Текст книги "Фрагменты (ЛП)"

Автор книги: Дэн Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 17

На улице, где раньше жила Кира, Маркус перебегал от дерева к дереву, постоянно высматривая что-либо, что привлекло бы его внимание: шуршание листьев, лицо или туловище, разбитую дверь или окно. Армия Партиалов была едва ли в получасе пути отсюда, где она сражалась с тем, что осталось от отчаявшейся последней линии обороны армейцев. Маркусу нужно было убираться с Ист-Мидоу, но сначала он должен был кое-что сделать.

Дом Хочи был заперт и заколочен, как и остальные здания в городе. Маркус постучал в дверь, с подозрением глядя на ближайшие деревья – ведь, в конце концов, именно здесь он видел Херон.

Маркус услышал, как отодвинули засов, и в проеме показалась Хочи.

– Заходи, – быстро сказала она и плотно закрыла за Маркусом дверь. В доме пахло базиликом, мускатным орехом и кориандром, которые создавали целую какофонию перебивающих друг друга ароматов. Хочи отложила пистолет, который был у нее в руках, и снова стала лихорадочно упаковывать свои вещи. Маркус, чувствуя себя неловко, остановился посреди комнаты.

– Почему ты пришел сюда? – спросила Хочи, подняв глаза от своего наполовину наполненного рюкзака. – Я думала, ты уже на полпути к нашему убежищу. – Хочи и Изольда выбрали на острове точку сбора, куда их друзья могли бежать и где встретиться, если – или, вернее, когда – оборона Армии падет. Маркус ответил не сразу: он все еще пытался придумать, как начать. У него было огромное количество вопросов, но захочет ли Хочи говорить на эту тему?

Заметив его нерешительность, девушка нахмурилась и указала рукой в строну кухни. – Тебе что-то нужно? Воды? У меня есть бушель [8]8
  Бушель – мера веса или объема. В Америке соответствует приблизительно 27 кг.


[Закрыть]лимонов, которые я не беру с собой, я могу выжать лимонада.

– Все в порядке.

– На это понадобится тридцать секунд, если хочешь, то это несложно...

– Нет, спасибо, – ответил Маркус. Он пошевелил подбородком и губами, будто разогревая их для предстоящего разговора, но на самом деле он лишь всеми силами пытался отложить его. Он все еще не был уверен, как начать. Маркус сел, затем нервно поднялся и жестом указал на диван.

– Присядь.

С мрачным видом Хочи опустилась на сидение.

– Что происходит, Маркус? Я никогда тебя таким не видела.

– Я говорил с Кирой, – сказал он. Глаза Хочи расширились, и Маркус кивнул. – Первый раз – три недели назад, когда мы с Гару были на передовой. С того времени еще шесть или восемь раз. Я не знаю, где она, но она перехватывала радиосообщения наших и Партиалов и снабжала нас информацией – это не помогло бы нам победить в войне, но спасало меня и Гару.

– С ней все в порядке?

– Да, – ответил Маркус. – Она в лучшем положении, чем мы, по крайней мере, хоть это и очень быстро изменится, если ее найдут. Доктор Морган пустила на это все свои ресурсы.

Хочи кивнула.

– То же самое мне говорила Изольда. Очевидно, все вторжение затеяли лишь для того, чтобы найти Киру. Ты знаешь почему?

– Нет, – ответил Маркус. – Кира не сказала мне. После заключения в лаборатории Морган она стала вести себя очень странно, будто с ней сделали что-то, о чем она не хочет говорить.

– Это было весьма тяжелое переживание, – сказала Хочи.

– Я знаю, – быстро ответил Маркус. – Я знаю, но я говорю о... Позволь мне спросить у тебя следующее: каково твое первое воспоминание о Кире?

Хочи теребила завязки своего рюкзака, сворачивая их в трубочку. Она сказала:

– Это было в школе, в той старой, которая возле госпиталя. До этого я пару лет жила с Кесслер на ферме, но даже тогда мы ругались, будто тигрицы, поэтому в восемь лет она отправила меня в школу Ист-Мидоу.

Воспоминание почти заставило Маркуса улыбнуться.

– В первый день ты подралась с Бенджи Холем.

Хочи пожала плечами.

– Он нарывался. Меня оставили после уроков, как и Киру – ее, кажется, за то, что она устроила пожар с помощью фосфора из лампочек. Или выкинула еще что-то из всех тех безумный затей, в которые вы с ней вечно вляпывались.

– А как насчет Нандиты? – спросил Маркус.

Хочи нахмурилась.

– А что Нандита?

– Когда ты впервые встретила ее? – спросил Маркус. – Вскоре после Киры?

– Не ранее, чем через год, – ответила Хочи. – Я никогда не приходила сюда, потому что меня держали в школе – по приказу Кесслер, – а там я тоже никогда не видела Нандиту, потому что постоянно сбегала и пряталась, когда устраивали презентации, ярмарки и все остальное. У меня было достаточно проблем с собственной приемной матерью, я не хотела связываться еще с чьей-то. Почему ты спрашиваешь про Нандиту?

Маркус наклонился к ней.

– Я рассказал тебе не все, – произнес он. – Ты помнишь Партиалку, которая последовала за Сэммом после того, как мы сбежали из лаборатории Морган? Наемная убийца или кто-то в этом роде; Сэмм сказал, что она наблюдала за нами, когда мы садились в лодку, чтобы уплыть домой.

– Ага, я помню, как это произошло, – сказала Хочи. – А в чем дело?

– Она была здесь, – сказал Маркус. – Четыре или пять недель назад, прямо в этом дворе.

– Здесь?

– Она искала Киру, – сказал Маркус. – Но вместе с ней – и Нандиту. У нее была фотография, где Кира и Нандита вместе, еще до Раскола, стоят перед зданием ПараДжен.

Хочи замерла.

– Нандита не была знакома с Кирой до Раскола.

– Я думал так же, – ответил Маркус. – Но кто-то из них хоть раз говорил это вслух?

– Она говорила о том, как встречала девочек, – выпалила Хочи. – Рассказывала коротенькие истории, как находила их, одну за другой...

– Какой была история про Киру?

В раздумьях Хочи прикусила нижнюю губу.

– Она нашла ее на материке, – сказала девушка. – В лагере беженцев. С большой группой солдат, принадлежавших войскам Соединенных Штатов, САОИ или еще чего-то. Нандита увидела, как Кира ругалась с одним из солдат из-за того, что у него не было пудинга.

Маркус приподнял бровь.

– Ругалась с солдатом?

Хочи рассмеялась.

– Ты вообще знаешь Киру? Она взрывная смесь сейчас, она была взрывной смесью тогда.

Нандита называла ее Маленькой Бомбочкой. Кроме того, ей было пять лет, и неизвестно, сколько времени ей было поговорить не с кем, кроме солдат. У нее, должно быть, был ужасный словарный запас. Солдат все извинялся из-за пудинга, а эта тощая малышка все сомневалась в добропорядочности его матери. В этот момент появилась Нандита и обучила ее манерам. – Хочи отстраненно улыбнулась. – По-моему, Нандита считала, что ситуация была слишком неподражаемой, чтобы отступить, но сама она всегда настаивала, что сделала это, чтобы обучить Киру.

– Обучить?

– Так она всегда говорила, – сказала Хочи. – Все время, пока я ее знала: ей нужно обучать девочек. Не знаю чему – меня она научила гербологии.

– Если Нандита знала Киру раньше, – спросил Маркус, – то зачем притворяться, будто это не так?

– Ты сказал, что их сфотографировали возле корпуса ПараДжен, так?

– Так.

– Ну, если она была связана с ПараДжен, неудивительно, что она хранила это в тайне, – сказала Хочи. – В первые дни после Раскола, до того как создали Сенат, который установил порядок, над некоторыми работниками ПараДжен устроили самосуд. Если бы я работала в компании, которая создала Партиалов, даже уборщицей, я бы никому не призналась в этом.

– Но при чем здесь Кира? – спросил Маркус.

– Я подхожу к этому, – сказала Хочи, поджав губы. – А если так: никто из оказавшихся на этом острове никогда не встречал остальных. Население США сократилось от четырехсот пятидесяти миллионов до сорока тысяч. Выжил один из двенадцати сотен; шанс того, что кто-то из них знает кого-то другого, нелеп, и даже в тех немногих случаях, когда существовали такие пары (как Джейден и Мэдисон) доктор Скоусен и его коллеги до посинения расспрашивали их, пытаясь обнаружить что-то, что могло быть закономерным фактором выживания. Если бы Нандита хвасталась, что они с Кирой были давно знакомы, их бы не оставили в покое до тех пор, пока не изучили бы их жизнь поминутно. И если бы какой-то фрагмент всей этой информации сообщал, что Нандита работала в ПараДжен, она вполне разумно могла бы бояться, что ее арестуют и будут допрашивать, или даже хуже – убьют, если люди слишком распалятся.

– Изучили бы их жизнь поминутно, – повторил Маркус. – Мне почти жаль, что этого не сделали.

– Не убили Нандиту?

– Не допросили ее, – сказал Маркус. Он коснулся пальцами низенького кофейного столика и стал обводить полосы структуры дерева. – Не изучили поминутно жизнь двух человек, в поисках которых Партиалы переворачивают весь остров вверх тормашками. – Он кивнул. – Да, в некотором роде мне жаль, что этого не сделали.

– Ты должен сообщить Сенату о Херон, – сказала Хочи.

– Я говорил Мкеле, – сказал Маркус. – Я не дурак. Мкеле ищет Нандиту, но я не жажду рассказывать Сенату, что общался с врагом. – Он медленно обвел пальцем сучок столешницы. – Наверное, мы все еще боимся судов Линча, – сказал он. – Боимся, что нас поймают. Знаешь, что сказали мне остальные?

Хочи прищурилась.

– Какие еще остальные?

– Твои сестры, – сказал Маркус. – Мэдисон и Изольда. Их эвакуировали в первой группе, чтобы защитить детей, поэтому я перехватил их перед отъездом. Они сказали, что Кира не была первой девочкой, удочеренной Нандитой.

Хочи склонила голову набок.

– В самом деле? Я имею в виду, что до того, как мы начали говорить о той фотографии, я никогда так и не думала, но теперь это кажется странным.

– К тому времени как она удочерила Киру, у нее уже была еще одна девочка, – сказал Маркус. – Ариэль.

Хочи кивнула, будто эти сведения были особенно важными.

– Ариэль съехала пару лет назад, – сказала она. – До того, как я здесь поселилась. Я не была с ней близко знакома, но она не уживалась с остальными девочками и ненавидела Нандиту лютой ненавистью.

Маркус стал считать по пальцам.

– Ариэль из Филадельфии, Киру из лагеря беженцев, Изольду, которая жила на этом острове, позже, через год, когда у Джейдена была ветряная оспа, – Мэдисон: он был на карантине, Мэдисон временно жила здесь; все сложилось так, что она здесь и осталась. Мэдисон говорила, Нандита готова была перегрызть глотки кому угодно, лишь бы ее поселили здесь, а не где-то еще.

– Почему?

– Можно только гадать, – сказал Маркус. – Но Мэдисон помнит, что первым, что сказала Нандита, когда привела ее в свой дом, было: «Теперь ты будешь учить меня».

Хочи нахмурилась.

– Что это значит?

– Я не знаю, – сказал Маркус, вставая, – но спросить можно только у одного человека. – Он подошел к двери и отодвинул засов. – Направляйся на место встречи. Я собираюсь разыскать Ариэль.

Глава 18

Сэмм и Херон с лошадьми появились на мосту Джорджа Вашингтона, где их ждали с кучей поклажи Кира и Афа, вскоре после полудня. Афа, разумеется, захватил свой рюкзак, набив его под завязку оригиналами и копиями самых важных документов. Если случится худшее и на его архив нападут или уничтожат его, у мужчины было достаточно бумаг в рюкзаке, чтобы... В следующем Кира не была уверена. Чтобы написать по-настоящему стоящую книгу об истории конца света.

Сейчас же они нуждались в ответах, которые помогут заполнить пробелы: что такое Предохранитель? Почему Доверие уничтожило мир? Как можно использовать эти знания, чтобы спасти оставшихся?

– Слишком много, – сказала Херон, останавливая лошадь. Животное, тяжело дыша, заржало. – Б ольшую часть нам придется оставить.

– Я так и предполагала, – произнесла Кира, указывая на некоторые коробки. – Афа настоял, чтобы мы взяли кое-какие из его самых крупных картотек, но я сказала ему, что для них может не хватить места. Отбросьте все это, и будет куда лучше.

– Нам нужна еще одна лошадь, – сказал Афа, хоть и отпрянул от четырех, стоявших перед ним. – Нам нужна грузовая лошадь... тяглая. Вьючное животное для всех моих картотек.

– Нам придется оставить коробки здесь, – сказал Сэмм, спешиваясь. Он принялся перебирать остальную часть поклажи, одобрительно кивая. – Еда, вода, боеприпасы. А это что?

– Радио, – ответила Кира. – Я хочу обзавестись способом связи, если дойдет до этого.

– Оно слишком маленькое, – сказала Херон. – Мы ни с кем не сможем связаться с помощью этой штуковины.

– Афа здесь повсюду установил ретрансляторы, – сказала Кира. – В этом и заключалось назначение здания в Ашарокене и того, возле которого мы встретили Сэмма.

– Захватили Сэмма в плен, – вставила Херон, уголки губ которой подернулись намеком на улыбку.

– Погоди, – сказал Сэмм. – Все те разрушенные здания, взрывы – это были ретрансляторы?

– Я установил их, – сказал Афа, заново перекладывая снаряжение. – И не хотел, чтобы кто-то их нашел.

Лицо Сэмма приобрело каменное выражение.

– Вы убивали людей ради радиоретрансляторов?

– И складов информации, – добавила Кира. – Б ольшая их часть также могла служить временным убежищем.

– Это ничего не оправдывает, – сказал Сэмм.

– Ты еще вчера знал, что перед тобой страдающий паранойей лунатик, – сказала Херон. – Что это меняет?

– Это неправильно, – ответил Сэмм.

– А вчера было правильно?

– Прошу меня простить, – вставила Кира, – но я тоже потеряла из-за тех взрывов друзей.

– Не тех взрывов, а устроенных им взрывов.

– И мне тоже это не нравится, – продолжила Кира. – Он был излишне усердным и убил нескольких невинных, но знаете что? Какая сторона не делала того же в течение этой дурацкой войны?

– Он не на чьей-то стороне, – сказал Сэмм. – Он – темная лошадка.

– Темная лошадка, без которой мы не можем, – сказала Херон. – Мы согласились на это вчера, мы сделаем это сегодня. Он не вооружен; просто не позволяйте ему закладывать куда-то бомбы, и мы будем в полной безопасности.

Сэмм ответил ей яростным взглядом, но не стал возражать. Вдвоем с Кирой он начал поднимать снаряжение на лошадей.

– Нам нужно будет установить еще один ретранслятор в Аппалачах, – сказал Афа, осторожно помещая радио в собственную седельную сумку. – Там нет ничего, что поддерживало бы надежный сигнал через горы.

– Его вы тоже начините минами? – спросил Сэмм.

– Как вы узнали, что я взял с собой взрывчатку? – спросил мужчина, нахмурив лоб. – Кира сказала, что мне нельзя ее брать...

– Нельзя, – сказал Сэмм и стал яростно обыскивать кучу поклажи. Наконец он извлек из сумки с едой упаковку С4. Он помахал ею перед Херон. – Видишь? Вот с чем мы связываемся.

– Тогда проверь остальное и убедись, что нашел все, – ответила Херон, беря упаковку в руки и сбрасывая ее с моста. Группа находилась над городом, не над водой, но взрывчатка беззвучно пролетела по воздуху и упала на асфальт внизу.

Сэмм обыскал все, что Кира и Афа принесли с собой, не забыв и о рюкзаке Афы. Когда он был удовлетворен, все взобрались на лошадей и поехали по мосту на запад – в строну диких земель континента туда, где раньше был Нью-Джерси. Кира оглянулась на коробки с дополнительными документами, брошенные в одиночестве у края дороги – Коробки со старыми электронными письмами ПараДжен, – сказала она. – Они окажутся большой неожиданностью для тех, кто их найдет.

– Если их кто-то найдет, – сказала Херон, – то едва ли можно будет сказать, что мы ускользнули отсюда незамеченными.

Кира много лет ездила на лошадях, по большей части во время рейдов по сбору имущества в пределах и за пределами Ист-Мидоу, поэтому первые дни пути оказались для нее легкими. Херон и Сэмм также показали себя отличными наездниками. Но вот про Афу сказать того же было нельзя, что, правда, никого не удивило, поэтому сначала группа продвигалась медленно. Кроме того, по мере пути мужчина заводил странные, несвязные разговоры то о котах, то о подпрограммах сетевых брандмауэров. Кира слушала невнимательно, игнорируя большую часть этой болтовни: за последние три недели она поняла, что единственное, чего хотел Афа, – это выражать свои мысли вслух. Он провел слишком много времени в одиночестве, чтобы ожидать ответов, и Кира начала подозревать, что, если бы рядом с ним никого не было, он бы точно так же говорил сам с собой.

Сэмм и Херон всматривались в линию горизонта, наблюдали за дорогой впереди и зданиями по бокам, изучая окрестность на предмет любых признаков засады. Здесь ее едва ли можно было ожидать – исходя из того, что они знали, в этом районе города никто не жил, как и на остальной части континента, – но предосторожности были предпочтительнее сожалений. Дорога, лениво минуя частые пригороды Нью-Джерси, изогнулась к северу, затем к югу, затем снова к северу.

Когда опустилась ночь, путников все еще окружал городской пейзаж из офисных зданий, магазинов и многоквартирных домов, что возвышались со всех сторон.

Ночь группа провела в магазине автомобильных запчастей, привязав лошадей к высоким стойкам резиновых шин. Херон взяла на себя первое дежурство, но Кира не могла не заметить, что Партиалка наблюдала за ней и Афой с той же внимательностью, что и за окрестностями.

Посреди ночи Кира проснулась. Сначала она не осознавала, где находится, то затем ее глаза привыкли к темноте, и она вспомнила, как оказалась здесь и увидела, что сейчас, сидя на письменном столе в углу комнаты, вахту нес Сэмм. Кира приподнялась и обняла свои колени, защищаясь от холода.

– Привет, – прошептала она.

– Привет, – ответил Сэмм.

Кира сидя повернулась к нему, не зная, что или как сказать.

– Спасибо, что вернулся.

– Ты просила меня.

– Я имею в виду то, что ты вернулся и нашел меня. Вообще. Ты не обязан был.

– Ты и об этом меня просила, – сказал Сэмм. – Мы договорились, что разузнаем все возможное, а затем снова встретимся и сличим наблюдения.

– Верно, – сказала Кира, отодвигаясь к стене и прислоняясь к ней. – Итак. Что же тебе известно?

– То, что мы умираем.

Кира кивнула.

– «Срок годности».

– Это так называют, – ответил Сэмм, – но правильно ли ты понимаешь, что это означает?

– Партиалы умирают в возрасте двадцати лет.

– Первая партия Партиалов появилась во время Изоляционной войны двадцать один год назад, – сказал Сэмм. – Их создали за год до нее. Все наши лидеры, все ветераны фронта уже мертвы. Для нас они были почти тем же самым, что и для вас – предки. – Он снова помедлил. – Я был в последней созданной группе, через несколько месяцев мне исполнится девятнадцать.

Херон уже исполнилось. Знаешь, сколько нас осталось?

– Мы всегда говорили о «миллионе Партиалов», – сказала Кира. – «На противоположном берегу пролива живет миллион Партиалов». Как я понимаю, это больше не так, верно?

– Мы потеряли больше половины.

Почувствовав внезапный холод, Кира подтянула колени поближе к груди. Комната показалась ей маленькой и ненадежной, будто дом из прутьев, готовый обрушиться при первом порыве ветра.

«Погибло пятьсот тысяч, – подумала Кира. – Более пятисот тысяч». Одно лишь это число, которое почти в двадцать раз превосходило людскую численность, пугало ее. Следующая мысль пришла незваной: «Совсем скоро мы сравняемся».

Она тут же почувствовала вину за то, что думает так. Она не хотела, чтобы еще кто-то умирал – человек или Партиал. Не хотела, чтобы эти две расы «сравнялись» по численности.

Раньше, до того как она начала понимать Партиалов, она злилась на них, но с тех пор преодолела себя. Разве нет? Ведь она была одной из них. Кире пришла в голову мысль о том, что, возможно, и ей самой придется испытать на себе «срок годности», но мгновением позже она осознала, что настолько отличается от остальных Партиалов, что ее время может быть неограниченным. Первая мысль испугала ее, вторая принесла с собой глубокую, пустую грусть. Последняя из Партиалов.

Последняя из людей.

На чьей я стороне?

Она посмотрела на Сэмма: он сидел, прислонившись спиной к стене, свесив ногу со стола, его оружие покоилось рядом с ним. Он был защитником, охранником, он присматривал за всеми, пока они были беспомощны, и если бы кто-нибудь собрался их атаковать, то не только Сэмм заметил бы нападающих первым, но и враги первым увидели бы именно его. Он подвергал себя опасности, защищая едва знакомую девчонку и человека, который ему не нравился и которому он не доверял ни на йоту. Он был Партиалом, но также и другом.

«В этом и проблема, – подумала Кира. – Мы все еще делим всех на своих и чужих. А так нельзя, только не теперь.»

Вдруг она ощутила желание пристроиться рядом с ним, помочь сторожить, поделиться теплом тела, ведь ночью было довольно холодно. Однако она обуздала свой порыв, и вместо этого натянула одеяло до самого подбородка и начала говорить:

– Мы разрубим этот гордиев узел, – сказала она. – Мы найдем Доверие, найдем их записи и выясним не только причину, по которой они всё это устроили, но также и как – как нам преодолеть «срок годности», как синтезировать лекарство от РМ. Независимо от того, кем же я все-таки являюсь и какова моя роль во всей этой истории. Вероятно, им все это известно, и, как только это станет известно нам, мы сможем спасти всех.

– Именно поэтому я и вернулся, – ответил Сэмм.

– Чтобы спасти мир?

– Я не знал, с чего начать, – сказал он. Его лицо было скрыто в тени. – Я пришел помочь тебе. Ты единственная, у кого это получится.

Кира плотнее обернула одеяло вокруг шеи и плеч. Иногда высказанное тебе доверие может быть самым мучительным на свете испытанием для нервов.

Группа собрала вещи и отправилась в путь при первом признаке рассвета, позаботившись перед этим, чтобы лошади были накормлены и напоены для дневного путешествия. К полудню город почти кончился, и путники оказались в сельской местности, где густые леса медленно, но верно захватывали небольшие городки, что гнездились между холмов. Постоянная болтовня Афы тоже иссякла, будто он чувствовал себя неуютно в этой обширной дикой местности. Иногда Кира слышала, как он бормочет что-то себе под нос, но не могла разобрать слов.

Кира не знала, как звали ее лошадь, так как животное было украдено, поэтому б ольшую часть дня девушка пыталась придумать подходящее имя. Конь Сэмма был своевольным и упрямым, так что Кира хотела назвать его Гару, но знала, что ее спутники не оценят шутку. Она подумала о том, что с тем же успехом могла бы назвать упрямицу Хочи или даже Кирой.

Она поразмыслила еще какое-то время и остановилась на Бадди – так звали мальчика из школы, который спорил с учителями из принципа и только потому, что они были главными. У лошади Сэмма, казалось, были такие же манеры. Лошадь же Херон, напротив, как будто даже рада была подчиняться, или же Херон просто была лучшей наездницей. Перебрав имена из то же списка знакомых, Кира выбрала для животного кличку Даг в честь постоянного отличника интернатуры. Свою собственную лошадь, глуповатое животное с хитрой мордой, девушка нарекла Бобо, а беднягу, что несла на себе Афу, – Оддом, Одджобом и прочими производными этого слова, которые приходили ей в голову в зависимости от настроения.

Если Херон была лучшей наездницей, то Афа – худшим, и бедное животное иногда казалось таким же сбитым с толку, как сам мужчина: лошадь дергала головой и запиналась по мере пути, от чего Афа начинал недовольно ворчать. Это было почти смешно, но замедляло всю группу, и Кира пыталась по возможности подсказывать мужчине, как управлять животным. Едва ли это помогало.

Перед наступлением ночи они услышали крик о помощи.

– Стойте, – сказал Сэмм, натягивая поводья Бадди. Остальные последовали его примеру и стали прислушиваться к звукам ветра. Одджоб бил копытом и фыркал, и Херон бросила на Афу испепеляющий взгляд. Кира сосредоточилась и снова услышала голос.

– Помогите!

– Крик исходит оттуда, – сказал Сэмм, указывая на ров у дороги. Повсюду среди этих холмов встречались озера, и крошечные речушки и ручьи веками размывали пути между ними.

Ров, из которого исходили звуки, давно зарос густыми деревьями и кустарником.

– Это неважно, – сказала Херон. – У нас нет времени останавливаться.

– Кто-то в беде, – произнесла Кира. – Мы не можем просто бросить его.

– Нет, можем, – ответила Херон.

– Это Партиал, – заявил Афа. – Я последний человек на планете.

– Это не Партиал, – возразил Сэмм. – Я не чувствую ни с кем линка.

– Возможно, он слишком далеко, – предположила Кира.

– Или с подветренной стороны, – сказала Херон. – Мне это в любом случае не нравится: каких бы людей мы ни встретили, они будут рады устроить засаду на группу Партиалов, и нам известно, что нашей фракции не может быть здесь, так далеко к западу.

– Я думала, вы больше не принадлежите ни к какой фракции, – произнесла Кира. Херон ответила ей лишь яростным взглядом.

– Херон права, – сказал Сэмм. – Мы не можем позволить себе терять время или рисковать.

– Помогите!

Крик был отдаленным и искаженным, но голос, похоже, принадлежал молодой женщине.

Кира сжала зубы. Она знала, что Партиалы правы, но...

– Она, возможно, умирает, – сказала она. – Я не хочу, чтобы сегодня ночью меня мучило воспоминание о последней мольбе о помощи какой-то заблудившейся девушки.

– А ты вообще хочешь дожить до ночи? – спросила Херон, и на этот раз пришла очень Киры свирепо на нее поглядеть.

– Давайте двигаться, – сказал Сэмм, сжимая бока Бадди коленями. Лошадь пошла вперед, и Бобо Киры последовал за ней, не дожидаясь понуканий со стороны наездницы.

– Помогите!

– Я пойду туда, – сказала Кира, хватая поводья и разворачивая голову Бобо в сторону рва.

– Если хотите, можете присоединиться.

– Почему она говорит просто «помогите»? – спросил Афа.

– Потому что ей нужна помощь, – ответила Кира, спешиваясь на краю дороги. Спуск в ров был крутым и покрытым кустарником, и девушка не думала, что лошадь справится с ним, особенно в угасающем вечернем свете. Она привязала Бобо к знаку, отсчитывающему расстояние, и сняла с плеча винтовку.

– Думаю, она говорила бы «помогите мне», – сказал Афа, – или «есть здесь кто-нибудь?».

– Они услышали стук копыт наших лошадей, – сказал Сэмм. Внезапно он встряхнул головой и выругался. – Кира, я иду с тобой.

Херон осталась сидеть на своей лошади.

– Можно мне забрать ваши вещи, когда вы умрете?

– Ты шпионка, – сказал Сэмм, указывая на холмы внизу. – Прокрадись за них и... ну не знаю, помоги.

– Уже темнеет, – сказала Херон, – и они уже знают, что мы здесь, в то время как нам неизвестно, где они, сколько их, чем они вооружены и что делают. Ты хочешь, чтобы я прокралась мимо них при помощи магии?

– Тогда просто побудь здесь и посторожи лошадей, – сказала Кира. – Мы скоро вернемся.

Она перелезла через ограду края дороги, Сэмм последовал за ней. Они стали осторожно спускаться в овраг. Кустарник был густым и цеплялся за обувь, а склон оказался настолько крутым, что Кире пришлось хвататься за растительность для поддержки, двигаясь при этом почти на четвереньках. Дно оврага было немногим лучше, густая поросль протянулась до самой линии воды.

Они снова услышали крик, который исходил сзади, где ров сужался. Кира решила, что больше у них прятаться не получится и позвала:

– Держитесь, мы идем!

– Не понимаю, как они туда попали, – сказал Сэмм, пробираясь через кустарник позади Киры. Почти тут же Кира неожиданно вылетела на узкую тропу, и Сэмм, оказавшийся на тропе сразу за ней, врезался в свою спутницу.

– Оленья тропа? – спросил он.

– Дикие собаки, – ответила Кира, глядя на вытоптанную землю. – Я уже видела такие следы.

– Как и понимаю, кричал раненый охотник или кто-то вроде того, но зачем следовать по собачьим тропам?

Они снова услышали крик, на этот раз его источник был ближе, и Кира разобрала, что с голосом было что-то не так – он был странно искаженным. Она ускорилась. Ров закончился крутым ущельем; справа от Киры и Сэмма в небо поднималась огромная каменная стена, а когда они обогнули ее выступ, то обнаружили небольшую полянку, шириной не более чем в семь футов, в центре которой находилась здоровенная рыже-коричневая собака. Кира остановилась от неожиданности, а собака продолжила спокойно на нее смотреть.

Сэмм обогнул угол следом за Кирой, увидел собаку и выругался.

– В чем дело? – прошептала Кира.

– Помогите! – произнесла собака, и на ее морде появилась ужасающим образом напоминающая человеческую ухмылка. – Помогите!

– Отходим, – сказал Сэмм, но в это мгновение из кустарника вокруг показались еще собаки – массивные, мускулистые монстры, которые бросились на Киру и Сэмма спереди и сзади, пытаясь повалить их на землю. Сэмм оказался погребенным под двумя, а Кира едва успела вовремя сгруппироваться, так что она смогла остаться на ногах, но заработала глубокий укус на руке.

Другая собака схватила ее пастью за ноги и потянула. Во время падения Кира открыла беспорядочный огонь из винтовки. Ближайшая собака с воплем отскочила, на плече ее расцвели алые раны, но ее место тут же заняла другая и с жадностью щелкнула зубами у горла Киры.

– Сэмм, на помощь! – крикнула Кира. Она почувствовала, как острые зубы вонзились в ее ногу, ключицу, и ее толстый защитный жилет едва смог задержать клыки этих диких тварей и не позволить им глубоко проникнуть в ее плоть. Рядом с ней собаки на Сэмме царапались и рычали, и Кира не могла понять, почему они до сих пор не одолели его, как сделали это с ней.

Она попыталась поднять винтовку, но увидела, что ее оружие собаки тоже прижали к земле – на него всем туловищем навалилась огромная псина. Кира все равно нажала на курок, надеясь прогнать животное. Земля взорвалась фонтаном грязи, и собака, которая находилась на дальнем конце поляны, отскочила с воплем боли, но псина, что прижимала винтовку, лишь зарычала на Киру, обнажив изогнутые клыки.

Коричневая собака, на чьи крики они явились сюда, взобралась на грудь Киры, выдавив при этом воздух из легких девушки, и потянулась к ее горлу, чтобы прикончить ее. Но всего в нескольких дюймах от цели псина завалилась на бок, и Кира почувствовала, как на ее грудь полился поток горячей крови. Она подняла взгляд и увидела стоящего над ней Сэмма с измазанным кровью ножом в руках; его винтовки видно не было. Он полоснул лезвием собаку на плече Киры, и огромная псина бросилась на него, снова сбивая на землю. Кира подняла винтовку, и на нее кинулась еще одна собака, чтобы вырвать оружие. Челюсти сомкнулись на стволе, а тяжелые лапы прижали винтовку к груди Киры, так что дуло отвернулось от тварей, угрожающих жизни Сэмма. Они оказались в ловушке.

Кира услышала выстрел за спиной и увидела, как собака возле нее безжизненно упала в грязь. Еще один выстрел поразил собаку, сжимающую в челюстях винтовку, и пес завалился на девушку, будто волосатый валун. Его глаза оказались на одном уровне с глазами Киры. Когда жизнь покидала их, он выдавил ужасным, нечеловеческим голосом лишь одно слово:

– Пожалуйста.

Пес умер, его все еще открытые глаза были едва ли дальше, чем в четырех дюймах от глаз Киры. Девушка в ужасе уставилась на труп, ее рот беззвучно открылся, руки судорожно сжали винтовку, будто от этого зависела ее жизнь. Она услышала еще один выстрел, и внезапно рычание собак сменилось лаем – короткими, отрывистыми звуками разговора. Стая развернулась и бросилась бежать, самый большой пес помедлил лишь, чтобы прорычать: «Ублюдок», – а затем животные исчезли среди деревьев.