Текст книги "Кочевница"

Автор книги: Даниэла Долина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 6. Замок Берингрифа

Среди серых скал и алых облаков на сотни километров царило безмолвие. Сюда не залетали птицы и не поднимались звери. Здесь жизнь кончалась, и мёртвое царство камня пугало своим величием и незыблемостью. Никто, никто из смертных не в силах был дышать ледяным воздухом, заполняющим каждое ущелье и пещеру.

Надо всеми, покрытыми снегом, вершинами поднималась чёрная, сверкающая багрянцем скала. Снизу её не было видно среди кроваво-красных облаков. Их цвет насыщался багровым сиянием, исходящим от скалы. Казалось, что огонь пытается вырваться изнутри, раскаляя камень до красноты. Но внутренний огонь не давал жара, он обжигал леденящим ужасом и величием.

Внутри чёрного колосса была жизнь – тёмная жизнь самой тёмной души, окружившей себя слугами, готовыми по первому приказу испепелять и превращать в прах всё живое вокруг. Тёмный Лорд Берингриф – последний из величайшего колдовского рода северных магов, сумевших подчинить себе силы зла всех четырёх стихий. Алчность, всесилие и безнаказанность позволили Берингрифу уже много лет сеять боль и смерть на Севере и Юге. Чем больше горя и слёз изливалось на земли Северных и Южных Народов, тем крепче становился оплот зла. И не было уязвимого места в его несокрушимости, не было силы, способной противостоять колдовской армии Тёмного Лорда.

В огромном зале без окон и дверей с потолками, которых, казалось, и вовсе не было, так высоки и темны они были, на троне из чёрного с алыми прожилками камня восседал Лорд Берингриф. Его чёрные одежды спускались шлейфом с каменных ступеней к самым ногам огромного существа в тёмных металлических доспехах. Голос Тёмного Лорда, спокойный и насыщенный, эхом отзывался вокруг. Слова он произносил чётко и правильно. Так говорят те, кто умеет показать своё величие и никогда не прокалывается на какой-нибудь глупости. Каждая фраза была взвешена и перепроверена, прежде чем быть услышанной и затеряться в трещинах каменных стен.

– Какие новости принесли твои сыновья, Хэбиткилл?

– Она спасла от смерти мальчишку – сына Питера из Хайхилла, мой господин. – Голос слуги звучал как раскаты грома и мог повергнуть в ужас любого, слышащего его, но только не Берингрифа, чей взгляд на великана, смиренно опустившего голову и не смеющего поднимать глаза на хозяина, делал из огромного существа пресмыкающуюся тварь.

О, что это был за взгляд! Чёрные, как могильная тьма, глаза и кроваво-красные зрачки смотрели внутрь тебя, пробирались в самые потаённые извилины мозга. Веки никогда не дрожали, выражение лица не выказывало ни интереса, ни озабоченности, ни беспокойства. Оно было каменным. Только губы имели право шевелиться на этом тёмном лице, кое-где изрезанном морщинами. Берингриф казался мудрым и опасным в своей беспредельной мудрости.

– Она по-прежнему претворяется простолюдинкой?

– Да, мой господин.

– Я не мог ошибиться. Это она. Неужели никто не заметил доказательств? Твои сыновья разучились видеть, когда смотрят.

– Они принесли добрую весть, мой господин. – Лицо Хэбиткилла было спрятано за забралом, но в голосе великана одновременно был испуг и довольство.

– Почему же эта весть до сих пор не дошла до меня?

– Простите, мой господин, – с трудом изогнувшись, произнёс слуга. – Мой старший сын видел, как Кочевница перенеслась, чтобы успеть спасти мальчишку. Она сделала это довольно ловко, мой господин.

– Значит это она. Не собирается ли она в дорогу? Кочевница не сможет так долго сидеть на одном месте. Узнай, Хэбиткилл.

– Да, мой господин. Не желает ли мой господин сам взглянуть на неё.

– Нет.

Берингриф встал. Он был строен, а по росту, пожалуй, не уступал своему слуге-великану. Спустившись по ступеням, он подошёл к центру зала, где на постаменте располагалась чаша. Сквозь лепестки каменного цветка на пол медленно сползали алые клубы дыма. Они были ледяными и замерзали, касаясь пола. Внутри чаши горел холодный огонь. Впереди идущего Тёмного Лорда исчезал лёд на каменном полу. Его шаги звучали отовсюду. Он подошёл к чаше, но не заглянул в неё. Только протянул руку, будто хотел погреть её над огнём. Языки пламени как верные псы стали лизать ладонь хозяина.

Постояв так с полминуты, Берингриф резко обернулся и безмолвно жестом приказал слуге удалиться, а сам вернулся на свой трон. Его ярко чёрные очи слегка потускнели, и лицо уже не было каменным. Откуда-то из воздуха прямо перед господином появился огромный лохматый волк. Его шерсть искрилась, а глаза сверкали. Берингриф запрокинув голову назад, опустил веки, а волк, приняв позу сфинкса, окаменел.

Глава 7. История с домовыми

Вот уже несколько дней всё семейство Питера, Мария и Оливия без устали трудились на огороде за домом: рыхлили землю, разбивали грядки, сеяли овощи. Хозяин управлялся с лошадьми. Хозяйка, как обычно, давала указания, Оливия металась взад-вперёд, стараясь выполнить её поручения, а Роланд подшучивал над девушкой: то, копировал подобострастие, с каким Оливия выслушивала назидания Нэнси, то, вдруг срываясь с места, семенил вслед за малышкой Оливией, отправленной хозяйкой в дом за чем-либо. У Роланда здорово всё получалось: он как девушка изображал изящество и лёгкую неуклюжесть. При этом Оливия походила на уточку, а Роланд – на жеребца, который притворяется уточкой. Заливистый смех Сэмюеля разносился по всей округе, и сердце радовалось всеобщему оживлению и усердию.

Мария трудилась до онемения в мышцах. И к вечеру, приводя себя в порядок, она едва могла двигаться. Оливия, которой, похоже, всё было нипочем, болтала без умолка, припоминая все сказанные Роландом слова, все его ужимки. Не делилась девушка со своей подружкой только тем, как вдруг забилось её сердечко, когда лукавые зелёные глаза Роланда скользнули по обнажившемуся во время работы девичьему плечу, как загорелись щёки от нечаянного прикосновения Роланда к её руке. Засыпая, Мария думала о том, сможет ли завтра снова встать с петухами, снова хлопотать по хозяйству и снова идти на огород, которому не было края. Но наступало утро, и силы вновь, как по мановению волшебной палочки, возвращались к ней. Она уже не удивлялась физической крепости своего тела, но по привычке порой продолжала охать и вздыхать, чем здорово донимала Нэнси.

В заведении у Питера посетителей заметно поубавилось. Даже пьяницы и бездельники на время прервали свои возлияния и занялись делом: короткое северное лето не давало людям опомниться, а огород и лес были единственными источниками пищи в Хайхилле.

Когда все грядки на хозяйском огороде сочно и маслянисто зачернелись перекопанной землёй, каждый уголок хозяйского дома и постоялого двора был расчищен, а котлы и миски сияли как зеркала в королевском дворце, всеми овладела лень.

…Питер курил трубку, поглаживал кота и щурился на солнышко, сидя на свежевыструганном крыльце и о чём-то вполголоса размеренно беседуя с младшим сыном. Сэмюель по большей части слушал и безуспешно пытался нанизать на соломинку выпускаемые отцом колечки дыма. Откуда-то со стороны реки доносился неутомимый басок Роланда и безудержный, звенящий колокольчиком хохот Оливии. Нэнси отправилась в лес за какими-то травами и корешками, которые следовало собирать по весне, и о целебных свойствах которых знала только она одна. Мария же наслаждалась бездельем. И как это Нэнси забыла дать ей поручение? Не иначе, как весеннее ласковое солнышко добралось и до её глубоко лежащего сердца?

День клонился к вечеру. Уже давно не слыхать голосов у реки, а Питер сгрёб в охапку маленькую фигурку Сэма и исчез с ним в дверном проёме.

Когда много физической работы, голова отдыхает. Сегодня мысли о скором путешествии на север в манящую неизвестность чёрных гор и алых облаков не покидали Марию. Она уже давно стала готовиться в дорогу: сшила котомку и всегда держала наготове запасное чистое бельё, понемногу откладывала сухари со стола, раздобыла пустую фляжку, чтобы заполнить её питьевой водой, верёвки, нож, кусок плотной ткани и много прочих вещей, которые могут понадобиться в пути. Казалось, что ходить в походы она начала раньше, чем говорить, так грамотно подбиралось ею снаряжение. Оливия что-то замечала, но сделать анализ и тем более выводы было выше её умственных способностей. И это хорошо: объяснять что-либо кому-либо совсем не хотелось. Гадая в очередной раз о том, есть ли тропинки в Северных горах, она услышала за спиной знакомый голос Питера:

– На чердаке есть комната, заваленная всяким хламом. Нэнси не любит наводить там порядок. А прибраться надо. Оливию с собой не бери: от девчонки сейчас больше хлопот, чем толку. И, пожалуйста, Мэри, сделай это сейчас.

– Что за срочность? Может завтра с утра?

– Не поленись, Мария, комната может понадобиться.

– Ну, ладно, – без особого энтузиазма Мария отправилась на чердак. Она сейчас посмотрит, что там. А уж убирать будет завтра, встанет пораньше и – за дело. Питер ничего не заметит.

Чердак был очень большим, но этого не чувствовалось: какие-то сундуки, ящики, тюки с тряпьём, старая мебель загромождали всё пространство. Посередине стоял стол. На нём подсвечники и свечи. Вокруг стола – несколько стульев, как будто только вчера кто-то сидел здесь, жёг свечи и, возможно, трапезничал. Да здесь работы на целый месяц! Впервые Питер дал ей столь непосильное задание. Питер, наверное, прочитал её мысли. Он поднялся вслед за Марией на чердак, подошёл к ней и сказал:

– Не горюй. Растащи всё по углам, освободи место по центру, подмети и вымой полы, собери паутину. – Питер стал спускаться по лестнице вниз. Потом вдруг остановился, переступил с ноги на ногу. – Да, и ещё… – Он был явно смущён.

«Чего уж там, говори. Хуже не будет, хуже уж некуда», – подумала Мария.

– Принеси сюда пастель и ужин… на четверых.

Мария ожидала всего: перестирать и перештопать тряпьё из тюков, вынести и сжечь обломки старой мебели, отскоблить от копоти бревенчатые перекладины под потолком, но приготовить чердак для гостей! Этого Мария точно не ожидала.

– Но, сэр Питер, у нас полно свободных комнат. Зачем кого-то поселять здесь, среди этого хлама и грязи.

– Мария, я не спрашиваю у тебя совета. Просто сделай, что я попросил – и всё! – Мария впервые услышала в голосе хозяина металл. Это было приказание, которое действительно не следовало обсуждать. На лице Питера была решительность, граничащая с фанатизмом.

Ладно, за пару часов можно справиться. Жаль только, что привлечь Оливию не разрешено.

…Когда последнее одеяло было постелено на сундук под маленьким чердачным окошком, Мария огляделась вокруг. Чердак преобразился. Стараясь загладить вину перед хозяином за непослушание, Мария здорово потрудилась. Комната стала вполне жилой и даже уютной. На столе уже горели свечи и мягко освещали чердак, делая его дальние уголки таинственными и пугающими. Огонь имеет необыкновенную способность освещать: тайное делать явным, и в то же время превращать самые обычные предметы в загадочные субстанции. Мария замерла, глядя на пламя свечи. Вдруг снизу раздался громкий голос Нэнси, вопрошающий, что произошло бы в этом доме, если б она ушла не на полдня, а, предположим, на неделю. Гостям пришлось бы самим разносить пиво и готовить закуску, убирать со столов и, чего доброго, мыть посуду.

Мария испугано ещё раз огляделась по сторонам, пытаясь вырвать из темноты хоть какое-то подобие очертаний известных предметов, задула свечи и стремглав понеслась вниз по лестнице. Внизу её ждала подбоченившаяся Нэнси. Её волосы напоминали шевелящиеся локоны Медузы Горгоны.

– Что ты там делала – наверху?

– Убирала на чердаке. Сэр Питер…

– Сэр Питер, сэр Питер… У сэра Питера снова блаж. И зачем ему нужен этот чердак?! И его папаша вечно заставлял меня стелить на сундуках и таскать туда еду. И этот… Сумасшедшие! Домовых он подкармливает! Хороши домовые: жрут не хуже Макса Живоглота!

Мария ещё долго слышала про безумного свёкра Нэнси, про блаженного Питера, про то, что Питер сделал дурачком Сэмюеля, что всё в доме держится на ней и её единственном нормальном сыне Роланде. Честно говоря, история с домовыми была действительно какой-то глуповатой, и Мария никак не могла поверить в то, что умный и рассудительный Питер, при всей своей тщательно скрываемой романтичности, мог привечать у себя на чердаке домовых. Уж очень это походило на сказку для доверчивой Нэнси.

Между тем Питер напомнил Марии об ужине на четыре персоны, а когда Мария испуганно кивнула в сторону продолжающей ворчать Нэнси, сказал:

– Не обращай на неё внимание. Сделай, о чём я тебя прошу. И долго там не задерживайся.

Мария была материалисткой, но домовых боялась с детства, хотя и никогда их не видела. И вообще, глупость какая-то: бояться того, чего не существует! Однако когда она с полным подносом снеди поднималась к двери на чердак и увидела в щелях дверного проёма свет, её руки похолодели, во рту пересохло, язык прилип к нёбу. Она хорошо помнила, как задула свечи и в кромешной темноте неслась наугад по лестнице вниз навстречу недовольной хозяйке. За дверью явно кто-то был. Но кто? Не домовые же в конце то концов! Первое, что пришло на ум – сказать обо всём Питеру. Но, вспомнив, как сердит был хозяин на неё сегодня из-за этого самого чердака, она передумала. Будь, что будет!

И снова, испытывая отчаяние от безысходности, как ни раз бывало с ней в последнее время, она легонько толкнула локтем дверь на чердак. В комнате были люди. У стола стояли две высокие и очень красивые девушки. На них – длинные светлые плащи с капюшонами. За столом сидел, склонив голову над огромной книгой, щуплый молодой человек с взъерошенными непослушными волосами. Он что-то тщетно пытался разглядеть в своей книге, подвигая её всё ближе светлому пятну вокруг свечи. Девушек явно это забавляло. Они хихикали и перешёптывались друг с другом, глядя, как он старается. В комнате ещё кто-то был, сидел так далеко от стола, что разглядеть его было просто невозможно. Но его присутствие ощущалось кожей. Он занимал пространство, и пространства поэтому становилось меньше; он выказывал своё присутствие каким-то едва уловимым ароматом свежего ветра; и ещё казалось, что он внимательно за всем наблюдает – видит всё снаружи и изнутри. Марии очень хотелось разглядеть четвёртого, но она боялась встретиться с ним взглядом.

Когда Мария вошла в комнату, все обернулись на неё и замолчали, старались не шевелиться и стали походить на изваяния. Мария осторожно вошла на чердак, подошла к столу и начала выставлять тарелки с мясом и овощами, большими кусками пирога, кружки с пивом. Пока Мария хлопотала вокруг стола, никто в комнате не проронил ни слова, а она боялась повернуться спиной к сидящему в темноте человеку: ощущение проникновения вглубь её сознания оттуда из темноты не покидало её. Лишь однажды она различила едва заметное шевеление всех окаменевших фигур. Чтобы не цеплять рукавами еду на тарелках, Мария закатала рукава, и все в комнате безмолвно подались вперёд, как бы желая рассмотреть получше, что приготовили им на ужин. Мария испугалась и отпрянула от стола. Потом взяла себя в руки и закончила работу. Уже через минуту она снова неслась вниз по тёмной лестнице, не разбирая дороги.

Стараясь забыть гостей, что теперь наслаждаются плодами её труда на чердаке, Мария принялась мыть посуду и убирать на кухне.

– Всё угождаешь ему. Отволокла-таки на чердак еду. Вроде и не девчонка, а дура дурой. Ну, видела домовых? – Это Нэнси продолжала развлекать себя мерно льющейся бранью.

– Видела, – коротко ответила Мария.

– Да у тебя тоже не всё в порядке с головой.

– Нет. Всё в порядке. На чердаке есть… Нет, не домовые, конечно. Там люди.

– Да ты точно сдурела от безделья. Шатаешься целый день, спишь на ходу: вот и мерещится всякое. Никто там никогда не бывал, в этой комнате. Все наши постояльцы предпочитают условия получше.

Мария смотрела Нэнси прямо в глаза, и весь вид служанки говорил, что она не врёт – в комнате на чердаке действительно есть люди. Нэнси колебалась секунду, потом подобрала юбки и проворно, будто и не носила на себе пуд веса, стала преодолевать ступеньку за ступенькой по пути к чердаку. Но уже спустя минуту нечеловеческий вопль огласил всей округе, что хамка и бездельница не уйдёт от наказания, что она – Нэнси пригрела гадюку на груди, и что сегодня эту гадюку Нэнси раздавит как червяка.

«Люди на чердаке видно в сговоре с Питером, морочат голову Нэнси. Они, конечно же, чем-то не по душе благочестивой Нэнси, вот и дурачат её. Хотя на Питера это не похоже. Он умеет заставить жену подчиняться. Нэнси может скандалить, ворчать. Но никогда ещё не ослушалась мужа строптивая жена», – с этими мыслями Мария пулей вылетела за дверь, ведущую на задний двор, пробралась в хлев и затаилась в укромном уголке. Вообще-то, вряд ли Нэнси станет её искать, но лезть на рожон было бы глупо.

Глава 8. Метка

Уютно устроившись за ворохом прошлогоднего сена, Мария даже была рада избавиться от вечерних работ и немного поразмыслить о случившимся. Что за гости теперь отдыхают на чердаке? Почему они спрятались от Нэнси? И почему хозяин так требователен и твёрд стал в ожидании этих гостей? И ещё. Очень красивые девушки и их плащи. Такие ткани не носят здешние модницы и не причёсываются так. Книга у парня… Странно, но только теперь она осознала, что за все месяцы своей жизни в Хайхилле она ни разу не видела ни одной книги – книги для чтения. Правда у Питера была какая-то толстая тетрадь, куда он записывал расходы и разные напоминалки по ведению хозяйства, но книг для чтения Мария здесь ни у кого не видела.

Почему люди на чердаке замерли при её появлении? Почему ничего не говорили друг другу при ней? И этот человек на сундуке под чердачным окошком… Сидит в тени, но всё держит под контролем. Никто не обращался к нему и даже не смотрел в его сторону, но каждый в комнате был подчинён его тайной силе.

Она выбралась из своего укрытия и, тихо ступая, вышла на улицу. Чердачное окошко едва заметно светилось тусклым желтоватым светом. С улицы можно было подумать, что это круглолицее очертание полной луны отражается в мутном замазанном стекле. Весь воздух был напоён тайной и очарованием. На небе россыпями драгоценных созвездий сверкал млечный путь. Сегодня впервые за много долгих и безликих дней и ночей Мария огляделась по сторонам. Это весна пробудила её от зимнего небытия. Весна и новые персонажи сказочной пьесы, участницей которой поневоле или по какому-то заранее расписанному сценарию стала женщина 34-х лет, не замужем…

Мария твёрдо решила завтра двинуться в путь. Надо ли говорить кому-либо о своих планах? Надо ли спрашивать разрешение? Ведь она не невольница. Кров, пища и одежда давно отработаны. Спасибо, что приютили, не дали погибнуть, но у неё есть свои дела, посвящать в которые никого не обязана. В конце концов, для чего-то же она вышла из Оттела со своим спутником и отправилась на Север. Это все знают и не станут донимать расспросами. Да и вообще: можно уйти тайно, никого не поставив в известность. Только Сэм… Почему-то жалко расставаться с мальчишкой. Она по-матерински привязалась к нему, и ей будет не хватать его трогательных и разумных, совсем недетских речей.

Сердце защемило. Она пробралась в дом через задний ход, тихо поднялась по лестнице в комнату Сэмюеля и без стука вошла. Комната была полна народу. На кровати – мальчик. У его ног сидит великан Питер. Обе красавицы и взъерошенный парень – у изголовья. Он был на голову ниже своих спутниц. И поодаль ото всех на другом конце небольшой комнаты у стола – тот самый таинственный человек. Теперь Мария могла его хорошо рассмотреть. Он был не старше остальных гостей. Очень хорош собой. Тёмные волосы непослушно падали на глаза, а взгляд умный и спокойный, совсем не пугал, но видел по-прежнему насквозь. Мария оторопела, отступила назад к двери и попыталась бежать.

– Ты чего испугалась, Мэри? Сэм давно ждёт тебя, чтобы послушать сказку. Что ты натворила, чем так разозлила мою Нэнси?

«Странно. Говорит, будто в комнате кроме него и сына никого нет. Это что – игра такая? И со мной решил поиграть, как с Нэнси? Только ничего игрушечного тут нет». Необычные люди, необычные события и необычно серьёзный, очень взрослый десятилетний мальчишка буравит её необычно синими очами.

– Я убирала на чердаке, а Нэнси этим очень недовольна. Ну, вы знаете… – почему-то начала оправдываться Мария. – А что это за игра с домовыми-невидимками?

– Какими невидимками?

– Ну, этими, что сейчас здесь? Я сказала мадам, что они на чердаке, она поднялась и стала обвинять меня во лжи: будто нет там никого, на чердаке…

Все в комнате переглянулись. Одна из девушек хотела что-то сказать, а парень, что сидел за столом, остановил её рукой. Питер продолжал:

– Не понимаю, о чём ты Мэри?

– Послушайте, не надо делать из меня дуру. Я, конечно, может и не очень умна для жизни в вашем сказочном Хайхилле, но галлюцинациями никогда не страдала… – сказала и сама запнулась: «Галлюцинации – это как раз таки про меня. Ладно – хватит. Эти люди здесь есть и – «точка». – Что они молчат, как в рот воды набрали и стоят изваяниями? Сэмюель, малыш, ты тоже их не видишь? Почему твой отец морочит мне голову? Вы – молодая леди, вы ведь только что хотели что-то сказать, а тот господин у стола остановил вас. Говорите, я буду очень рада снова услышать ваш голос. С тех пор, как вы подтрунивали на чердаке над молодым человеком с книжкой, я ни услышала от вас ни единого звука.

– Этого не может быть, Мария. Ты не должна их видеть.

– Почему же, сэр Питер?

– Их не видят простые люди.

– Домовых?

– Это не домовые. Они чародеи и могут казаться невидимыми, а видят их лишь те, кому они позволяют видеть.

– Значит мне позволяют, – она не поверила тому, что сама сказала и вообще, вся ситуация казалась глупейшей. Чародеи, домовые. Может этот у стола – Гарри Поттер? А что? Похож, только без очков и без шрама на лбу…

– Нет, тебе никто ничего не позволял, – низким грудным голосом сказала девушка со светлыми блестящими волосами. Они были собраны и заплетены в косу, уложенную вокруг головы и украшенную жемчужинками. – А что это у тебя на руке? Испачкалась? – Она подошла и указательным пальцем приподняла широкий рукав старой замазанной золой рубахи Марии, обнажив предплечье. На внутренней стороне руки было родимое пятно. Самое обычное, которое может и бросалось в глаза людям, впервые видевшим Марию, но она сама его никогда не замечала. Привыкла. Пятнышко размытое и светлое в виде большой рыбины – лосося, что ли.

– Нет. Не испачкалась. Это родимое пятно. Оно у меня с детства. А что?

– И что, у всех в вашем роду были такие пятна?

– Нет.

– Откуда ты пришла в Хайхилл? – тихий, но отчётливый, какой-то льющийся в уши сладкой музыкой прозвучал голос за её спиной. Она обернулась, и ноги подкосились. Он стоял уже совсем рядом. Глаза смотрели в самую душу.

– Я… я не знаю, я… – комната медленно закружилась вокруг неё, стена за кроватью, изрисованная Сэмюелем, опрокинулась…