Текст книги "Багровое око"

Автор книги: Дэниел Уолмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 2. Каменный Страж Закона

Упав спиной на гладкий холодный камень, Конан мельком успел подумать, что Алмене следовало бы положить на него ворох сена – тогда он не так грохнулся бы лопатками и затылком… И эту мысль он утащил за собой и в ту круговерть черных и лиловых полос, в то ядро гигантского смерча, подхватившего и завертевшего его, в котором не было уже ничего знакомого, ничего земного.

«Ворох бы сена… не догадалась… не так жестко падать…» – по инерции повторял внутри себя киммериец, в то время как его крутило и несло неизвестно куда. Ни затылку, ни лопаткам давно не было жестко. Более того, глубокая рана, которую он добросовестно нанес себе в самое сердце, совсем его не беспокоила, даже не ощущалась.

«Сена бы… сена… Тьфу ты! – прервал сам себя Конан. – При чем тут сено?! Хотел бы я знать, долго меня будет трясти и кружить, словно плевок в водовороте!»

Постепенно вращение замедлилось. Черные и лиловые полосы стали светлеть. Теперь перед глазами был сплошной серый туман со множеством колеблющихся оттенков, от молочно-белого до густо-темного. Казалось, он попал в слоистую массу клубящихся дождевых туч. Постепенно тучи рассеялись, в сером мареве стали видны очертания земли, неба, невысоких округлых холмов, поросших серой травой. Ступни еще ощутили под собой твердую почву.

Несмотря на обилие туч, в воздухе было очень сухо и душно. Неизбывной тоской веяло от всего этого пейзажа.

Конан потрогал рукой грудь. Он ощутил пальцами края широкой раны, но – странно! – боли не было, даже при ощупывании. Не было и крови. Рана совсем не мешала ему идти. Присмотревшись, киммериец увидел, что унылый пейзаж обитаем – причем довольно плотно. То, что он принял вначале за перекатывающиеся клубы пыли, было на самом деле скопищем людских теней. Мириадами носились они по холмам – поодиночке, парами, группами. В их скольженьях и метаниях не было видно толку или определенной цели.

Некоторые одиночки и группы проносились совсем близко от Конана, и он смог их хорошо рассмотреть. Одни почти не отличались от живых обитателей земли, лишь кожа их имела пепельно-серый оттенок. Это были люди всех возрастов, от младенцев, ползающих на четвереньках, до седовласых старцев и старух. Но больше всего было зрелых мужчин, воинов. Было видно, по какой причине каждый из них очутился здесь: у одного был распорот живот, у другого между лопатками зияла дыра от копья, третий придерживал голову, шея которой, перерезанная взмахом топора, больше не держалась на туловище. Но крови не было, и эти страшные раны досаждали им, по всей видимости, не больше, чем Конану – его смертельный удар. Другие тени были не столь плотны и объемны, в очертаниях их фигур сквозило нечто призрачное. Ни ран, ни телесных повреждений на них заметно не было. И возраста все они были примерно одного и того же: тридцати-тридцати пяти лет. Наконец, еще одна группа теней отличалась своей прозрачностью: сквозь их фигуры можно было рассмотреть линию горизонта, низкое небо, скопления более плотных их собратьев. Определить их возраст было невозможно, равно как и четко рассмотреть черты зыбко колышущихся лиц.

Поразмышляв, Конан решил, что самые прозрачные – это те, кто находится здесь дольше всего. А самые плотные, меньше всего отличающиеся от людей, попали сюда совсем недавно.

Тени проносились мимо, иные с любопытством взглядывали на новичка, другие не обращали на него никакого внимания, Не заговаривал с ним никто. Здесь вообще не разговаривали во весь голос. В воздухе стоял странный шорох, шелест – от шепота тысяч и тысяч бесплотных губ.

Киммериец заметил, что ноги несут его как бы сами собой. Легкий, еле уловимый уклон вел его к центру равнины. Да, равнина была не плоской, она напоминала гигантскую воронку, по краям которой вздымались невысокие холмы, а в центре смутно чернел провал в земле. Над провалом нависало что-то похожее на гигантскую гранитную статую. Ее очертания показались Конану очень странными.

Чем ближе он подходил, спускаясь к центру воронки, тем выше и больше становилась статуя, и тем удивительней казался киммерийцу ее силуэт. Когда до подножия оставалось не более пятидесяти шагов, и нужно было уже задирать голову, чтобы взгляд мог достать до ее вершины.

Конан остановился. Широко расставив ноги и уперев руку в рукоять меча, он принялся внимательно рассматривать высеченную неведомо кем громаду.

Больше всего она напоминала того каменного зверя с головой женщины и телом льва, которого киммериец видел в пустыне недалеко от Кеми, рядом с одной из пирамид, которые он когда-то собирался ограбить. Огромное гранитное лицо с двумя трещинами вместо глаз было не мужским и не женским – оно не имело ни пола, ни возраста, ни выражения. Губы были плотно сжаты. Острые уши плотно прижимались к узкой, вытянутой голове; они были не человеческими, но, скорее, собачьими или шакальими. Короткая и узкая – по сравнению с головой – грудь опиралась на вытянутые лапы с когтями; каждый коготь был в рост киммерийца. Огромное тело плавно переходило в скалу, поросшую серым лишайником, пыльным мхом и плесенью. У монстра не было ни задних лап, ни крупа, ни хвоста. Казалось, его голова, грудь и передние лапы выплеснулись из скалы и застыли, а продолжение тела так и осталось в мрачных каменных недрах.

Несмотря на холодную застылость лица, груди и лап, Конану померещилось, что гранитный монстр – живой. Больше того, он чего-то ждет от него, Конана, пришедшего сюда по своей воле с веселых и солнечных земных долин.

Киммериец крепче сжал рукоять оружия, набрал полную грудь воздуха и крикнул:

– Эй! Человек шакал! Каменная дохлятина! Я пришел, слышишь?!

Казалось, Серые Равнины, привыкшие лишь к шепоту, шелесту и тихим стонам, сейчас потрясутся до основания и расколются от громкого голоса, вырвавшегося из широкой груди варвара, из крепкой его глотки.

Гранитные губы дрогнули, вызвав осыпь мелких и крупных камней, покатившихся по подбородку, шее и груди монстра. Порыв сквозняка вырвался из образовавшейся между губами щели, а вместе с ним послышался голос: холодный, скрежещущий и неживой.

– Это ты, Конан-киммериец, варвар с севера, наемник, вор, пират, грабитель, убийца?..

– Я! – весело подтвердил Конан. – Ты можешь еще добавить: бродяга, неплохой воин, умелый любовник, укротитель магов и колдунов, пожиратель отборного мяса, поглощатель вина и пива, погибель вампиров, оборотней и прочей нечисти!

– Ты говоришь с Великим Стражем Закона, – проскрежетал камень.

– Ну, так что же? А ты говоришь со мной, Конаном-киммерийцем, получившим на Западном побережье имя Амра, что означает – Лев! А в южных краях меня называли Сыном Неба!

– Обернись направо, Конан-киммериец.

Конан повернул голову вправо. Ничего необычного он не увидел. Те же серые холмы, лишайники, плесень да толпы слоняющихся теней. Впрочем, одна толпа не слонялась, а, плотно сбившись вместе, стояла шагах в тридцати от него в напряженном, выжидательном молчании. Вглядевшись, киммериец обнаружил, что многие лица из этой толпы ему смутно знакомы.

– Смотри, смотри, Конан-варвар. Ты узнаешь их? Это те, которые пришли в этот мир от твоей руки.

Конан расхохотался.

– Да, немаленькая толпа! Я и не ожидал, что их столько! Ну, так что же? Они горят жаждой мести? Я готов! Уж, наверное, победить бесплотные тени мне будет легче, чем приканчивать их во плоти на земле. Пусть набрасываются на меня хоть все разом!

– Они горят жаждой мести, – подтвердил каменный голос. – Но месть их будет не такой, какую ты ждешь. Не страшишься ли ты их возмездия, Конан-киммериец?

– Ничуть! Моя совесть чиста! Я убивал один на один, в честной борьбе! Ни разу не поднял я руку на безоружного, не придушил спящего, не насыпал в стакан яду стоящему у меня на пути. Я всегда был готов подставить под клинок врага свою грудь, я не уклонился ни от одного боя!

– Не убивал безоружного? – переспросил камень. – Взгляни получше!

Конан вгляделся в молчаливую толпу и увидел за ней силуэт огромной живой глыбы с длинной шеей и маленькой головой с продолговатыми печальными глазами.

– Но это не человек! – воскликнул он.

– А они – тоже не люди? У ног озерного бога толпились его дети – маленькие, темнокожие, с такими неуместно выглядящими здесь перьями в курчавых волосах.

– Но я не убивал их! Они сами захотели уйти за своим божеством!

– Сами? И твой не успевший родиться сын ушел сам?..

У Конана пересохло в горле. Он не нашел, что ответить безжалостной серой скале.

Среди кучки шоколадных туземцев он разглядел Айя-Ни. Девушка не носила больше полумаски из зеленых и голубых перьев, но и тяжелых колец не было в ее губе. Лицо ее, не обезображенное костяными кольцами, показалось киммерийцу необычайно прекрасным.

– Айя-Ни! – что было сил позвал он.

Девушка рванулась на его зов, но, словно наткнувшись на невидимую преграду, остановилась. Казалось, ее и киммерийца разделяла прозрачная стена. Все же она была теперь намного ближе к нему – так близко, что он мог рассмотреть слезы, струящиеся из широко распахнутых черных глаз.

– Айя-Ни! – крикнул он. – Ты жаждешь мести? Любую кару готов я принять от тебя – назови же ее!

Девушка быстро-быстро замотала головой. Она что-то шептала, но шепот ее не достигал ушей киммерийца.

– Она простила тебя. Она не хочет мстить, – сказал камень. – Но даже если половина этой толпы тебя простит, это ничего не изменит. Даже если все они простят тебя, это ничему не поможет. Потому что я – Великий Страж Закона. Закон же – один для всех и неумолим.

– Я плевал на твой Закон! – крикнул Конан. – Перед ней я действительно виноват и перед своим нерожденным сыном тоже. От нее я принял бы любую кару. Но она простила меня!

– Теперь слушай повеление Закона. Вот как будет с тобой, Конан-киммериец, варвар из северной страны, двадцати восьми лет! Столько раз, сколько стоит здесь, у моего подножья, людей, убитых тобой, ты будешь убит ими. Ты будешь рождаться на земле вновь и вновь, проживать короткую или длинную жизнь, но в конце каждой жизни тебя будут убивать, убивать, убивать! – казалось, каменный голос оживился, в нем появились человеческие нотки, яростные и злорадные. – Ты будешь убит всеми способами, которыми когда-либо ты отправлял людей в мой мир. Тебя будут разрубать со всего размаха, сносить голову, протыкать насквозь, сворачивать шею, проламывать череп, распарывать живот, сбрасывать в пропасть, топить в воде, швырять в огонь…

От всех этих перечислений Конана затошнило. Ему очень хотелось заткнуть чем-нибудь извилистую щель в камне, из которой исходили отвратительные слова.

– Но это еще не все, киммериец! – с торжеством продолжал голос. – Если во время этих жизней ты будешь сопротивляться своим убийцам, бороться с ними и убивать – снова убивать! – твоя кара растянется на бесконечно долгое время, пока каждое убийство не будет искуплено! Ты будешь молить Крома, ты будешь молить Митру, чтобы умирать во младенчестве – ведь тогда долгая череда кровавых веков промелькнет скорее!..

Внезапно злорадно скрежещущий голос прервал пронзительный крик.

– Нет! Нет! Нет!

Это кричала Айя-Ни, ударяясь всем телом о невидимую преграду, разделявшую ее и Конана, вздымая вверх стиснутые кулачки.

Ее крик был таким отчаянным и резким, что мир, в котором лишь тихо шептались, вздыхали и стонали, дрогнул. Раздался глухой грохот, и по лицу гранитного монстра пробежала, змеясь, трещина. Она пересекла лицо наискосок, от края подбородка до левой выемки в камне, заменявшей ему глаз.

Конан расхохотался. Значит, эта пыльная, поросшая лишайником и плесенью громада не такая уж несокрушимая! Набрав в грудь побольше воздуха, он заорал во всю силу своих легких:

– Я плевал на твой закон, слышишь?! Мне не нравится твой закон, я не буду ему подчиняться! Я разбросаю тебя по пыли твоих равнин, дряхлая груда камней! Ты станешь грязью!

Гранитное лицо задрожало. С тяжелых надбровий, скул и ноздрей покатились камни, с грохотом разбиваясь о неподвижные шакальи лапы. Казалось, еще чуть-чуть – и Страж Закона действительно превратится в пыльную груду камней…

Но тут киммериец почувствовал резкую боль в груди. Все поплыло у него перед глазами, вновь со всех сторон надвинулся, закружился серый туман, похожий на слоистые грозовые тучи. Унылые холмы и толпы теней исчезли.

Конан увидел над собой встревоженное и светлое лицо Алмены. Ее тонкие, золотящиеся в лучах солнца волосы коснулись его лба.

– Алмена! – крикнул Конан. Вернее, он постарался крикнуть, но получился лишь слабый хриплый шепот. – Алмена, пожалуйста!.. Мне нужно вернуться туда… еще чуть-чуть!..

Усилием воли он вызвал перед глазами клубящийся серый туман, запредельным рывком бросил свою душу на тусклую плесень холмов, к мириадам шепчущихся теней.

Конан хотел довершить начатое. Пусть зашатавшийся гранитный шакал рассыплется до основания, превратится в груду булыжников, в щебень, в пыль… Он яростно набрал в легкие воздух, приготовившись к крику. Но из темного провала в земле, над которым возвышался Страж Закона, поднялся черный туман, скрывший в себе изваяние до самой его вершины. К тому же порывы холодного ветра, упругие и крепкие, как ладони и ступни великанов, не подпускали его близко к подножью. Ветер относил его крик в сторону, эхом перекатывал по холмам, окружавшим края гигантской воронки.

Убедившись в тщетности всех попыток расправиться с каменным шакалом, Конан огляделся вокруг. Подхваченные ветром тени кружились в воздухе, словно сорванные с деревьев листья. В их коловращении трудно было рассмотреть отдельные лица, но киммериец все-таки отыскал Айя-Ни. Он бросился к ней, отмахиваясь от проносящихся мимо теней, как от роя мошкары в джунглях.

– Айя-Ни! – Он так много хотел сказать ей, но слова отчего-то застревали в горле. – Айя-Ни!.. Если бы ты знала, какая ты стала красивая…

Девушка боролась с порывами ветра, грозящими унести ее прочь. Слезы по-прежнему струились по ее лицу, но теперь они были больше похожи на слезы счастья. Впрочем, как следует разобраться в выражении ее удивительно похорошевшего лица, взволнованного, сияющего и тоскующего одновременно, было невозможно.

– Айя-Ни! Помнишь, ты рассказывала о душах, о звездах?.. Ты выдумывала? Ты рассказывала мне сказки?..

Девушка отрицательно помотала головой. Ветер качал ее, как хрупкий цветок в бескрайней степи.

– О нет! Айя-Ни не обманывала Сына Неба! Но Айя-Ни не может… не должна ни о чем рассказывать!..

– Я не Сын Неба, Айя-Ни! – с горечью выкрикнул Конан. – Я никогда не был Сыном Неба! Мой отец – простой киммерийский кузнец…

Айя-Ни вновь покачала головой.

– О нет! Сын Неба просто не знает!..

Она смотрела на него бесконечно любящими глазами, но, скорее, как мать на маленького ребенка, чем как юная девушка на своего возлюбленного.

Новый порыв ветра чуть не сорвал ее с места и не унес прочь. Но когда Конан хотел было схватить ее за плечи, чтобы удержать на месте, она предостерегающе замахала руками.

– Нет, нет! Сыну Неба нельзя касаться меня!..

– Но почему я не могу прикоснуться к тебе?! – крикнул Конан, преодолевая шум ветра и гул кружащихся возле теней.

– Потому что Сын Неба не наш! Сын Неба вернется в мир живых! – плача и улыбаясь, кричала девушка. – Посмотри на свою рану!

Конан опустил глаза на левую сторону своей груди. Там, где прежде был глубокий и широкий разрез от клинка, теперь виднелся лишь розоватый шрам. Он почувствовал, как Алмена вновь пытается вернуть его в солнечный, зеленый мир живых, как ее теплые руки ворожат над ним, вытягивают назад…

– Алмена! Я сейчас вернусь! Еще немного!.. – умоляюще крикнул он.

– Ты не вернешься! Ты не вернешься! – злобно зашипел кто-то возле самого его уха.

От неожиданности киммериец вздрогнул. Он увидел, что вся молчаливая толпа его жертв – тех, кого он отправил в этот мир собственной рукой, – плотно сгрудилась вокруг него. Айя-Ни оказалась оттесненной далеко назад.

Ветер незаметно утих. Тени больше не колыхались и не летали, они стояли неподвижно, подобравшись к нему совсем близко. В основном это были мужчины, суровые насупленные воины со страшными ранами и увечьями. Большинство лиц было незнакомо – разве рассмотришь лицо противника в пылу яростной битвы! Но некоторых Конан узнал. Вот двое-трое когда-то близких друзей, которые предали его и поплатились за это… Вот несколько отважных и умелых бойцов, чьим воинским мастерством киммериец не мог не восхититься, и оттого облик их запал в память. Как правило, они долго и дорого отдавали свои жизни, награждая Конана серьезными ранами… Вот несколько женщин, немыслимо безобразных, шипящих и плюющихся, как растревоженные змеи…

В первый момент, увидев женщин, киммериец опешил: разве когда-нибудь он подымал на них свой меч? Но затем вспомнил: да, были и женщины, но только злобные колдуньи, вампирши и оборотни, стремившиеся погубить его, либо близких ему людей любой ценой… Но отчего они так безобразны? Помнится, в мире живых среди них было немало соблазнительных красавиц, с первого взгляда берущих в сладкий плен…

– Ты не вернешься! Мы не отпустим тебя! – торжествующе шипела над ухом одна из убитых им когда-то ведьм.

На ее морщинистой шее навсегда отпечатались следы от крепких пальцев варвара.

Голос её подхватили другие женщины и мужчины. Молчаливая прежде толпа зашумела, заговорила, заворчала.

– С какой стати он вернется в мир живых, а мы останемся здесь?!.. – роптали угрюмые воины, пронизанные копьем, рассеченные секирой, изрубленные мечом. – Да, он молод и полон сил, но многие из нас моложе его! Многие из нас наслаждались светом солнца гораздо меньше, чем он!..

– Он наш, наш, наш! Не выпускайте его!.. – шипели, подстегивая воинов, ведьмы.

– Плотней, плотней окружайте, давите! Он не сможет вырваться и уйти!..

Конан не видел больше Айя-Ни. Он только слышал ее взволнованный звонкий голос.

– Оставьте его! Выпустите! Не трогайте!.. – кричала девушка, но мрачная толпа разжигалась все больше.

Конана сдавили так тесно, что он уже не мог пошевелить ни плечом, ни ногой, ни пальцем руки. Он даже не мог кричать и ругаться – так стиснуты были горло и грудная клетка. Тени были бесплотны, вернее, плоть их была намного тоньше и легче, чем на земле, но, тем не менее, осилить их Конан не мог. Их было так много, их ненависть и жажда мести были так сильны, что прорваться сквозь их густой клубок было невозможно. Иные из них даже залезали сверху, напирая ему на макушку, надавливая на виски, на глаза…

Где-то очень далеко Алмена пыталась помочь ему, вырвать из серого мстительного клубка, вернуть в мир живых… но даже у нее ничего не получалось.

Неожиданно весь этот кошмар кончился. Тени перестали напирать на него и разлетелись в разные стороны, словно кто-то огромный подул на ворох сухих листьев. Конан открыл глаза, и дыхание его перехватило. Прямо напротив него высилась огромная матово-черная глыба убитого им озерного бога. Вспугнутые тени со свистящим ропотом уносились, огибая массивные бока и похожие на колонны ноги Ба-Лууун. Киммериец задрал голову и встретился со взглядом черно-блестящих, печальных, древних, как сама земля, глаз. Всего лишь мгновение смотрели они друг на друга…

Затем перед глазами Конана вновь заклубились серые тучи, небо перемешалось с землей, тусклые холмы растворились в зыбком воздухе.

Заныла рана в груди. Конан узнал навзничь и потерял сознание.

Глава 3. Напутствие

Когда Конан очнулся, он обнаружил, что лежит на плоской поверхности камня, на котором нанес себе недавно смертельный удар. Рана в груди покалывала, но не сильно. Мысли путались, словно кто-то приложился к его голове хорошей дубинкой.

Повернув подбородок, он увидел, что его грудь забинтована белой тканью. Лежать было не жестко, и он понял, что спина и затылок его покоятся на ворохе мха и сухой пахучей травы..

«Все-таки догадалась и положила сено», – мельком отметил Конан, приводя в порядок мысли и воспоминания.

– Вот ты и вернулся наконец! – прозвучал над ним чуть насмешливый и ласковый голос. – Правда, у меня такое ощущение, что я вытащила тебя оттуда силой. Ты так упирался, что я совсем было потеряла надежду вернуть тебя в мир живых! Что случилось?

– Да там… – замялся Конан, – мне встретилась девушка… туземка. Она попала туда по моей вине.

– Да, знаю, – кивнула Алмена. – Мне рассказывал Шумри.

– Вот странно, – пробормотал киммериец. – Она не только не захотела мстить мне, но наоборот… И она называла меня Сыном Неба, хотя я сказал ей, что моим отцом был простой кузнец…

– Возможно, о каких-то важных вещах эта девушка догадывается лучше, чем ты, – осторожно заметила Алмена.

Конан недоверчиво усмехнулся.

– И еще… Там был еще один, – вспомнил он. – Не человек… Тут уж я совсем ничего не понимаю.

– Не пытайся понять все сразу, – прохладная рука Алмены легла ему на лоб. – Особенно сейчас, когда тебе нужно не тратить силы, но восстанавливать их. Как себя чувствует вернувшийся с Серых Равнин?

– Великолепно! – отозвался киммериец. – Правда, грудь немного побаливает. Странно, там я совершенно не ощущал раны!

– Там нечему было болеть, – сказала девушка, осторожно поправляя повязку. – Ведь тело свое ты оставил здесь, на этом камне. Но ты не беспокойся: хотя рана твоя серьезная и глубокая, она заживет очень скоро, дня через два-три.

– Я могу встать прямо сейчас! – Конан хотел было подняться, но Алмена мягко придержала его за плечи.

– Успеешь! Успеешь и встать, и вдоволь намахаться мечом! Сейчас же тебе нужен покой. Ты не пожалел свою грудь и едва не проткнул ее насквозь.

– Пустяки! – Конан махнул рукой и тут же поморщился: рана все-таки ощутимо давала о себе знать. – Об одном я только жалею: что эта тупая груда камней не рассыпалась до конца! Еще бы чуть-чуть!.. У него уже камни сыпались с носа и дрожала челюсть… Если бы не проклятый ветер и не черный туман…

Алмена улыбнулась, но улыбка вышла не очень веселой.

– Превратить Стража Закона в груду камней не под силу даже тебе, доблестный киммериец. Но ты спорил с ним! Ты посмел не согласиться с незыблемым мировым законом. Мало кто из рожденных женщиной способен на такое.

Конан разочарованно скривился.

– Что из того, если он не рассыпался! Проклятье! Я ведь кричал как мог громко. И Айя-Ни… это от ее голоса пошла первая трещина. Этот каменный шакал совсем древний и заплесневелый. И все-таки он устоял! И будет по-прежнему издеваться над нами, жалкими тенями, не могущими даже крикнуть во весь голос!..

Алмена опять провела ладонью по его воспаленному лбу.

– Ты отправлялся в мир мертвых, Конан, не для того, чтобы сокрушить Стража Закона и учинить хаос, к которому так тяготеет твоя свободная душа. Необходимо было всего лишь проверить тебя. Проверить не храбрость, не силу твою, не хладнокровие – нечто иное. Ты выдержал испытание. Скажи, отчего ты никогда не спрашивал меня, почему я отправляю на битву с Багровым Оком тебя, вместо того, чтобы бороться с ним самой?

От удивления у Конана глаза полезли на лоб.

– Тебе бороться с ним? Тебе, женщине?!.. Хорош бы я был, если бы стал задавать подобные вопросы!

– Ах, да какая разница, женщина я или нет! – воскликнула Алмена с горечью. – Когда-то я уже объясняла тебе про мужчин и женщин. Можешь мне поверить, женщина способна бороться со злом не менее стойко, чем мужчина. Скажи, ты помнишь, как мы встретились с тобой в самый первый раз?

Конан кивнул. Помнить-то он помнил, хотя, по правде говоря, предпочел бы забыть, ибо встреча эта совсем не льстила его мужскому самолюбию.

– В нашу первую встречу я забрала у тебя меч, используя приемы борьбы цзо-пог. Я знаю еще немало всяких приемов и могла бы сразиться не с одним хорошо вооруженным воином. Но встречаться с Багровым Оком мне бесполезно! Потому что возразить Стражу Закона я не посмела.

– Ты тоже спускалась в мир мертвых? – поразился Конан.

Алмена кивнула. Киммериец представил, как она стоит перед серой громадой с шакальими ушами и щелями вместо глаз, и рана под сердцем заныла еще сильнее.

– Я не смогла ни возразить ему, ни даже поднять голос. Натура моя такова, что я всегда подчиняюсь законам, плавно плыву по течению великой космической реки. Может быть, в этом слабость моя, может быть, сила. Я не знаю. Но с самым могучим известным мне злом бороться я не могу.

Конан глубоко задумался. Алмена, хрупкая и нежная Алмена готовилась сражаться с непобедимым чудовищем, а он, Конан-киммериец по прозвищу Лев, раздумывал, колебался, прикидывал – получит ли он за это достойную его награду!..

– Но давай сейчас не будем ни о чем мрачном! – воскликнула Алмена, улыбнувшись и словно стряхивая с себя все темные воспоминания и не менее темные предчувствия. – Хотя бы до тех пор, пока рана твоя не затянется. Если на душе твоей будет легко и светло, заживление пойдет гораздо быстрее.

Киммериец красноречивым и томным взглядом (так не вязавшимся с простыми и грубоватыми чертами его лица, что Алмена не смогла не фыркнуть) дал ей понять, что его хорошее настроение полностью в ее власти. Но женщина не включилась в эту игру, Она строго велела ему как можно меньше двигаться, не думать о мрачном и неосуществимом, дремать и смотреть легкие золотистые сны.

В те три дня, пока заживала рана, Конан чувствовал себя почти полностью счастливым. Как ни странно, оказалось, что можно испытывать радость и светлое головокружение просто оттого, что женщина, которая тебе дорога, встречает тебя по утрам улыбкой, а вечером кладет, прощаясь, руку на лоб. Вовсе не обязательно для полноты бытия сжимать ее в объятьях, обладать ее телом, повторять, упоенно и торжествующе: «Моя! Моя! Моя!»

Алмена не принадлежала ему, но мир от этого не казался ни бесцветнее, ни темнее.

Но вот кого действительно не хватало Конану, так это Шумри, Если бы кто-нибудь сказал ему прежде, что он привяжется к слабосильному и щуплому отпрыску знатного немедийского рода, только и умеющему, что болтать языком, терзать струны цитры да вздыхать о своей родине, – он искренне бы расхохотался. Сейчас же он обрадовался бы даже самой занудливой, самой слезливой песне в его исполнении, из тех, которые вытягивал Шумри вечерами из струн своего инструмента. Самому пустому разговору – об аргосском мудреце, о блужданиях души, вылетевшей из тела, о туземных сказках и мифах…

Как-то он спросил у Алмены, не знает ли она, добрался ли Шумри в свою Немедию, и если да, встретился ли он со своей девушкой?

Алмена задумалась, вернее, прислушалась к чему-то внутри себя. Тень печали легла на ее лицо.

– Шумри достиг родины, сейчас он там. Не сразу у него это получилось, возможно, моя сестренка, по обыкновению, решила сначала поиграть… Но сейчас он там, куда так стремился.

– Тогда отчего же ты загрустила? – спросил Конан, внимательно наблюдавший за ней.

– Я не знаю точно… не вижу, но только чувствую: какая-то преграда стоит на его пути. Что-то мешает ему дойти до девушки, и от этого он сильно страдает.

– Проклятье!.. – пробормотал Конан. Он нахмурился и задумался, затем спросил: – А могу ли я, когда разделаюсь с этим Огненным Оком и вернусь назад, – если, конечно, вернусь! – поспешно прибавил он, – могу я с помощью твоей сестренки попасть туда, где он сейчас?.. Вместе со мной он скорее разберется со своими врагами и выпутается из затруднений!

– Ну конечно, – ответила Алмена. – Вдвоем вы справитесь, вы свернете горы, как не раз уже бывало.

– Бывало!.. – согласился киммериец. Глаза его потеплели от воспоминаний. – Если честно, на битву с этим самым Оком мне было бы веселее отправиться с ним на пару! Нет, близко к чудовищу я его, конечно, не подпустил бы!.. Пусть бы стоял на безопасном расстоянии, наигрывая свои песенки… Все-таки веселее!

Алмена тихо рассмеялась, представив подобную картину.

Конан вздохнул.

– Не смейся! Мы выручали друг друга даже тогда, когда он то безмерно раздражал меня, то смешил своими нелепыми выходками. А уж теперь, когда мы побратались с ним… Кровное братство – это совсем не пустяк!

– О да, – согласилась Алмена уже без улыбки. – Пожалуй, нет ближе людей на свете, чем кровные побратимы. За исключением, разве что, двух половинок… Но ты напрасно сокрушаешься, доблестный киммериец! Ведь Шумри остался с тобой.

– Как же это?.. – не понял Конан.

– Время, которое ты провел с ним вместе, не прошло для тебя бесследно, – объяснила Алмена. – Ты стал немного другим, чем был до встречи с ним, даже если ты сам этого не ощущаешь. В каком-то смысле есть два Шумри. Один – в твоей душе, в твоей натуре. Другой – на своей далекой родине. Но помогать тебе в битве с Багровым Оком будут оба, поверь мне!

Конан не очень понял, что она хотела этим сказать, как не раз уже бывало и прежде. Но переспрашивать Алмену не стал. Задумавшись, он какое-то время молчал. Затем шумно выдохнул и с гулким звуком похлопал себя по груди.

– Что-то я залежался у тебя, прекрасная Алмена! Мне пора! Царапина моя зажила окончательно.

– Ты меня не обманываешь? – спросила Алмена, внимательно вглядываясь в его беспечные глаза. – Ты действительно не чувствуешь больше боли?

– Она зажила еще вчера, если честно. Но у тебя здесь так хорошо, что я чуть было не стал расцарапывать ее снова. Клянусь Кромом, меня даже перестало мутить от твоих фруктов! И жареные груды мяса мне больше не снятся. Я бы с великой радостью задержался здесь, Алмена! – сказал он с такой горячей, почти детской искренностью, что она онустила глаза. – Мне придется силком гнать ноги с твоей земли! Но я боюсь, что мой щуплый братишка совсем загнется, пока я прохлаждаюсь здесь, у тебя. Надо спешить. Укажи мне наконец дорогу к своему красноглазому врагу!

Алмена склонилась над ним и осторожно сняла повязку с его груди. Розоватый шрам под левым соском почти совсем слился по цвету с окружающей его кожей.

– Рана твоя затянулась, – подтвердила она. – Даже быстрее, чем я рассчитывала. Дух твой светел и бодр, и ты рвешься в бой, верно?

– Вот именно! – весело согласился Конан.

– Тогда слушай меня внимательно, доблестный киммериец. Я расскажу тебе все, что знаю, о твоем будущем противнике. Если после моего рассказа ты передумаешь сражаться с ним, пусть тебя это не смущает: я не стану меньше тебя уважать. Лучше реально оценить свои силы сейчас, а не тогда, когда будет слишком поздно.

Конан возмущенно тряхнул головой, давая понять, что такое предположение для него и оскорбительно, и бессмысленно.

– Впервые о Багровом Оке я услышала от своего Учителя, когда мне было девятнадцать лет, – продолжала Алмена. – Как неизмеримо давно это было!.. Впрочем, – она улыбнулась, – может быть, по людским меркам это было и не так уж давно. Не знаю, поверишь ли ты мне, Конан, что я не имею представления о том, сколько мне лет? Когда я стала жить так, как живу сейчас, каждый миг моей жизни максимально наполнился, растянулся, вместил в себя целые дни, месяцы и даже годы. Поэтому мне кажется, что я живу на свете очень и очень долго… В девятнадцать лет я уже владела всеми приемами воинских искусств, которые знаю сейчас. И страха смерти уже не было в моей душе. Я думаю, что этого достаточно для того, чтобы сразиться с любым врагом – быть искусным воином и ничего не бояться! Но, оказалось, для битвы с Багровым Оком этого мало. Мой Учитель, очень мудрый и добрый человек, устав меня отговаривать, отправил в мир мертвых, так же как я отправила тебя несколько дней назад. И я не выдержала испытания… Видишь ли, Конан, главная трудность в том, что Багровое Око – создание не нашей земли!