Текст книги "Монета желания"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Потап, кто убил Аграфену? Ты только имя назови, рассказывать ничего пока не надо.

И вдруг увидел, как кровь отлила от лица друга, покрыв его голубоватой бледностью, услышал крик Ферапонта и их одновременный вопрос:

– Аграфену убили? Откуда ты знаешь?

Понял Петр, что им не известно еще о смерти жены, Потап же рассказал о странном посланнике, которого, якобы, сам кожевник отрядил с заданием спрятать Аграфену, о своей уверенности, что она находится в безопасном месте. Петр знал, что не отряжал никого в Москву, и кольца жене не слал, хотелось ему затрясти Потапа, закричать в простодушные его голубые глаза:

«Как мог ты оставить ее одну? Ведь я выполнил твое тайное желание, не взял с собой в опасный путь. Разве же не мог ты защитить жену мою, быть все время рядом с ней, ведь свою, небось, спас?» Но он вовремя остановился, ибо есть слова, которые никогда произносить нельзя. Сказанные, они разрушают дружбу, судьбы, и их назад не вернешь.

Вдруг с громким шумом в сопровождении свиты своей явился перед ними сам водяной царь. На трон взгромоздился, хохочет:

– Ты все добиваешься, Петр-простофиля, что случилось? Да ничего особенного. Умом да мощью своей сумел я обмануть жалких человечишек. Хотел сначала Аграфену похитить, чтобы тебя заманить, а потом, когда не вышло, смекнул – люди-то, в отличие от русалок да водяных, волшебной силы не имут, а потому обман волшебный от правды не отличат. Стало быть, и стараться не стоит лишний раз. Через кристалл волшебный призвал на помощь дэва Ахмеда, посулил злато зачарованное, – которое, само собой, теперь отдавать ему не собираюсь, а жалкий пустынный дух и не посмеет обещанного просить. Навел Ахмед морок на тебя, и ты прямо в ловушке и оказался.

К дэву водяной испытывал особенное презрение, даже большее, чем к корочунам, с которыми враждовал, – поскольку домом Ахмеда была пустыня, где нет воды, а такое место царь речной почитал самым нелепым в мире.

– Зачем я тебе? – спросил Петр, – ведь все равно теперь, когда великий нетопырь мертв, планам твоим не сбыться. Неужто просто отомстить хочешь?

– Больно нужен ты мне, мужик неотесанный, – отвечал водяной. – На таких, как ты, у меня времени нету. Однако же к тому, кто нетопыря великого убил, сила его великая перешла. Ты, человек, ею воспользоваться не можешь. Она, что есть у тебя, что нет – слишком ты ничтожен, по сравнению с Мирозданием. Но коли тебя убить – мощь эта снова перейдет к победителю, а уж я, водяной, ею воспользоваться смогу. Потому дай себя убить, без боя, без сопротивления, и тогда я обещаю всех прочих отпустить. В их смерти мне выгоды никакой нет.

Кинулись Петр и товарищи его на водяного, да встала меж ними стена. Поняли, что заключены в огромный шар, вроде пузыря, и выбраться оттуда не могут. Пружинят стены пузыря, и поскольку Потап сильнее всех в них врезался, то отлетел, и долго на полу скругленном подпрыгивал. Веселится водяной.

Вдруг по словам, да по поведению его Петр понял, что царь речной людей не различает. Все они ему на одно лицо. И хотя мог он, магией своей, кожевника отыскать, – но не сейчас, когда они все вчетвером рядом стояли, и неясно было, кто где. Задумался кожевник, как это в свою пользу обернуть. Но прежде, чем придумать что смог – такая же мысль Ферапонту пришла.

– Петр, – говорит тот, – нечего нам всем помирать. Я твоим именем назовусь. Даст Бог, сдержит свое обещание водяной. А солжет – что поделать. Все равно случай тебе да и Потапу представится, когда стражники двери темницы откроют. Внимание их будет направлено на меня одного, а там вы напасть на них сможете. Если же тебя схватят, а я останусь, то никакой помощи Потапу оказать не смогу.

Благодарен был Петр, но ответил, что погибать за него ризничий не должен.

– Не о тебе я думаю, – воскликнул Ферапонт, думая только об Аграфене – знал, как несчастлива будет она, мужа любимого потеряв, а о его, Ферапонта, смерти, хоть и погорюет, но все же утешится, ведь почти не знала его.

– А о ком? – спрашивает Петр.

Сильно побледнел Ферапонт, и в последний момент нашел ответ убедительный.

– Будь на моем месте отец Михаил, наверняка смог бы нечисть победить силой святой, – сказал он. – И раз уж я вместо него оказался, то подвести и товарищей своих, и священника не могу.

– Хватит вам совещаться, – прикрикнул водяной. – Решай, Петрушка, один помрешь, или вместе вас всех утопят.

Повернулся к нему Петр, желая ответить, но тут Ферапонт изловчился, да и дал ему по затылку кистенем. В открытом бою у ризничего, конечно, ни одного шанса против кожевника не было. Но не ожидал тот удара сзади, и рухнул наземь.

– Я – Петр, – молвил Ферапонт, – убейте меня, остальных же отпустите.

Пытается встать Петр, руку протягивает – но поздно, подплыли слуги водяного и схватили Ферапонта. Собрались убить его. Но тут грохот раздался, шум, начались стены рушиться, потолок иловый проваливаться. Испугался водяной, рот жабий раскрыл, слуги его суетятся, да ничего поделать не могут. Отпустили Ферапонта.

– Спасены, – закричал Потап, но Петр видел, что рано радоваться – коли замок рухнет, то их на дне же и похоронит. К тому же действие чар скоро кончится, не смогут они дышать под водой и утонут. И верно – падает на них дворец подводный, чувствует на себе Петр тяжесть великую, задыхаться начинает. Понял, что смерть его пришла – не на чужбине, не в земле турецкой, а двух шагах от дома родного.

Аграфена уже свыклась с жизнью в лесу. Она воспринимала корочунов как своих соседей, странно ей, что раньше боялась, морды их волчьи чуть не лицами людскими теперь кажутся. Под снегом она искала самые первые травы, их еще нельзя заготавливать, но силы выздоравливающих детей они поддерживали. С малышами ходила собирать сладкую промерзшую калину, оставшиеся на ветвях яблоки и терновник.

Единственное, что не по ней – сырое мясо, что едят корочуны, потому в своей крошечной хижине на постоянно поддерживаемом огне варила выделяемые ей после охоты куски зайчатины, в медной кастрюльке, украденной корочунами со двора кого-то из людей.

Каждый день старший или по его поручению кто наведывались в заовражье, проверить, не вернулся ли Петр, да и так, у лесовиков сведения собирали, может, слышно что. Но известий не было, и тяжесть лежала на ее сердце, тоска постоянная. Немного отпускала печаль только после молитвы, которую она творила перед иконой, захваченной из дому в узелке, и теперь стоящей на сплетенной детьми полочке в углу ее хижины. Перед ней Аграфена зажигала свечу, когда обращалась к Богородице, затем закрывала чистым полотенцем.

Этим утром она еще спала, солнце не бросило даже отсвета зари над горизонтом, все было сумрачно, когда сквозь дрему ей послышался чей-то зов:

– Петр, Петр!

Спиридонка отца зовет, еще почти во сне подумалось ей, но вдруг, совершенно проснувшись, осознала, что находится не дома, а Петр и сын вообще за тридевять земель. Сердце неистово билось, она вскочила со своего ложа, едва успела набросить верхнюю одежду, – как косая дверь, сооруженная корочунами, распахнулась, на пороге стоял старший.

Глаза его горели непривычно ярко, углями, на которые подуешь, освобождая их от золы, зубы злобно оскалены. От какого-то сильного чувства он пританцовывал и щелкал острыми когтями. «Господи, спаси и помилуй, – ужаснулась Аграфена. – Видно, час мой последний пришел, чем-то провинилась против них». Однако корочун, не проявляя к ней лично никаких признаков ненависти, злобно прокричал:

– Одевайся, выходи. Наши уже все собрались, вооружены, у кого палка, у кого бревно, а многие и пики да бердыши имеют, у вас взяты.

Аграфена, обомлев, спросила:

– Куда бежать-то? Кто напал?

Корочун обозлился уже на ее непонятливость, что было несправедливо, ибо она не могла знать о событиях, происшедших ночью.

– Ну, закудакала, заковокала. Петра твоего водянка эта раздувшаяся захватила, там же и Спирька, Потап, да все там, смерти ждут от его лап мерзопакостных. Не бились с ним никогда, да, видно, придется, – совсем обнаглел.

Аграфена, которую обуял страх перед возможностью нового несчастья, все же не потеряла головы, метнулась к ларцу своему, откинула крышку, которую здесь и не запирала, достала заветный пузырек и вслед за старшим бросилась вон из хижины.

На поляне увидела войско, которое действительно производило устрашающее впечатление – корочуны, чисто волки, густой шерстью обросшие, на задних лапах стоят, на загривках мех игольями встал. Глаза огнем полыхают, верхняя губа вздернута, из-под нее клыки страшные видны, в лапах кто какое оружие держит.

– Вперед, – крикнул главный, и стая, взвыв, понеслась за ним.

Аграфена, зажав в кулаке свою драгоценность, не отставала. Она ни разу не поскользнулась, не упала, как будто крылья несли ее, направляя на ровную дорогу. Уже преодолев болото и вновь оказавшись в лесу, она мельком заметила мужика, рубившего дрова. При виде стаи, среди которой женщина бежала, сама, добровольно, вместе со всеми, он грянулся оземь, читая молитвы.

«Господи, хоть бы не узнал, – на лету подумалось, – а то не дадут житья, ведьмой стану» – и сразу же забыла об этом. Домчавшись до реки, остановились – ведь сражаться было не с кем, не может корочун под воду лезть, да если б и залез, недолго бы пробыл – дышать нечем. Разъярившись, они стали бить по воде, по полурастаявшим льдинам, дикими криками вызывая водяного и его подданных на бой, но все было тихо, – или не слышал никто, или не считал нужным отвечать, а тем более в бой вступать.

Тогда Аграфена попросила всех отойти, для чего потребовалось приказание старшего, потому что никак не могли бойцы утихомириться. Она опасалась применять снадобье, пока те в воде, вдруг какой не может превратиться в человека и зелье на него подействует. Когда корочуны послушались, плеснула в реку половину оставшегося в пузырьке.

Сначала ничего не происходило, однако постепенно вода начала бурлить, вроде закипала, поднимались и лопались огромные зловонные пузыри, вылетали комья ила, грязи, перегнивших веток, рыбьих скелетов, фейерверком рассыпались тысячи чешуек.

И вдруг вода расступилась до самого дна, а затем, смыкая течение снизу, вынесла к берегу Петра, Спиридона, Потапа и Ферапонта. Они поднялись на высокой волне, которая плеснула о берег, оставив их там, а сама исчезла, слившись с успокоившейся водой.

И в этот момент над горизонтом показался краешек солнца, которое, казалось, светом своим стерло картину бушевавшей реки, воинственное настроение корочунов, ужас перед смертью, боль от грозившей вечной разлуки.

Обомлевший от удивления Потап разглядывал лесных жителей, Спиридон бросился к Аграфене, обнимая и целуя мать, к ним подошел и остановился Петр. Ферапонт, который не обращал внимания ни на корочунов, ни на что иное, кроме светлого лица Аграфены, тихонько дернул парня за рукав, и они отошли на несколько шагов. Там Спиридон принялся смеяться над Потапом, разговаривая с корочунами, но до плотника никак не доходило, каким образом враги человечьи вдруг спасли Аграфену.

Петр и жена его тихо стояли рядом, глядя в глаза друг другу, одни во всем мире.

Впервые Петр увидел среди сияющих волос жены тонкие седые нити, и сердце защемило от нежности и жалости к ней, столько перенесшей в разлуке. Она же видела смуглое лицо, прекраснее которого нет, черные глаза, окруженные тенями, ощущала, как жизнь снова возвращается к ней, вдруг неожиданно остро поняв, что и не жила в разлуке, а только ждала этого благословенного момента.

– Любовь моя, сердце мое, – произнес Петр, – я ведь был уверен, что потерял тебя. Наверно, только тогда понял, что ты значишь для меня.

Аграфена, сжав руки, прижалась к его груди, а он охватил всю ее маленькую фигурку, как бы создавая магический круг возле нее. Она прошептала:

– Я хотела заставить тебя поклясться, что мы никогда не расстанемся, но не могу. Просто не покидай меня надолго, я не сумею жить без тебя.

За сценой этой, украдкой, коря себя и не в силах остановиться, наблюдал Ферапонт, который понимал, что ему никогда не найти места рядом с ней. Но его честное сердце тоже было счастливо отблеском ее счастья.

Глоссарий

Ага – начальник.

Аргамак – дорогая лошадь азиатской породы.

Белое море – в те времена русские называли Белым морем – Мраморное, Эгейское и Средиземное моря.

Буса – дубовая долбленая двухмачтовое судно.

Капычеи – придворные султана, обязанностью которых была охрана входов.

Катарга – гребное судно.

Назиратель – латинское сочинение Петра Кресценция, содержащее практические советы по медицине, сельхозработам, описание людей разных стран.

Рундук – возвышение с приступками, трон.

Спаги – турецкое ополчение.

Струг – лодка, судно.

Студный – постыдный, отвратительный.

Укрух – ломоть хлеба.

Чауш – неофициальный помощник посла.

Янычар – турецкий воин.

Ясырь – пленник.