Текст книги "Багровое око"
Автор книги: Дэниел Уолмер
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Глава 7. Развилка
Как и сказала Алмена, вскоре после полудня Шумри вышел к южному краю плато. Первое, что он увидел, была спина киммерийца, неподвижно застывшего на краю обрыва. Он казался бронзовой статуей, отлитой искусным, но безумным скульптором вдали от людских глаз.
Заслышав шаги, он обернулся, и искренняя радость на миг оживила его лицо,
– Значит, ты не шутил!.. Признаться, я не верил, что есть силы, способные вытащить тебя… – весело начал он, но внезапно выражение его лица изменилось.
Конан увидел на шее немедийца синее ожерелье. Он медленно и нехорошо усмехнулся и вновь повернулся лицом в сторону обрыва, превратившись в статую, олицетворявшую сейчас воплощенное презрение.
– Конан, – Шумри с опаской тронул его за плечо. – Не знаю, о чем ты подумал, но эти камни Алмена подарила не мне.
– Мне, должно быть?! – Киммериец изобразил на лице преувеличенную радость.
– Нет… и не тебе. Она передала их для одной девушки, которая тяжело больна.
Конан яростно махнул рукой, давая понять, что никаких историй о больных девушках он выслушивать не намерен. Шумри вздохнул. В зависшем молчании оба они смотрели на раскинувшееся впереди и под ними вечереющее лицо земли.
Обрыв был раза в три выше, чем тот, по которому они взбирались сюда. Далеко впереди синела широкая полоса океана, почти незаметно переходившая в чуть более светлую ткань неба. Блестящая плеть реки, выбиваясь из-под каменной глыбы слева от них, вилась по желто-серым степям и белым пескам и вливалась в спокойную океанскую чашу. Возле самого устья смутно виднелись крохотные строения. Видимо, это и было селение с домами из песка, о котором говорила Алмена.
Солнце клонилось к вечеру, и потому Шумри предложил отложить их спуск с помощью неведомого обитателя болот на завтрашнее утро. Ему хотелось подольше побыть на этом обрыве, в последнем прекрасном «дворце» Алмены. Угрюмый и молчаливый Конан пожал плечами.
Когда стемнело, Шумри разжег костер. Им нечего было варить или жарить, они не опасались нападения диких зверей, но огонь – третий собеседник в ночном разговоре, самый искренний и взволнованный – был необходим.
– Значит, мы не поплывем с тобой дальше вокруг нашей дыни? – нарушил наконец молчание киммериец. Возможно, он обрел способность говорить оттого, что, невидимые в темноте, синие камни больше не мозолили ему глаза. – Я помню, как ты горел этой идеей: из глаз сыпались искры, изо рта вылетали заманчивые обещания…
– Прости меня, Конан, – сокрушенно отозвался Шумри. – Мои планы переменились. Я узнал здесь нечто такое, отчего мне нужно как можно скорее возвращаться к себе в Немедию. Наш мир действительно круглый, мой аргосский мудрец не соврал. Алмена сказала, что если бы мы поплыли на корабле дальше на юг, нам пришлось бы огибать огромную землю, вечно покрытую льдом и снегом. Потом мы поплыли бы на север, и множество земель встретилось бы нам, похожих и непохожих на наши края. Потом снова были бы льды и снега, и лишь после всего этого мы добрались бы до родины. Много лун ушло бы, может быть, не один год… А мне нужно спешить. Прости меня, Шумри.
– Что же это за важную вещь ты узнал здесь, из-за которой теперь спешишь без оглядки?
– Это касается той девушки, которой я должен передать синие камни. Алмена сказала мне… – Шумри заколебался.
– Можешь не говорить, если не хочешь. Я не любопытен! – буркнул киммериец.
– Да нет, мне как раз хотелось бы рассказать. Когда делишься с другом всем, что у тебя на душе, намного легче выносить тяжесть пути. Но мне кажется, что тебе это совсем не нужно, Конан…
– Гм! – Киммериец задумался. – С другом – конечно. Но до сих пор, признаться, мне как-то не приходило в голову считать тебя своим другом. Слишком уж мы разные. Нередко ты приводил меня в бешенство, Несколько раз я даже хотел расстаться с тобой и идти дальше один. Увидев на твоей шее ожерелье, я чуть не сбросил тебя с этого обрыва, клянусь Кромом!.. Но что-то остановило меня.
– И что же именно? – поинтересовался Шумри.
– Должно быть, я понял, что это не принесет мне особой радости. Пока я сидел тут и думал – времени девать было некуда, я просто сидел и думал! – я не чувствовал облегчения от того, что завтра наши дороги навсегда разойдутся. Странно, да?..
– Нет, – Шумри пожал плечами, – отчего же… Меня это тоже совсем не радует.
– Правда?! Ну-ка, дай мне свой кинжал.
Шумри с некоторой опаской протянул ему острое лезвие, не понимая, зачем оно могло понадобиться киммерийцу.
– Друг – хорошее слово, – сказал Конан. – Но есть еще одно. И мне оно нравится больше.
Он сделал длинный надрез на своей левой руке возле локтя и передал кинжал немедийцу. Тот, поколебавшись мгновение, сделал то же самое. Затем они сблизили локти так, что струнки темной крови слились вместе и тонким ручьем устремились вниз, впитываясь в песок.
Когда кровь перестала течь, Конан зализал царапину. Кровавое пятнышко на песке он обвел острием кинжала, а затем выложил по окружности несколько белых гладких камней.
– Вот это будет храм, в котором живет теперь дух нашей дружбы. Здесь его никто не тронет. Мы с тобой кровные побратимы, Шумри. Расскажи-ка мне все, что ты не успел рассказать о себе за эти несколько лун.
– Но это займет много времени…
– У нас впереди ночь.
И Шумри рассказал ему всю историю своей жизни – так же откровенно и подробно, как он рассказывал недавно Алмене. О грозном отце, о несчастном заколотом воришке, о руках, которые отказались вонзать железо в чужую плоть, о рыцарском звании, которое он отверг, об Илоис…
Когда он кончил говорить, небо на востоке порозовело, а тьма истончилась. Конан долго молчал, не отрываясь от гаснущих углей костра.
– Счастливый ты человек, Шумри! – сказал он наконец.
– Почему? – удивился тот.
– Тебе есть куда спешить. Ты знаешь, что тебе надо позарез сделать в самое ближайшее время. Мне же… мне все равно куда.
Он встал, подошел к краю обрыва и внезапно взмахнул руками и нагнулся, словно намереваясь ринуться вниз. Испуганный Шумри схватил его за лодыжку. Конан обернулся и рассмеялся.
– Если я захочу уйти, ты меня не удержишь! И никто не удержит. Но я не хочу пока. Но только, во имя Крома! – посоветуй, куда мне идти теперь.
– Алмена сказала мне, что ее сестренка – та, что живет на берегу океана, – поможет нам попасть туда, куда мы захотим. Я вернусь в свою Немедию, а ты, Конан, куда только пожелаешь. У тебя огромный выбор! Когда мы с тобой встретились в Стигии, у тебя были какие-то планы, ты ими горел не меньше, чем я своим путешествием. Теперь ты можешь вернуться к ним.
– Да, я могу вернуться в Кеми. Интересно: помнит ли меня еще та наша птичка? Я думаю, в ее крохотной голове нет места для долгой памяти. А если помнит, тем интересней будет снова скрестить с ней когти! – В глазах его мелькнул на мгновение боевой огонь, но тут же погас. – Я могу вернуться в Кеми и продумывать хитроумные планы, как выкрасть из пирамиды бесценную сердоликовую маску с глазами из желтых топазов… и я украду ее в конце концов, но эти планы совсем меня не греют и не будоражат, вот в чем беда! Пока я слонялся по свету вместе с тобой, все это во мне остыло… Послушай, Шумри, – внезапно спросил он, – ты когда-нибудь слышал такое имя – Багровое Око?
– Багровое Око? – переспросил немедиец. – Дай подумать… Кажется, слышал. И даже два раза: первый раз в детстве, в какой-то балладе про храброго рыцаря и нежную даму… второй раз о нем упоминал мой аргосский мудрец.
– И что? Что именно?
– Аргосский старец говорил вскользь, я толком ничего не понял. Тогда была сильная засуха. Все посевы в окрестных полях погибли, горели леса, коровы мычали сутками от жажды… Он сказал: «Видимо, у Багрового Ока здорово пересохло в горле». Сначала я подумал, что он говорит о солнце – оно было тогда совсем красного цвета, как воспалившийся на небе нарыв. Я спросил: «Разве у солнца есть горло?» Он расхохотался, но не весело, а с горечью: «Кто сказал тебе, что в этом виновато солнце?!» Но ничего объяснять не стал, как я ни расспрашивал… А та баллада… я помню ее совсем плохо. Похожа на историю Роальда и Эльбет, такая же безысходная. Рыцарь не смог победить Багровое Око и погиб какой-то особенно мучительной смертью. А девушка покончила с собой… А от кого ты слышал о нем, Конан?
– Мне сказала Алмена, – коротко ответил киммериец. – Гляди, уже встает солнце! Так мы и не поспали. Ты-то отоспишься в своей Немедии, а вот я…
От тлеющих угольков ночного костра они подожгли палочки, которые дала им Алмена. Тонкий сине-зеленый дым заструился вверх, растворяясь в утреннем воздухе. Запахло так, как пахнет в вендийских храмах, где перед золотыми статуями с сапфировыми глазами днем и ночью курятся благовония.
– Либо наш будущий приятель спит где-нибудь недалеко, либо у него должен быть необычайно тонкий нюх, – заметил Конан.
– Алмена сказала, он спит в восточных болотах. Ничего похожего поблизости не видно. Будем ждать.
Ждать им пришлось не особенно долго. Едва перестала тлеть последняя палочка, как в воздухе справа от них послышался шум больших крыльев. Странное существо опустилось на край утеса шагах в пяти от приятелей. Было оно ростом с незабвенного змеекрыса Пха, но намного длиннее. На крыльях и хвосте росли перья зеленовато-ржавого цвета – каждое было размером с меч киммерийца. Голова, шея и трехпалые лапы были покрыты чешуей, блестевшей на солнце, как позеленевшие медные доспехи. Животное было похоже на гигантскую ящерицу, нацепившую на себя перья, чтобы походить на птицу. Золотистые глаза под тяжелыми морщинистыми веками смотрели сонно и хмуро.
– Он, видно, не очень-то рад, что мы его разбудили, – сказал Конан, примериваясь, как удобнее будет взгромоздиться на чешуйчатую спину.
– Алмена сказала, что он смирный и понятливый, – неуверенно проговорил Шумри, заставляя себя приблизиться к боку ящера.
– Погоди, я сяду первый, – киммериец устроился так, чтобы ноги его не мешали взмахам огромных крыльев, и несколько раз подпрыгнул, заключив: – Жестковато. Плохо он там питался, в своих болотах: одни кости.
Ящер, давая понять, что прыжки на его хребте ему неприятны, поскреб когтями песок и несколько раз беззвучно открыл и закрыл клюв.
– Ты долго будешь мечтать? – спросил Конан.
Шумри подпрыгнул и, держась руками за пояс киммерийца, устроился позади него. Конан ударил в чешуйчатые бока пятками.
Переваливаясь с боку на бок, как большая утка, ящер доковылял до края обрыва и сорвался вниз. В падении он расправил крылья и, мерно работая ими, с металлическим лязгом трущихся друг о друга чешуи и шорохом перьев, полетел к синеющей вдали полосе океана.
Конану было не впервой совершать перелеты на живых существах. У Шумри же совсем захватило дух. Ровная серо-голубая стена камня за ними, блестевшая в лучах солнца, постепенно отдалялась. Синяя полоса океана становилась все шире. В лицо напирал свежий ветер с ощутимым привкусом соли.
Когда полоса воды совсем приблизилась и можно было уже разглядеть фигурки людей, снующих по берегу и возле своих хижин, ящер медленно снизился и приземлился на одну из песчаных дюн. До селения он не долетел шагов пятьсот, видимо, чтобы не посеять панику среди бесхитростных рыбаков и их детей.
– Жалко, что путь оказался таким коротким, – посетовал Шумри, спрыгивая со спины летучего зверя. – Летел бы и летел дальше…
– Может быть, он довезет тебя прямо до Немедии? – спросил Конан.
Он почему-то медлил слезать с жесткого чешуйчатого хребта.
– Эй! Ты не будешь так любезен слетать на другой конец света? – спросил, дурачась, немедиец, заглядывая в сонный прищуренный глаз ящера.
Словно поняв его, тот затряс головой и заскреб лапами.
– Не хочет, – вздохнул Шумри. – А почему ты не слезаешь, Конан?
– Я возвращаюсь, – сказал киммериец. – Ты уж прости меня. Я решил это еще там, на обрыве. Вспомнил, что у меня тоже есть одно неотложное дело. А спустился вниз – чтобы тебе было веселее гарцевать на этой лошадке, – он похлопал ящера по зеленым бокам.
– За что же тебя прощать? Алмена очень обрадуется!
– В этом я не уверен, – усмехнулся Конан. – Но это не так уж важно.
– Удачи тебе… брат мой! Не знаю, что за неотложное дело тебя поджидает, но – удачи!
– И тебе удачи, брат! Пусть она выздоравливает, твоя Илоис! Пусть ты перестанешь пинать перекати-поле и займешься чем-нибудь более веселым и более достойным мужчины. Жалко, что мы расстаемся, – он взглянул на припухшую царапину на своей левой руке. – Только вчера породнились, а сегодня дороги наши разбегаются в разные стороны.
– И мне жаль, Конан. Но мы встретимся, Киммериец улыбнулся недоверчиво, тряхнул головой и пришпорил своего сонного, древнего, как само время, коня.
– Я не шучу, Конан! – крикнул ему вслед Шумри. – Алмена сказала, что все, кто хочет увидеть друг друга, обязательно встречаются. Я верю ей!..
Часть четвертая
Глава 1. Сестренка
Проводив глазами силуэт ящера с могучей фигурой киммерийца, чья черная грива развевалась по ветру, как пиратское знамя, Шумри побрел в сторону поселка.
Повсюду, насколько мог охватить взгляд, была лишь вода да дюны из белого песка, поросшие можжевельником и вереском. Под ногами то и дело попадались большие ракушки, засохшие морские звезды, клешни и панцири крабов, белые кости коров и овец, обкатанные морем так, что становились похожими на хрупкие безделушки.
Видимо, люди в поселке в основном жили тем, что дарило им море. То и дело навстречу попадались фигуры женщин и детей с корзинами на локте, которые, низко нагибаясь, собирали что-то из пены прибоя, из спутанных нитей водорослей. На чужеземца они взглядывали с настороженным любопытством, но не заговаривали с ним. Как видно, народ этот отличался нелюдимостью и сдержанностью. Они были смуглокожие, со светлыми глазами, черными или рыжими волосами, бровями, сросшимися на переносице. Звуки их резковатой, отрывистой речи щекотали ухо Шумри своей непонятностью.
Он прошел вдоль всего поселка. Густобородые мужчины, чинившие снасти или обмазывающие дегтем лодки, на миг поднимали на него взгляд и тут же возвращались к своей работе. Да, излишним любопытством здесь явно никто не страдал. Даже собаки, выбегавшие за изгороди, тявкали на него не больше двух-трех раз.
Больше всего поражали Шумри их дома. Отчего они не рассыпаются? Ровные, плоские крыши, шершавые стены из мельчайшего белого песка. Впрочем, раза два он заметил, как мужчины и женщины, таская песок корзинами, чинили рухнувший угол дома или снесенную ветром часть крыши. Немедиец подумал, что за подобной работой они, должно быть, проводят немалую часть своей жизни. Но если им нравится жить в чистых, пахнущих морем, рассыпающихся под ветром домах, – это их право.
Больше всего Шумри беспокоило, что Алмена не описала ему как следует свою таинственную сестренку. «Ты ее узнаешь!» А как это сделать? Подходить к каждой женщине, хватать за плечи и всматриваться в лицо?.. Интересно, долго ли потерпят такое их молчал и во-работящие мужчины с крепкими загорелыми спинами и диковатыми взглядами из-под нависших бровей…
Поселок был совсем небольшой, в несколько шагов Шумри прошел его весь и снова оказался на берегу, усыпанном ракушками, причудливыми корягами и костями. Он присел на одну из коряг и стал смотреть на воду, задумчиво пересыпая в ладонях песок.
Стайка детей промчалась мимо него – лохматые веселые оборвыши. Дети оказались любознательнее взрослых, на какое-то время он привлек их внимание, но, увидев, что он не понимает обращенных к нему криков, они устремились дальше.
Очень долго не было вообще никого. Потом на берегу появилась девочка с огромной собакой. Она бегала и играла с ней, выбивая пятками брызги на мелководье. Приглядевшись, Шумри увидел, что то была не собака, но огромный волк с густой желтовато-серой шерстью, маленькими ушами и прямым хвостом. Он был таким громадным, что его подружка вполне могла бы кататься на нем верхом. Вдоволь наигравшись и навозившись со своим зверем, девочка подбежала к Шумри и, остановившись в двух шагах от него, о чем-то звонко спросила.
На вид ей было лет восемь. Растрепанные темно-русые волосы плескались за спиной, щеки порозовели от беготни. Большие желтовато-карие глаза освещали лицо и часть пространства перед ним. Шумри показалось, что, попав в полосу их света, ему стало тепло и чуть-чуть щекотно.
Девочка вновь что-то спросила, весело и требовательно.
Шумри хотел было смущенно улыбнуться и пожать плечами, давая понять, что не знает ее языка, но внезапно он почувствовал, что понимает ее слова. Звуки языка по-прежнему были незнакомы, но, сопровождая каждый звук, в голове его вспыхивали картинки и рождались ощущения.
– Отчего ты сидишь тут один? – спросила девочка. – Тебе скучно?
– Мне не скучно, – ответил немедиец и почувствовал, что она также его понимает. – Я ищу одну женщину.
– Кто она?
– Сестра Алмены. Ты случайно не знаешь такую?
Девочка расхохоталась.
– Сестра Алмены? Но у нее нет никаких сестер!
– А разве это не ты? – с внезапной догадкой спросил Шумри. – Разве не ты ее маленькая сестренка?
Девочка опустилась на песок, обняла за шею своего волка и уткнулась, смеясь, в его присыпанную песком шерсть.
– Алмена моя сестра? Ха-ха-ха! Что за выдумщица! Она не сестра, она – моя дочка!
– Дочка?! – ошарашено переспросил Шумри.
Девочка перестала смеяться. Глаза ее приняли задумчивое, нездешнее выражение. Глядя на ее худые руки и плечи, на платье, представлявшее собой ворох серых лохмотьев, Шумри вдруг понял, что этот ребенок – деревенская сумасшедшая, маленькая юродивая. Но в то же время у него не было никаких сомнений, что это именно та, кого Алмена называла своей сестренкой.
– Пусть будет дочка, – сказал он покладисто. Порывшись в своем мешке, он протянул девочке последний оставшийся в нем фрукт.
– Это тебе от Алмены.
Девочка с удовольствием вонзила в него зубы и мигом перемазалась душистым соком. Не доев, половину она протянула своему зверю. Волк обнюхал предложенное, но есть отказался. Тогда девочка съела все сама.
– Я тоже хотела бы передать кое-что Алмене, – сказала она, тряхнув волосами. – Вот, смотри.
Она протянула немедийцу раковину. Самую обыкновенную раковину, сотни которых валялись на берегу.
– Очень красивая, – вежливо сказал тот.
– Глупый! Посмотри, как она закручивается! Все раковины закручиваются направо, а моя – налево. Попробуй найти еще такую же!
Шумри честно поискал глазами вокруг. Все раковины, которые он мог видеть, и впрямь закручивались направо.
– Передай ее, пожалуйста, Алмене! Мне не жалко. Я могу найти очень много таких, левых. Они сами сползаются ко мне.
– Но я не увижу больше Алмену, – грустно сказал Шумри.
– Как жаль! – вздохнула девочка. Но унывала она недолго. Разглядев на шее немедийца ожерелье, она протянула к нему руку. – Подари мне свои камушки! Я поиграю с ними, а потом брошу в море, и оно станет еще синее!
Шумри вздрогнул. Рука его непроизвольно сжала подарок Алмены.
– Тебе жалко!.. – изумленно протянула девочка. Ресницы ее задрожали, а рот горестно приоткрылся.
Она поднялась с песка и потянула за шею своего волка.
– Подожди! – крикнул Шумри. Он испугался, что она исчезнет, и он никогда не сумеет попасть на родину. Что толку от камней, если он не встретится с Илоис? – Я дарю тебе их. Только в море бросать не надо, оно и без того синее всего на свете. Лучше носи на шее, – он снял с себя и перевесил на худенькую шейку прохладные камни. – Ты станешь очень красивая.
Девочка радостно засмеялась и бросилась вдоль прибоя, наперегонки с волком. Но смех ее внезапно резко замолк, словно отрезанный. Она бегом вернулась к немедийцу. По щекам ее катились слезы.
– Зачем ты дал их мне? Они жгутся! – Она сорвала с шеи ожерелье и бросила ему. – Ты не сказал мне, что эти камни будут жечь! Они не хотят висеть ни на ком, кроме тебя!..
Шумри с ужасом увидел на ее шейке, там, где она соприкасалась с камнями, волдыри от ожогов. Девочка плакала навзрыд, уткнувшись в шерсть зверя. Волк, покосившись на немедийца недобрым желтым глазом, угрожающе зарычал.
– Я не знал, что они будут жечь… – бормотал совершенно ошарашенный Шумри.
– Нет, ты знал! Ты знал, что это не простые камни!.. Рыдания утихли так же резко, как и начались. Девочка запрокинула голову, и волк бережно и сосредоточенно стал зализывать ее ожоги.
– Эти камни дала мне Алмена, – сказал Шумри. – Я должен буду подарить их девушке, которую люблю.
– Какой же ты глупый! Любишь девушку, а чуть не подарил их мне!
– Но только ты можешь помочь мне добраться до нее.
– Ты глупый вдвойне! За плату я не помогаю никому.
Девочка встала с песка и быстро пошла от него вдоль кромки прибоя. Зверь трусил подле ее ног, то и дело задирая голову и утыкаясь носом в ее пальцы. Шумри не знал, что ему делать. Вскочить и бежать за ней? Хватать за руки, умоляя и заклиная всеми богами?.. Но кто может угадать логику сумасшедших? Может быть, она рассердится еще больше…
Немедиец не тронулся с места. Обхватив колени руками, он сидел и смотрел на медленно набегающие на песок волны. Идти ему было некуда и не к кому. Ни языка, ни местных обычаев он не знал. У него не осталось ни одной веселой золотой монеты, звон которой мог бы растопить суровые сердца поселян. Поэтому он решил ночь провести тут же, на берегу. Быть может, утром маленькая юродивая снова придет сюда, и её непредсказуемый, как прибрежный ветер, нрав взыграет в другом направлении.
Чтобы голодные спазмы в желудке не так терзали, Шумри покусывал горьковатую ветку вереска. Ночь надвинулась на глаза легко и бесшумно, как темное покрывало на голову певчей птицы. Было прохладно. Намного прохладней, чем в джунглях и саваннах, и даже на плато Алмены. Близость океана давала о себе знать.
Глубокой ночью ему послышался сквозь дрему детский смех совсем рядом с собой, шорох босых ног по песку и запах хищного зверя. Но звуки были негромкие, и проснуться он не сумел.
Рано утром тот же смех и шорох с легкостью вытащили его из сна.
– Вставай, пока я не ушла! – звенел над ним детский голосок. Открыв глаза, Шумри увидел, что девочка протягивает ему кусок белой лепешки. – Держи скорей! Бонго украл это для меня, когда пекарь зазевался. Ешь скорей и давай играть!
– Играть? – Шумри виновато улыбнулся. – Мне некогда играть. Я должен спешить на мою родину.
– Послушай! – Она присела перед ним на корточки, натянув платье на худые коленки. – Зачем тебе уходить? Останься! Никто из детей не играет со мной. Когда я подхожу к ним, они кидают в меня водоросли и называют глупыми именами. Они кричат, что я родилась не от женщины, не от человека. Только Бонго играет со мной! Бонго очень хороший, но человек тоже бывает иногда нужен. Живи здесь! Бонго будет красть для нас обоих лепешки и козий сыр. Я научу тебя отыскивать раковины, закрученные налево. Ты соберешь их много-много! Я научу тебя бегать по воде. Вот так, смотри!
Она понеслась наперерез прибою и взлетела на гребень волны. Ноги ее не проваливались, но держались на поверхности воды, словно она ничего не весила. Бонго, помчавшийся вслед за ней, с беспокойством заметался у ее ног, завыл и зубами принялся тянуть за край платья на берег.
– Бонго ужасно не любит, когда я так делаю, – вернувшись, сказала она, смеясь и трепля зверя за уши. – Но я научу тебя! Тебя он не будет хватать зубами за ноги и тянуть на берег. А еще я построю тебе дом из песка. Какой ты захочешь! Захочешь – он будет рассыпаться от малейшего дуновения ветра, и так весело будет вновь его строить и бросаться друг в друга песком! Захочешь – он будет прочный-прочный. Такой стойкий и прочный дом для самых ленивых…
– Я бы очень хотел остаться, – сказал Шумри (и сказал почти искренне), – но девушка, которую я люблю, умирает. Она умрет, если я ей не помогу.
Девочка вздохнула. Подвижное лицо ее опечалилось, Волк, почувствовав перемену в ее настроении, положил ей на плечо морду и лизнул в ухо.
– Хорошо, – сказала она с покорной грустью. – Уходи куда тебе нужно. Уходи хоть прямо сейчас.
– Прямо сейчас? Но как?..
– Очень просто. Посмотри мне в глаза и представь в голове свой мир. Не весь, конечно, что-нибудь одно, но очень четко. И ты окажешься там.
– Каким образом?!..
– Разве ты не знаешь, что через глаза человека можно попасть в другие миры? Ты такой большой, ты почти старый, и ты совсем ничего не знаешь!
– Но тогда все бы так и путешествовали, глядя друг другу в глаза! Не нужно было бы ни парусников, ни колесниц.
– Ну, это все не так просто! – с забавной важностью возразила девочка. – Чаще всего через свои зрачки человек пропускает лишь в один мир. В свой собственный. И порой там бывает так душно, так скучно… А иногда там водятся противные скользкие чудища… Брр! – Девочка передернула плечами. – Есть такие, как и я, но их меньше, И они все умнее меня: никому не болтают о том, что могут, держат глаза полу прикрытыми, опускают ресницы, как решетку. И поэтому их не закидывают водорослями!..
Девочка встала на колени так, что глазищи ее оказались вровень с глазами Шумри. Янтарные искры перебегали вокруг двух черных зрачков, похожих на два таинственных глубоких тоннеля сквозь пространство и время.
– Чуть не забыла! Если ты представишь что-нибудь нечетко, ты можешь попасть в совсем другой мир. Потому что миров очень много. Даже я не сумела бы их все сосчитать, а ведь я сосчитала звезды!.. Если это случится, не бойся. Ты только обернись назад и хлопни в ладоши, вот так, – она подняла руки и звонко хлопнула над своей головой. – Тогда все в моей голове зазвенит, и ты тут же очутишься передо мной, на этом же самом месте.
Шумри вновь стал вглядываться в ее глаза, затягивающие в себя, как прозрачная морская пучина, пронизанная солнечными лучами, глубокие и невесомые, как заветное озеро Алмены.
Что же ему представить из картинок своей родины, своего мира? Что?.. Ему вспомнилась сосна, росшая на обрыве над речкой, на которую он часто залезал, когда был маленьким. Ствол ее был так удобно изогнут, что на нем можно было лежать часами, свесив босые ноги вниз и прижавшись щекой к шелушащейся теплой коре… Шумри постарался представить ее как можно четче: все ее изгибы, темную зелень игл, пушистую крону. Даже запах ее он попытался представить…
Внезапно что-то встряхнуло его с ног до головы, все тело словно погрузилось в стремительный и теплый вихревой поток. Перед глазами закружились сверкающие спирали. Шумри крепко зажмурился…