Текст книги "Гении места или Занимательная география (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Тут я тебе не помощник. Слушай, – с внезапной надеждой – а ты со своими можешь связаться?

И снова все повторяется. Паника и отчаяние на лице Фарида. Нет, напрасны надежды. И Фарид тоже внезапно осиротел, как и все они тут.

После. Мо, Фарид, Мика, Лина и Михаил.

Словно по какой-то негласной договоренности они не говорят о том, как оказались здесь. Что увидели и почувствовали. Наверное, оба решили, что это стоит обсуждать только вместе со всеми остальными. Вместо этого они говорят о своей работе. И не о работе Хранителей, о которой они не знают толком ничего, ибо выполняли ровно то, чему их научили в свое время при инициации. Выполняли, даже не понимая, зачем. Нет, вместо этого они говорят о том, чем занимаются помимо этого.

О том, например, что делает Фарид в своей мастерской в поселке, живущем лесозаготовкой. О тяжелой технике – трелевочниках, лесовозах, харвестерах. Эта тема близка и Мо – оператору портового крана. И они с увлечением беседуют именно об этом: о производителях тяжелой промышленной техники, об особенностях эксплуатации и ремонта. Со стороны кажется, что это беседует коллеги, люди близкие именно в профессиональном плане, работающие бок о бок. В каком-то смысле, так оно и есть. Но о своей миссии Хранителей они предпочитают сейчас не говорить. Вполне возможно, это психологическая защитная реакция. Слишком много всего на них навалилось за последнее время. Их мир в одночасье рухнул, но сами они избегают сейчас даже думать об этом.

А потом, уже в тот час, когда жители села отправляются спать, в этом доме обитатели просыпаются. Сначала Лина и Мика. Садятся на диване, недоуменно спросонья смотрят на еще одного неизвестного – молодого темноволосого парня с лохматой кудрявой шевелюрой и странно встревоженными глазами, сидящего за столом рядом с Мо. Потом переглядываются между собой. Он быстро встает, чтобы поприветствовать, как его учили в свое время.

– Фарид Куркин, Альфаир первого уровня, Россия.

– Опять Альфаир, – зевает совершенно не по протоколу Мика. – Плюнуть некуда – одни Альфаиры кругом.

– Ангелина Куприянова, Водзар первого уровня, Россия, – откликается, как и положено, Лина. – А это моя сестра Доминика, она Рокс.

– Да-да, – Мо замечает удивленный взгляд Фарида, – они существуют!

А потом от их голосов просыпается Михаил. Он выглядит неважно, но утверждает, что чувствует себя нормально. Пытается взять на себя функции гостеприимного хозяина, но его быстро отправляют за стол, убеждая не суетиться. И что гости сами на стол соберут. Впрочем, собирать нечего, и без того весьма скромные холостяцкие запасы съестного почти полностью оскудели.

– Извини, Миш, мы тут тебя совершенно объели, – виновато улыбается Лина.

– Это все вон та прожора, – тоном профессионального ябедника кивает Мо на Мику.

– Поздно уже, – трет лоб Михаил, – ну да ничего. Сейчас перебьемся чем-нибудь, а завтра в магазин схожу. Лично я и есть не хочу, только чаю если.

– Да, давайте чаю попьем. Да и поговорим уже нормально.

– А у тебя сухариков нет никаких? – видно, что Мике слегка неловко. – Или хотя бы варенья... к чаю.

– Господи, глазам своим не верю! – театрально изумляется Мо. – Вот уж не думал, что у кифэйев бывают глисты!

Мика не успевает ничего сказать в ответ, на помощь ей неожиданно приходит Фарид.

– Зря ты так, Магомед. Это особенность Роксов, и совсем не смешно.

– Откуда ты знаешь?

– У меня отец – Рокс. У них метаболизм сумасшедший. Каждые несколько часов требуется топливо. И ничего с этим не поделаешь.

– Спасибо, Фарид! – с чувством отвечает Мика. – А то тут у некоторых Альфаиров глисты, похоже, в голове поселились.

Теперь уже неловко Мо.

А после Михаил вспоминает и откуда-то приносит трехлитровую банку именно – да! – варенья. Которой его кто-то одарил неизвестно сколько времени назад.

– Что за ягода, не пойму, – Мика орудует в банке стальной ложкой. – Но что-то древнее.

– Судя по состоянию – довоенное.

– Нет, – в ее руках у основания черенка ломается ложка, не выдержав битвы с вареньем, – дореволюционное.

С помощью уже ножа варенье было все-таки добыто и, размоченное в чае, оказалось смородиновым. И пятеро кифэйев под чай начинают обсуждать что, собственно, произошло. Старшим единодушно признан Михаил, хотя бы по праву хозяина, несмотря на то, что он не самый сильный кифэй из всех. Именно Михаил задает порядок в их начавшейся слегка сумбурно беседе.

Уже глубоко за полночь. Сначала они говорят о том, что предшествовало тому, как попали сюда. Рассказано и выслушано многое. У каждого своя история, свои эмоции, свое мнение. Лишь одно общее – они все совершенно не понимают и не помнят, как оказались здесь. Однако, спустя какое-то время угадывается еще кое-что общее. Все они, за исключением Михаила, разумеется, который никуда не перемещался и был все время здесь, перед этим “провалом”, как они решили называть момент, в который они все перенеслись сюда, собирались разговаривать. Говорить с кем-то из своих, не голосом, ментально. Мо собирался говорить с отцом. Лина хотела поговорить с сестрой, Мика даже успела почувствовать зов Лины перед тем “провалом”. Фарид тоже кивнул, что, дескать, и у него так же. Но кивнул, на взгляд Мо, как-то неуверенно.

Затем Михаил предлагает Мо, Мике и Лине рассказать, наконец-то, о том, что они видели там, в лесу. Троица переглядывается.

– Там было такое существо... – первым начинает Мо.

– Существо? Какое существо?

– Оно... круглое.

– Вытянутое! – Мика.

– Цилиндрическое, – вступает и Лина.

– И еще... глаза...

– Да, точно! Глаза! Такие...

– Какие?

Они все трое снова замолкают.

– А еще там был какой-то двигательный аппарат. Но мы его утопили.

– Как – утопили?! – это уже вмешивается в разговор Фарид.

– А вот так вот. Сначала угнали, а потом утопили.

Восхищение во взгляде Фарида совершенно не к месту, а Михаил вздыхает:

– Так, давайте-ка все по порядку и с самого начала.

Уже скоро рассветет. Бессонная ночь позади. А они так ничего и не поняли толком.

– Думаю, это все как-то связано, – подводит Лина итог их ночных бдений. – И то, что мы оказались здесь, и эти... в лесу. И то, что мы не можем ни с кем связаться. Кстати! Давайте попробуем еще раз позвать. Ну а вдруг?..

Чуда не случается, так им кажется поначалу. А потом они замечают выражение лица Михаила – люди бы сказали: “залип”, “завис”. Но кифэйи знают – он разговаривает. И они замирают, не сводя с отстраненного лица Миши тревожных взглядов. А потом, когда он моргает, словно просыпаясь, весь квартет хором:

– Кто?!

– Сестра, – у Михаила вид совершенно ошалелый. – Сестренка нашлась, Соня...

После. София.

Ян постарался – билеты в третий ряд. И вообще, все безупречно – и его восхищенный взгляд, и комплименты, и подаренная изящная бутоньерка из пары миниатюрных нежно-розовых роз. Ничто не предвещало того, как обернется вечер в театре.

Юное дарование оказалось не таким уж и юным. Ну, в смысле, не старым, конечно, но лет двадцать пять ему есть. Представление предполагалась юмористическим, но Софии отчего-то не смешно. Она никак не может понять – что не так с этим парнем на сцене. И понимает это, в конце концов, когда он оседает на сцену, пытаясь удержаться за стойку микрофона. Безрезультатно, она тонкая и не способна выдержать его вес, и вот он уже лежит, стойка валяется рядом. Публика принимается сдержанно хлопать, думая, что это часть представления, но Софи знает, что это не так. И начинает пробираться к сцене, со скоростью и энергией, которую на первый взгляд и не заподозришь в девушке с такими пышными формами.

Аплодисменты смолкают, в зале повисает тишина, когда она взбегает на сцену. Видит страшное. Кто-то мог бы подумать, что это эпилептический припадок, но она уже точно знает, что это не он. Да, пена пузырится на губах, да, глаза добела подкачены под лоб, но... Нет, это не эпилепсия. София падает на колени, руками приподнимает светловолосую голову. В висках начинает давить, будто обруч стальной сжимается. А парень неожиданно открывает глаза.

– Госпожа... госпожа Тариг... – захлебывается, закашливается.

– Тише, тише...

– Госпожа... Как хорошо, что вы здесь... Не так страшно... Мне уже поздно... но вам...

– Что?!

– Только запомните меня... пожалуйста... Маргус меня зовут...

Он вдруг неожиданно крепко хватает ее за плечо, а потом и вовсе за шею, притягивает близко к своему лицу. Глаза в глаза, у него они голубые. И спустя пару секунд они закрываются. Насовсем. Последнее, что успевает осознать Софи – что она только что познакомилась с Альфаиром города, в котором живет. С ныне покойным Альфаиром. А потом на виски давит совсем остро. Она поворачивает голову, и темнота зрительного зала поглощает ее.

Голоса существуют сами по себе, она сама по себе. Они будто из другого мира, она не знает, кому они принадлежат. Но отчего-то она их слышит.

– Сын, я так и не поняла, что же случилось.

– Ну, у этого парня, актера, случился приступ. Как там врачи сказали – инфаркт?

– Вроде бы. А такой молодой...

– Ну, наверное, дефект какой-то в сердце, врожденный. Никто не понял, что случилось, а Софи быстро сообразила. И побежала к нему, помощь хотела оказать, видимо. Но не успела. Да и что она могла сделать – она же не врач.

– А с ней-то что потом случилось?

– В обморок упала, наверное. У нее же на руках человек умер. Такое потрясение.

Софи... Софи... Знакомое имя. И знакомые события. О чем и ком говорят голоса? И кто она сама? И, внезапно, озарением: это же она – Софи! Вздрагивает всем телом, открывает глаза.

– Софи! Слава Богу! Наконец-то!

Этого смешного мальчика зовут Ян, она знает его. А вот женщину рядом – нет. Память возвращается волнами, как морской прибой.

– Софи, как ты себя чувствуешь? Мы с мамой ужасно беспокоились о тебе!

Значит, это мама Яна. Мама, мама...

– Где я?..

– У нас дома. Тебе стало плохо во время спектакля, помнишь?

Она медленно кивает. Мать Яна смотрит на нее со смесью тревоги и недоверия, будто ожидает от Софи в любой момент какой-то неприятности. Из глубин памяти все тем же мерным прибоем накатывает: лежащее на ярко освещенной сцене тело, светло-голубые глаза, пальцы, впившиеся в плечо. Проблеск, прозрение, не на уровне сознания – инстинкта, только инстинкта. Он... он отдал ей что-то! Он умер из-за нее! Но зачем?! И следом, все на том же инстинкте она зовет: мама... мама... отец... нет, тихо... брат... снова тихо.

Ян с матерью тревожно смотрят на ее лицо с неподвижным, будто остекленевшим взглядом. А потом Софи закрывает глаза, из-под ресниц к вискам прочерчивают блестящие дорожки слезы.

– Пожалуйста... пожалуйста... оставьте меня одну... пожалуйста...

Она пребывала бледной тенью самой себя больше суток – ничего не ела, ни с кем не говорила. Мать убеждала сына, что Софи надо бы отвезти в больницу – дело явно не в простом обмороке. А к утру следующего дня София внезапно словно пробудилась ото сна: поблагодарила хозяев за заботу и гостеприимство и, несмотря на возражения Яна, покинула их квартиру. А еще спустя два часа она уже ехала по дороге в сторону паромной переправы. Глядя сквозь заливающий лобовое стекло дождь, она думала. Что, София, хотела посмотреть, чем живет остров? Вот она, возможность. Но толку-то сейчас смотреть? Все ее предчувствия оправдались сполна. Что-то случилось, очень-очень нехорошее. Куда там господину Мери с его упавшим солнцем. Тем более, это был всего лишь метеорит. А тут какая-то напасть похуже.

После. Михаил, Мо, Лина, Мика и Фарид.

– Кто она?! Где?!

– Тариг. В Балтийском море.

– Кто?! Где?! – Мо вскакивает на ноги, роняя стул.

– На Балтике, – недоуменно повторяет Михаил. – А, ну да. Где-то недалеко от тебя. Ну, по нашим меркам, – усмехается, – недалеко.

– У меня мать там! Тоже недалеко! Миша, пожалуйста! – хватает Михаила за руку. – Поговори с ней. Пусть она съездит! Проверит! Умоляю, все что хочешь, сделаю!

– Погоди, Мо, – рассудительно возражает Лина. – Миш, а с сестрой все в порядке? Почему она не отвечала тебе раньше?

– Говорит, не могла, – в голосе Михаила сквозь радость проступает растерянность. – У нее что-то там тоже случилось, она не сказала толком. Но с ней все в порядке. Только вот связаться ни с кем не может – ни с матерью, ни с отцом. Только со мной. Странно как-то...

– Миша! Пожалуйста! – не унимается Мо.

– Сейчас, погоди. Я еще раз поговорю с Соней.

Лицо Михаила снова принимает отстраненное выражение, и снова они напряженно ждут, когда он закончит разговор. Только вот теперь один из них ждет с большим нетерпением, чем остальные.

– Ну?!

– Соня согласна. Говори адрес. Нет, лучше поговори с ней сам. Я сейчас... передам тебе ее образ? Сумеешь принять? Пробовал раньше?

– Конечно, нет, – фыркает Мо. – Только на обучении. Но я справлюсь. Давай.

Пару секунд мужчины смотрят в глаза друг другу. Потом Мо резко кивает.

– Все! Готово! Сейчас я сам с ней поговорю.

И снова ожидание, полное тревожных взглядов.

– Уффф... – Мо откидывается на стуле. – А это совсем иначе – говорить с тем, кого никогда не видел. Трудно, с непривычки.

– Что сказала София?

– Что выезжает через час. Говорит, на месте будет через часов пять-шесть, в зависимости от расписания парома. Черт... Неужели будут новости?.. – ерошит короткие волосы. – А София очень хорошая... такая... Она красивая.

– Ты ее как увидел? – Михаил удивлен. – Она тебе сама показала?

– Нет, не до этого было. Но у нее аура такая... теплая. Я как-то... успокоился даже. У тебя есть ее фото?

– Есть.

– Покажи.

С небольшого снимка смотрит на них круглолицая юная девушка – улыбчивые губы, ямочки на щеках. Мо проводит пальцем по краю фотографии.

– Найди ее, девочка. Пожалуйста, найди ее...

Остальным неловко, но они прекрасно понимают, каково сейчас Мо. Сами бы чувствовали на его месте то же самое. Да они и чувствуют, все в одинаковом положении, все не знают, что с их близкими, почему они молчат. Только Мо имеет шанс скоро об этом узнать.

– Так, давайте-ка спать, – поднимается с места Михаил. – Утро вечера мудренее.

– Так уже утро, – за окном и правда брезжит тусклый серый рассвет.

– Все равно ни до чего уже путного не додумаемся. Ложимся.

Жилье Михаила, состоящее из одной комнаты и кухни, явно не предназначено для приема такого количества гостей. Михаил попытался уступить свою кровать, но гости дружно отказались. Поэтому хозяин лег спать на своей узкой холостяцкой койке, Мика с Линой устроились, как и днем, на диване. Мо и Фариду осталось место на полу. Заснули быстро все, кроме Магомеда. Он лежал без сна долго, мыслями был там, на берегах Балтики, рядом с неизвестной ему девушкой Софией. Именно с ней сейчас было все его существо. Скорее бы уж. Узнать, хоть что-то узнать, что с матерью. Хотя бы с ней. Предчувствия были самые тяжелые. Мать, отец, сестра. Весь его мир. Что с ними?

Мо лежал так долго, светло уже стало совсем, солнечные лучи без труда проникали сквозь тонкие шторы. Рядом сквозь сон жалобно застонал Фарид, явно что-то скверное снится парню. А потом тот и вовсе стал издавать какие-то странные звуки – не видел бы Мо сам, не за что бы ни подумал, что человек так может. Первая мысль: плохо парню, задыхается, захлебывается. Осторожно потряс за плечо, и тот мгновенно затих, задышал ровно. Лишь прилипшая ко лбу влажная прядь темных волос выдавала недавнее беспокойство во сне. А потом заснул и сам Мо.

Проснулись они уже после обеда, от звука хлопнувшей двери – пришел из магазина Михаил. Пока поднимались, умывались и приводили себя худо-бедно в порядок, к Мише еще гости пожаловали: родители Дениса Селезнева. Еще раз благодарили Михаила и Фарида за спасение мальчика, удивленно косясь на гостей директора школы. Всегда один жил, бирюк бирюком, только ребятишки к нему в гости забегали, а теперь – полная хата гостей.

Новости о Денисе пока неутешительные, ребенок так и не пришел в себя, но состояние улучшилось, планируют завтра перевезти в город. Неожиданно благодарность четы Селезневых имела и материальное выражение, и вот на столе уже две банки, одна с соленой лосятиной, другая с маринованными грибами, а еще – штук десять рыбин (копченый хариус, как пояснил позже Миша), пара караваев домашнего хлеба. Михаил и не подумал отказаться. Проводив гостей, они сели завтракать. Или уж обедать – с таким образом жизни и не поймешь. Софья вышла на связь, когда они уже пили чай с тем самым дореволюционным вареньем. После разговора на лицо Магомеда было страшно и больно смотреть.

После. София и Лидия.

– Знаете, я так рад, что кто-то из родственников Лидии Кирилловны появился, – у священника вид смущенный и встревоженный одновременно. – Я ведь был с ней, когда это случилось...

– Да? – София говорит это, только чтобы поддержать разговор. При этом не отрывает взгляда от бледного лица лежащей на кровати женщины.

– Да. Она, знаете... когда началось это... приступ... ваша тетя вдруг взяла меня за руку, крепко так. И говорит: “Господом Всемогущим заклинаю, отец Владимир! Не позволяйте увезти меня отсюда, коли я жива буду! Поклянитесь!”

– А вы что?

– А я... – батюшка вздыхает. – А не успел я ничего сказать ей – тут инсульт и случился. Но я все исполнил. Когда бригада медиков из города приехала, я им сказал... солгал, – тут отец Владимир осеняет себя крестным знамением, – что сын к ней едет, что не велел перевозить. Пришлось прямо-таки битву выдержать, знаете ли. Я... бумаги какие-то подписал, отказную от госпитализации, вроде бы.

София все так же рассеянно кивает, продолжая глядеть на мать неизвестного ей кифэйя по имени Мо.

– Я позволил себе телефоном Лидии Кирилловны воспользоваться. Позвонил сыну ее, Магомеду, брату вашему двоюродному. Несколько раз звонил. И все он трубку не берет. Я уже и не знал, что думать и как поступить правильнее.

– У Мо... у Магомеда, – она быстро исправилась, – у него... неприятности. Он... в больнице, – чтобы хоть как-то объяснить молчание Мо.

– Пресвятая Богородица! – восклицает священник. – И мать, и сын! Ох, не зря в народе говорят: “Пришла беда – отворяй ворота”. Но на все воля Божья.

“А вот это вряд ли, – думает Софи. – Тут еще кое-кто руку приложил”. Но вслух сказала иное:

– Спасибо вам, отец Владимир. За все, что вы сделали. Я... вы позволите мне побыть наедине с... тетушкой? – она не придумал ничего лучше, чем представиться племянницей этой абсолютно неизвестной ей женщины.

– Да, конечно, – батюшка тяжело поднимается на ноги. – Я в храме буду, молитву сотворю, за здравие. Может быть, и образуется... – помолчал, ожидая ответа от девушки. Но Софи не знала, что сказать. – Если нужен буду...

– Я зайду к вам после, обязательно.

После ухода священника София предпринимает новые попытки. Позвать, достучаться. Не получается. Словно не Хранитель перед ней. С другой стороны, если это инсульт – чего она хотела? И как сказать об этом Мо? И что делать? Оставить здесь? Или все-таки в больницу? Если бы речь шла о человеке, выбор был бы очевиден. Но что сделает с Хранителем в таком состоянии разрыв с Обителью?

В какой-то момент ресницы Лидии Кирилловны дрогнули, Софи почудился смутный оклик. Но – нет. Глаза так и не открылись, женщина ей так и не ответила.

Разговор с Магомедом получился тяжелым и недолгим.

– Мо, что мне для тебя сделать? Как лучше поступить с твоей мамой?

София может лишь отдаленно представить, каково сейчас этому мужчине. Но даже ментальное общение заставляет ее напряженно хмуриться – его аура сочится горем, болью.

– Ничего, София. Ты сделала все, что могла. Пусть она пока остается там. Попроси отца Владимира присмотреть за ней. Он хороший человек, ему можно верить.

– Точно?

– Точно. Наверное, будет лучше, если ты приедешь... к нам. Но это решать вам с Михаилом.

– Отец Владимир, я говорила с Магомедом.

– Как он?

– Лучше, – ложь дается легко, но все равно неприятно. – Он, как сможет, сам свяжется с вами. Через день или два. Он просил вас присмотреть за Лидией Кирилловной. Пока...

– Конечно, – с готовностью откликается священник. – Буду с ней неотлучно. Если еще что-то могу сделать...

– Пока ничего. Спасибо вам. Главное – пусть она здесь остается.

– Я понимаю, – серьезно кивает батюшка. – Я все понимаю.

После. Мо, Михаил, Мика, Лина и Фарид.

– Что?! Мо! Не молчи, поговори с нами!

– Инсульт, – тихо, после паузы. – Инсульт... инсульт...

Резко поднимается на ноги, проходит до стены. Стоит так какое-то время, спиной ко всем. А потом, так же резко обернувшись:

– Черта лысого это инсульт! Это они! Это... вот эти твари! Я чувствую! Если бы я знал тогда... Я бы... – он выдыхает со свистом. – Я бы сейчас тех, кто сделал это... собственными руками... убил бы!

Все остальные молчат. А потом неожиданно раздается голос Фарида:

– Если тебе нужно кого-то убить – убивай меня. Это я виноват.

Никто не успел остановить метнувшегося вперед Альфаира. Никто, кроме Рокса, которые по скорости реакции уступали только Нафтам. Мо дернулся из рук Мики и с ужасом осознал, что не может освободиться от захвата этой не очень мощной на вид девушки

– Отпусти меня! – его трясет. Ему надо найти виноватого в том, что случилось с матерью, и он верит в услышанное, верит безоговорочно. И сейчас остро ненавидит этого парня, в котором с самого начала чувствовал какую-то неискренность или недоговоренность. И хочет сейчас только одного – добраться до его горла.

– Не трогай мальчишку, – голос Мики угрожающе тих.

– Я не мальчишка! – снова некстати подает голос Фарид.

– Пусти!!! – еще одна попытка освободиться из недружелюбных объятий Рокса. – Отпусти меня, я кому сказал!

Воздух между Мо и Микой начинает искрить, причем в буквальном смысле слова. Багровые всполохи гнева в ауре Альфаира прорываются в реальный мир, но Мика не ослабляет хват рук.

– Отпусти меня! Иначе сейчас применю силу!

– Попробуй, – недобро скалится Мика.

– Я не о той силе говорю! – обстановка все накаляется. Причем снова в буквальном смысле слова. Мо – самый сильный кифэй из них всех. И сейчас он явно с трудом себя контролирует.

– А ну прекратите, оба! – голос Михаила звучит неожиданно громко и грозно. – Мо, ты хоть не веди себя как мальчишка. Ну-ка, сели за стол, все! Давайте выслушаем Фарида! Мо, успокойся!

Несколько глубоких вздохов Магомеда.

– Хорошо, – обманчиво тихо и спокойно. – Руки убери! – это уже Мике, с все-таки прорвавшейся злостью.

Она после паузы разжимает пальцы. На руке Мо – багровый отпечаток.

– Никогда... – голос Мо звучит хрипло. – Никогда больше не смей прикасаться ко мне!

– Все за стол, живо!

Директорские интонации оказывают свое действие и на кифэйев тоже, и они рассаживаются за столом. Михаил и Мика садятся по обе стороны от Фарида, то ли охраняя, то ли – сторожа. Лина, из чувства справедливости и сострадания – напротив, плечом к плечу с Мо.

– А теперь – рассказывай, Фарид. Все! А потом мы решим, что с тобой делать.

До. Фарид.

Это стало его навязчивой идеей. Он как-то жил – работал, чинил технику, ругался с трактористами, ел, спал. Но думал все время только об этом. О том, что услышал. О том, что пережил. Ему казалось, что даже во сне он слышал этот звук, этот голос. Иногда ловил себя на том, что сидит, с какой-нибудь железкой в руках. А в мыслях – снова он. Голос. Он жил с ним. И это выматывало просто ужасно.

Идея родилась внезапно, хотя, наверное, вынашивал он ее долго. Но когда осознал – к реализации приступил мгновенно, не раздумывая, не анализируя, не пытаясь понять, почему он решил именно так.

Копил энергию, чтобы съездить летом к Тигру. Но теперь потратил часть ее, чтобы сляпать на скорую руку димфэя – на пару дней хватило бы и ладно. И, раскидав все срочные дела и переругавшись с бригадиром лесозаготовителей, умотал в город за всем необходимым. Объехал не один десяток магазинов, но все, что было ему нужно, нашел. И, вернувшись, принялся за дело. Днем впахивал в мастерской, а вечерами и ночами работал над тем, что считал по какому-то непонятному капризу необходимым сделать. Он старательно отмахивался от мыслей, зачем он это делает. Да и выматывающая усталость не давала возможности задуматься. Но руки знали точно, что нужно. Золотые руки, как ему неоднократно говорили. Голову бы к ним еще подключить. Но голова сейчас или гудела от роя мыслей, или вдруг неожиданно пустела.

На все ушло две недели. Две недели адской усталости, работы на износ и голоса в голове. К тому моменту, когда он закончил сборку, Фарида тошнило от всего – от запахов мазута и канифоли, от жара паяльника, от бесконечного металлического лязга, от стен мастерской и рожи бригадира. Но больше всего – от голоса. Фарид не знал, почему, но верил, что после того, как он сделает задуманное, он избавится от этого, на грани слышимого, бормотания в голове.

В последний раз проверил, все ли правильно. Черт его знает, котелок уже совсем не варит. Он всегда любил загадки, то, над чем можно поломать голову. Но сейчас – сейчас он чувствовал, что эта загадка ему не по зубам. Устал. Одна надежда на собственные, по утверждению других, золотые руки.

Еще раз перепроверил, включил в сеть. Вышел на улицу, взгляд на крышу, на антенну. Закурил, сосредотачиваясь на простых движениях – чиркнуть спичкой, втянуть горький горячий дым. Выдохнуть. Еще раз вдохнуть. Последний взгляд в ночную темноту вокруг. А потом он вернулся домой и выдал пятнадцать ватт на канал.

Страшно взвыла соседская собака. Под горло подкатило нестерпимо. Ощущение, что его выворачивает наизнанку всего целиком, буквально. А потом он истончается, кончается. Темнота, страшная бесконечность во тьме. Последняя мысль: руки подвели голову. А потом – все, голова отключается.

После. Мо, Михаил, Мика, Лина и Фарид.

– Какой же ты дурак... – как-то обреченно выдыхает Мо. – Я-то думал...

– И, правда, Фарид, с чего ты решил, что это ты виноват?.. – голос Михаила звучит удивленно и рассудительно одновременно. – Я не вижу связи, если честно. Какие-то эксперименты с радиооборудованием. Хотя, этот звук – да, непонятно...

– Вы не понимаете! – горячится Фарид. – Вспомните, как строится ментальное общение между кифэйями?

– Как, как... – Мо смотрит на парня со смесью жалости и недоумения. И чего он на него взъелся, спрашивается? Мальчишка... – Мысленно представляешь образ того, с кем хочешь поговорить, направляешь энергию...

– Это вы дураки! Представить, направить! Я вам о физических принципах связи говорю!

– Эээ... Что? Мы же кифэйи и...

Фарид демонстративно вздыхает.

– Кифэйи, не кифэйи! Законы физики работают вне зависимости от того, кто ты!

– Так, умничать прекращай!

– Угу. Ты не мудри, ты пальцем покажи, да?

– Вот сейчас я тебе точно вмажу! – грозит Мо.

– А я, пожалуй, поддержу, – это Мика.

– Миш, у тебя есть учебник по волновой оптике? Ты ж директор школы...

– Угу. И полный курс квантовой механики. На пальцах объясняй!

Импровизированная лекция о волновой оптике и радиоизлучении в исполнении Фарида была выслушана с напряжением.

– И вывод-то какой?

– Не знаю! – Фарид откровенно расстроен. – Но я как-то вмешался в процесс... общения кифэйев. Ну, мне так кажется.

– Ты этого хотел?

– Нет, я хотел избавиться от этого... от того, что услышал... Я не знаю, что я сделал!

– Практика, как я погляжу, у тебя намного опережает теорию, – хмыкает Мика. – А вот я думаю, что эти красавчики, которых мы видели в лесу, точно как-то к этой всей ереси причастны. Не все тебе одному слава, Фарид. Ты как-то повилял, но...

У всех мысли упираются в это самое “но...”. Фактов много, но собрать их в нечто целое, объясняющее все, никак не выходит.

– Миш, у тебя, правда, есть учебник по квантовой механике?

– Я пошутил, вообще-то. Ой, слушай! Феймановские лекции по физике есть, полное собрание. По-моему, даже дома, не в школе. И Лившиц с Ландау есть, по-моему.

– Тащи!

На этом они Фарида потеряли – стребовав, помимо учебников, еще и листов бумаги и авторучку, он зарылся в это богатство с головой, только темноволосая кудрявая макушка торчала. Остальные переглянулись.

– Миш, а нам можно выйти на улицу? – Мика на удивление невозмутима, словно и не было только что чуть ли не драки между ней и Мо. – Что-то на воздух хочется...

– Да почему нет? Вы ж у меня не в плену. В гостях... – усмехается, – как бы...

– А люди не удивятся? Что скажешь, если они спросят? Откуда мы взялись?

– А люди уже удивились и спросили.

– И?

– Я сказал, что вы трое: ты, Лина и Мо – мои однокашники, приехали повидаться. Ну, или опыт перенять, что ли...

– Опыт?!

– Между прочим, я позапрошлогодний лауреат конкурса “Учитель года”!

– Молодец, – тон Мо абсолютно серьезен. – А этот, – кивок в сторону бормочущего что-то над книгами Фарида, – кто? Племянник из Житомира? Знаменитый Лариосик?

– Я никакой не Лариосик! Я Фарид! – все так же, не отрываясь от книг и листа бумаги.

– Тише, тише, малыш, – Мика с улыбкой гладит по темноволосой лохматой макушке. – Не отвлекайся, делай уроки. Дядя Миша потом проверит.

– Я не малыш! – огрызается Фарид. Но прикосновение женской руки благосклонно и не без удовольствия принимает.

– Ну, ты прав, – отвечает на вопрос Мо Михаил, с улыбкой глядя на Фарида и Мику. – Фарид представился родственником. Уж не помню – племянником или еще кем...

– Сам представился? А почему это ты не помнишь?

– Да я тогда вообще едва на ногах стоял.

– Ах да, точно.

– Ладно, – отмахивается Михаил. – Пройдемте, действительно, прогуляемся. Реку вам покажу. Маленький пусть уроки делает.

– Я не маленький!

– Глядите-ка, он нас слышит...

Они стоят на берегу реки. Стоят довольно долго молча, всматриваясь в белую ленту, которая скоро должна вскипеть осколками льда.

– Лина, ты воду чувствуешь?

– Да.

– И как?..

– Не знаю, Миш. Не спрашивай. Что-то изменилось. Я не могу понять – что именно. Что-то... что-то неуловимое. Будто ушло что-то – отовсюду. Или пришло, – она зябко передергивает плечами. – А вы – вы разве не чувствуете?

– Я – нет, – хмурится Магомед. – Единственное, что чувствую – что я тут, черт знает где, без денег, без банковской карты, без телефона. Мать там... – он шумно выдохнул. – Что с сестрой и отцом – вообще не понятно. А так... Да как обычно, вроде бы.

– Ты Альфаир, ты сейчас среди людей. Тебе проще.

– Мика, а ты? – Мо обращается к Доминике. Чувство неловкости заставляет его попытаться вернуть все как было до того, как они сцепились из-за Фарида. А ведь и было бы из-за чего. А теперь – неловко, что сорвался. И неприятно, что слава о физической силе Роксов оказалась непреувеличенной. Это ужасно неприятно – сознавать, что женщина может согнуть тебя в бараний рог. Ну, или попытаться, всерьез попытаться.

– Не знаю, Мо, – она тоже, похоже, полна желания забыть об этом эпизоде. – Не могу пока понять, что не так.