Текст книги "Монета желания"

Автор книги: Денис Чекалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Вздрогнула тварь, став из темно-бурой вдруг лилового цвета, – это всю ее покрыла чешуя крепкая, точно броня латная. Возле каждого глаза маленький рот открылся, беззубый, точно присоска.

– Вот и поймал я вас, корм для личинок! – прогромыхала тварь. – Перед вами мой слуга верный, чудо речное. Его устами с вами буду говорить я, великий водяной царь.

Альберт и мавр постепенно подавали лошадей назад, стараясь, чтобы их бегство не было столь очевидно для доблестных ратников. Из лагеря спешили люди, кто с оружием, а кто просто выбегал посмотреть, что случилось.

– Боюсь, нас сегодня не накормят, – пробормотал мавр.

– Знал я, что постараетесь обмануть меня, – продолжал речной повелитель. – Но только ничего у вас не вышло. К чему мне клочок волос, когда прямо сейчас я смогу разделаться со своими врагами.

Было заведено, что лагерь разбивали только ближе к вечеру, когда темнеть начинало. Знал Адашев, что поручение государево отлагательств не терпит. Но люди устали, измотаны после тяжелого перехода, потому Федор решил отступить от правила, остановиться пораньше, разбить шатры да готовиться к отдыху. Никто против решения этого вслух не возражал, хотя по лицам многих Федор прочел, предпочли бы они дальше идти. Но продолжать путь Адашев все же счел неразумным. Мало ли что могло случиться, а усталым воинам не выдержать нового испытания.

Отдав основные распоряжения, он передоверил разбивку лагеря боярину Ипатову, который большой опыт имел в подобных вопросах, и Петру. Хоть последний и не был мастером в делах обозных, зато люди к нему тянулись, верили ему и его приказания исполняли гораздо охотнее, чем повеления Ипатова, что имел вид важный и снисходительный.

Сам же Федор, собравшись с мыслями, вынул из походной сумки листы бумаги, перо с чернильницей, и начал быстро составлять депешу в Москву. Пакет было решено отправить с Иваном, боярским сыном, – совсем молодым еще парнем, что исполнял мелкие поручения при Ипатове, старинном друге своего отца. Вот уже запечатывал послание перстнем, когда шум и крики, раздававшиеся откуда-то совсем недалеко, заставили его подняться на ноги. Схватив верный меч, Адашев выбежал из шатра. Повсюду люди бежали; голоса громкие, ни на что не похожие, слышались со стороны дороги.

С раскрасневшимся лицом, спешил вперед с бердышом Спиридон, сын Петров.

– Что за напасть случилась? – спросил посол, а сердце его вновь сжала тревога.

– Двое странников к лагерю подъехали, Федор Иванович. С отцом заговорили, а потом вдруг из рукава одного чудовище появилось жуткое.

Хотел Адашев еще вопрос задать, но паренек уже спешил дальше, на выручку отцу. Побежал туда и Федор. При виде страшилища замер, не от страха, которого не ведал, но от омерзения. Это создание не было ни на что похоже, словно родилось оно в уме безумца, и магией черной в реальность перенесено. Федор не удивился бы, узнав, что недалек от истины, однако в тот момент никто не мог ему этого объяснить.

– Прочь, мертвяки будущие! – проревела тварь. – Сколько я ужо повидал таких как вы, смелых да быстрых, и каждого на дно моя река утянула. Поохолоньтесь, в сторонку станьте. Не нужны вы мне, никто из вас, кроме Петра. Ради него я послал сюда слугу своего, чудо морское. Отдайте мне кожевника, дозвольте в клочья его разорвать, а сами идите с миром. Нет дела мне до вас, и вам до меня.

– Что за напасть такая? – спросил Адашев, подходя ближе.

Петр не двигался, и только меч дедовский в его руках сверкал. Тварь же не нападала покудова. Несмотря на похвальбы ее, видно, боялась сразу против стольких врагов выступить, надеялась, что испугаются странники, да отступят.

– Видит Бог, мы не виноваты! – воскликнул незнакомый всадник, в котором Федор сразу признал жителя степей – хоть и была в нем примесь западной крови. – Обманул нас проклятый водяной.

Судя по тому, какой ужас вызвало чудовище у незваных гостей, Адашев заключил, что стоит им пока что поверить, а подробное разбирательство оставить на потом.

– Что это еще за царь речной? – обратился он к Петру. – И почему так ненавидит тебя?

– С помощью Господа нашего, – отвечал кожевник, – немало я одолел нечисти. Возможно, как-то и водяного задел, сам того не зная. Однако, несмотря на внешность противную, чудовище дело говорит. Вражда эта только между мной и владыкой подводным. Мне и решать все. Никто из-за меня жизнью рисковать не должен.

– Не время благородство показывать, – воскликнул Адашев. – Оно одно, а нас много. Покажем ему, как нападать на посланников русских.

Но Петр решительно покачал головой.

– Хоть и может показаться, что гордыня это, но все же помощь твою принять не могу. Должен я сам в бой вступить и, коли будет на то милость Божья, одолею гадину.

– Правильно говоришь, Петр, – воскликнул боярин Ипатов. Толстые щеки его тряслись, а драгоценные каменья в перстнях переливались, покуда руками тряс. – Сам должен мужчина свои проблемы решать, ни за чьи спины не прячась. Только так и достойно себя вести. За храбрость эту все тебя и уважают.

Криво усмехнулся купец Клыков, услышав такие речи. Ни для кого не было секретом, что страх водил языком Ипатова, заставлял слова красивые произносить. Но понимал Клык и Петра. Сам бы, наверное, на его месте оказавшись, так же поступил.

– Не слушай его, отец, – воскликнул Спиридон. – Как же это, чтобы ты один на один с чудовищем дрался. Посмотри, сколько щупалец у него. Дозволь рядом с тобой встать в бою.

Поблагодарил Петр сына, но снова отказался от помощи. Дрогнуло лицо Спиридона, и лишь большим усилием воли удалось слезу спрятать. Казалось ему, что плакать недостойно воина, а тем паче – участника великого посольства. Адашев ободряюще положил руку пареньку на плечо, но тот даже не заметил этого.

Чудо же речное следило за происходящим, слова не произнося. Нравилось водяному, что происходит, и вмешиваться он не желал, боясь только все испортить.

– Вот, – вдруг подъехал к Петру один из незнакомцев, что постарше. – Это порошок из корня армелиуса. Он твою кожу защитит от яда. Видишь, темная жидкость из пор в щупальцах сочится? Следи, чтобы в глаза не попала, тогда снадобье не поможет.

Недоверчиво взглянул кожевник на всадника – как-никак, из его же рукава чудовище вынырнуло. Но про порошок армелиуса знал и сам, от Аграфены, видел в ее ларце особом, и потому сразу предложение принял. Вышел вперед, поднял меч и воскликнул:

– Я готов, чудище речное! Коли хочешь сразиться со мной, я здесь. Никто из спутников моих в бой не вмешается. Но и ты пообещать должен, что если оставят меня силы и погибну я, боле никого не тронешь.

– Не хватало мне еще слово честное человеку безродному давать, – засмеялось чудище. – Но не бойся. Истреблять всех твоих товарищей мне резону нет. Слишком много вас развелось, так и жизни не хватит.

Поднял Адашев руку, приказывая всем отступить. В последний раз рванулся вперед Спиридонка, но тут же остановился.

– Ой, не могу, не могу смотреть, – запричитал корочун Федотка, который считал происходящее великой несправедливостью. Нужно было всем навалиться на чудовище и разом с ним покончить.

Довольная улыбка мелькнула на губах Ипатова, и пошел он прочь, не заботясь боле о судьбе Петра и исходе поединка.

Двинулся вперед кожевник, высоко меч над головой держа. Тварь же с места не двигалась, только щупальцами медленно перебирая. Острый глаз Петра уже определил расстояние, на котором лапы монстра были безопасны. Но и клинком своим он добраться до врага не мог. Взяться же за арбалет почитал нечестным.

Еще один шаг – и придется ему схлестнуться в рукопашной. Вот только как победить врага, у которого рук тысячи? Вдруг тонкая струя яда вырвалась из одного щупальца. Пригнулся Петр, уклоняясь, но тут же вторая выстрелила, третья, четвертая. И пытался он увернуться, да не спрячешься, когда со всех сторон отравленный дождь льется.

Вот упали капли на его доспех, и сразу же прожгли в нем дыры, точно был он не из закаленной стали, а из пергамента. Яд коснулся лица. Хоть защищал его порошок травяной, все же ощутил Петр боль, которая становилась все сильнее.

– Нельзя так биться! – закричал Спиридон. – Отец, я иду к тебе!

Бросился он снова вперед, но ухватили его Федор Адашев и Клыков, не давая двинуться. Хоть понимал каждый из них в глубине души, что прав парень, и нет у Петра шансов победить противника, – но слово было дано, условия поединка оговорены, и вмешаться теперь – означало навсегда опозорить и самого Петра, и посольство, и землю Русскую.

Радостно заквакало чудовище.

– Вот и конец тебе пришел, Петр кожевник. Сидел бы в своей мастерской, седла делал да сбруи. Одно б на себя надел, да и ходил так, словно осел вьючный. Ни на что другое не годен ты.

Рухнул Петр на колени, согнулся от боли страшной, левой рукой глаза прикрывая. Меч в землю воткнул, подняться пытается, но все не выходит. Слишком уж много яда на его кожу попало.

– Я же говорил, зрение беречь надо, – прошептал пришлый всадник. – Теперь никаких шансов у него нет, ослеп бедный. Набросится на него теперь тварь речная, да на кусочки порвет.

С этими словами он предусмотрительно отъехал подальше, чтобы кровь и внутренности Петра не испачкали ему одежду.

Птицей раненой бился в руках Федора и Клыкова Спиридон. Бросил Григорий взгляд на Адашева – мол, может, все-таки подсобим товарищу? Но лишь качнул головой посол. Знал, что бывают дни, когда остаться в живых означает поражение, а смерть – победу, пусть только и нравственную.

– То-то порадуется женушка твоя, Аграфена прокисшая, когда о смерти твоей узнает, – воскликнул водяной. – Детишки повеселятся, а соседко-то твой, Потап, так и вовсе в пляс пустится. Знаешь, что я сделаю? Не всего тебя на куски порву, кое-что оставлю.

Тварь ползла медленно, оставляя за собой длинный слизистый след. Однако некуда было спешить чудовищу – ослепленный, сломленный, сидел Петр на земле, не в силах подняться.

– Голову твою не трону, – продолжал речной царь. – Пусть останется. Пришлют ее други твои женушке, в ларце резном. То-то будет подарочек! Только представь, Петрушка зеленая, укроп-недоросток. Открывает она крышку, а оттуда на нее ты глаза мертвые выкатил, зубы окровавленные оскалил. На всю жизнь запомнит тебя женушка, в страшных снах к ней приходить станешь.

Но тут выпрямился Петр, мечом взмахнул, и перерубил надвое тело твари. Полетели прочь щупальца острые, забрызгал вокруг яд темный. Качнулось чудовище, словно дуб подпиленный, да и рухнуло в снег придорожный.

Крик радости вырвался из груди Спиридона. Теперь уже Федор и купец его не удерживали. Побежал он вперед, обнял отца. Отстранился Петр, меч не опуская – как знать, что еще за каверзы приготовила тварь речная. Однако опасения его напрасными оказались. Лежал монстр неподвижно, тысячи глаз его закрылись, а из беззубых ртов жидкость отравленная лилась. Там, где попадала на снег, озерцо крошечное замерзало, цвета воды болотной.

– Говорил же я, поможет мой порошок! – торжествующе вскричал пришлый всадник.

Слова его подхватили и другие, все спешили к Петру, обнять его, поздравить, спросить, не поранился ли. Спиридон уже к шатру сбегал, мазей принес целебных, что Аграфена в путь приготовила. Радовались все, только у Петра мысль тяжелая на сердце легла.

Откуда знает его царь речной? Как проведал о Гране, детях, Потапе? Даже если доложили ему шпионы нечистые, как предполагал кожевник вначале, не могли они столько о его семье знать. Словно был водяной у него дома, все видел, все рассмотрел. Сильная тревога охватила Петра, но что делать, не знал он.

– Выходит, это и есть тот кожевник, о котором говорил нам водяной, – сказал Молот, когда они вместе с поэтом устроились в небольшом шатре.

Его они всегда возили с собой, но пользовались редко – предпочитали разбивать лагерь так, чтобы всегда можно было быстро с места сняться. Теперь же, под защитой воинов русских, могли позволить себе хорошо отдохнуть.

– А значит, и вопрос решен, – ответил Альберт. – Не должны мы ничего царю речному, но и Петра тоже предупреждать не след – все и так знает.

Слова эти изрядно удивили мавра.

– Мне казалось, сейчас как раз самое время правду ему открыть. Что нас останавливало? Нас он не знал, в историю про водяного мог не поверить. Теперь все иначе. Пусть и не доверяет он нам полностью, что в его положении вполне естественно, но выслушает внимательно, а нам более и не надо ничего.

– Нет, – отвечал его друг. – Мы и так много внимания к себе привлекли. Будем теперь тише воды ниже травы, пока в Истамбул не вернемся.

Слова его прозвучали совершенно естественно, и другой человек не заподозрил бы в них скрытого смысла. Но мавр слишком хорошо знал своего товарища, и потому спросил:

– В чем дело, Альберт? Вижу, что-то тебя беспокоит.

– Твоя правда, – согласился поэт. – Но дело здесь не в Петре, а в друге его, что возглавляет посольство.

– И что с ним?

– Много лет назад мы встречались с ним. Адашев меня не помнит, потому что лица моего не рассмотрел. Но я его никогда не забуду, а коли даже память плохая станет – шрам на его щеке сразу подскажет. Было это в Казанском ханстве, задолго до того, как мы с тобой познакомились. Была там секта одна, – так, шелупонь, джиннов вызывали или еще какой дурью маялись. Но проведал я, что есть у них камень дивный, волшебный, и большие деньги за него выручить можно…

– Налей-ка мне еще вина, хозяин.

Молодой человек, с лицом благородным и в одежде богатой, сидел за столом в небольшой корчме. Все его поведение выдавало парня веселого, открытого, но, возможно, слишком любящего развлечения, вино и женские ласки, – а потому вечно попадающего в разные неприятности.

Да, он был очень похож на того Альберта, что встретится много лет спустя с московским посольством на заснеженной дороге, в русском лесу. Но не было еще в юноше той мудрости, спокойствия, которые ему предстояло обрести.

Толстый корчмарь, с лысой головой и слегка выпученными глазами, подошел без спешки, – да и то, почтил вниманием своего гостя только потому, что в столь ранний час почти ни одного посетителя не было. Юноша же, для которого утро было, скорее, поздним-поздним вечером, все еще пытался продолжить ночные приключения.

– Эй, что ты налил мне? – воскликнул он.

– Воду, милостивый государь, – невозмутимо ответил корчмарь. – У нас ее много, свежая. И бесплатно.

– Ну, нельзя же быть таким занудой! – сказал Альберт. – Подумаешь, не заплатил я тебе за пару дней. Большое дело. Ты же меня знаешь, и хорошо. Скоро я снова буду при деньгах, и тогда не забуду своего приятеля.

– Таких людей, как вы, милостивый государь, лучше не знать вовсе, – возразил хозяин. – А задолжали вы мне не за пару дней, а за полторы недели. Кров, стол, вино – все это денежек стоит, а у вас их, как я погляжу, и нет как раз. Вот когда появятся…

– Но Гайрак, друг мой! – Альберт вскочил на ноги и поспешил к корчмарю, источая любезность. – Тебе ли не знать, как переменчива удача. Сегодня она на моей стороне, завтра…

– А завтра извольте съехать, – молвил тот. – И коли не заплатите, придется мне лошадь вашу отобрать.

– Лошадь? – вскричал юноша. – Скажи еще – кобыла. Это арабский скакун, чистокровный жеребец. У него лучшая родословная во всей пустыне. Род его восходит к Буцефалу, на котором ездил Александр Македонский. Он стоит целое состояние. Как можно променять такое сокровище на пару обедов?

– Это вы у себя спросите, милостивый государь. Сами же обменяли.

Альберт развел руками, но понял, что уговаривать корчмаря бесполезно. С великой печалью он вернулся к своему столику, глянул в кружку и, увидав там воду вместо вина, опечалился еще больше. Мысли его крутились вокруг одного – где достать денег?

Может, отправиться к Бейраму, где по вечерам играли в кости и прочие игры, несмотря на строжайший их запрет? Но Бейрам – прожженный игрок, шулерство распознает сразу. А полагаться только на свою удачу означало сразу распроститься с теми жалкими грошами, что у него оставались.

Обокрасть кого-нибудь или обвести вокруг пальца? Это всегда хорошо удавалось Альберту. Но, как нередко бывает, талант сыграл с ним дурную шутку, отучив от осторожности и предусмотрительности. Юноша слишком привык к тому, что в последний момент всегда выкручивается из сложной ситуации.

Он не побеспокоился о том, чтобы отложить пару монет на черный день, или подготовить какую-нибудь аферу. Теперь он даже не знал, кто в городе является легкой мишенью, чьи карманы проще всего обчистить – а все девицы и вино… Альберт дал себе твердое обещание, что никогда больше не допустит такой ошибки, но тут же вспомнил – подобные зароки уже давал, и еще ни разу не сдерживал.

Неужели и правда придется распроститься с конем? Несмотря на красочный рассказ о предке-Буцефале, на самом деле был жеребец плохонький, скакал не шибко, – а для лошади мошенника это большой недостаток. Но ничего лучше у Альберта не было, а застрять надолго в одном городе, даже таком хорошем, он бы никогда не согласился.

Мысли его уныло двигались по кругу, словно рабы, привязанные к мельничному колесу, и вскоре он сам стал ощущать себя таким же невольником, принужденным что-то делать, а что – он и сам не знал. Простая идея, деньги можно еще и заработать, в голову ему не приходила, по причине полной нелепости, да и к тому же он почти ничего не умел из того, что простаки называют честным ремеслом.

Погруженный в тяжкие раздумья, Альберт не заметил, как высокий человек опустился за его стол.

– Вижу, тебе нужны деньги? – спросил он.

– А ты не церемонишься, – юноша блеснул глазами.

Коли дело начиналось так споро, значит, собеседник – человек знающий. И либо заплатит хорошие деньги, либо постарается обмануть и обчистить. Но мы еще посмотрим, кто кого, подумал Альберт, тем более, что особых ценностей у него давно не водилось.

– Зовут меня Лиар, я собираю драгоценные камни, – представился незнакомец.

– Что-то ты странное место выбрал, – заметил Альберт. – Сколько в этой корчме живу, ни одного камешка не собрал.

– Хватит шутки шутить, – оборвал его ювелир. – Надобен ты мне для одного дела. Слышал ли про секту, поклоняющуюся джиннам?

– Нет, да и что мне за дело.

Будь Альберт повнимательнее, он бы заметил облегчение, промелькнувшее в глазах собеседника. Тот явно был рад узнать о неосведомленности юноши.

– Впрочем, о ней мало кто знает, – сказал Лиар с притворной небрежностью. – Так, кучка фанатиков, которые потирают свои лампы и думают, будто кто-то оттуда выскочит. Но случилось так, что в руки им попал бриллиант красоты невиданной. Называют его Глаз Жар-Птицы. Никто из ювелиров нашего времени не держал его в руках. Два века назад он был подарен московскому князю. Но потом сектанты проникли в Московию, да и украли драгоценность. С тех пор никто не слышал о ней. Я же провел расследование, много денег потратил, жизнью не раз рисковал…

Он запнулся, поняв, что чуть не проговорился, – ведь по его словам, секта ничего опасного из себя не представляла. Потому быстро пояснил:

– Ведь приходилось мне общаться с бандитами да разбойниками, что краденое хоронят и тайно перепродают. Так и выяснил – бриллиант княжеский, Глаз Жар-Птицы, в Казанское ханство привезли. Сам я человек не робкого десятка, но хитрости мне не хватает да изворотливости. Привык дела прямо решать, а здесь способ этот не годится. Коли принесешь мне камень – щедро тебя отблагодарю.

От названной суммы у Альберта закружилась голова. Он понимал, что получит гораздо больше, если удастся продать драгоценность самому. Но от подобных предметов лучше всего избавляться поскорее. И сектанты могут в погоню пуститься, и стражники городские, да и свой брат-мошенник тоже не упустит случая обворовать. А потому юноша согласился без особых раздумий.

– Камень хранят не в сундуке и не в шкатулке. Вделали его, варвары этакие, в мозаику на полу, и теперь ногами такую красоту топчут. Дам тебе адрес. Но сам туда не ходи. Обереги у них есть особые. Кто без амулета войдет – сразу поймут, что враг перед ними. Силу тоже не применяй. Талисманы эти от всего спасают. Здесь хитрость нужна, потому к тебе и обратился.

Долго обсуждать дело не стали. Для того, чтобы доказать честность своих намерений, ювелир тут же заказал юноше богатый завтрак, оплатив который, откланялся. Корчмарь долго и подозрительно смотрел ему вслед, опасаясь, полученные от странного посетителя деньги вскоре растают, как снег на летнем солнце. Но потом успокоился, решив, что всегда успеет спросить долг с Альберта.

Весь следующий день мошенник бродил по городу, глазел на высокие минареты, слушал муэдзинов. Незаметно приглядывался к домику, который указал ювелир. Убежище сектантов пряталось на отшибе, потому следить за ним оказалось непростой задачей. Но вскоре юноша обнаружил, что одна из троп, которые вели туда, хорошо просматривается из придорожной чайной.

Это, конечно, был не единственный путь, ведший к тайному домику. Но пользовались им достаточно часто и, попивая крепкий горячий чай, Альберт внимательно следил за всеми, кто проходил мимо. Так он смог постепенно выведать многие тайны джиннопоклонников, а потом и похитить один из оберегов. Затем ему понадобился человек, чтобы отвлечь на себя внимание сектантов, и заезжий посол Федор Адашев как нельзя лучше подходил для этой роли. Получив камень, ювелир Лиар расплатился сполна, и больше Альберт его не видел. Сам он тоже вскоре уехал из Казани.

Выслушав эту историю, Молот согласился, что лучше никому ее не рассказывать, и вести себя как можно незаметнее. Но это не значит, что стоит покидать посольство – вернуться в Стамбул вместе с русскими будет и безопасно, и удобно, да и путешественникам их совет нет-нет, да и пригодится. На том и порешили.