандюков. И теперь сам в этом по самые уши. Черт.

– Я тоже ненавижу, – вздохнул я, – но они правят миром, не мы.

– Если есть добро и зло в… метафизическом смысле, то миром правит Сатана, – поделился соображениями Каналья. – Я давно это понял, до службы еще. А во время службы уверился окончательно, потому и запил.

– Попытаемся что-то с этим сделать, – улыбнулся я. – Не сейчас, позже. Не глобально, так хоть локально.

Каналья недобро улыбнулся, помолчал немного и не выдержал, выпалил:

– Наивный чукотский юноша! Кто тебе позволит что-то изменить? Только высунешься – сразу башку снесут. Мир он спасать вздумал! Сиди тихонько, целее будешь.

Он повернул голову, встретился со мной взглядом, и уверенности в его глазах поубавилось. Если бы он знал, что я не собрался, а уже вовсю спасаю мир, причем весьма успешно!

Мы без проблем доехали до нашего города, постояли в пробке среди пыхтящих грузовиков, проехали насквозь заводской район, и машина запетляла на серпантине, собирая хвост недовольных водителей легковушек. Сжалившись над ними, Каналья съехал в карман, и легковушки, благодарно мигая аварийкой, вырвались на свободу.

Глядя на них, Каналья удовлетворенно сказал:

– Мелочь, а приятно.

А мне подумалось, изменит ли хоть что-то этот его поступок. Может, водитель приедет домой не злым, не наорет на жену, которая работает в операционной, она не проплачет всю ночь и не забудет салфетку в больном во время операции. Больной, соответственно, не умрет.

Пропустив колонну, мы поехали дальше, и вскоре начался мой любимый участок дороги: с одной стороны – искрящееся море, с другой – горы с шапками из облаков. Перед норд-остом облака будто бы уплотняются и начинают стекать по оврагам, словно лавины в замедленной съемке. Это видно и из Николаевки, но, когда находишься ближе, дыхание перехватывает, так и кажется, что вот-вот реальность снимут с паузы, белая волна хлынет вниз и сметет стоящий у подножия курортный городок, где я удачно продавал кофе. Теперь на столь мелкую прибыль не хочется тратить выходной. Хотя народ наверняка соскучился по кофе, и можно уступить кому-то место, например, Дену Памфилову, который мертвого уговорит.

Делать было нечего, я почитал биологию, потом географию, закружилась голова от тряски, и я уставился за окно, где начались горные пейзажи, ласкающие чувство прекрасного: овитые вечнозеленым плющом деревья, разлапистые сосны с кручеными стволами, растущие прямо на скалах.

Ехали мы медленно, собирая колонну. Каналья не ленился съезжать на обочину, где можно было, и пропускать легковушки. Он дожидался следующего грузовика, прятался от гаишников за ним. Потому что скоро пост, и велика вероятность, что нас остановят и выпотрошат. Документы-то на товар есть, Каналья изготовил липовые печати, но кого это трогает? Промариновать нас могут до поздней ночи и вполне могут выставить Каналью пьяным… В общем, посовещавшись, мы решили заплатить инспектору сразу, если он начнет вымогать деньги.

– Чур меня, чур меня, – проговорил я, увидев вдалеке пост ГАИ и скопление грузовиков возле него.

Каналья сбросил скорость, задышал часто и глубоко.

– Попытаемся соскочить, – подытожил он. – Будут вымогать – заплатим.

Вообще, конечно, чудо, что нас не трогали столько времени. Может, и сейчас… Однако мордатый розовощекий сержант жезлом указал Каналье, где остановиться. Напарник выругался, вытащил деньги из кармана, разделил их на две части. Там был целый пресс мелкими купюрами.

– Добрый день, сержант Илья Горбатюк, – представился мордатый. – Документы, пожалуйста.

Каналья достал из бардачка стопку бумаг, глянул на меня, поджав губы. Он умеет договариваться, уверен, все у него получится. Опустив стекло, я следил за напарником и слушал, о чем они разговаривали с гаишником.

Горбатюк принялся перебирать документы, посмотрел на улыбающегося Каналью, кивнул на кузов, потом – на табличку «Пустой». Каналья сделал удивленные глаза, хлопнул себя по лбу – забыл, дескать, убрать ее. Лицо Гаишника было непроницаемым, он еще раз кивнул на кузов. Каналья залез туда, отогнул борт, размотал мешки, подтащил один к краю, чтобы Горбатюк прочитал маркировку. Тот кивнул, запрыгнув вслед за Канальей. Обернувшись, я смотрел, как мент проверяет каждый мешок, потом просматривает документы на товар.

Все было чисто. То, что это все липа – не проверить никак. По идее, гаишник должен был нас отпустить, но он спрыгнул на землю и повел Каналью, видимо, дышать в трубочку. Тот выгреб деньги из кармана и жалобно проговорил:

– Это все, что есть. На сдачу приготовили. Нету больше. Все вложили до копейки!

Вот же сука жадная! Мало ему пятерки. Тогда Каналья вытащил мелочь из другого кармана, но гаишник только поморщился.

Вернулся Каналья в сопровождении двух мордатых пузатых инспекторов уже не такой дружелюбный. Один инспектор катил перед собой тачку. Второй запрыгнул в кузов и потащил мешок муки, подал его коллеге.

Суки мрачные! Они решили взять товаром! Конечно, что им те десять тысяч, когда можно забрать девятнадцать – ровно столько стоят пятьдесят килограммов муки.

Каналья наблюдал за грабежом обреченно, уперев руки в боки, я скрипел зубами, но понимал, что, если не отдадим им то, чего они хотят, потеряем все. Таковы правила, а я еще влиятельность не отрастил, чтобы бросать вызов системе. Однако, когда проклятый Горбатюк потащил второй мешок, мир окрасился в багряные тона.

Двумя мешками не ограничилось, и Горбатюк потянулся к третьему. Каналья что-то ему сказал – голос утонул в реве мотора фуры, и я ничего не услышал.

У нас собирались забрать шестьдесят тысяч – две месячные зарплаты – только потому, что могли это сделать! Будем возникать – потеряем больше.

Злость захлестнула и понесла, я высунулся из окошка и крикнул:

– Уважаемый сержант Горбатюк, вам должно быть стыдно! Положите мешок на место!

Гаишник округлил глазки-щелочки, а я проговорил:

– Вы больше никогда никого не ограбите так, как сейчас. И никогда не возьмете взятку. Вы будете служить государству и честно делать свою работу.

Слова сами срывались с губ, вколачивались в темечко ошалелого от безнаказанности мента – пока невидимые и незаметные, но, судя по остекленевшему взгляду, непререкаемые. Если гаишник на меня не бросился, значит, внушение сработало⁈

– Положите мешок. Двух вам более чем достаточно, – проговорил я.

Мент положил мешок, но тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и спустил коллеге третий мешок. Тем они и ограничились, поволокли добычу к себе в гнездо, махнув Каналье – езжай мол.

– Счастливой дороги! – крикнул напарник Горбатюка, будто издеваясь.

Каналья сплюнул под ноги, уселся за руль и проворчал, не глядя на меня:

– Ты зачем вмешался? Зачем их злишь? У них нет ни стыда, ни совести. К чему ты взывал?

– Не было стыда и совести, теперь будут, – ответил я.

Каналья посмотрел на меня, как на больного. И не объяснить ведь ничего! Я точно так же смотрел бы на человека, которые несет такую ересь.

– Ты осторожнее, Пашка, – сказал он, заводя мотор. – Осенние обострения, все дела… Короче, дело дрянь. Теперь, возможно, менты сдадут нас бандюкам, и те будут нас пасти. Или сдадут коллегам, нас могут теперь останавливать в каждом селе и забирать по мешку. Хорошо если свое вернем.