Текст книги "Третья могила прямо по курсу (ЛП)"
Автор книги: Даринда Джонс
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– Диверсия, – ответил он, когда я тоже села в машину.
Приблизительно минуту спустя в тишине окрестностей раздался вой полицейских сирен, и по переулку перед нами промчались два мощных автомобиля.
– А вот и наш сигнал, – сказал Рейес, завел двигатель и поехал к выезду на шоссе.
Ни одного копа в поле зрения не было.
– Кто за рулем второй машины?
Рейес улыбнулся:
– Кузен Амадора, который должен ему не меньше миллиона долларов. Не волнуйся, они справятся. У них есть план.
– Вы просто помешаны на планах, ребята. Когда в последний раз ты водил машину? – спросила я, вдруг вспомнив, что он провел в тюрьме немало лет.
– Нервничаешь?
Неужели он не способен просто взять и ответить на вопрос?
– Ты уклоняешься от ответов круче любого «морского котика».
Мы подъехали к убогому отелю в южной части города и вошли в здание, держась за руки. Потому что Рейес не собирался отпускать меня одну – он мне не доверял. Это порождало во мне комплексы. Или порождало бы, не будь мне до лампочки.
– Это место опасно для здоровья, – заметила я. – Хочешь остановиться здесь?
Он лишь ухмыльнулся и стал ждать, когда я заплачу портье – женщине средних лет, которая, наверное, очень любит играть в лото с друзьями.
– Ну и ладно.
Я отдала деньги, и мы, прихватив сумки, пошли по коридору к номеру 201.
– На этот раз душ можешь принять ты, если есть желание. – Рейес улыбался, как хулиган, осматривая все предметы в комнате, пока не уселся на кровать.
– Я вполне чистая, спасибо.
Он пожал плечами:
– Просто предложил.
Без предупреждения он сорвал с кровати матрас, снял пружинный блок и жестом подозвал меня ближе. Передо мной торчал голый каркас.
– Что опять?
– Я не могу позволить тебе сбежать, когда меньше всего этого жду.
– Серьезно? Послушай, – начала я, когда он предложил мне сесть, завел мои руки за спину и приковал к чертовому каркасу, – допустим, Эрл Уокер жив.
– Ты хочешь об этом поговорить? Сейчас?
Я вздохнула, без слов выражая свое раздражение, и поерзала, чтобы усесться поудобнее.
– Я же детектив. Я могла бы его поискать. Но я веду расследования куда лучше, когда рядом постоянно не торчит сбежавший преступник, который приковывает меня наручниками ко всему металлическому, что оказывается под рукой.
Рейес застыл и уставился на меня:
– То есть ты хочешь сказать, что можешь лучше выполнять свою работу, когда меня нет рядом?
– Да. – Мне уже становилось неудобно сидеть в таком положении.
Рейес наклонился к моему уху и прошептал:
– Я на это очень рассчитываю.
– Минуточку. Ты собираешься меня отпустить?
– Разумеется. Как еще тебе удастся найти Уокера?
– Зачем тогда приковал меня к этой кровати?
Его улыбка показалась мне самой довольной на свете.
– Затем, что мне нужно преимущество. – Прежде чем я успела сказать хоть слово, он сунул мне под нос какую-то бумажку. – Это имена известных мне знакомых Эрла Уокера.
Чтобы прочитать, мне пришлось откинуть голову.
– У него было всего трое друзей?
– Он не был народным любимцем. Клянусь, кто-то из этих троих знает, где он.
Рейес сел рядом со мной. Темные глаза сияли даже в приглушенном свете. По мне снова молнией ударило осознание того, что рядом со мной – Рейес Фэрроу. Человек, которым я была одержима больше десяти лет. Сверхъестественное существо, излучающее чувственность так же легко, как другие излучают неуверенность в себе. Он засунул клочок бумаги в карман моих джинсов и задержался рукой на моем бедре.
– Рейес, сними наручники.
Он поник и отвернулся.
– Если я сниму с тебя наручники, то не смогу отвечать за свои действия.
– Я и не прошу.
– Но они будут здесь с минуты на минуту, – с сожалением проговорил он.
– Что? – удивилась я. – Кто?
Поднявшись, Рейес покопался в сумке, потом вернулся и встал на колено рядом со мной.
– Видимо, меня покажут в десятичасовых новостях. Портье узнала меня и наверняка позвонила в полицию, как только мы ушли.
У меня отвисла челюсть.
– Почему ты не сказал мне?
– Потому что никто ничего не должен заподозрить.
– Поверить не могу, что сразу не заметила. – И тут я узнала, зачем ему был нужен скотч. – Погоди! – запротестовала я, глядя, как он разматывает липкую ленту. – Как ты послал мне сообщение с номера моей сестры?
– Я этого не делал, – ухмыльнулся он и, не успела я сказать ни слова, заклеил мне пол-лица.
Взяв сумку, Рейес приподнял мою голову и поцеловал прямо в скотч. Когда он закончил, а я разучилась дышать, он посмотрел мне в глаза, будто просил прощения.
– Будет больно.
«Что?» – подумала я за полсекунды до того, как увидела звезды и мир канул во тьму.
Глава 10
Полиции никогда не кажется забавным то,
что кажется забавным тебе.
Надпись на футболке
Мир попытался взять реванш тошнотой, вернувшись через несколько минут после того, как мне врезал некто, кто очень даже мог выиграть в номинации «Почти наверняка будет трупом, когда до него доберется злая белая барышня». Штурмовая группа спецподразделения полиции ворвалась в номер с винтовками наготове. Один из спецназовцев присел рядом со мной, и я многозначительно простонала. С одной стороны, чтобы выглядеть невинно, а с другой, потому что ни на что другое не было сил.
Рейес меня ударил! По-настоящему ударил! И не важно, что, в отличие от других девушек, я исцелюсь за каких-нибудь несколько часов. Я все равно была и остаюсь девушкой, и он, черт его дери, очень хорошо это знает. Надо стукнуть его в ответ. Свинцовой трубой. Или переехать фурой.
– Как вы себя чувствуете? – спросил боец, изучая мой глаз.
Черт, обожаю, когда мужчины в форме изучают мои глаза. Или задницу. Не важно. Я кивнула, давая понять, что все путем, и он стал медленно сдирать с меня скотч. Налепив его на какую-то пластиковую штуковину, он засунул все в пакет для улик как раз в тот момент, когда в номер вошли детектив и двое патрульных, чтобы побеседовать с сержантом – главным в группе. С помощью одного из патрульных спецназовец расстегнул наручники и помог мне сесть на кровать, которую успели привести в порядок.
– Хотите воды? – спросил он.
– Нет, спасибо, все хорошо.
– Думаю, мы должны ее арестовать.
Обалдев, я посмотрела на полицейского. Это был Оуэн Вон. Тот самый Оуэн Вон. Парень, который в старших классах пытался переехать меня на отцовском джипе, чтобы убить или покалечить. Что ж, я в заднице. Он до потерли пульса ненавидит меня с ног до головы, все мои кишки и даже то место, где кишки находятся. Как, кстати, оно называется?
– В этом нет необходимости, офицер, – сказал детектив. – Минуточку, – он подошел ближе, – вы племянница Дэвидсона?
– Да, сэр, – отозвалась я, пробуя пальцем глаз. Жгло. Не палец – глаз.
Глубоко вздохнув, детектив повернулся к Вону и заявил:
– Ладно, арестуйте ее.
– Что?!
Губы Вона растянулись в довольной ухмылке, а детектив злорадно усмехнулся и сказал:
– Шучу.
Помрачнев от разочарования, Вон отчалил. Детектив сел возле меня и поинтересовался:
– Что тут происходит?
– Меня похитили вместе с машиной. – Очевидно же, что разговор с полицией входил в план. Иначе бы Рейес меня не ударил. По крайней мере, я на это надеялась. – И приковали наручниками к каркасу кровати.
– Ясно. – Детектив достал блокнот и сделал несколько пометок, в то время как в номер вошел федеральный маршал. – Ваша машина все еще у него?
Я мысленно вздохнула, понимая, что это займет немало времени.
Так все и было.
Два часа спустя я сидела на заднем сиденье патрульной машины Оуэна Вона и ждала, когда за мной приедет дядя Боб. Меня осмотрела бригада «скорой помощи» и до смерти достал похотливый офицер по имени Бад. Решив, что пора отсюда делать ноги, я вызвала подмогу в лице любимого дядюшки, чтобы убедить сливки общества Альбукерке отпустить меня с миром. Опухший глаз помог. Святой ежик, ну и силища у Рейеса! Причем я очень сомневаюсь, что он ударил меня со всей дури. И слава богу.
Я посмотрела в зеркало заднего вида. Вон сидел за рулем, и это нормально, раз уж машина его.
– Ты когда-нибудь мне скажешь, чем я тебе насолила? – спросила я, надеясь, что он не подстрелит меня в зад за вопрос.
– А ты когда-нибудь сдохнешь с воплями?
На это у меня был только один ответ – большое, жирное, громкое «нет». Господи, он и правда меня терпеть не может, а я так никогда и не узнаю почему. Я постаралась сделать все, чтобы ему было стыдно меня убивать, если вдруг представится шанс. Где-то я читала, что если постоянно повторять имя жертвы, скажем, похитителю, то постепенно похититель начнет чувствовать связь со своим заложником.
– Чарли Дэвидсон – хороший человек. Уверена, если ты скажешь Чарли, что она натворила, она очень-очень постарается все исправить.
Вон замер, а потом медленно повернулся ко мне, как будто я его задела за живое:
– Еще раз заговоришь о себе в третьем лице – тут же тебя прикончу.
Ладно, он явно чувствительно относится к предложениям повествовательного типа. Не знаю, законно ли, когда офицер полиции подобным образом угрожает гражданскому, но, поскольку у него была пушка, а у меня нет, я решила его об этом не спрашивать.
Пока мы сидели и ждали Диби, я уяснила две вещи об Оуэне Воне: во-первых, он обладает необъяснимой способностью смотреть на человека в зеркало заднего вида не мигая не меньше пяти минут. Жаль, что у меня не было с собой глазных капель, иначе обязательно бы ему предложила. А во-вторых, у него, видимо, был какой-то дефект или деформация, из-за чего его нос тихонько посвистывал во время дыхания.
***
Не успела я умереть в действующем на нервы аду, известном как патрульная машина Оуэна Вона, как очень угрюмый человек по имени дядя Боб уже вез меня домой.
– Значит, Фэрроу тебя похитил? – спросил он, когда мы заехали на стоянку, даже не подозревающую о его дурном настроении.
– Да, вместе с машиной.
– И почему ты оказалась возле супермаркета посреди черт знает где ночью в дикий ливень?
– Потому что получила эсэмэску от… Блин! Джемма!
Откопав сотовый в сумке, которую Рейес по доброте душевной оставил на прикроватной тумбочке, я позвонила Джемме. Ее телефон все еще не работал. Тогда я позвонила ей домой.
– Джемма Дэвидсон, – ответила она уставшим голосом. Вот приблизительно так же я себя и чувствовала.
– Ты где? – спросила я.
– Кто это?
– Элвис.
– Который час?
– Пора кого-нибудь размазать?
– Чарли.
– Ты писала мне эсэмэс? У тебя сломалась машина?
– Нет и нет. За что ты так со мной?
Смешная она у меня.
– Проверь сотовый.
Послышался громкий сонный вздох, шорох простыней, а потом и голос Джеммы:
– Он не включается.
– Вообще?
– Вообще. Что ты с ним сделала?
– Съела на завтрак. Проверь отсек для батареи.
– И где это, черт возьми?
– М-мм, под крышкой для батареи не пробовала?
– Опять нахулиганила?
Мне было слышно, как она возится с телефоном.
– Джем, если бы я хотела похулиганить, то не стала бы отключать твой телефон. Я бы облила тебе волосы медом, пока ты спишь, или что-то в этом духе.
– Так это была ты?! – потрясенно воскликнула Джемма.
Когда-то она купилась на мою сказочку о том, как мастерски люди умеют открывать окна снаружи, и совершенно не замечала всей картины вкупе с главным подозреваемым. Много лет она считала, что во всем виновата Синди Вердин. Конечно, я собиралась сказать ей правду, но после того, что она сделала в отместку с Синди, передумала. Ресницы Синди больше никогда не были прежними.
– Погоди, – сказала Джемма, – батареи нет. Ты ее взяла?
– Да. Сегодня вечером ты куда-нибудь ходила?
Она еще раз громко вздохнула:
– Нет. Да. Я ходила выпить по стаканчику с коллегой.
– В тебя кто-нибудь врезался? Может быть, ронял что-то прямо перед то…
– Да! Боже мой, в меня врезался мужчина, извинился, а через пять минут лично принес бутылку вина, чтобы сгладить ситуацию. Но это же ерунда. Он едва прикоснулся ко мне.
– Он взял твой телефон, написал мне сообщение, украл батарею, а когда принес вино, подложил тебе телефон.
Учитывая круг друзей Рейеса, меня совсем не удивило, что среди них мог оказаться карманник.
– У меня такое ощущение, что надо мной надругались.
– Из-за телефона или меда в волосах?
– Не мне тебе напоминать, что расплата легкой не бывает. Кстати, ты мне так и не перезвонила после встречи с Рейесом. Как все прошло?
– Супер. – Я покосилась на дядю Боба, который сидел и ждал отчета. – Знаешь, теперь мне ясно, что… – Я закрыла телефон, так и не договорив.
– Чарли, я это уже говорил, но повторю снова. Этого человека суд признал виновным в убийстве. Если б ты только видела, что он сделал со своим отцом… – Он замолчал, качая головой.
Несмотря на состояние его волос, я решила ему довериться.
– Дядя Боб, возможно ли, что в багажнике той машины был не Эрл Уокер?
Его брови сошлись на переносице.
– Это тебе Фэрроу сказал?
– Возможно или нет? – не отступала я.
Диби опустил голову и выключил мотор.
– Он такой же, как ты, да?
Вопрос меня удивил, и я не знала, что ответить. Хотя стоило этого ожидать. Он видел тело Рейеса после того, что с ним сделали демоны. Видел, как быстро он исцелился. Врачи называли чудом, что Рейес вообще выжил. А через две недели он расхаживал по тюрьме как ни в чем не бывало. Я бы поставила мокко фрапучино на то, что Диби не спускает с Рейеса глаз. После увиденного я бы так и сделала.
– У тебя необъяснимая способность выживать в самых невозможных обстоятельствах, – продолжал он. – Ты исцеляешься быстрее, чем кто-либо другой. Иногда ты странно двигаешься, как будто ты не человек. – От него ничего не ускользнуло. – Я должен кое о чем тебя спросить и хочу, чтобы ты была со мной откровенна.
– Хорошо, – сказала я, немного волнуясь. Я была не в лучшей форме. К тому же часа три не заряжалась кофеином. А дядя Боб как пить дать сложил два и два.
– Ты – ангел-хранитель?
И в сумме получил двенадцать.
– Нет, – хихикнула я. – Скажем так, если я окажусь в корзинке бюро находок в аэропорту, не думаю, что Большой Парень сверху за мной придет.
– Но ты другая, – убежденно сказал Диби.
– Да. И… и Рейес тоже.
Он глубоко вздохнул:
– И он не убивал своего отца?
– Во-первых, Эрл Уокер не его настоящий отец.
Дядя Боб кивнул, соглашаясь. Об этом упоминали на судебном процессе.
– Во-вторых, я начинаю думать, что этот человек даже не мертв.
Попялившись в окно несколько долгих секунд, он наконец сказал:
– Такое возможно. Я не говорю, что очень вероятно, потому что вряд ли, но возможно. Существуют разные способы…
– Как, например, подменить стоматологические записи? – Он кивнул, и я продолжила: – И то, что подружка Эрла Уокера работала ассистенткой стоматолога в том самом офисе, откуда были изъяты записи, никому не показалось странным?
Я знала, что дело Рейеса вел дядя Боб, поэтому прекрасно понимала, что катаюсь на коньках по тонкому льду. А на коньках я катаюсь отстойно.
Губы под густыми усами превратились в тонкую линию.
– Ты ему помогаешь?
– Да. – Причин лгать не было. Дядя Боб не идиот.
Я почувствовала вспышку адреналина в нем и немалое удивление. Но думаю, удивился он только потому, что я ответила честно.
– Ты знаешь, где он? – спросил Диби.
– Нет. – Когда он в сомнениях нахмурился, я добавила: – Вот почему он приковал меня к кровати. Чтобы получить фору. Он не хотел ставить меня в неудобное положение перед полицией.
– А ударил он тебя почему?
– Потому что я назвала его сестру какашкой.
Дядя Боб наградил меня раздраженным взглядом.
– Он очень чувствительный, честно.
– Чарли…
– Он хотел, чтобы у копов не возникло никаких подозрений.
– Вот оно что. Ты имеешь отношение к его побегу?
– Кроме того, что он прихватил меня с собой? Нет.
– Ты собираешься добавить подробности, о которых так удобно умолчала при сержанте?
– Нет. – Я не могла рассказать ему об Амадоре и Бьянке и о супершпионском плане, который они придумали, чтобы вытащить Рейеса.
– Как думаешь, Куки не спит?
Я воздержалась от того, чтобы закатить глаза, и заметила Развалюху. Наверное, в какой-то момент этой ночью ее сюда пригнал Амадор. Предусмотрительно.
Может быть, богомерзкий союз Куки и дяди Боба не такая уж плохая идея. Они лишь недавно опустились до флирта, но, как бы ни жгло у меня в животе от одной мысли об этом, оба были здоровыми, ответственными, взрослыми людьми, способными самостоятельно принимать дерьмовые решения, которые приводят к долгим годам семейной терапии и, в конце концов, к оплате судебных счетов.
Тем не менее, наблюдать за этим будет тревожно. Может быть, я смогу собрать все свои пожитки и жить в Развалюхе. В джипе, а не в каком-нибудь сильно запущенном эмоциональном сдвиге.
Снова посмотрев на дядю Боба, на трогательное выражение надежды на его лице, я решила вступить в переговоры.
– Ты снимешь с моей задницы хвост? – спросила я, кивком указав на припаркованный на другой стороне улицы автомобиль.
У Диби отвисла челюсть.
– Нет. Твоей заднице это только на пользу.
– Как и ходить пешком по лестницам, но я езжу на лифте всякий раз, когда есть возможность. – Когда он только пожал плечами, я добавила: – Тогда Куки спит, – и вышла из машины.
Глава 11
Дров наломали. На других вину свалили.
Надпись на футболке
До открытия офиса у меня еще было несколько часов, поэтому я решила почитать кое-какую собранную информацию по делу пропавшей жены перед тем, как нанести визит душу. Дядя Боб неслабо преуспел в сборе показаний, в то время как я сосредоточилась на самой Терезе Йост. Много и часто она работала волонтером в разных местах, значилась членом нескольких советов директоров, но, кроме этого, с отличием закончила университет Нью-Мексико и получила степень в области языкознания. А это означало, что она чертовски умна. И наверняка владеет еще одним или даже несколькими языками. Много времени она проводила, работая с детьми с ограниченными возможностями, и помогла основать специализированную коневодческую ферму для детей в инвалидных креслах.
– И она не заслуживала смерти, – сказала я мистеру Вонгу, который по-прежнему пялился в свой угол.
Через два часа я сидела с полотенцем на голове и чашкой кофе в руках, изо всех сил стараясь успокоить Куки, расстроенную тем, что я ей не позвонила.
– Он был голый?
– Он был в душе, так что… да.
– И ты не сделала фотку? – огорченно вздохнула она.
– Я была в наручниках.
– А он… а вы…
– Нет. Но видишь ли, в чем странность… Когда дело касается его, то сам акт становится как бы незначительным. Один его вид вызывает во всех моих девичьих уголках волны острого экстаза, так что это почти одно и то же.
– Это вопиющая несправедливость. Очень скоро я превращусь в серийного убийцу.
– Тебя куда-нибудь подбросить?
– Нет. Мне нужно отвезти Эмбер в школу. Дай мне хотя бы помочь с делом Рейеса.
– Нет.
– Ну почему? – помрачнела Куки. – Я могу добывать информацию из всякого дерьма. Это моя работа.
– У меня есть несколько имен. Я их проверю, пока ты будешь копаться в финансах доброго доктора.
– А-а, ну ладно. А разве он не миллиардер?
Я улыбнулась:
– Это я и хочу выяснить.
Замазав синяк под глазом таким количеством тонального крема, что мной бы гордилась покойная Тэмми Фэй Беккер[21]21
Тамара (Тэмми) Фэй Беккер Месснер (1942-2007) – американская телеведущая, христианская певица, евангелист, предприниматель и автор. Тэмми также запомнилась своим образом с тяжёлым макияжем на лице, особенно обильным использованием туши и крупными накладными ресницами.
[Закрыть], я поплелась через парковку, чувствуя, что ноги становятся тяжелее с каждым шагом. Похоже, недостаток сна начинал вызывать серьезные последствия, если судить по тому, что за мной попятам следовала маленькая девочка с ножом.
– Разве вчера ты не была украшением на капоте? – спросила я.
Она даже не взглянула на меня. Грубиянка. Темно-серое платьице и черные кожаные лакированные туфельки вполне могли сойти за русскую школьную форму. А еще у нее были черные волосы до плеч. Из аксессуаров – только нож, который, если честно, совершенно не подходил к наряду. Видимо, подбирать аксессуары – не ее конек.
Я подошла к припаркованному через улицу «хвосту» и постучала в окно. Парень в машине подпрыгнул от неожиданности.
– Я собираюсь поработать! – заорала я через стекло, пока он, щурясь, смотрел на меня. – Не проворонь!
Он потер глаза и махнул мне. Я узнала одного из людей Гаррета Своупса. «Гаррета Своупса!» – мысленно повторила я и фыркнула. Чертов предатель. Дядя Боб говорит «Следи за Чарли», и он следит. Берет и следит! Как будто наша дружба ничего для него не значит. Разумеется, она ничего для него не значит, но все равно. Придурок.
– Вы Чарли Дэвидсон?
Я повернулась и увидела женщину в поношенном коричневом пальто и копеечных мокасинах. Практично, но едва ли привлекательно.
– Смотря кто спрашивает.
Она подошла ко мне, озираясь по сторонам. Длинные черные волосы неплохо было бы хорошенько расчесать. Половину лица скрывали огромные темные очки. Я узнала ее – это была женщина из «бьюика», который я заметила вчера утром. Те же волосы. Те же очки. Та же грусть, бурлящая внутри. Но ее аура была теплой и сияла мягким светом, словно свеча, которая стесняется сиять слишком ярко.
– Мисс Дэвидсон, – она протянула мне руку, – меня зовут Моника Дин. Я сестра Терезы Йост.
– Мисс Дин, – я ответила рукопожатием. Все чувства, которые могла испытывать женщина, чья сестра пропала без вести, были как на ладони. Она была напугана, убита горем и умирала от беспокойства. – Я вас искала.
– Прошу прощения. – Она нервно сдвинула очки на макушку. – Брат велел мне не разговаривать с вами.
– Да уж. Кажется, мой вчерашний визит его не порадовал. Вы можете войти? – я указала на заднюю часть папиного бара. Ветер умудрился пробиться сквозь куртку и вгрызся в меня, как престарелая чихуахуа.
– Конечно, – ответила мисс Дин, плотнее стягивая воротник пальто. – И мой брат не знает, что и думать о вашем визите. Вы произвели на него впечатление.
– Правда? – Я двинулась к бару. – Мне показалось, он бы с радостью засунул меня в бетономешалку и заставил непрерывно повторять «Раду». – Так-то, профессиональный рестлер! – Очень сожалею по поводу вашей сестры, – добавила я, возвращаясь мыслями к делу.
А теперь серьезно: я могла бы стать рестлером. Придется, наверное, обзавестись загаром. И мышцами с выпирающими венами.
– Спасибо.
Медицинская страховка тоже лишней будет.
Как только мы вошли в заведение, я включила свет. Хотя освещение в кухне ясно давало понять: Сэмми уже на месте и готовится к обеденному столпотворению. Папин бар – помесь ирландского паба и викторианского борделя. В главном зале потолок, как в соборе, все отделано темным деревом, а по периметру, словно древний карниз, вьется выкованная больше века назад композиция. Она и привлекает внимание к западной стене, где возвышается величественный кованый лифт. Такой можно увидеть только в кино или очень старых гостиницах. Все детали, шестеренки и механизмы открыты для глаз любопытной публики. И на второй этаж он поднимается целую вечность. Стены зала увешаны картинами в рамах, медалями и памятными открытками с разных полицейских сборищ. Справа от нас располагалась оригинальная барная стойка красного дерева.
– Кофе хотите? – спросила я, жестом предлагая Монике сесть в одной из угловых кабинок. Сестра Терезы Йост выглядела полуголодной, ее руки тряслись от горя и изможденности. Я подумала, что если мы здесь обоснуемся, то Сэмми быстренько нам что-нибудь сварганит. – Я как раз собиралась позавтракать, так что буду рада, если вы присоединитесь.
Задняя дверь с треском распахнулась, и внутрь ворвался очень недовольный человек по имени Лютер Дин.
– Да ты, видать, шутишь, – рявкнул он, испепеляя взглядом сестру.
Она села и глубоко вздохнула, излучая такую глубокую печаль, что я едва не утонула в ней. Чтобы облегчить тяжесть этого чувства, пришлось наполнить легкие воздухом и спрятаться за стойкой под предлогом налить нам кофе.
– Я все разузнала, – сказала Моника брату. – Она хороша в своем деле.
Он взглянул на меня через мощное плечо.
– А с виду не скажешь. У нее фингал под глазом.
– Я бы попросила, – отозвалась я. Забавный он все-таки.
– Лютер, присядь. – Моника сняла очки и наградила его раздраженным взглядом, когда он даже не подумал послушаться. – Я тебе говорила, она может помочь. Так что или следи за своим поведением, или уходи. Дело твое.
Лютер выдернул стул из-под соседнего столика и сел.
– Она назвала меня сволочью.
– Ты и есть сволочь.
Усмехнувшись, я принесла за стол три чашки кофе, уже предвкушая, какая веселенькая мне предстоит беседа. Полчаса спустя мы покончили с тремя порциями умопомрачительных хуэвос ранчерос с энчиладой и чили[22]22
Хуэвос ранчерос (исп. huevos rancheros – «яйца по-деревенски») – традиционное мексиканское блюдо из яиц с соусом (чили, гуакамоле и т.д.), подается в традиционной лепешке (энчилада – исп. enchilada) или с ней/без нее. Иногда с добавлением мяса, чаще всего – цыпленка.
[Закрыть]. Господи, обожаю Сэмми. Как-то я всерьез думала о том, чтобы выйти за него замуж, но его жена не оценила, когда я попросила его руки.
– Что же заставляет людей вам доверять? – спросил Лютер. От ледяного взгляда его синих глаз хотелось поежиться. Слово «скепсис» в его исполнении приобрело новый смысл. – Вы работаете на Нейтана. Почему мы должны верить тому, что вы говорите?
– Вообще-то, я на него не работаю, – возразила я, надеясь, что они все-таки поверят тому, что я говорю. – И почему вы не доверяете мужу собственной сестры?
Мы с Лютером так и не поговорили о деле. Я решила усыпить их бдительность, внушив ложное чувство безопасности. Все прошло бы гораздо успешнее, не укради я последний кусок с тарелки Лютера. Оказалось, он очень ревностно относится к своей еде. Тем не менее, я могла с уверенностью утверждать, что в каком-то смысле достучалась до него, – они с сестрой обменялись взглядами.
Вздохнув и пожав плечами, Моника призналась:
– В общем-то, причин нет. Он идеальный. Прекрасный муж. Прекрасный шурин. Только…
– Слишком идеальный? – предположила я.
– В точку, – вставил Лютер. – И было кое-что еще – всякие случаи, ситуации. Не стыкуется это никак.
– Например?
Он глянул на сестру, чтобы получить одобрение перед тем, как объяснить:
– Как-то вечером, несколько месяцев назад, когда Нейтана не было в городе, Тереза пригласила нас перекусить. Втроем.
– Казалось, она чем-то обеспокоена, – добавила Моника, и я могла поклясться, что в тот момент ее обуяло чувство вины. – Она нам сказала, что застраховала свою жизнь и жизнь Нейтана на огромную сумму. И если что-то с ней случится, – что угодно, – мы получим все.
– Значит, идея была ее? – спросила я. – Не Нейтана?
И опять Моники понеслось чувство вины, когда она ответила:
– Ее. Мало того, я почти уверена, что Нейтан вообще не в курсе.
– Она хотела, чтобы мы знали, где находится страховой полис, – продолжил Лютер. – И сказала нам.
Моника вытащила из кармана ключ:
– Она записала нас в качестве бенефициаров к своему счету, чтобы мы могли получить доступ к ее банковской ячейке, где хранится полис.
– Действительно странно, – согласилась я, стараясь игнорировать настойчивые звоночки в голове. Тереза боялась мужа? Подозревала, что ее жизнь в опасности? – На какую сумму заключен полис?
– Два миллиона, – ответил Лютер. – На каждого.
– Святая дева дерьмовложений! – Мне всегда удавались каламбуры. – Такое вообще бывает?
– Видимо, да, – сказала Моника.
Лютер скрестил на груди руки.
– Страховка была его идеей. По-другому и быть не может. Иначе зачем Терезе страховаться на такую огромную сумму? Наверняка он вынудил ее это сделать, чтобы выглядеть пай-мальчиком.
– Мы этого не знаем, – возразила Моника.
– Я тебя умоляю! – С раздраженным видом он развалился на стуле. – Все, что делает этот мужик, должно выглядеть хорошо в глазах других людей. Да это же смысл его жизни – прикидываться самой добродетелью для толп своих поклонников.
Я была вынуждена согласиться с Лютером. По крайней мере на основании того, что мне удалось выяснить к этому времени.
– Что-нибудь еще? – спросила я.
– Больше ничего особенного вспомнить не могу. – Моника промокнула салфеткой выступившие на глазах слезы, и именно тогда я заметила, что ее веки как будто припухшие, а вокруг рта залегли болезненно желтые линии. Видимо, незнание, где находится сестра, высасывало из нее все соки. Незнание и чувство вины. – Как-то Тереза упоминала, что Нейтан проводил все больше и больше времени с ней дома, отказывался участвовать в конференциях и приходил в ярость, если его вызывали в больницу по вечерам. Думаю, она чувствовала, что он ее притесняет.
– Это она вам так сказала?
– Не в таких выражениях, – покачала головой Моника. – Но она говорила, что он творит странные вещи.
– Какие еще вещи? – взвился Лютер. – Мне она ничего такого не говорила.
Моника мрачно воззрилась на него:
– Потому что не могла. Ты слетаешь с катушек по самому смехотворному поводу, поэтому мы просто не можем всем с тобой делиться.
Желваки Лютера тут же задвигались, и я ощутила, как и его охватило чувство вины. Однако его вина исходила от стыда, тогда как вина Моники была глубже и полна сожалений. И она сказала «мы». «Мы просто не можем всем с тобой делиться».
С трудом, но, кажется, Лютеру удалось взять себя в руки, после чего он спросил:
– Так что она говорила?
Задумавшись, Моника повертела на столе кофейную чашку.
– Тереза рассказывала, что Нейтан странно себя ведет. Например, будит ее посреди ночи, чтобы намеренно испугать, а потом заливается хохотом. А однажды он сообщил Терезе, что ее собаку переехал автомобиль. Она два дня проплакала. И вдруг Нейтан появляется вместе с собакой и говорит, что ее подобрал приют для бездомных животных. Но Тереза уже связывалась с сотрудниками приюта – ее собаку никогда там не видели. – Пожав плечами, Моника посмотрела на меня. – И такие странности он вытворяет постоянно.
Итак, все, что творил доктор Йост, смахивало на различные формы манипуляции. Проще говоря, он был помешанным на контроле ублюдком, что никак нельзя назвать здоровой привычкой. И все-таки мне нужно было поболтать с Моникой наедине. Очевидно же, что кое-что она попросту не может сказать в присутствии брата. Доливая кофе им в чашки, я раздумывала, сколько еще продержится мочевой пузырь Лютера. Он, конечно, тот еще громила, но я очень надеялась, что скоро ему понадобится ненадолго отлучиться.
– Нейтан никогда не был самым острым скальпелем на лотке с инструментами, – проговорил Лютер. – Медицинский он закончил в основном с «тройками». Хотелось бы вам хирурга, который едва-едва наскреб знаний на «трояк»?
– Вряд ли. – Хотя я сомневалась, законно ли требовать от врача отличных оценок, но мысль попасть на стол к заурядному троечнику, ей-богу, ужасала. Я обратилась к Монике: – Могу я поинтересоваться, почему вы были здесь вчера утром? Тогда я еще даже не успела поговорить с Нейтаном.
Она смущенно опустила глаза:
– Я и не подозревала, что вы меня видели, – и коротко вздохнула. – Я следила за ним. Он стоял перед баром и говорил по телефону, как раз когда вы прошли мимо.
– Стало быть, вы не знали, кто я такая?
– Поначалу нет. А когда он сказал мне, что нанял частного детектива, я поискала о вас информацию.
Лютер постучал указательным пальцем по столу:
– А нанял он вас, чтобы со стороны казалось, будто он ни при чем, говорю вам.
А парень определенно умнее, чем кажется на первый взгляд.