Текст книги "Женаты по договору (СИ)"
Автор книги: Деметра Фрост
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Душно тут, – с легкостью поймав горячий взгляд супруга и потому – смутившись, говорит Мира, – Пойду на веранду.
Аттавио кивает. И быстро уходит.
Хорошо еще, что много времени деловая встреча с Легуазамо и прочими не занимает. Приходится, правда, немного надавить на зарвавшегося в своей политической неприкосновенности дипломата, сунуть под нос кое-какие документы, да так, что посол уже явно оказывается не рад, что вообще пригласил графа Тордуара на свой вечер. Но пару бокалов виски подняли ему настроение, и он в итоге даже радушно сообщил:
– Не были бы вы женаты, отдал бы вам свою дочь. Таких, как вы, надо держать поближе к себе.
Так себе комплимент, но на вкус Аттавио – вполне приятный.
Проведя еще полчаса в праздных разговорах, граф возвращается в общую залу, где гости, разбившись на пары, полностью погрузились в очередной ритуал светских раутов – танцы. На веранду, где должна была «отдыхать» Мираэль, он не пошел, так как в этом не было никакой нужды. Его внимательные и все подмечающие глаза слишком быстро разглядели среди танцующих сияющую бронзу ее роскошного платья. А еще – замечательную и восторженную улыбку, обращенную к своему партнеру, которым оказался сам принц Давид ДэВалье – двоюродный племянник самого короля.
Замечательно. Просто, мать его, замечательно!
Прелестный молодой человек, всего на пару лет старше самой Мираэль, к тому же лишенный королевской заносчивости и самомнения. Увлеченный поэзией и музыкой и, как следствие, отличный собеседник для трепетных и молодых дам. И, судя по всему, успевший очаровать его жену настолько, что, забывшись, она не только не осталась в сторонке от праздника жизни, но и окунулась в него с головой.
И даже смеется – беззаботно и искренне, чего он сам ни разу не видел.
Ну и? О чем он вчера там думал, как сыч, заперевшись в своем кабинете, и размышляя о смысле женского бытия и естественных для их природы желаний?
То-то!
Вот только что-то не рассчитывал Аттавио стать свидетелем своеобразного падения настолько быстро!
Не после демонстрации трепетной любви к книжной пыли и добровольного поцелуя в качестве благодарности!
Не после того, как они неожиданно гармонично, будто сговорившись, отбили атаку одной из местных пираний.
И уже точно не после горячего желания побыстрее вернуться к своей прелестной супруге, практически наплевав на обязанности!
… А Давид, между прочим, отлично ладит с девушками – об этом известно всем, причем не только при дворе. Этому очень способствует не только милое личико с иссиня-голубыми глазами и нежным чувственным ртом, но и хорошо подвешенный язык. А еще он всегда очень тонко чувствует грань, по которой ходить остро и стыдно и одновременно – заманчиво.
Поэтому Аттавио видит больше, чем хочет. И испытывает уже знакомое чувство раздражения.
Вальс по определению предполагает прикосновения и объятия. Скромные и строгие. Но принц нет-нет, а проводит в ласкающем жесте по изящным позвонкам его жены. Касается бедра. Или тонкого запястья, пробираясь под узкую манжету.
И Аттавио видит все это, и внутренне непроизвольно вскипает, обходя, как тигр танцующих.
И чем ближе он оказывается к вальсирующей паре, тем больше он видит.
Склоненное лицо. Что-то шепчущие с улыбкой губы. Слегка раскрасневшиеся щечки самой Мираэль. И распахнутые в смехе губы.
Дрожащие ресницы. Легкое подергивание плечиком. Если она и отстраняется от чрезмерно откровенных касаний, то это не особенно и заметно.
Хотя, надо отметить, смотрятся они вместе красиво и органично. Оба стройные и гибкие. Молодые. Оба блондины, хотя Мираэль немного смуглее – в Фэрдере она явно пренебрегала зонтиком, и потому ее кожа, как и отметила Вера Ли-Сантэ, действительно приобрела теплый оттенок, выделяющий ее среди прочих женщин.
Аттавио едва дожидается последнего аккорда композиции. И первым делает шаг навстречу жене и ее партнеру, отвлеченно замечая слегка насмешливые взгляды со стороны.
Потрясающе. Просто потрясающе. Теперь его еще и ревнивцем назовут.
Но не плевать ли?
И все же он сдерживается. Аккуратно перехватывает ручку супруги, притягивает к себе, а та по-прежнему смотрит беспечно и добродушно. И в блестящих зеленых омутах ни капли вины.
Это нервирует его еще сильнее.
– Ваше Высочество, – приветственно кивает Аттавио.
– Ваше светлость, – получает в ответ чинное.
– Благодарю, что составили моей супруге компанию.
– Так это ваша жена? – удивляется принц, – Мираэль, я сражен в самое сердце! Так вы графиня Тордуар!
Оказывается, Мираэль еще и не представилась! Вот же… маленькая зараза!
Девушка скромно опускает ресницы, но при этом улыбается – мягко и поощрительно.
Кокетничает!
– Благодарю за компанию, Ваше Высочество, – щебечет она птичкой, не оставляя в Аттавио больше никаких сомнений. А он еще считал ее неприступной гордячкой! Вон как хвост распушила!
Волна злости накатывает на него резко и неумолимо. Но снова – граф сдерживается.
– Я рассчитываю на еще один танец! – безбожно флиртует и Давид, неприлично подмигивая. – Вы же не против, граф? Обычно вы не танцуете. Но нельзя же позволить такой красавице скучать, не так ли?
– Конечно, нельзя, – скупо улыбается Аттавио – ведь того требуют приличия и этикет, – Я лишь украду собственную супругу на пять минут и она снова в вашем распоряжении!
Прозвучало, конечно же, двусмысленно. А еще откровенно лживо. Не собирается Аттавио ее никому отдавать. Не сегодня! И не сейчас!
Продолжая старательно держать себя в рамках приличия, граф ведет жену в сторону. Хорошо еще, что та не сопротивляется. А, слегка запыхавшаяся, она изящно подхватывает по дороге с подноса одного из слуг бокал и прямо на ходу делает глоточек.
– Жарко, – жалуется она, тем не менее, счастливым и довольным голосом.
Ну все. Вот теперь терпению Аттавио Тордуара пришел конец.
Глава 16. Жена
В голове Мираэль слегка туманно, но она почему-то чувствует удивительное воодушевление и тихую радость. Сначала – оттого, что ее откровенно развлек молодой принц, о котором была наслышана, но которого ни разу не видела – шесть лет назад он жил и учился за границей. Потом – от танца с ним же, великолепным, между прочим партнером, умелым и чутким.
И вишенкой на торте, разумеется, стал странный, но очень красноречивый порыв мужа, которому не очень-то удалось скрыть явно ревнивое поведение.
Это показалось ей… милым.
Он и сейчас сдерживает шаг, чтобы не тащить ее, как собачку на поводке. Но властный пояс из его руки на талии уже не столь аккуратен, как прежде. И все же не приносит никаких неприятных ощущений. Скорее наоборот.
Мире нравится то, как муж ее поддерживает. С непривычки, да в новеньких туфельках ноги гудят, а колени немного подрагивают. Так что это объятье очень даже кстати.
Они обходят зал по периметру. Кто-то смотрит на них, разумеется, но девушке сейчас все равно. Кто-то пытается заговорить. Но Аттавио спешит, поэтому отвечает кратко и скупо. Ей же не дает вставить и слова.
Хотя не очень то и хочется, на самом деле.
Потом – коридор. Похоже, Аттавио уже бывал здесь, потому что шагает уверенно и целенаправленно.
Распахивает какую-то дверь. После ярко освещенного коридора тут темно – совершенно ничего видно. Муж еще и дверь захлопнул за собой, правда, тут же нащупал в темноте и крепко обнял.
Как ни странно, Мира не не шарахается и даже не вздрагивает. В крепких и уверенных мужских руках ей неожиданно уютно и комфортно, а его широкая грудь – очень удобная для того, чтобы положить на нее ладони или даже слегка прижаться щекой.
Музыка здесь слышится едва-едва. А темнота дает отдых немного воспаленным блеска и света глазам.
– Ты сказала, что будешь на веранде, Мираэль, – говорит негромко и холодно Аттавио.
– Я замерзла. И вернулась внутрь.
– Ну и где успела подцепить Давида?
Голос мужа звучит угрожающе холодно. Но это не пугает и не нервирует. Вместо этого Мира чувствует неожиданное удовлетворение. Она не ставила себе цель дразнить его. И ничего крамольного и в мыслях не имела. Но реакция Аттавио неожиданно льстит.
– Принц сам подошел. Мы разговорились. Ничего особенного.
Девушка говорит беспечно и просто, чем раздражает мужчину еще больше. Хватка его рук становится жестче и болезненней, и Мира непроизвольно вскрикивает. Но Аттавио и не думает ослаблять ее. Вместо этого поднимает одну руку, безжалостно зарывается в волосы на затылке и тянет назад. Потом наклоняется и тихо выдыхает в губы:
– Он флиртовал с тобой. Тебе понравилось?
– Кому ж не понравится, когда сам принц крови уделяет тебе внимание?
– Ты забываешься!
– Это легко. Когда вокруг столько легкости и вранья, а излюбленная тема – любовники и любовницы, их умения и их способности, то это…
– Соблазняет?
– Обескураживает.
– Ты больше не боишься меня. Смирилась?
– Может быть…
Обнимающая ее рука становится немного легче. А вторая, держащая ее волосы, вдруг начинает мягко массировать подушечками пальцев корни натянутых вверх локонов.
Это… приятно. Мира едва не мурлычет от удовольствия. И неожиданно сама первой подается вперед и вверх, прикасаясь к губам мужа.
Но это не она. Она… не может…
Но Аттавио уже принимает это своеобразное приглашение. И захватывает губы Миры в плен – властный, тягучий и порочный. Скользит языком, проталкивает между ними и вовлекает в умелую и очень возбуждающую игру.
Возмущение начинает бороться внутри Миры с каким-то странным чувственным восторгом. Ей… нравится! Поэтому, вцепившись в лацканы камзола мужа, она выгибается, прижимаясь теснее, и растворяется в этом сладком поцелуе, желая большего…
Чего-то… прежнего. Уже испытанного ею. И потому – знакомого и желанного.
Аттавио снова ведет ее куда-то, не отрываясь от ее расслабленных губ. Ненавязчиво толкает, пока она не упирается о что-то твердое.
Это стол. Мгновение – и она сидит на нем с широко разведенными ногами, а платье и юбки задраны выше колен. Мужские пальцы уже вовсю хозяйничают на ее бедрах – ласкают, оглаживают и властно сжимают. Играются с подвязками чулок и чувствительной кожей на внутренней стороне.
Сейчас темнота играет ему на руку. А еще выпитое Мирой шампанское. И именно у нее – сомнений нет! – срывает тормоза, и это заставляет девушку пойти на поводу и начать вести себя…
Неправильно.
Раскованно.
Порочно.
Когда Аттавио касается пальцами ее лона, она всхлипывает и тут же протяжно стонет. Откидывает назад голову, ускользая от поцелуя, и мужчина прижимается губами к ее шее. Проводит языком. И тут же легонько прикусывает, вырывая из груди девушки очередной стон.
Он толкается пальцем внутрь – аккуратно, но уверенно. Обводит изнутри стеночки и тут же добавляет второй, растягивая. Выскальзывает, чтобы потереть чувствительный бугорок. Давит. Снова трет и щекочет.
Мира шумно выдыхает и крепко обнимает мужа за плечи, пока тот ласкает ее пальцами и губами.
Быстро двигается, даря неописуемое и сладчайшее наслаждение. Подводит к пику – плавно и решительно, продолжая выцеловывать плечи и грудь. Заставляет кричать – снова и снова, пока та не взрывается изнутри искрами, содрогаясь и сжимая ногами мужские бедра.
Хочет ли Аттавио большего? Определенно! Он настроен взять собственную жену прямо сейчас – податливую и отзывчивую, достигшую экстаза настолько быстро, что это кажется неестественным и диким. И уже тянется руками к брюкам, желая сейчас одного – оказаться собственным членом, а не пальцами, в манящей и невозможно тугой глубине, истекающей для него соками.
Но почему-то резко останавливается. То ли из-за вцепившей ногтями в его предплечья жены. То ли из-за посторонних и таких несвоевременных звуков позади.
– Ой! – восклицает кто-то позади, – Тут кто-то есть? Ничего не видно, как же так? Почему хотя бы свечи не зажгли?
В порыве стыда Мира еще сильнее хватает мужа за руки и утыкается лбом куда-то в районе ключиц. И одновременно вздрагивает и задерживает дыхание.
Как же невовремя.
Чудесный и удобный момент упущен. А стоящий спиной к дверям Аттавио просто молчит и не двигается.
Узкая полоска света исчезает – дверь закрывается. Но Мира все равно не дышит, пока мужчина, усмехнувшись, не приказывает:
– Уймись. Ушли уже.
В тот же миг Мираэль в ярости отталкивается и пытается вырваться из рук Аттавио. Тот усмехается и снова прижимает девушку к себе.
– Ладно тебе, девочка, – с усмешкой говорит он, – Не артачься. В этом нет ничего особенного.
– Ну конечно! – недовольно фыркает та, – Может быть, для вас, мессир граф, и ничего особенного. И вы привыкли к непотребством в подобных местах. Но не я!
Поразительно, как быстро с нее слетает хмель, уступив место привычному чувству стыдливости и гордости. Вот только она по-прежнему сидит на столе, с широко раскинутыми ногами и задранными юбками. А грудь ее высоко вздымается, и дышит девушка тяжело-тяжело, на самом деле не совсем придя в себя. Наверняка еще и красная от смущения, но, опять же, – в темноте ничего не видно.
– Да ну? – искренне веселится граф, – Мне показалось, тебе понравилось. Такая сладкая…
Подняв ладонь, мужчина слегка мажет пальцами по губам Миры. Теми самыми, что побывали в ней и потому – немного влажными.
Графиня тут же шарахается назад. И принимается с удвоенной силой выпутываться из капкана мужних рук.
Конечно же, у нее ничего не получилось бы, если бы Аттавио сам не соблаговолил ее отпустить. Помог спуститься со стола. И даже поправил платье.
– На сегодня достаточно. Можно домой возвращаться, – как бы между прочим говорит граф.
Мираэль-то и не против, но больше в протест решению Аттавио заявляет:
– Почему так рано? Я бы еще задержалась.
– Нет, Мираэль, – тихо и слегка насмешливо откликается мужчина, – Мы уезжаем. Вопрос закрыт.
– Вот всегда ты так! – в запале воскликнула девушка, – Откуда в тебе столько категоричности? Сатрап! Диктатор!
Но, вместо того, чтобы оскорбиться или обидеться, Аттавио вдруг громко и явственно смеется. Мире аж неудобно становится. Впервые она слышит, что граф смеется… так.
– Девочка, мы, хоть и уезжаем, но вечер не заканчиваем. Ты-то кончила. А я?
Мираэль аж застыла. Она правильно поняла?
* * *
Не собирает она с ним заниматься любовью! Она его не любит и вообще – презирает.
Так ведь?
Или же… нет?
Благодаря секретарю, которого Аттавио находит в общей зале без какого-либо труда и которому отдает соответствующие распоряжения, очень скоро графская чета оказывается в своей карете. После – дома. Мираэль торопиться к себе в комнату, но рука графа держит ее крепко и жестко, не отпуская себя ни на шаг.
– С возвращением, мессир, – приветственно кланяется дворецкий, встретивший их в холле имения.
– Можешь быть свободен, Дэниэль, – распоряжается граф, – Горничных тоже отпусти. Я сам позабочусь о своей жене.
– Как прикажете…
– Ты тоже отдыхай, – бросает через плечо Аттавио секретарю.
– А как же документы? – интересуется мужчина с легкой насмешливой улыбкой.
– Завтра.
– Я понял.
В коридоре второго этажа Мира уже знакомо упирается пятками и мотает головой. Но шипит тихо, чтобы не поднимать переполох:
– Ты в своем уме, Аттавио?! Зачем тебе это?
– Как это – зачем? – искренне удивляется мужчина, все-таки заталкивая ее в спальню и поворачивая к себе лицом, – Тебе напомнить, Мираэль?
Он снова ловит ее в капкан своих рук. И тянет в сторону, пока не достигает софы и не садится на нее, надежно удерживая девушку за предплечья. Но та все равно упрямо дергается, закусив губу, и неприязненно глядит на мужа сверху вниз. Пытается освободиться, но глубокий и проницательный взгляд мужчины обжигает и заставляет трястись от нервозности.
– Давай так, Мираэль, – говорит Аттавио строго и повелительно, – Откровенность за откровенность. Я хочу тебя. Хочу в своей постели. Хочу взять тебя. Даже целовать хочу и терпеть эти твои девчачьи игры в недотрогу.
– Зато я не хочу, – фыркает молодая графиня.
– Не заметно. Ты конечно, брыкаешься, как горная козочка, но откликаешься. Иначе бы не дала залезть тебе между ног. Дважды!
– Это помутнение какое-то! Не принимай на свой счет!
– Ну конечно… Мариэль, ты еще слишком молода, чтобы искусно врать.
Мужчина резко дергает девушка на себя, и та с пронзительным визгом падает на его колени. Пытается тут же вскочить, но граф уже крепко обнимает ее, вжимает в свою грудь и пытается снова поцеловать. Но попадает губами в изгиб шеи. Впрочем, ему нравится и это. И он, как и раннее, чувственно проводит языком по судорожно пульсирующей жилке.
Помимо воли, Мира снова чувствует трепет и жар. Цепляется за мужские плечи, дрожит и порывисто выдыхает:
– Хватит! Прекрати!
– Это сейчас-то? – голос Аттавио предупреждающе рокочет, – Нет, девочка. Сегодня ты станешь моей. Раздвинешь передо мной свои ножки и примешь всего, до самого конца. И будешь просить еще.
– Какой же ты… какой… Вы хам и извращенец, мессир граф!
Но, несмотря на охвативший ее гнев, Мира снова поддаются соблазну. Будто колдовству какому-то! Однако сама виновата – понимает девушка. Сама позволила. Сама разрешила. Сама потянулась – вот и пожинает теперь плоды. Она отталкивается – но с каждой секундой все слабее и слабее. Ерзает на мужских коленях – и тем самым заводит Аттавио (да и себя саму) еще больше. От спазма возбуждения внизу живота выгибается, подставляя под губы мужа уже грудь. Стонет. И едва ли обращает внимания на проникновенный и глубокий шепот продолжающего что-то говорить мужчины.
Одновременно он умело и максимально быстро раздевает ее. Почти разрывает платье с хитрой шнуровкой на пояснице и опускает вниз лиф. Снова целует и даже покусывает нежную кожу груди. Шебуршит ладонями на спине, чтобы не глядя развязать узлы на корсете. Отбрасывает в сторону, с явным наслаждением обхватывая пальцами обнаженную талию и лаская выступающие ребрышки.
Мира потерянно всхлипывает. Бороться уже нет никаких сил, и она окончательно сдает позиции, позволяя мужу полностью овладеть ее существом и повести ее желание и чувственность на совершенно новый уровень.
А вот какой именно – ей еще предстоит узнать… Все же она ступает на неизведанную дорожку…
Мира почти не отмечает, послушная рукам мужчина, как тот ставит ее на ноги и стягивает на пол платье и, распуская завязки, одну за другой нижние юбки. Как она остается в одних чулках, туфельках и украшениях. Как сильно растрепалась ее прическа. И как жадно, оставив ее в полном неглиже, граф оглядывает ее стройную и нежную фигурку с легкой, почти незаметной, порослью на лобке, сжавшимися на воздухе и от многочисленных поцелуев горошинками сосков и подрагивающими от возбуждения запястьями.
И в итоге поднимается сам, чтобы, обняв и с легкостью подняв, быстро перенести на постель. Уложить на покрывало и продолжить свои уверенные и чувственные атаки. Одновременно раздеваясь сам.
Остатками разума девушка, конечно, пытается ему сопротивляться. Ерзает, отталкивает его, зажимается. Сопротивляется настойчивым пальцам, что снова пытаются пробраться к ее промежности.
Но в итоге все равно сдается. И сладко выгибается, когда Аттавио все же проникает внутрь и начинает знакомо двигаться, и протяжно стонет. А муж накрывает ее собственным телом, согревая своим теплом и своими поцелуями, делает ласки откровеннее и порочнее, заставляя отзываться и инстинктивно тянуться в ответ.
Это возбуждает и его самого. И подводит к тому, чтобы взять то, что, как он считает, принадлежит ему по праву.
Это просто и совершенно естественно – раздвинуть стройные ноги, упираясь коленями в матрас между ними, приподнять женские бедра и подтянуть к себе. Прижаться членом к нежным и влажными благодаря его усилиям складочкам. Нависнуть сверху и, обхватив голову жены, уткнуться лбом в изогнутую, одуряюще сладко пахнущую шею.
И толкнуться – уверенно и упруго, с трудом протискиваясь в тугую глубину.
Аттавио чертыхается и в легком недоумении рокочет:
– Тесная, Мираэль. Расслабься!
Еще один толчок. И девушка с болезненным криком выгибается, впиваясь ноготками в мужской торс.
– Черт… – снова выдыхает Аттавио, понимая, что окутавшая его естество теснота и тут же последующим за ним специфический спазм – это не просто так. – Что ж ты не сказала, девочка…
– Больно… – машинально всхлипывает Мира, сжимая ногами мужские бедра.
– Знаю, детка. Потерпи немного.
Вместо того, чтобы пойти на поводу своего желания и начать двигаться быстро и размашисто, Аттавио снова кладет большой палец на нежный бугорок и трет его, чтобы смягчить неприятные ощущения. Девушка рвано выдыхает и нервно отворачивает голову, но на очередную ласку отзывается. И откровенно наслаждается.
Все-таки Аттавио – опытный любовник. И женщины не просто так сходят по нему с ума – есть за что, несмотря на весь его набор из властности, жесткости и холода.
Когда он начинает двигаться, девушка почти не чувствует неприятных ощущений. А то, что есть, витиевато переплетается со странным, но в то же время приятным ощущением наполненности и движения внутри нее. От каждого толчка – неторопливого и аккуратного, она порывисто вздыхает и слегка вздрагивает, но продолжает жадно цепляться за мужа, будто утопающий – за спасательную шлюпку. Тянется губами за поцелуями, которые ей безумно нравятся, с легкостью подстраивается под сладкий ритм. Реагирует, может быть, не очень умело, но искренне и жадно, полностью погружаясь в чувственное удовольствие.
В какое-то настоящее безумие.
Нет ни капли стыда.
Ни прежней зажатости и скованности.
Но, естественно, Мира не думает о том, что это странно – так отчаянно отдаваться мужчине, к которому еще неделю назад не испытывала ничего, кроме неприязни. Всего несколько дней друг с другом, несколько поцелуев и шагов навстречу – и ее природная женственность отзывается, ища не то выхода, не то ответной реакций.
И находит – в поцелуях и объятьях, в толчках и порывисто сжатых на ее бедрах мужских пальцах.
Лицом к лицу. Кожей к коже. Грудью к груди.
Наслаждение отдается спазмом в каждой клеточке тела – пульсирует внизу живота, в груди и висках. Хочется кричать и мотать головой в попытках облегчить сладостную муку, но Мира все равно инстинктивно закусывает губу – до самой крови. Не рассчитав силы, царапает спину мужчины, который с рыком берет ее. Вскидывается навстречу, выгибается.
И стонет.
Снова. И снова.
До хрипоты.
До судорог.
До полного помешательства, в котором, окончательно потеряв себя, девушка падает будто в пропасть.
Но пропасть манящую и желанную…
