Текст книги "Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)"
Автор книги: Даниэль Бовуа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]
Централизованное государство не могло быть довольно судопроизводством, зависимым от местных кланов и класса землевладельцев, четко определить границы которого не удавалось, поэтому в 1805 – 1808 гг. власти предприняли несколько попыток навести порядок.
Наступление на действующую систему правосудия начал киевский гражданский губернатор П.П. Панкратьев, а Сенат подготовил несколько уточнений относительно проведения выборов.
Среди очень подробных и ценных губернаторских отчетов внимание привлекает отчет Панкратьева за 1804 г., прочитанный тщательным образом (как свидетельствуют собственноручные отметки карандашом) министром внутренних дел В.П. Кочубеем. В нем представлена критика находившейся в руках польской шляхты судебной системы, что говорит о том, что достаточно рано царская администрация начала воспринимать ее как ахиллесову пяту польской шляхты на Украине. Однако пока в этом направлении власти действовали медленно и осторожно. Основы польского правосудия, определенные Литовским статутом, будут полностью уничтожены в период 1831 – 1840 гг.
С момента своего назначения Панкратьев обращал внимание на существовавшие несоответствия в традиционном правосудии и на отсутствие возможности у властей напрямую иметь дело с крестьянами без посредничества польских структур, в том числе и «неблагомыслящих экономов по поместьям». Обстоятельно обосновав свою жалобу министру внутренних дел 4 декабря 1802 г., он повторил ее в отчете за 1804 г.272272
Ibidem. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 56 – Отчеты киевского гражданского губернатора за 1804 – 1810 гг. Л. 30 – 36 – Фрагмент о судебной власти.
[Закрыть] Губернатор уже тогда выступал за реорганизацию системы судопроизводства, которой недоставало средств, персонала, а главное, как отмечал губернатор, она была абсолютно неконтролируемой. Кассационную жалобу на решение этих судов можно было подать только в Сенат, но никто не осмеливался туда обращаться. Следовало, по мнению губернатора, создать губернский апелляционный суд. Это предложение было оставлено без внимания. Зато было внимательно воспринято все, что губернатор сообщал об уездной полиции. Избранные шляхтичи, по его утверждению, не могли успешно справляться с возложенными на них обязанностями, поскольку в большинстве своем были мелкими землевладельцами, получавшими мизерную добавку к своим доходам из взносов, которые шляхта платила в казну (получая налог на земские повинности, государство выступало лишь посредником). Земский исправник (глава нижнего земского суда – сельской полиции) получал всего 250 рублей ассигнациями в год, а его заседатели – по 200 рублей. Из этой суммы оплачивались нанимаемые служебное помещение и квартира, дневные и ночные поездки по приказам и делам следствия на своих или нанятых лошадях, при этом командировочные не предусматривались. Губернатор сообщал о необходимости увеличения размера жалованья и обеспечения их большим штатом секретарей и переписчиков, которым также следовало повысить выплаты. Последним платили от 30 до 70 рублей в год, а потому на эти низкооплачиваемые должности соглашалась обычно лишь чиншевая шляхта. Затем Панкратьев переходит к своей основной идее. Он не намеревался отменить принцип выборности для судебных органов и соглашался с тем, чтобы помощников исправника и в дальнейшем определяло дворянское собрание «для соблюдения в точности священного закона», о чем он наверняка не раз слышал от местной шляхты, «чтобы всяк своими судился». Зато избрание исправника, по его мнению, к «святым» принципам не относилось. Он должен был, по мнению губернатора, стоять выше интересов отдельных групп и олицетворять Закон, «но он, завися выбором от самих помещиков, может ли быть так взыскателен, чтобы не опасаться, что вперед ни к чему его не выберут? Почему и весьма нужно, чтобы земский исправник был зависим от определения губернского начальства», т.е. решения губернатора приравнивались к закону. «А всего бы лучше, – писал далее прямо губернатор, хотя и знал, что бюджет Министерства юстиции такого не позволит, – если бы определено было поветовым судам жалование, а всякие акцизы по правам польским собираемые были запрещены». Однако еще нескоро настанет время для проведения столь серьезной реформы.
И, наконец, Панкратьев обращал внимание на то, что крестьяне были поставлены в полную зависимость от поляков, т.е. на то, что российские власти постепенно осознали лишь на протяжении XIX в. Его наблюдения обусловливаются не столько гуманными соображениями, сколько прежде всего недостатком средств в распоряжении шляхетского судопроизводства для выполнения репрессивных приговоров в случае беспорядков или, что еще более важно, для принуждения крестьян к внесению налоговых недоимок. Существовавшая система полностью исключала возможность осуществления российской властью контроля над крестьянской жизнью.
Закрытость жизни украинских (а также белорусских и литовских) сел крайне раздражала Панкратьева уже в 1804 г. Он сетовал на то, что польские шляхтичи обычно назначают среди своих украинских крепостных сотников и десятских для помощи местной полиции, однако именно это делает ее полностью бессильной. «Сотник, – писал Панкратьев, – не имеет силы и не смеет противу своего помещика или его эконома и слова сказать». Вот почему существовала, по его мнению, неотложная потребность в создании государственной полиции на селе, поскольку как можно верить в справедливость судов первой инстанции и их приговоры, когда исправник приказывает сотнику одно, а помещик или его эконом – совсем другое? Действительно последнее слово всегда оставалось за помещиком, поскольку он в любой момент мог подвергнуть телесному наказанию сотника лишь за попытку выразить несогласие, тогда как исправник не имел права никого и пальцем тронуть, поскольку предпочитал быть в согласии с теми, кто его избрал.
Из всех замечаний Панкратьева было принято лишь предложение о назначении исправника. Хотя волынская шляхта в 1816 г. сможет обойти даже это решение, общее направление было определено. В отчете за 1805 г. Панкратьев благодарил Кочубея за то, что тот сумел добиться принятия данного решения от царя. Он также выражал надежду на лучшее исполнение закона в случае уменьшения местных прерогатив шляхты, а также вновь просил повысить жалованье исправникам, более того, писал о необходимости повышения данного гражданского чина в Табели о рангах по образцу военных273273
Ibidem. Л. 108 – Отчет за 1805 г. (от 15 февраля 1806 г.).
[Закрыть].
В тексте императорского указа Сенату от 3 марта 1805 г. о назначении исправников отмечалось, что кандидатуры на эти должности будут предлагаться гражданскими губернаторами и утверждаться Сенатом. Отбор должен был вестись «среди компетентных лиц» по мнению губернаторов, которые могли их с этих должностей отзывать. Кроме того, в указе бегло говорилось о проблемах, связанных с набором полицейских в центральных губерниях, что опосредствованно свидетельствует о том, что на Украине эти функции брали на себя по большей части местные поляки, что противоречило традициям братской шляхетской солидарности – они становились служащими царской администрации. Отметим, что со временем на эту службу все чаще будут идти чиншевики274274
РГИА. Ф. 1286. Оп. 2. Д. 113. Л. 68 – 69 – Текст указа за подписью Александра І. После 1831 г. констатировалось, что на эти должности набирались чаще всего люди православного происхождения из безземельной шляхты.
[Закрыть].
В тот же день, когда было принято решение об исключении права выбора исправников из компетенции шляхетских собраний, был провозглашен другой указ более общего характера, который четко и ясно определял процедуру проведения выборов и функции дворянских собраний в «польских губерниях»275275
ПСЗ-I. Т. 28. № 21646 – О порядке дворянских выборов в губерниях от Польши присоединенных. 3 марта 1805 г.
[Закрыть]. Текст указа состоял из четырех частей, делившихся на двенадцать параграфов, касавшихся права голосования, права избрания, особых правил для этих губерний и прерогатив предводителей дворянства. В этом тексте была сделана попытка объединить российское, польское право и Литовский статут, следствием чего стало изобилие двусмысленностей, а также наличие противоречащих друг другу определений, что давало возможность различного толкования, к чему часто прибегали в последующие годы.
Право голоса имели владельцы имений, чей доход составлял по меньшей мере 150 рублей. Однако само определение, чем является поместье, оказалось делом значительно более сложным. Наименее спорным было понятие наследственного имения. В польском понимании такое имение охватывало также земли в условном владении, под ипотечным залогом или переданные в пожизненное пользование. В поместье же согласно российскому праву должны были проживать «люди, которые принадлежат владельцу» (крепостные) или «по условиям на землях их водворенные и в хлебопашестве упражняющиеся» (чиншевая шляхта). Такие селения должны были состоять по крайней мере из восьми дымов. Пока еще не было речи о том, что последует после 1831 г. – ни о минимальной площади, ни о минимальном заселении. В отличие от Жалованной грамоты и предписаний для центральных губерний вводился принцип, согласно которому доход в 150 рублей приравнивался к владению 25 мужскими душами. Восемь дымов было взято из Литовского статута, который вызывал все больший интерес у царских законодателей и воспринимался как определенное продолжение существовавших традиций. Фактически упомянутые предписания уточняли и подтверждали принадлежность к «гражданам» – или, по крайней мере, к той общности, которая еще сохранила какие-то гражданские права, – незначительному меньшинству bene nati et possessionati276276
Благородный по рождению с земельной собственностью (лат.). (Прим. пер.)
[Закрыть], которое по численности более или менее отвечало русскому дворянству. В этой части указа также отмечалось, что принимать участие в выборах могут шляхтичи, достигшие 18 лет и заплатившие государственный налог. В случае если имущество отца и сыновей не было разделено, то минимальное количество дымов умножалось на количество сыновей.
Вторая часть, посвященная праву избрания, была краткой. Выборную должность могли занять шляхтичи с 23 лет, тогда как дворяне, согласно ст. 62 Жалованной грамоты, должны были достичь 25 лет. Видимо, это решение было вызвано нежеланием крупной землевладельческой шляхты занимать низшие судебные должности.
Третья часть, в которой была представлена процедура предварительного отбора с целью не допустить к голосованию шляхтичей, чьи имения не отвечали выдвинутым требованиям, называлась «Защита прав шляхты, которая отличается от существующей в других губерниях империи». Защита, т.е. отбор, возлагалась на уездных предводителей шляхты, государство стремилось скрупулезно контролировать количество и качество участников выборов. До начала выборов каждый уездный предводитель должен был подготовить реестр – шнуровую книгу – с перечнем тех, кому разрешалось голосовать согласно приведенным выше критериям. Губернские предводители шляхты передавали гражданским губернаторам списки, составленные по образцу, полученному из Министерства внутренних дел, при этом оставляя у себя копию для фиксации всех изменений (владение землей, место жительства и т.п.), происходящих в период между выборами. Предводители дворянства несли судебную ответственность за внесение ошибочной записи. Губернатор, хотя и не имел права, что было понятно, вмешиваться в ход выборов, но мог лично сделать или приказать представить выписку из шнуровых книг, чтобы следить за надлежащим порядком, а предводители шляхты не могли ему в этом отказать при условии, что такая выписка делалась на месте. Вероятно, данной процедурой подтверждалась существовавшая и не зафиксированная письменно практика, когда лишь небольшая группа землевладельцев, чьи генеалогические бумаги были в идеальном порядке, могла участвовать в губернских выборах. Это означало, что они не были никем делегированы, не являлись депутатами, а были некими реликтами предыдущей эпохи, которые в изучаемый период становились членами клуба для избранных. В свою очередь, уездные сеймики, теряя основания для существования, превращались в ничтожные локальные собрания, с которыми все меньше считались. В уездных городах еще продолжали существовать приемные предводителей шляхты, однако это были не имевшие особой власти филиалы губернских собраний; в них уже не собиралась шляхта, не избирались депутаты, а вместе с этим исчез и сам «шляхетский народ», способный поддержать давние «демократические» иллюзии. О безземельной шляхте эти органы вспоминали лишь тогда, когда возникала необходимость заполнения наименее интересных вакантных должностей, что в принципе запрещалось законом.
В четвертой части указа, в которой определялись прерогативы предводителей шляхты, прямо делалась отсылка на Жалованную грамоту 1785 г. и Учреждение о губерниях от 19 мая 1802 г. Губернский предводитель дворянства возглавлял выборы, уездные предводители несли ответственность за составление списков, кассу дворянского собрания, а также за распределение земских повинностей277277
Этот же текст с короткими комментариями хранится в: РГИА. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 443. Нам не удалось найти списка шляхтичей, которым было разрешено принять участие в выборах, которые как раз должны были состояться; по всей видимости, он может храниться в местном архиве. Т. Байрашаускайте упоминает один список за 1811 г., сохранившийся в Литве (См.: Bairašauskaite T. O litewskich marszałkach. S. 429). Далее будет прокомментирован список за 1827 г., который удалось найти.
[Закрыть].
Впрочем, в случае законодательства Российской империи следует различать окончательное решение проблемы на бумаге с помощью указа от реальной жизни, которая зачастую оказывалась совсем иной. Подтверждением тому являлась якобы упорядоченная согласно указу от 3 мая 1805 г. общественная жизнь польских помещиков западной части империи. Значительная масса чиншевой шляхты, не владевшей землей (о которой шла речь в предыдущей главе), не желала так легко согласиться со своим исключением из числа «граждан». В свою очередь, губернаторы не желали мириться с тем, чтобы судьба украинских крепостных зависела исключительно от шляхетских собраний. Сами же члены собраний лишь ждали благоприятного политического момента, чтобы заявить во всеуслышание о неоспоримости своего привилегированного положения. С переменным успехом все эти три силы будут проявлять себя на протяжении двух лет с 1806 по 1808 г.
Безземельная шляхта еще долго, хотя и в небольшом количестве, будет претендовать на участие в выборах, поскольку будет рассчитывать занять, как уже отмечалось, низшие малооплачиваемые судебные должности, которыми пренебрегала землевладельческая шляхта. Киевский гражданский губернатор Панкратьев, вместо того чтобы объяснить, что отныне закон не предусматривает для безземельной шляхты каких-либо «гражданских» исключительных прав, воспользовался ситуацией и создал черную кассу, в которую каждый шляхтич, не имевший ни земли, ни крепостных и обращавшийся с просьбой о признании его «гражданских прав», должен был внести определенную сумму за рассмотрение дела.
Подобная идея обогащения могла бы принести ее автору немало денег, если бы заинтересованные лица, возмущенные тем, что на их приверженности к идее шляхетского братства зарабатывают, не послали жалобу на имя министра внутренних дел, который 4 июля 1806 г. передал дело на рассмотрение в Сенат. Губернатор сознался в том, что собрал «только» 2599 рублей, и был вынужден передать их в Казну, обобранная же чиншевая шляхта осталась ни с чем. Данная история служит примером, с одной стороны, неуважительного отношения к Закону, а с другой – чиновничьего корыстолюбия278278
РГИА. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 56. Л. 145 – Отчет киевского губернатора за 1806 г. (15 февраля 1807 г.).
[Закрыть].
Хотя согласно указу от 3 марта 1805 г. шляхетская «голота» лишалась избирательных прав, волынский вице-губернатор, исполнявший обязанности губернатора до назначения М.И. Комбурлея в начале 1806 г., посчитал возможным надавить на шляхетское собрание, чтобы оно позволило безземельным шляхтичам занять выборные должности судебных заседателей (К. Понинский, как уже отмечалось, добился такого согласия в 1802 г.). Эта проблема, очевидно, была общей для присоединенных территорий, поскольку гродненским губернатором была подана подобная просьба. Сенат в ряде писем от 16 апреля, 7 июня и 20 июля 1806 г. высказался против каких-либо исключений, подчеркнув, что во всех судах первой инстанции все должности с высшей до самой низшей – возного могут занимать лишь те лица, чей благородный статус был официально подтвержден. В связи с этим в указе 1805 г. еще раз (дальше это будет повторяться чаще) в качестве доказательства приводились нормы: раздел IV, ст. 8, и раздел IX, ст. 16 Литовского статута 1566 г., «коими повелено: возных избирать из дворян честных и в повете поместье имеющих». Авторитет давнего права не произвел надлежащего впечатления на шляхту. И хотя 11 октября 1807 г. Сенат еще раз повторил, что уездные предводители шляхты несут перед Законом ответственность за все неправомерные действия, должности заседателей в судах первой инстанции продолжали зачастую занимать безземельные шляхтичи. Наиболее вопиющим с этой точки зрения примером был случай с выборами в 1808 г. в Пинском уезде Минской губернии. В связи с нарушениями при избрании на выборные должности началось расследование, которое привело к тому, что 11 июня 1811 г. Сенат постановил, что в будущем в подобной ситуации выборы будут признаваться недействительными и проводиться вновь279279
Ibidem. Ф. 1341. Оп. 15. Д. 594. О нарушении указа от 3 мая 1805 г. будет вестись речь и в случае подобного нарушения в 1814 г. в Подолии, которое нами еще будет рассмотрено.
[Закрыть].
Непреклонный киевский губернатор, о чьей позиции и, в частности, попытке установить правительственный контроль над выборами в шляхетских собраниях шла речь выше, действовал в направлении, полностью противоположном позиции его волынского коллеги.
По мнению Панкратьева, введение назначения исправников, которого он добился в 1805 г., должно было стать лишь первой ласточкой будущих преобразований. В отчете за 1808 г. он писал: «…напротив того заседатели в нижние земские суды избираются от дворянства через каждые три года. Но сколько для удержания сей земской полиции, а наипаче в здешнем крае, в лучшем порядке, столько и потому что тут помещики достаточные, которые ни из чего не хотят быть в заседательских должностях, выбираются же в оные из самых мелких шляхтичей, или по здешнему, из чиншевой шляхты, такие, которые или мало сведущи или и вовсе не имеют к тому никаких способностей и на которых никак нельзя положиться… весьма нужно, чтобы в заседатели в нижние земские суды определяемы были от Правительства»280280
Ibidem. Ф. 1281. Оп. 11. Д. 56. Л. 291 – Отчет киевского губернатора за 1808 г. 3 февраля 1809 г.
[Закрыть].
Автор этих строк уже тогда, хотя его идея будет реализована лишь после 1831 г., считал, что всю сельскую полицию следовало бы вывести из-под польского влияния. Напомним, что даже в подчиненной ему Киевской губернии, где контроль со стороны государства был наиболее жестким, указ от 3 мая 1805 г. не выполнялся, а безземельная шляхта допускалась к выборам для того, чтобы заполнить должности заседателей. На этом примере хорошо видно, как формировались взаимоотношения между землевладельцами и крестьянами. Хотя шляхетская «голота» была официально отрезана от рыцарского сословия, часть ее продолжала оставаться важной составляющей сельского уклада жизни, необходимой для поддержания порядка. Этот отрывок из отчета Панкратьева был отдельно скопирован для рассмотрения на заседании Сената 11 июля 1809 г., а на полях документа министр внутренних дел записал: «Для надлежащего исполнения». Однако в следующем году Панкратьев умер, в то же время и развитие политических событий не способствовало проведению такого рода реформ.
Как мы видели в предыдущей главе, период 1807 – 1809 гг. – «вершина благих намерений властей» в отношении польской шляхты, – намерений, вызванных к жизни сближением с Наполеоном, – был неблагоприятен для воплощения проектов людей типа Аракчеева, Филозофова или Панкратьева. Эти годы стали для землевладельческой шляхты, в особенности волынской, проявлявшей наибольшую активность и беспокоящейся о своих привилегиях, временем пьянящих иллюзий и даже надежд на возвращение власти.
Волынское дворянское собрание, во главе которого стоял граф Станислав Ворцель, сенатор и тайный советник при петербургском дворе, отец будущего руководителя Польского демократического общества в Париже, в 1806 г. предприняло робкую попытку обратиться с просьбой об отмене указа от 1 июля 1803 г., который ликвидировал все арендные договоры в имениях, находившихся в вечном пользовании и полученных еще от королей Речи Посполитой, а также освобожденных от каких-либо обязательств. Имения в вечном пользовании были подобны дарственной – договор заключался на срок от 18 до 99 лет. Указ 1803 г., который лишал прибылей с этих имений их владельцев, в сущности стал дополнением к указу от 7 февраля 1801 г., в котором определялись условия получения конфискованных земель частными лицами.
Согласно процедуре, разработанной сенатором графом Августом Илинским, приближенным Павла I, контракты на получение таких имений заключались лишь на 12 лет, плата за три первых года взималась вперед, и хотя не было ограничений по эксплуатации подданных и земель (запрещалось лишь сдавать внаем корчмы евреям), цена, которую должны были платить держатели, и быстрая ротация бравших у них землю внаем приводили к тому, что эти имения становились менее привлекательными, а прежние держатели на этом теряли достаточно много281281
Ibidem. Ф. 1341. Оп. 1. Д. 361. Л. 210 – Об аренде казенных имений в Западном крае и в Курляндии. Дело содержит ряд материалов о правилах предоставления имений, о представлении предложений, порядке торгов и т.п., в том числе образец договора между казенной палатой и держателем. Отводимые русским староства, как правило, всегда передавались в аренду, а то и продавались полякам.
[Закрыть].
Сам князь Адам Чарторыйский пытался инициировать возвращение этих имений лицам, которые получили их в наследство еще до разделов Польши (подобным образом, как уже говорилось, он ходатайствовал о возвращении ссыльных поляков из Сибири, предпринимал усилия по сохранению статуса безземельной шляхты). Он даже подал в Государственный совет записку «О ленных и эмфитеутичных имениях по польским губерниям»282282
Ibidem. Ф. 1146. Оп. 1. Д. 27. Л. 415 – 420 – О ленных и эмфитеутичных имениях по польским губерниям. Записка прилагалась к журналу заседаний Государственного Совета за 1806 г. после протокола о ходе заседания по этому вопросу (Л. 408 – 414).
[Закрыть], в которой решительно поддержал графа Ворцеля. Князь предлагал создать комиссию для решения этой проблемы, но Строганову и Кочубею дело показалось слишком запутанным, и они свели его на нет.
Вскоре эти скромные земельные требования показались богатой шляхте на Украине не отвечающими времени, непростительно робкими: она понимала, что окончательный срок проверки шляхетских титулов откладывается, а кроме того, предчувствовала изменение в отношении к себе в связи со скорым созданием Княжества Варшавского.
5 августа 1808 г., после нескольких спонтанных собраний волынских землевладельцев, предводитель шляхты Ворцель настолько осмелел, что подал министру внутренних дел длинное прошение на имя Александра I в связи с проводимыми выборами, написанное recto на русском и verso283283
На лицевой и оборотной стороне страницы (лат.). (Прим. пер.)
[Закрыть] на польском языках. Авторы прошения хотели получить твердое подтверждение своей региональной автономии, и именно так это прошение и было воспринято его адресатами в Петербурге284284
Ibidem. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 20. Л. 1 – 11 – О прошениях дворян о местном управлении, С. Ворцель, предводитель дворянства министру внутренних дел. 5 августа 1808 г.
[Закрыть]. Две другие губернии не просили о такой степени свободы, однако волынские «граждане» определенным образом высказывались также и от их имени. Граф Тадеуш Чацкий, уже год как обласканный царем, был, скорее всего, одним из активнейших инициаторов прошения. То, что Житомирское дворянское собрание выступило от имени всех «граждан», повторив в своем прошении даже пафосный стиль давних сеймиков, объясняется во многом тем, что не так далеко от Житомира, в Княжестве Варшавском, союзник Александра I Наполеон способствовал возрождению польской государственности, хотя, с другой стороны, в самом факте представления подобного прошения не было ничего противоречащего российским законам. Согласно ст. 46 Жалованной грамоты 1785 г., дворянские собрания принимали во внимание предложения от генерал-губернатора или губернатора, а в ответ «чинили по случаю или пристойные ответы или соглашения, сходственные как узаконениям, так и общему добру»; в ст. 47 отмечалось, что им дозволяется подавать генерал-губернатору или губернатору предложения «по поводу собственных потребностей о своих общественных нуждах и пользах». С предложениями «на основании узаконений», как уточняла ст. 48, можно было обращаться даже в Сенат или к императору, хоть в ст. 49 уже звучала угроза штрафа в 200 рублей в случае принятия «положений», «противных законам».
В данном случае в представленном прошении губернатору была допущена определенная правовая нерадивость, к чему мы еще обратимся, и хотя не все предложения были приняты, в столице их не восприняли как противоречащие дворянским прерогативам. Они даже вызвали дискуссию. В первый раз за 15 лет между властью и представителями польской шляхты дело дошло до обмена мнениями, что свидетельствовало об изменении атмосферы в Петербурге (великороссийские стремления «добрых сыновей отечества» к наведению строгого порядка были несколько ограничены) и о желании «граждан» принимать участие в местном самоуправлении (к перспективе государственной службы шляхта относилась достаточно прохладно). В двенадцати пунктах прошения шляхта изложила не только свои амбиции, но интересные рассуждения относительно собственной миссии, дающие историку возможность изучения менталитета этой группы. Шляхта также стремилась продемонстрировать свою лояльность, а одновременно с этим напомнить об активной, по ее мнению, роли, которую играли ее предки в прежней Речи Посполитой, а также хотела избавиться от бесплодной рутины, которой сопровождались назначения в судебные органы.
Прошение начиналось с верноподданнических слов в адрес нового императора от имени всех «граждан». Общая тональность данного документа была проникнута таким желанием угодить, что загадочный русский сфинкс должен был невольно улыбнуться, читая о том, что граждане Волынской губернии, проникнутые глубочайшим чувством безграничной благодарности, которое в них вызывает привязанность к самому ласковому из монархов, Александру I, царствовавшему во имя их блага и радости, и которого во всей Европе именуют не иначе как Северным Титом285285
Сравнение Александра I с Титом Флавием Веспасианом было характерно для этого времени, примером чему является отрывок из оды Н.П. Николева, приводимый Л.Н. Толстым в «Войне и мире»: Славь тако Александра век / И охраняй нам Тита на престоле… (Прим. пер.)
[Закрыть]. Тот же эффект могла вызвать нижайшая просьба позволить соорудить в зале Житомирского благородного собрания мраморный бюст с надписью: «Александр I – Северный Тит».
После такого вступления шли конкретные просьбы. В связи с тем что наступало время приведения в исполнение царского указа, изданного в начале царствования Александра I, согласно которому право голоса в дворянском собрании мог иметь дворянин, состоящий на государственной службе, польские шляхтичи, напуганные так же, как и русское дворянство, проявленной в этой связи решительностью М.М. Сперанского, писали, что в прежних польских губерниях таких людей очень мало, и просили, чтобы польские должности и звания – прежде всего, как мы видели, в судопроизводстве – были отражены в Табели о рангах. В этом направлении, подчеркивали они, до сих пор ничего не делалось. Авторы прошения делали вид, будто не знают, что польские должности и звания признавались в значительной степени за лицами, чье благородное происхождение бывало не всегда определенным, и что это могло бы подорвать целостность дворянского сословия империи. Они не хотели понять, что их стремление к интеграции всей шляхты каждый раз наталкивалось на эту преграду. Они что-то слышали об угрозах киевского губернатора относительно отмены выборности судей и местных заседателей, но не осознавали, что, прося сохранить прежний способ производства выборов, они тем самым попадали в неизбежное и безвыходное противоречие с уже существующим правом.
Еще более смелым и одновременно легкомысленным оказался третий пункт данного прошения. Волынские землевладельцы на основании многочисленных примеров указывали на то, что униатские приходские священники чинят препятствия колаторам286286
В тексте используется это польское слово латинского происхождения. Речь идет о лице, внесшем средства на сооружение костела, или его потомке, являющемся владельцем имения, в котором находилась приходская церковь. Священника в такой храм можно было назначать лишь с согласия владельца поместья.
[Закрыть], жалуясь на них в высшие церковные инстанции, из которых жалобы передавались в государственные органы для подтверждения правоты священников. В связи с этим «граждане» не без наивности просили, чтобы духовенство направляло свои жалобы в органы действующего правосудия, официально признанного законом, т.е. в шляхетские суды.
Фактически этот краткий абзац указывал на скрытую «битву за души», которая велась на селе за духовное и материальное господство над крестьянством. Эта тема на сегодняшний день практически не изучена, хотя заслуживает отдельной монографии. Значительное сокращение православных верующих на Правобережной Украине на протяжении XVIII в. в связи с переходом в унию – известный и достаточно хорошо, но поверхностно описанный факт287287
Коялович М. История воссоединения западнорусских униатов старых времен. СПб., 1873; Kołbuk W. Kościoły wschodnie w Rzeczypospolitej około 1772 roku. Struktury administracyjne. Lublin, 1998; Litak S. Kościół łaciński w Rzeczypospolitej około 1772 roku. Struktury administracyjne, Lublin 1996; Radwan M. Kościół katolicki w archiwach Departamentu Wyznań Obcych rosyjskiego MSW. Repertorium. Lublin, 2001; Radwan M. Kościół greckokatolicki w zaborze rosyjskim około 1803 roku. Lublin, 2003; Radwan M. Archiwa diecezji łucko-żytomierskiej. Repertorium. Lublin, 2003.
[Закрыть]. Униатство не было глубоко прочувствовано и полностью воспринято крестьянством, именно этим объясняется его быстрое и масштабное возвращение в православие после присоединения украинских земель к Российской империи. Многие грекокатолические священники крестьянского происхождения легко поддались «деуниатизации», которая активно проводилась Россией и православным духовенством после 1793 г. Некоторые униаты продержались дольше, кое-где вплоть до времени общего принудительного возвращения в лоно православной церкви в 1839 г. Это были главным образом монахи-базилиане или униатские священники польского происхождения (на 1797 г. таких было 35 на 80 приходов Уманского уезда; 12 происходили из землевладельческих семей, а 23 – из мелкой шляхты). Униатские священники, перешедшие в православие, часто конфликтовали с польскими шляхтичами, в имениях которых располагались их приходы. Деды и прадеды этой шляхты, способствуя утверждению грекокатолической церкви, давали дарственные на земли униатским приходам, а их потомки не испытывали ни малейшего желания оставлять эти земли за православными священниками, служившими в этих приходах и уводящими украинских крепостных из-под польского влияния. Когда православные священники теряли надел, который считали своим, это приводило к напряженности, а иногда и к открытому проявлению ненависти. Священники жаловались царским чиновникам на плохое обращение со стороны польской шляхты288288
Кривошея І.І., Кривошея В.В. Дворянство Уманщини. С. 70 – 73 (приводится несколько примеров, проясняющих ситуацию). См. также: Смолій В.А. Возз’єднання Правобережної України. С. 84.
[Закрыть]. Можно понять желание шляхты, чтобы именно шляхетские суды рассматривали подобные дела по-своему, удивляет лишь, что авторы прошения не догадывались, что Петербург не преминет воспользоваться возможностью решить этот вопрос в духе Панкратьева.
Девять последующих просьб были довольно сумбурными, за исключением одной, также тесно связанной с защитой и расширением привилегий. Российская империя могла бы привлечь аристократию на свою сторону, обеспечив ей уровень престижа, равнозначный тому, которым она обладала в Речи Посполитой, – и в связи с этим в пункте 4-м шла речь об уравнивании польских и российских должностей и наград. Самые богатые землевладельцы не боялись демонстрировать пренебрежение к исполнению заседательских функций в низших земских судах. Авторы прошения открыто заявляли, что требование владеть 25 душами или 8 дымами представлялось им завышенным, и вновь верноподданнически просили разрешить занимать эти должности безземельным шляхтичам, чье происхождение будет подтверждаться «оседлыми помещиками». Обращаясь с такой просьбой, они не осознавали, что такая позиция может пойти на пользу тем, кто хотел бы передать упомянутые должности государственным чиновникам (пункт 5). Достаточно частые постои российских войск в дворянских имениях создавали неудобства и наносили ущерб, поэтому «граждане» просили о его возмещении (пункт 6). Пункт 7 был якобы продиктован гуманными соображениями, однако не исключено, что в основе его лежали экономические интересы: авторы писали, что в тех случаях, когда призванные для несения двадцатипятилетней военной службы крестьяне-рекруты погибают, сведения об этом не поступают на места, а их вдовы не могут второй раз выйти замуж, из-за чего уменьшается количество населения в регионе. Поскольку военным властям было известно, из какого уезда происходили солдаты, авторы обращения просили регулярно посылать сообщение об их кончине.
