Текст книги "Неучтённый фактор"
Автор книги: Дарья Фельбер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
Не особенно торопясь, я шла через лес, полной грудью вдыхая густой смоляной запах. Вокруг щебетали птицы, солнце пробивалось сквозь кроны величественных деревьев, всё было прекрасно, за одним исключением: голодной и злой меня.
Подлец Серый смылся практически сразу же, ткнув лапой в едва заметную тропку направо, где раньше, по прогнозам, ожидался „ой-ой-ой“. Тоже мне, V.I.P. зона! Слабая надежда на то, что меня, как в сказке, Серый Волк посадит себе на спину и помчит быстрее ветра за леса и болота, накрылась медным тазом с самого начала. Пришлось топать ножками. Ладно, сочтёмся, зараза облезлая.
Часа через два романтической прогулки по колдобинам, я набрела на полянку с земляникой и отвела душу, застряв там на добрый час (уж очень кушать хотелось, а тут – витамины), а когда донельзя возмущённый волк выскочил из-за деревьев – только развела перемазанными красным соком руками. Тяжело вздохнув, он указал носом в просвет между деревьями, типа, давай, не задерживайся.
– Да иду уже, не кипеши.
Ещё часа два спустя силы оставили меня окончательно, ноги начали заплетаться, под них попалась коварная коряга. А впереди привольно разрослось что? Правильно. Малинник.
Ой, как неприятно, да ещё и физиономией на этот раз! Я даже руки подставить не успела, засунув оные в процессе „променада“ в карманы „треников“.
Подняться сил не хватило, и пришлось стоически продвигаться на четвереньках. Тоже удовольствие ниже среднего. Прилечь, что ли, ненадолго, а то, что это я, как жена декабриста неизвестно куда из последних сил, да по буеракам лезу?
Я совсем было начала всерьёз рассматривать эту малоаппетитную идею, как впереди что-то затрещало. Медведь?!
С перепугу, я обнаружила в себе скрытое где-то глубоко второе дыхание, резво встала на ноги и прислушалась.
Приличествующего хищнику рычания не наблюдалось. Зато кто-то на редкость самозабвенно и немелодично насвистывал и напевал, чем-то явственно позвякивая.
– Люди! – не подумав, во что это может вылиться, я понеслась на звуки.
На пригорке у кромки малинника сидел мужик, откровенно разбойничьего вида и, отложив в сторону ржавый арбалет, с довольной мордой пересчитывал мелочь.
От выражения моего восторга при виде соплеменника, а, тем паче, громкости его исполнения, он нервно подскочил на добрых полметра в воздух, фонтаном раскидав монетки вокруг себя, и повернул ко мне заросшее до непотребства лицо. После чего вытаращил глаза и завопил вполне приличным оперным тенором, переходящим в фальцет, на весь лес. Потом резво привёл в действие нижние конечности, и, продолжая орать на тех же децибеллах, скрылся из вида. Припадочный какой-то попался. Даже награбленную собственность прихватить забыл.
Ну вот. Мужика след простыл, контакта не получилось, деньги есть, а съесть по-прежнему нечего. Я хозяйственно собрала медяки и рассовала их по карманам. Нечего им тут без присмотра валяться. А он себе ещё награбит. Арбалет я оставила лежать в траве, в воспитательных целях на него наступив. Под кедом только хрустнуло. Всё равно стрелять не умею, а уж из такого антиквариата и вовсе боязно – самой бы ненароком не застрелиться. Зато и мужику наука будет: нечего со всяким старьём ненадёжным на большую дорогу выходить. А вдруг там – я?
И всё-таки, чего он так испугался?
Тут я случайно опустила взгляд на свои руки. Кожа в клочья, под маникюром – грязь килограммом, всё перемазано малиновым соком и, кажется, кровью. Или наоборот? Интересно, а лицо тоже так пострадало, или обошлось? Судя по тому, как всё горело и щипало – не обошлось. И не смоешь же: в округе ни лужицы, ни прудика, ни родничка, панамку я уже где-то благополучно посеяла, а оставшиеся бумажные салфетки следовало приберечь для других случаев.
Кое-как обтеревшись случайно найденным лопухом и полюбовавшись на разводы крови пополам с паутиной и пылью на зелёной поверхности, я поплелась дальше.
Серый вновь выскочил из кустов, когда в подступивших вплотную ко дню сумерках мои глаза отказались различать в траве и без того слабо выраженную тропинку, вследствие чего я присела на ствол поваленного дерева и начала морально готовиться к ночёвке в лесу. Увидев меня, он притормозил и попятился, разом спав с морды; потом с опаской принюхался, признал „напарницу“ и страдальчески прикрыл глаза.
– В малинник упала, – мрачно пояснила я, отказываясь себе представлять, как выгляжу. – Зато разбойника ограбила по дороге.
И предъявила доказательство, в лице десятка монет.
Сложилось впечатление, что волк вот-вот начнёт биться лбом об дерево.
– Не переживай, он не пострадал, – а вдруг это ещё один его друг? – Зато я теперь при финансах и на охоту тебя не пошлю, как собиралась. Вот только где бы провизии прикупить? Где тут у вас ближайший супермаркет? И по какому курсу пересчитывается медяк к серебрянику? Ты вообще считать умеешь?
Мой спутник всё-таки подошёл к ближайшему пню и аккуратно приложился к нему пару раз черепушкой. С чего это его так разобрало? А вдруг тут инфляция процветает? Тогда бы и я головой обо что-нибудь твёрдое постучалась: помню, на лекциях по экономике мы разнообразные сценарии экономического кризиса просчитывали.
„Шестнадцать к одному. И пять серебряников к одному золотому. Если с меткой – то все восемь“ – наконец снизошёл он.
– С какой меткой?
„Сирена на монете выгравирована“
– Не знаю, что такое сирена, но, всё равно, спасибо, – я покрутила в пальцах золотую монетку. Никаких меток не наблюдалось. Опять облом. Ну да ничего: я и в лотерею до сих пор пока ничего не выиграла.
Немного оклемавшись в процессе лекции по финансам, мой спутник вновь задал направление, предусмотрительно не теряясь из моего виду, и вскоре мы вышли на опушку, где я обнаружила маленький хуторок, с виду безлюдный, и быстро садящееся солнце.
– Предлагаешь тут заночевать? – идея была неплохая – я с ног валилась с непривычки. – Там кто-нибудь живёт?
Волк покачал головой.
Осторожно приоткрыв калитку, я прислушалась. И правда – никого. Осмелев, я толкнула входную дверь и оказалась в небольших сенях. Пыль, что толстым слоем покрывала пол и лавку, поднялась в воздух солидным облаком от ворвавшегося вместе со мной ветерка. Прочихавшись, я проинспектировала горницу, перепугав мирно отдыхающее мышиное семейство, первым делом безо всякой надежды заглянув в погреб, где обнаружила плотно закрытый ларь без парадного мышиного входа с не поддающейся идентификации крупой. Ура! Колодец во дворе, печь как-нибудь растоплю…
Пока наносила воды, попутно нащипав возле колодезного сруба смутно знакомых травок, пока намучилась с допотопным трутом и печью, растопив оную частью плетня – дров, естественно, не было, а в лес в сумерках идти я побоялась – наступила ночь. А ещё в маленькое зеркало на стене мимоходом глянула… чуть не поседела на месте: волосы – дыбом, физиономия не поддаётся идентификации из-за украшающих её царапин и густой смеси крови, ягодного сока, зелёных разводов от лопуха и прочей природной косметики, как-то – паутина рваная, лесная, и грязь подсохшая, подножная. Не удивительно, что лихой грабитель сделал ноги. Я тоже чуть было в бега не ударилась, но вовремя сообразила, что образина, глянувшая на меня из дырки в стене – всего лишь отображённая я в зеркале. Зато получила дополнительный стимул к добыче воды из колодца.
Наконец наевшись и украсив кое-как подметённую горницу мокрыми вещами, я мирно задремала в бадье с тёплой водой. В устье печи тлели угли, давая уютно-интимный тусклый свет. В окне зашуршало.
– Серый, ты? – не открывая глаз, спросила я, опуская руку и нашаривая предусмотрительно положенный рядом деревянный кол, выдранный из того же плетня, но сохранённый по причине качественно заострённого верхнего конца. Когда мне не ответили, пришлось приоткрыть один глаз. Волк стоял совсем рядом и в упор рассматривал мои голые плечи и ободранные колени, торчащие из воды.
– На мне цветы выросли? – я выпустила из руки деревяшку, мысленно поёжившись, всё-таки мужик, хоть и волк. Правда, на его морде вместо предполагаемого интереса почему-то проступало возмущение.
– Чего? – пришлось открыть и второй глаз.
Серый обличающе ткнул мне под нос мокрую лапу. Я с интересом выглянула из импровизированной ванны. Так и есть – все четыре.
– Ну извини, надо было грязную воду куда-то вылить, – я вновь прикрыла глаза и погрузилась назад в бадью. – И вообще, порядочный мужик домой через дверь приходит, а не в окно лезет.
Тяжёлая лапа легла мне на голову и хорошенько макнула с макушкой.
„Завтра по пути будет деревня“.
Когда я, отплёвываясь, вынырнула и обернулась, волка и след простыл.
Ура! Может, у них тут уже приличный шампунь изобрели.
Кое-как переночевав на печи, я ни свет ни заря продрала глаза и, как ребёнок в Луна-парк, понеслась по тропинке в обещанную деревню.
Лучше бы силы поберегла.
Лесу ещё было ни конца, ни края, деревни – не слышно и не видно, а я уже выдохлась, едва не плача от досады, злости и усталости, и материла вслух всё меня окружающее: и деревья, и птиц, и солнце, и корни, путающиеся под ногами. Если Серый обретался где-то поблизости, то у него, должно быть, уши в трубочку свернулись, а словарный запас значительно обогатился. Так что, когда вожделенное селение показалось на горизонте, я не то, что не ускорила скорость бредения, но и остановилась, призадумавшись, как себя повести, чтобы ненароком на костре не сожгли.
Так ни до чего толкового и, не додумавшись, я выудила из карманов пару серебрушек и медяков, дабы не вводить никого в искушение видом золота (монета была всего одна, но, тем не менее, она была). Покупать лошадь или телегу я не собиралась, потому как, ни верхом ездить, ни управлять не умела, да и денег бы, думаю, всё равно не хватило, а сколько ещё идти – неизвестно. Не волка же на охоту посылать?
Селяне встретили меня… негостеприимно: косыми взглядами, перешёптываниями за спиной и сжатыми кулаками. Даже принимавшая грязевые ванны упитанная свинья подозрительно захрюкала в мою сторону.
– Здравствуйте, люди добрые, – на манер наших метрошных попрошаек завела я, молясь, чтобы давешний грабитель не оказался местным жителем. – Не продаст ли кто хлеба краюшку?
Видимо, вид у меня был достаточно жалкий, и напряжение деревенских слегка спало.
– Вона, впереди корчма, там и купишь, – степенно сообщил здоровенный мужик в лаптях и лицом, украшенном веникообразной бородой.
– Вот, спасибо, мил человек, – отвесила я поясной поклон и поплелась в указанном направлении.
– На одёжу-то посмотри, старый дурень! – громко прошептали сзади. – Точно ведьма али кикимора поганая.
– Дура ты, Леска. Кикиморы днём не ходят, – не тише возразили шептавшей. Мужик снова заступил мне дорогу.
– Икону сперва поцелуешь чудотворную, – он выразительно кивнул на небольшую часовенку при въезде в деревню. Скрипя зубами и мысленно продолжая материться, я потащилась к указанному контрольному пункту и, стараясь не дышать, приложилась к засиженной мухами доске. Облегчённый вздох был мне наградой и по дороге в корчму меня более не беспокоили.
Корчмарь оказался чуждым предрассудков, не задавал лишних вопросов, а притащил кружку кваса, баранью ногу и краюху хлеба, собрал мне снеди в дорогу и теперь околачивался неподалёку.
– А что, почтеннейший, не найдётся ли в деревне портной, или швея? – я сыто откинулась на лавке. Корчмарь с готовностью отставил отполированный стакан и включился в беседу.
– Да туточки недалеко, через два двора лавка портняжная. А ты, девка, приодеться правильно думаешь. Бесовская это одёжа.
– Так не в исподнем же по кустам скакать, – извиняющимся голосом протянула я. – Ироды какие-то на реке платье украли. Это-то рубище я из воды в мешке вытянула. Русалки, что ль подшутили?
Мужик перекрестился.
– Упаси тебя Боги с нашими русалками встретиться! Минуты не проживёшь. Издалека идёшь? – как-то уж очень безразлично спросил он. Я насторожилась.
– С запада. До камня на развилке добралась, а там меня и в лес забросило. Откуда да куда иду – не могу сказать: обет на мне лежит.
Услышав про обет, мужик расслабился и, заломив за всё две серебрушки, получил одну.
– В нашей деревне, почтеннейший, за такие деньги десять пахарей наедятся, – заявила я, отсчитывая медяки по курсу.
Корчмарь скривился, но смолчал.
Тут моё внимание привлекла излишне оживлённая беседа за столиком у окна.
Так и есть. В дымину пьяная жертва моего вчерашнего имиджа живописала свои приключения, так выразительно помогая себе руками, что пару раз даже оказывалась на полу. Её поднимали, водружали назад на лавку, и шоу одного актёра в надежде на бесплатную выпивку продолжалось.
– И тут оно как выпрыгнет из малинника! Зубищи – во! Морда в кровище, чай кого загрызло, и как завоет голосом нечеловечьим! А я чуде-юде арбалетом и в глаз, и в холку навалял. Не испугался нечистой силы. Оно у меня зубьев половины лишилось и пощады просило. Ну, я – дурак добрый – пожалел нелюдя, сдержал удар роковой, а тот – хвать арбалет, и наутёк! Так и не догнал я его, а старался. Жаль арбалета. Прадеду ещё моему служил верой и правдой.
Народ охал и ахал, а я на всякий случай украдкой пересчитала кончиком языка „зубищи“. Вроде бы все на месте. До чего правдоподобно мужик рассказывает, даже на секунду поверила!
У портного мне повезло больше: плюгавый мужичонка с петушиным пером на шляпе, не переча, нашёл нечто вроде охотничьего костюма, пообещав укоротить за пару часов, и скоординировал к сапожнику. Тот, в свою очередь, выудил из закромов подходящие по размеру сапожки из мягкой кожи и снавигировал в баню. Радости не было границ до тех пор, пока меня не поставили перед тем фактом, что пределом развития косметическо-химической промышленности здесь являлось вонючее серое мыло. Пришлось, зажав нос, мыться, чем было. Вот, посадите меня в терновый куст, если они его не из собак варят. И знать не хочу, что скажет Серый. Короче, к лесу я выбралась уже к закату и, зайдя поглубже к заранее облюбованному родничку, с грехом пополам развела костёр.
Есть не хотелось, и я смертельно устала, но в отсутствие волка спать не могла и сидела, как на иголках. Чтобы скоротать время у меня нашлась очень кстати прихваченная из корчмы оплетённая лыком бутыль вина, к коей я незамедлительно и присосалась. Кисловато, но сойдёт.
“Ну и вонь!“ – проявился долгожданный голос, прервав дегустацию.
– Если ты про вино – то неправда, а если про собачье мыло – это да. Воняет несусветно, сама задыхалась в процессе помывки. Но выбора не было. Либо вши и грязь, либо вот это, – не оборачиваясь, отозвалась я и воткнула пробку в бутылку. Недовольно фыркая, волк улёгся с наветренной стороны костра. Успокоившись, я устроилась поудобнее, засунув под голову старые вещи, и завернулась в куртку. Заснула моментально, не взирая на опустившуюся на лес прохладу и вдохновенно верещащих совок.
Вечером следующего дня я решила, что мне проще повеситься вон на той осине и прекратить эти мучения: всё тело болело от пяток, до ушей, и было зверски погрызено комарами. Ещё в школе я всячески избегала любых вылазок на природу, симулируя всевозможные болезни, начиная от головной боли и вплоть до бубонной чумы, подозревая, что в восторг от оных мероприятий не приду, так что теперь, видимо по каким-то кармическим законам, выпало навёрстывать всё и сразу. Отдуваться – как всегда – пришлось Серому, которому по появлении я сообщила о своей планируемой кончине и попросила яду, дабы этот процесс ускорить, на что он, поразмыслив, услужливо притащил пучок какой-то травы. Даже не спрашивая – что это, я заварила весь и, зажав нос, приготовилась травиться.
„Вот несчастье… Натереться отваром полагается“.
Расшвыряв одежду по траве, я последовала совету, уже не заморачиваясь – мужик, не мужик. На лес опустилась прохлада, и я поклацывала зубами, предвкушая как минимум ангину и воспаление лёгких, да и лекарство холодило кожу. Потом, замёрзнув, как следует, поразмыслив, сделав большой глоток из бутыли и набравшись храбрости, начинающий вирус птичьего гриппа в лице меня, начал подкрадываться к задремавшему по другую сторону костра волку с самыми преступными намерениями. Насторожившиеся уши указали, что украдкой – не получилось.
– Серый, погрей, – я, уже не таясь, полезла под условно пушистый бок. Волк недоверчиво уставился на меня своими глазищами, тускло горящими в свете костра, явно сомневаясь, все ли у меня дома. – Тебя вон, как много… А то я простужусь, заболею и умру. Кто тогда бочку будет открывать? Или мылом ещё пахнет?
„Выветрилось“– зверь обречённо вздохнул и дал мне устроиться между собой и костром, чем я и воспользовалась, нахально обхватив руками ближайшую ко мне лапу и с довольной улыбкой затихла, постепенно согреваясь с обеих сторон. Не знаю, как ему там пришлось, а мне исходящий от его шерсти запах очень даже понравился. Ожидалась терпкое звериное амбре, а в реальности пахло каким-то еле уловимым, но до боли знакомым натуральным парфюмом. Захотелось почесать „грелку“ за ухом, а вдруг замурчит. Ассоциация показалась мне неадекватной, а потому я выбросила её из головы. Минут десять спустя, волк попытался отнять конечность. Два „ха-ха“: даже в далёком детстве маме не удавалось отобрать у меня плюшевого мишку, с которым я спала (и, честно говоря, сплю до сих пор, хотя состав мишек сменился трижды).
Когда моя „грелка“ всё-таки высвободилась, дав мне выспаться и разбудив самым бесцеремонным образом путём чихания в ухо, а потом уковыляла на затёкших лапах в лес, я потянулась, порадовавшись отсутствию признаков надвигающихся хворей, позавтракала и пошла следом.
Четвёртый день пути радовать разнообразием в виде приключений не спешил: идти неизвестно куда и идти, все деревни, очевидно, остались позади, а если в здешних лесах и водилась стандартная для всех книг-фэнтези нечисть, то себя она никак не проявила.
Зато, сколько же здесь было нормального зверья!
За целый день путешествия мне встретились с десяток косуль, три выводка лис, несчётное количество белок, влюблённая парочка диких свиней с длинными, как у осла, ушами и четыре дикие кошки. Я себе едва шею не свернула, в попытках всех их как следует рассмотреть. А весь этот зоопарк меня совсем не боялся. Даже наоборот: когда в наблюдениях за резвящимися лисятами я присела на поросший мхом пригорок, один нахалёнок бесцеремонно принялся закусывать носком моего кожаного сапога. Поначалу это умиляло, потом, когда к первому лисёнку присоединились трое остальных, я забеспокоилась за обновку: зубки, хоть и молочные, но трудовой энтузиазм – это тоже сила. Сапог я спасла, детишки обиженно заскулили, за что меня гневно облаяла их мамаша.
Косули флегматично паслись под самым моим носом, кошки носились по стволу дерева вверх-вниз не хуже белок. Только свиньи не потерпели свидетеля своих амурных дел и с негодующим визгом слаженно утрусили в кусты.
Когда Серый присоединился ко мне у костра, я изнывала от желания поделиться пережитым хоть с кем-нибудь, а потому с ходу принялась вываливать переполняющие меня впечатления прямо в его облезлые уши. Поначалу он ещё как-то пытался органы слуха прижать, а ещё лучше – оглохнуть, но второе – проблематично, первое – малоэффективно, а потому, поразмыслив, умное животное сделало единственно верный в этом случае жест: приподняло локоть, приглашая новоявленного „Маугли“ занять спальное положение. Я немедленно угомонилась, прекратила изображать в лицах наболевшее и полезла греться.
Волк почему-то беспокоился, и, будто бы, чего-то ждал. Понервничав за компанию, я попыталась выведать причину бессонницы, но тот только отвернулся, настороженно поводя пострадавшими ушами.
В конце концов, я бросила бесплодные попытки и задремала, резонно предположив, что в случае чего он меня предупредит.
Момент, когда волк собрался в один ком напряжённых мышц, я ощутила, как толчок в бок, однако, принюхавшись, моя грелка расслабилась, а в кустах неподалёку затрещало. Тут уже подхватилась я. Точнее, попыталась. Та самая, так полюбившаяся мне, лапа могильным камнем придавила меня к земле. Краем глаза я увидела выкатившуюся из кустов здоровенную тень… ещё одного волка.
„Мой“ тихо рыкнул, не покидая, впрочем, нагретого места. Второй медленно приблизился и попытался заглянуть ему под лапу, холодный и мокрый нос ткнулся мне прямо в глаз. Серый рыкнул громче. Нос исчез. Взамен что-то зашелестело, и кто-то беспардонно плюхнулся чуть ли не на мои ноги. От любопытства испуг прошёл, и я решительно выбралась.
Рядом сидел абсолютно голый парень лет двадцати и откровенно рассматривал наш с Серым уютный тет-а-тет. Я выжидательно уставилась на нудиста. Ой, красавчик! Тёмные длинные волосы закрывали широкие плечи, правильные тонкие черты загорелого лица, слегка раскосые – тут я не менее беспардонно наклонилась поближе, чтобы рассмотреть – жёлтые глаза с вертикальными зрачками. На мой взгляд – несколько переборщил парень со стероидами, ну, да не всем же быть Венсанами Касселями. Было дело, посмотрев „Братство волка“ (ох, до чего хорош он там!) неделю с вздохами засыпала.
Не дождавшись какой-либо реакции с моей стороны (а что, всегда первой здороваться?), он издал пару странных, хотя и певучих звуков.
– Речь отшибло? – поинтересовалась я.
Хлопнув себя по лбу, парень что-то такое сделал с висящим на шее медальоном и вполне понятно сказал:
– Собирайся, будем уходить телепортом.
– В чём дело-то? – не то, чтобы я так конкретно затупила, а только нестись неизвестно каким телепортом без приличной на то причины, не хотелось ни в какую. Только ведь пригрелась.
„Слишком тихо“.
Интонация, с которой волк протранслировал эту фразу, заставила меня прислушаться. Лес и вправду словно вымер в одночасье. Даже надоедливые совки, порядком доставшие меня своей конверсацией вчера ночью, притихли, и нас окутала этакая жуткая кладбищенская тишина. В рекордные сроки мне удалось затушить костёр и собрать „вещмешок“.
– Сейчас я перевоплощусь, ты возьмёшься за нас обоих и сломаешь амулет, – тихо и быстро проговорил новоприбывший.
– Хорошо, – чувствуя, что сейчас не время для расспросов, я взяла протянутый мне кусок древесной коры. Парень исчез в кустах и несколько мгновений спустя выскочил в виде волка. Серый уже стоял рядом.
Так, волка – два, рук тоже больше не насчитывалось. Сжав кору зубами, я положила одну на загривок „моего“, а второго… ну и что, что за ухо? За что схватила, за то и схватила; и с треском раскусила амулет, не успев задуматься о том, что из этого вообще может получиться: я-то ведь не волшебница. Вокруг потемнело, земля ушла из-под ног, а когда вернулась обратно, то ещё секунд тридцать после я любовалась плававшими перед глазами разноцветными солнышками, а наша троица очутилась на круглой полянке.
„Я её сейчас загрызу!“– заорал знакомый и очень возмущённый голос у меня в голове. О! И этот телепат.
– Морда треснет, – я наконец отпустила пушистое ухо. Волк подавился злобным рычанием и осел. Серый тоже рыкнул, но как-то неубедительно, его ощутимо шатнуло, но он-таки сумел взять себя, так сказать, в лапы, и мы трусцой побежали избушке – я уже ничему не удивлялась – на курьих ножках. Дверь открыла опять я, как единственная из присутствующих, у кого были руки.
В избушке было тепло и пахло травами, багряно тлело печное устье.
Пошарив в полумраке и что-то опрокинув, я нашла свечу.
Серый почти свалился под лавку, а второй волк снова трансформировался за печкой.
– Хоть половичком бы для приличия прикрылся, – проворчала я, когда нудист, потирая левое ухо, вновь в чём мать родила, предстал перед моими девичьими глазами.
Тот аж подпрыгнул, схватил какую-то ветошь, повязал вокруг бёдер и высказал наболевшее:
– Да что этот человек себе позволяет?! Меня в жизни так не оскорбляли! И ухо вон… Она вообще знает, с кем имеет дело? – апеллировал он почему-то к Серому, а, так как тот продолжал пребывать в прострации, пришлось ему волей-неволей переключиться на нечуткую меня. – Тебе слово „Воррок“ что-нибудь говорит?
– А? – я склонилась над „своим“ волком. – Серый, ты как? Чихни хоть.
Тот молча валялся под лавкой, с трудом туда поместившись, и признаки крепкого здоровья подавать отказывался, что меня ещё больше встревожило.
– Ты вообще меня слушаешь? – раскипятился молодчик. – Да будет тебе известно, что это имя славного древнего рода, со вторым верховным лицом коего ты так непочтительно разговариваешь.
– Типа, брысь с моей территории, иначе я натопырюсь и стану большим и страшным? – отмахнулась я. – Впечатлилась и осознала. Слушай, лицо, может, воды принесёшь? Я во дворе колодец видела.
Красавчик онемело уставился на меня.
– Твоему величеству в облом?
Переизбыток энергии срочно требовалось направить в мирное русло. Схватив колодезное ведро, я выскочила из дверей, едва не навернувшись с порога: ножки у избушки хоть и куриные, а длиной – как у страуса. Доковыляв до колодца, я спустила ведро. Булькнуло. Надеюсь, проблем с извлечением не возникнет: тренировка на хуторе была нехилой – как-никак вёдер пятнадцать вытащила на помыться и постираться.
То ли объём побольше оказался, то ли ослабела я с этим их эко-туризмом: очень тяжело шло ведро наружу. Но я справилась и с этой задачей, отдыхая каждые двадцать секунд, и вскоре триумфально водрузила несговорчивую ёмкость на край сруба.
Раздался негромкий плеск.
Я недоверчиво заглянула внутрь. Неужели рыбы наловила? Да какая в колодце рыба?!
Ответ – большая.
Из десятилитровых „глубин“ на добрых полметра вылезла щука. То есть, это я так подумала – что щука – когда саблевидные зубы хищно щёлкнули в миллиметре от моего любопытного носа. Инстинктивно отдёрнувшись, я спасла нос, зато опрокинула ведро, залив ледяной водой новые сапоги, а рыбина изящной „ласточкой“ нырнула назад в колодец.
И в каком мультике мы это уже видели?
Ругаясь на чём свет стоит, я повторила эксперимент, предварительно положив рядом небольшое полено, потянула время, настороженно прислушиваясь, и, не дождавшись признаков какой– либо жизнедеятельности, поставила ведро на землю.
О-о-о… в гостях у Сказки!
В лучших традициях, из воды высунулась зеленоватая морщинистая рука с длинными когтями. Не дожидаясь пока мне укоризненно помашут пальцем, я вцепилась в запястье и, что было сил, дёрнула.
Не считайте меня такой уж обезбашенной героиней, но бояться надоело до печёнок, а тут я просто хлопнулась назад в лужу и принялась беспардонно ржать: к большой – как у взрослого мужчины – ладони прилагалось тельце, чуть поменьше кошки, с большущими растопыренными ушами, как у степного варана, лягушачьими лапками и кожаной юбочкой-пачкой на толстеньком пузике. Здоровенные, горящие зелёным глаза вытаращились на меня.
– А ты кто такой? – рассматривая существо, сквозь смех поинтересовалась я.
Похлопав рыбьими губками „бантиком“, бедолага выдал нечто вроде „федеперть“ и задрыгал нижними конечностями.
– Федя, что ли? – с некоторым трудом я прекратила ржание: уж больно несчастным выглядело странное земноводное. – И что же мне с тобой делать, Федя? Обратно в колодец – хочешь?
Лягушонок не отреагировал, продолжая пялиться мне в лицо. Пришлось подкрепить вопрос сурдопереводом, поднеся зверюшку к тёмной дыре колодца. Она отчаянно замотала головкой, а потом выразительно кивнула в сторону леса.
– А допрыгаешь? – я скептически оглядела висящее передо мной не понятно что. Оно энергично покивало.
– Ну, смотри мне, Федя… – аккуратно ссаженная на землю, зверушка пропыхтела что-то совсем уж непонятное и поковыляла к окружавшим тёмной стеной поляну деревьям, на полпути обернувшись и послав мне чувственный воздушный поцелуй.
Хихикнув, я проконтролировала уровень воды в ведре. Полное, как ни странно.
Вот и ладушки.
Моё триумфальное возвращение не осталось без внимания: всё ещё едва прикрытый ветошью парень досадливо хлопнул ладонью по лавке, а волк – я не поверила глазам – довольно злорадно ухмыльнулся.
– Сколько проспорил? – невинно поинтересовалась я у голого.
– Что так долго? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Да живности в вашем колодце больше, чем воды, – беспечно насвистывая, я поставила ведро к морде Серого. Тот скептически принюхался, но привередничать не стал и, за какую-то минуту, опустошил половину десятилитровой ёмкости.
– Живность… – уныло повторил „нудист“. – Я к этой живности на версту не подойду.
– Так, – я повернулась к нему, похлопывая прихваченной у печи кочергой по ладони. – А даму, значит, на мины, Ваше Вашество?
Парень попятился, несмотря, что был выше на две головы – уж больно нехороший, видно, был у меня взгляд.
– Э-э, послушай… Мор, как её зовут? – взвыв и уворачиваясь от кочерги, он ударился в позорное бегство, спотыкаясь о скудную обстановку. Я с кровожадными воплями неслась следом, бодро через эту обстановку перепрыгивая. Когда мы зашли на третий круг, Серый ловко провёл подсечку хвостом, и я на полном ходу рухнула, удачно ткнувшись носом ему в загривок, и неудачно приложившись локтем о край лавки, под которой он по-прежнему частично обретался.
– И ты, Брут блохастый… Ну, я тебе хвост обдеру! Хотя, нет, – тяжело дыша, я скатилась с костлявой туши и демонстративно отряхнула руки. – Не буду. И так даже на варежки не годится.
Застонав, волк уткнулся носом в пол, обхватив лапами голову.
Второй мерзавец ухохатывался в безопасном углу.
Оглядев оставшееся за мной поле боя, я улыбнулась: настроение было отличным, не взирая на пострадавший локоть.
– Братишка, представь даму, – поняв, что расправа откладывается, молодчик отважно вылез из укрытия. Отвернувшись к стенке, волк досадливо дёрнул ухом.
– Как-как? – поднял бровь родственник. – Не бывает ТАКИХ имён.
– Серый, обзываться нехорошо, – я устроилась на жёстком полу поудобнее, привалившись к тёплому боку. Парень усмехнулся и подсел ближе.
– Серый, значит?
– Они мне не представлялись, – волк получил тычок локтем (здоровым), но продолжал упорно меня игнорировать.
– Тогда начнём с начала. Я – Мар, а этот невоспитанный тип – Моррин. Мы из клана Ворроков, он – глава, а я – его младший брат, – неожиданно изящно поклонился Мар.
Я недоверчиво покосилась на своего „пациента“. Это чем же он в таком жалком виде ТАКИХ подданных удерживает? Не остатками же былого авторитета? Как-то невольно начинаешь уважать… Ой! У нас же, вроде как, беседа.
– Алёна, – наконец представилась я и предупредила – Хоть раз назовёшь Алёнушкой – станешь братцем Иванушкой.
– Это как? – недопонял оборотень.
– Рога поотшибаю, красавчик, – у меня с детства аллергия на всяких „Алёнушек“. С тех самых пор, когда мне впервые зачитали вслух небезызвестную сказку. С возрастом аллергия лишь усилилась, подогреваемая убогой фантазией окружающих, считавших верхом остроумия ту самую сказку цитировать иногда к месту, а чаще всего и совсем не в тему. – А почему ты мне тут голые колени демонстрируешь, а он всё в шубе ходит?
