Текст книги "Сталки. Затмение (СИ)"

Автор книги: Данил Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Часть 2. Защита: 4. Тайные планы

Лес (8,5 километров к югу от Сталочной), 04:58.

Старший лейтенант Красин лежал на снегу лицом вверх и невидящим взглядом смотрел в чёрное небо, в котором только теперь начали проглядывать обычные для этой планеты ночью фиолетовые оттенки.

Глаза отказывались фокусироваться на этом большом тёмном пространстве, но даже если на небе что-то и было – например, луна, которую не было видно по двум объективным причинам, – то старлей всё равно не смог бы задержать на этом объекте свой взор.

Потому что старлей Красин умирал.

И он, как никто другой, понимал это. Раз взаимодействовать с внешним миром даже при помощи органов чувств он не мог, оставалось лишь ворочать в голове невесёлые мысли – разумеется, пока на это ещё были силы.

Шлема на нём не было: сняли, чтобы Красин не мог связаться с Мироновым. И двинуться старший лейтенант тоже не мог: все его конечности были сожжены выстрелами из плазмеров. Только система герметизации, без всяких зазоров сжавшая стыки на плечах и бёдрах, а также медицинский раздел прошивки микрокомпьютера комбинезона, заставивший встроенные инъекторы впрыснуть в кровь Красина максимально возможное количество анальгетиков, чтобы отключить в его мозгу центр боли до того, как болевой шок гарантированно отправит старлея на тот свет, ещё удерживали его от перехода в качественно иное состояние.

Но Красин понимал, что всё напрасно. Никакие обезболивающие не спасут его от заражения крови и сухой плазмогенной гангрены. А также от нового выстрела – на этот раз в голову, что позволит, наконец, старлею больше не думать заплетающимися синапсами о своей кончине.

Красин с трудом вздохнул и прокрутил в памяти последние десять минут, чтобы понять, что он сделал не так в течение этого короткого, но оказавшегося фатальным для него самого и большей части вверенных ему солдат боя.

…Он и ещё несколько караульных с включённой энергомаскировкой начали стрелять по ясно видимым через тепловизоры противникам. Бойцы использовали высветившееся на визире шлема перекрестье прицела и систему автоматической корректировки огня микрокомпов плазмеров, которая изменяла вектор движения заряда ионизированного газа внутри ствола в нужном направлении. Солдаты постоянно меняли своё местонахождение, так что каждый новый выстрел производился с новой позиции.

Враги сначала тупо плюхнулись на снег, так что часть газовых струй прошла над ними, потом также начали маневрировать – перекатываться туда-сюда, паля во все стороны, где мог находиться противник. Теперь уже и у федералов появился риск нарваться на шальной плазменный сгусток, если корректировка огня у врагов сработает как надо, а кто-то из солдат не успеет увернуться.

А потом…

Красин скривился, вспомнив об этом моменте, который и определил всё дальнейшее развитие боя.

…боевики исчезли.

«Они тоже включили маскировку!» – подумал он и выключил голосовой командой ставший бесполезным тепловизор.

С этого мгновения противника можно было обнаружить только визуально, что в данном случае представлялось практически невозможным. Датчик движения, имевшийся среди квантроники шлема, показывал лишь смазанные силуэты, которые пропадали быстрее, чем Красин успевал хотя бы приблизительно прицелиться.

А эхолота, в отличие от подполковника специальной разведки Миронова с его особым шлемом, у старлея не было.

В результате бой пришлось продолжать почти вслепую. А такой практики Красин не имел совсем.

Впрочем, у него появилась идея распознавать противника по отблеску на броне от вспышек плазмы при выстрелах… но старлей подумал, что может попасть в своих.

«Да всё равно никто потом не разберётся в том, что тут творилось», – решил он и начал стрелять.

Раз, другой, третий… Огненные сгустки, летящие в никуда и попадающие разве что в деревья.

Тут он заметил краем глаза что-то в противоположной, южной части лагеря, и обернулся.

Взору Красина предстали десятки плазменных струй и вспышек бластеров, напоминающие какой-то причудливый фейерверк.

Но в тот миг старлею было плевать на сравнения.

Глаза Красина расширились от нахлынувшего на него ужаса, и назначенный считанные часы назад командир «взвода запаса» на короткое мгновение замер, забыв обо всём. В голове вспыхнуло ощущение, что он совершил ужасную, непоправимую ошибку.

А в следующие доли секунды, прежде чем в канале связи раздались крики предсмертной боли, страха и ярости, где-то рядом трижды высветились яркие, рыжие, приближающиеся огненные ленты.

Одна из них попала Красину в ноги и заставила осознание существования его тела ниже пояса сгореть, испариться в жгучем, резком, но почти сразу прекратившемся импульсе.

Две другие попали в руки, сжимавшие плазменное ружьё, и окончательно вывели из строя внешний энергетический контур опалённой, а кое-где оплавленной брони.

Приоткрыв рот от неожиданности и изумления, Красин выронил оружие и без звука повалился на снег.

Возможно, на несколько секунд он действительно вырубился, но автоматика комбинезона быстро среагировала и поступила согласно заложенной программе. Так что вскоре старлей осознал себя всё ещё живым и лежащим на спине без возможности пошевелиться.

И без шлема, что заставило бы Красина взвыть или зарычать от досады… если бы он только мог.

Краем уха он слышал стоны и крики своих соратников, которых так же, как и его, ранили или убивали, скорее угадывал, чем видел всполохи плазмы. И ощущал сильный неприятный запах сожжённой плоти из-под своей брони.

Это был полный разгром, доказавший с полной ясностью одно: штабной офицер, пусть даже очень ответственный и проходивший в общем порядке специальные курсы, – неподходящая кандидатура на место командира боевой группы.

Не стоит заниматься в трудный момент тем, в чём пока не достиг совершенства.

«Возможно, дело просто во мне как в конкретном человеке, – думал Красин постепенно затухающим мозгом. – Кто-нибудь (да, к примеру, тот же подполковник Миронов), наверное, и мог бы совместить такие вот работы – допустим, должность начальника разведки сектора Галактики, пост начальника базы и ещё командование истребительной эскадрильей… но не я… координацию битв из штаба и реальное участие в бою…»

Старлей не знал об основном роде деятельности Миронова. Мысль про разведку была лишь предположением, которое, однако, попало прямо в точку.

«Он ошибся, – подумал Красин. – Понадеялся, что мы сможем защититься своими силами, а бой, если вообще нам придётся сражаться, будет протекать в обычном режиме. И что я смогу как-то на всё повлиять… Но у каждого своё поле деятельности. И он забыл, что не все такие, как он… вездесущие…

Да и я тоже ошибся. Не предугадал хитрость с маскировкой… А ведь враги были почти не отличимы от нас. Только своих мы могли различать с помощью особых инфометок на комбинезонах, а чужих – нет, лишь визуально в отсветах плазмы… Вдобавок на их стороне в итоге оказался элемент неожиданности: та, первая, группа была приманкой, отвлекающим фактором… Черт, у меня не было времени всё это продумать!.. Впрочем, уже не важно…

Так что в результате? Мы все оказались пешками в игре Миронова против мятежников… хотя нет, я всё же сыграл роль офицера… которого сначала загнали в ограниченное пространство, а затем «съели» одной из вражеских пешек… Ради чего? Неужели сталки – фигуры более значимые, чем мы, солдаты, раз к деревне стянулись основные силы? Судя по всему, подполковник считает именно так… Правда, он как король лишился своего ферзя – наблюдателя Видевской, да и наверняка смог спасти лишь часть фигур…

Чего он хочет? Выжить – раз, спасти сталков – два, победить мятежников – три… Ставки – существование всех выживших и права на эту планету. Слишком высокие, чтобы трястись над каждой пешкой и бояться жертвовать фигурами… особенно когда психологический барьер уже пройден после потери первых из них.

А когда на кон поставлено всё, малейшая ошибка может изменить весь ход игры. И в этом случае лучше вообще от игры воздержаться… если только, конечно, это возможно».

На губах Красина на секунду мелькнула тень невесёлой усмешки, которую никто больше видеть не мог.

Мысли стали на какое-то время чёткими и ясными. Различив во тьме над собой расчистившийся от туч тёмно-фиолетовый участок, старлей впился в него взглядом, словно уцепился за якорь, который мог ещё немного удержать его в мире живых и закончить конечное обдумывание ситуации на планете.

«Мы сами сделали себя обязанными играть, считая, что сможем навязывать наши правила. И были очень удивлены, когда новые правила стали обязательными для нас самих. Мы не могли предугадать всего, но могли хотя бы попытаться. Но мы этого не сделали, пока не появилась необходимость. А это значило, что уже слишком поздно что-либо просчитывать – и остаётся только начинать игру первыми. А войны, как известно, начинают неудачники.

Хотя… неудачник ли Миронов? Сложно сказать. Мы понадеялись на поддержку извне – и проиграли, потому что, во-первых, поддержка не пришла, а во-вторых, отрубилась межзвёздная связь, позволяющая попросить ещё. Но пока корабли поддержки двигались бы через всё своё поле игры к нашему, здесь всё успело бы сто раз закончиться. Миронов, не предугадавший в полном объёме действий противника, по стечению обстоятельств лишился всего, что могло обеспечить ему полную победу. Значит, в данной конкретной ситуации он неудачник.

Лучше было бы с самого начала обследовать систему и задавить предстоящее нападение задолго до его предполагаемого срока. Или в противном случае, когда появились лишь предвестники опасности, – вывезти всех сталков на корабле, например, на Миракль и адаптировать к федеральной жизни там. А здесь разместить не одну-единственную базу, а хотя бы корпус, превратить планету в наш форпост в этом секторе Галактики…

Но этого не произошло. То ли Миронов протупил и не стал об этом просить, то ли кто-то «наверху» специально прикрыл этот вопрос. Тогда всё становится на свои места…

А мятежникам лучше было бы не трогать сталков и дальше планировать уничтожение Федерации, не обращая внимания на местных. В этом случае нам вообще не следовало сюда прилетать. Мы не вправе вмешиваться туда, где по нашей вине начнётся заваруха… ведь это мы первые отправили истребители в ближайший космос для подавления угрозы… В этом вся Федерация: если что видим, не можем пройти мимо. Хотя должны…

Именно поэтому мы проигрываем сейчас. Думаем, что справиться так просто, когда технический арсенал такой большой… Только мы не учли, что фактически будем сражаться с такими же, как мы, людьми, которым просто позволено немного больше. Мы не можем выиграть по чужим правилам. Остается лишь пытаться вновь и вновь навязывать свои.

Не подведи, подполковник. Теперь только от тебя зависит, как окончится для нас всех эта партия. А моё участие в ней подошло к концу. Свой бой я проиграл окончательно и бесповоротно».

Старший лейтенант Красин смотрел в небо Сталкерры, которая стала его личным Аустерлицем, и видел в этом мраке суть разворачивающейся на планете грандиозной игры, в которой для него уже не было места.

Если цивилизация куда-то приходит, то это навсегда. И остаётся либо подчинять то, что было там раньше, впитывать это в себя для общего усиления в случае угрозы, либо погибать вместе с найденным и больше никогда в том месте не появляться.

И сейчас выбор был между этими двумя путями. И какой из них возобладает, должно было определиться в ближайшие часы.

Глаза старшего лейтенанта Красина стали понемногу закрываться.

Он не знал, что в эти же минуты командир отряда мятежников, уничтожившего группу Красина, стоял чуть в отдалении от поля недавней битвы, по которому ходили боевики, проверяя, кто там труп, а кто нет. Коммуникатор командира был настроен на частоту квантовых колебаний, которая в этой звёздной системе была свойственна только одному устройству. А то устройство могло принадлежать лишь одному человеку.

И именно с этим человеком командир сейчас говорил.

– …В ходе короткого боя нам удалось нейтрализовать южную группу противника, – докладывал боевик. – Так случилось, что пара солдат и один офицер Федерации ещё живы. Разрешите уточнить: убивать их, или же они могут нам пригодиться?

– Хм… – Собеседник явно заинтересовался. – Тогда можете пока оставить их в живых – но не более того. Посмотрим, чего стоят жизни этих федералов… Если кто-то из них всё-таки окочурится, не страшно: в конце концов, это уже не будет иметь значения…

– Есть, – откликнулся командир и отключил связь со станцией.

Ну что ж, оставить так оставить. Ведь основная часть работы отрядом боевиков таки выполнена.

* * *

Лес (1,8 километра на юго-восток от Сталочной), 05:06.

Внутри Миронова закипала холодная ярость.

Только что он выслушал по оперативной связи сбивчивый, местами даже истеричный доклад пары военспецов, которые, пользуясь режимом максировки, включённом в надетой на них броне, и возникшей в «лагере запаса» неразберихой, убежали с поля боя.

Убежали. Когда противник безнаказанно отстреливал караульных, а потом добивал раненых. Когда из ослабевших рук валились заряженные плазмеры и бластеры. Когда оперативный канал связи был заполнен криками.

Из трёх десятков человек спаслись двое. Хотя, по идее противника, не должен был спастись никто.

И теперь внутри подполковника боролись два желания. Одно – по окончании всего этого беспредела отдать обоих под трибунал, другое – выдохнуть с облегчением и сказать им поскорее оттуда убираться.

Миронов решил пойти на компромисс.

– На сколько у вас ещё хватит аккумуляторов? – шумно дыша от бега, спросил он у выживших. – В смысле, для поддержания маскировки?

– Часа три…

– Если весь заряд потратить, то до пяти…

– Что вы уцелели, это, конечно, приятно. Но свою трусость, которая заставила вас сбежать, вы должны срочно искупить. Я приказываю вам вновь подобраться к месту столкновения и в режиме маскировки следить за действиями боевиков. Доклад – каждые пять минут; если случится что-то необычное, – немедленно. Как поняли?

– Есть, товарищ подполковник…

В голосе специалистов звучал еле скрываемый страх.

Миронов подумал о том, что, не служи он в разведке, где ценится умение скрывать эмоции, он сейчас позволил бы себе злобную усмешку.

Засиделись, понимаете ли, в своей тёплой лаборатории на охраняемой базе… Теперь нет ни базы, ни лаборатории. Есть только морозный и опасный лес Сталкерры.

Если рядом враг, то мужество бороться с ним должно быть у всех, кто в этом заинтересован. А трусость, желание уклониться от боя из страха при стремлении к бесконечности дают пределом измену.

Миронов не боялся мятежников. Он просто хотел уберечь оставшихся сталков. Его уклонение от открытого столкновения, по собственному мнению подполковника, было оправданным. И он не собирался предавать никого из тех, кто был рядом, чтобы защитить.

Потому что понимал, что никого этим не спасёт, а только погубит. Потому что на этот счёт у него не было никаких иллюзий.

И сейчас он, удаляясь на юго-восток от реки, которую наверняка уже пересекли преследователи, отсрочивал на минуты неотвратимо надвигающуюся схватку, в которой могли погибнуть те, ради кого он старался.

В это время взвод, спасшийся из окружения в деревне, стремительно сокращал расстояние от «основного» отряда. Но чтобы не привести за собой боевиков к сталкам, солдаты должны были разделиться. Пара отделений отправится вслед за Мироновым, чтобы неожиданно появиться к началу или во время боя с мятежниками, а остальные объединятся с оставленным на берегу точно к югу от деревни десятком и в таком составе встретятся с теми, кто пока что безуспешно их догонял.

Отряд, посланный к югу, доложил об успешно проведённой короткой огневой стычке с боевиками. Короткий марш-бросок, обнаружение, режим маскировки, кинжальный удар по обороне врага, стремительное отступление.

Миронов позволил себе лёгкую усмешку.

Ну хоть что-то вселяло оптимизм.

Кроме того, что они всё ещё живы и пока даже не вступают в огневой контакт.

* * *

05:08.

– Они рядом… – вдруг пробормотал Омель, споткнулся, и только Лас, державший его за руку, не дал сильно сбавить скорость и столкнуться с бегущим сзади бойцом охранного периметра.

Нурс тут же передал эти слова Миронову.

Тот чертыхнулся и стал через внешний динамик отдавать команды.

– Всем стоп! Боевой порядок! Периметр – полная готовность! Местные – то же самое! Детей в самый центр! Уточнить, где именно противник!

– С севера, – ответил Нурс, выслушав запинающегося от волнения Омеля. – Заходят по двум направлениям, будто окружают…

– Лейтенант, несколько бойцов в ряд с обеих сторон периметра!

– Есть!

– Мы не можем позволить им нас окружить… – проговорил Миронов уже по инерции, выключил динамик и взвесил на руках свой плазмер.

Достал из секретных карманов брони три бластера, которые принадлежали экологам-«предателям», и передал их сталкам. Без всяких сомнений вручил два Зору и Нурсу, которых чётко отличал от других местных с помощью тепловизора, а с третьим немного замешкался. Но после недолгих колебаний нашёл решение и дал бластер безоружной до этого Ише.

Пояснил:

– Это на всякий случай. Но, если что, не жалейте зарядов, – а сам, проверив наличие собственного бластера, встал в один строй с солдатами.

Правда, ценность своей жизни подполковник также осознавал, поэтому встал не в самое опасное место – в охранный периметр вокруг сталков с юго-восточной стороны. Хотя и туда, если что, мог долететь пущенный кем-нибудь из врагов сгусток плазмы.

Командир взвода занял своё место на юго-западе и приготовился защищать своё направление.

Отряд был готов к битве.

Было лишь немного обидно, что подкрепление ещё в пути, но Миронов успел рассчитать в уме, что прибытие дополнительных сил – дело нескольких минут. А уж столько времени они продержатся…

Должны продержаться.

Иначе всё, что Миронов сделал на этой планете, не имело никакого смысла. Иначе сталков с тем же успехом можно было бы и не спасать.

Иначе вообще не стоило жить и прилетать в этот сектор Галактики.

– Огонь, – шёпотом приказал подполковник, когда, по его оценкам, противник приблизился к их заслону на расстояние в пару десятков метров.

Уже привычно замелькали в воздухе с характерным «огненным» шумом плазменные струи, сшибая деревья, ломая ветки и высвечивая чёрные силуэты действительно близко подобравшихся боевиков. А те лишь на мгновение замешкались, прежде чем открыть стрельбу в ответ.

– Ложитесь! – крикнул Нурс и присел за спинами солдат, которые для удобства стрельбы опустились на одно колено. – Детей закрывайте!

Зор и прочие сталки попробовали это выполнить. Малышню повалили на снег в самом центре обороняемой площади, а сами на корточках или лёжа пластом окружили детей и выставили перед собой какое-то оружие. У взрослых теперь были бластеры, Лас и Плющ остались со своими мачетами, Ксюня и Омель сжимали в руках мачеты велков, а ещё к сталочкам на время перешли опять-таки велковские самопалы.

Но все местные понимали, что всё их оружие будет бессильно перед летящим точно в тело сгустком сверхгорячего газа.

Тем временем боевики, которым не удалось незаметно замкнуть кольцо окружения, решили сделать это открыто. Стреляя на бегу, обогнули «заслон» из присевших и постоянно меняющих на два-три метра своё расположение солдат и начали палить по периметру охраны и с южной стороны.

– Засыпьтесь снегом! – через внешний динамик крикнул Миронов сталкам, на секунду распластался на снегу, пропустив над собой заряд плазмы, который подпалил шапку Нурса, по отсветам вычислил местоположение боевика, выстрелил и тут же перекатился вбок.

За считанные секунды подполковник и лейтенант перестроили тактику защиты. Теперь бойцы образовали два периметра по семь человек (взводный находился во внешнем, Миронов – во внутреннем), и каждое из этих «колец» состояло из двух частей, разделённых промежутками, чтобы непосредственно между военнослужащими не было больших зазоров. И эти «разорванные кольца» постоянно перемещались относительно друг друга: приближались к сжавшимся на снегу сталкам или делали пару шагов вперёд, к врагу, перебегали то против, то по часовой стрелке. Но они старались ни на секунду не оставлять сквозную брешь в обороне.

А если и получалась щель, которая в следующий момент всё равно должна была закрыться, оттуда вылетал зелёный луч бластера. Нурс, Зор и Иша чётко выполняли распоряжение Миронова не жалеть боезапаса.

И никто не знал, сколько продлится эта битва непонятно за что и чья сторона возьмёт в ней верх.