Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
– Мародерство.
– Скажешь тоже. – Она фыркнула, но я видел, что сравнение ее позабавило. – Мародерство…
– А что, нет?
– Нет. Галка – это сводная сестра Розы. Ну, от отчима дочка, от какого-то там его брака. И непутевая всегда была, Галка эта. Опека уже хотела детей забирать, потому что ни работы, ни условий. Так Роза ей дом отремонтировала, газ провела, детям одежду купила. Все за Венины деньги, само собой, но детей-то оставили.
– А куры тут при чем?
– Так Роза же ей кур и купила. И зерно. Договорились, что Галка выкормит, а потом напополам поделятся. Галка-то рада была – лафа какая. А потом завела себе этого… как его… Ишгильды. Пьянь и лодырь. И сразу Галке память отшибло. Куры, говорит, передохли, мор был. Ну Роза теперь периодически наведывается и свое забирает.
– Ясно. – Я покачал головой. – Партизанские методы возврата инвестиций.
Тетя Роза открылась с неожиданной стороны.
Впереди показалась проселочная дорога, уходящая в лес, а я мысленно охнул: два дня без интернета, зато с тетей Розой.
Валера в переноске издал тревожный мявк. Я его понимал.
Глава 12
Я ехал и размышлял: вот что за жизнь – пашешь, пашешь, добиваешься чего-то, берешь высоты, а потом – раз… и ты кекс!
Взять хотя бы Наполеона: великий полководец, реформатор, кодекс его до сих пор изучают, а в народной памяти остался тортом. Интересно, как он отреагировал бы на подобную честь? Лично мне было бы обидно, если бы какой-нибудь глазурованный сырок с ванилью или, не к ночи будь помянут, клубнично-льняной кисель лет через сто назвали «Доктор Епиходов».
Видимо, угасающая осенняя природа за окном навевала на меня философскую меланхолию.
Деревья обреченно теряли последние жухлые листья, бесстыдно сверкая топлесс. Пахло сухой травой, легкой грустинкой и прелым дерном. Где-то высоко-высоко в небе надрывно кричали птицы, собираясь всем пернатым коллективом лететь на юг…
В общем, я так погрузился в свои мысли, что не заметил, как мы доехали. Отец припарковал машину у калитки, под сенью груши с уже опавшими листьями.
Дача родителей Сергея находилась в самой обычной деревне, в которой было всего две улицы. Дома и домики давно выкупили городские жители и приспособили под дачные нужды.
Это было хорошо, потому что по соседству, за забором от Серегиных родителей, тоже обустроились дачники. А то когда соседи держат огромное хозяйство и скотину, летом снуют тучи навозных мух, мычат коровы и кто-то обязательно орет с утра – невозможно ни выспаться, ни отдохнуть. Здесь же все было чинно-благородно.
Единственное, на что сетовал Серегин отец: через два дома иногда приезжала молодежь на шашлыки, и они включали громкую музыку до утра. Но случалось это не так часто, где-то раз в квартал, поэтому мириться можно.
Я вышел из машины, и порыв пахнущего грибами ветерка бросил мне в лицо липкую паутинку. Зараза так прицепилась, что пришлось долго отдирать, сдерживая ругательство. Солнышко грело не по-осеннему крепко.
Улыбнувшись, я подставил лицо теплу. Как давно я вот так не наслаждался, не думая ни о чем. В той моей прошлой жизни все время была какая-то суета, а в этой – тем более. И вот наконец можно замедлиться, выдохнуть.
– Ой, Веня, зачем мне твоя лошадиная ферма? Я что, лошадей не видела? – донесся возмущенный голос тети Розы, которая как раз вылезала из машины. – У нас уже есть курица, которая скоро станет жареной. Все остальные животные меня не интересуют… Я сказала, никуда ты не пойдешь!
Услышав ее пассаж про животных, я сразу же вспомнил про Валеру и вытащил из машины переноску. Котенок был необычайно серьезен и задумчив, не орал, не пытался вырваться, и это показалось мне подозрительным. Уж не заболел ли?
Я открыл переноску и вытряхнул содержимое на траву, нисколько при этом не церемонясь. Валера мягко спружинил на лапы, удивленно заозирался, затем затрясся от удовольствия и вдруг со всей дури ломанулся в заросли шиповника.
«Уйдет же!» – мелькнула чуть ли не радостная мысль. Даже накатило какое-то облегчение, будто с плеч сняли груз. Но, зная Валеру, я был уверен, что анархист вернется. Такие, как он, всегда возвращаются… причем ближе к обеду.
Так как Валера был сугубо городским котом и, кроме родной помойки и моей квартиры, больше ничего в этой жизни не видел, на колючки шиповника он никакого внимания не обратил. За что и поплатился.
Потому что из зарослей тотчас же раздался отборный Валерин мат (на великом и могучем кошачьем), а затем, буквально через секунду, оттуда вывалился довольно крупный ежик. Он неодобрительно пыхтел и фыркал, а колючки его были унизаны обрывками листьев и газет. Судя по растрепанному виду, ежик сделал себе кучу из листьев и там впал в спячку. Но Валера к зоологии относился примерно так же, как и к ботанике, поэтому циркадные ритмы ежа его интересовали мало – он охотился и заодно охранял вверенную территорию.
Ежик укоризненно протрусил мимо тети Розы и машины и юркнул куда-то в остатки малинника. Валера уже был знаком с коварством колючек шиповника, поэтому в малинник категорически не полез. А мы тем временем принялись выгружаться.
Я взял два больших баула, судя по весу, груженых гантелями и кирпичами, и понес в дом.
Он был деревянный, с двумя просторными комнатами и мансардой наверху. Под моими ногами поскрипывали половицы. Пахло пылью, мышами и сухими яблоками. После теплого двора внутри показалось так холодно и сыро, что захотелось прильнуть к печке всем телом. Правда, печка была еще нетопленой, и об нее, наверное, можно было отморозить руки.
Зато комнаты оказались довольно-таки большими, плотно заставленными разномастной советской мебелью, а на втором этаже находилась узкая мансарда, которая использовалась как чердак и кладовка для барахла.
Я решил хлам разобрать и сделать там себе комнатушку, чтобы никому не мешать и чувствовать себя комфортно. Тогда бы в одной комнате ночевали Серегины родители, в другой – Викентий Павлович с тетей Розой, а я – здесь. Но потом, прикинув объем работ, понял, что проще прикорнуть где-нибудь в уголочке, чем выгребать эти Авгиевы конюшни. Казалось, многие поколения Епиходовых прилежно свозили сюда старье, начиная примерно со времен Экклезиаста. Тем более что внизу была гостиная, небольшая, сделанная за счет коридора, и там я видел бесхозный продавленный диванчик. Вот он мне как раз и подойдет.
Спустившись на первый этаж, я вдруг посреди всякой ненужной, но при этом сентиментальной дряни: вазочек, старых алюминиевых подсвечников, мутного графина без пробки, фигурок слоников и пузатых рыбок – заметил запыленную фотографию в рамочке. Оттуда смотрел молодой, еще не очень толстый Серега Епиходов. Рядом с ним стояла и улыбалась девушка. Симпатичная, но не красавица, курносая, русоволосая. Девушка явно была на сносях. На заднем развороте фотографии была надпись: «Сережа + Наташа = Любовь».
Интересно, почем мать Сереги до сих пор хранит эту фотографию?
Я присмотрелся внимательнее – ничего особенного, самая обычная фотка в рамочке, молодые позируют, стоя в какой-то клумбе на фоне цветущих деревьев. Наташа держит руку на животе, Серега обнимает ее за плечи. Выглядят оба счастливыми – когда будущее кажется безоблачным, а все плохое может произойти с кем угодно, но не с тобой.
А потом все рухнуло.
Четыре года казанский Серега жил с этим. Заливал водкой, проигрывал в карты, пролюбливал с девками легко поведения… короче, разрушал себя. Я не знал деталей – никто не рассказывал, а я детально пока не спрашивал. Но теперь, глядя на это счастливое лицо, понимал: он не просто сдался. Он себя наказывал.
И эту историю уже пора разгадать. Серега был женат, и его жена и нерожденный ребенок погибли. Что с ними случилось? Почему так сразу «развалилась» вся Серегина жизнь? Да и он сам, по сути, погиб из-за собственного пьянства, в которое ударился после того случая.
Почему-то я был уверен, что Серега погиб до того, как я занял его тело. Странно все это вышло: погибли мы оба практически одновременно, но я занял его тело, а он мое – нет. Кто это сделал? Зачем? Что за Система у меня в голове?
Вопросы, вопросы, вопросы.
Все эти дни я не позволял себе погружаться в них. Знаю себя: вцеплюсь мертвой хваткой и не отпущу, пока не докопаюсь до истины. Или просто сдохну, игнорируя более насущные вещи: здоровье, долги, еду, сон. Такой уж склад ума.
Но рано или поздно придется заняться выяснением правды…
Со двора послышались голоса. Я торопливо вернул фотографию на место и вышел во двор.
Дачный двор представлял собой достаточно большую территорию, которая заросла сорняками – сейчас уже усохшими и колышущимися под слабыми порывами ветра, блестящими на солнце капельками влаги. Были тут и садовые деревья: я обнаружил две яблони, вишню и алычу, – в принципе, довольно неплохо. Кусты были, грядки и даже парничок. У самого забора высилась внушительная компостная куча в деревянном коробе.
Ну что ж, Серегины родители молодцы. Конечно, здесь работы было достаточно много.
Но самое главное, на что с гордостью обратил наше внимание Николай Семенович, Серегин отец: здесь была баня. Я крякнул, довольно потирая руки. Баню я любил еще с той, прошлой, жизни и поэтому уже сейчас с удовольствием предвкушал, как можно будет замечательно попариться.
За деревней простирался луг, на котором пасли лошадей – недалеко был совхоз, где их выращивали. А еще чуть дальше находился лес. Как сказал Серегин отец: «Там дальше притока, которая впадает в Волгу, смотаемся потом на рыбалку».
Женщины ушли в дом, а мы переоделись и, вооружившись граблями и лопатами, взялись закрывать садово-огородный сезон. Нужно было сгрести опавшие листья. Не сжечь, как я поначалу решил, а пустить в дело – укрыть ими клубнику.
Николай Семенович сказал, что в Англии ее недаром зовут «соломенной ягодой»: раньше грядки засыпали соломой, чтобы кусты не мерзли зимой. Листья, по его словам, работают почти так же – держат тепло и снег.
Оставшиеся листья мы пошли использовать дальше – обмотали ими низ стволов, чтобы зимой кору не прихватило морозом и чтобы зайцы лишний раз не лезли грызть деревья.
Тетя Роза и мама Сереги начали готовить обед. Так-то мы с собой набрали всего, так что можно было просто порезать. Но тетя Роза категорически хотела курицу!
Время до обеда еще было, и женщины взялись за дело. Согрели воды, после чего тетя Роза ловко ощипала тушку, вымыла ее и вывернула так, чтобы кожа осталась целой – с лапами и формой, а мясо можно было снять и вынуть все кости.
Мясо мелко нашинковали, смешали с гречкой, заранее обжаренной с луком и морковью, добавили соли, перца и чеснока. Чтобы начинка не вышла сухой, подмешали немного куриного жира. Этим всем кожу аккуратно начинили, зашили суровыми нитками и отправили томиться в печь.
Дрова, разумеется, рубил я.
Для меня в той жизни рубка дров особого труда не составляла, а вот в тушке Сергея это было далеко не так просто. Пот катил градом, хотя я наколол-то всего на одну растопку.
А когда закончил и мой пульс начал снижаться, Система выдала вердикт:
Внимание! Зафиксирована физическая активность средней интенсивности!
Показатели сердечно-сосудистой системы: в пределах нормы.
Мышечная нагрузка на плечевой пояс, спину, мышцы кора: эффективная стимуляция.
Расход калорий: 185 ккал за 34 минуты.
Рекомендуется регулярно продолжать умеренные физические нагрузки.
Положительное влияние на общий тонус организма!
Прогноз продолжительности жизни уточнен: +13 часов…
Я удовлетворенно усмехнулся, смахнул трудовой пот со лба и вернулся в дом, где уже вовсю шел процесс приготовления дачного обеда.
Тете Розе фаршированной курицы показалось мало, поэтому они с Верой Андреевной заодно готовили борщ и тушили картошку. А еще они затеяли лепить вареники!
Мысленно я махнул рукой: ладно, на пару дней отменю диету и буду есть все. Главное, не перебарщивать.
Когда выложил принесенную охапку дров, тетя Роза посмотрела на меня как-то сочувственно, хмыкнула и продолжила, не смущаясь того, что я все слышу:
– Ой, Верочка, а я и говорю, твоему Сережке нужно жениться! Зачем тянуть?
Вера Андреевна бросила на меня испуганный взгляд и попыталась шикнуть на тетю Розу, но той все было нипочем. Ловко орудуя деревянной ложкой, она накладывала в тоненький кружочек теста картофельно-мясную начинку, которая так одуряюще пахла жареным луком, что я невольно облизнулся.
В общем, судя по грандиозности размаха, свадьба планировалась немедленно. Ну, то есть после того, конечно, как закипит борщ и будет готова курица.
Кстати, когда я опять проходил через гостиную, той фотографии с Серегой и Наташей в шкафу уже не было.
Наконец обед был готов, и мы расселись за большим круглым столом на веранде. В центре пыхтел дореволюционный еще латунный самовар, гордость Веры Андреевны. Его топили еловыми шишками, и дым от него пах одуряюще.
Стол был уставлен едой, аж глаза разбегались.
Николай Семенович, как хозяин дома, довольно налил всем нам терновой настойки в маленькие хрустальные рюмочки. Все, кроме меня, выпили.
Я, конечно, пригубил, чтобы не совсем уж отбиваться от коллектива. От внимания родителей Сереги этот факт не ускользнул, и эмпатический модуль зафиксировал их искреннюю радость от того, что сын не пьет. Отец оскалился и незаметно для остальных показал мне большой палец.
Выпив, мы взялись за борщ.
О! Что это был за борщ! Приготовленный на домашней курочке в настоящей русской печи на дровах, чуть с дымком, густой настолько, что аж ложка стояла. К нему прилагались полупрозрачные лепестки сала с мясными прожилками, черный хлеб и чеснок. Жирный, насыщенный, с тем самым бархатистым вкусом, который дает долгое томление в печи.
Свекла окрасила бульон в темно-бордовый цвет и дала полифенолы, участвующие в антиоксидантной защите клеток. Морковь внесла каротиноиды, важные для зрения и работы иммунной системы. Капуста добавила клетчатку, необходимую для нормальной работы кишечника, и витамины. Курица стала источником легкоусвояемого белка и аминокислот, нужных для восстановления тканей и поддержания мышц. Жиры из бульона и сметаны помогли усвоению жирорастворимых веществ и дали длительное чувство сытости. Короче говоря, этот борщ был настоящей витаминной бомбой. И при этом чертовски вкусной.
– Предлагаю повторить, – удовлетворенно улыбнулся Серегин отец и разлил еще наливки всем, кроме меня.
Теперь мою трезвость как норму жизни заметили и дядя Веня с тетей Розой. Я ожидал привычных по прошлой жизни уговоров – мол, да ты чего, Сережа, давай с нами, по чуть-чуть, – но их не последовало. Никто не полез в душу, не стал проверять на прочность, не записал в подозрительные. Хотя у нас ведь как считается: если мужик не пьет – значит, что-то с ним не так. Либо больной, либо зашился, либо темная история. Трезвость у нас – не норма, а объяснение, которое требуют заранее. И тем удивительнее было видеть, что друзья родителей не только не насторожились, а, наоборот, искренне порадовались. Без лишних слов, без расспросов. Видимо, знали о проблемах Сереги. И потому восприняли мой отказ не как странность, а как хороший знак.
Но выпить они не успели – внезапно, сотрясая стол, с диким воплем подпрыгнула тетя Роза:
– Мышь! – Выпучив глаза, она велела дяде Вене: – Сделай что-нибудь!
– Например? – флегматично спросил дядя Веня, не отрываясь от борща.
– Ну, я не знаю, – растерялась тетя Роза, но тут же нашла выход: – Сделай так, чтобы ее тут больше не было!
– И как я это сделаю? – флегматично прожевал кусочек сала дядя Веня. – Вон есть Валера, он кот. А раз так, пусть ловит мышей.
Все посмотрели на Валеру, который в этот момент трескал кусок вареной курицы, и ему на мышей было исключительно пофиг. Ежика он сегодня уже ловил, ну и хватит на первый раз, не все же сразу.
– Она же шуршит! – дрожащим голосом аргументировала тетя Роза, и дядя Веня обреченно вздохнул.
– Мыши разносят опасные инфекции, – добавила Вера Андреевна и укоризненно посмотрела на Серегиного отца.
Тот сделал вид, что увлечен салом и вообще ему страшно некогда, потому что наливка сама себя не разольет.
Тогда все посмотрели на меня, и тетя Роза сказала:
– Сережа! Что делать? Ты же врач!
Я так и не вспомнил, на каком курсе медицинской академии учат ловить мышей. К тому же я, как и Валера, был городским жителем и с мышами дела до этого момента не имел. Поэтому пожал плечами и изобразил профессиональную озабоченность:
– Нужна мышеловка. Или отрава. Лучше мышеловка, чтобы Валера случайно не съел.
– Флейты у нас нет, – глубокомысленно изрек дядя Веня, – но где-то я видел тут пионерский барабан.
Остальные недоуменно переглянулись, а Серегин отец наконец оторвался от сала и сказал:
– Это про Гамельнского крысолова, Викентий Павлович. Сказка.
В общем, версия не прокатила, поэтому было принято решение идти к соседям за помощью. Точнее, за мышеловкой. Идти добровольно вызвались дядя Веня и Серегин отец. При этом они как-то многозначительно переглянулись, и этот взгляд сразу же уловила Серегина мама. Вследствие этого сказала категорическим голосом:
– Сережа, ты пойдешь с ними!
Я удивился: зачем всем мужским коллективом идти за одной-единственной мышеловкой? Тем более, как я понял, сосед живет через три дома, рядом. Но спорить не стал. Пойду схожу. Все же это лучше, чем рубить дрова или вычищать компостную кучу.
Но тут восстала тетя Роза. Она воскликнула:
– Нет! К Генке они не пойдут! Только через мой труп! Я лучше буду спать в обнимку с этой мышью, но они туда не пойдут! Иначе будет, как в прошлый раз!
Спрашивать, что было в прошлый раз, я не стал. Судя по вытянувшимся лицам Серегиного отца и дяди Вени, сходили они к соседу неплохо. Продуктивно. Явно, было что вспомнить даже тете Розе, хотя она и не ходила к Генке.
Сразу после обеда мы с Серегиным отцом и дядей Веней отправились на речку. Вернее, даже не на речку, а на небольшой ручей, который протекал совсем рядом с дачей. Он тек медленно, разливался в широкую запруду, и вся она заросла рыжим камышом. Теперь камыш стал абсолютно сухим, красиво шелестя на ветру.
Мне торжественно выдали серп, и я косил камыш, а дядя Викентий с Серегиным отцом вязали снопы, длинные и тонкие. Они назывались кулисы. Потом этими кулисами накрывали парник, утепляли забор и стены дома. Дом был деревянным, летним, его особо не протапливали, но утепляли.
Оказалось, что Серегины родители иногда приезжали сюда и зимой, потому что дом без присмотра разрушается и хотя бы раз в пару месяцев надо обязательно приезжать и подтапливать его, особенно в холодное время года. Ну и, само собой, они выделяли время на баньку. В общем, если обложить стены дома такими кулисами, создается дополнительное тепло в доме, воздушная прослойка между холодным ветром и деревянными досками.
– Серега, держи, – сказал дядя Викентий и забрал у меня большущий пучок камыша, а мне протянул веревку. – Ты, когда будешь подавать, возьми вот этой веревкой, скрути – мне будет легче вытащить, чтобы не спускаться.
– Хорошо, – сказал я, прицепив веревку к поясу.
За поворотом плеснула рыбина, и я подумал, как бы хорошо было сходить на рыбалку.
И тут дядя Веня вдруг захрипел и начал заваливаться прямо на меня. Я еле успел его схватить, иначе бы он упал в воду.
Глава 13
Система мгновенно включилась, обвела силуэт дяди Вени красным и перед глазами всплыл текст:
Диагностика завершена.
Основные показатели: температура 36,8 °C, ЧСС 133, АД 195/118, ЧДД 22.
Обнаружены аномалии:
– Гипертонический криз.
– Церебральная гипертензия.
– Риск геморрагического инсульта при отсутствии коррекции.
Вот же черт.
– Отец, помогай! – крикнул я.
Николай Семенович бросил веревку и кинулся ко мне. Вместе мы подхватили дядю Веню под руки.
– Что с ним? – испуганно спросил Серегин отец.
– Давление, похоже. Быстро к дому!
Мы поволокли дядю Веню по тропинке к даче. Он еле переставлял ноги, тяжело дышал, лицо налилось багрянцем. Я чувствовал, как стучит его пульс под моими пальцами.
Тетя Роза и Вера Андреевна, услышав шум, выскочили на крыльцо.
– Веня! – взвизгнула тетя Роза. – Что с ним⁈
– Сажаем его на веранду, – скомандовал я отцу. – Дядя Веня, сидите, но не ложитесь. Тетя Роза, придержите его.
Женщина, причитая, взяла его за руку. Я подложил под спину подушку, чтобы он сидел полулежа, с приподнятой верхней частью тела. Расстегнул верхние пуговицы куртки.
– Дядя Веня, вы гипертоник? – спросил я. – Таблетки от давления пьете?
– Ну… пью иногда. – Он поморщился, растирая затылок. – Когда голова болит. А что?
– А сейчас с собой есть?
Дядя Веня начал заваливаться набок, и я его подхватил, а тетя Роза что-то взвыла и заорала:
– Я вызываю скорую!
Она схватила телефон, но тут же растерянно уставилась на экран.
– Связи нет… Коля, тут связи нет!
– Я же говорил, Розочка, тут только у дороги ловит, – отозвался отец Сереги.
– Лекарства, – повторил я. – Где?
Тетя Роза метнулась к их машине и через минуту вернулась с аптечкой. Я быстро перебрал содержимое. Валидол, корвалол, пустырник в каплях, какой-то травяной сбор… Бесполезный сейчас мусор.
– А от давления?
– Так он же не пьет их! – всплеснула руками тетя Роза. – Говорит, химия, печень травит. Я ему твержу-твержу, а он…
– Понял, – оборвал ее я.
Плохо. Очень плохо. Давление под двести, а из лекарств только валидол, который в данной ситуации полезен примерно как мертвому припарка.
– У соседей есть кто-нибудь? – быстро спросил я. – Гипертоники, сердечники?
– Михалевы через три дома, – вспомнила Вера Андреевна. – У Нины Павловны точно давление, она все время жалуется.
– Отец, сбегай к ним, – повернулся я к Николаю Семеновичу. – Спроси любые таблетки от давления, какие есть. Названия запомни и дозировку. Быстро!
Тот кивнул и рванул со двора.
А пока нужно было делать то, что можно без лекарств.
Тете Роза стояла рядом, бледная, и я видел, что она готова расплакаться. Вера Андреевна стояла рядом, закусив кулак.
– Мам, полотенце, – попросил я. – Намочи его холодной водой и принеси, пожалуйста. Из колодца, не из-под крана.
Она кивнула и ушла, явно обрадовавшись, что есть чем заняться.
Я присел перед Викентием и взял его за руку.
– Теперь слушайте меня внимательно, дядя Веня. Будем дышать. Медленно и глубоко. Вдох на четыре счета, выдох на шесть. Делаем вместе.
– Да я и так дышу, – проворчал он.
– Не так. Смотрите на меня. Вдох… – я медленно вдохнул, показывая, – раз, два, три, четыре. Выдох… раз, два, три, четыре, пять, шесть. Давайте вместе. Снизит давление на восемь-десять единиц, доказано.
Он нехотя начал повторять. Первые вдохи получались рваными, судорожными, но постепенно ритм выровнялся. Я считал вслух, задавая темп: примерно шесть дыхательных циклов в минуту.
Вернулась Вера Андреевна с мокрым полотенцем. Я сложил его и положил дяде Вене на затылок и шею. Он вздрогнул от холода.
– Терпите. Холод замедляет сердцебиение. Это хорошо.
– А может, в баньку? – вдруг подала голос тетя Роза. – Погреться, попариться, кровь разогнать…
– Ни в коем случае, – отрезал я. – Никакого тепла. Баня, горячая ванна, грелки, компрессы – все это сейчас может его убить. Только прохлада и покой.
Она испуганно замолчала.
– А корвалол? – не унималась тетя Роза. – У меня есть, свеженький.
– Бесполезно. Корвалол давление не снижает. Только в сон клонит, и все.
Я продолжал дышать вместе с дядей Веней, считая вслух. Минута, две, три. Лицо у него постепенно бледнело, из багрового становясь просто красным. Уже лучше. Пульс тоже чуть замедлился.
– Как себя чувствуете?
– Получше вроде. – Он удивленно моргнул. – В висках не так долбит.
– Хорошо. Продолжаем дышать.
Я внимательно следил за ним, отмечая любые изменения. Главное сейчас – не пропустить признаки осложнений. Если появится слабость в руке, асимметрия лица, нарушение речи – значит, дело плохо, тогда хватаем его в машину и везем в город, ничего не дожидаясь.
Но пока обошлось. Речь четкая, руки двигаются симметрично, в сознании. Криз неосложненный.
Минут через десять во двор влетел запыхавшийся Николай Семенович.
– Вот! – протянул он мне блистер с таблетками. – Нина Павловна дала. Говорит, капо… капто… тьфу, забыл.
Я глянул на упаковку. Каптоприл, двадцать пять миллиграммов. То что нужно. Проверил – срок годности в норме.
– Отлично. Дядя Веня, открывайте рот.
Он скривился.
– Да не буду я эту химию… Вот, подышал, и уже лучше. Само прошло.
– Не прошло, – терпеливо сказал я. – Стало чуть легче. Но давление все еще высокое, и без таблетки оно снова полезет вверх. Одна маленькая таблетка под язык, и через полчаса вам реально полегчает.
– Сережа дело говорит, Веня! – вмешалась тетя Роза. – Хватит упрямиться!
Дядя Веня посмотрел на таблетку, потом на меня, потом на жену, которая буравила его взглядом, от которого, наверное, можно было прикуривать.
– Ладно, – буркнул он наконец. – Давай свою химию.
– Под язык, не жевать, не глотать. Рассасывать.
Он послушно сунул таблетку в рот и откинулся на подушку.
– Попил чайку на даче, называется…
Через пятнадцать минут я снова проверил его состояние. Система оставалась активной при фокусировке на дядю Веню и показала: АД 168/102, ЧСС 84. Все еще высоковато, но уже не критично. Тенденция правильная.
– Ну вот, – убрал я полотенце, – уже лучше. Видите, химия работает.
Дядя Веня хмыкнул, но без прежнего упрямства.
– Ладно, ладно… Признаю.
– А теперь давайте серьезно поговорим, – сказал я и сел рядом с ним на край лавки. – Почему вы не пьете таблетки?
– Да потому что… – Он замялся, подбирая слова. – Ну, химия же. Одно лечишь, другое калечишь. Печень сажаешь, почки. Врачи напропишут, а потом сам разгребай. Вон, у соседа моего, Петровича, ему столько всего выписали, что он теперь горстями глотает. А толку? Все равно еле ходит.
Я кивнул. Знакомая песня. Слышал ее сотни раз от пациентов в прошлой жизни.
– Дядя Веня, я понимаю вашу логику. Но давайте посмотрим на факты. Вот сейчас у вас было давление сто девяносто пять. Это значит, что ваши сосуды, особенно в голове, находились под таким напором, что любой из них мог лопнуть. Это называется геморрагический инсульт. Знаете, чем это заканчивается?
Он промолчал.
– Если повезет, останетесь парализованным на одну сторону. Рука не работает, нога волочится, речь невнятная. Если не повезет, тетя Роза будет менять вам памперсы и кормить с ложечки до конца ваших дней. А если совсем не повезет… то и памперсы не понадобятся.
Тетя Роза охнула и прижала ладонь ко рту. Дядя Веня побледнел.
– А таблетка, которую вы только что выпили, – продолжил я, – всего лишь расслабила сосуды. Дала им передышку. Сняла напряжение. Печень от нее не отвалится, обещаю. Эти препараты принимают миллионы людей десятилетиями, и ничего. А вот без них…
Я не стал договаривать. Он и так понял.
– Ладно, – тихо сказал дядя Веня. – Убедил. Буду пить.
– Каждый день, – уточнил я. – Утром. Не когда голова заболит, а каждый день, независимо от самочувствия. В этом и подлость гипертонии: она не болит, пока не бахнет. Человек чувствует себя нормально, думает, что здоров, а сосуды тем временем изнашиваются. Потом раз – и инсульт. Или инфаркт. На ровном месте, без предупреждения.
Он кивнул, внимательно слушая.
– Но я вам скажу и другое, – продолжил я. – Таблетки – это не приговор и не пожизненная зависимость. Есть вещи, которые реально снижают давление без лекарств. Не вместо них, но вместе с ними. И если будете делать правильно, то через полгода-год, возможно, дозу получится уменьшить. А то и вовсе убрать таблетки, с разрешения кардиолога, разумеется.
– Это какие же вещи? – заинтересовался дядя Веня.
– Для начала, минимизировать соль. Недосаливать еду, избегать колбас, консервов, солений. Четыре-пять граммов в сутки максимум. Это доказанно снижает давление, проверено сотнями исследований.
– А как же без соли-то? – вставила тетя Роза. – Невкусно же!
– Привыкнете за пару недель. Рецепторы перестроятся, и нормальная еда начнет казаться вкусной, а пересоленная – отвратительной.
Дядя Веня скептически хмыкнул, но промолчал.
– Второе – ходьба. Каждый день, тридцать-сорок минут в хорошем темпе. А лучше час. Не бег, не спортзал, просто быстрая ходьба. Снижает верхнее давление на пять-восемь единиц.
– Это я могу, – оживился он. – Я и так хожу.
– До холодильника и обратно не считается, – уточнил я. – Прогулка на свежем воздухе, чтобы слегка вспотеть.
Тетя Роза хихикнула.
– Третье – вес.
– Нормальный у меня вес, – буркнул дядя Веня.
Я молча посмотрел на его живот, натягивающий рубашку. Он проследил за моим взглядом и покраснел.
– Ну, может, пару кило лишних…
– Каждый сброшенный килограмм – минус один миллиметр давления. Сбросите десять – считайте, наполовину слезли с таблеток.
– Десять⁈
– Не за неделю. За полгода-год. Плавно.
– Слышал, Веня? – Тетя Роза скрестила руки на груди. – Будешь теперь со мной на диете!
– Розочка, ты же сама меня кормишь…
– Вот и буду кормить по-другому!
Я поднял руку, прерывая дискуссию.
– Четвертое – алкоголь.
Дядя Веня страдальчески закатил глаза.
– Вообще нельзя?
– Не вообще, но почти. Рюмка в день максимум. И не каждый день. А по триста наливки плюс то, что вы за баней с моим отцом приняли, – это уже перебор.
Николай Семенович кашлянул и отвел глаза.
– Пятое – сон. Сколько спите?
– Часов пять-шесть. Иногда меньше.
– Плохо. Хронический недосып повышает давление. Нужно семь-восемь часов. Ну и шестое – контроль. Тонометр есть дома?
– Есть, – кивнула тетя Роза. – Только он им не пользуется.
– Теперь будет. Каждое утро и каждый вечер измерять и записывать в тетрадку. Через месяц будет понятно, какое давление для дяди Вени обычное, когда скачет, от чего зависит. И еще кое-что, – добавил я. – Не вместо таблеток, а в дополнение. Есть продукты, которые могут немного помочь.
Дядя Веня приподнял бровь и спросил:
– Например?
– Например, чеснок, – ответил я. – Правда, желательно не сырой, а экстракт выдержанного чеснока, в капсулах. Есть исследования, что он может снижать давление на пять-десять единиц. Немного, но как дополнение работает. Если нет проблем с желудком и не пьете препараты, разжижающие кровь.
– Чеснок я люблю, – оживился дядя Веня. – С салом особенно.
– Сало лучше в меру, а вот экстракт чеснока можно. И чай каркаде вместо обычного черного. Тоже есть данные, что немного снижает давление. Плюс вкусно, с антиоксидантами и без кофеина.
– А боярышник? – встряла тетя Роза. – Мне соседка говорила, от сердца помогает.
– Боярышник – для души, не для давления, – покачал я головой. – Серьезных доказательств нет. Как успокоительный чай – пожалуйста, но не надейтесь, что он заменит лекарства.
– А натто… как там…? – вдруг спросил Серегин отец. – В интернете пишут, кровь разжижает.
