Текст книги "Двадцать два несчастья 3 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: А. Фонд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Двадцать два несчастья – 3
Глава 1
Назвав меня спасителем, Лейла сменила тему и начала рассказывать о своих переживаниях, а я впервые в жизни на себе ощутил, что такое «завируситься». Стоял с чужим телефоном в руках и смотрел, как мое имя обсуждает полмиллиона человек. Вот уж действительно, «завирусился» быстрее, чем грипп по детскому саду.
– Во дает деваха, да? – Тетя Нина забрала у меня телефон и торжествующе потрясла им перед носом проходящей мимо медсестры, уткнувшейся в телефон. – Видала, Лариска? Это ж он! Наш Джимми-Джимми ача-ача! Сергей Николаевич Епиходов! Который Хусаинову спас!
Молоденькая медсестра, которая, оказывается, тоже смотрела стрим Лейлы, уставилась на меня так, будто я только что материализовался из воздуха.
– Ой, – сказала она. – Это правда вы?
– Нет, – мотнул головой я. – Однофамилец.
Но было уже поздно. Коридор, минуту назад пустынный и сонный, начал оживать с подозрительной скоростью. Из ординаторской высунулась чья-то голова. Из процедурной донесся приглушенный возглас. Две санитарки, тащившие каталку с бельем, остановились и принялись что-то оживленно обсуждать, поглядывая в мою сторону.
Тетя Нина сияла, как начищенный самовар. Похоже, уже слила меня в какой-то их больничный чат.
– А я говорила! – объявила она неизвестно кому. – Я всем говорила, что Сергей Николаевич настоящий доктор! Не то что некоторые, которые только и умеют, что бумажки перекладывать!
Последнее явно адресовалось в сторону административного крыла. Я мысленно поморщился, представив, как эта новость доберется до Харитонова. Впрочем, судя по скорости распространения информации, он уже наверняка в курсе и сейчас либо рвет на себе остатки волос, либо строчит докладную в министерство, либо делает и то и другое одновременно.
– Теть Нин, – сказал я, пытаясь вклиниться в поток ее восторгов. – Спасибо, что показали стрим Лейлы, но из-за него… В общем, мне пора.
– Куда пора? – Она взмахнула забинтованной рукой. – Ты ж теперь знаменитость! Тебя ж сейчас все захотят видеть!
Именно этого я и боялся, а потому двинулся к выходу, стараясь не ускорять шаг и не привлекать лишнего внимания. Получалось плохо: на меня оглядывались, кто-то фотографировал на телефон, а молодой интерн в мятом халате чуть не врезался в стену, засмотревшись.
Возле лестницы меня нагнал знакомый голос:
– Епиходов!
Я обернулся. Рамиль Зарипов стоял в дверях ординаторской, скрестив руки на груди, и лицо у него было такое, будто он только что разжевал лимон и обильно запил его уксусом.
– Хайпуешь? – процедил он, еле сдерживая эмоции. – Поздравляю. Теперь ты у нас герой интернета.
– Спасибо, – ответил я ровным голосом.
Рамиль дернул щекой и зло усмехнулся:
– Думаешь, это что-то меняет? Думаешь, раз какая-то блогерша ради хайпа тебя в эфире похвалила, все сразу же забудут про твои косяки?
– Не думаю, но и не переживаю.
Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент мимо прошла та самая молоденькая медсестра, которая узнала меня по стриму, Лариса. Она посмотрела на меня и, чуть заметно улыбнувшись, кивнула. Потом бросила на Рамиля короткий взгляд и сказала:
– Она не какая-то там блогерша! Это же сама Лейла Хусаинова!
– Работали бы лучше, Чувильская! – выругался Зарипов и скрылся в ординаторской, хлопнув дверью.
Издав смешок, Лариса пошла дальше по коридору, но перед этим показала мне большой палец.
А я спустился на первый этаж, прошел мимо регистратуры, где три женщины в белых халатах синхронно уткнулись в свои телефоны, и вышел на крыльцо, чертыхаясь, потому что пришел сюда ради Дианы. И так с ней и не встретился.
Я достал телефон, открыл контакты и нажал вызов. Длинные гудки тянулись один за другим, но никто так и не ответил. Попробовал еще раз с тем же результатом.
Либо занята, либо после вчерашней катастрофы с Валерой не горит желанием общаться. Ладно. Это ерунда, можно будет решить, но не здесь и не сейчас.
Я спустился с крыльца, направившись к выходу с территории больницы, и почти дошел, когда дорогу мне преградила невысокая женщина лет тридцати с диктофоном в руке и цепким взглядом.
– Сергей Николаевич Епиходов? – спросила она тоном, не допускающим возражений. – Алина Фахрутдинова, «Казань двадцать четыре». Можно задать вам несколько вопросов?
За ее спиной маячил парень с камерой на плече.
– Нет, – сказал я и попытался обойти ее слева.
Она шагнула влево, перекрывая путь – быстрая, юркая, явно не первый раз берет интервью у тех, кто не хочет его давать.
– Буквально пару слов! Вы видели стрим Лейлы Хусаиновой? Как вы прокомментируете ее заявление?
– Без комментариев.
Я попытался обойти справа, но она снова преградила путь.
– Сергей Николаевич, наши зрители хотят знать! Вы действительно провели ту операцию? Это правда, что вас уволили из больницы сразу после?
– Девушка. – Я остановился и посмотрел ей в глаза. – У меня нет комментариев. Точка. Если хотите официальное заявление, обращайтесь в пресс-службу больницы или к Лейле Ильнуровне, раз уж она так любит давать интервью.
– Но…
– Всего доброго.
Я обошел ее, на этот раз не дав перехватить, и быстрым шагом двинулся к воротам, чувствуя спиной, как парень с камерой снимает мой уход.
Шел ошеломленный быстротой реакции журналистов. Ведь стрим, по сути, прошел минут пять назад! Возможно, журналистка просто была рядом?
А у ворот завибрировал телефон в кармане. Я посмотрел на экран в надежде увидеть имя Дианы, но звонили с незнакомого номера. Сбросил, но абонент был настырным, набрал еще два раза, а потом прислал сообщение: «Сергей Николаевич, это редакция „Вечерней Казани“. Хотели бы взять у вас эксклюзивное интервью. Готовы обсудить гонорар».
От гонорара я бы не отказался, да и рассказать миру о том, что на самом деле произошло в тот вечер, стоило, но, прежде чем отвечать кому-либо, я набрал Караянниса. Он снял трубку после второго гудка.
– Добрый день, Артур Давидович! – поприветствовал я, но больше сказать ничего не успел.
– Сергей Николаевич, я уже в курсе! – перебил адвокат. – Видел стрим Лейлы Хусаиновой, мне только что переслал запись помощник. Он мониторит инфополе по вашему имени, изучает ваших инфлюэнсеров… Впрочем, это неважно. Важно то, что стрим меняет расклад, причем существенно.
– В какую сторону?
– В обе. Публичная поддержка от дочери Хусаинова – это козырь. Но и риск: любое ваше неосторожное слово теперь разлетится по всем каналам. Поэтому слушайте внимательно.
– Я весь внимание.
– Никаких комментариев прессе. Вообще никаких. Ни «без комментариев», ни «я подумаю», ни «может быть позже». Просто не берите трубку с незнакомых номеров. Если подойдут на улице – молча проходите мимо. Если будут настаивать – говорите, что все вопросы через вашего адвоката, и давайте номер моего помощника. Я уже скинул вам. Я сам решу, что и кому отвечать.
– А если спросят про операцию? Про увольнение?
– Особенно если спросят про операцию и увольнение. Сейчас у нас идет подготовка к суду, и любое публичное высказывание может быть использовано против вас. Журналисты будут выдергивать фразы из контекста, перевирать смысл, ставить рядом с провокационными заголовками. Нам это не нужно.
– Понял.
– И еще. Эта история с Лейлой Хусаиновой… – Караяннис помолчал. – Постарайтесь пока не контактировать с семьей Хусаиновых напрямую. Если они сами выйдут на связь – сообщите мне. Там много подводных камней, и нужно понять их намерения, прежде чем вы во что-нибудь ввяжетесь.
– Хорошо.
– Отлично. Держите меня в курсе. И не волнуйтесь – публичность в данном случае скорее плюс, чем минус. Просто нужно правильно ей распорядиться.
Он отключился. Я посмотрел на экран телефона: еще два пропущенных с незнакомых номеров и новая эсэмэска от какого-то «Татарстан-информа».
Удалил не читая, после чего выключил телефон и направился к остановке.
Да, снова своим ходом, потому что моя «девятка» так и не завелась, а заняться ею руки пока не дошли.
* * *
Домой я добрался на автобусе. Всю дорогу смотрел в окно, обдумывая слова Караянниса и собственные планы.
И размышлял.
Итак, что у меня в активе. Стрим Лейлы наверняка разнесся сарафаном, и мое имя теперь знает половина Казани. Не просто так журналисты охотятся за комментариями. Видимо, девушка что-то вроде местной знаменитости. Селебрити, чья жизнь интересует всех – от уборщицы тети Нины до, не удивлюсь, Эдика Брыжжака.
Так что сейчас Харитонов наверняка рвет и мечет, а Мельник… с Мельником непонятно – может радуется, что справедливость… нет, пока не восторжествовала, но все же, а может, злится, что я привлек внимание к больнице.
С одной стороны, публичная благодарность от дочери Хусаинова – это серьезный козырь, и труднее будет тихо замять мое дело, повесить на меня все грехи. С другой – внимание прессы означает внимание вообще, ко всему: к моему прошлому, к долгам, к тому, что уволенный накануне по собственному желанию врач-алкоголик внезапно сделал нейрохирургическую операцию, да не кому-то там, а самой… В общем, кто-нибудь обязательно начнет копать, а копать там есть что. И, скорее всего, ребята уже копают вовсю.
Интересно, что там Рубинштейн? Как девчонка вообще прорвалась в прямой эфир? Ей еще лечиться и лечиться! Не иначе, приболтала охранника или выторговала в аренду телефон у медперсонала.
Ладно, нечего паниковать раньше времени. Да и стоит ли вообще паниковать? Артур Давидович Караяннис знает свое дело, а мне лучше заняться тем, что можно контролировать.
Письмо с запросом («кирпичом» Караянниса) отправлено в больницу. Встреча с юристами Алисы сегодня. Деньги с виртуального счета все еще не пришли, но это вопрос времени. Что еще?
Что еще – вспомнил уже во дворе. «Девятка» стояла там, где я ее оставил в последний раз – на дальнем краю парковки, впритык к покосившемуся забору детской площадки. Грязная, с птичьим пометом на крыше, она выглядела так, будто пробыла здесь не пару дней, а лет десять. Левое зеркало держалось на честном слове и синей изоленте.
Я подошел, открыл дверь водительским ключом и сел за руль. Повернул ключ зажигания. Тишина – даже стартер не щелкнул.
Повернул еще раз с тем же результатом. Аккумулятор сдох окончательно.
Я вышел, захлопнул дверь и посмотрел на машину со стороны. Ржавчина на порогах, вмятина на заднем крыле, происхождение которой терялось во мраке истории, резина лысая настолько, что любой гаишник оштрафовал бы на месте. Техосмотр просрочен на полгода, ОСАГО, кажется, тоже.
И на кой черт мне с ней возиться? И так столько денег штрафстоянка сожрала.
Нет, нужно продавать. Однозначно продавать. Толку от нее никакого, только деньги на стоянку и налог. Вопрос в том, как продать машину, которая не заводится? Притащить на эвакуаторе в автосервис? Это сколько денег на ветер? Или найти покупателя, который возьмет как есть, под восстановление?
– Чего грустишь, сосед?
Я обернулся. Мужчина стоял в паре метров от меня, держа в руках пакет из «Пятерочки». Помятое лицо, мешки под глазами, трехдневная щетина – хроническое недосыпание читалось в каждой черте, и я автоматически отметил чуть желтоватый оттенок склер и сухость губ. Печень? Или просто обезвоживание от бесконечных ночей с младенцем?
Я вспомнил его – Алла Викторовна назвала его Ринатом, когда я вызывал участкового Гайнутдинова усмирять Брыжжака.
– Здорово, Ринат, – кивнул я.
– С машиной что-то? – спросил он.
– Да вот, думаю, что с этим чудом техники делать.
– А чего думать? – Он подошел ближе и оценивающе оглядел «девятку». – Продай.
– Хотел бы, но она даже не заводится – аккумулятор сдох.
Ринат присел на корточки, заглянул под днище, потом выпрямился и похлопал машину по капоту.
– Слушай, а тебе она вообще нужна?
– В каком смысле?
– В прямом. Ты ж вроде особо не ездишь, а мне как раз тачка нужна для дачи – дрова возить, картошку. Такая рабочая лошадка для этого самое оно: дешевая в ремонте, запчасти копеечные, жрет немного.
Я посмотрел на него с интересом.
– Хочешь купить?
– Почему нет? – пожал плечами он. – Как есть, со всеми болячками. Сам разберусь – у меня абый в гараже работает, посмотрит, что к чему. Как раз подработку сделал, деньги есть.
– И сколько дашь?
Ринат почесал небритый подбородок и еще раз оглядел машину, прищурившись.
– Ну… Тыщ сорок дам. Справедливая цена за такой хлам.
Сорок тысяч. Я прикинул в уме: машина убитая – это факт, но еще способна ездить, если аккумулятор заменить, а движок пока вполне живой. Сорок – немного, но зато не надо возиться с объявлениями, просмотрами, торгом с незнакомыми людьми.
– Годится, – сказал я. – По рукам.
Мы пожали друг другу руки. Ринат полез в карман куртки, достал потертый кошелек, отсчитал купюры и протянул мне.
Я пересчитал. Тридцать пять.
– Ринат, мы же на сорок договорились?
– Ну да. – Он и глазом не моргнул. – Сорок минус пять, которые ты летом занимал. Забыл, что ли?
Я открыл рот и закрыл. Спорить было бессмысленно. Я не помнил, но это ничего не значило – судя по образу жизни прежнего хозяина этого тела, он назанимал у половины подъезда. Надо бы выяснить, кому еще торчу.
– Точно, – сказал я. – Извини, вылетело из головы. Тогда все правильно.
Я убрал деньги в карман, и Ринат довольно кивнул.
– Документы давай. ПТС, свидетельство.
Кивнув, я залез в бардачок, нашел замызганный файл с бумагами, вытащил ПТС и свидетельство о регистрации.
– Договор надо написать, – сказал Ринат деловито. – Давай я продиктую, ты пиши. Не в первый раз тачку покупаю.
Я разложил на капоте чистый лист. Ринат нашел ручку и продиктовал: данные продавца, данные покупателя. VIN пришлось протереть рукавом на табличке под капотом, чтобы разглядеть. Цена, дата, подписи обеих сторон – второй экземпляр для него, первый мне.
– Я на учет поставлю в течение десяти дней, как положено, – сказал Ринат, забирая документы и ключи. – Не переживай. Но, если что, сам через Госуслуги на прекращение регистрации подашь, и штрафы на тебя капать не будут. Там просто, я теще так делал, когда она свою лоханку продавала.
Я кивнул, мысленно делая заметку. В прошлой жизни подобными вещами занимались Белла и Ирина, а сам я в последний раз оформлял машину лет сорок назад, еще при Советском Союзе, и с тех пор процедура явно изменилась до неузнаваемости.
Ринат спрыгнул с капота и погладил машину по крылу.
– Не боись, я ее в порядок приведу. Будет бегать как новенькая.
Я промолчал – это теперь его машина и его проблемы.
В этот момент во двор въехало темно-синее чудо китайского автопрома – «Хавал-Джолион» – и нагло встало поперек проезда, заблокировав выезд сразу трем машинам. Водитель, краснорожий мужик в кожаной куртке, вышел, закурил и направился к подъезду, демонстративно игнорируя все правила парковки.
Из нашего подъезда в этот момент выскочил худой нервный тип.
– Эй! – заорал он. – Ты куда встал⁈ Я выехать не могу!
Краснорожий обернулся.
– И че?
– Как че⁈ Убери тачку!
– Сам убери. Я на пять минут.
– Какие пять минут⁈ Я на работу опаздываю!
Они сошлись посреди двора, размахивая руками и повышая голос.
Ринат хмыкнул и покосился на меня.
– Мужики, – сказал я негромко. – Счетчик тикает. Один штраф за парковку копит, второй давление себе поднимает бесплатно. Оно вам надо?
Оба замолкли и уставились на меня, а краснорожий нахмурился.
– А ты кто такой?
– Сосед, который сейчас смотрит на бесплатный цирк и думает, вызывать эвакуатор или вы сами разберетесь.
– В натуре! – добавил Ринат. – Че за беспредел, мужик?
Повисла пауза. Краснорожий переглянулся с худым, потом сплюнул и потопал к своей «Хавал-Джолион».
– Ладно, переставлю. Капец, мужик, пять минут не мог подождать!
Через минуту он отъехал, освободив проезд, а худой буркнул что-то невнятное и нырнул в свою машину. Правда, проезжая мимо, опустил стекло и сказал:
– Благодарю, мужики! Совсем эти курьеры нюх потеряли!
Ринат остался во дворе осматривать свое приобретение, а я пошел домой.
Глава 2
А на площадке меня перехватила Алла Викторовна.
Она стояла у своей двери с мусорным пакетом в руке и при виде меня оживилась так, будто ждала этого момента весь день.
– Сережа! – Соседка отставила пакет в сторону и подошла ближе, понизив голос до театрального полушепота. – Хорошо, что я тебя поймала!
– Что-то случилось?
– Случилось, случилось! – Алла Викторовна округлила глаза. – Тут к тебе журики приезжали! С камерой! Целая бригада – человека три или четыре, я точно не разглядела. Звонили в твою дверь, потом по квартирам ходили, расспрашивали.
– И что расспрашивали?
– Ну как что! Какой ты человек, давно ли живешь тут, с кем, водишь ли кого… Я им, конечно, ничего плохого не говорила. Сказала, что ты приличный молодой человек, врач, помогаешь соседям. Про то, как меня на днях спас, тоже упомянула – пусть знают!
Я мысленно застонал. Караяннис просил не давать комментариев, а тут соседка уже раздает интервью на всю республику.
– Спасибо, Алла Викторовна. А давно они уехали?
– Да только что! – Она сокрушенно покачала головой. – Ждали, ждали, чуть-чуть не дождались. Потом сели в машину и укатили. Но сказали, что вернутся! Так что имей в виду.
– Буду иметь, – вздохнул я. Похоже, если бы не Ринат и продажа машины, они бы меня поймали. – Спасибо, что предупредили.
– Да не за что! – Алла Викторовна подхватила свой пакет и направилась к выходу, но на полпути обернулась. – А это правда, Сережа, что ты дочку этого… как его… Хусаинова спас? У меня внучка прислала ссылку, я посмотрела – там девочка такая красивая про тебя говорила!
– Правда, – коротко ответил я и быстро скрылся в квартире, пока разговор не перешел в двухчасовое обсуждение всех подробностей операции.
В прихожей меня встретил Валера – сидел у двери и смотрел с выражением оскорбленного достоинства. После вчерашнего выговора он явно затаил обиду и теперь демонстрировал ее всей своей бандитской сущностью.
– Не начинай, Кутузов, – сказал я, переступая через него. – Сам виноват.
Валера фыркнул и отвернулся.
На кухне я заварил себе успокаивающего чаю, сел за стол и…
Не успел и глоточка сделать, как включенный телефон запиликал и завибрировал.
Я изучил, насколько все плохо. Пропущенные вызовы – одиннадцать штук, все с незнакомых номеров. Журналисты не сдавались. Несколько просьб и требований дать интервью.
И эсэмэска от Мельника: «Сергей! Нужно срочно поговорить. Жду в пиццерии напротив больницы к 14:00! Это важно».
Валера запрыгнул на стол и уставился на экран телефона, словно тоже пытался прочитать.
– Что скажешь? – спросил я его.
Он моргнул и попытался прижать прыгающий телефон лапой, но не удержал и возмущённо фыркнул.
– Вот и я так думаю, – согласился я. – Ничего хорошего. Лейла разворошила осиное гнездо.
До встречи оставалось чуть больше часа. Я допил чай, покормил все еще дующегося Валеру и решил пройтись пешком – благо погода позволяла, да и голову проветрить не помешало бы. По дороге дважды сбросил звонки с незнакомых номеров. Журналисты – народ настырный.
В пиццерию я пришел на пять минут раньше. Однако Мельник уже сидел за угловым столиком, нервно постукивая пальцами по столешнице. Перед ним стояли два картонных стаканчика с кофе – судя по всему, ждал он давно. Увидев меня, кивнул на стул напротив. Я заказал себе зеленый чай и сел.
Михаил Петрович не стал тратить время на приветствия.
– Ты что такое творишь, Сергей⁈ – раздраженно воскликнул он.
От напряжения его костяшки пальцев аж побелели. Он был очень недоволен. Чтобы успокоиться, отхлебнул из картонного стакана кофе, обжегся и выругался.
Я молча изучил выражение его лица, а потом включил эмпатический модуль.
Сканирование завершено.
Объект: Мельник Михаил Петрович, 58 лет.
Доминирующие состояния:
– Тревога предвосхищающая (76%).
– Раздражение защитное (64%).
– Страх ситуативный (58%).
Дополнительные маркеры:
– Побеление костяшек пальцев (мышечное напряжение).
– Учащенное дыхание.
– Агрессия направлена не на объект разговора, а вовне.
Так-так. Значит, не просто злится – боится. И злится не на меня, а на кого-то другого. Интересно, кто его так прижал?
А ведь Мельник Михаил Петрович, заведующий отделением неотложной помощи, друг отца Сергея Епиходова и единственный, кто в первые дни после моего попадания сюда, протянул Сергею руку помощи и пытался дать ему шанс. Точнее, мне. В общем, нам.
Вот только шанс этот оказался довольно-таки зыбким и призрачным. Двояким каким-то. Потому что успешная операция на черепушке Лейлы обернулась для меня окончательным крахом в профессиональной сфере. Проще говоря, пришлось уволиться, пока меня не выпнули по статье. А подсказал так сделать именно Мельник: мол, лучше сделать это по собственному желанию, не дожидаясь, когда тебя уволят.
Что ж, я так и сделал. Вот только адвокат, Артур Давидович Караяннис, узнав об этом, сильно меня за это отругал. Оказалось, не надо было так делать, а по статье они меня не имели права увольнять. Вот только не знал я этого. До преклонных лет дожил, академиком стал, а увольняться по статье как-то не довелось.
И вот теперь, после прогремевшего стрима Лейлы Хусаиновой, Мельник предложил (точнее, потребовал) встретиться. Конечно же, отказать ему я не мог. Во-первых, не было оснований, а во-вторых, мне и самому стало интересно, что же такое он хочет сказать.
Поэтому сейчас мы сидели друг напротив друга в пиццерии, где я встречался с Дианой, напротив больницы. Даже за тем же самым памятным столиком.
– Ты что творишь, Сергей? – опять повторил Мельник и сердито посмотрел на меня.
– А что? – развел руками я и тихо добавил, стараясь скрыть усмешку. – Я вроде ничего такого не творю, Михаил Петрович.
– Ты что устроил? Зачем?
На Мельника было страшно смотреть: лицо его пошло красными пятнами.
– Ты совсем не похож на себя, – сказал он, и я вздрогнул. – Мы же с тобой не об этом договаривались!
Так, а вот это уже интересно! Я прислушался и напрягся, а Мельник тем временем сварливо продолжал:
– У нас была договоренность, Сергей. Ты берешь на себя те три случая, я тихо забираю тебя к себе в неотложку. Долги твои закрываем и с тем старым делом разбираемся. Пару комиссий для виду, предписание, месяц на повышении квалификации в Питере или Москве. Потом какое-то время поработал бы в тени, без операций, но зарплату я бы сохранил. А ты что устроил⁈
Ухо царапнула фраза «с тем старым делом». Но я не стал спрашивать, с каким именно делом, потому что этим бы выдал, что совершенно не понимаю, о чем идет речь. Впрочем, ситуация стала немного понятнее. Получается, этих троих пациентов убил-таки не Серега. Их на него повесили. Для чего именно – вопрос уже не первостепенный. Тем не менее надо было что-то отвечать.
Я отпил зеленого чая, посмотрел на Мельника и спокойно спросил:
– Что я не так сделал, Михаил Петрович? Что нарушил? Все как договаривались: перешел в неотложку, отработал там, потом вы сказали уволиться – я уволился. Что еще не так?
– Зачем ты устроил комедию в кабинете комиссии? – рявкнул Мельник. – Харитонов потом знаешь, как ругался! Зачем было ломать всю схему? Зачем ходил к Носик, беседы с ней проводил? Чего добивался?
– Ну, я пытался узнать, действительно ли меня из профсоюза выгнали, – пожал я плечами с равнодушным видом. – Оказалось, что нет. Восстановился давно еще, просто забыл.
Мельник скривился.
– Да погоди ты с этими профсоюзами, ерунда это все. Он вообще ни для чего не нужен!
Я внутренне хмыкнул и не стал его переубеждать. У людей, которые жили еще при Советском Союзе, укрепилась железобетонная мысль, что профсоюзы – ерунда на постном масле. Наше существование в системе привело к тому, что профсоюзы превратились в некий декоративный элемент, неприятный, но необходимый, к которому все привыкли, смирились и давно не обращают внимания. Пользы от них люди не ждут никакой. На самом деле это один из мощнейших инструментов воздействия на государственную систему и бюрократию. Просто не все умеют им пользоваться. Я вот умел и, насколько знаю, Караяннис тем более.
Тем временем, отхлебнув кофе, Мельник продолжил сердитым голосом:
– Ты зачем с Лейлой это устроил?
– Что устроил? – Я изобразил непонимание.
– Ну, после ее стрима этого дурацкого… ты понимаешь вообще, что происходит? Ты почему ей не запретил?
– Так я же с ней не общаюсь, – вытаращился я на него. – Кто я и кто Лейла? Это же дочь самого Хусаинова! Ильнура Фанисовича! Так что я понятия не имею, где она сейчас. У меня даже номера ее нет.
Но Мельник сейчас слушал только себя.
– Ты понимаешь, что происходит⁈ – Он повысил голос и тут же осекся, заметив, что в пиццерии на нас стали оглядываться. – Ты пойми, Сергей, она выступила… Я смотрел это видео – ерунда полная, как можно дочери такого уважаемого человека так себя вести, буффонада какая-то! Впрочем, это другое дело, не будем сейчас…
Он громко сглотнул, схватил кружку с кофе и залпом все допил. Прокашлявшись, продолжил:
– Так вот, она выступила в прямом эфире! Люди начали копать и выяснили, что тебя якобы выжили с работы! Из-за той операции! Но ты же сам уволился! А ее подписчики теперь собирают подписи для петиции о восстановлении тебя на работе! Общественников уже подключили. Несколько тысяч подписей собрали, как мне говорили! Ты понимаешь, что будет, если дело докатится «туда»? – Он свирепо ткнул пальцем в потолок. – Мало нам не покажется! И Харитонов полетит, и все остальные вслед за ним! Ты понимаешь, чем это грозит⁈
Я понимал, но оттого тем более был доволен, что Лейла так поступила.
Возможно, она не должна была подставляться, влезая в эту историю – я, кстати, пока так и не понял, что ее сподвигло – но, как выражение благодарности, это очень даже хорошо кармически. Юная красавица, скорее всего, выяснила, что произошло со мной, сработал свойственный ее возрасту максимализм, обостренное чувство справедливости, и она затеяла вот это все. Возможно, и наша переписка что-то в ее голове переключила. Не суть.
Кроме того, я был особенно доволен тем, что хотя бы какие-то крохи информации получил из возмущенного потока сознания Мельника. И мне теперь интересно, кто же реально убил этих троих пациентов, раз понадобился козел отпущения? На кого они это свалят? И почему умер Серега Епиходов? И сам ли он так спивался, или его кто-то целенаправленно спаивал и подсадил на карты? Тут достаточно много вопросов.
Мельник еще пошумел, а потом посмотрел на меня и вдруг спросил, резко успокоившись:
– Что дальше собираешься делать?
– Как что? – удивился я. – Жить. Нужно кредит раскидать, в квартире ремонт сделать, причем не косметический, а нормальный. Мебель поменять. Помочь родителям на даче… да и вообще. Я вон уже устроился на подработку – БАДы продаю, массаж делаю. Как ваша судебная волокита закончится, устроюсь по специальности. Не только в Казани есть больницы. Все, в принципе, нормально. Живу как все. А что?
– Да все не так, – сказал Мельник, скривившись.
Он пожевал губами и вдруг тихо добавил:
– Надо бы тебе уехать из Казани, Сергей. Хотя бы на время.
Я усмехнулся:
– Пока не планирую. У меня еще достаточно дел, которые нужно решить здесь. Да и невыездной я, насколько понимаю. Хусаинов подсуетился. Во всяком случае, пока идет следствие…
– Но я бы тебе настоятельно советовал все-таки уехать, пока мы не разрулим эту ситуацию, – продолжал настаивать он. – Тебе лучше быть подальше отсюда. Я понимаю, что за границу ты не можешь, но в какой-нибудь райцентр, забиться и пересидеть – вполне мог бы. Тебе никто препятствовать не будет.
И я понял, что из Казани лучше пока никуда не уезжать.
Пожав плечами, комментировать это заявление я не стал. Не обладая всей информацией, сложно говорить. Можно запросто попасться на том, что я просто не понимаю, о чем идет разговор.
И тут Мельник посмотрел на меня и сказал:
– И прекращай издеваться над Виктором!
Я удивился:
– Он что, плакал? Жаловался вам?
– Прекращай язвить, Сергей! Я с тобой по-отечески разговариваю. Помочь хочу! Не трожь Витю, от него жена ушла!
– И жену я увел?
– Да ну тебя, – отмахнулся Мельник.
Ну да, ну да.
Но вслух я, конечно же, ничего такого не сказал. Только вздохнул. А потом спросил:
– А когда они со мной рассчитываться будут?
– За что? – От удивления Мельник стал похож на ошеломленного долгопята. – Ты же свою часть не выполнил! И на комиссии как себя вел! Да ты практически сорвал нам комиссию!
– Погодите-ка, – покачал я головой и усмехнулся, – но троих пациентов все же повесили на меня. И по суду мне еще их родственникам выплатить девять миллионов надо. И меня могут даже посадить за непредумышленное убийство. Я вообще не знаю, чем все это закончится. А вы мне денег не дали! Не-е-ет! Так дело не пойдет! Я за идею страдать не буду!
Мельник забеспокоился и, воровато оглянувшись, хрипло зашептал:
– Тише, тише! Я все выясню и тебе перезвоню. А ты уезжай пока, Сережа, уезжай!
Сказав это, он скомканно распрощался и ушел, не расплатившись за кофе.
А я остался за столом, медленно допивая остывший чай. Честно говоря, сидел и втайне даже от самого себя ждал, что вдруг сейчас возьму и увижу Диану. Не знаю почему, но было у меня какое-то такое то ли желание, то ли ощущение. Я посматривал в окно, но, к сожалению, среди бегущих пешеходов Дианы не было.
Мысли сделали кульбит: да как же все так закрутилось? Как надоело! Хочется остановиться и отдохнуть. А все никак не получается. Скорее бы уже к родителям на дачу! Да, вполне может быть, что они запрягут меня и придется вкалывать на сельскохозяйственных работах, что я не особо любил. Но на природе ты в любом случае отдыхаешь, духовно и эмоционально перезагружаешься.
Затем я вспомнил разговор с Мельником. Так, что он там говорил про набирающую обороты петицию? Мне стало любопытно, я взял телефон, зашел в сеть и вбил: «Епиходов Сергей Николаевич».
Что интересно, когда я делал это чуть раньше, в первую очередь вылезала информация про старого меня – нейрохирурга, академика Епиходова Сергея Николаевича: мои интервью, научные статьи, результаты работы, благодарности пациентов, успехи учеников. Я уже настолько к этому привык, что даже не обращал внимания.
Но сейчас первой появилась петиция «В защиту доктора Епиходова!».
Я хмыкнул и с интересом открыл сайт. Там было написано:
'Мы, нижеподписавшиеся, убедительно просим руководство города Казани, руководство Министерства здравоохранения Республики Татарстан, администрацию Казанской городской больницы № 9, а также вышестоящие органы оказать содействие в защите чести и достоинства казанского хирурга, блестящего врача и прекрасного человека Епиходова Сергея Николаевича!
В октябре 2025 года была проведена уникальная операция по восстановлению жизнедеятельности коры головного мозга Хусаиновой Лейлы Ильнуровны. Вместо того чтобы наградить доктора Епиходова, который практически в одиночку выполнил эту сложнейшую операцию, его с позором уволили из больницы! Более того, привлекли комиссию из Москвы для расследования его деятельности! Насколько нам стало известно, доктор Епиходов теперь не может найти работу по медицинской линии. Также он не может выехать за пределы города: ни через аэропорт, ни через железнодорожный или автовокзал, чему лично стали свидетелями гражданка Белоконь А. Р. и гражданин Иванцов П. П.
