Текст книги "Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)"

Автор книги: Даниэль Бовуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

В восьмом пункте авторы вновь возвращаются к теме судопроизводства с целью затормозить попытки контроля со стороны государства в связи с назначением государственных чиновников, вероятно исправников, и просят, чтобы этим чиновникам было отказано в праве принимать решения в судах во время рассмотрения дел «граждан», поскольку вся юриспруденция была основана на польском праве. Видимо, политическая атмосфера 1808 г. способствовала дерзкому поведению польской шляхты, ни во что не ставящей российские власти.

Далее высказывалось несколько пожеланий об уменьшении участия польской шляхты в общественных расходах, а также о сокращении запасов зерна, предназначенного для крестьян, к чему польских землевладельцев обязывал указ 1807 г. «Граждане» утверждали, что неурожай и военные действия помешали им в этом. Они просили растянуть планируемые поставки на три года, т.е. уменьшить количество зерна втрое. Кроме того, они обращались с просьбой о списании долгов дворянских собраний казенным палатам, а также о возможности контроля за распределением земских повинностей, которые шляхта должна была платить в казенные палаты (пункты 9 – 11). Прошение завершала дополнительная просьба относительно ведения судопроизводства, которое являлось стержнем и единственным реальным признаком административного престижа шляхты, хотя, несомненно, обременительным для нее. В связи с тем, что избирательные мандаты были действительными три года, на это время, как писали «граждане», избранным в состав губернского суда приходилось забрасывать свои домашние дела и нести в связи с публичной службой большие расходы в Житомире. Избрание двух представителей вместо одного для председательствования на судебных сессиях давало бы возможность, по мнению авторов, распределить обязанности на двоих.

Не меньший интерес представляет то, каким образом данные пожелания были восприняты в Петербурге. Сначала возникла проблема с представлением документа, которое свидетельствовало о возникшем недопонимании между шляхетским собранием и волынским губернатором М.И. Комбурлеем. Последний, не заметив улучшения отношения в столице к «польским губерниям», поступил в духе киевского коллеги. Он подверг прошение цензуре, ограничив количество просьб до четырех, а именно о соответствии давних польских должностей Табели о рангах, о праве избрания на должности безземельной шляхты, о возмещении за постой войска и об информировании солдатских вдов. Впрочем, недоверчивые «граждане» предусмотрели такой ход событий и послали один экземпляр непосредственно в Петербург, а Комбурлею отдали текст, в который «забыли» внести деликатные пункты 3 и 8. Губернатор узнал обо всем, однако уже от министра внутренних дел Алексея Куракина, который, заметив эти расхождения, поинтересовался, в чем дело289289
  РГИА. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 20. Л. 12 – О передаче М.И. Комбурлеем министру иностранных дел прошения, ограниченного четырьмя пунктами от 15 августа 1808 г.; Л. 15 – Просьба А.Б. Куракина к М.И. Комбурлею о предоставлении объяснений от 15 сентября 1808 г.


[Закрыть].

Новоизбранный предводитель волынского дворянства Алоизий Гостинский получил два ответа на прошение: первый – краткий от Комбурлея, второй – с задержкой, но более полный – от Куракина290290
  Ibidem. Л. 16 – 21 – Ответ М.И. Комбурлея А. Гостинскому и А.Б. Куракину от 30 сентября 1808 г.; Л. 42 – 46 – Ответ А.Б. Куракина А. Гостинскому от 16 февраля 1809 г.


[Закрыть]. Посчитав просьбы «не соответствующими установленному порядку», гражданский губернатор сначала прокомментировал пункт, касавшийся православных священников, которого не было в высланном ему прошении, чтобы показать, что его не так просто обмануть. Он, в частности, подчеркивал, что «помещики не могут и не должны обижаться следствиями, производимыми по просьбам священников», поскольку те имеют право на защиту, как и все другие; кроме того, согласно указу об организации губернии, церковные земли подлежат тому же праву, что и государственные. Затем он ответил лишь на заслуживающие ответа, по его мнению, пункты. В том, что касалось создания зерновых запасов, то срок и без того дважды переносился, поэтому губернатор не видел оснований для очередной отсрочки, тем более что урожаи двух последних лет были очень хорошими. «Граждане», по мнению губернатора, должны были осознавать, что в случае необходимости сами смогут воспользоваться этими запасами. Он не мог понять безразличного отношения шляхты к общественному благу. Кроме того, им не было обнаружено никаких долгов землевладельцев государственной казне, подлежащих упразднению. Уездных предводителей, по его мнению, всегда информировали о способе исполнения местных повинностей. Идея же распределить обязанности председателя суда между двумя лицами, чтобы они могли заниматься и личными делами, противоречила Закону и духу дворянства. Губернатор подчеркивал, что столь почетная обязанность свидетельствует об общем доверии, а потому он не видел причин, почему от нее следовало уклоняться. В заключении губернатор высказывал глубокое удивление в связи с недоверием к государственным чиновникам. Они были необходимы, по его мнению, для того, чтобы контролировать соблюдение законов, «ибо люди по поручительству помещиков не могут иметь, – он этого не скрывал, – надлежащего о сих должностях доверия».

В отличие от резкого ответа волынского губернатора, министр юстиции после консультаций с военным министром и министром финансов и по согласованию с императором (а это был заключительный этап «медового месяца» Александра и Наполеона, поэтому к полякам еще относились учтиво) дал примерно такой же отрицательный ответ, хотя и сделал вид, что готов к диалогу с волынской шляхтой.

Лишь по двум пунктам прошения ответ можно считать удовлетворительным, хотя он был дан таким образом, чтобы сделать вид, что на принятие этих решений Волынское дворянское собрание никакого влияния не оказало. В первом случае речь шла об обязательном информировании солдатских вдов о смерти их мужей. Аракчеев нашел указ Сената за 1781 г., который обязывал к этому военные власти, на что и сослались в указе от 27 апреля 1809 г.291291
  Ibidem. Л. 59 – 60 – Царский указ был напечатан и разослан во все полки; Л. 62 – 63 – Аналогичный приказ военного министра А.А. Аракчеева всем губернаторам империи.


[Закрыть] Была также удовлетворена просьба о возмещении убытков, причиняемых войском во время постоя: военные власти должны были выдавать помещикам расписки о нанесенном ущербе. Во всем остальном Александр I признал правоту своего гражданского губернатора, более того, даже подчеркнул, что желание сократить длительность мандата не делает чести дворянину: «…всякий дворянин с признательностью и удовольствием обязан исправлять службу дворянством на него возлагаемую и доказывающую общее к нему доверие сего сословия». Царь, конечно, не остановился на отличиях и преимуществах «службы», связанной с действующей в империи иерархией чинов, однако Куракин пообещал, что Сенат займется поиском соответствий между чинами и дворянскими обязанностями. И хотя вопрос так никогда и не был решен, ответ был дан в любезной форме.

Кроме того, в ответе министерства в очередной раз содержался отказ в избрании лиц, не располагавших подтверждением своего благородного происхождения, на низшие полицейские должности, и это мотивировалось тем, что предоставление шляхте права подтверждать дворянское происхождение окажет вредное влияние на правосудие: такие судьи и заседатели будут зависеть от тех, кто подтвердит их принадлежность к шляхте. Неужели Куракину не было известно о случаях нарушения закона 1805 г. в ряде уездов? Как и Комбурлей, но значительно спокойнее министр призывал шляхту не обижаться на жалобы православного духовенства, которые отвечали законам Российской империи, – власти и впредь были намерены укреплять православие среди местных крестьян.

Ни один из министров, а тем более сам Александр I, не посчитал уместным установление в Житомире бюста «Северного Тита», однако у волынян создалось впечатление диалога с властью, что способствовало поддержанию иллюзий насчет шляхетских «вольностей». Это найдет свое проявление еще и в будущем, по крайней мере среди наиболее пророссийски настроенной шляхты. Не следует забывать о разнородном составе шляхты, о чем шла речь в начале главы. Проанализированная нами позиция была присуща лишь двум-трем сотням шляхтичей. Они принимали участие в губернских собраниях, идентифицировались с дворянским сословием, но составляли лишь 1/20 землевладельцев. О взглядах остальных 19/20 нам известно немного. В дальнейшем мы убедимся, что среди них было немало тех, кто возлагал надежды на Наполеона.

Антифранцузская реакция и волна конфискаций

В окружении Александра I хватало и тех, кто негативно воспринимал сближение с Францией и не одобрял проявления даже незначительной снисходительности к полякам в присоединенных губерниях. Министр полиции А.Д. Балашов, министр финансов Д.А. Гурьев, императрица Мария Федоровна, историк Н.М. Карамзин, французские эмигранты, иезуиты из окружения Жозефа де Местра – все они раздували ненависть к М.М. Сперанскому. Историки представляют поведение Александра I в тот период как двойственное – император еще не оставил попыток сохранить союз с Наполеоном. Однако они отмечают, что, когда в начале весны 1809 г. эрцгерцог Фердинанд Карл Иосиф фон Габсбург д’Эсте напал на Княжество Варшавское, армия, которую Александр I послал в Галицию якобы для поддержки Наполеона, бездействовала. Некоторые даже подчеркивают, что эта армия должна была скорее служить барьером и не допустить, чтобы успешные действия во время австро-французской войны 1809 г. Юзефа Понятовского против австрийских войск в Галиции (в скором времени присоединенной к Княжеству Варшавскому) не переросли в польское восстание, которое бы распространилось на украинские губернии Российской империи. Даже если такое объяснение верно, оно не является исчерпывающим. Анализ официальной позиции России в отношении землевладельческой шляхты на Украине показывает, что антифранцузские настроения были значительно сильнее, чем до сих пор было принято считать, и что они проявились задолго до агрессии Наполеона в 1812 г. Друзья уже превратились во врагов.

Казалось бы, предоставление польской шляхтой с Украины военной помощи полякам в Галиции должно было восприниматься правительством как поддержка российской интервенции в Австрию, а потому не могло вызывать осуждения. Однако тех, кто осмелился на такой шаг, считали изменниками и сурово наказывали. Список польских имений, конфискованных государством за то, что они были «покинуты» их владельцами, – очень длинный. Его начали вести в 1809 г. и дополняли вплоть до 1813 г. Конфискации были зафиксированы в обширном томе, насчитывающем 400 страниц и составленном Министерством финансов292292
  Ibidem. Ф. 379. Оп. 3. Д. 104 – Департамент государственных имуществ Министерства финансов «О конфискованных имениях у людей разного звания самовольно отлучившихся за границу из губерний возвращенных от прежде бывшей Польши и о составлении правил об управлении таковыми имениями». Эти свидетельства антипатии России к Наполеону не попали на глаза ни Рачинскому (Ratchinski A. Napoléon et Alexandre I^er: la guerre des idées / Préf. J. Tulard. Paris, 2002), кстати, хорошему знатоку этого периода, ни Троицкому (Троицкий Н.А. Александр I и Наполеон. М., 1994). Другое объяснение этим отношениям дает В. Ададуров (Ададуров В.В. Галицькі українці у концепціях польської політики Франції та Австрії. 1805 – 1812 // Україна i минуле. 1996. № 9. С. 38 – 60; Ададуров В.В. «Наполеоніда» на Сході Європи: Уявлення, проекти та діяльність уряду Франції щодо південно-західних окраїн Російської імперії на початку ХІХ століття. Львів, 2007). В сущности, вспышка антинаполеоновских и антипольских настроений в 1809 г. означала возвращение на первый план консерваторов, таких как Г.Р. Державин, А.С. Шишков, Ф.В. Ростопчин и др., которое активизировалось в 1806 – 1807 гг. в связи с привлечением внимания к сюжетам, связанным с окончанием Смутного времени, – ополчением Минина и Пожарского, изгнавших поляков из Москвы в 1612 г., и возникшей идеей о сооружении им памятника на Красной площади в Москве (конкурс был объявлен в 1807 г., памятник работы И. Мартоса был воздвигнут в 1818 г.). Именно эта группа консерваторов вдохновила царский манифест к российскому дворянству от 30 ноября 1806 г., созывавший ополчение против французов. См.: Зорин А. Кормя двуглавого орла… С. 159 – 186.


[Закрыть]; он содержит также переписку, которая не оставляет никаких сомнений относительно острой ненависти, проявляемой царской администрацией, опасавшейся воссоздания Польского государства и потери захваченных Екатериной II земель.

Первым в начале июня 1809 г. поднял тревогу подольский гражданский губернатор (занимал эту должность в 1808 – 1812 гг.) И.Г. Литвинов, когда узнал об отсутствии шляхтичей Кицкого и Сераковского в их имениях. Всем было известно, куда они уехали. Губернатор П.М. Литвинов послал недвусмысленное предостережение дворянскому предводителю, в котором заявил, что «никто без строгого взыскания не останется». В такой ситуации было бы крайне желательным наличие полиции, непосредственно подчинявшейся государственным органам. Александр I лично смотрел рапорт Литвинова и приказал в случае возвращения этих шляхтичей применить к ним закон со всей строгостью. Однако к этому времени губернатор уже успел конфисковать их имения. Царь, обеспокоенный размахом явления, 28 июня 1809 г., отбросив видимость диалога, демонстрируемую годом ранее, занял ярко выраженную антипольскую позицию, потребовав от Комитета министров составления списка всех землевладельцев, покинувших свои имения293293
  РГИА. Ф. 379. Оп. 3. Д. 104. Л. 53 – 60 – Отрывок из журнала Комитета министров от 9 июля 1809 г. о конфискации имений беглецов.


[Закрыть]. Комендант Каменецкой крепости генерал-майор Ган, который отвечал за военную безопасность Подольской губернии, сообщил 2 июля военному министру А.А. Аракчееву, что около 30 всадников, вероятно шляхтичей, перешли границу в направлении Галиции, применив огнестрельное оружие.

Император был возмущен и немедленно приказал всех, кто будет пойман при переходе через границу, ссылать в Сибирь простыми солдатами. Но как было выполнить такой приказ? 17 июля 1809 г. А.П. Ермолов, командовавший войсками, стоявшими в Волынской губернии, ревностно доносил Аракчееву, что изображение орлов на французском гербе, который с недавних пор висит в Бродах на пограничном переходе из Галиции в Волынскую губернию вблизи Кременца, оказывает сильное влияние на умонастроение «граждан» этой губернии. Он уточнял, что границу в этом месте переходят не крестьяне, а шляхтичи из имения Часновка (следовательно, чиншевики) и что такие случаи не являются единичными. Вся эта шляхетская беднота и многие помещики служили, по его словам, в войске Юзефа Понятовского. Ермолов сетовал на бездеятельность гражданского губернатора Комбурлея и хотел воспрепятствовать беглецам спокойно вернуться домой после подписания мира. Он настаивал на том, чтобы министр внутренних дел заставил гражданских губернаторов предпринять соответствующие меры. В своем дневнике он писал: «Для обуздания своевольных дана мне власть захватываемых при переходе через границу, невзирая на лица, отсылать в Киев для препровождения далее в Оренбург и Сибирь. Я решился приказать тех из переходящих через границу, которые будут вооружены и в больших партиях, наказывать оружием, и начальство довольно было моею решительностию. Я употреблял строгие весьма меры, но не было сосланных»294294
  РГИА. Ф. 379. Оп. 3. Д. 104. Л. 57 – 59 – Ган и Ермолов Аракчееву, 2 и 17 июля 1809 г. Побеги в Княжество Варшавское беспокоили царскую администрацию с 1806 г. Ионна Жуброва вспоминала, что уже тогда летичевский предводитель дворянства Каминский раздавал на Волыни прокламации в поддержку Наполеона. См.: Dał nam przykład Bonaparte: wspomnienia i relacje żołnierzy polskich 1796 – 1815 / Oprac. R. Bielecki, A.T. Tyszka. T.2. Kraków, 1984. S. 8 – 13. Однако таких рьяных сторонников было немного. В своих секретных письмах к Л. – Н. Даву Гуго Коллонтай писал, что слишком смелые общественные реформы в Княжестве Варшавском (отмена барщины, гражданский кодекс и т.п.) пугали шляхту. См. также: Записки А.П. Ермолова. 1798 – 1826 гг. / Сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. В.А. Федорова. М., 1991. C. 115.


[Закрыть].

Аракчеев поспешил ответить на призыв Ермолова и попросил Комитет министров выслать подкрепление, чтобы не допустить перехода шляхты в Галицию, которая в тот момент была под властью Наполеона. Речь шла о том, чтобы помешать перемещению шляхты, владевшей или не владевшей землей (последние встречались гораздо чаще, чем это следует из официальных документов). Три полка донских казаков, которые стояли в Бресте, были переброшены стеречь границу в Радзивилове напротив Брод295295
  РГИА. Ф. 379. Оп. 3. Д. 104. Л. 56 – Записка Аракчеева в Комитет министров от 4 августа 1809 г.


[Закрыть].

Комбурлей, не желая отстать, выслал Куракину подобный отчет о надеждах, разбуженных среди шляхты его губернии слухами о мире между Францией и Австрией, который приведет к присоединению к Княжеству Варшавскому аннексированных Австрией у Польши земель. Губернатор не скрывал опасений, что в ближайшее время Наполеон мог воплотить в жизнь идею восстановления Польши. Об этом практически открыто велись разговоры в шляхетских имениях, а контакты, несмотря на существование границы между разделенными польскими землями, не прекращались. С целью продемонстрировать строгость Комбурлей предлагал дать несколько примеров, которые могли бы остудить энтузиазм «граждан». Поскольку основные подозрения падали на некоторых волынян, в том числе графов Ф. Чацкого и М. Ходкевича, а также на К. Князевича296296
  Известен также как Карл-Отто Иванович Княжевич и Шарль Князевич. (Прим. пер.)


[Закрыть], знаменитого бригадного генерала легионов Наполеона, то Комбурлей писал, «что одна примерная строгость над одним или несколькими могла бы остановить вредные предприятия тех людей». Выслушав эти доводы, Комитет министров признал необходимым опубликовать текст с угрозой конфискации имений всех, кто участвовал бы в заговорах, перешел бы через границу или примкнул к вооруженным отрядам. Через два дня эта угроза была распространена на детей беглецов и членов их семей, которые присматривали за имениями. Наконец 24 августа 1809 г. все эти угрозы были отражены в царском указе Сенату, в котором кроме упоминаний о конфискации имений у помещиков содержалась угроза отдавать чиншевиков в рекруты простыми солдатами или отправлять на принудительные работы297297
  Ibidem. Л. 60 – 62 – Отрывок из журнала Комитета министров от 18 августа 1809 г.; Л. 6 – 63 – Отрывок из журнала Комитета министров от 20 августа 1809 г.; Л. 66 – Текст указа от 24 августа 1809 г.


[Закрыть].

Однако огромный и неповоротливый механизм имперской машины не позволил исполнить эти угрозы в короткий срок. Когда подольский губернатор отправился с инспекцией на места, замещавший его вице-губернатор написал Ф.А. Голубцову, директору Казначейства в Министерстве финансов, что, обнаружив у графа В. Потоцкого в Балтском уезде оружие и польское обмундирование, он распорядился наложить секвестр на его земли. Усердный царский слуга уже мечтал о проведении торгов, на которых эти огромные имения можно было бы отдать в аренду и тем самым обогатить Казну; он, правда, предполагал, что могут возникнуть проблемы с многочисленными держателями, уже заключившими соглашения с Потоцким; кроме того, согласно указу от 24 декабря 1807 г. можно было устраивать торги лишь через три года, срока, необходимого для принятия дел по управлению имениями. Подольская казенная палата не располагала достаточным количеством сотрудников, которые могли бы заняться столь обширным имением. Что уж в таком случае говорить о других конфискациях? Чиновник ждал распоряжений.

Комбурлей столкнулся с подобными проблемами на Волыни. Он предложил Комитету министров не отдавать в аренду конфискованные земли, а немедленно заняться их продажей во избежание неудобного переходного управления и упадка хозяйства. Впрочем, в конце сентября 1809 г. министры так и не знали точного количества имений, находящихся в распоряжении Казны. Комитет министров посчитал продажу преждевременной, а кроме того, не до конца было ясно, кому продавать. Покупателями могли вновь стать лишь поляки. У министров были также сомнения и другого порядка – следовало предусмотреть, что часть помещиков может быть оправдана, и тогда наложенный секвестр пришлось бы снять. В связи с этим временное управление имениями следовало поручить казенным палатам – местным органам Министерства финансов. О возможных новых денежных поступлениях в Казну уже не было ни слова298298
  Ibidem. Л. 1 – подольский вице-губернатор Голубцову, 25 августа 1809 г.; Л. 64 – Волынский губернатор в Комитет министров, 29 сентября 1809 г.


[Закрыть]. В тот момент никому не пришло в голову, что административной машине не удастся переварить все трофеи и что в результате изменившейся конъюнктуры все закончится амнистией 1814 г.

Комбурлей, ни перед чем не останавливаясь, приказал советнику губернского правления, волынскому прокурору и секретарю взяться за составление реестра захваченных имений, а Комитет министров со своей стороны представил 13 октября основные правила составления списков. Александр I, возможно, немного встревоженный данными мерами, которые не могли не усилить возмущения поляков, добавил к перечню правил предостережение, заключавшееся в установлении срока возвращения для беглецов, по истечении которого их имущество действительно могло быть конфисковано. Ситуация усугублялась еще и тем, что, по сообщению И.Г. Литвинова, в Подольской губернии среди беглых числились в основном юноши, чьи родители утверждали, что им ничего не было известно о намерении сыновей и что они никоим образом не одобряли их действий. Кроме того, в армии Княжества Варшавского служила часть шляхты, поступившая туда на службу в мирное время, а потому ей было сложно что-либо вменить в вину, и она продолжала получать прибыль со своих подольских имений «во вред России». Послушный воле императора Комитет министров предоставил беглецам полугодовую отсрочку. О возможности возвращения без потери имущества было объявлено в русской и зарубежной прессе299299
  Ibidem. Л. 4 – Письмо секретаря Комитета министров Молчанова (с выдержкой из журнала Комитета от 13 октября и решением императора от 30 ноября 1809 г.), на имя государственного казначея Ф.А. Голубцова, 7 декабря 1809 г.; Л. 65 – Отчет подольского губернатора П.М. Литвинова, 27 октября 1809 г.


[Закрыть].

Постепенно нарастали трудности, связанные с управлением конфискованными имениями. С одной стороны, на подробное описание крупных имений – например, Августина Тшечецкого300300
  Возможная транскрипция фамилии – Третецкий и Трецецкий. (Прим. пер.)


[Закрыть] в Подольской губрернии – уходило много времени, а с другой – пришлось столкнуться с множеством протестовавших, имевших на эти имения определенные права, – например, предводитель дворянства Ушицкого уезда Ксаверий Стадницкий пожаловался самому Ф.А. Голубцову, что одолжил беглецу денег под залог большей части его земель и не может нести незаслуженного наказания. Весь 1810 год прошел в решении чрезвычайно запутанных земельных и финансовых вопросов тех лиц, которых власти решили наказать, а также в сборе претензий по долгам и залогам в связи с конфискацией имений. К примеру, в обширном и путаном отчете описанию положения дел с имением графа Тарновского из Кременецкого уезда Волынской губернии было посвящено целых восемь листов301301
  Ibidem. Л. 41 – 53 – Описание имения А. Тшечецкого, 31 октября 1809 г.; Л. 8 – 9 – Протест К. Стадницкого, 20 декабря 1809 г.; Л. 73 – 80 – Отчет по Волынской губернии.


[Закрыть].

В целом за период с мая по декабрь 1810 г. казенные палаты трех украинских губерний послали министру финансов Д.А. Гурьеву списки шляхтичей, которые не вернулись и на чьи имения следовало наложить секвестр. Все это время Александр I делал вид, будто находится в хороших отношениях с Наполеоном, поздравил его с женитьбой на Марии Луизе, а в то же время не дал ходу «слишком французскому» проекту гражданского кодекса Сперанского и наказывал польскую шляхту, поверившую в возможность присоединения к Княжеству Варшавскому. В Киевской губернии, расположенной вдали от границы, таких было немного: здесь лишь два имения подле/ жали конфискации – А. Бежинского и Ф. Запольского. Подольские казенные палаты хотели наложить руку на десять имений, а именно: Августина Тшечецкого, Юзефа Дверницкого, Юзефа Лескевича, Клеменса Роговского, Юстина Модзелевского, Петра Поповского, Михала Березовского, Михала Прокоповича и двух крупных владельцев: Яна и Кароля Сераковских. Правда, в случае 43 отправившихся в армию Княжества Варшавского безземельных шляхтичей забирать было нечего. Ожидали информации по делу князя Миколая Сапеги и прежнего каменецкого предводителя дворянства Швейковского.

Больше всего конфискаций было в Волынской губернии: 44 помещика и 35 простых «шляхтича» (речь шла о чиншевиках, которых все чаще стали называть просто шляхтой). Количество последних, скорее всего, занижено, поскольку с точки зрения казенной палаты их число не имело никакого значения. Помещиков представляли по уездам, в которых были расположены их владения. В Кременецком уезде не вернулись граф Тарновский, Каетан Собещанский и житель Дубно – Хрущ. Дальше шли уезды: Староконстантиновский (Эразм Тшебинский302302
  Возможная транскрипция фамилии – Требинский. (Прим. пер.)


[Закрыть], сыновья Каетана Данилевича, Юзеф Петшиковский303303
  Возможная транскрипция фамилии – Петриковский. (Прим. пер.)


[Закрыть], Казимир Квятковский, Каетан Телешинский); Новоград-Волынский (сыновья Избицкого, Кароля Прушинского, двое сыновей Малиновской и безымянный помещик); Заславский (граф Влодзимеж Потоцкий, Каетан Минушевский); Острожский (сыновья Т. Сарнацкого); Ровенский (Алоизий Прушинский, Антоний Поструцкий, Миколай Ворцель, Адам Бежинский, Петр Чарнак); Луцкий (сын Вильчинского, Завадзкий, Яворский, а также бывший полковник польской армии Кольберг); Ковельский (Каетан Чарнецкий); Владимирский (трое сыновей Видзяча, Адам Стецкий и Блендовский); Овруцкий (Антоний Прушинский, Феликс Тшечяк и бывший полковник Понагловский); Житомирский (двое сыновей Закшевского304304
  Возможная транскрипция фамилии – Закревский. (Прим. пер.)


[Закрыть], сыновья И. Плятера, Тележинского, Рышковского, Абрамовича и сами помещики: Соколовский, Пеньковский, Антоний Петровский, Рогозинский, Жабокрыцкий, Литвинский)305305
  Ibidem. Л. 69 – 111 – Отчеты казенных палат трех губерний Д.А. Гурьеву, май – декабрь 1810 г. Необходимо отметить, что в литовских губерниях конфискации носили более массовый характер. Данные по ним фигурируют в том же деле.


[Закрыть].

Относительно установленного нами общего количества – свыше 9 тыс. землевладельцев и арендаторов в Волынской и Подольской губерниях – следует сказать, что количество известных участников войны в Галиции было достаточно ограниченным, как, впрочем, и количество участвовавших в шляхетских собраниях. Проявление активной политической позиции не было массовым как в пользу Наполеона, так и Александра I. Хорошо было бы найти способ распознавания пассивных симпатий…

Естественно, в таких условиях привычное течение жизни шляхты было нарушено. Докладывая Комитету министров о беспорядках в Волынском и Подольском дворянских собраниях в 1809 г., министр внутренних дел А.Б. Куракин пытался не отмечать патриотического подъема среди помещиков, обращаясь к старому аргументу – это «анархия», спровоцированная «шляхетской толпой», которой манипулируют «партии». Сознательно обходя молчанием низкую явку на выборы и ограничения, навязанные российским законодательством, он прибегает к уже устаревшему клише, заявляя, что «порочный состав самого сословия дворянского, где первейший помещик имел равную свободу избрания, равный голос с так называемым шляхтичем; между тем, как под сим именем всегда почти был человек без всякого понятия о чести, без собственности и часто наемщик какой-либо партии. Нужно было очистить сословие дворянское от сей толпы, к буйствам обыкшей, и изгладить тем все, что могло оставаться похожего на безобразие бывших в Польше диетин [сеймиков – в тексте дается транслитерация французского слова. – Д.Б.] – сих народных скопищ, где воля нескольких партий, раздиравших государство, знаменовалась и поддерживалась криком их наемников»306306
  Романович-Словатинский А. Дворянство в России. С. 485.


[Закрыть].

Такое карикатурное, устаревшее и стереотипное видение отношений внутри шляхетского сословия давало основу для введения ограничений в свободе слова и выражении национальных чувств участников шляхетских собраний, чему способствовало и то, что в Литве, где проявление польских патриотических чувств было значительно более ярким по сравнению с украинскими губерниями, заседания дворянских собраний сопровождались подобного рода беспорядками. Литовский историк Тамара Байрашаускайте обнаружила архивное дело о возмущениях шляхты Тельшевского уезда за 1809 г., где речь идет о распространении печатных листовок, в которых разоблачались деспотизм и злоупотребления местного предводителя дворянства Яна Хризостома Пилсудского, а также указывалось на его пренебрежительное отношение к лишенной права голоса шляхте, т.е. чиншевикам. Местная полиция конфисковала листовки, а их автора, Ежи Яковича, отдали под суд307307
  Bairašauskaite T. O litewskich marszałkach. S. 430.


[Закрыть]. Подобный протест был бы немыслим, если бы не обнадеживающее территориальное расширение Княжества Варшавского. В Подольской же губернии выборы в известной степени были балаганом, однако преувеличенная и противоречивая реакция на них властей указывает на степень общей предубежденности и нервозности царской администрации, что следует и из записки Куракина308308
  Описание этих выборов существует в двух очень близких вариантах: РГИА. Ф. 1146. Оп. 1. Д. 30 (протоколы заседаний Государственного Совета за 1809 г.). Л. 364 – 365 – О дворянах, осужденных за беспорядки и буйство при дворянских выборах в Каменец-Подольском, 1 ноября 1809 г.; см. также: Ibidem. Ф. 1147. Оп. 1. Д. 587. Л. 3 – 4.


[Закрыть].

Официальные отчеты не раскрывают, почему во время выборов 1809 г. в Каменец-Подольском царская полиция, которая обычно следила за их ходом, арестовала пятерых помещиков. Можно, впрочем, допустить, что обмен оскорблениями превзошел допустимое для изложения на бумаге. Полицмейстер Равич лишь сообщил вице-губернатору об аресте графа Стадницкого и помещиков Модзелевского, Вильчека, Голинского и Мархоцкого, потому что трое первых «в дворянском собрании произвели шум и оказали ему разные обиды», а двое остальных вмешались в то, что их не касалось. Это неясное дело по сути своей напоминает бурю в стакане воды, хотя не исключено, что во время ссоры было сказано многое и о политике и Княжестве Варшавском. Но в Российской империи не шутили с дворянским достоинством: дело было передано на рассмотрение Сената, который достаточно логично рассудил, что сообщение Равича не является достаточно обоснованным и что он вмешался в выборы, являющиеся неприкосновенной привилегией дворянства. Сенат осудил лишь поведение Голинского, который, как уроженец Каменец-Подольского, не должен был вмешиваться в дела Ушицы. Он также осудил И. Мархоцкого, известного своей вспыльчивостью, за то, что в споре с маршалком графом Стадницким тот заявил, что «на его тонкое пение он может ответить басом». Произнесенные им слова, по мнению сенаторов, «неприличны ни званию его, ни месту, где присутствовал». Дело на этом должно было бы завершиться, тем более что Сенат прибавил, что «виновники» и так достаточно наказаны, поэтому на следующих выборах им следует напомнить, «что подобные поступки в благоустроенном обществе терпимы быть не могут и никогда не останутся без строгого по законам взыскания». В конечном итоге Равича, подчинявшегося губернатору, больше не потревожили. Отметим, что Игнацы Мархоцкий (1749 – 1827), которого поэт Юлиуш Словацкий называл «королем Ладавы» и «графом Редуксом», – прекрасный пример человека, объединявшего в себе сарматскую оригинальность с духом Просвещения. Он отменил крепостное право в своем имении, включавшем местечко Миньковцы и несколько сел, и провозгласил его независимым королевством или республикой. Им ежегодно устраивались для крестьян патриархальные дожинки (праздник урожая), во время которых те должны были чтить богиню плодородия и урожая. Этот обряд сохранялся в данной местности до 1881 г., когда православная церковь приняла окончательное решение о его отмене. Сын И. Мархоцкого – Кароль (1794 – 1881), несмотря на то что он был сослан после восстания 1831 г. на десять лет, сохранял добрые отношения с генерал-губернатором Д.Г. Бибиковым.

Итак, как видим, на тот момент Сенатом не были приняты во внимание достойные пера Н.В. Гоголя страх и трепет, которые польская шляхта вызывала в приближенных к трону кругах Петербурга. Однако уже через год, 11 сентября 1810 г., т.е. в период охлаждения отношений с Наполеоном, Александр I, увидев решение Сената, наоборот, стал требовать признать виновными всех перечисленных шляхтичей, а министру юстиции П.В. Лопухину было приказано подготовить для Комитета министров дополнительный отчет таким образом, чтобы лишить права голоса на три года всех участников инцидента. Министры, естественно, поспешили исполнить волю царя и подготовили соответствующий указ309309
  Ibidem. Ф. 1151. Оп. 1. Д. 121. Л. 1 – 2 – 28 июля, 10 и 24 сентября 1810 г.


[Закрыть].

Подобные мелочи не имели бы особого значения, если бы на поверку не оказались тревожными признаками усиливавшегося крайнего недоверия и неприязни к прежним польским губерниям.

Атмосфера враждебности накалялась, и, казалось, нужен был лишь удобный момент для ее проявления – подобно тому как в случае с Куракиным, пугавшим «польской анархией», которая должна была наступить из-за саботажа дворянских собраний «фальшивыми шляхтичами». В этом ключе следует рассматривать и тайное указание министра полиции А.Д. Балашова от 27 октября 1810 г. подольскому губернатору И.Г. Литвинову обратить особое внимание на указ от 3 марта 1805 г. и на то, чтобы «места получали действительные помещики, а не подставные лица, известные впрочем по своей неблагонадежности»310310
  Ibidem. Ф.1341. Оп. 15. Д. 594. Л. 26 – 29.


[Закрыть]. На ситуацию несомненно оказывал непосредственное влияние уровень напряженности в отношениях с Наполеоном. Волна новых конфискаций начала 1813 г. должна была приобрести еще больший размах по сравнению с 1809 г., хотя еще не все связанные с проведением предыдущей конфискации трудности были преодолены. Во время наступления французов летом 1812 г. часть польских помещиков и чиншевой шляхты с Украины присоединилась к Великой армии. Правда, таковых оказалось значительно меньше, чем в Литве или Белоруссии. До декабря 1812 г. никому и в голову не приходило провести их подсчет, однако после успехов русской армии царь вспомнил о прежней политике, хотя вместе с тем к нему пришло и понимание того, что губернии, присоединенные к России его бабкой, требуют особого, осторожного, подхода. Было также принято во внимание относительное спокойствие, царившее на Правобережной Украине во время войны с Наполеоном. И хотя Х.Б. Марэ назначил на должность комиссара южных провинций Тадеуша Мостовского, это не изменило занятую польскими землевладельцами выжидательную позицию. Российские войска без труда дали отпор вооруженному выступлению Антония Амилькара Коссинского, который попытался перейти Буг и занять Волынь. А когда ненадежный союзник Наполеона князь Карл Филипп Шварценберг все-таки вошел в эту губернию, то большая часть граждан спряталась у родственников и друзей в Подолье. Даже подозреваемый в сильных наполеоновских симпатиях Тадеуш Чацкий предпочел провести время до конца октября вблизи Кременца у Ксаверия Мальчевского, а затем 2 января 1813 г. поспешил вновь открыть волынскую гимназию. Такое поведение могло быть расценено как проявление лояльности. В день своего рождения, 12 декабря 1812 г., перед балом, который Кутузов устроил в честь царя в своем доме в Вильне, Александр I подписал условную амнистию, вызвавшую неудовольствие генерала, который предпочел бы немедленно отдать своим офицерам польские имения.