Текст книги "Развод. Проучить предателя (СИ)"
Автор книги: Дарина Королева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
ГЛАВА 40
– Прекрати хамить, – я делаю музыку чуть тише, но не выключаю совсем. – Это мой дом, и я буду делать в нём то, что считаю нужным.
– Ах да, конечно, – она театрально взмахивает руками, – теперь ты бизнес-леди, акула капитализма! Разрушила семью, выжила отца с работы, решила пустить его по миру!
Качаю головой, отпивая ещё. Немного жжёт, но в целом приятное тепло.
– Интересно, – говорю задумчиво, – почему ты вдруг решила проведать меня? Насколько помню, последние два месяца ты не отвечала на мои звонки. Когда я приезжала к тебе, не открывала дверь. На мои сообщения реагировала в лучшем случае односложно. А теперь примчалась с такими... эмоциональными обвинениями.
Карина отводит взгляд, теребит ремешок своей дизайнерской сумки:
– Решила проверить, как ты тут. Ты всё-таки моя мать…
– Какая трогательная забота, – я ставлю бокал на столик. – И что же конкретно тебя беспокоит в моём состоянии?
– Ты изменилась, – бросает она с вызовом. – Стала... другой. Не такой, как раньше.
– И тебя это... пугает? – я внимательно смотрю ей в глаза.
Она снова фыркает, отмахиваясь:
– Ещё чего! Просто... непривычно. Ты была такой правильной, такой... предсказуемой. А теперь вдруг старая рокерша с бухлом и танцами.
Не могу сдержать смех:
– Карина, мне сорок пять, а не восемьдесят пять. И да, я меняюсь. Возвращаюсь к себе настоящей. К той женщине, которой всегда должна была быть.
Карина плюхается на диван, закидывает ногу на ногу. Точно так же сидел Гордей, когда хотел показать своё превосходство. Поза «хозяина положения».
– Ну и как? Нравится твоя новая жизнь?
– Очень, – отвечаю честно. – Я впервые за двадцать лет чувствую себя... живой.
– А о нас ты подумала? Обо мне, об отце? О том, что разрушила нашу семью? Ты ведешь себя как эгоистка!
Вот оно. Настоящая причина её визита – не забота, не любопытство. Обвинения. Желание вернуть меня на место, в ту уютную коробочку, где я была тихой, удобной, незаметной. Где занималась только тем, что обслуживала потребности своей семьи.
– Семью разрушил твой отец, когда решил, что может безнаказанно изменять своей жене, унижать её, лгать, манипулировать. Когда использовал корпоративные деньги для покупки личной виллы, на которой развлекался со своей любовницей. А я лишь восстановила справедливость.
– Да все мужики изменяют! – Карина закатывает глаза. – Подумаешь, трагедия! Нужно было просто закрыть глаза, как делают нормальные жёны!
Киваю наигранно:
– Я долго так и делала. «Закрывала глаза». На его пренебрежение, на постоянные унижения, на то, как он выставлял меня дурой перед всеми. Всё ради тебя, кстати. Чтобы у тебя была «нормальная семья». И что я получила в итоге? Дочь, которая не звонит, не интересуется моей жизнью, а прибегает только тогда, когда у неё проблемы. Что случилось, Карина? Отец урезал финансирование?
По её лицу пробегает тень. Попала в точку.
– Он совсем с ума сошёл, – шипит она. – Сказал, что теперь я должна либо переехать к нему, либо начать зарабатывать сама! Представляешь? Я же учусь, какая работа?
– На заочном отделении, – уточняю. – На которое ты перевелась полгода назад, чтобы, цитирую, «иметь больше свободы для самореализации». И что же мешает тебе теперь найти работу, раз у тебя так много свободного времени?
– Ты же моя мать! – Карина вскакивает с дивана, глаза сверкают возмущением. – Ты должна меня обеспечивать! Я не просила меня рожать!
Ах, вот оно что. Классика жанра.
– Дорогая, я тебя не только родила, но и вырастила. Дала тебе всё, что могла – образование, квартиру, возможности. Теперь ты действительно взрослая. И должна научиться отвечать за свою жизнь.
– У меня совсем закончились деньги! – её голос срывается на визг. – Мне нечем платить за квартиру! За коммуналку! За еду, в конце концов!
– И это большая проблема, – киваю. – Которую ты, как взрослый человек, должна решить. Есть вариант – переехать ко мне. Будешь жить здесь, я буду тебя кормить, помогать с учёбой. Как положено дочери, которую содержит мать.
– Не хочу я жить с тобой! – Карина отшатывается. – Хочу жить в своей квартире! Я уже взрослая!
– Вот здесь у тебя возникает логическое противоречие, – улыбаюсь. – Взрослые люди сами себе зарабатывают на жизнь и платят за свою квартиру. Определись, дорогая. И кстати, зачем ты перевелась на заочное? Чтобы устраивать вечеринки в своей квартире на деньги родителей? Обычно люди переводятся на заочку, чтобы работать и учиться одновременно.
Карина смотрит на меня так, будто видит впервые. Может и правда впервые – настоящую меня, а не ту картонную фигуру «мамочки», которую можно было безнаказанно использовать.
– Ах, вот значит как? – её глаза сужаются. – Тогда ты не оставляешь мне выбора. Я пойду … в ЭСКОРТ! И пусть тебе будет стыдно...
Она явно ожидает, что я ахну, схвачусь за сердце, начну умолять её не губить свою жизнь. Но вместо этого я смеюсь – искренне, от души:
– Дорогая, стыдно будет не мне, а тебе! Сначала будет стыдно, а потом – больно. Ты будешь чувствовать себя вещью, потерявшей достоинство. А может, закончишь ещё хуже – часто такие девушки оказываются забитыми до смерти каким-то извращенцем. Но это твой выбор, ты же взрослая. Как говорится, что выросло, то выросло. – Делаю паузу, глядя ей прямо в глаза. – Я принимаю твой выбор. Я дала тебе жизнь, но не могу проживать её за тебя. Моя ответственность за тебя закончилась в день твоего совершеннолетия. Так что, если эскорт это предел твоих возможностей и амбиций, скатертью дорога!
Карина застывает с открытым ртом:
– Ты... ты не можешь так говорить! Ты же моя мать!
– Именно поэтому я и говорю тебе правду. Ну а потом я усыновлю себе другую дочку из детдома – детдомовские дети умеют ценить внимание, любовь и заботу.
Карина в шоке, понимает что её манипуляции не удались.
– Зашибись у меня мать! – выдыхает Карина, не находя других слов.
– Да, спасибо, – улыбаюсь, чувствуя, как расправляются плечи. – Я знаю, я огонь!
Этого она не выдерживает.
Хватает сумку, бросает на меня взгляд, полный бессильной ярости. Не находит слов. Выскакивает из дома, с грохотом захлопывая дверь.
Я включаю музыку на прежнюю громкость.
«Non, je ne regrette rien...»
Нет, я ни о чём не жалею.
Достаю телефон, быстро набираю сообщение:
«Если нужна помощь с работой, обратись к моей помощнице – она поможет тебе подобрать подходящий вариант. Виктория: +7(926)35-88-90».
Отправляю, не ожидая ответа.
Знаю, что она прочитает. И, может быть, даже позвонит Вике. Не сразу – сначала будет злиться, топать ногами, проклинать меня. Но, в конце концов, позвонит.
Потому что Карина, при всех своих недостатках, не дура. И где-то глубоко внутри она тоже хочет гордиться собой. Просто никто никогда не показывал ей, как это – быть по-настоящему самостоятельной.
А теперь покажу я. Собственным примером. Не бесконечными нотациями, не причитаниями, не уговорами – живым примером женщины, которая нашла в себе силы начать с чистого листа.
Потому что один из лучших способов “воспитывать” детей – это вдохновлять их своим примером.
ГЛАВА 41
Мира
Телефон настойчиво трезвонит уже третий раз. Сбрасываю вызов, не глядя на номер. Сейчас не хочу ни с кем разговаривать. Мне нужно подумать.
Гордей в последние дни будто с цепи сорвался. Караулит возле офиса, несмотря на запрет приближаться. Вчера снова стоял с букетом – огромной корзиной белых роз. Такие, он дарил мне лет десять назад.
– Мирочка, я всё осознал. Я изменился. Дай мне ещё один шанс, – его глаза, такие знакомые, смотрели с мольбой.
– Ну да! Осознал, как только практически остался без денег и работы!
– Да ладно тебе, перестань… Всё не так… Просто, я правда соскучился. Без тебя всё не то стало. Я как какой-то полудохлый карась и меня несёт по течению.
Он сделал ещё один шаг и опустился передо мной на колено.
Я проигнорировал его жест и ушла.
Во мне – ни отклика. Будто из сердца вынули какую-то важную деталь, без которой механизм по имени «любовь к Гордею» просто не работает.
Но что-то всё равно шевелится внутри – то ли привычка, то ли эхо прежнего чувства.
Яра говорит, что это нормально.
– Жертве сложно оторваться от своего агрессора, – повторяет она. – Вначале будет ломать. Как наркотическая ломка – ты привыкла к определённым отношениям, к позиции жертвы. Часть тебя хочет вернуться в эту зону комфорта, даже понимая, что она токсична.
Возможно, она права. Двадцать лет – это слишком долго, чтобы оборвать все ниточки одним решительным движением.
Телефон снова оживает в руке. Неизвестный номер. Хочу сбросить, но что-то останавливает. А вдруг что-то с Кариной? После нашего последнего разговора она не объявлялась, но Вика говорила, что дочь всё же позвонила ей насчёт работы.
– Слушаю! – отвечаю, придав голосу деловой тон.
– Здравствуйте, – незнакомый мужской голос, официальный, с ноткой напряжения. – Ваш муж – Демидов Гордей Станиславович?
Что-то сжимается внутри. Так обычно начинаются недобрые известия.
– Да, пока ещё мой, – отвечаю, чувствуя, как пересыхает во рту. – В чём дело?
– Третья городская больница. На вашего мужа совершено нападение. Он без сознания. Вы могли бы приехать?
Земля уходит из-под ног.
Одно дело – хотеть справедливости, развода, даже мести. И совсем другое – узнать, что человек, с которым прожил половину жизни, лежит без сознания после нападения…
– Что... что случилось? – слова царапают горло.
– При поступлении множественные травмы, предположительно нанесённые тупым предметом. Подробности при встрече.
– Он живой?!
– Пока да.
Бросаю трубку, ищу сумку. Руки трясутся так, что не могу застегнуть молнию на сапоге. В голове пульсирует мысль: «Развод – да. Суд – да. Но не так. Не смерть!».
***
Больничные коридоры. Медсестра провожает меня к палате, но войти не успеваю – навстречу выходит высокий мужчина в штатском.
– Мирослава Андреевна? – в его взгляде цепкость профессионала. – Капитан Носов, следственный отдел. Нам нужно поговорить.
В небольшом кабинете он включает видео на планшете:
– Это запись с камеры наблюдения. Нападение на вашего мужа произошло вчера около 23:40 на парковке возле ресторана “Брауни”.
На экране – тёмная парковка, Гордей идёт к своей машине. Из-за соседнего фургона выходят трое в тёмной одежде и масках. Быстрый, резкий разговор – не разобрать слов. Гордей отрицательно качает головой, пытается уйти. Один из нападавших делает выпад, второй замахивается чем-то похожим на биту.
Отворачиваюсь, закрыв глаза рукой:
– Я не могу на это смотреть.
Он выключает запись:
– Понимаю. Но нам нужна ваша помощь. Были ли у вашего мужа какие-то проблемы в бизнесе? Долги? Конфликты?
– Мы... в процессе развода, – произношу осторожно. – Я недавно возглавила компанию вместо него. Но никаких серьёзных проблем не обнаружила. Гордей что-то говорил о конкурентах, но конкретики никогда не сообщал.
– И всё же вы отстранили его от управления компанией? – в голосе следователя появляются новые нотки. – По какой причине?
Понимаю, что каждое моё слово сейчас на вес золота. Я под подозрением – разумеется. Жена, затеявшая развод, отобравшая бизнес, и тут же – нападение на мужа.
– По причине нецелевого использования средств компании, – отвечаю ровно. – Все документы были предоставлены совету акционеров. Копии есть у моего адвоката.
– Понятно, – кивает капитан. – И ещё кое-что... Не покидайте город в ближайшее время. Мы можем вызвать вас для дачи дополнительных показаний.
В его взгляде читаю невысказанное подозрение.
Конечно. Избитый муж – и жена…
Которая имеет все мотивы желать ему зла.
***
Гордей в реанимации похож на восковую фигуру.
Трубки, датчики, писк аппаратуры. Лицо – один сплошной кровоподтёк, глаз не открыть. Левая рука в гипсе.
Медсестра проверяет показания приборов:
– Стабилен, но в коме. Сильное сотрясение мозга, возможно повреждение внутренних органов. Врач будет через полчаса, сможете поговорить.
Остаюсь наедине с человеком, которого недавно ненавидела всей душой. Теперь... что я чувствую? Жалость? Сострадание?
Или просто шок от того, что кто-то воплотил в жизнь тёмные фантазии мести, которые иногда мелькали в моей голове?
Сижу рядом, наблюдая за ровным подъёмом и опусканием его груди. Вспоминаю наши первые годы вместе.
Его улыбка, тепло его рук, слова любви. Когда всё изменилось? Когда искренность сменилась фальшью, а забота – контролем? Или это всегда было фальшивкой, просто я не хотела видеть? Я уже не знаю…
Выхожу из палаты на автомате и сразу набираю номер адвоката. Гудки кажутся бесконечными.
– Михаил Семёнович, это Мирослава Демидова. Мне срочно нужна ваша консультация. На Гордея совершено нападение, и я чувствую, что полиция видит во мне главную подозреваемую.
– Буду ждать вас через час в офисе, – отвечает он без лишних вопросов.
– Ситуация не самая приятная, – Михаил Семёнович постукивает ручкой по столу. – Сейчас вы – главная подозреваемая...
ГЛАВА 42
– Ситуация не самая приятная, – Михаил Семёнович постукивает ручкой по столу. – Сейчас вы – главный подозреваемый.
Мотив, возможность, финансовая выгода – всё против вас.
– Но я не...
– Я знаю, – он поднимает ладонь. – Поэтому советую: регулярно навещайте мужа в больнице. Будьте на виду у персонала, проявляйте заботу. Не давайте почвы для лишних разговоров.
– Вы хотите, чтобы я притворялась любящей женой? – внутри вскипает возмущение.
– Я хочу, чтобы вы не оказались главной подозреваемой в деле о покушении на убийство, – его взгляд становится жёстким. – Поверьте, если они копнут глубже и найдут ваши разговоры с детективом, которого вы нанимали следить за мужем, ситуация ухудшится.
Он прав, конечно. Как ни противно это признавать.
***
Через три дня приходит сообщение от лечащего врача: «Пациент пришёл в сознание».
Еду в больницу, не зная, что чувствую – облегчение или тревогу. Что скажет Гордей? Видел ли он нападавших? Может, это действительно связано с бизнесом? Может он и, правда, не лгал мне об опасности тогда?
В палате меня встречает медсестра:
– О, как хорошо, что вы пришли! У него от радости сразу пульс улучшился, когда сказали, что жена едет. Вот что значит близкий человек! – она поправляет капельницу.
Гордей лежит с полуоткрытыми глазами. Большая часть отёков спала, но лицо всё ещё покрыто синяками и ссадинами. Увидев меня, он слабо улыбается:
– Мироня... моя булочка... – голос хриплый, еле слышный. – Ты пришла...
Замираю на месте.
Булочка?
Он не называл меня так лет пятнадцать, не меньше. Так он называл меня только в самом начале наших отношений.
– Гордей, – осторожно подхожу к кровати. – Как ты себя чувствуешь?
– Как будто по мне поезд проехал, – он пытается пошевелиться и морщится от боли. – Что произошло? Врачи говорят – какое-то нападение? Не помню ничего. О, ты что, причёску изменила? Тебе идёт, моя красотка…
Чего? Красотка?
– Тебя избили на парковке, – говорю осторожно. – Полиция ведёт расследование.
Он смотрит на меня с таким выражением, какого я не видела уже много лет. Нежность. Искренняя радость.
– Главное, что ты здесь, – его рука слабо тянется к моей. – Мы ведь уже десять лет вместе, пережили и не такое.
Холодок пробегает по спине. Что-то не так.
Почему десять?
– Гордей, мы вместе двадцать лет, не десять.
Он удивлённо моргает:
– Двадцать? Не может быть...
– Карине восемнадцать. Скоро девятнадцать.
– Что?! – его глаза расширяются. – Кариночке восемь только исполнилось! Она второй класс заканчивает... – он замолкает, видя моё лицо. – Что происходит, Мира? Зачем ты такое говоришь? Мне сейчас совсем не до розыгрышей.
Зову врача. Тот просит меня выйти, проводит быстрый осмотр. Через пятнадцать минут выходит ко мне в коридор:
– Похоже на ретроградную амнезию. Стирание части памяти из-за травмы. Судя по всему, ваш муж не помнит последние десять лет своей жизни. Верит, что сейчас 2015-й год.
Какой кошмар!
Я в шоке. И что теперь делать?
– Это... навсегда?
– Сложно сказать. Такие случаи бывают. Иногда память возвращается полностью, иногда частично, иногда... – он делает паузу, – остаётся фрагментарной на всю жизнь. Сейчас важно минимизировать стресс. Резкое погружение в реальность может усугубить травму.
– Вы предлагаете мне... лгать ему?
– Не лгать. Но и не обрушивать всю правду сразу. Подождать. По снимкам МРТ прогноз хороший. Возможно, через какое-то время память начнёт возвращаться.
Врач смотрит на меня внимательно:
– Ему нужен покой и уход. Пару дней мы его ещё понаблюдаем, а потом лучше забрать домой. Как говорится, дома и стены лечат.
***
– Булочка, а где Каринка? Почему ты её не привела? – Гордей смотрит на меня с таким искренним недоумением, что сердце щемит.
Что мне сказать? Что его обожаемая дочурка выросла в капризную, эгоистичную копию его самого? Что она презирает мать и боготворит отца? Что она шантажировала меня эскортом?
– Она... у бабушки, – выдавливаю из себя. – В школе карантин, вот и...
– А как папа Андрей Степанович? Справляется там без меня? – он улыбается, вспоминая моего отца, который давно умер.
Внутри что-то обрывается:
– Всё так же, – киваю, отворачиваясь, чтобы скрыть слёзы.
– Передавай ему привет. Скажи, что я, как только выйду отсюда, сразу возьмусь за новый проект развития. У меня столько идей! – в его голосе энтузиазм, которого я не слышала... даже и не вспомню, как давно.
– Обязательно передам, – шепчу, чувствуя себя предательницей.
Как рассказать ему, что отец давно умер? Что завод теперь мой, а его недавно уволили с поста директора? Что мы в процессе развода? Что у него молоденькая любовница и вилла, купленная на украденные у компании деньги?
Это Гордей из 2015-го. Тот, кто ещё не превратился в чудовище. Тот, в кого я когда-то влюбилась. Открытый, амбициозный, с блеском в глазах и такой нежный. Неужели он всегда был там, погребённый под слоями цинизма, лжи и предательства?
– Я тебя люблю, булочка, – шепчет он. – Всегда любил. И всегда буду.
***
Выхожу из больницы еле передвигая ноги. Голова идёт кругом от противоречивых мыслей.
Что делать? Сказать правду сейчас – значит нанести удар человеку, который и так на грани? Но продолжать эту ложь... играть роль любящей жены, когда между нами столько боли, предательства, лжи? Изображать, что последних десяти лет не было?
А что, если... если это шанс? Шанс для него – измениться, стать другим человеком? Шанс для меня – понять, был ли он всегда таким, или что-то сломало его за эти годы?
Или это просто очередная игра? Очередная манипуляция?
А в голове звучит голос врача: «Ему нужен покой и уход. Лучше забрать его домой».
Куда? В дом, который я собиралась продать? В дом, где столько лет была пленницей его контроля?
Останавливаюсь посреди улицы, не зная, куда идти и что делать дальше…
ГЛАВА 43
Мира
Странно, как быстро старые стены дома снова обрастают скрипами и вздохами прежней жизни. Всего несколько дней назад я мечтала, как выставлю этот особняк на продажу и начну с чистого листа. Теперь он снова полон людей и звуков, которые я так стремилась оставить в прошлом.
Впрочем, некоторые вещи изменились навсегда. Лорд, этот вечно слюнявый, разрушительный стихийный бедствие на четырех лапах, теперь живет в просторном вольере во дворе. Когда Гордей увидел это, его брови взлетели вверх в немом изумлении, но он промолчал. Чутье подсказывало ему, что новая версия его жены не примет возражений.
Регина Петровна, которая раньше заправляла домом как своей вотчиной, теперь общается со мной через молодую, но строгую сиделку Анну. Когда свекровь начинает свой привычный концерт:
«Сыночек, почему я должна жить с этой сиделкой? Почему Мира не может сама ухаживать за мной, как положено невестке?»
Анна просто улыбается и говорит:
– Регина Петровна, вашей невестке нужно управлять компанией и заботиться о вашем сыне. А моя задача – обеспечить вам максимальный комфорт. Давайте я помогу вам принять ванну?
И свекровь затихает. Анна – чудо. Настоящий профессионал. Ну и плачу я ей соответственно – за “задание со звёздочкой”.
Самое сложное – ночевать в разных спальнях. Гордей не понимает, почему. Для него мы ещё молодая пара, женатая десять лет, с восьмилетней дочерью и впереди – вся жизнь. Он не помнит ни измен, ни унижений, ни лжи.
– Булочка, почему ты переселила меня в гостевую спальню? – спрашивает он, появляясь в дверях моей комнаты. – У тебя голова болит?
Он выглядит почти как прежде – только синяк ещё не сошёл на скуле, гипс и легкая хромота напоминают о нападении. Глаза смотрят с искренним беспокойством. Не с тем оценивающим взглядом, которым он смотрел последние годы, а с настоящей заботой.
– Гордей, нам нужно поговорить, – решаюсь я.
– Звучит серьезно, – он садится на край кровати, поглаживая ссадину на руке. – Что-то случилось?
Вдох. Выдох. Я должна сказать ему правду.
– Ты потерял память, Гордей. Последние десять лет стерты из твоей памяти из-за травмы. Сейчас не 2015 год. Карине не восемь, а восемнадцать. Моего отца нет в живых. А мы... мы в процессе развода.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Смех застревает у него в горле:
– Что за бред? Мира, ты чего? Какой развод? Мы же...
– Ты мне изменял, – каждое слово дается с трудом. – У тебя любовница – молоденькая девушка по имени Жанна…
Его лицо искажается, будто я ударила его кулаком, а не словами:
– Нет... нет, это какая-то ошибка! Я бы никогда...
Он вскакивает, начинает ходить по комнате. Дыхание становится частым, поверхностным. На лбу выступает испарина.
– Я люблю тебя! Я никогда бы не предал...
Он хватается за грудь, глаза расширяются от ужаса. Паническая атака. Я видела такое у него лишь однажды – когда мы чуть не попали в авиакатастрофу.
– Мне нечем дышать... сердце... – он оседает на пол.
Бросаюсь к нему, иду за успокоительным, которое оставил врач «на всякий случай». Вливаю капли ему в рот, держу за руку, пока дыхание постепенно не выравнивается.
Уложив его в постель, долго сижу рядом. Смотрю на спящего Гордея и не узнаю в нём того монстра, что методично уничтожал моё самоуважение.
В этой версии он – тот молодой амбициозный мужчина, в которого я влюбилась. Тот, кто называл меня «булочкой» и приносил кофе в постель.
Наблюдаю, как его ресницы слегка подрагивают во сне. Вспоминаю наши первые годы вместе. Может, он всегда был таким? Может, это я его не видела по-настоящему?
Нет. Я отгоняю эти мысли. Нельзя обманываться. Это всё из-за травмы. Или... или очередная его манипуляция?
Утро. Пахнет свежесваренным кофе и жареным беконом. На кухне – Гордей в домашних штанах и футболке, колдует над плитой.
– Доброе утро, булочка! – он оборачивается, лицо сияет. – Я решил приготовить нам завтрак. Ты, наверное, устала заботиться обо всех нас.
Он подходит, обнимает меня за талию. Такой знакомый и такой чужой одновременно.
– Садись, – придвигает стул. – Яичница с беконом, тосты, кофе как ты любишь – с корицей.
– Ты помнишь, как я люблю кофе? – удивляюсь я.
– Конечно! – смеется, но в глазах мелькает настороженность. – Я знаю тебя лучше, чем кто-либо.
Это правда. Или была правдой раньше. Но последние годы он не обращал внимания на мои предпочтения, не замечал меня вообще.
– Ммм, вкусно, – пробую яичницу, стараясь не встречаться с ним взглядом.
Он присаживается рядом, накрывает мою руку своей:
– Послушай, я не знаю, что было вчера... странный какой-то разговор про развод... – он запинается. – Может, мне приснилось? Или последствия лекарств?
Я не успеваю придумать ответ – он берёт моё лицо в ладони, притягивает к себе для поцелуя. Его губы касаются моих – нежно, умоляюще. Моё тело реагирует раньше, чем разум – губы приоткрываются, отвечая на поцелуй. Двадцать лет вместе не проходят бесследно…
– Мира... – его дыхание учащается, руки скользят по моей спине. – Я так скучал по тебе в больнице. Давай вернёмся в спальню...
Сознание включается, как будильник, – резко и громко.
Отшатываюсь, сбивая чашку со стола.
– Мне пора на работу! – вскакиваю, не обращая внимания на разливающийся кофе. – Опаздываю. Совещание. Совет директоров.
– На работу? – Гордей озадачен. – В компанию?
– Да, – кивок, поиски сумки, ключей, чего угодно, лишь бы занять руки. – Я сейчас управляю компанией.
– Ты? – его лицо вытягивается от удивления. – А я?
– Ты... на больничном, – выкручиваюсь. – После травмы нужно время. Тебе нельзя перенапрягаться. Станислав помогает мне.
– Кто такой Станислав? – в голосе слышится ревность.
– Очень эффективный менеджер. Потом расскажу.
Выскальзываю, чувствуя, как его взгляд прожигает спину.








