Текст книги "Гении места или Занимательная география (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Позвал бы ты ее, сын. Надо поблагодарить девочку.
– Ой, мама, она такая красивая! Вот бы Мишке такую...
– Умка, да угомонись ты! Мама, это все твое нытье по поводу того, что я не женат.
– В твои годы, – слабо улыбается женщина, – у меня уже был ты. Ну, не со мной уже, конечно... Но был.
– Угу. Смотри, что происходит! Было бы лучше, если бы у меня сейчас была жена и ребенок? Мне и так хватает беспокойства за вас – за тебя, за отца...
– Нет никаких новостей?
– Нет, мам. Не знаю, что с ним. Хорошо, хоть вы нашлись. И Соня со мной.
– Да. Хорошо. Но я переживаю за Ильдара. Что-то ударило. Мне кажется, ударило по всем кифэйям, судя по твоему рассказу.
– Да, ты права. Ну, будем надеяться на лучшее. Хотя это трудно. С каждым днем... все труднее.
– Мам, ты же понимаешь? Что нам надо вернуться?
– Конечно, сын, я все понимаю.
– А тебе сейчас не стоит...
– Да и не поеду я никуда! Я Хранитель этого места, мне нельзя его покидать.
– Знаешь, – Михаил невесело качает головой, – по-моему, это уже не имеет никакого значения.
– И, тем не менее, останусь, – твердо произносит Тамара Самвеловна. – По-крайней мере, пока. Слаба я еще, сын.
– Конечно, поправляйся.
– Меня с собой возьмите!
– Умка, не ной! Ты останешься с мамой.
– Ну, Мишааа...
– Кто-то должен за ней присматривать? А вдруг, снова...
– Ладно, – со вздохом соглашается Мунира.
Лина улыбается. Миша виртуозно умеет управляться с младшей сестрой. Директорский навык, не иначе.
– Спасибо тебе, девочка, – Тамара оборачивается к Лине. – Наверное, с того света почти достала.
– Да я что... – Лина принимает благодарность спокойно. – Я бы без Миши все равно не справилась.
После. Мика и Мо.
Земная твердь ударила в ноги – так, наверное, приветствует земля парашютиста в финале затяжного прыжка. Мо покачнулся, сил едва хватило на то, чтобы удержать равновесие. Огляделся – знакомый распадок, из которого он уходил. Темнеет, уже сумерки. Перевел дух. Уф, кажется, получилось. А потом его чуть не сбили с ног. Неведомый ураган налетел, сжал его крепко. В шею уткнулись, хрипло дыша. Он и сам едва дышал в таких крепких объятьях. Он узнал эти руки. Руки Рокса.
Трудно сказать, сколько они так стояли. Потом Мика разжала руки и подняла лицо к нему. Темно-синие глаза – смесь отчаяния и сумасшедшей, за гранью разумного, надежды. Она поднесла ладонь к его лицу, не касаясь.
– Можно?
Он, как завороженный, кивнул. И вспомнил свой такой же вопрос при их первой встрече.
Ее рука прошлась по его лицу – самыми кончиками пальцев, от линии роста волос, вниз, по скуле, к подбородку. И глаза все такие же. Безумные почти. Будто не ее.
– Мика, что случилось?
– Мы похоронили тебя, – странно безразлично ответила она, все так же осторожно водя пальцами по его лицу, словно не веря – своим глазам, своим пальцам.
– Как?!
– Тебя не было. Десять дней. Десять дней, восемь часов и двадцать три минуты. Ты... ты пропал. Не отзывался. Портал закрылся. Фарид... гений наш доморощенный... выдавал версии... разные. Куда тебя могло забросить. Но потом... Десять дней. Все решили, что ты... Что мы тебя больше не увидим. Никогда.
– А ты?
– А я ждала. Здесь.
Неизвестно, кто из них сделал первое движение. Но в следующую секунду они уже целовались. После этого холода... после того, как он закрыл глаза умершему у него на руках отцу... после едва не выпившего его до дна общения с Потаном... и после того страшного места... Мо это было просто нужно! Живое тело, теплые губы. Его ждали. Ждали, черт побери! И все остальное было сейчас не таким важным, как это. Что он нужен кому-то. Он нужен ей.
А она отвечала ему. Жарко и неумело. Не отталкивала, не спрашивала ни о чем. Только обнимала крепко и целовала в ответ. Будто понимала, как ему это нужно сейчас. Будто ей самой это так же нужно, жизненно необходимо. И в этот момент он верил, что так оно и есть.
Они наконец-то прервались.
– Надо идти, – прижимаясь своим лбом к ее. – К нашим.
– Да. Пойдем.
– Погоди. Постой. Еще...
Она с готовностью подставляет ему свои губы.
До села они шли молча, крепко взявшись за руки.
А в школе... Его долго обнимали и тискали все. Он переходил из руки в руки – крепкие объятья Тагира, чуть более осторожные – Фарида. Девчонки, не стесняясь, плакали на его плечах – Аля на левом, Соня на правом. Миша смотрел на него с какой-то странной растерянной улыбкой – будто все еще никак не мог поверить, что Мо тут. А Мика неподалеку, всхлипывая, твердила Лине: “Я говорила! Я говорила, что он вернется! А вы мне не верили!”. Ангелина что-то шептала сестре на ухо, гладя ту по голове, по черной косе. Смотрела через плечо Мики на него и тоже улыбалась. А в глазах стояли слезы. Если честно, он и сам был близок к тому, чтобы зареветь. Поводов было сколько угодно. Как же его ждали. Сколько всего он потерял. И сколько узнал...
После. Мо, Мика, Михаил, Лина, Фарид, Тагир, София и Алия.
А потом его обступили все. И затихли, замерли в ожидании. Он знал – чего.
– Ребята... Мне так много вам надо рассказать. Очень многое – про нас, про то, что произошло, о том, что нам предстоит сделать. Это... это важно, очень важно. И слишком дорого мне досталось. Но сначала я должен сказать две вещи. Персонально.
Молчание. Его просто очень внимательно слушают, буквально затаив дыхание.
– Аля, отец... Он... – Магомед посмотрел на сестру. Ничего больше не сказал – ни вслух, ни ментально. Но она все поняла.
Зарыдала – не сходя с места, глухо, с надрывом, прикрыв рот ладонью. Мо тоже не двинулся с места – он не знал, как помочь. Он сам был сейчас оглушающее, до звона пуст, выпит, опустошен.
Стоявший рядом с Алей Тагир обнял девушку, уже почти привычно огладил своей огромной ручищей темноволосую голову. Она же ничего не замечала. Уткнувшись в грудь Тагира, Алия оплакивала отца в гробовой, именно гробовой тишине.
– Простите, – она резко отстранилась от Тагира. – Я... я потом... сейчас важнее другое, наверное, да? Мо, говори дальше.
Магомед кивнул. Будет еще время оплакать. Наверное, будет. Или не будет никакого времени вовсе. Возможно, именно от них и зависит – будет ли какое-то время вообще.
– Теперь ты, – Мо обернулся всем корпусом к Фариду. – Я не доверял тебе, с самого начала не доверял, и ты знаешь это. – Фарид согласно кивнул. – Мне казалось, ты что-то скрываешь. Так оно и оказалось. Фарид, – Мо шагнул к нему, – если я тебя чем-то обидел – прости. Если бы не ты – нас бы сейчас не было в живых.
Фарид слегка настороженно пожал протянутую руку, внимательно посмотрел в глаза Мо, потом, после небольшого размышления, кивнул утвердительно.
– Ага, ясно... А я сомневался, знаешь... Насчет резонансных частот. Боялся, что выйдет наоборот. Понимаешь, – Фарид смотрел на Мо так, будто только тот в состоянии понять, о чем говорит молодой механик, – я ведь не соображал толком, что делаю. Иной раз спохвачусь, смотрю на плату и понять не могу – почему именно так развожу дорожку? Это ошибка, наверное? А как исправлять – не пойму. И делаю так же дальше – сам не понимая, как. И потом уже боялся, что только хуже сделал. Что совпал по частоте. Там такие частоты, знаешь... Не наши. Они то появляются, то исчезают. Что-то со временем... Будто они существуют в какие-то промежутки времени, а не всегда. Понимаешь?
Мо серьезно кивнул.
– Довело Мо общение с Фаридом до белой горячки, – прокомментировал этот диалог Тагир. – Ребята, я очень рад вашему примирению, но нам ни черта не понятно.
Все остальные вразнобой, но дружно согласились с Тагиром. Мо развернулся, оглядел всех по очереди.
– Это было излучение. Какое-то излучение, которое действовало только на кифэйев. Которое убивало кифэйев. А Фарид собрал прибор, который... Фарид, скажи, как правильно?
– Я не знаю, как правильно, – растерянно пожал плечами Фарид, обескураженный всеобщим вниманием. Тем, что прочитал в глаза ребят. – Я просто поймал эту частоту и выдал на ней... И они заткнулись. Вот.
– Господи, что ты выдал на этой частоте?! Что эти... заткнулись?! Русский шансон? Стаса Михайлова? Верку Сердючку?
– Белый шум.
– Что?!
– Ну, если быть совсем точным – белый гауссовский шум. Аддитивный, наверное. Или, все же, судя по воздействию... Мультипликативный? Хотя, если учесть распределение...
Дальше ему не дают сказать – Мика и Лина с двух сторон обнимают его крепко-крепко. И вообще – к нему выстраивается целая очередь из желающих обнять, и на какое-то время именно Фарид оказывается в центре внимания, сменив на этом посту Мо.
До. Варвара.
Ее прозвали “Хозяйкой воды”. Варвара ничего не делала для этого специально, но местные, издревле живущие в плотном единении с природой, ясно чувствовали ее связь с озером, которое давало пищу поселку. Оленеводство, когда-то исконное занятие жителей этих мест, почти совсем угасло – оленей пропили либо потеряли. И теперь лишь рыба, в изобилии водившаяся в древнем реликтовом озере, не давала жителям поселения умереть с голоду. Да еще стало возрождаться старинное, почти утраченное ремесло морского зверобойного промысла.
Белые люди принесли в эти края много нового – веру в своего бога, например. Но это было давно. А недавно вот, например, снесли старые ветхие дома и заново отстроили поселок: домики по канадской технологии, школа, больница (в которой фельдшером и трудилась Варвара Климентьевна Егошина). Но люди здесь продолжали верить все в то же, во что верили веками их предки. В хозяев воды, огня, леса, в духов медведя и оленя, в звезду Альтаир, которая несет свет после долгой полярной ночи. И когда к Варваре в больницу приходили люди, всегда низко кланялись и называли ее “сууг-нияси”. Хозяйка воды.
“Сууг-нияси” стояла лицом к морю, спиной к озеру. Когда-то, в незапамятные времена, это был, наверняка, просто залив. А потом злые восточные ветра намыли косу – сначала, видимо, тоненькую, а потом все шире и шире, отвоевав у моря его кусок. Так образовалась ее Обитель. Большое озеро, богатое рыбой. Местные называют его “встреча рек”.
Варвара отвернулась от моря. Весной уже пахнет. Это чуют звери. Это чуют птицы. Это чувствует она – как в воздухе пахнет водой. Скоро станет не проездным зимник, ждать нечего. А погода сейчас такая, что на вертолет надежды нет. Значит, надо ехать. Она уже все решила.
Она сильно сдала за последние годы. Не тронула седина роскошные темные волосы, не обрюзгла статная фигура – даже после рождения троих детей. Все было внутри – седина, боль, усталость души. Иногда ей казалось, что при всей тяжести доли кифэйской – ее тяжела как-то по-особому. Все началось с Петра. Когда ей показали его в числе пяти прочих – он зацепил сразу. Мрачным взглядом светло-голубых глаз, непокорным вихром соломенных волос, неуступчиво поджатыми губами. Ей, с ее цыганской внешностью, эта светлость во всем казалось необычной, волнующей. А еще в нем чувствовалась какая-то первозданная мощь. Только потом она узнала, что так выгладит своеобразная харизма Роксов. И что эта его суровость и неуступчивость – она не кажущаяся. Это часть его натуры. Он и был таким – молчаливым, неразговорчивым, всегда серьезным. Лишь на прикосновения никогда не скупился – обнять ему было проще, чем сказать.
Их развело далеко, очень далеко. Мало того, что на разные края континента, так еще и в места дикие, дремучие. Впрочем, этому ли удивляться? Ведь не Альфаиры они. Он – Рокс, она – Водзар. Но все затмевало то, что натальную карту им дали на троих детей. Как она была рада. Рада и горда.
Рождение третьего сына ее подкосило. В тот момент, когда, после всех ее мучений, акушерка Елена Ивановна Атчытагын, обтерев младенца, издавшего вполне себе громкий крик, довольно сказала ей:
– Богатыр, Варвара-нны. Красавец.
А она зарыдала. Богатыр. Три ребенка. Три! И ни одной дочки. Даже на руки брать сына не хотела. Потом оттаяла, конечно, сердце материнское не обманешь. Но когда отдавала сына мужу – ни слезинки не пролила. А потом еще на два года – в тоску черную, махровую. А в озере стала болеть и умирать рыба, обмелели и сверх обычного заилились берега. Тогда ее все та же Елена Ивановна встряхнула.
– Нельзя так, Сууг-нияси. Рыба мрет, вода плохая. Люди скоро помирать начнут. Плохо, сильно плохо.
Пришлось карабкаться из зыбкого морока тоски. Пришлось. Ведь она же Хозяйка воды. Но как же тяжко одной-то... Три ребенка. Три сына. Три богатыра.
Надеялась, что старшие... Альфаиры... Чем Квинтум не шутит? А вдруг окажутся рядом с ней?.. И тут ее судьба обделила, обидела. Мальчишки выросли, прошли инициацию и остались там – далеко, за Уралом, рядом с отцом. Ну, для нее, живущей на крайнем востоке континента это казалось рядом. Рядом с отцом, далеко от нее.
Асхату уже восемь. Она не видела его ни разу с тех пор. Помнит годовалым. Вспоминает последний разговор с мужем – выспрашивала Петра, какой теперь Асхат.
– На тебя похож?
– Нет. Ни один сын на меня не похож. Что Тагир, что Фарид... Фарид вообще на тебя стал похож ужасно. Патлы отрастил – так вообще вылитая ты.
Варвара улыбается. Ну, хоть похожи на нее сыновья. Хоть какая-то радость.
– Значит, на меня похож Асхат?
– Нет, на тебя тоже не похож. Ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.
– Петр!
– Да знаю я... Шутка это была, шутка. Я же понимаю, что...В общем, волосы темные, но светлее твоих. Ямочка на подбородке.
– Ямочка?!
– Угу. Не пойми, откуда.
Она Водзар второго уровня. Она сидела на этом месте больше десяти лет! И теперь она поедет к своим сыновьям. К своим мальчикам – Тагиру, Фариду... Но сначала – к Асхату. Чтобы обнять крепко-крепко. И поцеловать в маленькую ямочку на подбородке.
Творить димфэйя было легко. Правда, она никогда не работала с таким массивом энергии. Но ей нужно было много – чтобы хватило надолго. Путь ей предстоит долгий... Квинтум не рекомендовал Хранителю покидать Обитель более чем на месяц. Но тут уж извините – как получится. Пока всех своих сыновей не проведает – домой не вернется.
Варвара скептически оглядела творение рук своих. Вышло что-то странное. Конечно, Водзары, как никто, умеют работать с энергией, но все равно – странно. Впрочем, главное – у нее получилось. Только вот, похоже, отдала слишком много... От этого же кружится голова и двоится в глазах? От этого шум в ушах? От чего же еще?
Женщина покачнулась. А потом картинно, успев напоследок еще всплеснуть руками, мягко упала на пол. Совершенно по-настоящему лишившись при этом сознания. И еще чего-то, возможно. Серебристое облако, занимавшее объемом около трети комнаты, нервно запульсировало, словно от боли, а потом начало сжиматься. В итоге получился яркий серебряного цвета шар – размером с надувной пляжный мяч. Описав плавную дугу, шар без труда просочился сквозь потолок и затаился на чердаке дома сууг-нияси.
После. Асхат и Петр.
Белоснежный пес, недвижно лежавший на кровати рядом с мужским телом, резко повернул голову на звук хлопнувшей двери. Вошедший мальчик с грохотом вывалил дрова возле печи, скинул с головы капюшон малицы.
– Ох и ветрище там, Пашка. Я упал даже, два раза. Дрова рассыпал, собирал потом. Потому и долго так.
Пес ответил негромким поскуливанием.
– Ты чего? Лежи, папу грей!
Самоед заскулил чуть громче.
– Тебе на улицу надо? Ладно, беги, – Асхат подошел к двери, приоткрыл. – Только быстро! И осторожнее там – правда, сильный ветер. Когда уже... – закрывая за выскочившей собакой дверь, – весна?..
Вздохнул – тоскливо, совсем не по-детски. Подошел к отцу, лежащему недвижно. И так уже две недели. Как упал тогда – навзничь, вставая из-за стола, так и не приходил в себя. Еле-еле смог затащить отца на низкую кровать. Асхат все боялся, что однажды проснется – а папа умер. Впрочем, отец и так немногим отличался от мертвого. Сердце иногда и вовсе не слышно было. Верил Асхат только в одно – что Пашка почует, если с отцом совсем непоправимое случится. Если папа уйдет. Насовсем.
Мальчик всхлипнул. Нельзя плакать – так отец учил. Иногда он злился на отца – за то, что тот так говорил. Как – нельзя плакать? Когда мама снится – каждую ночь. И во сне она гладит его по голове, смотрит на него своими большими, темными, ласковыми глазами. И говорит что-то – но он ее никогда не слышит. И просыпается после этого всегда в слезах. А отец хмурится, но чаще молчит. Но Асхат знает – отец его осуждает за эти слезы. Ничего, он вырастет – и станет таким же сильным, как братья – Фарид и Тагир. Как отец. И плакать больше не будет. Но как же хочется увидеть маму!
Он раньше думал, что мама оставила его, потому что он плохой. До сих помнит лицо отца, когда признался ему в этих мыслях. И как отец тогда обнял его – крепко-крепко. А потом рассказывал долго, да только Асхат почти ничего не понял из рассказа отца. Кроме того, что мама его любит. Только не может быть рядом. Потому что она – кифэй, и очень далеко отсюда. А папа – кифэй, только тут, на острове. И они не могут быть вместе. И братья тоже далеко. А он тут один, только Пашка рядом.
В дверь заскреблись, вот и Пашка. Впустил пса, тот быстро забежал в помещение и сразу к печке – шерсть обсушить. Асхат был уверен: в том, что папа еще жив, заслуга целиком и полностью Пашки. Самоед встряхнул пушистой шерстью и запрыгнул на кровать. Немного потоптался, тщательно вылизал лицо и руки лежащего мужчины, утроился под боком и замер. Иногда Асхату казалось, за эти долгие две недели, что это он сам виноват в случившейся беде. Ведь он на отца злился – за то, что тот не разрешал ему плакать по маме. А теперь – ни папы, ни мамы. Один, совсем один. Только Пашка у него остался...
Асхат сел за стол, аккуратно сложил руки перед собой. Он знал, что можно поговорить с родными так... из головы. Папа рассказывал. Но его не учил – говорил, рано. Но сейчас... сейчас у Асхата не было выбора. Он должен как-то позвать... маму, Тагира, Фарида. Иначе отец умрет! Только вот мальчик совершенно не знал, как это делать. И с чего начать. Пробовал каждый день – все без толку. Его попытки выйти на связь напоминали старания птенца пробить скорлупу и выбраться на свет Божий. Он толкался, бился. Но ничего не получалось.
Асхат еще раз посмотрел на свои руки, потом протянул левую, взял из стоящей на столе плетеной корзины конфету. Их осталось совсем мало. Темно-синий фантик с серебристыми звездочками. Может быть, звезды принесут ему удачу? Он аккуратно развернул конфету, сунул ее за щеку. Фантик тщательно разгладил, уперся взглядом в россыпь блестящих звезд. Мама... Тагир... Фарид... пожалуйста... кто-нибудь...
После. Михаил, Мо, Мика, Лина, Фарид, Тагир, Алия и София.
– И все-таки, – произносит Михаил после того, как стихла вторая “обнимательная” волна, – я не понимаю. Ладно, пусть излучение. Почему я ничего не почувствовал? Ты сам, Мо? Ты что-то успел почувствовать? А ты, Фарид? Почему зацепило Тагира, а Фарида – нет? Почему Алия и Соня попали под удар, а Мика и Лина – нет? Я не понимаю...
Мо вздыхает.
– Отличные вопросы, Миш. Я и сам... как в тумане. Давайте постепенно, хорошо? Мне, правда, многое нужно сказать. Но многого я и сам не понимаю.
– Мо, может быть, ты нам откроешься? Чтобы все рассказать и ничего не упустить?
– Всем сразу?!
– Это можно, я думаю, – подает голос Лина. – Чисто теоретически. Но как это?..
– Это херово, поверьте мне! Когда я общался с Потаном...
– С КЕМ?!?
– С Потаном Северно-Ледовитого океана!
– Однако успел ты за это время покуролесить...
– А про время вообще отдельный разговор, – спохватывается Мо. – Я так понял, что меня не было десять дней?
– Точно.
– Нда... А мне казалось, что на все про все ушло пару часов. Ладно, это потом. Может, у Фарида есть объяснение этому.
– У меня есть две версии...
– Так что там с Потаном? – перебивает Фарида Лина. – Он тебя научил правильно открываться сразу нескольким?
– О, он меня такому научил...
– Плохому?
– Я бы не сказал. Оцените потом, как я теперь умею. Но, знаете, когда общаешься со Старшим кифэйем... Такое ощущение, что ты голый перед ним. А после... даже не знаю, как сказать... Будто тебя изнасиловали... Только не говори ничего! – это резко, обернувшись к Мике.
– А я молчу, – Мика округляет глаза.
– Слишком громко думаешь! – а потом, спохватившись: – Извини. Это просто реально... тяжело. Давайте лучше по старинке, словами. С чего только начать...
– Помнишь, ты сказал в начале: “Мне так много вам надо рассказать: про нас, про то, что произошло, о том, что нам предстоит сделать”, – подает голос Тагир. – Ну, вот и давай по порядку. Сначала про нас. Потом про то, что произошло. А уж потом про то, что там нам начальство велит делать.
– Ладно, – кивает Мо. – Про нас. На ногах только стойте покрепче. Пришло время для взрослых откровений. Настоящих кифэйских откровений.
– Да не пугай – пуганные уже по самое “не могу”. Ну, и кто мы?
– Не люди. Совсем не люди. То, что вы видите перед собой... – Мо медленно переводил взгляд с одного лица на другое: вертикальная складка между бровей непривычно напряженного лица Михаила, у Лины даже рот приоткрыт, словно готовится удивляться заранее. На лице Мики его взгляд задержался чуть дольше, что-то проскочило между пронзительными темно-карими и улетающими темно-синими глазами. Фарид, какой-то особо растрепанный, смотрит на него с воодушевлением неофита, а Софи почему-то – настороженно, держа брата за руку. Заплаканная Аля по-прежнему прижимается к плечу Тагира, тот же привычно хмур. – То, что вы видите, глядя друг на друга – это лишь маски. Маски, не более. На Альфаирах маска сидит чуть лучше, на Лейфах и Мандрах – чуть хуже. Но все равно, это все – маски. Оболочка. Или это, – Мо провел рукой по своей заросшей щеке, – костюм. Всего лишь костюм.
– Кто под маской, Магомед?
– Не знаю, как объяснить... Наверное, самое подходящее слово – духи. Мы – духи природы. Мы части души нашей планеты. И наше место не здесь.
– А где?!
Мо покачал головой.
– Наша история началась давно. Очень давно.
В великой космической кузнице ковалась планета Земля. Ковалась миллионами лет трудами тех, кого сейчас называют Мандрами и Лейфами. Впрочем, были еще и другие. Например – Вайны, Хранители воздуха. Но они никогда не сходили на землю в человеческом облике. Хотя, все кифэйи трудились тогда в своем истинном, далеком от человеческого, обличье. Да и людей-то тогда не было – слишком суров был лик планеты в те времена. Люди, а вслед за ними и Альфаиры, появились много позже. К слову сказать, Альфаиры – это исконно Мандры или Лейфы лишь слегка изменившиеся ради людей.
Но это было потом. А тогда – тогда бурлящая магма текла прямо по поверхности Земли. И гасили ее огромные волны. И взмывали вверх огромные облака пара. В великой космической кузнице кипела работа. Сталкивались огромные части суши, создавая горы и острова, прорезали текучим скальпелем твердую плоть земли реки. Пристраивались на нужные места магнитные полюса, прокладывались маршруты морских и воздушных течений. Кифэйи плели колыбель. И колыбель недолго пустовала. После этого они ушли.
– Миш, у тебя есть что выпить? – Мо вытер рукавом рубашки лоб.
– Я так понимаю, не о воде речь?
– Нет.
– Слушай, ты вообще-то в школе! Это храм знаний, между прочим! А не кабак, чтобы водку тут подавали.
– Миша, не горячись, – Лина привычно кладет руку Михаилу на плечо. – Сейчас, погодите. Меня Матрена Семеновна, повариха из столовой, угостила. Настойкой на кедровых орехах.
Вернулась Лина скоро – с бутылкой чего-то темно-коричневого. Мо отхлебнул прямо из горлышка, поморщился.
– Крепко. Сладко, – еще раз приложил бутылку к губам, сделал приличный глоток, перевел дух. – Орешками вкусно пахнет. То, что надо.
– Поглядите на этого духа природы, – басит Тагир. – А настойку глушит, как настоящий.
– В здоровом теле – здоровый дух! – огрызается Мо. – Ты не завидуй, а лучше попробуй!
Бутылка идет по кругу, дойдя до Фарида наполовину опустевшей.
– Ваше здоровье, духи! – Фарид салютует бутылкой. – Рассказывай дальше, Мо. Куда они... мы... ушли? И почему вернулись?
– Война, друзья мои, – Мо вмиг посерьезнел. – Война на пороге дома.
После. Варвара.
Ее так и оставили лежать в своем доме. А что делать? Вывезти на материк – не на чем, погода нелетная совершенно, уж которую неделю. Может показаться черствым, да стоит ли удивляться такому отношению от народа, издревле питавшего полнейшее презрение к смерти и практиковавшего культ добровольного ухода из жизни. Пару раз к ней заходила Елена Ивановна Атчытагын, гладила по волнистым темным волосам.
– Просыпайся, сууг-нияси, просыпайся. Весна скоро. Скоро вода придет. Вставай, Хозяйка воды.
Погода наладилась. На завтра ждали вертолет. А вечером накануне яркий серебряный шар, притаившийся на чердаке дома Варвары, осторожно просочился обратно в комнату. Завис неуверенно над головой лежащей женщины, потом дернулся в сторону. Шар начал светлеть и словно распускаться, превратившись в итоге в мерцающую серебристую фигуру смутно антропоморфных очертаний. “Голова” наклонилась к лицу Варвары и далее последовал “поцелуй”. Фигура “целовала” и таяла, таяла и “целовала”. Димфэй исполнил свое предназначение. Он сохранил Обитель, вернув жизнь Хранителю.
Когда в воздухе таяли последние серебряные искры, темные глаза открылись. Варвара резко села на кровати, за что тут же и поплатись. Пришлось зажмуриваться, пережидая приступ головокружения и дурноты. И лишь потом осторожно открыть глаза, оглядываясь. Но больше – прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Тягостное чувство – словно живая в склепе. А за стенами склепа бушует буря – невиданная, неслыханная. Опасная.
Петр... тишина. Мальчики – Тагир, Фарид. Нет ответа. Могильный, мертвенный холод вползает в сердце. Никого. Словно и не было никогда. А потом вдруг – едва слышно, на грани, за пределами кифэйского эфира. Не сознанием, а больше сердцем она учуяла...
– Асхат, мальчик мой, это ты?!
И спустя несколько томительных секунд раздается ментальных крик, надрывный, на пределе – так кричит новорожденный, давая возможность в полную силу раскрыться своим легким.
– МАМА! МАМА!! МАМОЧКА!!!
После. Михаил, Мо, Мика, Лина, Фарид, Тагир, Алия и София.
– Война? С кем война? С этими – цилиндрическими?
– Нет. То есть, да. Но эта форма – это было... наверное, что-то вроде скафандра, для существования в нашем мире. На самом деле они другие.
– Ты их видел?!
– Да.
– И как?! Какие они?
Мо обвел друзей мрачным взглядом.
– Я одного видел только. Чуть не обделался. Страшный. Очень.
Реакция последовала не сразу – сначала все переваривали такую откровенность от Мо. Первым подал голос Михаил.
– Тебе его показал Потан?
– Нет. Я сам... умудрился.
– Где ты его видел? Они... здесь? Недалеко?
– Думаю, это далеко. В каком-то смысле бесконечно далеко. И в то же время – рядом. Это был их мир.
– Как ты там очутился?!
– Да так – заскочил по дороге к вам.
– Вот и объяснение парадокса со временем отсутствия Мо, – встревает Фарид. – Там иное количество временных измерений. Время там течет иначе.
– Быстрее?
– Иначе. В том числе, в каком-то смысле – да, быстрее.
– На что они похожи? – Михаил дотошен.
– Не знаю, – лицо Мо передергивает гримаса отвращения. – На... на муху. Здоровенную муху с человеческим телом.
– Что?!
– Помните, был такой ужастик древний – про ученого, которого на генном уровне компьютер в специальной камере объединил с мухой...
– Похоже?
– Не очень. Но такое же противное. Нет, еще хуже.
– Миша! – Лина хватает Михаила за руку. – Помнишь, Мунира говорила о мухах?
– Помню. Странное совпадение.
– Это не совпадение!
– Ладно, об этом потом. Где этот их мир? Ты сказал – далеко? Это... в другой Галактике? Где?
– Нет, это здесь, на Земле. Но они... они в ином слое.
– Чего?!
– Как – здесь?!
– Какой слой?
– Ага, я так и думал. Время другое, частоты эти... интересно, – возгласы прозвучали вразнобой. Но громче всех прогрохотал голос Тагира.
– А ну тихо!
И сразу стало тихо. Кифэйи дружно уставились на Тагира. На лицо – напряженное, с остановившимся взглядом в никуда. Точнее – в себя. В гробовом молчании прошла пара минут. А потом Тагир моргнул. Нашел глазами брата. И тот понял без слов, одним выдохом:
– Кто?!
– Мама.
– Что с ней?! Как она?! Где?!
– У себя в Обители. Была без сознания, – Тагир на удивление лаконичен. – С ней связался Асхат.
– Как?!
– А бес его пойми – как! – эмоции все ж прорываются в бас Тагира. – Приперло, видимо. Отец в отключке.
– Мо! – братья оба тут же повернулись к Магомеду.
– Я понял. Лекция откладывается.
– Ты можешь нас туда?.. Это недалеко, кстати... Думаю, километров пятьсот на северо-восток.
– Угу... Для бешенного кифэйя пятьсот верст по карте не крюк.
– Мо!
– Парни, я все понимаю. Но я сейчас не то, что на нуле – в минусе глубоком. Переход, неважно какой – через портал чужих или своими силами – он все равно жрет тебя. Твою энергию. Я сейчас на ногах-то еле стою – не говоря уж о том, чтобы вас куда-то отбуксировать.
– А научить?
– Как показывает опыт с порталом – обучение эффективно только на личном примере.
– Тебя Потан учил, перемещаясь с тобой?!
– Нет, – Мо поморщился. – Я же вам говорил – я ему открывался.
– Давай и мы так же!
– То же мне, нашли магистра Йоду, юные падаваны, – Магомед нахмурился. – Если бы я знал – как...
– Давай хотя бы попробуем! Время дорого.
– Понимаю. Кто первый?
Молниеносный обмен взглядами между братьями.
– Я, – Фарид шагает вперед. – Я думаю, там принцип похож, как в портале. А через портал я проходил. Наверное, принцип похож, да, Мо?
– Похож. Только надо с другой ноги на прыжок заходить, – криво усмехается Мо.
– Угу, я так и подумал. Главное понять – как это инициируется в собственном теле. Или сознании.
– Урий, Урий, где у него кнопка? – проворчал Мо. – Иди сюда, сейчас покажу – где у тебя кнопка.
Мо для надежности кладет руки Фариду на плечи.
– Стой и не дергайся, – сквозь зубы.
Глаза у них похожие – почти зеркальные копии друг друга, большие, темные. А выражение лиц, взгляды – разные. Напряжение Мо чувствуется во всем – в плотно сжатых узких губах, в складке между бровей, в прищуре глаз, в нервном ходе грудной клетки. Лицо Фарида же, наоборот, расслабленное, кажется, парень вот-вот отключится, стоя на месте – если Магомед перестанет его держать за плечи. Какая-то беззащитность в приоткрытых губах, выражение широко распахнутых глаз чуть ли не мечтательное, при этом едва дышит. А потом он словно стряхивает наваждение, мигает, резко подается назад.
– Ага. Вон оно как...
– Понял?
– Чего там не понять? Главное – алгоритм сбора-разбора не перепутать...
– Чего?!
– Мо, не парься. Думаю, это каждый воспринимает индивидуально.
– Куда направишься? – Тагир шагает к брату.
– К матери.
– Почему не к отцу?
– Я ее смогу научить, думаю. И потом мы вместе...
