Текст книги "Жук в Муравейнике (СИ)"

Автор книги: Дана Обава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Мне дали адрес и, что сделать. Прийти в форме и так далее. Этот мажорчик и пикнуть не успел. И то же сделаю с вами, мне терять нечего! – Бракт переводит тяжелый взгляд с одного на другого, пытаясь, видимо, так давить на нас. Ни грамма сомнения в своих словах. – Но я не совсем псих, чего бы там не показали тесты. Так что я готов дать вам шанс. Можете свободно уйти отсюда. Оставив мне приз, естественно. Тем более что на видео, которое прислали мне, против вас не так уж много чего. Вы там избавляетесь от трупа и все. Наказание за это вполне выносимое. Это вам не убийство. К тому же, вы еще успеете состряпать удобоваримую версию происшедшего, в которой ваши действия выглядят не слишком предосудительно. Мой совет, валите все на мертвых, они против не будут. Так что, согласны?

– Нам надо посоветоваться, – дрожащим голосом блеет Морис, вставая со стула.

– Советуйтесь, – разрешает Бракт. – Только учтите, если вы мое щедрое предложение не примете, я вас отсюда выкурю, а потом буду убивать долго и со вкусом. Я так понимаю, времени у меня будет предостаточно. Хозяевам это зрелище понравится, – он оглядывается так, как будто ищет глазами аудиторию. Конечно, все апартаменты понатыканы камерами. Только вот сети нет. Как тогда хозяева игры, или только Толлек, если он один стоит за всем этим, следят за происходящим дистанционно? Видимо, я просто не понимаю, как это все работает.

Бракт отходит в сторону, так что нам его больше не видно. Мы же уходим в противоположную от двери сторону комнаты.

– Он правду говорит? – спрашивает Морис шепотом, потому что мы до конца не знаем, как работает межкомнатная связь. – Мы действительно можем избежать худшего наказания?

– Врет, конечно, – морщится Лекс, – на видео мы избавляемся от трупа. Это соучастие в убийстве. Как минимум с теми ручками, которыми мы его в пакеты складывали и кровь отмывали, можно попрощаться.

Мориса передергивает.

– Но я предлагаю принять его предложение, – говорит Лекс со вздохом. – Передадим приз, и в этот момент я попытаюсь его уделать.

– Он был кандидатом в спецгруппу, – напоминает Морис с понятным сомнением. – И прошел, если б не психологический тест. Что в нашем случае только добавляет пессимизма.

– Да, но это по его словам, – хмурится Лекс. – Может его понизили за пьянку или начальству надерзил, а все остальное его фантазии.

– Но с другим офицером он справился играючи, – возражаю я. – Все равно, нам придется это сделать, – не могу не поддержать решение друга. – Только надо придумать какой-то план, напасть на него втроем.

План мы какой-никакой подготавливаем, но все сразу идет к черту. Бракта рядом с комнатой нет. Он просто испарился, и на наш зов не отвечает. Мы даже осторожно выглядываем наружу, но его и след простыл.

– Возьми приз что ли, – предлагает Лекс.

– Если я его возьму, игра формально закончится, – упрямлюсь я.

– А может его нужно не только взять, но и выбраться с ним отсюда, – нервно сглотнув, предполагает Морис. Вокруг нас опять тишина и пустота, хотя обилие запертых комнат и исчезновение нашего основного соперника намекает, что не все так просто. Мы так и застряли в дверях, оставляя себе возможность быстро юркнуть обратно и закрыться в комнате.

– Значит так, – говорит Лекс, – сейчас пойду и проверю можно ли спокойно выйти отсюда, так же как и вошли. Потом Вета берет приз, и мы сваливаем отсюда.

– Если я его возьму, что будет с вами? И с девчонками? – я не могу согласиться с таким раскладом.

– Как посоветовал Бракт, попробуем придумать какую-нибудь более-менее приемлемую историю, – Лекс незаметно отодвигает меня от порога. – И вообще, если можно оградить от неприятностей хотя бы одного из нас, этим надо воспользоваться. И я голосую, что этим одним будешь ты. Кто еще за?

Морис поднимает руку.

– Решено большинством присутствующих, – Лекс окончательно отодвигает меня в комнату, а Морис, обнимая за плечи, удерживает меня там.

Я в раздражении пытаюсь скинуть его руки, но он проявляет неожиданную силу, пока Лекс не отходит на достаточное расстояние. Потом Морис закрывает дверь и снова блокирует ее. Злясь на всех и на себя в частности, снова принимаюсь за поиски лаза в техническую шахту.

Все пристально осмотрев, найти его не могу. И все же, если б я была богатым человеком с возможностью перестраивать свое жилище, как мне вздумается, да еще и с капелькой паранойи, то обязательно сделала бы потайной выход у себя в кабинете. Подумав, с подозрением подхожу к большому телевизору, вмонтированному в стену. Посомневавшись, медленно провожу своей картой вдоль бортика экрана. Когда подвожу ее к краю, там на пару секунд загорается красная лампочка. Что-то я сомневаюсь, что кому-то придет в голову делать телевизор, включающийся только с помощью правильной идентификационной карты. Так что скорей всего это и есть тот самый лаз, только нам все равно в него не попасть, разве что с помощью той карты, на которую мы записали идентификацию офицера Пайама. Но эта карта у Лекса, так что пока не проверить.

Нетерпеливо оглядываюсь на дверь. Лекса нет слишком долго. Морис тоже стоит и смотрит на прозрачную поверхность двери.

Я злюсь. Нам нужно было идти всем вместе. Если с Лексом что-то случилось, мы даже не услышали бы. Вот Бракт пропал бесшумно.

Нет, нам не нужно было разделяться. Злюсь на Мориса, хотя идея принадлежала моему другу. Все равно злюсь, понимаю и злюсь одновременно.

Вдруг экран интеркома рядом с прозрачной дверью начинает показывать не коридор снаружи, а другое помещение. Там какие-то тени пляшут сбоку, слышатся звуки борьбы. Я подскакиваю ближе.

– Это кухня! – прежде всего определяю я и, выхватив карту Мориса из считывателя, открываю дверь. Морис не успевает на этот раз "позаботиться" обо мне и перехватить. Выскакиваю наружу и, практически не оглядываясь вокруг, несусь к лестнице, а потом вниз и на кухню.

Там живой и слишком здоровый Бракт дерется с Лексом, и, к сожалению, выглядит в этой борьбе более уверенно. Но хотя бы пистолет он уже где-то потерял.

Парни мутузят друг друга с какой-то дьявольской жестокостью. Лицо Лекса разбито в кровь, но он не сдается. Повсюду валяется посуда, столешница повреждена.

Оглядевшись, поднимаю с пола сковородку, но она как орудие не годится – слишком легкая, и, кажется, ее можно свернуть в трубочку, особо не напрягаясь.

– Не надо, не честно, – говорит подоспевший Морис, вынимая ее у меня из рук. Мне же, честно говоря, на честность их поединка немножко наплевать. Но я не успеваю сказать, куда ему с этим идти. Бракт бьет Лекса ногой в живот и тот пробивает собой перегородку между секциями кухни. Бракт пытается пролезть через дыру, хотя разумнее было бы перегородку обойти. В награду за это решение, картина висящая над дырой, падает на него и захватывает в рамку. Бракт остервенело рычит.

Перебежав во вторую секцию, вижу что Лекс, пошатываясь, поднялся. Между соперниками на секунду оказывается массивный стол, который, возможно сделан из выроста пород Муравейника, а значит, не сдвигаем. В его центре на подставке находится единственное в доме оружие, которое не под замком. Это какой-то иномирский меч, а, может просто украшение в виде меча.

Бракт, скинув с себя рамку, снова нападает, и Лекс наносит ему неплохой удар в торс. Они сцепляются, Бракт бьет Лекса об стол, но Лексу удается ему так засандалить по горлу, что тот, поперхнувшись, отступает. Всего на мгновение, но вдруг Морис забывает о своей политике невмешательства и, схватив с подставки небольшой аквариум, окатывает Бракта мутной водой. Тот снова рычит, делает выпад к Морису, но останавливает себя. Снова поворачивает к Лексу, пропускает один удар, но добавляет от себя несколько. Лекс падает на пол, пытается подняться, почти обессиленный. Но Бракт видимо решает, что эффектнее будет добить его мечом, поэтому, сделав рывок, тянется к нему. Пытаюсь броситься на Бракта, надеюсь дать Лексу хоть пару секунд на передышку, но Морис тянет назад. На этот раз вовремя. Бракт хватается за меч и вдруг его начинает бить током.

Жуткое-жуткое зрелище! Но Морис кидается к панели с тумблерами, которую я даже и не заметила, и щелкает всеми подряд. Бракт падает на пол бездыханным.

Лекс смотрит на него, тяжело дыша и так и не поднявшись на ноги.

– А ведь по-честному, без этой железяки, он бы меня уделал, – говорит он через минуту.

– Он бы нас всех уделал, – отмечает Морис. – Нам повезло. Хорошо, что тебе самому не пришло в голову за него схватиться.

Я уже нашла в ящике очень мягкое чистое полотенце и сажусь рядом с Лексом, осторожно вытираю его лицо от крови.

– Пришло, – Лекс морщится, но не противится моим действиям. Кровь залила ему и глаза, и рот. – Только как говорится, не умеешь, не берись, а я с мечами не умею, – проговаривает он.

Опираясь на меня, Лекс тяжело встает.

– Все выходы заперты, – говорит он, – карта офицера Пайама нигде не действует.

– Этого следовало ожидать, – вздыхает Морис. – Только не понятно, чего хозяева еще от нас ждут. Свою порцию зрелищ они уже получили.

– Возможно, двери разблокируются, когда мы заберем приз, – предполагает Лекс.

– Идемте, – киваю я. В таком состоянии другу подниматься по лестнице да и вообще идти тяжело, но я тащу его за собой. Вряд ли нас просто так отпустят, но если я права на счет лаза, мы, возможно, сможем все выбраться через кабинет Толлека.

Поднявшись по лестнице, бредем к спальне. Мы, поддерживая Лекса, смотрим вперед, а вот сам он вертит головой и кое-что замечает.

– Новая дверь открылась, – констатирует он. Мы застываем. Это хорошо или плохо?

Повернув голову, действительно вижу, что еще одна из дверей стала прозрачной, но с такого ракурса можно разглядеть лишь очень небольшую часть помещения позади нее.

– Ну, пошли, – предлагает Лекс. Все вместе разворачиваемся и подходим к комнате, которая подписана как ромашковая спальня. Отсюда, от входа теперь видно почти все: светлую спальню с небольшими желтыми акцентами. Спальный модуль молочно-белого цвета с трех сторон закрыт шторкой с ромашками, так что есть ли кто внутри непонятно. Рядом стоит непонятное устройство на колесиках с экраном и кнопками, но в остальном похожее на тумбу с несколькими ящиками.

– Думаю, что нам полагается туда заглянуть, – говорит Морис и, не получив возражений, открывает дверь. Мы все подходим к модулю, и он приотодвигает шторку. Что-то за ней приводит его в шок, но, поборов себя, Морис резче толкает штору и она автоматически раздвигается со всех сторон.

Чуть свыкнувшись с тем, что мы видим, подходим вплотную к модулю с разных сторон. Внутри на матрасе лежит тощее тело изможденного старика в полосатой пижаме, по цвету больше подходящей для той первой открытой спальни, если конечно он имел привычку подбирать себе одежду, гармонирующую с обоями. Под головой у него редкая для Муравейника подушка. Рубашка на груди распахнута и видны прилепленные к груди датчики. Перед ним на перемещаемой подставке находится включенный экран, но смотрит он в другую сторону – на стену с висящей на ней картиной.

Точнее говоря, смотрел. Дорогой спальный модуль, способный поддерживать внутри задаваемые условия, в данный момент настроен на то, чтобы превратить навсегда уснувшего в нем человека в мумию. Рот мертвеца распахнут. На шее находится странное устройство с винтами. Жуткий мертвый взгляд с кажущейся ненавистью смотрит на нарисованных на картине людей. Можно предположить, что в тот час, который стал для старика последним, шторка была отодвинута. Несмотря на постигший его конец, лицо этого человека имеет большое сходство с фотографией Толлека – хозяина этих апартаментов и, как мы думали, хозяина игры.

Со стоном нагнувшись, Лекс заглядывает на висящий перед мертвецом экран.

– Видео с камер внутреннего наблюдения, – проговаривает он, держась рукой за бок.

– Должно быть, наблюдал за уборщиками, – предполагает Морис. – Похоже, он был чем-то болен и какое-то время не вставал с постели. А это должно быть устройство, следящее за его жизненными показателями. – Он кивает на агрегат рядом с модулем.

– По-моему, это и есть Толлек, – говорю я.

– Значит, главный в игре не он, а тот усатый офицер, Пайам, – кивает Лекс. – Решил воспользоваться для ее завершения чужими апартаментами.

– Но Бракт говорил, что Толлек уехал из Муравейника несколько дней назад. И Кирилл также говорил, что человек, которому принадлежал напавший на нас робот, уехал.

– Наверняка, эту информацию не сложно подделать, – пожимает плечами Морис. – Он специально положил Толлека в закрытую спальню, – продолжает рассуждать он, – чтобы никто, в том числе уборщики, не знали, что он настолько плох, а потом, что он умер. Чтобы апартаменты остались на какое-то время в полном распоряжении офицера, и он мог вести с нами игру.

– Я думал, что игра – прихоть скучающих богачей с верхних уровней, обладающих комплексом бога, кучей возможностей и свободным временем, – Лекс тяжело опирается на заднюю стенку модуля. – Но, выходит, нашу игру вел офицер стражей. Ему-то это зачем?

– Может из мести, – Морис отходит в сторону так, чтобы больше не видеть мертвеца. – А может просто садистские наклонности, как у большинства стражей. Не все ли равно?

– Не отмахивайся, – возражает Лекс, – нам нужно понять его мотив, если мы хотим договориться с ним о нашей дальнейшей судьбе. Кстати, раз хозяин апартаментов теперь с нами, не попробуешь ли ты пошуровать в домашней системе?

Да уж. Морис честно пытается взять мертвеца за руку и отсканировать его палец, прижав к устройству, принесенному из библиотеки, но ничего не выходит. То ли палец мертвеца слишком отличается от пальца живого человека, то ли отпечатки Толлека были удалены из памяти системы.

Отчаявшись, Морис подходит к нам, стоящим возле экрана от входа в техническую шахту. В этой комнате его прикрывает только бело-желтое кресло.

– Кажется, мы все-таки нашли выход, – вяло улыбается Лекс. Он все хуже и хуже выглядит. Очевидно, что нам придется обратиться за медицинской помощью и сделать это как можно скорее.

Больше я с ним не спорю. Пока они с Морисом отворачивают экран от стены, я бегу в хозяйский кабинет и забираю часы. Лекс передал мне карту с идентификацией Пайама, так что я прикладываю ее к углу телевизора, надеясь, что карта офицера стражи подействует, как по умолчанию действует на всех электронных запирающих устройствах. К счастью, сам Пайам об этой двери, видимо, не знал, а, значит, и не заблокировал для нас. Действительно за экраном ненастоящего телевизора тут же открывается проход, но он ведет в никуда. Просто маленькая пустая комнатка за стеной. Проверив этот вариант, сбегаю вниз и пробую выходы из апартаментов, включая двери из оранжереи, выходящие на платформу и в парк, но все они все еще заблокированы. Значит, вариант выбраться отсюда у нас действительно остался всего один.

Запыхавшись, возвращаюсь в ромашковую спальню. Отрицательно качаю головой на молчаливый вопрос Лекса, и он лезет в шахту, сразу включая фонарь.

Морис помогает мне пролезть через узкое отверстие в стене, хотя в этом нет никакой необходимости, но он галантен до конца.

– Пошли, – говорит Лекс, направляясь вперед по проходу, который мы видели на схеме жилища, предоставленной Морисом. Луч фонаря освещает нам путь.

– Э, Вета, – вдруг зовет Морис. Он идет самым последним. Я оборачиваюсь, а он вдруг резко тянет меня за руку на себя. Я чувствую неприятное дуновение. В шахте становится почти совсем темно, остается только свет из комнаты в начальной части тоннеля.

Отбрасываю от себя руку Мориса. В панике у меня не сразу выходит найти свой фонарь. Но включив его, обнаруживаю возле себя только внезапно выросшую стену. К моему ужасу Лекс остался по другую сторону от нее.

– Лекс! – как полоумная кричу я. Он откликается, но слов не разобрать. В ужасе я стучу, пинаю чертову стену, но все, конечно же, тщетно.

– Перестань, ты так покалечишься, – Морис оттаскивает меня от нее. – Лекс-то сможет выбраться, а нам еще предстоит найти другой вариант, идем. – Он вынуждает меня вылезти обратно в комнату.

– Думаешь, он не оказался там заперт?!

– Нет, – Морис дергает плечом, – вы же, я так понимаю, открыли шахту, где-то с той стороны на всякий случай, да?

– Конечно. Если он не оказался между двумя такими стенами, то он выберется, – говорю я нервно. – Как ты только заметил? Она захлопнулась так резко и внезапно, как все двери здесь.

– Не знаю, случайно заметил движение. Инстинктивно притянул тебя к себе.

– Отличная реакция.

– Да, вот только не знаю, – смущенно говорит Морис, – не сделал ли я хуже. Я испугался, что она ударит прямо по тебе, но возможно она бы захлопнулась просто за твоей спиной, и вы бы оба оказались свободны.

– Скорее она прихлопнула бы меня как жука, – я убираю фонарик и снова оглядываюсь вокруг, пытаясь отвлечь свой нервный мозг, разглядыванием деталей обстановки. Взгляд тут же останавливается на картине, висящей возле спального модуля, хотя сюжет ее чрезвычайно прост в отличие от остальных произведений искусства, украшающих стены. Ее же протыкает своим остановившимся взором и мертвый хозяин всех этих вещей, случайно или нет.

– Надеюсь, Лекс придумает, как нас вытащить отсюда, – между тем говорит Морис, подходя к выходу из комнаты, – но нам и самим нужно предпринять все возможное. Ты проверяла выходы через оранжерею?

– Да, они тоже заблокированы, – отвечаю я устало.

– Помнишь схему? Туда можно также пройти через второй ярус, – говорит Морис, уже выйдя за дверь. Я следую за ним, и вместе мы выходим в коридор, идущий позади комнат. Там такие же три двери выходят на вытянутый балкон, нависающий над оранжереей. Выйдя на него, Морис подходит к перилам. – Посмотри туда! – он указывает направо, к ближайшему к нам концу балкона. Оттуда за креплениями для ламп и другой техникой отходит мостик, подходящий вплотную к остеклению, отделяющему нас от парка и свободы. – На ночь это стекло закрывается ставнями, – говорит Морис, – к их механизму может понадобиться доступ на случай поломки, так что возможно там есть открывающееся окно. Давай, проверь с этой стороны, а я с противоположной.

Кивнув, я смотрю, как он идет к дальнему концу балкона, а потом иду к ближнему мостику. В остеклении действительно нахожу окно, но его можно открыть только с помощью карты, которая есть, полагаю, только у обслуживающих такие системы техников. Вернувшись на балкон, вижу, что Морис возится с чем-то возле такого же окна в дальнем конце оранжереи.

Стараясь не нервничать, выхожу обратно в коридор, закрываю за собой дверь и блокирую ее одной из своих карт. Быстро иду ко второй двери и делаю с ней то же самое. Когда я добираюсь до третьей двери, ближайшей к Морису, тут же захлопываю ее и вставляю в считыватель последнюю третью карту, которую мне дал Лекс. Именно в этот последний момент, к двери подходит Морис. Он пытается открыть ее со своей стороны, но не может.

– Что ты сделала?! Зачем?! – он кричит с таким искренним изумлением, что я начинаю сомневаться в собственной догадке. В любом случае, меня так захлестывают эмоции, что я просто физически не могу ему ничего ответить. – Ладно, – говорит Морис и идет ко второй двери, которую ему также не удается открыть, и он идет к третьей. Я иду за ним только медленнее, чтобы он понял, что я не переставляю карты, так что, просто попытавшись обогнать меня, выбраться из оранжереи он не сможет. – Откуда у тебя третья карта?! – кричит Морис в удивлении. – Вы что, это с Лексом спланировали?!

Конечно, ничего подобного мы спланировать не могли. От перил балкона до остекления натянута прочная сеть, которая не позволила бы с этого балкона ни свалиться, ни спрыгнуть. Она на схеме апартаментов отмечена не была, так что я не знала, что Мориса удастся здесь запереть, пока не увидела все воочию. А сам Морис не знал, что у меня в нарушение правил осталась карта бывшего шинарда. Также он, скорее всего, не в курсе, что у меня в кармане лежат подаренные Редженсом часы с экстренной связью. Впрочем, в отсутствии сети от них никакой пользы.

– Неужели, ты испугалась, что в отсутствии Лекса я попытаюсь отобрать у тебя часы?! – с негодованием спрашивает Морис из-за прозрачной, но чрезвычайно прочной двери. Его голос звучит через интерком, который добавляет от себя пугающих ноток.

Я сначала удивляюсь, а потом понимаю, что он не о моих розовых часиках, а о драгоценных часах, якобы гарантирующих освобождение от ответственности перед законом. Они у меня в другом кармане.

– Конечно, нет, – говорю я, нащупывая их в кармане, чтобы не перепутать и не вынуть не те. Вытаскиваю нужные. – Они мне не нужны. – К сожалению, пафосно отбросить их в сторону некуда.

– Тогда что? Ты спелась с хозяевами игры?!

– На самом деле, я боюсь, что…да, – кладу часы обратно в карман, потому что больше некуда. В коридоре даже тумбочки завалящей не стоит. – Я думаю, что настоящий хозяин игры – это ты. – Пытаюсь понять что-нибудь по изменившемуся выражению лица Мориса, но там столько эмоций намешено, да я и не понимаю в этом ничего.

– Это потому что я, – предполагает Морис, кое-как справившись с эмоциями, – всего лишь вовремя заметил ту стену, которая чуть тебя не пришибла?

– И поэтому тоже.

– Да? – Морис облокачивается на прозрачную поверхность двери. Он явно сердит, но сдерживается, возможно, еще надеется убедить меня в своей непричастности. – Какие еще доводы против меня, позволь узнать?

– Хозяева игры якобы рассердились, что я, – говорю дрожащим голосом, нервно теребя рукав кофты, – выключила телефон, из-за чего не могла бы дальше участвовать в игре.

– Да, и заставили Бракта написать тебе сообщение, – кивает Морис, продолжая раздраженно сверлить меня взглядом.

– Только мне, хотя остальные сделали также как я.

– Не все. Я и Лекс просто перестали открывать сообщения от них, а Бракт вообще старательно следовал инструкциям, – проговаривает Морис.

– Палома выкинула свой телефон. Но она всегда была рядом с тобой и таким образом оставалась в игре. А Герти после убийства Сэма никто больше не видел. Только ты с ней контактировал. Охранник продолжал играть, Лекс мог получать сообщения через меня, а старый философ…я думаю, он был тебе изначально не интересен. Он был бы следующим, на кого ты натравил бы Бракта.

– Не надо так говорить, я ничего подобного не делал, – с некоторой горечью говорит Морис.

– А еще ты предложил мне и Паломе жить с тобой, – выпаливаю я.

– А это как связано?! Я всего лишь хочу построить близкие отношения с кем-нибудь. Я устал быть совсем один. В чем ты меня упрекаешь? Разве это плохо?!

– Нет, но ради Паломы ты подстроил убийство Сэма… У Толлека причин убивать его не было, у Пайама тоже.

– А ради тебя? – глаза Мориса сверкают злобой.

– Не ради меня. Мы все думали, почему хозяева игры попытались избавиться от моей подруги Кейт? А ответ прост – она обидела тебя!

– Нет!

– Когда мы с тобой остались наедине в баре, ты хотел сказать мне что-то важное, а она прогнала тебя.

– Она плохая подруга, – рычит Морис, в ярости ударяет кулаком по двери.

– А остальные тоже плохие друзья?! Мы думали, почему в команды выбрали именно этих людей? Какая между ними может быть связь? А сейчас я полагаю, связь это ты! С Брактом ты учился в одном потоке в школе, старик мог преподавать у тебя, когда ты учился дальше на техника – философию дают на всех направлениях. Кара – энтомолог, у вас общие интересы. С Раваной ты мог познакомиться в баре. Ворчуна сделала акбратом учительница химии, к которой ты ходил на дополнительные занятия. Она выделила его, но не тебя?

– Она работала первый год, когда я заканчивал школу. У меня было мало времени на то, чтобы произвести на нее впечатление, – возражает Морис.

Я только усмехаюсь, потому что идея про "химозу" была просто удачной догадкой, которая только что пришла мне в голову, я продолжаю увереннее:

– Зато тебе удалось произвести впечатление на Кару, когда ты вылил на нее кислоту. С Герти, по твоим же словам, ты познакомился, когда чинил ей терминал. С Паломой, полагаю, произошло так же, она просто тебя не запомнила.

Морис несколько секунд смотрит в сторону, скрестив руки на груди.

– Слабо, – наконец изрекает он. – Твоя предыдущая версия, что Толлек выудил эти наши имена из своей базы, мне кажется логичнее. К тому же почти все из того, что ты только что сказала, просто предположения.

– Верно. Но тебя сдал сам Толлек.

– И как же это? – презрительно интересуется Морис.

– Похоже, Толлек умирал достаточно долго, не в силах подняться с постели. Но перед ним все это время был экран, по которому он мог видеть, как уборщики регулярно приходят сюда и работают буквально за стенкой от него. Все это время он наверняка пытался позвать на помощь, так что было бы логично, если бы он умер, глядя на экран. Но он смотрел на картину.

Я делаю паузу, и вижу, что Морис пытается вспомнить, что там за картина такая была. Но он наверняка не обратил внимания. Мне же повезло.

Толлек интересовался историей театра, так что не удивительно, что в одной из спален в его апартаментах оказалась картина с изображением героев известной в одном из миров пьесы. Репродукцию этой картины я уже видела на афише, украшавшей стену гримерки в любительском театре, в котором я имела недолгое счастье играть.

– Там изображена сцена из пьесы "Мориси Вилда", – говорю я.

Морис сначала просто усмехается, а потом внезапно начинает биться об дверь.

– Чертов старый ублюдок! – орет он и продолжает посыпать Толлека ругательствами – Подставил-таки меня напоследок! Мало он мне подгадил в жизни!

Дверь так и не уступает его напору, так что вскоре Морису приходится умерить свой гнев.

– Знаешь, что он сделал со мной?! – тяжело спрашивает он, глядя на меня сквозь помутневшую поверхность двери. А я почему-то думаю о том, с какой же тщательностью приходится уборщикам драить все эти прозрачные двери, чтобы казалось, что в проеме их вообще нет.

– Нет, но я думаю, что эта история связана со смертью той девушки – Урсулы, о которой было одно из заданий игры.

– Не сложно догадаться, – прислонившись лбом к двери, Морис начинает рассказывать. – Мы с ней были друзьями. В тот год я как раз окончил обучение по техническому направлению, причем не одним из лучших, а лучшим! Если бы не оценка по философии. Философии! Все равно я получил заслуженную должность – это была разработка программного обеспечения, но поселили меня ниже, чем могли бы – всего на тридцать восьмой уровень. Урсула пригласила меня это отметить. Это была полностью ее идея. Я даже не знал, что под землей есть клуб. Она уговорила меня не трусить и нарушить закон. Говорила, что все так делают. И действительно, когда мы спустились туда по веревке, на которую была целая очередь, мы оказались в битком набитом помещении. Там было так много народа, что мы вскоре потеряли друг друга. Там была такая громкая музыка и ужасный свет, я чувствовал себя там не в своей тарелке и не мог расслабиться. Решил найти Урсулу, чтобы сказать ей, что ухожу. Но когда нашел, она разговаривала с каким-то бугаем. С ним она двинулась, куда-то в сторону, а я пошел за ними. Догнал в конце какого-то темного коридора, окликнул. В общем, те, кто стоял там, в тени, поняли, что мы вместе. Нас двоих выволокли куда-то в темноту подземелья. Я не буду тебе рассказывать, что именно с нами сделали, но мучали они нас несколько часов. В конце я, должно быть, потерял сознание. Когда очнулся в темноте и холоде, просто инстинктивно начал двигаться, чтобы не замерзнуть. О Урсуле я тогда не думал, все мое сознание занимали только боль и холод. Потом меня подобрали падшие. Теперь они меня конечно не узнают. Тогда я выглядел, должно быть, как один из монстров подземелий. Или скорее как отходы их жизнедеятельности. Падшие потом сообщили мне, что на следующий день нашли обглоданный человеческий скелет. Я думаю, это все, что осталось от Урсулы.

Мориса начинают душить слезы, поэтому он делает долгую паузу. Собравшись, он продолжает:

– Делом Урсулы занялся вот этот человек, узнаешь? – Морис делает что-то с интеркомом со своей стороны двери, а с моей на нем появляется изображение из одной из комнат. Судя по цветовой гамме, это розовая спальня, которая до сих пор, по крайней мере, стояла закрытой. Там в кресле сидит мужчина, но, видимо, у него на экране также появляется какое-то изображение, потому что он тут же встает и подходит. Его лицо теперь занимает почти весь экран. Он разражается нецензурной бранью в адрес Мориса, а у меня появляется время рассмотреть его получше. В конце концов я прихожу к выводу, что это пропавший усатый офицер Пайам, только без усов.

– Вы сбрили усы, – тихо констатирую я, но он меня, похоже, слышит, так как, сделав паузу в своих излияниях, тут же проверяет пальцами их наличие. Ничего не обнаружив, продолжает ругаться дальше:

– Чертово отребье! Поглумиться решил! – вопит он, брызгая слюной на экран.

– Вот это ничтожество, – говорит Морис твердо, сделав звук офицера существенно тише своего собственного голоса, – ничего не сделало, чтобы наказать истязателей и убийц Урсулы. А все потому, что одним из них был акбрат Толлека.

– Я ничего не сделал, потому что ты, продажная шкура, отказался от своих показаний! – тихо вопит офицер.

– Это не я должен был доказывать, что они убийцы! А вы, чертовы бесполезные стражи! Я жертва, а вы должны были защитить меня! – оглушительно орет Морис, полностью перекрывая крики офицера. Потом он его отключает вовсе, хотя офицер, судя по изображению, продолжает эмоционально высказываться на этот счет. – Толлек дал мне ясно понять, что если я не откажусь от показаний, то быстро и плохо закончу. А если заберу, то получу повышение.

– И ты выбрал последнее, – говорю я.

– Как сделал бы кто угодно на моем месте!

Я вижу на экране, что офицер замолчал, поняв наконец, что нам его попросту не слышно.

– Я сразу оказался на продвинутом уровне – и это было мое место! Но три месяца назад без предупреждения, без объяснения причин мне указали возвращаться обратно вниз, да еще и на должность ремонтника! – рычит Морис, снова дубася по двери. – И это мне?! Да я в таких проектах участвовал…

– Просто прошло достаточно времени, чтобы дело ушло в архив. Твои показания стали никому не нужны, – вздыхаю я. – И ты решил мстить?

– Я решил пробраться сюда, к Толлеку, и умолять его вернуть меня назад. Он пустил меня просто так, выслушал мою униженную речь, посмеялся, – со слезами на глазах рассказывает Морис. – Заставил делать то, что я ни за что бы не сделал раньше. А потом сказал, что если я еще буду возмущаться, то запись этого увидят все. Вот тогда я решил мстить.