Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21
Я летел как на крыльях. Не помню, как взбежал по ступенькам, перепрыгивая через одну. Осознал только, что открылась дверь, а Диана охнула и рухнула в мои объятия. Поцелуй был долгим и тягучим. Вселенная закружилась, а нас охватила дрожь.
– Подожди, постой, не здесь, – остановила мои руки Диана и, смеясь, потащила меня в квартиру.
Дверь захлопнулась, и мы прыснули от смеха. Если бы не Диана, мы могли бы заняться этим прямо на лестничной площадке – настолько нас обоих захлестывали страсть и взаимное притяжение.
– Иди сюда, – хрипло сказал я, потянув ее к себе.
– Подожди! – Она игриво хлопнула меня по руке и хихикнула. – Проходи в гостиную, я сейчас.
Она втянула меня в комнату. Я плюхнулся на диван, мое сердце стучало, как отбойный молоток.
Система сообщила о том, что со мной происходит на гормональном уровне, и я покачал головой: боже, я как мальчишка! Чувствовал себя старшеклассником в гостях у красивой одноклассницы с шансами на что-то большее…
Чтобы успокоиться и немного взять себя в руки, я принялся рассматривать обстановку. Взгляд зацепился за открытый ноутбук с фотографиями. На снимках были сотрудники хирургии: смеющийся Рамиль Зарипов с бокалом, рядом с которым стояли веселые Диана и Эльвира с букетом цветов. На следующей фотографии Рамиль задувает свечи на торте.
И дата стояла воскресная, 2 ноября. День, когда я был с родителями на даче.
Вошла Диана.
– Тебе нравится? – спросила она и крутанулась, демонстрируя новое бордовое платье, подол которого взметнулся колоколом.
Но меня интересовало другое.
– Что это? – Я кивнул на фотографии.
– Вчера у Рамиля день рождения был, – отмахнулась Диана. – Он нас всех к себе домой пригласил.
– Домой?
– Ну да, – хихикнула она. – В гости.
– И ты пошла?
– Э… конечно, все же пошли. – Ее глаза сощурились, и она с вызовом спросила: – А что такого?
– Ты знала, как он ко мне относится? Какие вещи творит… и говорит за спиной?
– Ну… Извини, Сережа, это только между вами.
– Но ты знаешь его отношение ко мне?
– Конечно. Все знают, что между вами что-то произошло. Эльвира рассказывала. Но при чем тут это? Ко мне же он нормально относится. – Диана с недоумением посмотрела на меня.
Внутри словно перевернули ведро со льдом.
– Да уж… – только и смог сказать я. – Хорошие у тебя друзья, Диана. Если вы такие друзья с Эльвирой, может, она рассказала, как Рамиль ее шантажировал? И что заставил сделать со мной?
– Ты меня что, контролируешь? – охнула она и уставилась широко распахнутыми злыми глазами. А я понял, что слова мои ее даже не удивили. Значит, знала. Или Эльвира рассказала не всю правду.
– Я? Контролирую? – Я так удивился, что даже не нашелся с ответом. – Диана, каким образом я тебя контролирую?
– Ты решаешь, с кем мне дружить! – фыркнула она.
– Я тебе никогда ничего такого не говорил. Дружи с кем хочешь. Я даже не знаю твоих друзей, – пожал плечами я.
– Но Рамиль…
– Диана, еще раз: Рамиль Зарипов – мой враг. И ты прекрасно об этом знала, но… – Я мотнул головой. – Нет, не понимаю. В голове не укладывается, как ты, будучи моей девушкой, идешь домой в гости к моему врагу после… Если бы Эльвира сделала то, что он ее попросил, я бы сейчас сидел в СИЗО с обвинением в изнасиловании!
Диана потупилась. Сказать ей было нечего.
А я продолжил:
– Для меня это точка невозврата. Я считал тебя человеком из ближнего круга, где только родители и ты. А теперь понимаю, что поспешил…
– Сергей! – перебила она. – Ты перегибаешь!
– Дослушай, ладно? Диан, я прожил достаточно, чтобы понимать одну простую вещь: близкие люди – это те, кто учитывает твои интересы, даже когда тебя нет рядом. Ты знала, что он меня ненавидит, и все равно пошла к нему в гости. Это твой выбор, я его принимаю.
Я помолчал, глядя на ее растерянное лицо.
– Работать вместе мы, вероятно, еще будем, коллеги же. А вот в ближний круг я пускаю только тех, кому могу доверять полностью. Ничего личного, просто жизненный опыт. Общайся с кем хочешь, но не со мной.
С этими словами я развернулся и вышел из ее квартиры.
В спину донесся ее яростный крик:
– Сережа! Ну что за детский сад?
Это был не детский сад. Это был вопрос доверия, которого между нами больше не было.
И я ушел.
Надеюсь, навсегда.
Сердце болело, причем не столько от разрыва, сколько от осознания простой вещи: она искренне не понимала, что сделала не так. И в этом, пожалуй, была главная проблема.
Большинство людей считают, что никто никому ничего не должен, и в девяноста процентах случаев они правы. Но оставшиеся десять касаются тех, кого ты сам впустил в ближний круг. Там другие правила, и, если человек их не чувствует интуитивно, объяснять бесполезно.
Диана – неплохой человек, просто мы оказались из разных систем координат. Что ж, полезный урок на будущее: прежде чем записывать кого-то в свою команду, стоит убедиться, что человек вообще понимает, что это такое.
Домой я вернулся в отвратительном расположении духа. Больно, когда теряешь любимых, но еще больнее, когда теряешь доверие. В лице Дианы я потерял и то, и другое, поэтому мне было плохо вдвойне. Ну и то, что снова обломался с сексом, настроения не прибавило, как и здоровья. Нужно налаживать половую жизнь, иначе ударит и по психике, и по здоровью.
Впрочем, хорошо, что ничего не случилось с Дианой. Иначе потом наш разрыв выглядел бы в духе «поматросил и бросил».
А вот плохо… Плохо, что я, похоже, все-таки что-то к ней испытывал, и сейчас разрыв терзал сердце.
Так что домой я шел пешком. Можно было вызвать такси, но не хотелось сидеть в тесной машине и слушать радио, которое водитель непременно включит, потому что ему скучно. Не хотелось ни с кем общаться и делать вид, что все в порядке.
Ничего не было в порядке.
Холодный ветер пытался пробиться под куртку, но я почти не замечал ни его, ни накрапывающего дождя. Шел на автопилоте, механически переставляя ноги, и думал о том, что надо было слушать интуицию. Витрины магазинов отбрасывали на тротуар разноцветные прямоугольники света, и в одном из них отражался силуэт крупного мужчины в расстегнутой куртке – мой силуэт, хотя я до сих пор иногда не узнавал себя в этом молодом теле. Мимо прошла парочка, тесно прижавшись друг к другу, и девушка засмеялась чему-то, что шепнул ей парень. Я отвернулся, поймав себя на мысли, что завидую.
Пахло мокрыми листьями и выпечкой из круглосуточной шавермы на углу. Повар, или, как говорят в некоторых кругах, донер-мастер, в белом фартуке крутил вертел с мясом и смотрел в телефон, закрепленный над разделочным столом. Наверняка какой-нибудь сериал, чтобы скоротать ночную смену.
В московской жизни у меня тоже случались такие вечера, когда кто-то из близких оказывался совсем не тем, за кого я его принимал. В первый раз это был аспирант, которому я помог защититься и устроиться в хорошую клинику. Через полгода он начал распускать слухи, что я заставлял его вписывать себя во все соавторские работы. Хотя на самом деле обычно это я добавлял своих аспирантов в соавторы, чтобы поднять им индекс Хирша.
Второй раз – коллега, с которым мы пятнадцать лет работали бок о бок. Он выступил с открытым письмом в одном высокорейтинговом журнале, что, мол, мое последнее исследование – дутое и на самом деле не содержит никакой новизны. Мне пришлось давать официальное опровержение и доказывать его актуальность. Я-то отбился, но осадочек остался. А причиной стало его желание занять мое место.
Каждый раз было больно. И каждый раз я думал, что научился распознавать таких людей. Но вот опять.
Когда в прошлый раз Система сканировала Диану и показывала искренность, я поверил, а надо было копнуть глубже. Понаблюдать при общении. Все-таки искренность в чувствах еще не означает верность в принципах.
Всегда считал, что доверять можно только тем, кто разделяет твои ценности. Диана симпатизировала мне, наверное. Но для нее «никто никому ничего не должен» было нормой. А для меня верность партнеру (по любви, по работе, по команде) значила все.
Мы просто говорили на разных языках.
Двор встретил меня тишиной. Десятый час, поздний вечер, в окнах горел свет, но на улице почти никого. Детская площадка пустовала, только качели поскрипывали на ветру. Тусклый фонарь у подъезда мигал, силясь разогнать темноту, но справлялся с этим плохо.
Я свернул к своему подъезду и увидел троих у крыльца. Обычные, лет по тридцать–сорок, одеты в куртки и спортивные штаны. Типичная гопота районного разлива. Пьяные, но не в хлам.
Мужики стояли кучкой, курили, и при моем приближении один из них отделился от группы.
– Ты Сергей? – окликнул он.
Он загородил мне путь.
– Допустим, – хмуро ответил я.
– Епиходов.
– Ну. В чем дело?
– Разговор есть.
Я смерил его взглядом с эмпатическим модулем: агрессия направленная (82%), установка на насилие (80%)… Так-так. Спасибо, конечно, Система. Сам бы не догадался.
– Какой разговор? – спросил я, не двигаясь с места.
Первый сплюнул под ноги и ухмыльнулся, обнажив желтые от курева зубы.
– Короткий. – Он сделал еще шаг вперед. – Велено тебе ноги переломать. Чтоб от чужих баб отвалил.
От чужих баб? Значит, это не случайные гопники, их кто-то прислал. И этот кто-то считает какую-то женщину своей, а меня – угрозой. И чей же ревнивец это может быть? Вряд ли баба Нина или Алла Викторовна. Танюха? Да вроде нет у нее никого. Марина Носик? Ха. Три раза. Диана… точно нет, я ее проверял на предмет других ухажеров, их не было, и она не соврала. Эльвира? Харитонов бы не присылал алкашей разбираться. Аптекарша Майя? Повода не давал.
Остается только Алиса Олеговна.
Точнее, ее муж. Тот самый бывший учитель физики, которого она подобрала на пляже в Затоке, отмыла, приодела и которому оформила квартиру с машиной. А он завел молодую и выгнал Алису из собственного дома.
А теперь, видимо, решил, что я его новый конкурент.
– Передайте тому, кто вас послал, – сказал я ровным голосом, – что он ошибся адресом. С Алисой у нас исключительно деловые отношения.
Первый заржал, и двое за его спиной подхватили.
– Слышь, пацаны? Деловые у него отношения!
Он повернулся к своим, и в этот момент я понял, что разговаривать бесполезно, потому что они пришли не за правдой. Им заплатили, и они отработают.
– Короче, мужик, давай по-хорошему, – сказал первый. – Ляг на землю и дай ногу. Одну сломаем, и разойдемся. А будешь дергаться – обе.
Я сделал шаг назад, лихорадочно оценивая варианты. Бежать? Не успею, подъезд за ними. Кричать? Пока кто-то выглянет, они меня уже отделают. Звонить? Телефон в кармане, но пока достану и наберу…
Первый шагнул ко мне, и двое других разошлись в стороны, беря меня в полукольцо.
– Ну, чего застыл? – Первый замахнулся.
И тут мое тело среагировало раньше сознания.
Я не успел подумать, не успел принять решение – просто внезапно оказался сбоку от нападавшего, а его рука пролетела мимо. Мои пальцы сами захватили его запястье и рукав куртки, я шагнул в него корпусом, сбил центр тяжести, провернулся – и бедро подрубило его опорную ногу. Его не просто уронило, а выдернуло из равновесия, и он глухо ударился спиной об асфальт.
Тем временем справа налетел второй, но мое тело опять опередило мысль: захват за отвороты куртки, резкий рывок вниз и на себя. Он потянулся за равновесием, шагнул – и в этот момент подсечка сняла ему ногу. Он полетел кувырком через меня и приземлился рядом с первым.
Я автоматически сместился так, чтобы оба оставались в поле зрения и не могли подняться одновременно.
Все произошло за секунды. Я стоял, хватая ртом воздух, и не понимал, что только что случилось.
Руки подрагивали, но это была не слабость, а адреналиновый откат. Я посмотрел на свои ладони – те самые, которые только что помогли выполнить бросок через бедро так чисто, будто я делал это тысячу раз. Причем я даже откуда-то знал, что прием называется о-гоши, классика дзюдо и самбо. Знал, хотя никогда в жизни не занимался этим. Значит, тело занималось? Само выбрало момент, само подстроило дистанцию, само провернулось в нужную сторону, да так, что я ощущал себя пассажиром в собственном теле, зрителем, который смотрит бой из первого ряда и не может поверить, что это его руки и ноги работают так умело.
Второй бросок был еще страннее. Я помнил, как пальцы захватили ворот куртки – не просто сжали, а именно захватили, с правильным расположением костяшек, с нужным углом кисти. Потом рывок, и противник полетел через меня, а мое тело уже смещалось, готовясь к следующей атаке, хотя я даже не успел осознать, что первая закончилась.
И тут удивила Система:
Внимание! Зафиксирована произвольная активация мышечной памяти носителя.
Идентифицирован навык: самбо, продвинутый уровень.
Чего? Откуда у меня самбо? Так, понятно. Я-то никогда не занимался единоборствами. Лыжи, бег, теннис в молодости, плавание для поддержания формы – да. Но самбо? Значит, это Серега когда-то тренировался, и его мышцы вдруг в критической ситуации вспомнили то, что разум давно забыл.
Но рассуждать об этом времени не было, потому что первый застонал и попытался подняться. Второй лежал на боку, держась за плечо и матерясь сквозь зубы.
А вот третий уже стоял в двух метрах от меня, и в его руке тускло блеснул нож.
– Ну все, сука, – процедил он. – Я тя ща на лоскуты порежу!
Он двинулся ко мне, держа нож низко, у бедра, как человек, который умеет им пользоваться. Не размахивал, не угрожал – просто шел, готовый резать.
Я отступил на шаг, понимая, что против ножа мое внезапно проснувшееся самбо может и не сработать. Одно дело – бросить пьяного гопника, другое – обезоружить человека с клинком. Я держал дистанцию, не позволяя ему приблизиться, все внимание на руку с ножом.
– Стой, где стоишь, – сказал третий, приближаясь. – Дернешься – в живот получишь.
Смотрел он холодно и трезво, а потому показался мне опаснее двух других, вместе взятых.
И тут сзади раздался глухой удар, и третий охнул, выронив нож. Его рука дернулась к плечу, он развернулся – и получил второй удар, на этот раз по колену. Согнулся, взвыл, и я наконец увидел, кто стоит за ним.
Худой подросток в знакомой куртке с булавкой вместо бегунка. В руках – кусок водопроводной трубы. Тот самый Рашид, который разбил мне камнем окно, а потом был пойман участковым Гайнутдиновым.
Третий попытался достать его, но я уже был рядом, и тело снова сработало само: захват сзади, жесткий залом руки и короткий удар в основание шеи, в мышцу. Он сразу обмяк и осел на землю.
Мы с Рашидом стояли над тремя поверженными. Я глотал воздух, пытаясь унять колотящееся сердце, и не понимал, что только что случилось.
– Ты как здесь? – спросил я.
Рашид пожал плечами, опуская трубу.
– Гулял. Увидел.
Он был такой же, как в прошлый раз: в той же куртке и стоптанных кроссовках. Только взгляд изменился – вместо затравленного волчонка смотрел волчонок, принявший решение.
– Ну и я… – тихо сказал он, но не договорил, отвел глаза.
Я кивнул, и тут с балкона третьего этажа донесся истошный крик:
– Серега! – заорала из окна Танюха. – Серега, ты цел⁈ Я все видела!
– Цел! – крикнул я в ответ. – Позвони Гайнутдинову! Участковому! Не в полицию, а лично ему!
– Уже звоню!
Со второго этажа выглянула Алла Викторовна:
– Сергей Николаевич, я все видела! Они первые напали!
– Спасибо! Не отходите от окна, вы свидетель!
Первый нападавший наконец сел, обхватив голову руками. Второй катался по земле, баюкая левое плечо. Третий лежал без движения, но дышал ровно – я видел, как поднимается и опускается его грудь.
Система активировалась автоматически и показала, что у одного ушиб затылочной области и сотрясение мозга легкой степени, у другого вывих левого плечевого сустава, а у третьего закрытый перелом левого запястья и ушиб шеи. Госпитализация для всех троих обязательна.
Я подошел к ножу, но поднимать не стал – вещдок, так что пусть полиция изымает.
– Рашид, – сказал я, – стой здесь, никуда не уходи. Ты свидетель, а не соучастник. Понял?
– Западло, – сказал он.
– Без свидетелей мне могут пришить превышение пределов необходимой самообороны, понимаешь? Еще и потом окажется, что это я на них пьяный с ножом набросился, потому что у тех, кто их послал, есть деньги и связи.
– Понял, раз так, – кивнул он, бросив короткий взгляд на лежащих.
Я присел рядом с третьим, проверил пульс, зрачки – стабильно. Оглушен, но жить будет.
– Сука, руку сломал! – простонал второй. – Вызовите скорую!
– Лежи спокойно, – сказал я. – Скорая будет. Плечо вывихнуто, не сломано. Не двигай рукой.
Он выматерился, но затих.
Глава 22
Гайнутдинов приехал через семь минут. Вышел из своей бледно-серой «Весты», оценил картину, коротко кивнул мне и достал потрепанный пухлый блокнот.
– Рассказывай.
Я изложил коротко и строго по существу: шел домой, окликнули, сказали «велено ноги переломать, чтоб от чужих баб отвалил», напали, я оборонялся.
Гайнутдинов записывал не перебивая, исписал две странички. Потом посмотрел на Рашида.
– А ты?
– Гулял, – хмуро повторил пацан. – Увидел, что трое на одного. Ну и…
Участковый хмыкнул, и в его голосе мелькнуло что-то похожее на одобрение.
– Трубу где взял?
– На стройке валялась. У гаражей.
– Положи вон туда, на скамейку. Тоже вещдок.
Рашид послушно положил трубу.
Подъехала скорая. Фельдшеры занялись нападавшими, я коротко перечислил и описал характер травм. Они переглянулись, один кивнул:
– Похоже на то. Грузим?
– Грузите, – сказал Гайнутдинов. – В Седьмую, там дежурный травматолог хороший.
Когда скорая уехала, участковый повернулся ко мне:
– Заявление будешь писать?
– Буду.
– Правильно. – Он достал пакет, аккуратно подобрал нож. – У меня в машине бланки, сейчас заполним основное. Завтра подъедешь в отделение, допишем.
Мы заполнили бумаги прямо в его машине – стандартная процедура. Время, место, угрозы, нападение, самооборона, свидетели.
– Показания Танюхи и Аллы Викторовны сам возьму, – отрывисто сказал участковый. – Они видели из окон, этого достаточно. – Он помолчал, а затем спросил, чуть тише. – Знаешь, кто мог прислать?
Я посмотрел ему в глаза.
– Догадываюсь. Но доказательств нет.
– Ясно. – Гайнутдинов спрятал блокнот. – Будут – скажешь. – Он кивнул на Рашида, который топтался у подъезда: – Молодчик пацан. Вовремя подоспел.
– Да.
Гайнутдинов помолчал, глядя на меня с прищуром, после чего хлопнул по крыше машины и сел за руль.
Когда участковый уехал, я остался во дворе с Рашидом наедине.
Парень стоял, засунув руки в подранные карманы, уставившись куда-то в сторону. Капюшон его был глубоко надвинут на глаза, плечи сгорблены. Но поза была другая – он сделал что-то правильное и знал это.
– Спасибо, – сказал я.
– Не за что, – фыркнул он.
– Есть за что. Если бы не ты, тот с ножом мог бы…
– Не, – перебил он. – Вы же того, тоже меня тогда… ну… не сдали. Гайнутдинову. Я же слышал, он хотел протокол. А вы сказали – без протокола. Ну и вот.
Он замолчал, и я понял, что для него это было важно. Он считал, что вернул мне долг и теперь мы квиты. Что ж, тоже правда. Квиты.
И в этот момент весь двор снова огласил дикий вопль:
– Серега-а-а! Кто это там с тобой? – Это Танюха высунулась из окна почти по пояс. – Поднимайтесь оба! Я борща наварила столько, что есть некому!
Я посмотрел на Рашида. В свете фонаря стали заметны тени под глазами и впалые щеки. Голодный. Это я видел и без Системы.
– Пойдем, – сказал я. – Поешь.
Рашид замялся и отвел взгляд:
– Да я это… не голодный…
– Пойдем, Танюха обидится, если откажешь, – повторил я тверже и усмехнулся. – Победителям положен пир. Разве не знаешь?
– Танюха? – Рашид непонимающе посмотрел на меня.
– Соседка моя. Татьяна. Для тебя тетя Таня.
Он чуть помедлил, что-то решил для себя, потом торопливо кивнул.
Мы поднялись. Танюха уже ждала у открытой двери, в халате и тапочках, с махровым полотенцем в руках. Полотенце было цыплячьего цвета и от этого почему-то стало уютно и спокойно.
– Проходите, проходите! – Она посторонилась, пропуская нас. – Серега, ты как? Цел? Я чуть с ума не сошла, когда увидела!
– Цел, – успокоил я. – Пара синяков, не больше.
Она оглядела меня с ног до головы, потом перевела взгляд на Рашида. Материнский инстинкт сработал мгновенно: она увидела худого голодного пацана и сразу забыла обо всем остальном.
– Это Рашид, – сказал я.
– Это ты Сереге типа помог? – спросила Танюха.
– Ну… типа того, – буркнул он, не поднимая глаз.
– Молодец! Герой! Давай раздевайся, руки мой и за стол. Борщ горячий, сметана типа своя, деревенская. И не переживай, не на свинине. Говяжье мясо и мозговая косточка.
– Мне все равно, – хмыкнул Рашид, но слюнки сглотнул.
Она практически силой стянула с него куртку и повесила на крючок. Под ней обнаружилась растянутая серая толстовка, тоже видавшая лучшие дни.
Рашид прошел в кухню, сел за стол и замер. Танюха поставила перед ним глубокую миску со свекольным борщом, накрошила туда зеленого лука, придвинула черный хлеб, чеснок и сметану. Я от такой же порции отказываться не стал, выглядело и пахло все умопомрачительно.
– Налетай. Не стесняйся.
Он взял ложку и начал есть – сперва осторожно, потом все быстрее, жадно вычерпывая гущу и макая хлеб в бульон. Танюха переглянулась со мной, и в ее взгляде я прочел то же, что чувствовал сам: пацан-то реально оголодал.
– Добавки? – спросила она, когда тарелка опустела.
Рашид отрицательно помотал головой, не поднимая взгляда от тарелки, но она уже щедро наливала вторую порцию, до самого краешка.
– Ешь-ешь. Не объедаешь типа, не волнуйся. Наварила слишком много, не выливать же. А надо будет – еще наварю.
Парень спорить не стал. Ел он молча, жадно, аж постанывая от удовольствия, но я видел, как постепенно расслабляются его плечи. Когда человек долго голодает, первая еда вызывает почти болезненное облегчение, потому что тело начинает верить, что его не бросили.
Танюха, мудрая баба, не полезла с вопросами сразу. Подлила ароматного чаю, придвинула вазочку с печеньем, которое в этом доме, похоже, никогда не переводилось (мы с Татьяной еще обязательно поговорим на эту тему), достала варенье из крыжовника. И только когда вторая тарелка опустела наполовину, спросила, как бы между прочим:
– А родители-то у тебя где?
Рашид дернулся, ссутулился, ложка звякнула о край тарелки. Пауза затянулась.
– Отец уехал, – сказал он наконец, глядя в тарелку. – На заработки.
И без Системы было понятно, что парень врал. Гайнутдинов говорил, что отец Рашида сидит. Но я промолчал – какой смысл тыкать пацана носом в семейный позор? Ему и так хреново.
– А мать?
– Работает. Две работы. Утром уходит, ночью приходит.
– И кто за тобой смотрит?
– Бабка. – Рашид с деланым равнодушием пожал плечами. – Но она из комнаты не выходит. Ноги болят.
Он сказал это без жалости к себе, просто констатируя факт. Мне такой тон был знаком – так говорят люди, которые давно перестали ждать, что кто-то о них позаботится. Четырнадцать лет, а уже взрослый. Не по годам, но иначе не выжить.
Танюха переглянулась со мной. В ее взгляде читалось то же, что я думал сам: пацан совсем один.
Тут в коридоре послышались шаги, и на кухню заглянул Степка – заспанный, растрепанный и катастрофически любопытный. Под глазом у него все так же темнел фингал.
– Здрасьте, дядь Сергей. – Он показал пальцем на Рашида. – Ма, а кто это?
– Это Рашид, – сказала Танюха. – Он дядю Сережу выручил сегодня. А ты почему не спишь?
– А я слышал, как ты орала с балкона.
– Иди спать, паразита кусок! – свирепо велела Танюха. – Завтра в школу, утром опять будешь притворяться больным⁈
Степка оглядел Рашида с интересом, кивнул ему и скрылся за дверью.
Я молчал, Танюха расспрашивала парня о семье, о школе, а тот нехотя отвечал, но, когда доел борща, выпил чай с печеньем и откинулся на спинку стула, было видно, что расслабился. Щеки Рашида порозовели, взгляд осоловело потеплел.
– Спасибо, – тихо сказал он. – Вкусно было.
– На здоровье, – улыбнулась Танюха. – Заходи, когда захочешь. Я всегда накормлю.
Рашид встал, замялся, не зная, как правильно попрощаться.
А я предложил:
– Запиши мой номер. Если вдруг что – звони. Помогу по-соседски.
Пацан посмотрел на меня исподлобья.
– Зачем?
– Зачем что? Зачем помогать? Говорю же – по-соседски. Так между хорошими соседями принято.
Он помедлил, потом вытащил свой телефон – довольно хорошей модели, как ни странно, – и забил мой номер.
– Ну… я пойду тогда.
– Иди. Осторожнее там.
Он кивнул и вышел. Танюха закрыла за ним дверь и вернулась на кухню ко мне.
– Хороший пацан вроде. Только несчастный.
– Да.
Она налила мне ромашкового чая с чабрецом, села напротив.
Я одобрительно усмехнулся: чабрец имеет антисептическое и противомикробное действие и легкий отхаркивающий эффект. Такой чай доказано тонизирует, улучшает общее самочувствие и может снижать ощущение слабости. Танюха мою похвальную усмешку заметила, порозовела от удовольствия и приосанилась.
– Ты че такой кислый, Серый? – спросила она, как обычно без политесов. – Типа с бабой твоей что не так?
Я вкратце поделился новостью, что порвал с Дианой, о которой рассказывал на утренних пробежках.
Минуту мы молчали. Танюха не лезла с расспросами, просто сидела рядом и пила чай, хотя я видел, как ее аж разрывает от любопытства на тысячи маленьких любопытных танюх.
– Спасибо, – сказал я наконец.
– За что?
– За все. За борщ. За то, что вызвала Гайнутдинова и стала свидетельницей. За то, что не спрашиваешь, почему расстался с Дианой.
– Захочешь – сам расскажешь, – махнула она рукой. – Но я так вижу, Серый, что это типа не твой человек оказался.
Мы еще поболтали о превратностях отношений, а потом Танюха вдруг тяжело вздохнула и сказала:
– Ты представляешь, моего обормота опять побили!
– Кто? – нахмурился я. – Сильно?
– Да в школе, – махнула рукой Татьяна. – Каждый день у них там драки. Фингал же вона какой.
– Так он у тебя боевой, – усмехнулся я.
– Да какой там боевой! – возмутилась она и добавила тише: – Вот отец его был боевой… особенно когда меня…
Она осеклась и густо покраснела.
Я благородно не стал расспрашивать о хитросплетениях ее недолгого брака.
– Если каждый день его бьют, это уже не драки, – сказал я. – Это травля. Как сейчас говорят, буллинг.
– Именно! – взвилась Татьяна. – Я уже и к директрисе ходила, ругалась. Она на классную пеняет, уволить грозится! А че та сделает⁈ Краснеет, бледнеет, а сказать ниче не может. Они же типа сейчас во всем виноваты, чуть что, учитель. Я и сама понимаю, что она тут типа крайняя, и человека подставлять не охота. Не может же она каждого за ручку водить. Она ж одна, а этих охламонов сколько. Да и Степка вроде как должен уметь постоять за себя, она ж ему не нянька.
– Отчасти ты права, – задумался я. – Могу я сходить поговорить, но толку от этого будет мало. Лучше, если он действительно научится отстаивать свои интересы.
– Как?
– Секция бокса или каратэ, например. А лучше борьба. Бразильское джиу-джитсу – очень хорошо.
– Бразильское? Эта с танцами где?
– Не, с танцами – это капоэйра. А бразильское джиу-джитсу – это такая борьба, где главное не ударить, а контролировать соперника.
– Ерунда какая-то, Серег, – скептически скривилась Танюха. – Какая-то борьба что сделает против удара в нос?
– Вот что я тебе скажу, Тань. Каждый борец умеет бить, но не каждый боксер умеет бороться. А большая часть всех драк заканчивается на земле, понимаешь?
– Не дай бог… – Танюха сплюнула три раза через левое плечо и всхлипнула. – Как представлю, как моего сыночку валяют по земле, как избивают его…
– Вот и я о чем. Пусть уж лучше он валяет, чем его.
– И что, поможет это джитсу твое? Бразильское?
– Еще как, – кивнул я. – Там учат не махать кулаками, а забирать противника под себя, переводить в партер и фиксировать так, чтобы он не мог двигаться. Никаких красивых ударов и геройства, зато предельно эффективно.
Взгляд Татьяны был далек от понимания, и я помолчал, подбирая слова попроще.
– Про UFC слышала?
– Это где Хабиб дрался? – встрепенулась Танюха и мечтательно добавила, взгляд ее затуманился. – И еще наш, из Татарстана, Ринат Фахретдинов? Какие у него руки… и плечи…
– Ага, и не только они, еще Ислам Махачев. – Я не был фанатом, но, как и многие в моем окружении в той жизни, конечно, знал о наших чемпионах и разбирался в базовых принципах MMA. – Сергей Павлович, Александр Волков. Так вот, половина чемпионов UFC в той или иной степени владеют джиу-джитсу, и это неслучайно. В реальной драке, особенно когда противников несколько или пространство ограничено, все очень быстро переходит в клинч и на землю. А в партере боксерские навыки практически бесполезны, там работают совсем другие принципы.
– То есть он не станет агрессивным? – насторожилась Танюха. – На людей кидаться не будет?
– Как раз наоборот. Философия джиу-джитсу в том, что настоящая сила проявляется через контроль, а не через насилие. Когда ребенок понимает, что способен удержать и обездвижить противника, ему уже нет нужды никого бить, чтобы доказать свою состоятельность.
Танюха помолчала, медленно переваривая услышанное.
– Вот бы ему уверенности…
– Она там и появляется, причем естественным путем. Без синяков на лице и вызовов к завучу.
– Теперь мне все понятно, – тихо сказала она. – Ты этих уродов своим джитсу раскидал, да?
– Типа того, – ответил я. – Самбо. Оно даже лучше. Если найдем такую секцию ближе, можно и на него записаться.
– Ой, Серега! – печально рассмеялась Татьяна и со вздохом покачала головой. – Мой Степка туда ни в жизнь не пойдет. Я уже заманалась ему отмазки от физры писать. Он на обычную физкультуру ходить не хочет, а ты говоришь – бокс. Его же не заставишь. Даже ремнем.
– Погоди, – сказал я. – Давай я сначала попробую сделать так, чтобы он сам захотел.
– Да ты не уговоришь его никогда! Он же упертый, весь в своего пропавшего без вести папашу.
– Посмотрим.
Сейчас со Степкой разговаривать было уже поздно, он уснул, так что я допил чай и поднялся.
– Пойду. Поздно уже.
Дома меня встретил Валера – сидел на коврике и смотрел укоризненно. Так что я его покормил, налил свежей воды в миску, обновил наполнитель в его туалете, а потом посмотрел на часы.
Нет, спать было еще рано, а потому я решил провести время с пользой. Потому что от тоски и боли есть только одно верное средство – работа. Чем хуже дела, тем больше нужно работать. Мой железный принцип. Не бухать, не рыдать, размазывая сопли и жалуясь всем подряд, не ударяться в ерунду вроде сект или сакрального дыхания маткой, а просто делать свое дело. Классик говорил, что труд создал человека. Я бы добавил: труд его еще и спасает.
Так что я открыл ноутбук и, пока он загружался, позвал:
– Валера, иди сюда!
Наглая скотина, словно чувствуя подвох, осторожно подошел и остановился на дистанции.
