Текст книги "Вперед в прошлое 13 (СИ)"

Автор книги: Денис Ратманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6
Дурное предчувствие

В Лазорево мы повезли оставшиеся четыре мешка муки – после неудавшегося ограбления совершенно не хотелось рисковать. Да и нескоро захочется – торговля полностью удовлетворила, учитывая, что вместо двух миллионов, на которые я рассчитывал, мы заработали шестьсот тысяч. Заработаем, если продадим оставшееся.

Все-таки как хорошо, что мы остановились у Тиграна! В растрепанных чувствах ехать ночью, да с кругленькой суммой, и опасно, и нервно.

Глядя на проплывающие за окном огни, я думал о «медных трубах». Говорят, людей портят деньги. Наверное, но только если червоточина изначально была. Такой человек старается вписаться в общество и мимикрирует под нормального. А потом, разбогатев, начинает считать, что это общество должно вписываться в него, и хамеет. Типа злой становится еще злее, жадный – жаднее.

А вот и нет, иногда наоборот, нищета порождает пороки. Будучи курсантом, я экономил на всем, ходил пешком, чтобы купить себе что-то значимое. Потом экономил по привычке, потому что никогда доход не был сопоставим с нынешним: четыре рабочих дня равно квартира. Сейчас же улетевший миллион не особо меня расстроил, и на крупную сумму я могу спокойно махнуть рукой и сказать: «Ну и хрен с ней». Как и прежде, я считаю кич и понты чем-то стыдным, уделом недоразвитых. Хожу в старых вещах, ну да, косуха у меня есть, но это и все.

– У меня паршивое предчувствие, – проговорил Каналья. – И менты те, и нерусский знают, что у нас есть деньги. Давай ты домой поедешь на электричке и выручку с собой возьмешь.

Воспоминания обрушились волной, последние минуты моей прошлой жизни явились во плоти: вот я, вот раненый Илюха. Не мой нынешний приятель, а взрослый седой мужчина… Нет-нет, он не просил бросить его, как это делает Каналья…

Аж сердце зачастило. Хотя предложение было разумным, хотелось напарника обругать, но я сдержался. Вдохнул-выдохнул и спокойно возразил:

– То есть ты, как в дурацком боевике, предлагаешь себя бросить?

Он зыркнул недобро и сказал:

– Предлагаю разумно разделиться. Поскольку бросить грузовик мы не можем, а ты не можешь быть за рулем, тебе не остается ничего другого, кроме как поехать на электричке и, возможно, спасти заработок. Только не надо упираться рогом. Со мной все будет хорошо, вот посмотришь, это просто перестраховка. Максимум, что мне грозит – менты полдня помаринуют.

– А если бандиты…

Каналья мотнул головой.

– Вероятность этого стремится к нулю. Но если загребут бандиты, то они закопают нас обоих, даже если мы отдадим деньги, потому что это очень большие деньги. Понимаешь?

В ответ я тяжело вздохнул. Да, он прав. Да, вероятность маленькая, но слишком уж мы засветились.

– Ты как хочешь, – сказал я, – больше я сюда не поеду. Казалось бы, все раскупить должны были в первый же день!

– Будем по нашим селам ездить, – сказал Каналья. – Нам не повезло, что в местных сельских магазинах была дешевая мука.

– Она с жуками, – скривился я. – Точнее, с червями. Жучки получились из личинок, а личинки – черви. Я видел такое в пшене.

– Зато с мясом мука, – отшутился Каналья и вдруг воскликнул: – Твою мать! Это прям проклятье какое-то!

Впереди на дороге я увидел проблесковые маячки, выругался. Ни впереди нас, ни за нами не было грузовиков, чтобы отвлечь гаишников. Зато мы пустые. Поди докажи, что распродались и возвращаемся с деньгами. Хотя нас мог сдать Горбатюк. Или, хуже того, бандиты и гаишники работают вместе. В этом регионе возможны какие угодно воровские схемы – специфика такая. И продержатся они аж до самой катастрофы.

Когда подъехали чуть поближе, я увидел покореженную иномарку, машину «скорой» и автобус. Конечно же, гаишник тоже был тут, прохаживался по обочине, увидел нас, махнул жезлом.

Не повезло. Каналья выгреб из кармана и передал мне пачку денег, состоящую из расправленных и рассортированных по номиналу купюр, я сунул их в потайной карман куртки.

Напарник вылез из салона с документами, предъявил их инспектору и долго что-то рассказывал. В итоге тот потерял к нему интерес и среагировал на проезжающий мимо груженый «Рафик». Каналья залез в салон и вернул табличку «Пустой».

– У меня две новости, – сказал он. – Хорошая и очень хорошая. Мы свободны. Это раз, два – никто нас не сдал, потому что иначе начался бы прессинг.

– Не факт. Эти на аварию выехали, тут не до прессинга.

К Тиграну мы приехали в начале восьмого уставшие, как бурлаки после смены. Нас ждала теплая комната и голубцы с лавашом на ужин. Видя наше состояние, хозяева предоставили нас самим себе. Растягиваясь на кровати, Каналья сказал:

– Стартуем в восемь. Отвезу тебя на ближайшую станцию, а сам распродамся по дороге. Это будет моя зарплата. Надо к трем дня успеть в Николаевку. И запчасти заберу у Эльзы Марковны, и отремонтирую машину.

Возражать я не стал, почти уверенный, что с Канальей ничего не случится по дороге.

Однако утром, утрамбовавшись в битком набитую электричку и глядя на удаляющуюся спину Канальи, я ощути неприятное чувство, будто сегодня должно случиться что-то плохое. Не переносимо-плохое, как вчера – а что-то непоправимое.

Электричка грохотала и воняла. Все время кто-то ломился к выходу, чтобы покурить, и оттуда тянуло табачным дымом. А поскольку вагон был полным, желающие подымить все время наступали на чьи-то ноги, кого-то толкали, и то и дело возникали очаги сопротивления курящим. Я одной рукой держался за поручень, вторую прижимал к груди, к карману с деньгами. Часть выручки держал в рюкзаке, зажатом между ногами. Толчея – благодатная среда для воров, а тут подозрительных личностей было предостаточно, чего стоит только вон то семейство цыган, оккупировавшее два сиденья и нарезавшее копченую колбасу прямо на спинке. Никак нельзя расслабляться, нужно бдеть! Карманники обчищают только тех, кто расслабился.

Огромная толстая бабка, которая стояла возле выхода, растопырилась в проходе и перестала кого бы то ни было пускать в тамбур. К ней присоединились люди в возрасте. Им противостояли парни в спортивных костюмах. Бить старушку они не стали, переместились в тамбур в конце вагона.

Прямого сообщения между Сочи и нашим городом не было, почти все электрички, включая эту, шли через областной центр, где мне предстояло пересесть и прибыть на место после обеда…

С проворством вспугнутых макак к выходу ломанулась толпа молодых людей, смела бабку, что не пускала курильщиков.

Раскидывая пассажиров и локтями выбивая из них проклятия, по вагону двинулась продавщица пирожков с тележкой. За ней, вглядываясь в лица, как корабли за ледоколом, шли два тощих мента. Видимо, контролировали, чтобы кормилицу, которая им отстегивает, никто не обижал, а за ними шла свирепая кондукторша.

В голове родилось название книги: «Особенности вагонного биоценоза». В общем, еле дожил до областного центра. Зайдя в платный туалет, я проверил, на месте ли деньги, и отправился покупать билет на электричку домой. Можно было и в вагоне расплатиться, но победила привычка взрослого, ставшая моей.

Я без мопеда, потому ехать покупать доллары было опасно. Или обратно вернуться на такси? Нет, в следующий раз. Сперва заскочу к Гайде, спрошу, как движется наше дело и нужно ли дать деньги на аренду и ремонт будущего кабинета.

Сергей строитель уже закончил работу на нашем с Канальей участке, так что можно возобновлять свою стройку или направлять его на другой объект. Алтанбаевцы будут счастливы. Или ну его нафиг, поеду сразу к бабушке, положу деньги в надежное место и заодно узнаю, все ли в порядке у Канальи. Вдруг он уже в Васильевке?

Или не так. Или заехать домой, забрать мопед и уже на нем разъезжать по делам. Наверное, так и сделаю.

Однако на подъезде к городу начался дождь. Значит, придется действовать по изначальному плану. В электричке было пусто, от нечего делать я достал дождевик и написал на спине фломастером: «Если вы видите эту надпись, значит, идет дождь».

Мысли вернулись к Каналье. Ехать в Васильевку необязательно. Позвоню бабушке, узнаю, заходил ли он.

На вокзале я первым делом встал в очередь к телефонной будке. Шел дождь, размазывая надпись на моей спине, делая многочисленные объявления на столбах нечитаемыми. Рука по привычке тянулась к объявлениям о сдаче жилья, но заводской район меня не интересовал, он сильно далеко от школы. Одно было ясно: жилье следует снимать только у молодых или зрелых людей без признаков тревожности – им некогда набегать с инспекциями – и ни в коем случае не у пожилых. Как показала практика, договориться с ними не получается.

Дождавшись своей очереди, я позвонил бабушке и узнал, что Каналья не приезжал, а также о том, что тетя Ира разводится с Толиком. Причем говорила бабушка это так радостно, будто случилось что-то хорошее. Наверное, Толик ей просто не нравился. Я попросил подробностей, и оказалось, что тетка решила начать новую жизнь и взялась за дело с особым рвением, разрушая все связи с прошлым, где смерть и боль.

Если бы не знал, что это мое внушение, подумал бы, что у нее началось биполярное аффективное расстройство, которое сейчас называется маниакально-депрессивным психозом. Вспомнилась еще одна женщина, которая потеряла сына-гнилушку – пожилая мама Барика, которая нашла смысл жизни в заботе о бездомных животных. Какой, интересно, смысл у Ирины?

Презрев возмущение, что задерживаю очередь, я позвонил Гайде и поинтересовался, можно ли к ней зайти, чтобы обсудить детали взаимодействия, она дала добро.

Мучимый дурным предчувствием, я дождался троллейбуса и поехал в центр. На рынке увидел валютчика и все-таки решил обменять часть рублей на доллары, потому что день промедления – это минус круглая сумма. Но валютчик развел руками и сказал, что ничего нет, торговцы в Турцию собрались, им срочно баксы нужны. Озвучив сумму, которая мне нужна, я договорился на послезавтра, подумал немного и побежал к Гайде, по дороге читая объявления и отрывая номера телефонов.

На полпути к ее дому увидел телефонную будку, снова набрал бабушку. В этот раз трубку снял Юрка, сказал, что бабушка у соседки, а Каналья не приходил.

Да что ж такое-то? Наиболее вероятно, что его задержали гаишники, но вдруг – бандиты? Вдруг его пытают, и срочно нужна помощь? Голосок здравого смысла пищал, что, может, он просто поломался или просто решил поехать сперва в мастерскую, но этот голос был слишком тихим. Так и подмывало схватить мопед и мчаться его спасать. Но что я смогу сделать? Да и где искать?

Пока мысленно метался, ноги сами принесли к Гайде, она впустила меня, осмотрела с головы до пят и сказала:

– На тебе лица нет, что стряслось?

Снимая ботинки, я спросил:

– Можно позвонить?

Она кивнула и посторонилась, кутаясь в махровый халат. Я набрал бабушку, и снова ответил Каюк. Только услышал мой голос, сразу сказал:

– Бабушки нет. Приехал дядь Леша, ждет ее. Позвать его?

– Давай! – радостно выпалил я, снял куртку.

– Привет, напарник, все в порядке, не дрейфь! – отчитался Каналья. – Муку продал, сто пятьдесят заработал. Жду Эльзу Марковну, чтобы забрать запчасти.

– Фу-ух, это все, что я хотел услышать. Отбой.

Повесив трубку, я перевел взгляд на Гайде.

– Не раздевайся, отопления нет во всем районе, авария, – сказала она. – Идем в кухню, там обогреватель. А вообще, есть положительные новости.

Как только мы вошли, она закрыла дверь, чтобы не уходило тепло, и спросила:

– Ты голодный?

– Нет, – на автомате ответил я и поймал себя на мысли, что таки да, еще какой голодный, но почему-то признание в этом казалось неприличным.

Видимо, предвидя это, старшее поколение всегда стремится накормить гостей, несмотря на отказ. Так случилось и на этот раз, Гайде выставила тарелку с пирогом-манником, банку абрикосового варенья, заварила чай и сказала, блеснув глазами:

– Я нашла идеальное место. Просто идеальное! Освободился медицинский склад прямо в центре, напротив набережной, в высоком цоколе пятиэтажки. Пять комнат, нужен косметический ремонт. Цена аренды – шестьдесят тысяч в месяц.

– Двенадцать за комнату, – задумчиво проговорил я и откусил кусок пирога, готовый заурчать от удовольствия.

– Это хорошая цена, – истолковала она мои слова по-своему. – Очень хорошая! Врачебный кабинет, процедурный, два кабинета узких специалистов, перевязочная или аптека. В перспективе можно открыть такую аптеку, где будут продаваться вещи, которых нигде нет: медицинский инструментарий и всякие приборы, например, для физиотерапии. Спицы, шпатели, штативы для капельниц, стерильные боксы и всякое такое… Я понимаю, что нужен солидный стартовый капитал, но готова участвовать, потому что знаю, где все это достать. Хочешь, прямо сейчас пойдем посмотрим помещение? Как раз дождь закончился.

Видно было, что она горит идеей, и это хорошо. Вот только меня дурное предчувствие не отпускало, словно прямо в этот момент происходило что-то нехорошее, что я мог бы предотвратить.

– Идем, – согласился я.

От дома Гайде мы шли по набережной чуть больше десяти минут. Интересующее нас здание находилось у дороги, возле него имелась парковка. Во второй части пятиэтажки располагался продовольственный магазин с романтически-ностальгическим названием «Продмаг».

– Вход с торца справа, – сказала Гайде, остановилась и указала на зарешеченные окна. – Вон там, наверху, повесим вывеску с названием. Как назовем, кстати? Ничего на ум не приходит. Любовь? Забота? Или по-английски как-нибудь, чтобы по-модному?

– Филин, – предложил я. – Попрошу брата нарисовать филина в медицинском халате, с шапочкой и фонендоскопом. – А надпись будет по-английски «feeling».

– Чувство, – проговорила Гайде, потирая подбородок. – Остроумно, но не то. Я бы назвала «эмпатия».

– Мне кажется, «Эмпатия» – это что-то психологическое. В общем, подумаем, время есть.

Видимо, Гайде решила, что мне понравится это место, и заранее взяла связку ключей у тех, в чьем ведомстве это помещение. Замок открылся не с первого раза, и дверь отперлась с ржавым скрежетом. Пахнуло сыростью и лекарствами.

В коридоре окон не было, и Гайде щелкнула выключателем. Люминесцентные лампы осветили просторное квадратное помещение, заваленное обрывками картона, три коричневые дерматиновые двери с одной стороны, с другой – две и белая дверь туалета.

– Идеально! – выдохнул я. – Даже место для ресепшена есть.

– Для чего? – переспросила Гайде.

Я указал на стену напротив входа.

– Вон туда поставим стойку, где администратор будет принимать звонки и беседовать с посетителями. Здесь будет шкаф для одежды и банкетка для ожидающих на два человека.

Гайде открыла все двери. Кабинеты были одинаковыми, площадью около двадцати квадратных метров. Стены ровные, чистые, белые – штукатурить не надо, достаточно будет выкрасить белой краской, на полу – местами потертый линолеум. Только один кабинет, который возле туалета, был в полтора раза больше.

В туалете убогие раковина и унитаз с желтыми потеками и мусором на дне. Бачок с цепочкой располагался прямо на стене. По меркам будущего – ужас-ужас, но для нашего времени вполне приличное помещение.

– Ремонт требуется минимальный, – сделал вывод я. – Это здорово.

Мы вышли в коридор, и я сказал:

– Мой брат – художник, он может что-то изобразить на стенах. Хозяева против не будут?

– Не знаю, – пожала плечами Гайде. – Лучше просто покрасить и развесить плакаты.

– Лучше уж картины, – поморщился я.

– Я поговорила с коллегами… Считай, что у нас уже есть хирург и гинеколог. Но, чтобы принимал гинеколог, нужно как минимум кресло. С лабораторией, чтобы они принимали наши анализы, я предварительно договорилась. С автоклавной тоже.

– Аренда будет по договору? – уточнил я. – Фирму вы начали открывать? АОЗТ, с мамой в соучредителях.

– Конечно. Но это процесс небыстрый. Говорят, за границей можно за несколько дней все оформить. Интересно, у нас так когда-нибудь будет?

– Будет, но очень нескоро, – улыбнулся я. – Пока выживаем так. Когда можно приступать к ремонту?

– Через три дня. В одном кабинете линолеум порвался, идем покажу.

Это было в кабинете рядом с туалетом.

– Не беда, – сказал я, глядя на повреждения. – Ремонт займет максимум пять дней. Что нужно еще? Какое оборудование?

– Не спеши с ремонтом. Я еще фирму не открыла, и непонятно, сколько это продлится. Цены сто раз изменятся. Просто сейчас один санаторий закрывается, там есть кушетки, стеллажи, оборудование физиотерапевтического кабинета, все распродается за копейки. Завтра этого может не быть.

– Цена вопроса? – улыбнулся я.

Пару секунд поколебавшись, Гайде достала из кармана плаща сложенный вдвое листок. Я ознакомился со списком.

– Четыреста тысяч за все?

– Это недорого…

– Так и я о том же! Надо брать. Если нужен грузовик, то он есть…

– У них есть электрокардиограф…

– Ух ты! Сколько за него хотят?

– Много. Сто пятьдесят тысяч…

– Берем! – махнул рукой я, и ее глаза округлились. – Это же крайне необходимо для вашей работы. Вы же кардиолог! А такие специалисты на вес золота. Что у них еще есть?

– Автоклав… Цену не узнавала. Не должна быть космической.

– И его берем, заодно решим вопрос со стерилизацией.

– Но ты же понимаешь, что накладной не будет…

– Зато будет цена, которая нас устраивает, – улыбнулся я и удалился в туалет, где отсчитал четыреста пятьдесят тысяч, плюс сто пятьдесят и плюс сто – вряд ли за автоклав попросят больше, это же не холодильник, он мало кому нужен, а нам жизненно необходим.

Вышел я с нужно суммой.

– Еще бы холодильник найти профессиональный, чтобы хранить лекарства и что там еще? Анализы. Спросите, есть ли у них и сколько стоит. И про кресло гинеколога спросите.

Гайде растерянно взяла деньги, неверяще на них уставилась, потом – на меня, покачала головой.

– Павлик, откуда у тебя столько? Это же целое состояние! Давай я хоть расписку тебе напишу, нельзя такими суммами разбрасываться!

– Зато у нас будет своя маленькая клиника! Представляете, сколько осложнений можно предотвратить, просто правильно поставив диагноз и назначив лечение?

Она кивнула.

– Да, в поликлиниках полный беспредел!

– И врачам будет легальный заработок. Может, кого-то это удержит от того, чтобы уйти из профессии.

– Вот уж точно. Сама подумывала, а теперь – нет.

– Обязательно нужно будет провести телефон. Узнаете, как это провернуть?

– Постараюсь, – улыбнулась она.

Мы вернулись к Гайде, она написала расписку, и я поехал домой, фантазируя о том, что у нас в городе появится первая платная клиника, где люди смогут, не нарушая закон и не давая взяток, получить лечение на гарантированно высоком уровне.

Я поехал домой с чувством выполненного долга, уверенный, что Гайде правильно вложит мои деньги и ничего себе не возьмет. А если возьмет десять-двадцать тысяч, так и хрен с ними!

Открывая зеленую калитку ключом, я готовился к атаке Зинаиды Павловны – в последнее время она всегда набегала, когда приходил кто-то из нас. Но почему-то никто не вышел. Стало не по себе, и вернулось дурное предчувствие. Уж не стало ли старушке плохо? Вдруг ее разбил инсульт, и она лежит одна в комнате, пену пускает?

Наш домик не был заперт, я открыл дверь и крикнул:

– Боря! С хозяйкой все в порядке?

Брат вышел с видом провинившегося щенка, отвел взгляд и пробормотал:

– Наташа в больнице. По «скорой» увезли.

Предчувствие меня не обмануло. Первая мысль была, что Боря и Зинаида Павловна ведут себя странно, а значит, как-то к этому причастны.

– Как так? – воскликнул я. – Когда? Что-то серьезное?

Глава 7
Восьмое марта

Боря съежился, дернул плечами и сказал, глядя в сторону:

– Я не знаю. Меня дома не было. Приехал, ее нет, все в крови…

Я ворвался в дом, осмотрелся.

– Где в крови⁈

– Вещи ее, – пробормотал он, возле телефона прям лужа была, я вытер. – Это я виноват. Я!

– Она разбилась? Как это случилось?

Я встряхнул брата, он трепыхнулся, как тряпичная кукла, но сопротивляться не стал.

– Она разбилась? Как ты можешь быть виноватым, когда тебя не было дома?

Он упал прямо на пол, ударил кулаком по доскам и затрясся.

– Я виноват. Ударь меня, давай! Я за-заслужи-и-ил!

Первая мысль была – бабка попросила ее что-то переставить или перевесить занавески, Наташка не смогла отказать, полезла куда-то, упала, разбила голову… В лучшем случае. В худшем сломала позвоночник. С обычными травмами по «скорой» не увозят.

Понимая, что от брата ничего не добьюсь, я бросил рюкзак рядом с рыдающим Борей и побежал к хозяйке, подергал дверь. В кои то веки она была закрытой. Точно бабка поспособствовала Наташкиной травме! Я постучал. Не дождавшись реакции, постучал сильнее, припал ухом к двери и услышал далекое бормотание телевизора. Точно это из-за нее. Теперь делает вид, что не при делах и не слышит меня. Тогда я переместился к окну, постучал и заорал в приоткрытую форточку:

– Зинаида Павловна! Вы в порядке? Откройте, а то я разобью окно!

Донесся протяжный стон, еще один. Типа плохо ей, бедной.

– Считаю до трех и разбиваю окно. И раз, и два…

– Иду, иду-у!

Однако бабка дверь не открыла, выглянула из окна – всклокоченная, испуганная – и затараторила:

– Вы мне уголь должны были набрать. Захожу в котельную, значить, а угля-то и нет. А самой мне тяжело. Я стучусь к вам, чтобы напомнить. Тебя нет, Бори нет, есть Наташа. Ну я же не подумала, что она такая больная! Я, когда помоложе была, сама по два ведра набирала и таскала! Ну и попросила ее. Если бы я знала, то никогда бы! – Она размашисто перекрестилась. – А она не сказала ничего. Обулась, пошла набирать, я еще отругала ее за то, что раздетая, в одном халате. Ну, я на всякий случай за ней пошла, сказать, что и где. Она набрала ведро, подняла, чтобы наверх поставить, потом как закричит, за живот схватится…

– Твою мать… – уронил я.

– И не стала второе ведро набирать, вылезла и пошла скрюченная. Я думала… неважно, что думала. Но не бывает же так, что с ведра человеку плохо стало.

– Вы скорую вызвали?

Бабка отошла от окна и продолжила издалека:

– Я ей говорю, плохо тебе, мол? К врачу? Она даже не обернулась, ушла к себе, дверь закрыла. Ну а я что? Мне того ведра хватит, тепло ведь, а там ты или Боря придете…

– То есть вы оставили ее в опасной для жизни ситуации?

– Да откуда я знала, что все серьезно! Не с чего беде было случиться! А потом вдруг – стук в ворота, вой сирены. Я – бегом открывать, а там врачи с носилками, Наталью Мартынову спрашивают.

– То есть «скорую» она сама себе вызвала?

– Да. Помочь не просила. Ну, я проводила врачей, они дверь открыли – хорошо не запертой была, а то с петель сорвали бы – а она лежит возле телефона. Ну, ее на носилки, и увезли.

– Куда увезли, сказали?

– Сказали, что, наверное, аппендицит лопнул. В хирургию.

– И вы не поинтересовались? – воскликнул я. – Человек у вас чуть не умер, несовершеннолетний, между прочим! А вы даже не узнали, куда ее увезли? И родителям нашим ничего не сказали?

– Да я сама со страху чуть не померла! Давление подскочило, думала себе «скорую» вызывать. Где я ее искать буду, Наташу твою? Как туда доберусь, когда еле хожу? А родителей твоих тоже не знаю.

Я молча развернулся и побежал к сараю, где стоял мой мопед. Кровь, боль в животе… Не аппендицит у Наташки, а выкидыш. Судя по тому, что она потеряла сознание, началось серьезное кровотечение, и нужно срочно в больницу!

Ведь бывает так, что там даже физраствор отсутствует, не говоря о донорской крови, которая может Наташе понадобиться. Это в будущем в «скорой» есть все необходимое, сейчас же даже от сердца и давления может ничего не быть. Хроники носят с собой лекарство. Мама рассказывала, еще с прошлой жизни помню, у бабки на ее участке были сердечные приступы, которые могли случиться когда угодно и ни с чего. Если не сделать укол, сердце могло остановиться. Потому она всегда с собой носила спирт, жгут, ватку и ампулы.

Сколько людей погибло только потому, что нечем было оказать первую помощь! Потому срочно надо найти Наташку, поговорить с врачами, купить самое необходимое, заплатить за неразглашение, потому что иначе прибежит мама и вместо того, чтобы поддержать дочь, может начать истерить, стыдить и угрожать. Ну и нехорошо, если новость пойдет гулять по селу – случится именно то, чего Наташа боялась.

Куда Наташку повезли? Если кровь, очевидно, что в гинекологию. Но в какую? Ей шестнадцать. Не в детскую же. Во взрослую, куда же еще. А где она? Причем это должна быть хирургия или даже реанимация. Скорее всего, первая горбольница, там все отделения есть.

Пока катил мопед к воротам, ощущал на себе Борин взгляд. Теперь ясно, почему он себя винил – забыл набрать бабке уголь, подставил Наташку под удар. Если бы сняли нормальную квартиру у Жабы, этого бы не было. Черт, теперь я себя виню, что не ушел, когда стало ясно, что пора рвать отсюда когти. То одно, то другое…

Я вырулил на главную и покатил в город, пытаясь себя утешить тем, что, скорее всего, у Наташки непорядок со здоровьем, и беременность протекала не как следует. Потому что здоровый организм не должен так реагировать на небольшую, в принципе, нагрузку. Наверное же она неполное ведро набрала. Или полное, дуреха? Забыла о своем положении, не побереглась, резко напряглась – и вот результат.

Все понемногу виноваты и одновременно – никто. Но больше всего хотелось винить зловредную бабку. Но, если разобраться, она-то при чем? Договоренность была набирать ей уголь вечером? Была. Боря ее нарушил. Я не напомнил, не проконтролировал, и Наташка попала под раздачу, не смогла отказать, а сказать, что ей нельзя поднимать тяжести, постеснялась.

Эх… Еще и дождь начался, я не взял дождевик и теперь промокну до нитки. Но я уже километра четыре проехал – домой не вернусь. Для Наташки каждая минута может стать фатальной. Знать бы еще точно, какая у нее группа крови, а то вся информация с маминых слов. Вдруг я понял неправильно? Вдруг мама перепутала?

Если у Наташки кровь, как у меня, можно сдать ее на месте. Но ведь бывает, что и такая же группа не подходит, какие-то там белки несовместимы.

Из «Карпа» я выжимал максимум, он ревел и тужился. Ледяной дождь скатывался за шиворот, пропитывал джинсы. Хорошо, куртка не промокает. Плохо, что она без капюшона, а шапку я в спешке не надел. Может, ничего страшного и угрожающего жизни не случилось? Пусть будет так!

Продержат Натку в больнице пару дней и отпустят домой.

Я въехал на больничный двор, припарковал Карпа на стоянке между «Москвичом» и «Ниссаном» и побежал в приемное отделение, приготовив пару тысяч рублей на случай, если мне не скажут, где Наташка. Заглянул в окошко и обратился в молоденькой армянке:

– Здравствуйте, милая девушка! Мою сестру недавно привезли по «скорой». Скорее всего, в гинекологию, возможно – в хирургию. Возможно, не знают ее имя. Мартынова Наталья, шестнадцать лет…

Пожилая женщина, которая мыла пол, вскинула голову.

– В детскую больницу ее надо. А тут вдруг – в гинекологию ко взрослым бабам. Брюхатая небось?

– Ну теть Тася! – повысила голос армянка.

– Я очень волнуюсь, по «скорой» просто так не привозят, – продолжил я, пропустив реплику мимо ушей.

– Сейчас узнаю, – пообещала девушка и принялась звонить.

Я замер, рисуя себе страшные картины. А вдруг ее уже в живых нет? Просто не знают, кому сообщить страшную новость… Нет, не может быть!

– Узнала! – крикнула девушка, и я снова заглянул в окошко. – Гинекологическое отделение, палата интенсивной терапии, состояние тяжелое. Это главный корпус, четвертый этаж.

Я рванул к лифтам, вослед донеслось:

– Туда нельзя! Время посещений прошло, девушка все равно без сознания!

Свернув за угол, я чуть не сбил мужика на костылях, всего замотанного бинтами, как мумия. Извинился, запрыгнул в лифт, откуда вышла женщина в белом халате, с мешком и букетом нарциссов. Нажал на кнопку, сунул руку в карман и только сейчас понял, что у меня в нагрудном кармане куртки около миллиона, остальное в рюкзаке, брошенном в домике. Надеюсь, Боря туда не полезет. Не то чтобы я волновался о сохранности денег, просто не хотел лишних вопросов.

Лифт дрогнул, медленно поднимаясь. Я отсчитал двадцать тысяч рублей – лечащему врачу, рассовал купюры помельче по карманам штанов – медсестрам и санитаркам, потому что с больными контактируют в основном они. Подумав немного, приготовил еще десятку – заведующей.

Пообещал себе, что, если все обойдется, буду спонсировать «скорую», покупать им хотя бы самое необходимое. И кровь сдам обязательно.

Дверцы разъехались, и я оказался на лестничной клетке. Белая дверь с одной стороны, белая с дверь с другой. И где нужное отделение? И кнопки нет, чтобы позвонить…

Мимо прошла женщина-медработник, просто открыла дверь и потопала дальше. Ясно. Я пошел следом за ней. Потоптался в предбаннике, наблюдая за больными через стекло. Одни женщины: молодые, пожилые, всякие. Стало как-то неловко врываться в их женское царство. Вдохнув и выдохнув, я распахнул вторую дверь, стеклянную. Память взрослого ожила, подсказала, что где-то должны быть халаты, бахилы и маски для посетителей. Я покрутил головой. Ага, сейчас. Если бы они и были, их украли бы.

Так что пришлось снимать куртку, класть прямо на пол и идти к сестринскому посту. По пути попалась дверь заведующей, Крюковой Екатерины Юрьевны. Я остановился, постучал и зашел, не дожидаясь ответа. Заведующей оказалась лысая худая женщина лет сорока и землистым цветом лица… Нет, не лысая, у нее очень короткая стрижка, волосы светлые, и потому сливаются с кожей.

– У меня сестра в реанимации, – выпалил я. – Очень волнуюсь, как она?

Заведующая прищурилась.

– Кто тебя сюда…

Ясно, выставит за дверь, а то и из отделения, и придется медсестричек ловить, расспрашивать.

– Наталья Мартынова здесь? Диагноз: вероятно, выкидыш, кровотечение. Поступила несколько часов назад.

– Она отходит после наркоза, к ней нельзя, а тебе тут нечего…

Я шагнул к столу и положил десять тысяч. Лицо заведующей стало хищным.

– Пожалуйста, расскажите, что с моей сестрой и угрожает ли что-то ее жизни. – Сверху я положил еще десятку. – Купите бинты, шприцы или что еще нужно.

– Спасибо, – сказала заведующая уже другим тоном, посмотрела на меня с интересом. – Она потеряла много крови, но жизнь вне опасности. Брат, говоришь. А может, отец ребенка?

– Он жив? – спросил я.

– Нет конечно, – скривилась она.

– Брат я, это точно. О положении Наташи знаю только я, родители не в курсе. Как я понял, она больше не беременна. Нам очень нужно, чтобы то, что тут произошло, не покинуло стен больницы.

– Мы обязаны известить родителей. Девочка-то несовершеннолетняя.

Пришлось раскошелиться еще на десятку.

– То, что они узнают и задергают ее претензиями и, возможно, накажут физически, никак не поможет ситуации, ведь так? Лекарства и все необходимое могу купить я прямо сейчас. Давайте не будем предавать огласке этот случай, пожалуйста! – Я посмотрел на нее жалобно, представил, как выгляжу: промокший до нитки озябший мальчишка, отдающий последнее, чтобы спасти сестричку.