Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
– Запрыгивай! – велел я и похлопал себе по коленям.
Валера если и удивился, то виду не подал. Он знал, что я не признаю телячьи нежности, но игнорировать такую возможность не стал и скоренько запрыгнул мне на колени, пока я не передумал.
Уже через пару минут он тарахтел, как трактор, пока я проверял электронную почту.
Там я увидел пропущенное письмо от Караянниса. Адвокат, оказывается, продублировал его и на телефон, пока я дрался с гопниками, и писал, что ходатайство о привлечении Лейлы к процессу готово, и мне нужно быть в суде завтра к десяти утра.
Значит… завтра решится, что и как я дальше буду делать. Но сейчас…
Сейчас меня волновало иное. Оправдают меня или нет, а отказываться от науки я не собирался.
Так что я сел писать реферат для аспирантуры, правда, печатать пришлось одной рукой, потому что другой я поглаживал котенка. Теплая тяжесть на коленях странным образом успокаивала, мои мысли переключились на действительно важные вещи, и боль от разрыва с Дианой отступила куда-то на периферию сознания…
…но не успел я набросать даже полстраницы анализа прогностической значимости пролиферативных маркеров в менингиомах, как зазвонил телефон.
Не отрываясь от ноутбука, я заметил высветившееся имя – Диана, но трубку брать не стал. Какой смысл?
Даже если она найдет объяснение своему поведению, обоснует, почему все так получилось, для меня это уже не имеет значения. Горько, конечно, но хорошо, что все вскрылось именно сейчас, а не когда наши отношения зашли бы далеко. Чистый маркер несовместимости ценностей. Проще говоря, не мой человек.
– Лучшее предсказание будущего поведения – прошлое поведение, – сказал я коту, почесывая его за ухом. – Это, Валера, не я придумал. Это психология.
Валера психологией не интересовался совершенно, он предпочитал мурлыкать, и был совершенно доволен жизнью.
– Хоть кому-то из нас хорошо, – завистливо проворчал я, почесал его за ухом и вернулся к реферату, где нужно было сделать красиво анализ результатов комбинированного лечения и факторов, влияющих на прогноз глиобластом больших полушарий головного мозга.
Увлекся настолько, что даже не сразу заметил новое сообщение.
Открыв его, я вздохнул – Диана писала: «Сережа, ну хочешь, я больше никогда-никогда с ним общаться не буду? Даже здороваться?»
И что ей ответить? Рамиль здесь вообще ни при чем. Дело в том, что за три недели знакомства она успела выстроить целую систему манипуляций, которую мой затуманенный гормонами разум игнорировал.
Пропустил одно свидание – получил «штраф» в виде двух обязательных желаний для «реабилитации», а я и рад стараться. Выставила условия вместо прощения. Требовала то одного, то другого, не учитывая ни моего состояния, ни планов, а возражения пресекала. Внедрила постоянный контроль на стадии, когда еще и отношений-то толком не было.
При этом девушка практиковала двойные стандарты. Сама пошла на день рождения Рамиля, а когда я спросил зачем, тут же обвинила меня в попытке диктовать, с кем ей дружить. А ее беспричинная ревность? То сцена в галерее из-за Алисы, то пощечина за Эльвиру в квартире, даже без попытки выслушать.
Есть люди честные и прямые, а есть потенциальные манипуляторы. Причем себя они таковыми не считают – им так удобно, значит, нормально. И они так будут поступать всегда, усиливая давление, расширяя круг запретов. Пусть сегодня она не станет общаться с Рамилем, но завтра найдет повод и сама влепит мне ультиматум, устроит проверку телефона или потребует отчета в том, с кем я общаюсь и почему. Лучше дистанцироваться от таких людей вовремя, как бы неприятно это ни было.
Так что я внес номер Дианы в черный список и вернулся к описанию результатов хирургического лечения внутричерепных менингиом.
А уже в постели, когда я почти засыпал, в голове всплыл один вопрос.
Откуда у казанского Сергея самбо?
С этой мыслью я уснул, а потому так и не понял, приснилось мне это сообщение Системы или нет:
Запрос к прошлой базе данных носителя.
Информация о владении навыками единоборств: отсутствует.
Происхождение мышечной памяти: не установлено.
И это было очень странно, потому что Система знала обо мне и окружающих все, но откуда взялись эти навыки, не понимала.
Глава 23
Следующим утром мои предплечья ныли при каждом движении – вчерашняя драка напомнила о себе, но ничего серьезного, просто ушибы и мышечная боль от непривычной нагрузки.
Система это подтвердила:
Диагностика последствий физического конфликта:
– Верхние конечности: ушибы мягких тканей кистей и пястных областей. Подкожные гематомы в стадии формирования.
– Мышечная система: микротравмы мышечных волокон предплечий и сгибателей кисти без разрывов.
– Связочный аппарат: функционально сохранен, признаков нестабильности нет.
– Костные структуры: переломов и трещин не выявлено.
Прогноз: полное восстановление в течение 3–5 суток при соблюдении щадящего режима.
Рекомендации:
– Локальное охлаждение в первые 24 часа.
– Противовоспалительная терапия коротким курсом.
– Временное ограничение нагрузок на кисти.
Хмыкнув – противовоспалительную терапию проведу без таблеток, тем же имбирно-ромашковым чаем, – я ради интереса запустил полную самодиагностику:
Самодиагностика завершена.
Епиходов Сергей Николаевич, 36 лет.
День с момента активации: 20.
Текущее физическое состояние: тяжелое (устойчивая положительная динамика).
Прогнозируемая продолжительность жизни: 15–18 месяцев.
Динамика патологий:
– Атеросклероз коронарных сосудов: стеноз 35–36%. Активное воспаление подавлено, эндотелиальная функция улучшена. Бляшки стабильны, признаков прогрессирования нет.
– Печень: стеатоз продолжает снижаться. Биохимические показатели вблизи референсных значений. Фиброз F1 без регресса (требует длительного времени).
– Углеводный обмен: инсулинорезистентность снижена на 26%. Гликемические пики сглажены. Преддиабет сохраняется.
– Бронхолегочная система: хроническое воспаление уменьшено. Обструкция минимальная. Мукоцилиарный клиренс восстановлен частично. Сатурация 97%.
– Реология крови: показатели стабильны. Агрегация тромбоцитов снижена.
– Масса тела: 121,8 кг (–7,2 кг от исходного). Потеря жировой массы преобладает.
Ключевые показатели:
– Без алкоголя: 480 часов.
– Без никотина: 494 часа.
– Артериальное давление: тенденция к нормализации.
– Кортизол: снижен на 64%.
– Сон: стабильный, 7 ч 50 мин в среднем. HRV 54.
– Физическая активность: регулярная, без признаков перегрузки.
Системная оценка: организм перешел из режима выживания в режим восстановления. Изменения пока хрупкие, но уже системные. Продолжение текущего образа жизни является ключевым фактором дальнейшего улучшения прогноза.
Хоть я и пригубливал вино в ресторане с Алисой и отцовскую настойку на даче, счетчик дней без алкоголя не врал. Система вполне справедливо учитывала только этанол, попавший в кровоток, так как абсорбция через слизистую рта пренебрежимо мала – метаболические пути в печени не задействуются, нагрузка на ЦНС и гормональную систему отсутствует.
В общем, новые данные обнадеживали, динамика радовала глаз. Ведь с годом в запасе жить куда приятнее, особенно когда знаешь, что только в моих силах превратить этот год в десятилетия.
После утренних ритуалов я выглянул в окно. Погода не радовала: серое ноябрьское утро, низкие облака, моросящий дождь… Да уж, отличный фон для суда.
После пробежки с непривычно молчаливой Танюхой я поспешил домой. Нужно было успеть позавтракать, привести себя в порядок и добраться до центра.
Телефон завибрировал, когда я зашел домой. Звонил участковый Гайнутдинов.
– Выяснил кое-что по вчерашнему делу, – сказал он после обмена приветствиями. – Эти трое, что вчера напали, не местные, из Авиастроительного района. Не самые умные ребята оказались, раз напали во дворе, на виду у всех. Наняли их через посредника, оказалось, водитель какого-то Наиля. Фамилию пока не установили, посредника ищем, но имя точное.
Наиль. Ну конечно.
– Знаю такого, – сказал я.
– Серьезно? – В голосе Гайнутдинова мелькнула заинтересованность. – Кто он?
– Юрист. Работает на одну мою знакомую, точнее, на ее мужа. Бывшего мужа. Они сейчас разводятся, и муж, похоже, решил, что я угрожаю его интересам.
– Можешь дать контакты этого Наиля?
Я продиктовал номер, с которого юрист сам мне звонил.
– Хорошо, – сказал Гайнутдинов. – Я передам в уголовный розыск. Ножик, покушение на причинение тяжкого вреда здоровью – это уже статья. Если повезет, выйдем на заказчика.
– Спасибо.
– Не за что. Ты тоже аккуратнее там, Сергей. Если этот Наиль один раз прислал, может и второй подсуетиться. А вдруг эти новые не такие тупые окажутся.
Он отключился, а я еще минуту стоял с телефоном в руке, обдумывая услышанное.
Наиль работал на мужа Алисы Олеговны, который, очевидно, решил, что я его конкурент, и нанял гопников сломать мне ноги. Логика понятна – оскорбился, пробил, кто такой Епиходов, оскорбился еще больше, что его променяли на меня, особенно после того, как я получил долю в бизнесе Алисы.
Надо бы предупредить саму бизнес-вумен, но это потом, после суда. А вот стоит ли скидывать эту проблему на людей Михалыча? Пока точно нет. Ни к чему создавать новые долги.
Я принял душ, побрился, надел новый костюм и посмотрел на себя в зеркало.
Хм. Надо же, уже почти респектабельно выгляжу – на фоне того, что было, особенно.
С этой мыслью я обулся и ушел. Валера проводил меня до двери укоризненным взглядом, но комментировать не стал.
До здания суда я добрался на такси, но сразу входить не стал. Время еще было, а мне хотелось пройтись и собраться с мыслями.
И тут я увидел кофейню.
Маленькая, уютная, с запотевшими стеклами и теплым светом внутри. Вывеска обещала «свежую обжарку» и «авторские напитки». До заседания оставалось сорок минут, времени хватало.
Я толкнул дверь и вошел.
Внутри пахло кофе и корицей. Очередь из трех человек, две девушки-баристы за стойкой, негромкий джаз из колонок. Нормальное утро нормальной кофейни.
Встав в конец очереди, я принялся изучать меню на стене, когда впереди начался скандал.
– Это что такое? – возмущался парень лет двадцати, держа бумажный стакан. – Это вы называете капучино?
– Это капучино, – терпеливо ответила бариста. – Эспрессо и вспененное молоко.
– Оно еле теплое! – Парень ткнул пальцем в стакан. – Капучино должно быть горячее! Я всегда пью горячее!
– Температура молока шестьдесят пять градусов, это стандарт. Если перегреть, молоко теряет вкус и…
– Мне плевать на ваши стандарты! Переделайте!
Девушка за стойкой вздохнула. Очередь начала нетерпеливо переминаться, а мужчина продолжал размахивать стаканом.
И тут я не выдержал и спокойно обратился к парню:
– Если сделать горячее, это будет просто горячее молоко с кофе, а не капучино.
Мужчина обернулся, готовый обрушить свой праведный гнев на меня, но я смотрел на него без вызова, просто констатируя факт.
– Что? – переспросил он.
– При температуре выше семидесяти градусов белки молока денатурируют, – пояснил я. – Пенка оседает, вкус меняется. Бариста права, шестьдесят пять – оптимум. Если хотите кипяток, лучше заказывайте американо и добавляйте молоко сами.
В очереди кто-то хихикнул. Мужчина посмотрел на меня, потом на свой кофе, потом снова на меня.
– Мужик, ты что, эксперт по кофе? – буркнул он, но уже без прежнего напора.
– Нет, – честно ответил я. – Просто химию и физику в школе не прогуливал.
Девушка за стойкой прикрыла рот ладонью, пряча улыбку. Одна из покупательниц в очереди откровенно засмеялась.
Парень молча забрал свое капучино и направился к выходу, бормоча под нос что-то неразборчивое, но явно ругательное.
Когда дверь за ним закрылась, очередь облегченно выдохнула.
– Спасибо, – сказала бариста, когда я подошел к стойке. – Некоторые клиенты просто невыносимы.
– Не за что. Мне двойной эспрессо, пожалуйста.
Она улыбнулась и принялась готовить заказ, а я достал телефон, проверил время. Двадцать пять минут до заседания. Успеваю.
Кофе оказался отличным – крепким, с приятной горчинкой, в меру кисловатым. Выпил его, стоя у окна, глядя на улицу и думая о предстоящем дне. А допив, выбросил стаканчик и вышел на улицу.
Пора.
Здание районного суда встретило меня очередью на входе и рамкой металлоискателя. Пристав проверил паспорт, внес данные, взял с меня подпись и махнул рукой – проходи.
В коридоре было людно. Я узнал несколько лиц из больницы: коллеги пришли то ли поддержать, то ли посмотреть на мой позор. Харитонов сидел на скамейке у стены, вытирая платком взопревший лоб. Мельник стоял чуть поодаль, делая вид, что меня не замечает.
Журналистов оказалось двое. Длинный козлобородый парень в ярко-алой клетчатой рубашке возился с камерой на треноге, выбирая ракурс – хотя разрешения судьи на видеосъемку еще не было. Плотно сбитая женщина с выбритым затылком и татуировкой на шее, похожая на свирепого бобра, уже включила диктофон, не дожидаясь начала заседания.
Караянниса я не видел. Странно – он же велел быть к десяти.
Двери зала распахнулись. Людская масса дернулась и потекла внутрь, шурша одеждой и сумками. Пристав громко попросил не толкаться. Мы втиснулись в помещение, занимая скамейки перед столом судьи. Кому-то мест не хватило, и люди остались стоять у прохода. В зале стоял гул приглушенных разговоров, скрипа лавок и шороха бумаг.
Я прошел следом за всеми и занял место в первом ряду.
– Встать! Суд идет! – взвизгнула длинноносая секретарь и первой подхватилась со своего места.
За нею с шумом и грохотом начали подниматься присутствующие. В зал вошла судья в черной мантии с развевающимися полами, обдала нас запахом дорогих духов и уселась на свое место.
В зале загрохотало снова – люди опускались на скамейки.
Судья подняла взгляд на нас поверх очков в золотой оправе, и шум выключился словно по мановению волшебной палочки.
– Слушается дело номер N 2–3608/2025 о признании незаконным проведения заседания внеплановой федеральной комиссии по разбору летальных исходов и качеству медицинской помощи, в том числе применения опасных алгоритмов оказания медицинской помощи, оказания таковой в ненадлежащих условиях сотрудником Казанской городской больницы №9 Епиходовым Сергеем Николаевичем, а также о восстановлении Епиходова Сергея Николаевича на работе в ранее занимаемой должности; о взыскании денежных средств за время вынужденного прогула; о компенсации морального вреда.
Судья жахнула молоточком, и у многих дернулось сердце. Думаю, не только у меня.
– Суд приступает к работе. Секретарь, доложить о готовности!
Длинноносая секретарь подскочила и невнятной скороговоркой отбарабанила общепринятую информацию.
– Истец? – Судья подняла голову и поискала глазами, кто тут такой наглый.
Я встал и, как полагается, с расстановкой доложил:
– Епиходов Сергей Николаевич, 1989 года рождения, проживаю по адресу: город Казань, улица Марата, дом 27, квартира 69. Паспорт оригинал вот. – Я подошел к трибуне и протянул паспорт.
Секретарь передала. Судья с брезгливым видом проверила документ, затем сверила с копией в материалах дела, которое умещалось в двух пухлых папках.
Интересно, сколько и чего уже на меня нарыли?
Затем поднялся ответчик. От имени Девятой городской больницы выступал коренастый мужчина, которого я видел впервые. Когда он представился, оказалось, что это штатный юрист. В принципе, логично, хотя Харитонов тоже находился в зале. Сидел сбоку от юриста и поминутно вытирал взопревший лоб. На меня он старался не смотреть, как и Мельник, который тоже затесался среди слушателей.
Потом наступила очередь представителя из городской прокуратуры.
Который тоже представился. Все повторилось, как и у нас с юристом: скороговоркой информация о себе, данные паспорта, сесть на место.
– Еще заинтересованные стороны есть? – поспешно пробормотала судья и быстренько перевела тему. – В таком случае приступаем к слушаниям. Истец…
– Минуточку! – Из глубины зала показался статный, хорошо одетый жгучий брюнет с сединой на висках. – Я представляю сторону истца!
В зале раздался удивленный гул.
– Заявитель? – посмотрела на меня судья и добавила недоброжелательным голосом: – В материалах ходатайства не упоминается, что у истца будут представители.
– Однако статья 49 процессуального Кодекса закрепляет право истца иметь представителя, – с сердечной улыбкой парировал мужчина и ласково добавил: – Позвольте представиться. Караяннис Артур Давидович, 1964 года рождения. Адрес проживания: город Москва, Смоленский бульвар, дом…
Судья взглянула на Караянниса и судорожно сглотнула, как кролик перед удавом. Ее левый глаз дернулся, и это было заметно даже сквозь оправу очков.
В зале зашушукались. Женщина-бобер подалась вперед и ткнула свой диктофон чуть ли не в лицо Караяннису.
– При… хм… принимается. – Голос у судьи сел, и она дернулась за стаканом воды.
Коренастый юрист подскочил со стула и заверещал:
– Протестую! Защитник не был изначально заявлен в материалах дела!
– Статья 49, – повторил с намеком Караяннис и доброжелательно улыбнулся.
– Протест отклоняется, – растерянным голосом сказала судья и виновато посмотрела на Харитонова.
У того аж желваки заходили по скулам, и он заерзал на стуле.
– Предъявите доверенность, – все-таки смогла взять себя в руки судья.
Караяннис широко улыбался. Его улыбка была одновременно сердечной улыбкой голодной барракуды и хищным оскалом доброго дядюшки.
Я восхитился его актерским мастерством – Станиславский и Мейерхольд аплодировали бы стоя и хором рыдали от зависти.
– У сторон ходатайства и отводы будут? – усталым голосом спросила судья и укоризненно посмотрела на юриста.
– Руководствуясь положениями статьи 43 ГПК РФ, прошу привлечь в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований относительно предмета спора на стороне ответчика, Хусаинова Ильнура Фанисовича! – выкрикнул тот. – Считаем, что в случае удовлетворения требований истца могут быть затронуты права Ильнура Фанисовича, как отца, к чьей дочери применял опасные алгоритмы оказания медицинской помощи истец! Ходатайство с обоснованием прилагается к материалам дела!
Судья строго зыркнула на секретаря. Та вскочила со своего насеста и поцокала каблучками к столу. Схватив папку, она торопливо перевернула пару листов и положила ее в раскрытом виде перед судьей.
Та углубилась в чтение.
В зале стояла оглушительная тишина.
Караяннис цвел улыбкой, Харитонов смотрел злобно и настороженно, а бледный юрист больницы кусал губы и то краснел, то бледнел.
Наконец судья дочитала и спросила:
– Возражения есть?
– Не возражаю, – сердечно проворковал Караяннис.
Судья скривилась и кивнула:
– Принимается.
Затем посмотрела на юриста больницы и спросила:
– У вас?
– В ходе заседания, – строго отрезал тот.
Судья неодобрительно поджала губы, опять стукнула молотком и сказала:
– Приступаем к слушанию.
Караяннис подошел ко мне и опустился рядом на соседнее место. Женщина-бобер навострила левое ухо и начала подбираться поближе, но ей мешал мужик с камерой. У них даже завязалась небольшая тихая потасовка. Победил козлобородый журналист, еще раз доказав, что сильный пол – это сильный пол. Раздосадованная женщина-бобер вернулась на место и попыталась мимикрировать под жирафа, максимально вытянув шею в нашу сторону.
– Скажешь, что тебя буду полностью представлять я, – шепнул Караяннис, а потом добавил чуть громче: – Но не переживай, в прениях я тебе слово дам. Хотя это будет, скорей всего, в следующий раз, так что успеешь подготовиться…
– Тишина в зале! – рявкнула судья и грозно посмотрела в нашу сторону.
– … у нас теперь есть козырь, но мы пока не будем его раскрывать, – нимало не обращая внимания на судью, продолжил Караяннис, а потом вдруг добавил: – Короче, когда сюда ехал, я подумал, что…
– Тишина в зале! – повторила судья, и на ее скулах заходили желваки.
– Так вот, я посмотрел на…
– Представитель истца Караяннис! – взвизгнула судья. – Я делаю вам замечание! С занесением в протокол! Если еще раз вы нарушите работу суда, вам придется покинуть зал!
Слушатели охнули и зашушукались. Хусаинов и Харитонов приободрились, юрист заулыбался с довольным видом, женщина-бобер и мужик с камерой навострили уши, почуяв горячий материал.
А Караяннис ответил спокойным и немного скучным голосом:
– Раз надо, выгоняйте. Я подчинюсь. Только не забывайте о статье 258 и, когда будете уведомлять палату адвокатов и искать мне замену, не забудьте упомянуть, что я консультировал своего подопечного.
И еще шире улыбнулся, так что я даже испугался, что его лучезарная рожа сейчас треснет и обильно забрызгает нас всех елеем.
Лицо судьи перекосило, и она проскрежетала уже более выдрессированным голосом:
– Прошу соблюдать тишину в зале. Если вам необходимо проконсультировать истца, делайте это тише. Вы мешаете работать!
Караяннис с покаянным видом приложил ладонь к сердцу и склонил повинную голову с уложенной дорогим парикмахером стрижкой. Но улыбка у него при этом была триумфальная и жуликоватая. Сейчас он напоминал мне Валеру, после того как тот нассал в туфлю Дианы и вернулся на кухню.
Судья молча проглотила поражение и спросила, глядя мимо нас:
– Еще ходатайства будут?
– У стороны истца есть ходатайство, – громко заявил Караяннис. – Просим суд вызвать и допросить в качестве свидетеля Хусаинову Лейлу Ильнуровну, пациентку, которой истец провел операцию и спас жизнь.
На мгновение зал затих, но в следующее мгновение взорвался, и судье пришлось колотить молотком, чтобы призвать всех к порядку, после чего она рявкнула:
– Принято! – И ее губы дернулись в печальной гримасе.
Хусаинов же побагровел, выхватил телефон и принялся торопливо строчить.
Тем временем Караяннис разулыбался еще шире:
– Ввиду того, что свидетель находится в клинике в связи с реабилитацией после травмы и операции, сторона истца ходатайствует об отложении судебного заседания в связи с невозможностью ее явки.
Юрист больницы подпрыгнул на стуле:
– Возражаю! Считаю это затягиванием процесса!
– Вот справка из больницы, подтверждающая сложное состояние свидетеля, – лучезарно промироточил Караяннис, заливая всех елеем всеобъемлющего концентрированного счастья, и передал справку судье.
На Хусаинова было страшно смотреть. Казалось, его сейчас инфаркт хватит. Но моя Система промолчала, значит, не хватит. Поэтому я отвернулся.
– Суд, выслушав мнения сторон и изучив представленные документы, считает возможным удовлетворить ходатайство, – холодно произнесла судья. – В судебном заседании объявляется перерыв до завтрашнего дня.
Она резко встала, чуть не опрокинув стул, и, не дожидаясь, пока остальные поднимутся, стремительно вышла из зала.
Начался шум, все повскакивали с мест. К нам проталкивались Харитонов и Хусаинов, но они не смогли обойти женщину-бобра, которая вознамерилась любой ценой получить интервью у Караянниса.
– Возьми у секретаря пропуск на завтра, – велел мне адвокат и радостно заулыбался журналистке.
Та торопливо схватила его за рукав и потащила к выходу. За ней устремился и козлобородый журналист с камерой, огорченно помэкивая по дороге.
Чтобы не разговаривать с Харитоновым и Хусаиновым, я тоже быстро выскочил в коридор, аккуратно обошел Караянниса, который хорошо поставленным голосом сердечно объяснял женщине, что его миссия – помогать людям, оказавшимся наедине с бездушной бюрократической системой, что закон должен защищать простого человека, а не чиновников, и что именно поэтому он выбрал эту нелегкую, но благородную стезю – борьбу за справедливость.
Женщина кивала, держа диктофон у его рта, а я слушать, что он еще наплетет, не стал и пошел в кабинет секретаря суда.
К несчастью для меня, там никого не было, но компьютер стоял включенный, на столе лежали очки, остывала чашка с чаем – видимо, женщина только вышла. Значит, она вернется хотя бы для того, чтобы допить чай и выключить компьютер.
Поэтому я решил подождать и стоял на пороге кабинета, не решаясь вернуться в коридор, чтобы не пропустить секретаря и не попасться на глаза Харитонову с Хусаиновым. Нет, отбиться от них в словесной перепалке я легко могу, но Караяннис велел ничего никому не говорить. Поэтому лучше уж я буду как Неуловимый Джо.
В общем, я застыл на пороге, и в этот момент открылась соседняя дверь, и из кабинета вышла судья. В первый момент я ее даже не узнал без мантии. Передо мной стояла красивая, довольно молодая женщина с тонкими чертами и усталым лицом – бледным, даже чуть зеленоватым, с глубокими синяками под глазами.
Я только открывал рот, чтобы поприветствовать ее, как силуэт женщины обвело красным контуром и взвыла Система:
Диагностика завершена.
Основные показатели: температура 36,4 °C, ЧСС 94, АД 152/98, ЧДД 18.
Обнаружены аномалии:
– Тубулопатия (поражение почечных канальцев, начальная стадия).
– Анемия (гемоглобин снижен).
– Артериальная гипертензия (вторичная).
– Остеопения (начальная деминерализация костей).
Прогноз без лечения: прогрессирующая почечная недостаточность.
Рекомендуется: хелатирующая терапия, госпитализация.
У таких симптомов у меня аж лицо вытянулось, и я взволнованно воскликнул:
– Извините! У вас сильнейшее отравление! Вам нужно срочно в больницу!
