Текст книги "Сталки. Затмение (СИ)"

Автор книги: Данил Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Часть 2. Защита: 5. Карты раскрыты

Спутник Сталкерры, 7 марта 28** года, 05:08 федерального времени.

Зелма не удивилась, услышав тихий звук автоматически открывшейся двери и лёгкий стук магнитоступов по полу.

«Значит, от меня уже что-то нужно», – подумала она и попыталась двинуться на своём ложе, чтобы размять начинающее затекать тело. Нет – ремни держали её крепко, так что получилось потянуться лишь на пару миллиметров. Впрочем, разведчице этого пока было достаточно.

– Что у вас? – спросила она и пару раз кашлянула от сухости в горле.

Когда Зелму водили «по делам», она успела выпить немного воды из-под крана, чтобы унять дикую жажду. Немного, потому что её «сопровождающие», по-видимому, не отличались терпением: почти сразу оттащили её от раковины и поволокли обратно в её «камеру».

«Пока хотя бы не пытают», – тогда мысленно усмехнулась Зелма.

А теперь она начинала подозревать, что допросы с пристрастием и изменение личности уже не за горами.

Тем не менее, разведчица сохранила невозмутимое выражение лица и, прокашлявшись, спросила:

– От меня уже что-то требуется?

– Да, – сказал знакомый баритон. – Мне нужен контакт вашего начальника. Срочно.

– Вы же сняли с меня комм. – Зелма кое-как повернула голову и скосила глаза на своё левое запястье, где лишь чуть более короткий, чем обычно, рукав комбинезона да след на коже говорили о том, что там был браслет, встроенный в одежду. – Там есть все контакты, в том числе и подполковника… Что вам стоит взломать с десяток паролей и биометрическую систему идентификации!

Последнюю фразу разведчица произнесла с долей сарказма в голосе и еле удержалась от смешка.

«Нервы уже ни к чёрту, – подумала она. – Как выберусь, сразу ухожу «по собственному» из армии. Ничего хорошего в такой службе нет: за все труды награда – плен у террористов».

– Как скажете. Только учтите: пока мы будем ломать защиту вашего браслета (а это займёт ещё несколько часов, если всё сделать гладко), наши силы уничтожат всех, кто выжил после вчерашнего налёта. В том числе и вашего ненаглядного Миронова. – Сухой, неприятный смешок. – Мы уже захватили и почти полностью истребили тех, кто остался неподалёку от разрушенной базы; я думаю, в основном это были раненые, военспецы, штабисты. И одного моего слова будет достаточно, чтобы мои бойцы застрелили тех, кто по стечению обстоятельств ещё жив. Решайте, Зелма Арсеньевна. Если вы откажетесь сотрудничать, вся зачистка Сталкерры будет на вашей совести. Мы-то подкорректируем вашу память, и вы об этом не будете помнить, а вот в учебники истории вы в таком случае войдёте как величайший предатель века. Ну, что скажете?

«Спокойно, спокойно… – в это время говорила себе Зелма, делая особую дыхательную гимнастику, чтобы подавить заворочавшийся в душе ужас. – Он просто хочет меня запугать… Но что же выбрать? Не сказать код Миронова – этот псих убьёт всех военных и сталков. Сказать – и он всё равно это сделает. Но если есть возможность хотя бы отсрочить их гибель, то её надо использовать. Да и вообще я смогу отмазаться тем, что, мол, они взломали мой браслет, пока я была в отрубе… надо будет потом как-нибудь это сымитировать…»

– Хорошо, – деревянным голосом проговорила Зелма. – Запоминайте номер…

* * *

Лес (2 километра к югу от Сталочной), 05:12.

Бой был в самом разгаре.

Двойной периметр федеральных военных окружили поваленные и подожжённые плазменными зарядами деревья. В охранном кольце появились первые прорехи: в кого-то из бойцов всё-таки попал огненный сгусток, поэтому периметры пришлось ещё немного сузить. Но на поле битвы лежали и тела врагов: солдаты отстреливались не менее яростно, чем нападающие.

Теперь Нурс, Зор или Иша почаще палили из бластеров через кратковременные бреши в защите. Лас, Плющ, Ксюня, Лина и Омель сидели или лежали на снегу как на иголках, прикрывая от возможного попадания сгрудившихся вместе и тихо хнычущих детей. Впрочем, взрослые и молодые сталкеры понимали, что их защита – это фикция: один успешный выстрел из плазмера – и с местным населением будет покончено.

Прошло три минуты с начала сражения, и бойцы ещё не сильно вымотались; долгий бег по лесу стал чем-то вроде кросса в условиях, приближенных к боевым. Но Миронов, вместе с остальными постоянно перемещаясь по кругу, думал о том, что в таком ритме бой продлится не больше получаса: подутомятся и враги, и солдаты. Затем будет позиционная перестрелка, в которой, возможно, найдётся применение и сталкам с бластерами.

Ружьё выплюнуло сгусток газа, хранившегося в резервуаре в сжатом виде и разогретого в стволе до температуры ионизации. Рыжая лента устремилась вдаль… и внезапно Миронов понял, что враги больше не стреляют.

Озадаченный, он проговорил по общей связи:

– Стоп! Не стрелять!

И переключился на внешний динамик шлема:

– Эй, кто там! Что вам от нас нужно? Почему прекратили огонь?

Из темноты ответа не последовало. Даже силуэтов было не видать: наверное, отступили за пределы освещения от горящей древесины.

И в наступившей тишине (даже дети изумлённо замолкли, не веря, что всё прекратилось) особенно чётко прозвучал вибровызов на браслете Миронова, означавший, что ему звонит кто-то «извне».

Враги всё ещё не стреляли, поэтому подполковник, продолжая напряжённо обшаривать глазами местность, взял плазмер в одну руку, а другую медленно поднёс к запястью с коммом, скользнул глазами по высветившемуся коду и нажал сенсорную кнопку ответа.

– Александр Васильевич? – раздался в наушниках шлема незнакомый мужской голос. Или знакомый?.. Миронов напряг память, перебирая все возможные варианты, но на ум не приходил ни один хотя бы чуть-чуть вероятный. – Вы там, надеюсь, ещё живы? Если нет, то можете не отвечать…

– Кто вы и что вам от меня нужно? – спросил подполковник, прежде чем собеседник успел хохотнуть по поводу своей, как тот, по мнению Миронова, считал, очень удачной шутки.

– Что мне в вас нравится, так это решимость сразу перейти к делу. – Миронов стиснул зубы, когда неуместный в данный момент смешок всё-таки прозвучал. – Ну что ж, к делу так к делу. Вам уже известно о судьбе тех, кого вы так неосмотрительно оставили неподалёку от уничтоженной нами базы?

– Да, – процедил подполковник. – Там много живых?

– Несколько человек. Парочка раненных вчерашним вечером, парочка солдат и военспецов… Я вам предлагаю обмен: их жизни на жизнь одного человека из тех, кого вы так тщательно оберегаете. Одного из местных, если говорить прямо. Вы уже можете догадаться, о ком идёт речь. И мне бы хотелось забрать ещё кое-кого из сталков. Об этом вы тоже, наверное, догадываетесь. Ну так что, решим проблему бескровно? Вы отдаёте нам этих двоих, а мы, в свою очередь, оставляем в покое тех несчастных около базы и даже даём вам скрыться, прежде чем возобновить преследование. Впрочем, рано или поздно мы всё равно вас нейтрализуем. Вы станете последним и величайшим героем Галактики, который так долго смог сопротивляться нашим силам… Итак, ваше решение? Учтите, пока я говорил, у вас было предостаточно времени, чтобы подумать.

– А кое-что не треснет?

Миронов сам подавил усмешку, вслушиваясь в воцарившуюся по ту сторону канала связи тишину.

Он сразу понял нехитрую манипуляцию, которую попытался применить вождь мятежников; личность собеседника разгадать было так же нетрудно. Сыграть на нервах командующего, для которого жизни бойцов – это святое! Ха! Какой изящный, какой изощрённый план! А главное, как правдоподобно излагается информация!

«Хорошо, что те двое «трусишек» уже успели мне доложиться, – подумал Миронов. – Иначе я бы не знал, что живых там всего трое, да и те долго не протянут».

Перед началом скоротечного боя подполковник скинул тем двум бойцам на компьютеры бронекостюмов личную программу, которая позволяла в дополнение к считыванию инфометок «свой» на расстоянии получать данные с автоматики о физическом состоянии солдат: здоров, ранен, труп.

И в последнюю минуту они доложили, что им удалось узнать при помощи этой программки.

А сопоставив полученные сведения с тем, что сообщил только что противник, несложно было догадаться, что тот просто-напросто разводит Миронова на заведомо невыгодное решение.

Ведь подполковник хорошо понимал, что слова про «бескровное» решение вопроса – это умелая ложь, призванная склонить его к выбору «нужного» варианта.

Но он не собирался доставлять главарю мятежников, кем бы он ни был, знакомым или нет, такой радости.

– Опасно так говорить с тем, на чьей стороне сила, – вздохнул из динамика собеседник. – Ведь там же живые люди. Или вы, товарищ подполковник, уже не дорожите жизнями ваших подчинённых?

– Не пытайся меня запугать. Ведь тебе, как и мне, прекрасно известно, что ту мою группу ты практически уничтожил. И после того, как я дал бы согласие, ты бы приказал своим боевикам пристрелить тех, кто ещё не умер сам от полученных ранений. Я смогу их спасти только в том случае, если прямо сейчас там, над лесом, из ниоткуда появится хотя бы десантный модуль с медицинским оборудованием на борту, оттуда выскочат солдаты Федерации и перестреляют твоих людей, а врачи окажут выжившим необходимую помощь и срочно увезут в госпиталь на Миракле. А вероятность этого, увы, исчезающе мала.

Миронов говорил с горечью в голосе: всё-таки потерять за считанные минуты тридцать человек, которым не оставили ни единого шанса, – это несчастье. Но и рефлексировать насчёт того, что он всё равно никак не может изменить, подполковник не любил.

А забывать о погибших он в любом случае не собирался.

Но и сам вновь открывать огонь Миронов пока не хотел. Ведь у того, с кем он говорил, в заложниках находилась Зелма, которую подполковник терять не планировал.

А главное, у него теперь был козырь, о котором противник ещё не догадывался.

– …Думаешь, ты меня окружил, и я сразу выполню всё, что ты просишь? Не дождёшься. Ведь ты же не знаешь, что минуту назад твоих бойцов, которые вроде как окружили меня и сталков, взяли на прицел мои солдаты из подкрепления. Одно моё слово – и они уничтожат твой отряд подчистую. Решай, стоит ли оно того.

– Вы блефуете.

По тому, как оппонент вмиг растерял свой снисходительный тон и уверенность, Миронов понял, что удар достиг цели.

Впрочем, замешательство собеседника продлилось всего секунду. Затем он хмыкнул и ответил – уже не так высокомерно:

– Тогда мне придётся вплотную заняться вашей подчинённой. И транслировать вам то, что я буду с ней делать, в реальном времени. До тех пор, пока вы не согласитесь на мои условия.

Миронов чертыхнулся. Надо было предвидеть то, что противник начнёт давить ещё и на эту мозоль в душе.

Нужно срочно ему что-нибудь противопоставить. Что-то столь же убойное и действенное.

И, кажется, Миронов знал, что он может сказать в ответ на угрозу.

– Нет, это ты будешь вынужден согласиться на мои условия. Или твои экологи никогда больше не придут в сознание.

Снова тишина на другом конце канала. Две, четыре, шесть секунд.

Подполковник хотел бы улыбнуться, пока всё равно никто не видит, но не мог. Хотя в принципе основания были.

У врага больше нет козырей, которые он мог использовать против Миронова. Единственное, что можно было ещё сказать для устрашения, – это пригрозить выслать на Сталкерру истребители, но противник не был так глуп, чтобы на это пойти. Ведь жизни его верных агентов-экологов имеют для него, наверное, такую же ценность, как для Миронова – жизнь капитана Видевской.

А на самой планете рычаги влияния закончились.

– Вы что-то им вкололи? – осведомился собеседник, который теперь, судя по голосу, казался обеспокоенным. – Какой-то яд? Или они впали в кому после многочасового допроса под «сывороткой правды»?

– Я не буду раскрывать подробностей. Скажу только, что противоядие в этом секторе Галактики есть у одного меня. И в твоих же интересах, чтобы ни со мной, ни с кем-либо из сталков ничего не случилось. В противном случае твои верные слуги в зелёном придут в себя, когда рак свистнет на горе в четверг после дождя; а раков, как мне известно, на Сталкерре нет. Как по-твоему, справедливый обмен – жизни твоих агентов и боевиков в обмен на неприкосновенность сталков и Зелмы. Учти: узнаю, что твои бойцы стреляют в моих, – раздавлю ампулу с антидотом. Последствия можешь представить сам.

Было слышно, как главарь мятежников шумно выдохнул сквозь зубы.

– Ваши условия? – процедил он после недолгого раздумья.

– Боевики, что окружают меня и сталков, выключают режим маскировки и добровольно сдают оружие. Мои солдаты из подкрепления контролируют исполнение этого условия. Взамен противоядия я требую получасовой доступ и код подключения к твоему ретранслятору. Не отрицай, я знаю, что у тебя он есть. Отправишь код сообщением мне на комм. Я вызову помощь из Федерации и только после этого оставлю ампулу – на льду вплотную к южному берегу реки, вместе со светодиодом, чтобы твои бойцы смогли найти место. Мой отряд выжидает полчаса, потом один из твоих боевиков в сопровождении троих солдат идёт туда, затем они возвращаются к остальным, и солдаты конвоируют весь твой отряд к Сталочной, где он загружается в десантный модуль и стартует с планеты к чёртовой матери. В это время я, мои бойцы и местные исчезаем из-под твоего контроля. Изменишь код доступа или сделаешь что-нибудь до того, как я оставлю антидот, – не получишь ни ампулу, ни двадцать твоих боевиков. Итак?

– Я согласен, – немедленно ответил собеседник.

«Ещё б ты не был согласен, – подумал Миронов. – Здесь, сейчас и исключительно на словах. Ведь как только получишь противоядие, сразу же нарушишь всё, что наобещал».

Вслух же подполковник сказал другое:

– Вот и договорились. Жду действий. – И, пока главарь мятежников не успел отключить связь, задал не дающий в последние минуты покоя вопрос: – И напоследок: можно узнать, как тебя зовут?

– Айвен Фокс. Или Иван Лисичкин, как хотите.

И он отключился, прежде чем Миронов вставил бы ещё хоть слово.

А через тридцать секунд на экране-щитке шлема подполковника высветились два десятка ярких пятен на фоне черноты окружающего леса – фигуры боевиков, которых только что вынудили сдаться.

Миронов подумал, что они могут десантироваться опять: либо почти сразу после старта модуля, оставив в нём пару человек или даже просто вожделенную ампулу, либо через пару часов, когда уже долетят до своей «станции», оставят там противоядие, подзарядят аккумуляторы и отправятся обратно. Но к тому времени сам подполковник и выжившие местные снова успеют уйти в неизвестном направлении на какое-то расстояние. А значит, всё начнётся фактически заново.

Главное – продержаться достаточно долго, чтобы прибыло подкрепление из Федерации, которое Миронов собрался на этот раз вытребовать, несмотря ни на что, в обход несговорчивого генерала Фокса…

«Постойте-ка. А случайно ли у предводителя мятежников одна из фамилий такая же, как и у командующего войсками сектора?» – пришло на ум подполковнику. Лично он в такие совпадения не верил.

Он отдал так вовремя подоспевшему взводу необходимые приказания, а сам направился к сталкам, которые за время его беседы сбились в кучки и что-то на своём языке обсуждали.

Надо было успокоить их и поскорее свалить с ними отсюда.

«Прости, Красин, – с горечью подумал Миронов. – Я на самом деле ничего не мог для тебя сделать».

* * *

– Неужели – всё?.. – пробормотал растерянный Лас, когда вдруг вновь стало темно: перестала мелькать яркая плазма.

– Похоже на то… – так же ответил Плющ, медленно поднимаясь на ноги.

Вообще все сталки, которые во время боя сидели, зажмурившись, или лежали с оружием в руках на снегу, после наступления тишины стали вставать примерно с тем же выражением на лице, которое было или могло у них быть при начале затмения. Было – у Нурса, Зора, Плюща, Ласа и Ксюни; могло быть – у Иши, Омеля, Лины и восьмёрки детей, которые по разным причинам затмения не видели.

Поняв, что опасность отступила, Иша сразу бросилась к малышне:

– С вами ничего не случилось? Всё хорошо? Вас не задело?..

– Разумеется, нет, – проворчал Нурс, который стоял спиной к суетящейся жене, но слышал каждое её слово. – Если бы выстрелили по ним, то обязательно попали бы сначала в кого-нибудь из солдат, а затем в одного из нас, кто оказался бы на линии огня. Так что мы бы в любом случае это заметили…

– Отец, выключи хоть ненадолго свой рационализм, – сказал Плющ, пряча в ножны клинок. – Если бы на самом деле в кого-то попали (не дай Первосталк, конечно), а нам вдруг пришлось бы отступать, ты бы так же спокойно говорил, что нужно бросить раненого или труп, так как он стал бы для нас обузой…

– Не говори глупостей, – бросил Нурс. – Во-первых, ни в кого из нас не попали. Во-вторых, я не был бы так спокоен. В-третьих, я поступил бы сообразно ситуации…

Плющ молча сделал то, что на одном из федеральных языков называлось «фейспалм».

– Мы победили? – спросила непонятно у кого Ксюня, вертя в одной руке мачет велка Зора, а в другой – его же самопал.

– Похоже на то… – ответил Лас и обнял одной рукой подругу. Та прижалась к нему и осторожно обняла: всё-таки в её руках были довольно смертоносные игрушки.

– Я бы не был столь уверен, – возразил Нурс, всё ещё не поворачиваясь к остальным, – но мы хотя бы не проиграли. Вернее, они не проиграли, – указал он подбородком на окружавших их двойным кольцом военных, пусть этого жеста в темноте и не было видно. – Сами мы не делали практически ничего. Выстрелы через временные бреши в защите – не в счёт. Иша, убери, пожалуйста, бластер, а то детей перестреляешь…

– Думай, что говоришь, Нурс! – для виду возмутилась жена, но оружие всё же сунула в карман куртки.

– И на предохранитель поставь.

– А как?

– Сейчас покажу…

В это время Ксюня спрашивала шёпотом у Ласа, уткнувшись лицом в чуть припорошённый снегом мех его куртки:

– Лас, когда уже всё это закончится? Я устала бояться, убегать, сражаться… За что нам такие беды?..

– Потерпи, милая, – отвечал ей парень. – Если повезёт (а я очень надеюсь, что так и будет), то осталось недолго. Надо просто победить всех оставшихся врагов, и мы сможем, наконец, жить так, как захотим…

– И как ты собираешься всех победить? – раздался рядом голос незаметно подошедшего Плюща. – Отберёшь у кого-нибудь из солдат плазмер и пойдёшь во главе отряда? Да и на кого? Все ж попрятались, наверное, или разбежались уже… Лас, надо признать, что мы сами ничего не можем сделать в этой войне. Нас мало, наше собственное оружие ничего не стоит… И вообще эта война их не с нами, а за нас. За то, чтобы нас всех уничтожить. А защищают нас почему-то федеральные войска…

– Плющ, тебе не кажется, что ты сейчас говоришь в точности как твой отец? – поинтересовалась Ксюня. – Сам же указывал на…

– Это другое! Здесь речь идёт не о наших жизнях, а только о нашей роли в этом конфликте. Мы не одна из противоборствующих сторон и даже не часть отряда Миронова. Мы, скорее, что-то вроде приложения к планете, если рассматривать её в качестве добычи. Не субъект, а объект конфликта. И это печально. Ведь, получается, сами по себе мы ничего не стоим по сравнению с федералами, наши мачеты и самопалы – с их оружием. Единственное, что у нас есть своё, особенное, неповторимое, – это сверхспособности. Да и те пропадают без воздействия радиации… Мне кажется, действительно было бы лучше, если бы нашу планету вообще никогда заново не открыли.

– Плющ, у нас есть мы сами, – сказал Лас. – Военные и те, с кем они борются, отличаются намного меньше, чем мы и кто-либо из них. Они все жестоки, потому что их мир жесток, но не так, как мы и наш мир: у них эта жестокость обязательно связана с оружием и необходимостью угрожать кому-то, убивать, запугивать, врать… А у нас мир не подл по определению, не построен на ненависти. Если мы учимся жить, преодолевая трудности своей волей, то они привыкли преодолевать их с помощью оружия. Не спорю, среди них есть и хорошие люди – та же Зелма, например, – но в целом тот мир, в котором живут они, действительно нам не подходит, и я с тобой, Плющ, в этом согласен. Но мы на то и сталки, чтобы преодолевать трудности, а не просто говорить о том, как всё плохо. Мы не менее сообразительны, чем они, а главное – умеем любить и испытывать другие чувства. Они – не думаю.

– Лас, а как дальше жить? – спросила Ксюня. – Деревню-то они наверняка уничтожили… Получается, «так, как захотим» не выйдет…

– Нам помогут. Заново обустроиться, восстановить дома и всё, что необходимо… Еды дадут с запасом, снова проведут электричество… А к лету всё наладится – пусть и не так, как раньше, но хотя бы будет привычнее, чем сейчас. Вот увидишь: зависимость от Федерации проявляется только тогда, когда в нашу жизнь вмешиваются. А если предоставить нас самим себе (не прямо-таки сразу, а то выжить мы сейчас отдельно от них вряд ли сможем), то мы снова научимся жить сами.

– Ну, дай Первосталк… – прошептала Ксюня, привстала на цыпочки и поцеловала Ласа.

Плющ этого не заметил. Он прислушивался к другому разговору, который доносился с расстояния не более сагни, но звучал гораздо тише диалога Ласа и Ксюни.

– Омель, ты ведь не считаешь меня виноватой во всём, что произошло? – шёпотом спросила Лина, придвинувшись к подростку так близко, как могла себе сейчас позволить, чтобы тот не захотел отстраниться.

– Нет, Лина, – ровным голосом негромко ответил Омель, сидевший на снегу, обхватив руками колени. – Не во всём. Кое за что я даже считаю нужным тебя поблагодарить.

– Это за что же?..

– Если бы я не пошёл на задуманное тобой восстание, то меня не ударили бы по голове, и я бы не обрёл свою способность… хоть и временно, потому что вдали от Сталочной я, как и все сталки, не могу почти ничего. А вернёмся ли мы туда, я не знаю.

– Омель… ты же помнишь, как нам было хорошо вместе? Всё, что между нами было?..

– Да, это было приятно. Но дальше так продолжаться уже не может. Я понял, что внутри, Лина, ты не такая, какой я тебя считал. Ты… слабая. Тебе обязательно кто-то нужен, чтобы чувствовать себя защищённой. Но на самом деле ты боишься того, на что не можешь повлиять.

В голосе подростка прорезалась недетская твёрдость, он понимал, что должен сказать Лине всё, что о ней в последнее время понял.

– Поэтому ты и не пошла вместе со всеми на лагерь экологов: ты побоялась, что там с тобой что-то случится или вы проиграете, и предпочла посмотреть на это издали, при этом для виду чуть подсобив своим огнём.

– Омель, ты чего?.. Если я что-то лично тебе сделала, то прости! Я сделаю всё, чтобы вернуть всё, как было!..

– Нет, Лина. Ничего уже не будет как раньше. Я больше не хочу таких отношений. Я понял, что однажды ты можешь случайно сделать так, что опять плохо будет и мне, и тебе, и всем остальным. Уж прости, но я с тобой больше не буду.

– Ты… ты меня бросаешь? Но как же… Ты меня использовал! Я к тебе со всей душой, а ты!..

– Где твоя душа, Лина? Где она была, когда ты поднимала сталков на бунт против Федерации? Где она была, когда ты доносила велкам на Ксюню и Ласа? Где она сейчас, когда ты меня обвиняешь в том, что сама не осознаёшь? С меня хватит, Лина. Я не позволю тебе использовать меня. Больше никогда и ни за что. А теперь, если разрешишь, я бы хотел посидеть один и поразмышлять.

Лина заткнулась, не зная, что ответить на выпад теперь уже бывшего друга. А Омель отвернулся от неё, отсел на сагнь и погрузился в свои мысли.

В этот момент и застал всю компанию Миронов, войдя внутрь двойного кольца охраны: Нурс и Иша возились с кучкой детей, Зор стоя наблюдал за этим, Ксюня с Ласом целовались, Плющ, Лина и Омель сидели порознь, о чём-то думая.

– Так, внимание всем! – громко сказал подполковник, и Нурс уже привычно вмиг переключился на роль переводчика. – Сейчас мы пойдём дальше на восток, затем завернём к реке. Там я кое-что оставлю и выберу направление, в котором мы уйдём от врагов. Если сможем удалиться хотя бы на пару километров, то снова немного отдохнём – думаю, пару часов… Одна минута на подготовку, потом отправляемся!

Иша тут же засуетилась вокруг малышни, поправляя им одежду и отряхивая от снега, на вопрос одного мальчика: «А когда мы поедим?» – ответила:

– Скоро. Вот только ещё немного прогуляемся по лесу…

– Мне страшно. Тут темно и жутко…

– Не бойся: нас же тут много, а значит, с нами больше ничего не случится…

– Правда?

– Правда-правда…

Остальные же просто поднялись на ноги и стали ожидать времени отхода. Большинство стояло поодиночке, и только Ксюня с Ласом ждали, когда же можно будет пойти дальше, парой.

Ровно через минуту Миронов скомандовал через внешний динамик:

– Идём!

Солдаты внутреннего кольца охраны двинулись вперёд, и сталкам ничего не оставалось, кроме как пойти вместе с ними с такой же скоростью.

Внешнее кольцо было за эту минуту подполковником расформировано. Теперь двое бойцов шли впереди отряда, по одному – по бокам, ещё двое (взводного Миронов отпустил) – сзади.

Сам командующий, как обычно, шёл внутри периметра. Он понимал, что это не признак смелости… но и не признак глупости. Свою жизнь Миронов ценил так же, как и жизни других. Разве что – в силу своего опыта и возможностей – чуточку выше. Самую чуточку, так что почти и незаметно.

Комм мигнул, сигнализируя о полученном сообщении. Подполковник парой движений пальцами по дисплею браслета вывел текст на экран-щиток шлема и удовлетворённо хмыкнул.

Код доступа. Пятьдесят строчек цифр, латинских, русских, греческих букв и разных символов. Миронов пробежал глазами этот странный текст и прикинул, что даже со своей памятью разведчика запомнил бы его минуты за три, не меньше.

«Ну вот и проверим, чего стоит слово этого Фокса-Лисичкина», – подумал подполковник, голосовой командой скопировал код и ввёл в высветившееся окно в меню подключений.

Появилась надпись: «Сеть найдена». Миронов тут же голосом набрал номер, который, кроме него самого, не был известен никому на десятки парсек отсюда.

Когда на вызов ответили, он заговорил:

– Это я. У меня проблемы. На целую планетную систему…

Через две минуты он отключил связь.

На душе стало немного спокойнее. Душу грело осознание того, что он, наконец, смог сделать что-то, что реально могло им всем помочь. Правда, не сейчас, а через пару дней. Но это был гарантированный шанс на победу, и до того как помощь прибудет, надо было просто продержаться.

Пятьдесят-семьдесят часов. Два или три у них уже есть, насчёт оставшихся что-нибудь придумают. Мятежников они потрепали и кое-где даже превзошли психологически, что гораздо важнее. Дай космос, чтобы так продолжалось и дальше.

Почему раньше подполковник не позвонил на этот номер: пока не началось нападение, пока не уничтожили их ретранслятор?.. Но тогда ситуация не была такой серьёзной. А этот контакт был последней, но решающей возможностью. Главное, чтобы был доступный ретранслятор для звонка…

Тем не менее, совесть грыз маленький червячок сомнения: может, правильнее было бы ещё тогда плюнуть на все формальные ограничения и вызвать экстренную эскадру при разведуправлении Генштаба федеральной армии? Миронов не желал в этом себе признаваться, но ответ напрашивался только один: он побоялся.

Побоялся последствий, ущерба своей карьере… Впрочем, и подполковник специальной разведки – тоже человек, а не робот. И его могла бы утешить мысль, что так сложились обстоятельства и подобной ошибки он больше не допустит…

Хотя не допустил бы и совершив «должностное преступление». В этом случае у него больше никогда бы не было возможности ошибиться. Как и решать вопросы существования какого-нибудь крохотного этноса, и командовать какими бы то ни было воинскими силами.

Через двадцать минут Миронов вышел из-за периметра охраны и, присев на корточки, положил на лёд Сталки маленькую ампулу с прозрачной жидкостью, а рядом – работающий светодиод с полуторачасовой батарейкой. Встал и снова попробовал подключиться к Сети через ретранслятор мятежников.

Ничего. Ни намёка на то, что в сотне мегаметров отсюда есть устройство, которое позволяет говорить с теми, кто находится на другом конце обитаемой Галактики.

Чего, впрочем, Миронов и ожидал.

Но Фокс уже ничего не сможет отменить. Механизм запущен, и осталось только ждать, когда его обороты достигнут этой далёкой планетки. А не сегодня-завтра…

Подполковник прогнал непрошеные мечты, повернулся к замершему поблизости отряду и скомандовал отойти на восток ещё на полсотни метров, а затем перебираться через реку.

* * *

Спутник Сталкерры, 05:28.

Человек в чёрном костюме сидел за столом в своём полутёмном кабинете, обхватив руками голову.

Пару минут назад закончилась прямая трансляция звонка Миронова на микроимпланты-наушники, и из-за того, что человек в чёрном услышал, мысли его были самыми безрадостными.

«Он вызвал помощь. Снова. В обход своего военного начальства. И отказа не было. Выходит, он всерьёз рассчитывает на то, что сюда прибудет федеральный космофлот. Код, на который он звонил, мне неизвестен, значит, нет возможности помешать отправке кораблей. – Мозг человека в чёрном вдруг пронзила догадка. – А вот прибытию…»

Он провёл ладонью по гладкой поверхности стола, включая максимальную квантовую инфозащиту кабинета, дал лазерному лучу с браслета просканировать его сетчатку и в высветившемся на голодисплее окне особо защищённых контактов выбрал один – и единственный.

Комм был напрямую связан с локальным ретранслятором, поэтому код доступа вводить не было нужды. Этого не происходило даже автоматически: так высок был приоритет. Единственным подтверждением полномочий связи являлся биометрический экспресс-анализ, который подделать было настолько трудно, что никто бы никогда за это не взялся. А если и произошло бы «чудо» и кто-то всерьёз этим озаботился, то потратил бы на это долгие недели и месяцы.

Поэтому человек в чёрном, не боясь того, что кто-нибудь другой может воспользоваться его каналом, нажал сенсорную кнопку вызова, откинулся на спинку кресла и принялся ждать соединения и ответа.

Когда ожидание завершилось, он зашептал в бусинку импланта-микрофона:

– Здравствуй, это я. У меня проблемы. На целую планетную систему…

Двух минут хватило, чтобы изложить суть ситуации.

Ответ собеседника был лаконичен:

– Я понял. Сделаю всё возможное, чтобы тебя выручить. Но учти: ещё один такой прокол – и я даже пальцем ради тебя не пошевелю.

– Этого больше не повторится. В крайнем случае можно будет подумать о переносе станции.

Последняя фраза повисла в воздухе: собеседник отключился.

Человек в костюме вздохнул, перевёл защиту кабинета с максимального на обычный уровень и включил в наушниках релакс-программу.

Надо успокоиться, чтобы потом с новыми силами принять бой. Если повезёт, – крайний. Не последний в жизни, но крайний в этом безумном противостоянии. Чтобы отвадить федералов от этой планеты на время, необходимое для переноса станции куда-нибудь на другую окраину Галактики.