Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
Слова прозвучали обидные, несправедливые по отношению ко мне лично, но насчет Сергея все было правильно, учитывая его безответственность. Поэтому я вошел и сказал миролюбивым голосом, стараясь загладить прошлые грехи не моего тела:
– Простите меня, пожалуйста, Раиса Львовна. У меня была ситуация такая… сложная, сами понимаете. Оправдываться не буду, я виноват. Вот ваши деньги. Спасибо, что тогда выручили.
Я протянул ей две тысячи триста рублей и попросил, выкладывая купюры на ее морщинистую ладонь:
– Пересчитайте, пожалуйста, и скажите, это вся сумма, или я вам еще что-то должен? Может, я просто забыл или напутал?
– Нет, нет, здесь все, – сказала Раиса Львовна, удовлетворенно сложила купюры вдвое и аккуратно сунула в кармашек изрядно поношенного халата.
– А это вам за терпение, – добавил я. – Мое извинение.
Я протянул ей молочный шоколад «Милка» с фундуком и изюмом. Лицо Раисы Львовны расплылось в довольной улыбке, как будто ей подарили что-то драгоценное. Она жадно схватила шоколадку, прижав к груди. А я тоже грустно улыбнулся – жаль, что у нас пенсии небольшие и получить лишнюю шоколадку является радостью. Увы, многие пенсионеры часто не могут себе позволить сладости в том объеме, в котором любят. Так что стратегически я угадал все верно, попав в яблочко.
К тому же польза у такого подарка тоже есть: и шоколад, и фундук, и изюм давно отмечены исследователями за их положительное влияние на настроение, память и даже работу сердца. Правда, настоящий оздоровительный эффект дает горький шоколад с высоким содержанием какао, а не молочный, но немного сладкого вреда Раисе Львовне точно не принесет. Скорее наоборот – поднимет настроение лучше любых витаминов.
– И как же ты, Сережа, теперь будешь? – спросила она и, не дожидаясь ответа, предложила: – А давай чай пить?
Я боялся, что это чаепитие может растянуться надолго: одинокой старушке явно хотелось поболтать с кем-то живым. Но и отказывать ей в такой малости мне показалось неудобным, ведь она в свое время Серегу выручила деньгами, когда ему было совсем плохо. Да и сейчас молодое поколение не так внимательно к одиноким старикам, как в былые времена.
Поэтому я кивнул, сдержав вздох и приготовившись к затяжной беседе.
Соседка пошла на кухню заваривать чай, шаркая тапочками по линолеуму.
Я же опустил Валеру на колени, предварительно зыркнув на него так, чтобы он все понял и осознал важность момента, а сам осмотрелся, изучая интерьер.
Квартира Раисы Львовны пропахла нафталином, духами «Красная Москва» и гороховым супом, оставляя ощущение старости и одиночества. Вытертый ковер на полу, второй, чуть поновее, висел на всю стену по старой советской традиции украшения жилища. Много-много фотографий в рамочках на серванте, на полках, среди книг, запечатлевших давно ушедшую жизнь. Телевизор еще тех времен, накрытый накрахмаленной вязаной салфеточкой с помпончиками. А в многочисленных вазах стояли сухие цветы или колоски. В такой квартире хорошо снимать фильмы про попаданца в СССР, полная аутентичность.
От пыли захотелось чихнуть, но я сдержался. А вот Валера этого не сделал, чихнув громко и выразительно.
Вернулась старушка и притащила поднос с двумя маленькими чашками, чайничком и малюсенькой розеткой с тремя твердокаменными, даже на вид, печенюшками.
– Угощайся, – сказала она и посмотрела на меня так, что сразу стало понятно: эти печенюшки береглись для особого случая, когда придут гости.
Мне стало неловко из-за ценности этого жеста. Неловко за то, что я всю жизнь жил в изобилии, никогда ни в чем себе не отказывал, да и сейчас хоть и попал в такие странные условия, но все же начинаю выкарабкиваться. Во всяком случае, брынзу и баранину позволить себе могу без ущерба для бюджета. Уж массажем я себе на продукты всегда заработаю. А эта старушка выложила свои каменные печенюшки, точно великое сокровище, от всего сердца. Потому что больше она купить не может, выживая на нищенскую пенсию.
И так тоскливо стало на душе от несправедливости мира. Такие, как родители Сереги или Раиса Львовна, всю молодость, всю сознательную жизнь пахали, работая с энтузиазмом. Ходили на субботники и комсомольские собрания, поднимали целину и поворачивали реки вспять, полетели в космос, мечтали вырастить яблони на Марсе. Но вот подкралась старость, и теперь все, что они могут себе позволить, сводится к угощению тремя твердокаменными печенюшками.
Какое-то время мы болтали о том о сем, обсуждая погоду и цены на продукты. А затем в разговоре с Раисой Львовной я как бы между прочим сказал, что сейчас зайду к Ахметовым для возврата долга.
– Ой, Ахметовы, – фыркнула она, поджимая губы. – Ренат еще ничего, работяга, а уж эта его Гулька, так это же ужас! Ой, кошмар!
И она вывалила на меня кучу бытовых подробностей, смакуя каждую деталь. Как Гулька неправильно окна моет – не газетами, а импортными брызгалками, а это же дорого и вредно для организма! И как три дня назад сушила белье на балконе, а простыня была застиранная, аж сероватая. И еще много чего такого, иллюстрирующего неправильную жизнь соседки.
– Ну, я так понял, у них много детей, – осторожно сказал я, пытаясь защитить незнакомую Гульку. – Поэтому она не успевает за всем уследить.
– Трое детей – это много? – фыркнула Раиса Львовна. – Я вон одна четверых поднимала! И все простыни у меня были не просто кипенно-белые, но и накрахмаленные!
Я невольно поежился, вспомнив свое детство. Накрахмаленные простыни – это же картон, царапающий кожу. Но почему-то многие хозяйки страстно любят этим заниматься, доказывая свое мастерство.
Комментировать я не стал и наскоро распрощался.
– Раиса Львовна, – обратился я к ней перед уходом. – Вы проклятие снимете?
Та заохала, махнула рукой, неловко заулыбалась:
– Да пошутила я, Сережа. Что я, ведьма тебе какая?
Провожала она пожеланиями заходить почаще – после возврата долга и шоколадки в подарок она заметно потеплела.
– А Ахметовы в какой квартире? – спросил я уже на пороге.
– Ты что, Сережа, забыл? – поразилась она, всплеснув руками. – В семьдесят восьмой, как всегда. Вроде не переезжали они никуда, паразиты.
Семьдесят восьмая оказалась на четвертом этаже. Позвонил. Дверь открыл прыщеватый взлохмаченный паренек лет четырнадцати.
– Привет, дядя Сережа, – буркнул он, не поднимая глаз, и побрел в свою комнату, как зомби на автопилоте.
Судя по землистому лицу, он играл в какую-то сетевую стрелялку до глубокой ночи. Из-за его двери тут же донеслись выстрелы и взрывы, подтверждая догадку.
В квартире густо пахло жареной картошкой, пельменями и сбежавшим молоком – характерный букет многодетной семьи. Обои внизу были оборваны и щедро разрисованы фломастерами, кое-где виднелись пластилиновые кляксы – следы творческих экспериментов младших.
В коридор вышел хозяин – невысокий, крепко сбитый мужичок чуть помладше Сереги, с намечающимся животиком, залысинами и уставшим взглядом человека после смены. Следом из кухни выскочила жена, миловидная пышечка в салатовом велюровом халате. Двое малышей держались за ее подол, а округлившийся живот говорил о том, что скоро их станет трое.
– Здорово, Ренат, привет, Гуля! – сказал я, стараясь говорить быстро. – Я буквально на секунду. Должок принес, тысячу рублей. Или я еще что-то должен? А то где-то записал и не могу найти свой блокнот…
С этими словами я отдал деньги хозяину, протягивая купюру.
– Нет, нет, Сергей, все нормально, – важно кивнул тот, принимая деньги. – Ты одолжил тысячу, у тебя на сигареты не хватало, – хмыкнул он, вспоминая обстоятельства. – Но это давно было, мы уже и забыть успели.
– Ну, тогда извините, – попросил я. – А это вам.
Я протянул шоколадку хозяйке, надеясь быстро ретироваться.
– А это правда, что вы вылечили Лейлу Хусаинову? – белозубо улыбнулась она и затарахтела, горя желанием обсудить сплетню. – Я стрим смотрела. А потом мы в чатике с другими мамочками обсуждали это, и я им всем сказала, что мы с вами соседи! А вы с Лейлочкой общаетесь же, да?
У меня челюсть отпала, и я поначалу не нашелся, что ответить на этот поток восторженной болтовни. Но тут вдруг стервозным голосом мяукнул Валера, которому явно надоело сидеть у меня на руке, да еще и с бантиком, унижающим его достоинство.
– Ой, какой котик! – заахали младшие дети, переключив внимание. – А можно мы его погладим?
Валера был вылечен от лишая, вымыт и проглистогонен, поэтому погладить его я разрешил, надеясь на кошачье благоразумие.
Малышня начала присюсюкивать, тиская его со всех сторон. Девочка потянула Валеру за ухо, и у меня аж в глазах потемнело от ужаса. Мелькнула мысль, что сейчас девочка останется как минимум без пальцев, расплатившись за свою наглость. Но ничего, Валера мужественно выдержал это и даже не скривил морду, демонстрируя олимпийское терпение. В результате я еле вырвался из этого хаоса. Особенно когда малышня начала делить шоколадку и подняла такой ор и рев, что аж уши заложило и у меня, и у Валеры.
Но в итоге мне повезло: на кухне внезапно что-то зашипело и потянуло горелым.
– Гуля! – возмутился хозяин, принюхиваясь. – У тебя что-то горит!
– Ой, картошка! – всплеснула руками хозяйка и убежала на кухню, шелестя тапочками. За ней помчались дети, забыв про Валеру. Им было интересно посмотреть, как горит картошка.
Поэтому, воспользовавшись моментом, уже буквально через пару минут я спускался вниз. Мне нужно было найти следующего человека, которому Серега задолжал, и тем самым завершить миссию по возврату долгов.
Квартира Альберта Каримовича, который жил в соседнем подъезде, была похожа на нечто среднее между музеем старины и лавкой старьевщика. Когда открыл дверь и увидел меня, он даже не удивился, а просто кивнул, будто ожидал визита:
– Проходи, Сергей. Что-то давно тебя не видно было.
Интонация была ровной, нейтральной, и я не понял, звучит ли в ней упрек.
Я активировал эмпатический модуль.
Сканирование завершено.
Объект: Альберт Каримович, 75 лет.
Доминирующие состояния:
– Легкая настороженность (58%).
– Спокойное любопытство (51%).
– Возрастная усталость (46%).
Дополнительные маркеры:
– Оценивающий взгляд.
– Поза нейтральная, без признаков враждебности.
Интересно. Старик относился ко мне с осторожностью, но без неприязни. Скорее, он пытался понять, зачем я пришел. Что ж, это было разумно. Зная Серегину безалаберность и его долговую историю, любой бы насторожился.
Я же видел его впервые, а потому с интересом рассмотрел, как следует. Высокий, под метр восемьдесят, несмотря на возраст. Сухощавый, с выправкой, которую не скроешь даже домашним халатом. Лицо изможденное, с глубокими морщинами, но черты резкие: высокий лоб, орлиный нос с горбинкой, впалые щеки. Седые, чуть волнистые, волосы аккуратно зачесаны назад. Глаза темные, внимательные. На шее у него висела небольшая лупа на шнурке – наверняка для чтения мелкого шрифта.
Я разулся и отказался от предложенных ветхих войлочных тапочек. В носках прошел в комнату, стараясь ступать тихо.
Хозяин жил в однушке, но комната оказалась огромная. Вполне возможно, здесь когда-то было даже две комнаты, которые соединили в одну. И это пространство превратилось в настоящую сокровищницу.
Он усадил меня в продавленное кресло с вытертой бархатной обивкой и включил старый торшер с полинявшим абажуром. Мягкий теплый свет разлился по комнате, высвечивая углы с антикварными шкафами и огромные ряды полок. Там были бесконечные книги, книги, книги, выстроившиеся ровными рядами.
Боже мой.
При виде этого великолепия меня буквально затрясло от восторга. Я словно попал в сказку! Первым порывом было вскочить и бежать к этим расчудесным стеллажам, изучая корешки, вдыхая запах старой бумаги и типографской краски. Даже отсюда я видел, что книги все букинистические, многие явно дореволюционные, в потертых кожаных переплетах с золотым тиснением.
Но я усилием воли подавил это желание.
Потому что, зная Серегину репутацию, хозяин квартиры вполне мог решить, что я оцениваю стоимость книг, для того чтобы потом украсть и продать. Ведь раньше Сереге постоянно нужны были деньги, и он мог пойти на что угодно. Я продолжил сидеть в кресле, хотя меня буквально распирало от нетерпения и желания изучить эту библиотеку.
Как же мне хотелось просто полистать эти книги! Взять в руки томик Пушкина в издании девятнадцатого века, почувствовать шершавость пожелтевших страниц…
– Альберт Каримович, надо поговорить, – сказал я, когда он опустил на столик небольшой бронзовый поднос.
Явно чеканка работы восточных мастеров. Старинный, с патиной и стершимися узорами. На подносе стоял маленький кофейничек и две миниатюрные чашечки, тоже медные, ручной работы. Потертость и благородный налет времени говорили о том, что этим предметам лет сто как минимум.
Он налил мне кофе, даже не спрашивая, буду ли я пить, действуя как радушный хозяин.
Кофе я любил, ведь от него сплошная польза: снижение риска диабета, защита печени, профилактика болезней Паркинсона и Альцгеймера. Две–три чашки в день только на пользу. Но не вечером. Потому что кофеин блокирует аденозиновые рецепторы часов на шесть–восемь, и если выпить его сейчас, заснуть вовремя не получится. А мне и так хватало проблем со здоровьем в этом теле, чтобы еще добавлять к ним недосып.
Но тут одуряющий аромат кофе с кардамоном ударил в нос, и у меня закружилась голова от желания его выпить.
И я сдался. Только один малюсенький глоточек сделаю, и все! Пригублю, буквально чтобы распробовать на языке, а пить не буду!
И я попробовал, наслаждаясь вкусом.
А очнулся только тогда, когда опустошил чашку до дна. Хотя там и было буквально на два глоточка. Старик, судя по всему, готовил кофе на песчаной бане в медной джезве, следуя традициям. Напиток получился густой, насыщенный, с легкой горчинкой и пряным послевкусием.
– Спасибо, – сказал я вслух. – Очень вкусный кофе.
– Так что ты хотел, Сережа? – чинно спросил сосед, отставляя свою чашку.
– Альберт Каримович, я вам долг принес, – сказал я, доставая деньги. – Пять тысяч пятьсот, как в блокноте записано. Но, если я вам должен больше, скажите, пожалуйста. Вы же знаете, какой я раньше был… мог и не записать чего-то. Если должен еще – отдам сразу. Прямо сейчас.
Валера, который все это время сидел у меня под курткой, мяукнул и чихнул, привлекая к себе внимание.
Хозяин перевел взгляд на кота. И вдруг его лицо смягчилось. Морщины разгладились, в темных глазах появилась теплота.
– Какой у тебя котик! – сказал он, и в голосе его прозвучала неподдельная доброта.
Он поцокал языком, рассматривая Валеру.
– Интересный котик. Я недавно видел такого, только постарше. Точнее, кошечку. Она живет в соседнем дворе. И у нее были котята, а потом их не стало.
– Куда же они делись? – спросил я, заинтересовавшись.
– Возможно, хозяйка утопила. Или собрала в мешок, вывезла в поле и выпустила. Так многие поступают, к сожалению.
Я сжал кулаки под столом. Хотел бы я встретить ту хозяйку и поговорить с ней. Очень спокойно и обстоятельно объяснить, что именно она сделала. Просто донести простую мысль: живое – это не вещь, которую можно выбросить, когда надоело. Такие разговоры редко что-то меняют, но иногда достаточно одного правильного слова, чтобы человек хотя бы на секунду увидел свою жестокость. А если не увидит – значит, там уже нечему помогать. Но попытаться все равно стоило бы.
Старик тем временем посмотрел на меня и сказал спокойно:
– Ты у меня занимал, Сережа, пять тысяч пятьсот рублей.
– Вот, – ответил я и протянул ему деньги, подсчитывая купюры. – Благодарю, что выручили тогда.
Он взял деньги, но не спрятал их сразу. Положил на стол и внимательно посмотрел на меня. Долгим, изучающим взглядом.
– Ты изменился, Сережа.
– В каком смысле? – осторожно спросил я.
– В хорошем, – неожиданно сказал он. – Речь другая. Поведение другое. Глаза другие. Раньше ты смотрел… как бы это сказать… мимо людей. Сквозь них. О себе только думал, все жалел себя, а на других плевал. А сейчас… Вижу, за ум взялся.
Я молчал, не зная, что ответить.
– Знаешь, – продолжил он, откинувшись в кресле. – Я всю жизнь проработал в университете. Преподавал историю. И за эти годы научился видеть людей. Ты… словно стал другим человеком. Посвежел, говоришь вежливо… Это действительно радует.
Я снова активировал эмпатический модуль.
Сканирование завершено.
Объект: Альберт Каримович, 75 лет.
Доминирующие состояния:
– Удивление искреннее (64%).
– Осторожная надежда (57%).
– Интеллектуальное любопытство (55%).
Дополнительные маркеры:
– Переоценка собеседника.
– Желание продолжить разговор.
– Сосредоточенность на собеседнике.
Он изменил свое мнение обо мне. Прямо сейчас, на моих глазах. И это было… странно приятно.
– Альберт Каримович, – осторожно начал я, – а можно я как-нибудь зайду к вам еще? Просто поговорить. И… может быть, посмотреть вашу библиотеку? Я не буду ничего трогать без разрешения, просто… очень люблю книги.
Старик посмотрел на меня долгим взглядом.
– Можешь, – наконец сказал он. – Приходи. Только предупреждай заранее, Сережа, чтобы я кофе успел сварить.
И впервые за весь разговор он улыбнулся. Едва заметно, но улыбнулся.
Мы распрощались, и я вышел во двор, ощущая облегчение. От того, что я избавился от части мелких долгов, хотелось выкрикнуть «Да-а-а!» прямо в тропосферу, празднуя маленькую победу.
Но еще больше меня радовало другое.
Я только что приобрел нечто более ценное, чем просто закрытый долг. Возможность общения с интеллигентным, образованным человеком. С человеком, который сумел собрать уникальную библиотеку, о которой я мог только мечтать. И главное – он разрешил мне приходить снова.
Осталось вернуть долг Костяну, если найду его. Но прямо сейчас вернуть ему деньги я вряд ли смогу.
Нужно заработать.
Пока я думал, занести ли домой Валеру или пойти на вечернюю прогулку вместе с ним, нарушая мое радостное настроение, зазвонил телефон.
Котенок заворочался на руке, потому что сидеть там ему надоело и он утомился от социальных визитов.
– Потерпи, – сказал я. – Уже идем домой.
А сам принял вызов, поднося телефон к уху.
– Алло! – прозвучал смутно знакомый мужской голос с легким татарским акцентом. – Сергей?
– Да, – ответил я настороженно.
– Это Наиль.
– Слушаю, – удивился я, не ожидая его звонка.
– Нам нужно поговорить, – сказал Наиль, причем тон его звучал странно и настойчиво. – Давай через полчаса в «Лагуне»?
– Мне не нужно, – отрезал я, не желая встречаться. – И ехать я никуда не собираюсь. Вы на часы смотрели, Наиль? Рабочее время давно закончилось.
– Поверьте, вам нужно, – настаивал он. – Поговорим по поводу одиннадцати процен…
Дослушивать я не стал и просто отключился, нажав красную кнопку.
Не стал ничего объяснять этому типу. Пусть и дальше считает меня альфонсом, живущим за счет женщин.
Ну не буду же я ему объяснять реальную ситуацию: что мне нужна юридическая точка опоры – возможность на базе этой конторы создать дочернюю структуру и благотворительный фонд. Через них уже можно будет провести два очень вкусных международных гранта, которые я знаю, как выиграть, и обеспечить нормальное финансирование моих дальнейших исследований. Да и жизненных потребностей, хотя бы базовых.
Без серьезных связей подобные проекты мне одному не потянуть – провинциальному врачу никто не даст зайти на этот уровень. А вот имея долю в уже существующей фирме, можно получить нужную юридическую базу и двигаться дальше. А уж команду специалистов я найду быстро, используя связи из прошлой жизни.
С этими мыслями я начал подниматься и свернул на другой пролет лестницы, когда кто-то не дал закрыться двери, вошел в подъезд, и я услышал за спиной громкий мужской голос, перекрывающий женский визгливый смех:
– Серега! Серый!
Валера прижал уши и зашипел, упираясь лапами мне в грудь.
Я замер на площадке между этажами, прислушиваясь к топоту ног по ступеням. Судя по звукам, поднимались минимум трое, причем один из них периодически запинался и матерился вполголоса. Характерный звон стекла не оставлял сомнений насчет содержимого пакета.
– Серый! – снова заорали снизу. – Принимай гостей, братан!
Глава 10
Из-за поворота лестницы показалась компания. Впереди шел коренастый мужик лет сорока с круглым лицом и поросячьими глазками, сжимавший в руке черный пакет из «Красного и Белого». За ним, цепляясь каблуками за щербатые ступени, карабкались две девицы неопределенного возраста в коротких юбках и кожаных куртках поверх обтягивающих топов.
Тело отреагировало раньше, чем я успел что-либо осознать.
Рот наполнился слюной при виде характерных очертаний бутылок в пакете. Пальцы дернулись, словно ища сигарету, которую можно сжать между ними, и фантомный привкус табачного дыма царапнул заднюю стенку горла.
Взгляд сам скользнул по стройным голым ногам девиц, по обтянутым налитым бедрам, и внизу живота разлилось тягучее тепло, смешанное с чем-то, похожим на предвкушение праздника. Мышцы расслабились, будто уже готовясь к вечеру, где можно не думать, не контролировать, просто плыть по течению в теплом тумане алкоголя с горячим женским телом под боком.
Две недели без капли спиртного и сигарет – и вот оно, накатило одной удушливой волной.
Внимание! Зафиксирован контакт с потенциальным триггером зависимости!
Активированы нейронные паттерны аддиктивного поведения!
Выброс дофамина: +340% от базового уровня!
Снижение активности префронтальной коры: контроль импульсов ослаблен!
Рост уровня глутамата: реактивация памяти зависимости!
Параметры: учащение пульса +7%, вазоспазм мелких сосудов.
Риск перехода к аддиктивному поведению: высокий!
Рекомендация: прервать контакт, немедленный выход из зоны триггера!
Это было что-то новенькое от Системы, но предупреждение помогло – я словно очнулся от короткого гипноза, осознав, что мое тело уже почти шагнуло навстречу этой компании, реагируя, как собака Павлова на звонок. Мысленно отмахнувшись от остатков дурмана, я заставил себя посмотреть на незваных гостей трезвым взглядом.
Лицо коренастого показалось смутно знакомым, но память казанского тела упорно отказывалась выдавать подробности.
Тем временем мужик расплылся в широкой улыбке, обнажив желтые от никотина зубы.
– Серега! Живой! А я думал, ты уже копыта откинул, раз на звонки не отвечаешь!
Значит, этот тип звонил раньше, пока я игнорировал звонки журналистов. Номер наверняка не был записан в телефоне, иначе я бы знал, кто это. А раз не записан, значит, не друг.
– Привет, – осторожно ответил я, пытаясь сообразить, с кем имею дело.
– Че, не рад? – Мужик поднялся на мою площадку, обдав запахом перегара, дешевого одеколона и чего-то кислого. – Я ж звонил сегодня, а ты не отвечал! Я уж думал, ты в запой ушел.
Девицы остановились ступенькой ниже, с интересом разглядывая меня и шипящего Валеру.
– Ой, киса! – пискнула одна из них, блондинка с темными корнями волос и густо накрашенными глазами. – Какая милашка!
Валера издал звук, больше напоминающий рычание цепного пса, чем мурлыканье домашнего кота.
– Не подходи, – предупредил я. – Царапается.
Блондинка отшатнулась.
– Серый, ну че ты как неродной? – Мужик хлопнул меня по плечу свободной рукой. – Я же с теми же самыми девочками, они же тебе понравились! Кристина и Жанна! Девочки, помните Серегу, кореша моего?
«Девочки» кивнули, заулыбались. Видимо, бывали уже тут. На вид им было под сорок, и это с учетом боевой раскраски на лицах, маскирующей морщинки.
– Сейчас к нему поднимемся, посидим культурно, – предвкушающе облизнулся мужик. – Да же, Серег?
Система услужливо выдала краткий анализ обеих. Блондинка Кристина: алкогольная интоксикация средней степени, хронический ринит, вероятно, связанный с регулярным вдыханием веществ, характерные следы на сгибе локтя. Брюнетка Жанна: аналогичная картина плюс начальная стадия гепатита С. Эмпатический модуль показал и возраст: 34 и 31. Надо же, и выглядят обе сильно старше.
Веселенькая компания. И с мужиком явно не случайные знакомые – девочки по вызову, судя по всему.
– Слушай, – решил я действовать напрямую, – ты извини, память последнее время подводит. Напомни, как тебя зовут?
Мужик осекся на полуслове, недоверчиво уставившись на меня.
– Чего? Серый, ты прикалываешься?
– Серьезно. Бухал сильно, многое выпало. Имя скажи.
– Костян я! – Мужик даже обиделся. – Костян! Ну е-мое, Серега, мы ж с тобой сколько выпили вместе! Три цистерны! Ты че, реально не помнишь⁈
Костян. Строчка из списка должников, найденного в ящике стола: «Костян, 20 000»? Да ладно, именно сегодня? Единственный долг, который я не смог вернуть, потому что понятия не имел, кто этот загадочный Костян и где его искать, и вот он, собственной персоной, с пакетом бухла и двумя девчушками нетяжелого поведения. И теперь стало очень интересно, за что именно прежний хозяин тела задолжал этому типу двадцать тысяч.
– Костян, точно! – Я изобразил облегчение. – Извини, правда вылетело из башки. Давно не виделись.
– Давно⁈ – Костян хохотнул. – Ну вообще-то да, давно, месяц почти! Я ж к тебе в прошлую пятницу заходил, а тебя не было! Хорошо, в тот раз сам был, без девчонок.
Точно. Я тогда мерз на трассе по дороге в Москву. Или уже сидел в кабине фуры Гриши. Значит, последняя встреча с этим типом случилась почти накануне моего «вселения».
– Ну вот, месяц, считай! Ты че, в штопор ушел? Ты хотя бы как я тебе бабки занимал, помнишь? Ты еще говорил, что после дежурства отдашь, а потом пропал.
– Слушай, а за что я тебе должен-то? – сделав вид, что забыл, спросил я. – Тоже выпало.
Костян переглянулся с девицами и заржал.
– За бухло и за девочек, Серый! За что еще! Кристинка, Жанка, скажите ему!
– Ага, – подтвердила Кристина. – У тебя башлей как бы не было, и Костик за тебя заплатил.
– То есть вы за деньги? – уточнил я. – Со мной?
– Эй! – возмутилась Жанна. – Мы не проститутки, если что!
– Эскорт, – поправила ее Кристина с достоинством. – Это другое. Это как светские львицы.
– За деньги? – повторил я.
Обе синхронно кивнули.
– Пять тонн, – добавила Кристина деловито. – Час. Семь за двоих. Или пятнадцать за ночь, если договоримся.
Картина начала проясняться, причем картина мерзкая. Выходит, прежний Серега развлекался с проститутками в компании женатого приятеля, причем в долг.
– Так что ты мне должен, Серый! – ухмыльнувшись, Костян хлопнул меня по плечу. – А раз так, пусти нас, посидим по-человечески. Алька моя думает, что я на рыбалке, девчонки уже настроились гульнуть, за это они денег не берут, а я бухла принес на всех… А если бабок нет раскидать, ниче, потом отдашь.
– Твоя Алька, – медленно произнес я, – думает, что ты на рыбалке. В пятницу вечером. В ноябре.
– Ну да. – Костян пожал плечами. – А че такого? Мы ж всегда у тебя зависали, удобно. Алька про твою хату не знает ничего.
Я посмотрел на него, а Валера, почувствовав мое напряжение, впился когтями в предплечье и зевнул.
– Значит, двадцать тысяч – это я тебе за девочек должен?
– Ну да! – Он посмотрел на меня, вылупив поросячьи глазки. – Плюс бухло, закусь. Я же не с пустыми руками к тебе приходил!
Я мысленно хмыкнул. Хорошо устроился Костян: жене говорил про рыбалку, с собутыльника брал деньги за организацию, квартиру использовал чужую. Не удивлюсь, если вообще весь этот банкет ему ни во что не обходился, все за счет бедолаги Серого.
– Костян, – произнес я тем тоном, каким обычно сообщал родственникам о неблагоприятном диагнозе. – Я тебе ничего не должен.
– Чего⁈
– Это был не мой долг, а твое решение. Ты тратил деньги на проституток вместо семьи и записывал часть расходов на меня, чтобы не так обидно было. Это называется перекладывание ответственности.
– Ты охренел⁈ – изумился он. – Серый, ты че несешь⁈ Мы ж договаривались!
– Пока был бухой, я, может, и договаривался. Но я чета не помню ничего такого. Да и за аренду моей хаты забыл тебе счет выставить. Все постельное белье после твоих кувырканий менять пришлось, а оно денег стоит! Короче, иди домой, Костян. К жене.
– Слышь! – Костян сделал шаг ко мне, сжимая кулаки. – Ты мне мозги не канифоль! Должен – плати! А то я ведь и по-другому могу спросить!
Валера издал такое шипение, что обе девицы отпрянули к перилам. Я почувствовал, как кот напрягся всем телом, выпуская когти. Также краем зрения уловил, как потемнел глазок у Аллы Викторовны. Похоже, наше шоу интереснее, чем по телевизору.
Система же вдруг активировалась и выдала показатели Костяна: пульс сто двадцать, адреналин повышен, алкоголь в крови около полутора промилле. Достаточно, чтобы убрать тормоза, но недостаточно для потери координации. Впрочем, драться с ним смысла нет. Он себя и без того уже наказал совсем иначе – где-то намотал себе на болт нехорошую болячку.
– Можешь попробовать, – сказал я спокойно. – Только учти, что Сан Михалыч этого не одобрит.
Костян замер с занесенным кулаком.
– Михалыч? Какой еще Михалыч?
Я уж было подумал, что ошибся с легендарностью Михалыча, как увидел в глазах Костяна понимание.
– Тот самый? – уточнил он.
– Тот самый. Мы теперь в хороших отношениях.
Имя Михалыча подействовало лучше любых угроз. Костян медленно опустил руку, облизнув пересохшие губы.
– Ладно, проехали, – выдавил он. – Ну, не должен, так не должен. Я же по-дружески хотел. Да хрен с тобой. Но в хату-то запустишь? Разочек, ненадолго, по старой памяти? Дубак на улице! Давай, Серый, расслабимся малеха, да? Девочки уже приехали, мне их что, обратно отправлять?
– Обратно.
– Серый!
– Я сказал – нет. И больше, Костян, сюда не приходи. Никогда. Ни сам, ни с девочками.
Костян стоял, переминаясь с ноги на ногу, явно не зная, как реагировать. Потом сплюнул на ступеньку.
– Ты конченый, Серый. Совсем допился до белочки. Раньше нормальный мужик был, а теперь…
– Раньше я был алкоголиком, который позволял женатому приятелю водить шлюх в свою квартиру, – перебил я. – Теперь я другой человек. Буквально.
Кристина и Жанна возмущенно переглянулись.
– Слышь, Костян, – сказала Жанна, – поехали отсюда. Ну его. Найдем другое место. В гостишку пошли. Втроем покувыркаемся.
– Или к тебе домой, – добавила Кристина с ехидцей. – Жена обрадуется.
Костян зыркнул на нее с такой яростью, что даже я поежился.
– Пошли, – процедил он.
Развернулся и затопал вниз, грохоча пакетом с бутылками. Девицы засеменили следом.
– Эй, Костян, – окликнул я его на площадке первого этажа.
Он обернулся.
– Передай жене привет. И скажи, что, если она захочет узнать, где ты проводишь пятничные вечера, я могу рассказать в подробностях. С адресами и расценками.
Костян открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл. Лицо его приобрело оттенок вареной свеклы.
Дверь подъезда хлопнула с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка.
