Текст книги "Вперед в прошлое 13 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28
Ма-ам!

Мы ехали на автобусе, окружив Верочку и продолжая обсуждать тему сегодняшнего урока, «Мадам Бовари»: я, Лика, Ден, Рамиль, Димоны, Мановар и за спинами отирался Карась, пытался влезть в круг и потусоваться, то тут мелькнет его круглый глаз, то там. Почему-то в классе так не обсуждалось, в классе – официоз, а тут можно и правду сказать, тем более Верочка за собственное мнение не наказывала.

– Я не дочитал, – признался Памфилов, которому роман пересказал Илья, и он сегодня получил «четверку». – Такое… Ну, написано, может, и хорошо, но герои такие… Просто буэ.

– Это точно, – буркнул Чабанов.

– А мне было жалко Шарля, – призналась Лика. – Он дурачок, но добрый и безобидный. Но читать было противно, это да.

Верочка слушала, едва заметно улыбаясь, и я догадывался, что она скажет. Рамиль молчал, потому что он все эти дни работал после школы и не читал роман.

– Ваще не понимаю, зачем про таких противных людей писать, – продолжил Памфилов. – Про них читать не охота, тошнит.

– А кто показался тебе наиболее противным? – с полуулыбкой спросила Верочка.

– Эмма, – скривился Памфилов. – Дура и паразитка, всех подставила. И, вот правда, я радовался, что она помирает.

Между мною и Ликой втиснулся Карась с выпученными глазами:

– Шо за Эмма? Я ее знаю?

Все грянули смехом, а бедолага так и не понял, чего все хохочут. Памфилов сказал совершенно серьезно:

– Да кто ж ее не знает? Два класса, наш и параллельный, только о ней сегодня и говорят. Боварева фамилия, слышал?

– Не-а. И шо, померла? – глаза Карася полезли из орбит. – А шо ж я не знаю, когда все знают? А поминки когда?

На полном серьезе Памфилов продолжил, когда остальные изо всех сил старались не засмеяться:

– Отравилась от дурной любви, представляешь? Мышьяка наелась, кровью харкала, потом померла. Муж над ней плакал-плакал, и она превратилась в упыря. – Памфилов сделал паузу, думая, что до Карася дойдет, но тот заслушался, аж рот губастый разинул. – Муж молитвы читал, а она в гробу летала. – И снова пауза, но до Карася и сейчас не дошло, тогда Денчик стал повышать градус абсурда: – В общем, загрызла Нюрцу-кондукторшу, собаку ее, кошку и курей.

И тут донесся скрипучий голос той самой вредной Нюрцы:

– Билетики показываем… ваши билетики…

Карась обернулся и вытаращился на кондукторшу, в голове у него затрещало и заискрило.

– Так вот же она!

Памфилов со всей дури дал ему щелбан.

– Иди отсюда, животное необразованное!

Карась ехал без билета и не обратил внимания на щелбан.

– Задержите ее!

И мы принялись шарить по карманам, задерживая Нюрцу, и дотянули до Верхней Николаевки, когда все вместе вышли, но вместо того, чтобы разойтись, скучились и продолжили разговор.

– Ваще школьная программа жутко нудная, – пожаловался Памфилов. – А Флобер особенно. Ну зачем такое писать?

Верочка улыбнулась теперь уже от души.

– А ты представь, что нас всех тоже кто-то написал. Ты – веселый персонаж, кто-то умный, кто-то талантливый, кто-то нудный или глупый. Вот и в этой книге все, как на самом деле. Иногда положительных персонажей просто нет, нет правых и виноватых.

– Самая мерзость – это Родольф, – нашел смелость высказаться Минаев. – И ведь ничего плохого с ним не случилось, а я так ждал.

– Что ж вы в классе молчите, – покачала головой Верочка.

Я ожидал, что все разойдутся по домам, но нет, от нас откололась только Лика, которой надо было помогать бабушке и делать заготовки (я заказал ей восемь пирожных для Лидии и детей), парни пошли вместе с нами, в том числе Карась –потому, что живет недалеко от Веры.

Мы обогнули общаги, прошли улочку, где жили Борецкие, увидели выводок котов в окружении разнокалиберных мисок, и начали спуск с холма по грунтовке. Напротив моего участка, обнесенного фундаментом и колоннами будущего забора, я попросил друзей подождать и побежал к двухэтажному дому, где жужжала пила и стучал молоток.

Алтанбаев и Крючок грелись на солнышке, как утомленные долгой зимой голуби.

– Натулю не привел? – вместо приветствия спросил Егор.

Я помотал головой и поинтересовался:

– Где товарищ начальник?

Крючок кивнул на дом, и я вошел внутрь. На первом этаже, защищенном от дождя плитами перекрытий, был склад. В будущей гостиной Сергей, Понч и Хулио распиливали доску, которая станет балкой перекрытий.

– Бог в помощь! – крикнул я.

Сергей бросил свое занятие и подошел ко мне, пожал руку.

– Мы, вот, готовим перекрытия. Кровлю будем крыть сами. Выбирай, черепица или шифер? Шифер, сам понимаешь, быстрее и дешевле, черепица дольше и дороже.

– По чем черепица? Это же на века! – заинтересовался я. – И красиво же, как на Балканах.

– Новую черепицу надо издалека везти, а я знаю, где достать бывшую в употреблении практически даром. Но везти надо аж из Сочи. Все равно в три раза выгоднее, чем новую покупать, там старинный особняк разбирают, черепица никому не нужна.

Смолкнув ненадолго, он направился к своим вещам, принес мне тетрадь, показал расчеты.

– Вот, смотри, цена новой черепицы. Вот – цена шифера. Это – старая, которую я предлагаю, с учетом доставки. Сто пятьдесят долларов прорабу, сотка на погрузку-разгрузку, ну и на транспортировку.

– Машина у меня есть, – сказал я. – А какая черепица?

– Да обычная, красная такая, но, сам понимаешь, от времени потемневшая, но она, как ты сказал, на века.

– Вот и договаривайтесь, – дал добро я. – Потом обсудим транспортировку. Кидалова не будет?

– Люди надежные, не бойся, – пообещал Сергей.

Я много раз делегировал ему полномочия, и он ни разу не подвел, так что я склонен ему верить.

– Еще дело есть, – сказал я и, обернувшись, добавил шепотом: – У нашей учительницы тут неподалеку ураганом разбило дом, компенсацию выплатили копеечную, а мы все не хотим, чтобы она уезжала. Нужно восстановить ее дом. Поможете? Посчитайте по минимальному ценнику, а я, если что, добавлю.

– Надо посмотреть, насколько все серьезно, – сказал Сергей и скомандовал алтанбаевцам: – Работаем! Перекрытия сами себя не заготовят!

– Идемте. – Я зашагал к выходу, спросил на ходу: – А Зяма где?

– Уехал что-то выяснять по учебе. Он же в вечерней школе восстановился. Молодец, я думал, не получится из них людей.

Мы вышли к толпе наших, Сергей осмотрел Верочку хозяйским взглядом, поздоровался с парнями, подмигнул мне, словно понял, что я симпатизирую Вере, и сказал:

– Веди на участок, посмотрим, что можно сделать и как обойтись малой кровью.

* * *

С осени тут ничего не делалось. Упавшие деревья почернели и покрылись мхом, мелкие веточки сгнили, проросла высокая весенняя трава. Перекошенная деревянная дверь Вериного дома была открыта, стена разворочена; присыпанные землей, валялись кирпичи вперемешку с дикими камнем.

– Мне сюда, как на кладбище приходить, – проговорила Верочка, оправдываясь царивший тут бардак. – Сердце кровью обливается.

Сергей обошел развалины, поковырял ногой целую стену, крякнул, заглянул в разбитое окно и спросил:

– Какой тут фундамент?

– Не знаю, – честно ответила Вера.

– Сейчас посмотрим.

Сергей долго делал подкоп под стену, шевелил губами, пока наконец не распрямился.

– Н-да. – Он перевел взгляд на Веру и проговорил: – Милая барышня…

– Вера, – представилась она.

– Милая Вера, как вам так сказать, чтобы не расстроить… Это не дом, простите. Это хибара, построенная из палок и… глины. Причем без фундамента, стены просто вкопаны в землю. Увы, хижина восстановлению не подлежит. – Он развел руками и сделал брови домиком, чтобы, видимо, продемонстрировать сочувствие.

Вера посмотрела на меня печально.

– Я все понимаю. Говорила же, зря все это. Только время потратили. Продам участок и…

– Мы поможем, – вскинул голову Памфилов. – Стройматериалы только закупите, а мы – поможем.

– Я ж о том же, – ободрил ее я. – Справимся. Вызовем бетоновоз, и платить надо будет только за бетон.

– Мы выкопаем фундамент, – кивнул Рамиль. – Нам, как кабанам, оно вместо трени прикольно.

Димоны закивали. Я продолжил:

– Материалы сейчас копеечные, себе буду возить и вам заказывать, чтобы не тратить на перевозки. Заодно освоим профессию каменщика, бетонщика, штукатура, кровельщика – в жизни пригодится! А доски будут, вон их сколько, обрезки пойдут вам на крышу. Домик-то маленький, какой площади?

– Тридцать шесть, что ли, квадратов, – проговорила Вера задумчиво.

Сергей тоже воспрянул, обошел домик еще раз и предложил:

– Шесть на шесть, значит. Давайте так, чтобы сэкономить. Снесем тут все и построим заново по тому же проекту, но с маленьким дополнением: сделаем полуторный этаж и вот такую крышу. – Он изобразил острый угол руками. – Наверху будет еще комната, спаленка. Это легализовать не надо, будет считаться чердаком, а жилая площадь увеличится.

Он засуетился в поисках ручки и бумаги для эскиза, не нашел их и взял Веру под руку, проговорил, сверкая глазами:

– Идемте, я вам проект нарисую, а завтра посчитаю, во сколько это выльется, и с Пашей передам.

– Только на доллары рубли поменяйте, – посоветовал я и поспешил за ними, простившись с одноклассниками, которые побрели по домам, а Карась наконец отлип и двинулся ниже вдоль кладбища.

«Соседи хорошие, тихие», – подумалось мне.

На участке Понч и Хулио поставили котел на самодельную печь, мазаную глиной – готовили себе ужин, а Алтанбаев и Крючок сменили их на распиле досок. Сергей раскрыл свою тетрадь на произвольном месте, нарисовал прямоугольник, говоря:

– Первый этаж. Шесть на шесть. Прихожая, кухня и большая гостиная со спальным местом…

– А печь? – спросила Верочка.

Я разделил комнаты на неравные части.

– Тут гостиная, тут стена и печь, даже скорее камин. Слышал, скоро в нашем селе планируется газ, так что печь – это неактуально.

Сергей нарисовал дом, вид спереди.

– Тут второго этажа буквально десять кирпичей, но получится уже не дурацкий чердак, а спаленка двенадцати метров. Сбоку в стенах, вот тут, – ниши для хранения вещей с дверцами.

Вера оценивала свои силы скептически, потому проговорила:

– Вы напишите, во сколько это мне выльется, а я решу стоит ли начинать.

– Коробку точно стоит выгнать, – посоветовал я. – А дальше – как получится. Лучше иметь целый дом, пусть и недостроенный, чем крутые пальто или сапоги.

После того, как поговорил с Верой, Сергей выкатил мне счет за деревяхи и сказал:

– Я с буровой установкой договорился на субботу. Просят сто долларов, сами все рассчитают и найдут оптимальное место так что вода у нас будет, тут целая подземная река под грунтовкой. Еще с электричеством бы решить, а то инструментов на аккумуляторных батареях мало, аренда их дорогая.

– Это отчима надо пинать, он с электриками вась-вась, я ему напомню, чтобы пошевелил кого надо. Спасибо, Сергей, я побежал! С черепицей когда решится?

– На этих выходных или на следующих, не к спеху, тут работы еще вагон.

На грунтовке меня ждала Вера, и дальше мы двинулись в горку.

– Зря я в это все ввязалась, – проговорила она раздраженно. – Допустим, на коробку у меня денег хватит, а дальше? С моей-то зарплатой в тридцать тысяч! А квартиру снимать? А еда? Есть тоже что-то надо.

И тут меня осенило! Я аж чуть не подпрыгнул и по голове себя не погладил за великолепное решение.

– Выход есть! В школе планируется летний лагерь, я думал параллельно организовать сдачу комнат взрослым. Если поднапрячься, ваш маленький домик можно построить к июлю, а дальше сдавать тысячи за три-четыре в сутки. Море вон оно, в пешей доступности, свет и вода есть. Хозяев на участке нет, никто отдыхать не мешает красота же!

– А пойдут за три тысячи?

– Почему бы и нет, когда столько стоит сарай с двумя панцирными кроватями. Давайте так, ремонт в вашем доме я доделаю за свои деньги, за лето вы их заработаете на посуточной аренде и вернете, м? Как вам?

– Сто восемьдесят тысяч, – озвучила Верочка возможный доход и воспрянула, и аж просияла от избытка чувств. – Гениально! Вот как ты находишь такие решения⁈ Просто гениально, я твоя вечная должница!

У меня бабочки запорхали не просто в животе – по всему телу, ведь каждый влюбленный мечтает стать рыцарем и героем для своей прекрасной дамы, а я именно героем и был в глазах женщины, которая потеряла все и отчаялась вернуть.

Погода стояла великолепная. Потому Верочка захотела идти домой пешком. Мне безумно хотелось ее проводить, но было уже четыре вечера с небольшим, у Лидии прошел суд, и я хотел заскочить к Лялиной, купить пирожных детям, а потом пойти на дачу, поздравить подопечных.

Вряд ли будут чинить препоны женщине, которая делает святое дело и усыновляет детей, видно же, что брать с нее нечего. Или будут? Совсем не хотелось давать взятку таким сволочам. При мысли о том, что можно отказать Лидии в усыновлении, кулаки сжались. Если так, буду действовать своим не совсем честными методами, делать внушение, и пусть меня потом накроет, и я лишусь чувств – подлость не должна оставаться безнаказанной.

Как я и думал, Лика работала в цеху – так между собой мы называли комнату, где готовили сладости. В халале и платке работала, все как положено. По рецепту выпекала коржики в вафельнице под французские корзиночки. В противне красовался торт-Наполеон, приготовленный для меня, то есть для парней, а рядом стоял тот, что предназначался Каналье – воздушный, с красным сердцем поверх розовой помадки и безе по бокам.

– Я сейчас слюной захлебнусь, – проговорил я.

Улыбнувшись, Лика выставила на стол пирожные-картошки.

– Вот, угощайся. Рецепт прост: подсушенные остатки коржей, масло, какао, сгущенка. Чай сам сделай, мне некогда, я, вот, сгущенку варю. Ее все время надо мешать.

Я поставил чайник на единственную свободную конфорку.

– Если думаешь, что откажусь, то сильно ошибаешься.

– Бабушка в «картошку» еще толченый арахис добавляет или грецкий орех. Так получается три вида картошек: греческие, они с розовой точкой сверху, арахисовые – с зеленой, и простые – с шоколадной.

– Правильно. Ассортимент должен быть большим.

Не удержавшись, я съел «картошку», мурлыкая от удовольствия.

– Давай «Наполеон» разрежем на две части, – предложила Лика. – Половину понесу на базу, половину забирай сейчас.

– Гениально! – Я аж зааплодировал ее задумке.

Разлил чай по чашкам, мы быстренько перекусили, я забрал половину торта и поспешил на дачу. Надеюсь, суд уже закончился, и Лидия у себя. Как же здорово будет, если все получилось! Дети пойдут в школу и закончат учебный год, а не пропустят его. Что у Светы все получится, я не сомневался, в Ване – тоже, а вот насчет Бузи возникали сомнения. Хотя если у соц-пед запущенного Каюка получилось сносно учиться, почему у него не получится? Он парень хваткий.

Без десяти пять я был на даче. Постучал в калитку с замирающим сердцем. А вдруг я рано радуюсь, и все расстроены, потому что Лидии отказали в усыновлении? Скоро узнаем.

Басовито залаял Лаки, бросившись к калитке.

– Лаки, дружище! – воскликнул я, погладил черный нос, высунувшийся между досок забора. – Это же я!

Как ни удивительно, пёс меня узнал, и бас сменился радостным визгом, к которому присоединился Светкин крик:

– Ма-а-ам! Мам, Пашка пришел!

Это «мам» меня очень обнадежило, и я улыбнулся.

– Иду, иду, – отозвалась Лидия и крикнула: – Павлик, решение положительное! У меня теперь трое детей!

– Ура-а-а! – заорал я, полазал по карманам, убедился, что подарочные деньги на местах, по пятерке каждому.

Лидия открыла калитку, посторонилась, пропуская меня, но пройти не дала, повисла на мне, обняла и расплакалась. Сбоку в бедро ткнулся Лаки, заработал вентилятором-хвостом.

– Никогда бы не подумала, что снова стану матерью…

– Ма-ам! – радостно кричала Света, прыгая на пороге.

– Мама! – вторил ей Ваня. – Иди в дом, печка не горит!

Когда я вошел в дом и водрузил торт на стол, Бузя пожал мне руку, а младшие носились вокруг и мамкали, будто бы примеряя на себя новый статут. Словно раньше им не давали так называть Лидию.

– Мы Стобе́усы теперь! – похвастался Бузя.

– Сказочная фамилия, как у принцессы, – похвасталась Света, вскинув голову.

– Бабка из дворян была, – поделилась Лидия. – Это я потом, уже после ее смерти выяснила.

Лидия налила нам борща, заставила пообедать, потом наступила очередь торта. Радостные дети галдели наперебой, даже Бузя, который строил из себя взрослого, впал в детство и балагурил, как семилетка. Я смотрел на них и пытался спрогнозировать, как сложилась бы судьба детей, не возьми я их под опеку. Пережили бы они недавний норд-ост? Приятнее всего то, что я ощутил себя волшебником, который превратил четверых несчастных людей в самых счастливых в мире. Во всяком случае, так это было сейчас.

Потом я раздал бумажные подарки и рванул на тренировку. Еле успел. Хоть и нельзя заниматься с набитым животом, но куда деваться?

А потом намечалось еще одно приятное событие: увеличение нашего клана на одну очаровательную девушку и связанный с этим гастрономический разврат и общение!

Глава 29
Самый дружный класс

Кроме вторника, когда я заказал витрины в будущий павильон, неделя выдалась спокойной. Я ощутил себя не столпом мироздания, а обычным подростком, который дурачится с друзьями, ходит на уроки, пишет контрольные и глядит в будущее с оптимизмом, потому что там, в будущем – лето, море, каникулы.

На стройку я специально не ходил, чтобы не забивать голову, ни во что не вникал, денег с магазинов не собирал и ни во что не вкладывал. Деньги за продукты, из которых Вероника пекла пирожные, бабушка брала из моей заначки, оставленной ей на хранение.

Ну а в пятницу, то есть сегодня, начиналась взрослая жизнь. Я собирался поехать посмотреть на свой павильон, который был готов еще вчера, и договориться о монтаже на рынке на воскресенье. Если монтаж возможен лишь в воскресенье, зашлю Борю прямо на место сборки, чтобы он прямо там его разрисовал.

А еще в субботу дед должен передать кучу постеров – Алан обещал напечатать копии тех, что у нас уже были, плюс рокеры, модные в Москве, плюс попсня, а в ней из наших разбиралась только Лихолетова, и слушать такое было моветоном. Ну как разбиралась, знала, что нравилось ее родителям. Но ведь родители – тоже люди, им тоже хочется себе на стену Кобзона, Лещенко и Гурченко или кто там сейчас в моде. Еще надо казачий хор для бабушек. Так-то оно так, но Мановар даже в руки такой календарь брать побрезгует.

Зато Наташке моей все равно, она сдает календари в ларьки союзпечати малым оптом. А к новому году календари будут пользоваться повышенным спросом, и нужно озаботиться вопросом заранее.

Первые судьбоносные звонки я сделал в четверг вечером – деду, он подтвердил, что вечером отправит постеры, одноразовые тарелки, вилки, стаканы и товар для друзей, а также пакетированный крутой чай, который у нас только появился. И то за большие деньги, и кофе.

Потом Каналья меня огорошил, что наконец оформили АОЗТ, где они с бабушкой соучредители, и теперь надо под это дело выделить и легализовать землю, на которой будут ангары автомастерской. Что касается гаража, где они ремонтировали машины сейчас, то дом не продавался, потому что хозяин по-прежнему ломил цену. Еще Каналья сказал, что торт для его очередной дамы был великолепным.

Мама с отчимом стали истинной крепкой семьей и пребывали в состоянии вялотекущей ссоры: мама настаивала на самом суровом наказании для соперницы, на которую открыли дело о хулиганстве, но выпустили ее из каталажки, а отчим ее жалел. На стороне мамы были Афанасьевы, которым хотелось возместить ущерб за разнесенное кафе, а также Ирина и бабушка, пылающие гневом праведным.

Мамино веское слово ничего не решало, и так дурную женщину будут судить, но родительница пошла на принцип. Или, скорее, подозревала отчима в любви к бывшей супруге и выносила ему мозг.

Наташка окончательно убедилась в том, что Андрей ее бросил, перестала худеть и дежурить под его дверью и начала отъедаться, теперь ее ветром точно не унесет.

Короче говоря, жизнь шла своим чередом, и единственная область, где было туманно – состояние Яна. Сегодня в полтретьего у него консультация с ведущим хирургом, и тот вынесет вердикт, можно ли восстановить его глаз и насколько велики повреждения.

Потому мы с Ильей сидели на шестом уроке, классном часе, который случался раз в месяц, а то и реже, как на иголках. И хотя новостей до трех часов дня не предвидится, сложно было вот так сидеть.

Классный час никто не любил, но нам повезло: молодой Елене Ивановне он был нужен так же, как и нам, то есть никак. А вот «вэшки» страдали, ими руководила Илона Анатольевна, а она старалась класс сдружить и вместо того, чтобы отпускать детей домой по пятницам, мариновала их после уроков по часу, а то и по два.

Жаль, что не светит в десятом классе, когда сольют наш «Б» и их «В», Верочки в роли классной. Или Еленочка у нас будет, или Илона Анатольевна. Кто останется, в условиях изменившейся реальности предугадать сложно. Еленочке на нас плевать, но она не мешает разводить бурную деятельность, Илона всей душой болеет за свой класс, но слишком активна и будет мешать.

– Ребята, – проговорила Еленочка и постучала ручкой по столу, призывая класс к порядку. – Я понимаю, что пятница, каникулы на носу, давайте поскорее закончим и разойдемся по домам. Тема нашего урока: успеваемость и перспективы. – Она с тоской посмотрела на дверь, будто ждала кого-то. – Итак, успеваемость. Тут у нас извечная проблема – неаттестованный Синцов.

– Синяк! – выкрикнул Ден с галерки. – Наркот!

Донеслись смешки. Еленочка закатила глаза и проговорила:

– Мне настоятельно рекомендуют вернуть его на занятия.

– На надо! – воскликнула Баранова. – Он конченный и только мешает!

Вспомнилось, что Чума был таким же конченным, а теперь звонит каждое воскресенье, хвастается жизнью московской. И алтанбаевцы. Помнится, дрэк мне проспорил, поставив на Егорке и его банде крест.

Класс гудел, протестуя против Синцова, только Заславскому и Пляму было все равно. Гаечка нарисовала карикатуру – Синцова верхом на шприце – и пустила гулять по классу, подписав:

'Нам не надо мудрецов,

Чтобы знать: наркот Синцов'.

Лист пошел гулять по рукам. Порождая смешки и коллективное словотворчество – каждый считал своим долгом что-то дорисовать или дописать. В итоге у Синцова образовались рога, слива-нос, фингал и огромный член.

Наконец Елена вскинула руки:

– Так, стоп, веселье! Я должна была это сказать и…

И тут открылась дверь, явив нашим взорам дрэка. Еленочка испуганно хлопнула ресницами и залилась соловьем:

– Ну просто не могла не сказать об этой проблеме. Синцов может одуматься, но будет поздно, он погубит свою жизнь. И вы должны, не только вы, мы все должны на него повлиять!

Ну просто агитаторша из коммунистического кино о равенстве и братстве! Кивнув нам и ей, дрэк проговорил:

– Хорошо, девятый «Б». Молодцы. Мартынов, зайди после урока, пожалуйста.

Баранова и Райко сделали испуганные лица, Карась демонстративно залез под парту. Откуда им знать, что я у него табуретки заказал себе в магазин, семь штук, по пятерке за каждую? Исполнители – ученики старших классов, у кого руки из нужного места. Видимо, об этих табуретках и будет разговор.

Когда дверь закрылась, Еленочка взмахнула рукой так, будто собиралась перекреститься, это заметил Памфилов и воскликнул:

– Господи, помилуй!

Все засмеялись, Еленочка криво усмехнулась. Мне стало понятно, что классный час – инициатива директора, который обозначил повестку дня и ходит, проверяет, все ли исполняют волю его.

– Так, теперь – об успеваемости, – проговорила Еленочка. – Тут вы почти все молодцы, а в частности – Мартынов, Каретников, Баранова. Гайчук. Эти ученики закончили четверть на «отлично». Особо хотелось бы отметить Сашу. – Она посмотрела на Гаечку. – В восьмом у нее была «тройка» по математике, а теперь есть шанс получить «отлично» в году! Также заметно улучшили результаты Дима Минаев, Дима Чабанов. Игорь Заславский вчера меня удивил подготовленностью к уроку.

Заславский выгнул грудь колесом, как голубь-дутыш.

– Ну и у нас в классе есть чудо. Особенно хочется отметить Заворотнюка.

Карась разинул рот и вскочил. Поправил одежду, пригладил волосы и заозирался, не понимая, чего от него хотят.

– А че я? Я ниче.

– Объявляю, что ты молодец, в октябре семь «двоек», сейчас одна осталась. По физике. Если в апреле-мае напряжешься, закончишь год удовлетворительно.

Карась сел на стул, вытянув ноги, и оцепенел, заливаясь краской. Через пару секунд ожил и воскликнул:

– Ну а че, я не тупой!

– Да, я не тупень, я другой, – продекламировал Ден под всеобщий смех.

– Ну и горе наше и наша боль. – Мгновенно Еленочка переключилась на Желткову. – Люба с ее рекордными девятью «двойками».

– Я учила! – воскликнула Желткова, вскакивая и опрокидывая стул. – Не виновата я, что такая… такое все тяжелое.

– Ко-ко-о-ое все тяжелое, – пропел Памфилов, прячась за спиной Заячковской. – Ко-ко, ко-ко!

– Не виноватая я! – просипел Плям. – «Кол» сам пришел!

Позволив подопечным выпустить пар, Еленочка сказала:

– Порезвились – и хватит. Теперь о важном. Мне нужно знать, кто идет в десятый класс, кто планирует поступать в техникумы и училища.

Еленочка взяла со стола стопку листков и сунула Любке.

– Раздай, пожалуйста.

Пока Желткова исполняла ее пожелание, учительница рассказывала:

– Пишем о своих планах. Будущие десятиклассники тоже пишут, куда они хотели бы поступить потом. Это важно, нужно для отчетности. Чем быстрее напишем и обсудим, тем быстрее пойдете домой.

Мотивация сработала. Воцарилась тишина, только заскребли ручки по бумаге. Я написал: «Павел Мартынов. Иду в десятый класс. С поступлением не определился». Закончив, я положил бумагу на край стола и посмотрел на расстроенную Желткову. Бедолага, она так глупа, что не понимает, когда над ней смеются. Ее мозг так плохо работает, что, когда Люба учит четыре строчки, приступив к третьей и четвертой, первую и вторую она забывает.

Интересно, что будет, если я внушу Желтковой, чтобы она хорошо училась? Сработает это? Скорее нет, потому что у нее легкая степень умственной отсталости. Но попробовать я должен. Или не должен, и все люди такие, какими должны быть? Ведь рабочие специальности тоже нужны.

Да и я сам кем хочу стать? Коммерсантом? Вот уж вряд ли. Но точно не человеком системы. Вот Гаечка знает и стремится к мечте. Наташка тоже знает. А остальные будут тыкаться, как слепые котята. Н-да, получается, у некоторых самураев цель – найти свой путь.

Еленочка собрала наши листки, просмотрела их и воскликнула:

– Люба! Какой десятый класс? У тебя девять «двоек»! Тебя не переведут, с таким количеством «двоек» ты и девятый класс не закончишь!

– А можно пересдать? – проговорила она, рассматривая свои крупные руки с обгрызенными ногтями.

– Можно. Этот вопрос решается с каждым учителем в индивидуальном порядке.

– Люба, – позвал ее я.

Желткова вскинула голову и посмотрела мне в глаза.

– Ты пересдашь, – безапелляционно заявил я. – Только надо учить и стараться.

Ну а вдруг внушение сработает так, как надо? Если Желткова по-прежнему не потянет программу, хуже точно не будет.

Еленочка просмотрела наши письмена и удивленно глянула в класс.

– Заворотнюк? Городков? Заславский, и вы планируете учиться в десятом? Только Попова хочет в торговый техникум?

– Я еще думаю, – отозвалась Натка.

В той реальности все перечисленные ушли кто куда, а также Минаев, Попова, Заячковская. Баранова перевелась в другую школу.

– Класс у нас клевый, – пробасил Заславский, влившийся в мою строительную бригаду имени Егора Алтанбаева. – Уходить не хочется.

– Что ж, такая жажда знаний похвальна! – Она посмотрела на Памфилова с хитрым прищуром. – Кстати, в середине мая планируется КВН. Наша школа, тридцатая и пятнадцатая. Вижу капитана команды. Тебе задание – собрать команду и в следующий вторник мне отчитаться.

– Не, ну я так не играю, – пробормотал Ден.

Неожиданно для меня Гаечка вскинула руку:

– Я тоже хочу! Буду частушки сочинять на разминке.

На этой веселой ноте прозвенел звонок, и классный час закончился, но ребята не хотели расходиться, обступили Памфилова, набирающего команду.

Илья поспешил домой, я хотел побежать с ним – должны поступить новости от Яна, но вынужден был заглянуть в мастерскую.

Директор был там, кивнул на белые табуретки, стоящие в подсобке.

– Вот, семь штук, как и договаривались. Одного не пойму, зачем они тебе с такими длинными ножками?

– В кафе, – улыбнулся я, отсчитывая ему деньги. – Родственники открывают кондитерскую возле рынка. «Монблан» называется, заходите к нам!

– Ну ты даешь! – оценил мои усилия дрэк. – Так а когда табуретки заберешь?

– До понедельника постоят? Места много они не занимают. Уроков не будет – каникулы ведь.

– Да не вопрос, – махнул рукой директор, и я побежал к Илье.

После новостей от Яна мы с Канальей планировали съездить посмотреть на павильон, который должен быть готов, и я мысленно потирал руки, закупал краски и готовил Борю. Завтра отправлю его на малярно-художественные работы, послезавтра павильон готов, поставим его, и в воскресенье открытие. Ну, так я планировал, а как оно получится, никто не знает.

Илья нарезал круги вокруг телефона. Его тревога передалась мне, и мы нервничали вместе, а вместе с нами нервничал Маклауд (не тот, который Горец, а кот), терся о ноги. Номер Ильи я оставил для связи Каналье, уверенный, что с трех до полчетвертого буду у Каретниковых. Два часа на то, чтобы сгонять туда-назад, и тренировка.

А завтра буду крутиться белкой в колесе. Вдруг Бигос забыл, что обещал кабель в мой павильон протянуть? Ну или мало ли что случится, свисток поломается, акула оглохнет, не на чем везти будет…

Мысли оборвал телефонный звонок, межгород. Мы с Ильей бросились к телефону одновременно, друг снял трубку, а я прильнул к ней ухом.

– Как дела, ма? – спросил он.

Донесшийся протяжный вздох был выразительнее слов, дальше можно было не слушать, но я остался стоять, прижимаясь ухом к трубке.

– Не возьмется он оперировать, говорит, бессмысленно, – сказала тетя Лора. – У Яна было воспаление, повреждена сетчатка. Советует сделать косметическую операцию и протез.

– Протез чего? – удивился Илья.

– Глаза. Искусственный глаз, – объяснила тетя Лора. – Видеть он не будет, просто будет выглядеть как настоящий. Ну и косметическую операцию советует – отшлифовать шрамы от ожога.

– Москва, – прошептал я одними губами, Илья кивнул мне.

– За все – восемьсот долларов. – продолжила тетя Лора. – И глаз останется слепым!

– Павел советует съездить в Москву, – проговорил Илья, я кивнул. – Его маме вообще рак собирались оперировать у нас, а там выяснилось, что его нет.

– Вернусь, и подумаем.

– Малой как?

– Расстроился, – призналась тетя Лора, – но держится, меня утешает, шутит. Говорит взрослые вещи, что мы ничего не потеряли, он как был слепым на один глаз, так и остался. Короче говоря, едем назад, вечером будем, часам к восьми. Все, Илюша. Отключаюсь.