Текст книги "Женаты по договору (СИ)"
Автор книги: Деметра Фрост
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 17. Муж
Наутро Мираэль просыпается от не совсем приятного ощущения чужого присутствия и тяжести на своем теле. А как она вообще уснула – так вообще не запомнила.
Девушка лежит на боку и, открыв глаза, видит часть стены и зашторенные окна. Но там, на улице, уже утро, если не день, поэтому немного света, но в спальне есть.
А еще есть муж. Поняв это, она испуганно переводит дыхание и слегка поворачивает голову. Этого оказывается достаточно, чтобы граф мгновенно проснулся и усилил хватку руки на ее животе, прижимая к себе.
– Аттавио! – потрясенно шепчет Мира, – Что ты… вы… делаете?!
Вместо внятного ответа граф утробно рокочет и утыкается носом в изгиб женской шеи. и чем-то другим – твердым и напряженным – в районе бедер.
Это прикосновение пронзает Мираэль острым уколом и отзывается спазмом внизу живота. Она вскрикивает, пытается отпрянуть, но это невозможно – слишком крепко и надежно ее удерживает рука мужа.
– Аттавио…! – стонет, непроизвольно выгибаясь, девушка.
– Мне нравится, как ты называешь меня по имени… – сонно откликается мужчина.
– Господи! Ты невозможен!
– Даже так…
Еще один красноречивый толчок. А следом – скользящее движение ладони вниз, прямо к припухшим после сладкой ночи складочкам.
Очередное вторжение мужских пальцев вызывает дискомфорт и жжение, и Мираэль шумно выдыхает, инстинктивно дергаясь и пытаясь избежать более глубокого проникновения. Но ее отвлекает жадный и грубоватый поцелуй в шею, почти укус. И твердый член, упирающийся в ее ягодицы.
– Пожалуйста, не надо! – умоляет Мира, – Не надо! Зачем тебе…
– Для мужчин это нормально, Мираэль… – бормочет Аттавио рассеянно, неторопливо, но уверенно водя пальцами по клитору и нежными складкам, – Утром у нас есть… определенные потребности.
– Какое распутство! – возмущается девушка, но тут же всхлипывая от чувственного спазма.
– Физиология, девочка, – почти мурлычет мужчина, прикусывая мочку ее уха, – Привыкай! И… колени раздвинь, так легче будет…
Конечно, она сопротивляется. И шумно выражает свое несогласие и недовольство. Поэтому мужчина все делает сам – обхватывает ладонью ее бедро, слегка отводит в сторону и безошибочно приникает головкой члена к женской промежности. Дразнит, ведя по двум мягким лепесткам, и готовит к вторжению.
– Не надо! – снова просит жалобно девушка, но уже поздно – Аттавио медленно погружается в ее лоно, вырывая из груди тихий и отчаянный стон, и одновременно прихватывает губами чувствительную кожу на затылке.
Он берет ее аккуратно и неторопливо, явно жалея вчерашнюю девственницу. Ласкает пальцами и губами, прижимает к своему торсу, обволакивая собой и своим запахом – слегка пряным и горьковатым от пота. Но совершенно не раздражающим и не неприятным.
Только… подавляющим каким-то. И чрезмерным властным.
Потому-то Мира совершенно ничего не может сделать против воли мужа. Да и… не хочет, если быть честной с собой.
Слишком уж сильные эмоции вызывают в ней прикосновения графа. И тело отзывается – порочно и сладко, вибрируя каждой частичкой своего существа.
– Как же так…? – забывшись, выдыхает она потрясенно, когда умелые пальцы мужа вновь подводят ее на вершину экстаза, и она, под оглушительный бой собственного сердца, сотрясается всем телом, выгибается и откидывает голову на его плечо.
Аттавио дает ей лишь несколько секунд на передышку, а потом снова начинает атаковать – быстро, но аккуратно. Сладко. Но решительно. Рыча и до боли сжимая пальцы на нежных и мягких бедрах. Шумно дыша в растрепанные волосы цвета бледного золота.
И совершая один толчок за другим. Проникая глубоко и упруго.
Мираэль стонет и выгибается навстречу. Иногда вскрикивает. Цепляется пальцами за мужские ладони. Но не останавливает. Лишь вздрагивает раз за разом и с отчаянной покорностью принимает в себя мужа.
И едва ли понимает, что, кончив, Аттавио не торопиться покидать его лона. Наоборот – вжимается сильнее, удерживает руками и мягко поглаживает, будто успокаивая после своеобразного марафона.
А еще целует. Непривычно, но так сладко и нежно, что нереальные ощущения затмевают остатки сознания и погружают ее в волшебное марево, состоящее из тепла и неги…
* * *
Рассматривая себя в зеркало, Мираэль недовольно поджимает губы и даже морщится. Хочется ругаться, хочется взять и незамысловато побить мужчину, который «украсил» ее шею, плечи и грудь яркими отметинами.
И вот как в таком виде она покажется Золе? Что подумает эта девушка, увидев эти порочные и вульгарные отметины?
Ужас какой!
Недопустимо!
Ох, и зла она на мужа.
Но больше – на саму себя, которая позволила сотворить с ней подобное. И распутно отозваться на все те непотребства, что тот с ней сотворил.
Например, вульгарно стонать. Выгибаться в экстазе. И даже кричать от наслаждения.
Кошмар, сущий кошмар…
Но стоит Мире вспомнить тяжесть и неестественную наполненность внутри себя… Жадные поцелуи и властные движения…
Даже голова кругом идет и живот наполняется сладостью, а голова – туманным флером.
И вот что это может значить?
Что она – развратная и распутная женщина?
Что она, поступившись с собственными принципами, не может сдержать собственные животные инстинкты?
Как же выдержать эти мучения? Как смотреть на себя, а еще – в лицо мужу, с которым у нее должны были быть сугубо деловые и независимые отношения? Как сдержаться и не покраснеть в его присутствии, зная, что он не только видел ее голой и помешавшейся от страсти, стонущую и выгибающуюся от чувственных ласк, но и иступленно шептавшую его имя и прижимающейся, чтобы получить еще, еще больше удовольствия?
Чтобы избавиться от неприятных мыслей и эмоций, Мира решает привычно занять себя делом. Но сначала – тщательно и кропотливо одевается в самое глухое и закрытое платье, тщательно причесывается и убирает волосы в скромную и тугую прическу.
Идет в библиотеку. Именно туда, где, как сообщил дворецкий, сложили купленные накануне книги.
Разбирая их, таки разные и такие манящие, Мира незаметно для себя успокаивается, увлекаясь. Рассматривает с жадным любопытством, углубляется в чтение. И совсем теряет связь с временем. Пару раз в библиотеку заглядывает Зола, но графиня едва ли обращает на нее внимание, как и на столик с легкими закусками и чаем. Отмахивается, когда та напоминает о том, что пришло время обеда. И что-то бурчит в ответ на замечание, что «негоже молодой госпоже сидеть столько часов подряд среди книг и игнорировать приглашение мужа».
Да-да, даже последний комментарий Мира пропускает мимо ушей. До супруга ли ей сейчас, когда в ее руках такое богатство?
Поэтому нет ничего странного в том, что граф появляется в библиотеке собственной персоной.
Однако Аттавио совсем не злится на нее. Не чувствует он ни раздражения, ни раздосадованности – не после того, как ночью таки добился своего, да и утром порадовал себя приятной и желанной близостью с красивой и такой отзывчивой молодой женой.
Только любопытство. И, может быть, немного сожаления. Все-таки он был немного несдержан, хотя должен был пожалеть девственницу, потерпеть, быть более внимателен к ее состоянию после дифлорации.
Но как же трудно было удержаться! После всего, что он успел увидеть и почувствовать, ощутить под своими руками и поймать ответные реакции нежного и трепетного тела.
А уж от мысли, что он оказался у нее первым…
Голова пошла кругом. Низменные и порочные порывы возобладали над разумом, а от сладкого предвкушения того, что он – именно он и никто другой – может всему ее обучить и показать искушения всевозможных форм, сердце заходилось, как у нетерпеливого подростка.
А ведь он никогда не был как-то по-особенному заинтересован в девственницах. Всякое, конечно, случалось, но не лучше иметь дело с женщиной опытной и знающей, чего она хочет и как доставить любовнику удовольствие?
Определенно, лучше.
Но, как оказывается, это правило работает со всеми, кроме его собственной жены.
Как же интересно порой действуют жизнь и судьба…
И вот теперь эта девушка, совершенно, как оказалось, неискушенная и неопытная, закрылась от всего света и, в первую очередь, от него самого в библиотеке – в последнем месте, где должна находится молоденькая и красивая аристократка, – и с поразительным внимание изучала книги – и не любовные романы или стишки каких-нибудь легкомысленных поэтов, а серьезные и научные трактаты, от которых с таким трудом оторвалась только вчера.
А как мило и трогательно она сейчас обустроилась!
Забралась с ногами, скинув туфли, на низкую тахту, под самый светильник, но все равно близоруко щурилась. Сосредоточенно поджимала губы и рассеянно проводила, будто лаская, подушечками пальцем по краям страниц. Иногда слегка хмурилась. Иногда – торжествующе улыбалась. Что-то тихонько бормотала. Или же легонько касалась своего лба или терла темную, ярко контрастирующую с бледным золотом волос, бровь.
– Мираэль, – зовет граф тихо после того, как подходит к тахте и кладет ладонь на мягкую макушку жены. Привлекает ее внимание.
Заставляет вздрогнуть и вскинуться. Встречает настороженный и немного испуганный взгляд. С каким-то жестоким удовольствием наблюдает, как щеки графини вспыхивают теплым румянцем.
И молчит, жестче сжав губы в тонкую линию.
– Ты пропустила обед. – говорит Аттавио, – Надо есть.
Графиня тут же хочет опустить голову, избегая проницательного и прямого взгляда мужа, но тот поддевает пальцами ее подбородок и просто не дает этого сделать.
А следом тут же наклоняется и целует в губы. Девушка мгновенно зажимается, подбирается, пытается отпрянуть.
Приходится покрепче обхватить изящный подбородок и привычно заставить подчиниться.
– Нет! – выдыхает Мира отчаянно.
Но властные губы мужа уже жестко сминают ее, а твердый и уверенный язык скользит по ним и проникает в рот, обволакивая теплом и лаской.
Чистейшее искушение. Ну как тут отказаться?
На самом деле Аттавио не имел каких-то крамольных планов, идя сюда. Хотел просто посмотреть. Считать состояние вчерашней девственницы. Может, увидеть какие-нибудь изменения и отклик…
Но в итоге отреагировал сам. Потянулся к нежной и чистой девушке, желая получить больше. Вкусить сладости и мягкости, чувственности и страсти, на которые его маленькая жена, да в умелых руках, оказалась весьма способна.
– Снова?! – возмущается Мира, когда тот, уверенно переместив ее по тахте и присев рядом, обнимает и прижимает к себе, – Прямо здесь?!
– Не вижу проблемы.
– Какое бесстыдство!
– Отнюдь.
– Но зачем?! Зачем тебе?!
Аттавио смеется, одновременно жадно проводя ладонью по закрытому лифу платья и сжимая через ткань упругую и полную грудь. Одновременно – стискивая тонкую, затянутую в неизменный корсет талию.
– Потому что это нормально, Мираэль! – как маленькой, с улыбкой выдыхает он в губы девушки и трется щекой от женскую скулу, – Мы – муж и жена. Постель – неотъемлемая часть брака…
– Но не нашего! – восклицает девушка, упираясь ладонями в плечи мужа, – Тебе нужен был титул, моему отцу – деньги. Я – всего лишь разменная монета в вашем договоре, зачем я тебе в этом качестве?! Тебе мало любовниц?!
Мужчина откровенно смеется. Немного откидывается назад, одновременно привлекая девушку к себе и укладывая сверху, хотя та и упирается упрямо. Накрывает ладонью затылок, зарывается пальцами в мягкие волосы и слегка давит. И проникновенно заглядывает прямо в глаза.
– Никаких любовниц, хорошо? – насмешливо говорит он, – Пока ты в моей постели. Как тебе такой договор?
Мира краснеет еще сильнее. Но начинает дышать прерывисто и рано, когда рука мужа, задрав ее платье и юбки, накрывает ладонью голое бедро.
– А теперь ответь ты, девочка, – тихо и проникновенно приказывает мужчина, – Почему у тебя никого не было? Зачем блюсти целомудрие, пока муж занят другими? Я ведь разрешил тебе.
– Как же, помню-помню… – несмотря на наглое фырканье, Мира явно смущается. И это неожиданно страшно возбуждает Аттавио. – Но, знаешь, недосуг как-то было… Ах!
Громко вскрикнув, девушка жмурится – это мужчина крепко обхватывает и сжимает ладонью половинку ее попы, почти касаясь кончиками пальцев промежности.
И вот они снова занимаются любовью – против сильного и крупного мужчины она ничего не может сделать. Мире немного больно – от проникновения внутренности немного жжет, но ощущения, в целом, терпимы. Особенно когда Аттавио не просто эгоистично и безнравственной берет ее – и где?! на тахте в библиотеке! даже толком не раздевшись! – но и нежно и умело ласкает ее.
Губы и шею. Плечи и ключицы. Грудь и соски.
Нежный бугорочек и мягкие складочки между ног. Округлые бедра и тонкую кожу под коленями. Заставляя снова и снова бесстыдно стонать, выгибаться навстречу упругим толчкам и глубоким поцелуям. Снова сжимая пальцами ткань камзола на плечах мужа. Отшатываясь в попытках улизнуть и тут же – прижимаясь в ответ и в искреннем и неискушенном стремлении получить больше.
И вновь она испытывает невероятно сильный и невозможный экстаз, который магическим образом вскидывает ее куда-то вверх и смешивает воедино и ощущения, и мысли. В исступлении Мира кричит, хотя пытается сдержаться и, уже не задумываясь о бесстыдстве, выгибается, выставляя напоказ грудь и новые отметины, безжалостно оставленные жадным до ее плоти мужем.
– Ты невыносим! – выдыхает девушка потрясенно, опрокидываясь навзничь после яркого пика, – Да как так можно?!
Мужчина, между прочим, все еще в ней. Плоть внутри нее пульсирует, растягивая удовольствие, медленно опадает, но покидать не торопиться.
И, между прочим, он снова кончил в нее. Теперь там мокро и вязко, ей бы помыться да переодеться…
Но что поделать с накатившей слабостью и особой негой, окутывающей тело и от которой сжимается грудь и дрожат ноги? Нет никаких сил, веки тяжелые, голова наполняется приятным туманом…
Еще и ладонь мужа на спине… Она мягко и успокаивающе гладит ее, ласкает и нежит. Внушает ощущение безопасности и умиротворения. Хочется позволить себе перевести дыхание… И, может быть, немного отдохнуть… Совсем капельку… А потом оборвать это порочный круг и поставить зарвавшегося графа на место…
Но в его объятьях так неожиданно приятно… И так уютно… Хочет позволить себе подольше так понежиться…
* * *
Вечером Аттавио продолжает удовлетворять свои желания. А заодно – и приручать свою молодую жену к себе и ласкам. Но уже – в спальне, в постели. Девушка около него абсолютно нагая, лишь немного прикрыта одеялом. А еще – утомлена и немного растеряна. Муж мягко ласкает пальцами ее истерзанную поцелуями грудь и плоский живот, испачканный его семенем, и с любопытством рассматривает нежное личико с распухшими губами и красными от румянца щеками. Он снова был несдержан, но, судя по всему, Мираэль вполне успешно справилась с неприятными ощущениями и уже привыкла к мужской близости.
По крайней мере, она больше не делала попыток оттолкнуть его, отпрянуть и сбежать. Скорее, наоборот. Испробовав с мужем пока только первые уроки чувственного наслаждения, юная графиня вошла во вкус. И таки проявила свою натуру – яркую и сладострастную. В конце концов, несмотря на миниатюрное сложение и кажущуюся юность, она была вполне взрослой и зрелой. И женское тело, видимо, потребовало свое и ожидаемо откликнулась на опытного любовника.
И как же, черт возьми, было снова приятно осознавать, что до Аттавио у нее никого было! Мираэль, несомненно, откликалась на плотское удовольствие, но и одновременно – страшно смущалась. Раскрывала свои объятья – и стыдливо отводила взгляд и закусывала губы при особенно откровенной ласке. Тянулась в ответ – и все же зажималась и возмущенно пыхтела, когда муж делал что-то… этакое…
Например, ласкал ее ртом.
Или ставил на колени и брал сзади.
А еще, положив миниатюрную ручку на свой член, показывал, побуждая к изучению и обучению такой стороне удовольствия.
Или заставлял двигаться самой, сидя верхом, и трогать себя.
Возможно, это оказалось немного чересчур для первого дня, но переступить чопорность и врожденную целомудренность было так соблазнительно и воодушевляюще.
Аттавио сам с головой нырнул в это удовольствие, напрочь позабыв про многочисленные дела, а также жалость к истерзанному им же женскому телу. Да он и сам не ожидал от себя столько молодецкой прыти. Его тянуло к трепетному женскому телу снова и снова и, даже кончив, через какое-то время возбуждался вновь и возобновлял постельную игру.
– Ты невозможен… – иногда говорила ему с придыханием графиня, невозможно прекрасная с расфокусированным и потемневшим от наслаждения взором и высоко вздымающейся грудью.
Или…
– Да… Хорошо как… – сладко протягивала она со стоном, от которого все внутри вибрировало и отзывалось приятной тяжестью. И хотелось еще, и еще…
Эта ее откровенность воодушевляла и вызывала совсем не зрелый трепет. Хотелось увести юную графиню за новую грань, показать, что может быть еще лучше, еще острее, еще слаще…
Да так хотелось, что ему самому по-прежнему было мало. Он заставлял ее звать его по имени, смотреть в глаза, обнимать в ответ своими тонкими и изящными ручками. Прижиматься грудью и распахивать в исступлении бедра, показывая себя настолько откровенно и широко, что нельзя было не восхититься гармонично сложенному телу молодой графини.
И она – его! Его жена! По праву, по закону, по свершившемуся консумированию. И теперь он будет демонстрировать это со всем возможным усердием. Хотя бы – самой Мираэль.
Глава 18. Мята
Последующие пару недель проходят совсем не по тому сценарию, что в своей голове совсем недавно рисовала себе Мираэль. Могла ли она подумать тогда, когда Аттавио Тордуар штормом ворвался в ее налаженную и степенную жизнь в Фэрдере, что все настолько закрутится и повернется? Нет. Что вместо фиктивного брака и холодного, как лед, и равнодушного мужа она получит внимательного к ее хотелкам супруга и страстного до безобразия любовника в одном флаконе? Определенно, нет! Думала ли, что наконец познает плотское наслаждение, далекое от чревоугодия и чего-то еще, и будет изнывать от порочной страсти, сладко стонать от мужского прикосновения и даже, как распутная женщина, нагло требовать продолжения?
Конечно же, нет! Нет!
А еще – ждать внимания и даже простых взглядов, в которых Мира стала с легкостью распознавать даже малейшие оттенки эмоций? Странно, но даже такие мелочи стали важны и необходимы, как воздух.
И это…
Пугало…
Теперь все ночи супруги проводили вместе. Чаще всего – в спальне графа. Гораздо реже – в комнате Миры. Каждую ночь они занимались любовью – иногда долго и неторопливо, пробуя самые разные позы и даже места, иногда – быстро и страстно, с какой-то отчаянной яростью и почти диким остервенением. Так происходило, когда Аттавио оказывался чем-то раздражен или раздосадованный. И хотя мужчина не делился причинами своего настроения, графиня каким-то магическом образом научилась и сама понимать это. К тому же он не вымещал на ней злость таким вот нетривиальным способом – а просто избавлялся таким образом от бурлящих внутри него эмоций.
И она привыкла даже к этому – к удивившей ее в первый раз порывистости и жестокости, когда Аттавио мог с наскока наброситься на ее губы, сжимая в руках ее голову, а потом, воспользовавшись каким-нибудь укромным местечком, прижать к стене и ворваться в неподготовленную и практически сухую глубину.
Но – пару толчков и умелая игра пальцев на клиторе или сосках – она и правда, как мужчина однажды с порочной ухмылкой и прокомментировал, текла для него и отзывалась, как и полагается хорошей любовнице. И, к своему ужасу, получала острое, пусть и несколько болезненное, но удовольствие.
Но дело было не только в похоти. И нет, конечно, Мираэль не влюбилась неожиданным образом в этого человека, как и он – не влюбился в нее. Да, была страсть, было сильнейшее желание и влечение как отражение простой физиологии. Однако разве этого может быть достаточно для того, чтобы стать нормальными супругами?
Поэтому, как ни странно, было общение. Уважительное, искреннее и понимающее. Они разговаривали и достаточно много – за завтраком и ужином, во время прогулок или пребывания на том или ином вечере или даже в постели, когда Мира могла уже по-простому лечь на широкую грудь мужа, или он сам, положив голову на ее округлое бедро или колени, рассеянно поглаживать нежную кожу запястья или ладони своей молодой жены. Аттавио почему-то нравилось трогать ее – постоянно и порой вопреки приличий. Мира уже как-то с этим смирилась. Только удивлялась немного.
Что бы это могло значить? Ему приелись более опытные дамы столицы? Или это она похорошела?
Ну да, граф говорил, что она выросла, стала более взрослой. И у нее не было причин не доверять знающему толк в женщинах мужу, хотя мысль о том, что тот сравнивает ее со своими предыдущими пассиями, несильно, но било по ее самолюбию.
Мире начало нравится его чувство юмора, которое мужчина проявлял редко, но метко – жестоко и саркастически. Уже нравились его отстраненность и холодность – уж теперь-то она точно знала, что таковым он на самом деле не являлся. Просто был сдержан и хладнокровен. По большей части.
Если его все же разозлить… В гневе Аттавио был страшен.
Чего только стоит тот вечер, когда он подумал, что его жена флиртует с принцем Давидом.
А ведь именно с этого все и началось.
Как интересно порой жизнь может сыграть с людьми…
Оказавшись страшным собственником, Аттавио на дух не выносил мужчин около нее. Не терпел взглядов и двусмысленных фраз в ее сторону, хотя на публике не показывал свою истинную реакцию. По крайней мере, явно.
Удивительно, как он только решился шесть лет назад отпустить ее… Видимо, был занят другими делами, а молоденькая и пугливая жена только отвлекала и раздражала его тогда.
* * *
– Вы с графом – очень красивая и гармоничная пара, – такой откровенный вердикт ей однажды выносит во время женских посиделок синьора Барсле, учредительница одного из столичных книжных клубов.
Совсем недавно от такого комплимента Мира вспыхнула бы, постеснявшись, но сейчас она лишь по-доброму улыбнулась. Прошло то время, когда брак четы Тордуар обсуждался и мусолился со всех сторон, но иногда, беря во внимания все увеличивающееся влияние графа при дворе и молодость и красоту графини, иногда нет-нет, а это тема почему-то поднималась.
– Но вы никогда не делитесь подробностями своей личной жизни, мадам, – тут же подхватывает тему маркиза Ла Лермитт, не скрывающая горящего от любопытства взгляда, – А нам, между прочим, очень интересно!
Оно и понятно – Мира былая самой молодой замужней дамой в этом небольшом сообществе кумушек из квартала Санженпэри. И уже прослыла дамой пусть и безукоризненно воспитанной, но все же скрытой и замкнутой, как, впрочем, и ее муж.
– Но что же такого я могу рассказать, что неизвестно обычной замужней женщине? – со сдержанной улыбкой отвечает на выпад Мира. – Может, мне поделиться рецептом лимонного пирога, который я недавно выписала из журнала?
– Увольте, мадам! Как можно размениваться на такие глупости! – возмущается еще одна женщина с некрасивым из-за большого количества рытвин и прыщей лицом, – Вам муж – известный своей холодностью человек. Неужели и в браке он таков?
Столь прямолинейный вопрос шел наперекор натуре Миры, но она уже давно научилась встречать их. Поэтому, наклонив голову набок, она просто и невозмутимо откликается:
– Мы можем сколько угодно награждать наших мужей всевозможными эпитетами, но граф Тордуар, в первую очередь, деловой человек. Поэтому ему приходится держать марку.
– Вы не ответили на вопрос, мадам, – насмешливо сказала одна из леди. – Наверное, за стенами вашего шикарного дома он обижает вас, вот вы и юлите.
Мира внимательно смотрит на женщину. Ею оказывается Жанна Тоцци, супруга основателя крупнейшей морской компании и по совместительству – не самого большого ума леди, но в целом вполне безобидная. Только порой очень сильно раздражающая своей прямолинейностью.
– За стенами нашего дома мой дорогой супруг может расслабиться и отдохнуть. А я в этом оказываю самую посильную помощь, – Мира постаралась улыбнуться двусмысленно и красноречиво, – Как и любая другая жена на моем месте.
– Действительно, – приходит ей на помощь Мишель Барсле, – Кто, как не жена, должна окружить своего мужа любовью и лаской, когда он, уставший, возвращается с работы?
– И выместить свою злость! – вдруг раздраженно фыркает синьора Тоцци, – Не знаю, как у вас, девочки, но мой муженек, когда расстроен, начинает пить и крушить все, что под руку попадается!
– Жанна! – возмущаются сразу несколько женщин.
– Не забывай, что при нас есть и незамужние девушки! Вы можете испугать их! – добавляет строго Мишель.
– Зато будут знать, что может ожидать их в браке, – равнодушно отмахивается Жанна Тоцци.
– Мираэль! Ну же, скажите! Ведь не все так страшно, как говорит Жанна, – настаивает маркиза Ла Лермитт, как бы невзначай положив на локоть девушки ладонь.
– Конечно, не страшно, – улыбается мягко Мира, повернувшись к тем самых трем незамужним девушкам – дочерям из богатых, пусть и не благородных семей. Те не выглядели обеспокоенными иили испуганными, а за разговор следили с интересом.
– А это правда, что вы вышли замуж не по любви, графиня? – спрашивает одна из них – невысокая и плотного телосложения Джулиа Карина, старшая дочь банкира Карина, которого Мира знала лично, так как Аттавио вел с ним дела. Простое происхождение было написано на лице девушки явственно и четко, но она была добрая и искренняя. И полюбопытствовала не ради праздного интереса.
– Правда, – не юлит и не врет Мира, отметив заинтересованные взгляды прочих женщин, – Но мне повезло. Граф человек внимательный и заботливый. И, надо сказать, излишне потакает моим капризам…
– Например?
– Балует подарками. Покупает все, что не попрошу. Все свое свободное время проводит со мной. Даже в книжный магазин ходит, хотя чтение художественной литературы его совершенно не интересует…
– Вот как? А драгоценности? А цветы?
Мираэль кивает, продолжая улыбаться.
И ведь снова – почти не врет. Цветов в доме действительно много – Рико старается. И драгоценностей в ее шкатулках так много, что можно обвеситься с головы до ног и ни одного кусочка голой кожи не останется.
– То ваше платье из мятного атласа на рауте мадам Трежан, – вдруг вспоминает сеньора Барсле, – Потрясающий наряд. Из салона Дэльфины же? Говорят, вы у нее любимая клиентка. Я тогда еще спросила, откуда у вас такой потрясающий гарнитур из хризолитов. Никогда не видела такой красоты. Неужели подарок графа?
– Конечно, – кивает Мира, чувствуя, как предательская краска все же опаляет щеки и даже шею. И это не остается незамеченным, и кто-то тихонько усмехается.
Да, этот гарнитур оказался редкой и очень искусной работы, вызвавший настоящий фурор у присутствующих на том балу женщин. А еще необыкновенно хорошо подошедший к новому наряду необычного светло-зеленого цвета, к которому обычно светловолосые женщины относятся осторожно, так как он идет далеко на каждому типажу. Но ей – пошедший.
О, она прекрасно помнит, как Аттавио преподнес ей этот подарок. Ведь это было всего несколько дней назад. Мира была в спальне, почти готовая к выходу и уже надевшая изумрудное колье и диадему, когда муж, как обычно, не постучавшись, решительно вошел в комнату и легким движением отослал помогавшим ей служанкам. Он собственноручно открыл объемную бархатную коробку, снял с нее изумруды и надел свой изумительный подарок. Потом уже привычно принял в качестве благодарности поцелуй… Сам его немного затянул… потом еще немного, приласкав чувствительную кожу шеи и обнаженных плеч… и захотел большего, благо, время позволяло.
А она…
Она не отказала, хотя потом еще некоторое время страшно смущалась из-за ощущения стекающей по внутренней стороне бедер семени, а еще слегка дрожащих колен и неудовлетворенности – ведь, в отличие от мужа, сладкого пика она достичь не успела. Однако все равно была бесстыдно довольна неожиданному порыву Аттавио. А уж его реабилитации после раута, когда он любил ее долго и исступленно, не дав ей снять украшения, – тем более. Она так и уснула – у мужа под боком, совершенно обнаженная, но с драгоценностями…
– Да вы влюблены в собственного мужа! – не то с восхищением, не то с искренним удивлением вдруг восклицает маркиза, – Но сколько лет вы женаты? Пять? Шесть?
– Шесть, – мягко отвечатет Мира, старательно пытаясь успокоить расшалившуюся фантазию.
– Невозможно! И после всего – вы можете любить его?!
Мираэль искусно делает вид, что не понимает данного комментария. Хотя, конечно, это не так. Речь идет о тех самых злосчастных любовницах.
– Мужчины слабы на передок, что уж тут поделать, – снова легкомысленно и грубо замечает Жанна Тоцци, вызывая очередной возмущенный оклик:
– Жанна!
– Ой, да ладно вам… – женщина отмахивается и, поднеся ко рту чашку с чаем, делает шумный глоток. – Ничего уже и не скажешь им тут, приличные какие все…
Мираэль тихонько усмехается, но эта сеньора, не задумываясь, сделала одну очень важную вещь – своей фразой она заставляет женщин поспешно перейти на другую тему, не касающуюся супружества. Дабы не смущать молодых незамужних девушек, разумеется. Для чего ж еще?
* * *
Домой графиня возвращается довольно поздно, уже в сгущающихся вечерних сумерках. Но, несмотря на легкую морось, на улице тепло, да и объемный капор надежно укрывает ее, поэтому никакого дискомфорта она не испытывает.
В холле ее привычно встречает Дэниэль и помогает снять верхнюю одежду.
Но подступить к лестнице девушка не успевает – голос мужа из малой гостиной окликает ее и заставляет задержаться.
– Что-то новенькое, Мираэль, – между приветствия, говорит граф, когда та заходит в помещение, машинально поправляя волосы – наверняка после снятого капора они немного растрепались. – Ты пришла позже меня. Хорошо провела время?
Взгляд – тяжелый и изучающий. Скользит сверху вниз, потом обратно. Останавливается на лице и, как кажется Мире, особенно концентрируется на губах.
Это вызывает в теле теплые оклик. Поэтому она улыбается.
– Сносно, – кивает она, – Правда, не очень продотворно, все те же темы, все те же разговоры…
– Книжный клуб, значит?
– Он самый…
Полминуты Аттавио просто молчит, продолжая разглядывать ее. Будто пытается что-то увидеть. Считать. Но ей скрывать нечего. С чего бы?
Но пронзительный взгляд графа уже давно не действует на нее так, как раньше. Не испытывая никакого смущения (только удивительно приятное предвкушение), Мира спокойно проходит вперед и аккуратно садится в кресло. Разглаживает складки на платье. И спокойно смотрит в ответ.
В какой-то момент понимает, что графа что-то беспокоит. Это странно, потому что Аттавио может быть раздражен или, например, задумчив. Но чтобы о чем-то волноваться? Нет, это не про графа Тордуара.
