Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Я еще постоял на площадке, поглаживая Валеру, который постепенно перестал рычать и начал мурлыкать, довольный отступлением врага.
– Вот и нашелся наш загадочный Костян, – сказал я ему. – Двадцать тысяч за проституток. Охренеть, конечно, наследство. И что-то мне подсказывает, что деньги Серега чуть не выкинул на ветер. Потому что, если бы он и правда… хм… спал с… этими… точно бы намотал, как Костян.
Валера отрывисто мявкнул, явно разделяя мое мнение о покойном хозяине тела, и затарахтел маленьким трактором.
Соседняя дверь приоткрылась, и оттуда выглянула довольная Алла Викторовна:
– Молодец, Сережа! Молодец! Так ему! А то устроили публичный дом, ужас!
Оказалось, Костян этот «злобный хам», которого в нашем дворе все побаивались. Когда Алла Викторовна хотела вызвать милицию из-за диких его криков и стонов «девочек», он вышел на площадку в чем мать родила и пригрозил ей так, что она испугалась и слегла с приступом. С тех пор соседка не вмешивалась, просто надевала беруши и ставила телевизор погромче.
– Простите, Алла Викторовна, – искренне извинился я. – Обещаю, такого больше не повторится.
Дома я опустил Валеру на пол, и тот немедленно потрусил к миске проверять, не появилось ли там чего вкусного.
Часы показывали половину десятого. Завтра в половине восьмого утра нужно быть у родителей, чтобы вместе поехать на дачу с ними, а также какими-то дядей Веней и тетей Розой. Вряд ли родственники. А в шесть утра – пробежка с Танюхой.
Так что следовало лечь пораньше.
Тем временем Валера запрыгнул на подоконник и уставился в темноту за окном. Под фонарем Костян размахивал руками, что-то объясняя своим спутницам. Потом троица двинулась прочь со двора, покачиваясь и периодически запинаясь о неровности асфальта.
Я задернул штору.
Триггер зависимости устранен.
Активность миндалевидного тела: снижение до нормы.
Уровень дофамина: возврат к базовым значениям в течение 12–15 минут.
Префронтальная кора: контроль импульсов восстановлен.
Зафиксировано: успешное сопротивление аддиктивному паттерну.
Укрепление нейронных связей волевого контроля: +0.3%.
Даже система считала избавление от такого приятеля оздоровительной процедурой.
И, пожалуй, была права.
* * *
Наутро после пробежки мы с Танюхой направились к Маринке Козляткиной за переноской для Валеры. Я собирался везти его на дачу в рюкзаке, но соседка переубедила.
– В такую рань? – усомнился я, когда Танюха потащила меня к ее подъезду. – Семи нет еще.
– Да Маринка в четыре утра уже на ногах. Бессонница у нее. Проснется посреди ночи, лежит, говорит, ворочается, уснуть не может, потом плюет и встает. Жаловалась мне как-то.
Дверь открылась после первого же звонка. В нос ударил знакомый концентрированный запах кошачьего царства. Три пушистые морды немедленно возникли в проеме, изучая гостей с подозрением потомственных аристократов. Сама Маринка была уже полностью одета, причесана и бодрствовала явно не первый час.
– О! – расплылась она в улыбке. – Танюшка! Сергей! Заходите, заходите! Я как раз чай поставила.
– Мы на минутку, – сказал я, оставаясь на пороге. – Марин, у тебя переноска для котенка есть? Одолжишь на пару дней. На дачу еду, Валеру не с кем оставить.
– Валероныча берешь? – умилилась Маринка. – Конечно есть! Сейчас принесу. Тканевая подойдет? Мусенька из нее выросла, а выбросить жалко.
Она исчезла в недрах квартиры, откуда доносилось мурлыканье и шорох кошачьих лап по линолеуму. Через минуту вынесла потрепанную синюю переноску с решетчатой дверцей.
– Вот, держи. Она в одном месте разорванная была, но я зашила. Вы же все равно за город едете? Только верни потом, мало ли.
– Верну обязательно. Спасибо.
– Ты бы, Мариночка, к врачу сходила насчет сна, – вставила Танюха. – Серега вон говорит, что недосып вреден для мозга.
– Да ходила я, – махнула рукой Маринка. – Выписали снотворное, а от него голова как чугун. Лучше уж так.
– Попробуй утром сразу на балкон выходить, минут на пять, на яркий свет, – сказал я. – Вечером легче уснешь. Свет подавляет мелатонин и перезапускает внутренние часы. А не поможет, заходи потом, я расскажу, как исправить сон.
Маринка посмотрела скептически, но кивнула.
– Ладно, попробую. Хуже не будет.
Танюха проводила меня до подъезда.
– Че это ты ее в гости заманиваешь? – с подозрением она посмотрела на меня, и выражение ее лица было отнюдь не воодушевленным. – У нее, между прочим, мужик есть. Имей это в виду.
– Хорошо, – не сдержавшись, хохотнул я. – Спасибо за предупреждение!
– Ну ладно, я побежала Степку будить, – чуть успокоившись, сказала она. – Удачи на даче.
Она махнула рукой и скрылась в подъезде.
В круглосуточном магазинчике Марата Светка, отсидевшая ночную смену, периодически клевала носом за прилавком и хмуро грызла карандаш, уставившись в газету с кроссвордом. Рядом стояла открытая банка энергетика.
– Доброе утро, – сказал я, проходя к холодильникам.
Светка подняла голову, окинула меня оценивающим, мутноватым от недосыпа, взглядом и кивнула, явно отметив трезвый вид и спортивную одежду. Со дня погашения долга она смотрела на меня почти дружелюбно.
– Чего тебе, Серый?
– Воды пару бутылок, сок какой-нибудь и… – я оглядел полки с алкоголем, – коньяк есть нормальный? Для отца, на дачу едем.
– Так девяти еще нет, – сказала она. – Не могу продать.
– Да? – я немного расстроился. – Ну ладно.
– Не ладно, раз отцу, – мотнула Светка головой и потянулась к полке, не выпуская газету из рук. – «Арарат» пойдет? Потом пробью просто.
– Пойдет.
После того, как она пробила покупки и уложила их в пакет, я заметил, что она снова уткнулась в кроссворд, постукивая карандашом по странице.
– Застряла? – спросил я.
– Да вот, – Светка раздраженно ткнула в клетки. – «Защитный механизм организма», девять букв. Вроде простое что-то, а не могу вспомнить. С утра голова ватная.
Я глянул на кроссворд.
– Иммунитет.
– Точно! – Светка вписала буквы и с подозрением посмотрела на меня. – Слушай, Епиходов, а ты вообще как? Вроде бухал беспробудно, а соображаешь будь здоров. Я вот кроссворды каждый день разгадываю, а все равно слова забываю. Имена путаю. Вчера соседку Галей назвала, а она Валя. Обиделась, дура.
– А сколько спишь? – спросил я, убирая покупки в пакет.
– Да какой там сон, – махнула Светка рукой. – Работаю ночами тут же, от Марата помощи не дождешься.
– Вот поэтому и забываешь. Во сне мозг включает что-то вроде внутренней уборки – вымывает токсичные белки, которые за день накопились. Если не выспалась, этот мусор остается, и голова работает хуже. А со временем, если хронически недосыпать, риск деменции растет.
Светка нахмурилась и стала еще больше похожа на прапорщика в отставке.
– Деменции? Это когда старики того… забывают все?
– Именно. Но это не приговор, если вовремя начать профилактику.
– И чего делать? Со сном понятно, поспать я люблю. А че еще?
– Смотри, – сказал я, облокотившись о прилавок. – Первое и самое важное – да, полноценный сон. Второе – движение. Полчаса быстрой ходьбы в день. При физической нагрузке в мозге выделяется вещество – нейротрофический фактор, который помогает нервным клеткам расти и образовывать новые связи, особенно в гиппокампе, который отвечает за память. Третье – учить новое. Именно новое, а не кроссворды. Кроссворды – это повторение того, что уже знаешь. А мозгу нужно когнитивное усилие, напряжение на незнакомом. Язык какой-нибудь, музыкальный инструмент, танцы. Когда осваиваешь непривычный навык, мозг строит новые нейронные пути.
Светка задумчиво покрутила карандаш.
– Я вот хотела на вязание пойти. Крючком. Но думала – ерунда, бабкино занятие.
– Отличная идея. Новый навык плюс мелкая моторика – мозгу самое то. Кроме того, вязание во многих культурах мира приравнивается к молитве и медитации. Раньше в дворянских семьях вязание для женщин было обязательным. Или вышивание.
– А ты-то сам чего принимаешь? – прищурилась Светка. – Ну, для мозга?
– Ничего не принимаю. Бегаю по утрам, сплю нормально, не пью. Кстати, – я поднял бутылку воды, – обезвоживание память сильно убивает. Даже легкое – на пару процентов – уже снижает концентрацию и скорость мышления. Хотя б литр чистой воды в день, и соображать будешь быстрее.
– Ой, какое-то гониво.
Я пожал плечами:
– Это доказано кучей исследований. Сон, движение, обучение новому – вот три вещи, которые реально меняют мозг на уровне биохимии. Научно доказано, что у тех, кто ходит пешком и нормально спит, гиппокамп буквально меньше усыхает с возрастом. А кто учит новое – у тех появляются свежие нейронные связи. Причем в любом возрасте.
– Ну, раз так… – Светка улыбнулась. – Я так понимаю, сразу это не сработает?
– Ошибаешься. Сразу начнет работать. Сон – это вообще моментально: выспалась, и голова яснее. С ходьбой чуть медленнее, но тоже не месяцами – через пару дней уже чувствуешь, что мозг не буксует. А долгосрочный результат – это когда все вместе превращается в привычку. Можешь начать с мелочей: попробуй чистить зубы другой рукой.
– Ладно, уговорил. – Она махнула рукой. – Чистить так зубы я попробую. И остальное.
– О! – воскликнул я, вспомнив кое-что еще. – Есть еще одна рабочая фишка. Умывание холодной, а лучше ледяной водой, и на вдохе задержать дыхание секунд на десять. Это включает рефлекс ныряльщика, когда мозг воспринимает холод как сигнал к погружению и переключает нервную систему в режим усиленного контроля. Пульс немного падает, сосуды сужаются, и выбрасывается норадреналин – он как раз отвечает за ясность мышления и тонус внимания. В итоге голова проясняется, и мозг работает заметно собраннее.
Светка скептически фыркнула:
– Холодной водой… бр-р.
– Не заставляю. Но работает. Особенности организма. Некоторым после такого даже думать легче – как будто голову прочистили.
– А это… ну, бухлишко? – Светка кивнула на бутылку «Арарата» в пакете.
– Для отца, – напомнил я. – Сам третью неделю в рот не беру. И не собираюсь. Алкоголь бьет по гиппокампу напрямую, даже в умеренных дозах. Плюс давление повышает.
Светка помолчала, переваривая информацию.
– Ишь ты, – сказала она наконец. – А говорили, что ты совсем пропащий. А тут гляди – лекции даже читаешь.
– Бывает, что люди меняются, – пожал я плечами, забирая пакет, и усмехнулся. – Удачи с вязанием.
Дома Валера встретил меня возмущенным мявом – чувствовал, что намечается что-то неприятное. Когда я достал переноску, кот сделал хвост ершиком и попятился под диван.
– Даже не думай, – сказал я, опускаясь на колени. – Вылезай. На дачу едем. Там мыши, птички, свежий воздух. Все как ты любишь. Ромашек не обещаю, не сезон.
Валера смотрел на меня с выражением преданного, но глубоко оскорбленного существа.
Следующие пару минут я провел, выуживая его из-под дивана, получив в процессе две царапины на руке и одну на шее. Когда Валера наконец оказался в переноске, он издал такой протяжный вой, что Брыжжаки сверху постучали по батарее.
– Потерпи, – сказал я, закрывая решетчатую дверцу. – Пару часов, и будешь на свободе.
Валера не поверил, но смирился. А минут через двадцать впервые в своей двухмесячной жизни он ехал на машине.
Глава 11
Ранним ноябрьским утром, когда я добрался до двора родителей, Серегин отец возился возле машины, что-то там прилаживая на бардачок. Пристроив притихшего Валеру в переноске в машине, чтобы никуда не делся, я принялся ему помогать, придерживая инструменты.
Мы закрутили гайку, и я сказал, собираясь с духом:
– Слушай, отец, тут такое дело… В общем, я поеду только до вечера. Потом мне надо будет вернуться в город.
– Как это на один, Сережа? – расстроился тот, опуская ключ и с недоумением глядя на меня. – Мы же на ночную рыбалку собирались. И Викентий так ждал. У нас и лодка есть.
– Я не могу, надо вернуться, – повторил я, избегая прямого взгляда.
Отец расстроенно засопел и продолжил молча возиться у машины. Движения у него стали нервными, дергаными, выдавая обиду. Мне было неудобно, что я его расстроил, и не объяснишь же, что из-за свидания с Дианой. Поэтому я топтался поодаль и старался не отсвечивать.
Во двор вышла Вера Андреевна, близоруко посмотрела сперва на мужа, потом на меня, что-то там прикинула и спросила, сощурив глаза:
– Мальчики, что у вас уже случилось? Опять поругались?
Ответить я не успел, потому что Николай Семенович меня опередил.
– Сережка только на один день едет, – наябедничал он, обиженно поджав губы.
Вера Андреевна недоуменно и строго посмотрела на меня, нахмурившись. А потом еще и сдвинула брови.
– Мне в город вернуться надо, – пояснил я, пожимая плечами. – Дела.
Серегина мать посмотрела на меня еще раз и сказала категорическим голосом, не терпящим возражений:
– Поедем на двое суток! Тем более тебе не на чем будет возвращаться.
– Почему это? – вытаращился на нее я, не ожидая такого поворота. – Я у вас машину планировал взять. А вы потом с дядей Веней вернетесь. У меня очень важные дела просто, их нельзя отложить.
На самом деле я бы, конечно, мог не назначать Диане свидание на завтра и ехать в деревню на двое суток. Или даже сейчас позвонить ей, извиниться и перенести встречу. Она бы не обиделась, должна же понимать, что родители – это святое. Но, если честно, глубоко в душе я опасался, что просто не выдержу двое суток с чужими людьми, тем более преклонного возраста, в замкнутом пространстве одной дачки.
Но мать Сереги Епиходова знала его как облупленного и только усмехнулась, качнув головой и отрезав:
– Поедем на двое суток.
После чего развернулась и ушла обратно в дом, давая понять, что дискуссия окончена.
Я поначалу опешил от такого обращения. В прошлой жизни я привык к другому – к тому, что мое мнение учитывается. Но здесь и сейчас я был не заслуженным нейрохирургом Сергеем Николаевичем Епиходовым, а тридцатишестилетним оболтусом, который годами испытывал терпение родителей пьяными выходками, невыполненными обещаниями и скандальной репутацией. Поэтому я вздохнул и не стал спорить. Пока примем это за условие очередной задачи, решаемой в новых обстоятельствах.
А результат мне нужен конкретный: сформировать у родителей другое отношение к сыну. Дать им понять, что он уже взрослый и способен сам решать, принимать на себя ответственность и, главное, нести ее.
Только вот эта задачка была явно потруднее приведения физического состояния и дел Сереги в порядок. С телом все ясно – диета, режим, отказ от алкоголя и сигарет, постепенное восстановление. С долгами разберемся. С репутацией на работе – вопрос времени и качественно проведенных операций. Физика и логистика подчиняются усилиям напрямую.
А вот родительское доверие – штука хрупкая. Его не вернешь одной блестящей операцией или погашенным долгом. Оно восстанавливается месяцами последовательных действий, и каждый срыв отбрасывает назад сильнее, чем десять правильных поступков продвигают вперед. Прежний Серега это доверие методично уничтожал несколько лет подряд.
Ну что ж. У меня есть целых два дня, и, если не получится улизнуть под благовидным предлогом в город, буду искать общий язык. Диане я написал сообщение и наябедничал, что мать велела ехать в село на двое суток, добавив грустный эмодзи. В ответ получил сочувственный смайлик с сердечком.
А потом явились дядя Викентий и тетя Роза, друзья родителей Сергея.
Дядя Веня – Викентий Павлович, если по паспорту, но он сам настаивал на «Вене», мол, так привык с юности. Забавное сокращение для солидного мужчины шестидесяти пяти лет с густыми седыми усами и громким смехом, но ему шло. Они с тетей Розой познакомились с родителями еще в студенческие времена, и эта дружба пережила уже полвека: свадьбы, похороны, разводы чужих детей и совместные дачные посиделки.
Тетя Роза была колоритна, причем колоритна настолько, что сразу привлекала всеобщее внимание. И дело даже не в ее миндалевидных, черных, как мокрый уголь, глазах, гусарских усиках над верхней губой, длинном крючковатом носу и необъятной фигуре. Нет, колорита тете Розе придавало ее личное мировоззрение, которое у нее было очень даже своеобразным и бескомпромиссным.
Они с дядей Викентием заехали во двор как раз в тот момент, когда мы с Епиходовым-старшим на пару совали в багажник сумки, сумочки и ящички, а Вера Андреевна суетилась вокруг и то и дело выражала беспокойство, как бы какой кулечек не развязался или какую стратегически важную сумку не поставили боком.
Тетя Роза первой вышла из машины и заполнила весь двор, перекрывая собой все остальное пространство:
– Сережик! – трубно заорала она мне, размахивая рукой. – Сережик! Веня, ты глянь, как мальчик вырос! Был такой маленький, все стихи читал и в носу ковырялся, а туточки прямо как взрослый!
– Розочка, Сергею уже четвертый десяток пошел, какой же он маленький? Ну что ты такое говоришь? – всплеснул руками дядя Веня, седовласый, очень невысокий и худой мужчина с печальными глазами пророка Моисея.
– Ой, помолчи, Веня! – непререкаемым голосом огрызнулась тетя Роза, не терпящая возражений. – Это у вас, мужиков, ребенок только научился ходить, значит, взрослый, можно за пивом посылать. А вот мы, женщины, до последнего считаем детей маленькими, особенно мальчиков.
Она посмотрела на меня, и рот ее растянулся в улыбке, как будто она хотела сказать «ути-пути». Но вместо этого неожиданно рявкнула:
– Рассказывай, Сереженька!
Не подумав, я ляпнул первое, что пришло в голову:
– Стихи?
Тетя Роза растерялась, приоткрыв рот. А вот дядя Веня громко заржал и показал мне большой палец, но только так, чтобы жена не увидела этого жеста солидарности.
– Не-е-е… – наконец отмерла тетя Роза, придя в себя. – Все рассказывай! Мы сто лет не виделись, сразу после того как Наташка…
И тут она осеклась и испуганно зыркнула на Веру Андреевну, поняв, что сказала лишнее.
– Давайте продукты грузить! – торопливо прервала дискуссию Серегина мама, ловко переведя тему на главное. – Сереженька баранины взял. И сыра.
– Брынзы, – поправил ее я, уточняя. – Овечьей брынзы.
– О! – Тетя Роза уважительно посмотрела на меня, и из ее глаз пропало желание просюсюкать «ути-пути», вместо него зажегся профессиональный интерес. Но потом все же характер победил, и она снисходительно заявила: – Небось какого-нибудь гиссарского барана тебе подсунули, да? Тогда надо взять курочку. Потому что я не люблю очень жирное мясо.
– Обижаете, тетя Роза! – даже слегка обиделся я, поджимая губы. – От полутонкорунных мясо взял, из ягненка.
– Молодец! – Тетя Роза аж причмокнула одобрительно, оценив мою осведомленность.
– Вот только я не замочил его, – покаялся я, понимая важность момента. – Не знал, будем мы шашлыки делать или так потушим?
– И хорошо, что не замочил! – одобрила тетя Роза, энергично кивая. – Правильно замочить мясо – это целое искусство! Тут уметь надо! И замачиваться оно должно не больше четырех часов! Иначе вся суть баранины пропадет!
– С розмарином? – уточнил я, демонстрируя знание вопроса.
Тетя Роза посмотрела на меня с любовью и нежностью, будто на обретенного единомышленника:
– И с тмином! – заявила она важным голосом и подмигнула заговорщически.
После чего я понял, что с тетей Розой мы однозначно подружимся, несмотря на ее грозный вид.
– А курочку? Курочку взяли? – всполошилась тетя Роза, переключаясь на следующий важный пункт.
Вера Андреевна пожала плечами, недоумевая:
– Да зачем? Баранины вполне хватит. У нас еще ребрышки на борщ есть и тушенка на всякий пожарный. А так картошки пожарим со шкварками и луком. И грузди у меня соленые приготовлены.
– После баньки хорошо под водочку! – аж крякнул от предвкушения дядя Веня, и они обменялись с отцом Сереги понимающими взглядами истинных ценителей.
Тетя Роза надулась и пожаловалась мне, обращаясь как к союзнику:
– Понимаешь, Сережка, там же у твоих в доме русская печка есть. На дровах. Ты представляешь, что такое запеченная в дровяной печи курочка, начиненная гречкой с морковкой? И с чесноком!
Николай Семенович громко сглотнул слюнки и даже впихивать особо рыхлую сумку на пол заднего сиденья прекратил, замерев от представившейся картины.
– Так, может, по дороге заедем в «Пятерочку» и там возьмем? – осторожно предложила Вера Андреевна наивным тоном и этим, кажется, открыла ящик Пандоры.
– Верочка! – ахнула тетя Роза, прижимая руку к груди. – Божечки! Да что ж ты такое говоришь⁈ Какие там могут быть куры? Ты этих кур видела⁈
– Нормальные куры, – пожала плечами та, не понимая проблемы. – Я беру.
Тетя Роза побледнела и явно приготовилась разразиться целой лекцией о пользе курей не из «Пятерочки», набирая воздух в легкие. Но тут дискуссию прервал дядя Викентий, который сказал, что если мы в течение десяти минут не выедем, то начнутся пробки, и мы до обеда вообще не выберемся из города. Это подействовало лучше всяких аргументов, моментально прекратив спор. Но по глазам тети Розы я видел, что она явно замыслила что-то эдакое. Взгляд был как у Валеры, который вчера увидел букет ромашек, но я тогда не придал этому значения.
Кстати, в переноске Валера, к моему удивлению, почему-то вел себя смирно и не орал, молча наблюдая за происходящим. Видимо, впечатлился тетей Розой. Или офигел от переноски, впервые оказавшись в таком замкнутом пространстве.
Так что мы через каких-то сорок минут собрались и покатили к выезду из города. Впереди ехали дядя Веня с тетей Розой, а мы в отцовской машине держались сзади.
Я сидел сзади, поскольку впереди расположилась Серегина мать. Так как ее укачивало и нужно было смотреть на дорогу. Но меня вполне устраивало такое расположение, потому что можно было немного подремать, восстанавливая силы. Жаль, что половина сиденья тоже была забита всевозможными вещами, что ограничивало пространство.
Машина плавно ехала, родители Сереги вполголоса переговаривались о чем-то своем. Я поначалу прислушивался, пытаясь вникнуть в разговор, а потом стало скучно, потому что говорили о каких-то бытовых мелочах. Вроде того, где дешевле брать яйца, чья очередь идти разбираться за неправильно начисленные двести рублей за коммуналку и когда в «Магните» опять будут скидки на овсяную крупу.
Пока все были заняты, я опять полез в телефон. Пока далеко не отъехали от города и интернет еще был бесперебойным, хотелось полюбоваться на петицию в мою защиту и посмотреть, насколько выросло количество подписей с момента последней проверки.
Но тут меня ждал облом.
Нет, не так. Обломище! Обломинго!
Потому что никакой петиции больше не было! Как и ни единого упоминания о том, что я такой весь расчудесный доктор и спас Лейлу. В поисковике мне выдало только самиздатовский портал сегодняшних авторов с какой-то книгой про несчастья – они назвали героя моим именем, но я к такому уже привык. Любят в нашей стране Чехова.
А вот все обсуждения доктора Епиходова – меня! – словно корова языком все слизала!
Я даже глазам своим не поверил, таращась на экран. Решил, что глюк. Сбой. Вирус. Так иногда бывает. Поэтому выключил телефон и включил его заново, надеясь на исправление ошибки.
И опять ничего! Петиции не было. Нигде.
Да уж…
Я вошел в электронку и отправил сообщение Караяннису: «Здравствуйте, Артур Давидович! Вся информация по стриму и петиция о моем возвращении исчезла из сети». О таких вещах адвокат должен узнавать, и чем раньше, тем лучше.
К сожалению, ответа я не дождался, потому что мы свернули с трассы и поехали по проселочной дороге. А буквально через пару километров интернет и вовсе пропал, оставив меня в информационном вакууме.
Что ж, придется двое суток сходить с ума в неведении, не зная, что происходит. Но, с другой стороны, это выходные, думаю, что ничего эдакого не должно случиться за такой короткий срок. А там приеду и разберусь со всем этим делом.
Успокоив себя таким образом, я волевым усилием выбросил все тревожные мысли из головы и просто наслаждался поездкой, с интересом рассматривая живописные пейзажи за окном.
Свинцово-серое озеро, заросшее пожухлым осинником, сосновый лес, голые поля, перелески, опять озеро… Погода была не самая привлекательная для дачников, потому что небо нависло низко-низко и грозило разразиться неприятным дождиком в самый неподходящий момент. Ну и какие тогда могут быть дачные радости? Придется сидеть в доме и слушать поучения старших, терпеливо кивая.
Я вздохнул, представляя эту перспективу.
Мы заехали в небольшой магазинчик по дороге, точнее, что-то типа старого, еще советского, металлического киоска, правда, свежевыкрашенного. Он был врезан прямо в ворота двора и окошком выходил на проезжую часть. Таким образом, хозяин мог из своего двора заходить в этот ларечек и что-то продавать проезжим. Я заглянул с интересом: там были банки с домашним вареньем, с какими-то соленьями, еще какая-то ерунда, овощи. Ну, в общем, то, что крестьяне обычно продают на дорогах.
Не пойму, что их тут заинтересовало? Вроде бы продуктами закупились заранее.
Тем не менее тетя Роза грузно вылезла из автомобиля и поколыхалась в сторону этого ларечка, беременной уткой переваливаясь с ноги на ногу. Следом вышел Серегин отец, а Вера Андреевна покачала головой и осталась в машине. Ей было не очень хорошо, хоть от предложенной мною таблетки она отказалась, сказав, что так перетерпит, привыкла за долгие годы.
Тетя Роза подошла к ларьку и пару раз с грохотом жахнула кулаком по металлическому ограждению. Раздался лязг, скрежет и жуткий гулкий грохот, разносящийся по округе. Некоторое время ничего не происходило, тишина. Но когда тетя Роза ударила в гонг еще трижды, в окошке появилась голова хозяина, выглядывающего с явным недовольством.
– О-о-о, Роза… – посмотрел он на всех нас и сказал каким-то совершенно неубедительно радостным голосом, фальшиво улыбаясь. – А ты че здесь?
– Галку свою позови, – велела Роза, даже не отвечая ни на приветствие, ни на вопрос, уперев руки в бока. – Бегом, мы спешим!
Мужичок почесал лохматый затылок и проворно юркнул во двор, понимая, что с тетей Розой лучше не спорить. Буквально через пару минут там нарисовалась женщина, обычная такая крестьянка средних лет. В ярко-цветочном ситцевом халате в стиле «дача-дача» и наброшенной сверху куртке. Она посмотрела на нас, поздоровалась кивком и затем сказала:
– Ну, чего тебе, Роза, опять?
– Куру купить хочу, – важно заявила тетя Роза, выпрямившись.
– Нету у нас кур, – сердито отрезала женщина, поджимая губы.
– Как это нету? У тебя всегда хорошие куры есть, – возмутилась тетя Роза, нахмурившись.
– А теперича нету!
– Так, Галка… – Тетя Роза уперла руки в бока и сделала шаг вперед, буквально врезавшись своей немаленькой грудью пятого или шестого размера в прилавок. – Говоришь, нету куриц? Для меня и нету?
– Нету, – категорически ответила Галка, скрещивая руки на груди. – Пойди, посмотри. Нету!
Она прямо облокотилась на прилавок и буквально уткнулась носом в лицо тети Розы, не отступая. Так они и стояли: Галка и тетя Роза, как два борца сумо на ринге. Никто из них ничего не говорил и не делал ни малейшего движения. Тишина. Минута напряженного молчания показалась вечностью, липкой и вязкой, заполняющей все пространство. Вдруг тетя Роза подпрыгнула и изо всей силы бахнула кулаком по металлическому прилавку, производя оглушительный грохот.
Я аж подпрыгнул от неожиданности и похолодел, не ожидая такого поворота.
Дядя Веня абсолютно спокойно вытащил из пачки сигарету и неторопливо прикурил, как будто ничего особенного не происходило.
– Где курица⁈ – заверещала тетя Роза душераздирающим голосом, перекрывающим все звуки.
– Нету… – прошептала Галка, молитвенно приложила руки к груди и даже перекрестилась, защищаясь.
– Где курица, я тебя спрашиваю!
– Так нету…
– Где курица⁈ Говори! Я знаю, что есть! Почему ты мне не продаешь⁈
– Ей-богу, нету курицы. Да ты можешь спросить кого угодно. Тут все подтвердят, что я все продала.
– Где курица⁈
Тетя Галка опять сложила руки, как для молитвы, взывая к высшим силам.
Тетя Роза с рычанием выкрикнула ругательство и потрясла кулаками над головой. Я замер, наблюдая за развитием событий. Дядя Веня спокойно и флегматично продолжал курить сигарету, не проявляя никаких эмоций.
– Где курица, говори! Где курица, говори! Где курица? Говори, наконец!
И тут даже Галка не выдержала такого натиска:
– Будет тебе курица, ведьма! – прошипела она и пошла во двор, сдавшись.
Роза с триумфом посмотрела на торопливо несущиеся в небе облака, потом перевела взгляд на мужа и удовлетворенно прошипела:
– Веня, бегом во двор и проследи, чтобы она выбрала самую жирную курицу!
Дядя Веня затушил окурок и торопливо рванул во двор, выполнять поручение.
Мы остались стоять на дороге, переглядываясь. Тетя Роза смотрела на свинцовое небо и мечтательно улыбалась, предвкушая триумф. В ее эмоциях доминировало удовлетворение от того, что, по ее мнению, справедливость восторжествовала.
Буквально через десять минут дядя Веня вышел из Галкиного двора, волоча добычу. В его руке болталась жирная белая курица в перьях, но безголовая, и с шеи капала кровь прямо на землю, оставляя алые пятна на пыльной дороге.
– Ну и куда ее сейчас положить, Розочка? – озадаченно спросил дядя Веня и поднял курицу повыше, демонстрируя проблему. – Она же все закровит в багажнике.
– А это меня мало интересует, – светски заявила тетя Роза и полезла в машину, устраиваясь на сиденье.
Дядя Веня посмотрел на меня со странным выражением, которое я затруднился определить. Какая-то смесь восхищения и отчаяния одновременно. Эмпатический модуль подтвердил мои догадки: дядя Веня любил свою жену и ненавидел ее в одно и то же время, а еще испытывал испанский стыд за происходящее. Но терпел.
Тем временем Серегин отец тоже торопливо полез в машину, уклоняясь от проблемы.
– У нас места нет, – заявил он.
Дядя Веня немножко почертыхался, выражая свое отношение к ситуации. Мы уже тронулись, набирая скорость. Их машина все еще стояла. А вокруг бегал дядя Веня с обезглавленной курицей, пытаясь решить, куда ее пристроить.
– Интересно, тетя Роза хоть заплатила? – спросил я Серегиного отца, наблюдая за происходящим.
Он хмыкнул, но на вопрос не ответил, продолжая вести машину. И я понял, что тетю Розу я еще знаю мало. Очень мало.
Поразмышляв, я поделился с родителями:
– Меня тетя Роза совершенно поразила.
– Раньше ты ее терпеть не мог, – заметила Вера Андреевна с легким укором.
– А теперь могу. – Я усмехнулся. – Даже уважаю. Видимо, повзрослел наконец.
– Дай-то бог. – Мама улыбнулась.
– Только вот с курицей я не понял. Мы же натурально налет устроили. Двумя машинами подкатили, тетя Роза по ларьку колотит, мужика строит, потом на Галку эту наезжает и курицу у нее чуть ли не силой отбирает. Это как называется вообще?
– И как же? – Вера Андреевна явно ждала подвоха.
