Текст книги "Жук в Муравейнике (СИ)"

Автор книги: Дана Обава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– А нам что делать? – спрашивает Лекс.

– Тоже спать ложитесь, – провидица указывает нам на одеяла рядом со входом. Собака уже устроилась на одном из них. – Когда миры соединятся, вы сами почувствуете.

– И что, Вета отделается от своего рыбо-монстра во сне?

Неплохой и даже уютный вариант, тем более что спать как раз очень хочется.

– Нет, – к сожалению, отвечает провидица, надевая веревочную петлю на свое левое запястье. – Где-нибудь часа в четыре утра, когда связь между мирами начнет слабеть, вы тихо встанете, – она подчеркивает слово "тихо", – спуститесь в люк, – она на несколько секунд отдергивает кусок половицы, лежащей в центре палатки, показывая этот люк, – сядете в лодку, чтобы не намочится, а то простудитесь еще. Двигайтесь в ту сторону, – она показывает куда, – через шлюз выйдите наружу. А там дух приведет, куда надо.

– И что там нужно будет сделать? – спрашиваю я, нервничая.

– Ничего, походите рядом по коридорам, и мир сам вытянет из тебя постороннего духа как…этим…у вас есть такой прибор…как пылесосом!

– Примерно так я этого духа и подцепила, – сетую я.

– Ну, как у вас говорится, выход из ситуации там же где и вход! Только вы, главное, не останьтесь там, а то будете как я. Вы хорошо плаваете?

Мы переглядываемся. В этом мире нам особо как-то не доводилось поплавать. Бассейнов на нулевом уровне нет. А там, куда Лексу пришлось нырять, чтоб хлыст Мина вытащить, там на самом деле мелко было, плаванием это не назовешь.

– Ну ладно, цель ясна, – вполне довольный Лекс опускается на одеяло, на котором уже возлежит собака. Поскольку она ему одеяло не уступает, он просто обнимает ее и, похоже, удобно устраивается. Собака, было, поднимает голову, чтобы возмутиться, но передумав, кладет обратно.

– Последний вопрос, – робко прошу я, раз свет в палатке еще не выключился. – А с Роко все нормально будет?

– Конечно, – вполне уверенно отвечает провидица из-под одеяла, – если монстры не нападут, – добавляет она также уверенно.

Учитывая, что провидице в этом мире сложно "провидеть", приходится удовлетвориться таким ответом и улечься тоже. Но через несколько секунд, провидица откидывает край своего одеяла и все же добавляет:

– Раньше здесь все так жили, как падшие, – выдает она. – Когда я пыталась вернуть свой дар и все еще была оптимистично по этому поводу настроена, то мне иногда удавалось ненадолго проникнуть в прошлое этого мира. Я видела большие когарты первых поселенцев, примерно с нашу общину падших, а то и больше. Тогда когарты были просто группами людей, объединившихся для обороны и помощи друг другу. В те времена не было этих надежных дверей и шлюзов, и людям приходилось выставлять охрану на ночь от появления монстров, приходящих с темнотой. Это и были тогдашние стражи. А теперь они все объединены в гильдию и охраняют людей друг от друга.

На этом наступает одиннадцать часов вечера и гирлянды лампочек над нами, делающее палатку такой уютной, гаснут. Провидица сразу прекращает свой рассказ, хорошо хоть не на полуслове. Где-то с минуту мы слышим лишь тишину, а потом пространство вокруг нас наполняется звуками, тихими, но пугающими. Мы вроде бы находимся в безопасности, но заснуть под эту какофонию сложно. Как подумаешь, что от чудовищ нас отделяет не две качественные тяжеленые двери, а всего лишь груда хлама, сразу сна ни в одном глазу. К такому надо привыкнуть.

И в итоге я прекрасно засыпаю, благополучно пропустив тот момент, когда миры соприкасаются друг с другом. Правда, даже не представляю, что должно было бы измениться, что я должна бы была почувствовать. Может быть простым людям это вообще не дано уловить.

Когда я открываю глаза в темноте, то вижу только красный огонек на панели обогревателя, который говорит о том, что тот все еще работает, но в палатке ощутимо холоднее, чем было. Потом Лекс включает планшет, чтобы проверить время. Собака встает, словно лучше нас знает, что уже пора.

Лекс засвечивает свой фонарь, направляет его так, чтобы он не мешал спящей провидице, а мы бы видели, что делаем. Я нехотя выбираюсь из-под одеяла в прохладу ночи, отгибаю половик и открываю решетку люка. Внизу так холодно, что, казалось бы, воду должно сковать льдом, но нет. Опираясь на решетку, спускаю туда ноги. Ощущения такие, словно моя душа подпрыгивает, чтобы остаться наверху в относительном тепле, но ноги касаются резиновой поверхности лодки, я ухаю в люк полностью, и душе приходится последовать за мной. Сев в передней части лодки, я перебираю руками по решетке, чтобы задняя ее часть оказалась под люком. Пальцы ломит от холода.

Лекс быстро забирается в лодку позади меня, привстав, отгоняет собаку и пытается закрыть люк, но когда он тянется к нему, собака все-таки соскальзывает к нам в лодку. Лекс пытается жестами показать, куда она должна идти, но она просто перебирается на нос лодки, всем своим видом показывая, что решение своего менять не намерена. Два упрямых самоубийцы в лодке плюс собака равно три упрямых самоубийцы.

Закрыв-таки люк, мы пытаемся тихо разобраться, что делать с веслами, прикрепленным к бортам. В итоге за оба весла берется Лекс, а я просто свечу фонариком вперед, так и плывем, вроде бы в том направлении, что указала нам вечером провидица. Собака выслеживает впереди опасность.

Низко над нами проплывает решетка, на местах палаток она сплошь укрыта ковриками или одеялами, так что свет от фонарика никого не должен разбудить. Тихо плещется вода, и ничего больше сейчас не слышно. Мы спокойно, хотя и дрожа от холода, достигаем стены зала и заплываем в арку. Плывем дальше по каналу, в который сходится множество труб, но никакой комнатки, о которой говорил Роко, не видим. Только метрах в пятидесяти от начала видим на стене начерченную черной краской линию, уходящую под воду, возможно маркирующую вход туда.

Из-за промозглого холода канал кажется бесконечным, в реальности же мы тратим всего несколько минут, чтобы добраться до его перегороженного конца, где к воде спускается вертикальная металлическая лестница. К ней я поскорее привязываю лодку задеревеневшими пальцами, и теперь остается только придумать, как вытащить отсюда собаку. К сожалению, эволюция не снабдила ее пальцами. После короткого диалога жестами решаем привязать ее к спине Лекса, но, когда я поднимаю собаку, чтобы взгромоздить ее туда, она выворачивается из рук и перекидывает передние лапы через ступеньку лестницы. Задние она пристраивает на ступеньке ниже. Посмотрев на меня говорящим взглядом, типа "ну что, погнали", собака преспокойно отталкивается задними лапами и перекидывает передние через следующую ступеньку выше, рывком подтягивает свою заднюю часть. Таким образом собака поднимается все выше и выше под нашими обалдевшими взглядами и двумя лучами фонарей.

Опомнившись, я начинаю подниматься вслед за ней. Через пару метров лестница попадает в узкую трубу, заканчивающуюся люком, который, к моему удивлению стоит открытым. Из-за этого клекот, который то убыстряется, то замедляется затихая, я слышу заранее. Раньше я такого не слышала, но читала. Поспешно обгоняю собаку, перелезая через нее. Извини, подруга! Добравшись почти до конца, вытаскиваю свой новенький фонарик и ставлю его в мигающий режим. Клекотуньи этого не любят, это сбивает их с мысли ухватиться своими огромными когтями за твою голову и, разбив череп о камень, полакомиться мозгами. Я застываю у выхода из трубы, откуда мне видны их мощные пугающие силуэты. Они боком отваливают от люка, прикрываясь от вспышек крыльями, но не уходят. Большая ошибка прорываться мимо них, нужно иметь терпение и не пытаться припугнуть как-то иначе. Малейший звук, похожий на удар, и сюда набежит куча падальщиков. Клекотуньи предпочитают нежные мозги, но и остальное не пропадает благодаря их сотоварищам.

Так что мы все ждем. Я смотрю, как подрагивают перья, как птичьи ноги нервно переступают туда-сюда, а когти скребут по полу. Они знают, что совсем рядом находится вкусная добыча, поэтому и не уходят, пытаются выдержать световую атаку. Мне их как-то не очень жалко. Тоненький не стесняющий движений свитер оказался не самым удачным решением. Надо было еще хотя бы перчатки надеть и шапку, но у меня на них банально денег не хватило. Хорошо бы батарейки в фонарике не подвели. На всякий случай другой рукой я осторожно нашариваю откинутую крышку люка, и пальцы тут же увязают в какой-то липкой гадости. Противно, но поскольку субстанция вроде бы не начинает меня сразу переваривать или жечь, то можно потерпеть.

Только через несколько минут клекотуньи наконец отчаиваются и внезапно все разом взмывают над полом. У них широкие крылья, но в коридорах подземелья они им странным образом не мешают. Не натыкаясь ни на друг друга, ни на стены, они преспокойно исчезают в темноте, и их выверенный уверенный полет – те краткие мгновения, что мне доводится его видеть – надо признать великолепное зрелище. Они четко и организованно отступают, а не сваливают куда подальше.

Мы имеем возможность наконец слезть с холодной лестницы и выбраться в нормальное помещение, откуда нам теперь правда следует идти в неизвестном направлении. Мы даже уровня, на который нужно спуститься, не знаем.

Мой рыбный преследователь пока молчит. Собака с неудовольствием обнюхивает мою испачканную руку, а потом пятно этой гадости на люке. Лекс все же пытается его закрыть, но откидная крышка словно приварена к полу. Собака нюхает и нюхает, обходя крышку по периметру и боком отпихивая от нее руки Лекса. Он в последний раз пытается ее поддеть и тут вдруг сам отскакивает. Из-под крышки на мгновение выскакивает что-то длинное и острое вроде иглы.

Это дает нам понять, что закрывать люк все же не стоит. Стараясь больше не тревожить местную фауну, мы продвигаемся наугад по коридорам. Собака то отирается у нас в ногах, то выходит вперед. Мы же светим фонариками строго перед собой, старательно обходя все, что может быть живым или местом засады для живого. К счастью время для местных уже позднее, и они в основном лениво копошатся или бродят в поисках прибежища и их не так сложно миновать, ориентируясь на звук или запах. Одно плохо – проход в иные мира даже не думает находиться.

Когда наконец среди множества запахов возникает нотка морской свежести, я тут же поворачиваю в том направлении. Это конечно не гнилая рыба, но рыба и море – это же из одной оперы? Продолжая пробираться по каменным коридорам почти в полной темноте, когда фонарь освещает только шероховатый с наростами и обломками пол, вполне можно представить, что находишься в пещере и вот-вот выйдешь на скальный берег, о который с шумом разбиваются волны. Что-то похожее нам доводилось видеть в школе. На редких уроках полного погружения нас группами заводили в зал, где с использованием иномирской технологии виртуальной реальности, нам показывали бушующий океан или весенний лес или снежную вьюгу, знакомили с обитателями степей и саванн. Картинка сопровождалась звуками, запахами и отчасти можно было ощутить изменения температуры, влажности, давления. Единственное с объектами не позволялось взаимодействовать.

Сейчас происходит нечто похожее. Сделав еще шаг, мы словно входим в другой мир.

Под нами волнующаяся поверхность моря, над нами затянутое свинцовыми тучами небо. Мы словно парим в воздухе. Я ощущаю присутствие Лекса и собаки, но не вижу их, и собственно, своего тела я тоже не вижу и не чувствую. Нет ни холода, ни давления ветра. Далеко впереди возвышается одинокая скала. Сосредоточившись на ней, мы почти тут же оказываемся поблизости. Оказывается, она словно башня стоит на краю почти голой равнины. Весь берег скалистый и довольно высокий, но она выделяется. В широком ее основании прослеживается множество ходов, по одному из них мы практически влетаем в большую пещеру и взмываем вверх. Почти в центре пещеры находится грубо сделанная статуя. У изображенного в камне существа массивное вытянутое туловище с одним огромным глазом и множеством длинных щупалец, которые он купает в нескольких каменных бассейнах, заполненных водой. Больше всего он похож на гигантского кальмара. Пещера расположена достаточно низко, чтобы морская вода через нижние проходы волнами заливались внутрь. Вместе с нею в пещеру забираются и существа, очень похожие внешне на моего сине-серого преследователя. То есть мы пришли по адресу.

Существ заносит внутрь вместе с очередной волной, после чего они начинают отчаянно сопротивляться обратному ее ходу, подползают к щупальцам каменного спрута, и ворохом закидывают его ракушками. Уложив подношение, существа на время почтительно замирают, прежде чем вернуться обратно в море.

Вдоволь насмотревшись на местную традицию, я задаюсь множеством вопросов, но больше всего мне почему-то интересно, как мой преследователь убил себя? Ведь провидица называла его самоубийцей. Он разбился о скалы, заморил себя голодом?

Каким-то образом договорившись без слов, мы все втроем вылетаем снова наружу и обращаем внимание на равнину. Несколько серых существ, вместо пещеры упрямо ползут по скалам к ней, а потом вглубь. Идти по суше прямо как люди этим существам явно тяжело, хотя они и очень похожи на нас. То, что мой преследователь демонстрировал в столовой, точнее говоря его дух или галлюцинация, порожденная его влиянием на меня, оказывается далеко от реальности.

Существа упрямо ползут вперед по каменистой пустоши, покрытой только лишайником, с углублениями, заполненными водой. Но от воды они отворачиваются, загоняя сами себя все дальше вглубь материка или большого острова. Впереди, по крайней мере, этой равнине края не видно. Мы же, по ходу, можем как-то силой мысли проскочить большие расстояния, что и делаем, пока где-то далеко, наверное, в километрах от берега не обнаруживаем обессилившее и уже явно умирающее существо, распростертое на камнях.

Что побудило его к такому жизненному выбору, невозможно понять, летая вокруг него как камера слежения, да и пора нам выбираться отсюда, решаем мы. Нам здесь явно не выжить, если придется остаться. Одного этого решения достаточно, чтобы нас потянуло куда-то в сторону и назад. Следом приходит ощущение, как будто вынимаешь голову из воды.

Я прихожу в себя в полной темноте. Снова холодно, и я кажется сижу в большой луже на каменном полу, что не очень приятно. Нашарив прикрепленный к ремню фонарик, я включаю его и поспешно осматриваюсь вокруг. Лекс и собака к счастью по-прежнему рядом, немного оглушенные, но живые и невредимые.

Встав наконец с мокрого пола, обводим фонариками маленькое цилиндрическое помещение – точно такое, в каком содержат Мэй в больнице. Наборы таких цилиндров есть, как нам уже известно, на многих уровнях Муравейника, и используются они по-разному. Вполне естественно обнаружить такие и под землей. Но в отличие от тех, что мы уже видели, вход здесь – это просто небольшой пролом в стене, который Муравейник начал медленно заживлять, но протиснуться мы сможем. Интересно, что я вообще не помню, как мы сюда забрались, ведь вроде бы просто шли по коридору.

Осмотрев пол, обнаруживаем в лужах воды и другие "дары" того мира, в котором нам удалось побывать, если так можно выразиться: мелкие камушки и ракушки. Собака тщательно все обнюхивает, а потом поднимает голову и смотрит на нас совершенно человеческим обалдевшим взглядом.

– Тоже не приходилось раньше такого делать? – спрашиваю я у нее. Она мне, конечно, словами не отвечает, но, кажется, на секунду мы пришли к полному взаимопониманию.

– Провидица говорила, что этой ночью совмещалось несколько миров, – вспоминает Лекс, – пойдемте глянем.

Протиснувшись через узкий пролом, мы поочередно заглядываем в остальные цилиндрические "кельи", в которые ведут похожие проломы, словно кто-то сделал их специально, разбивая, чтобы добраться до содержимого. Только некоторые из проломов довольно большие и явно поддерживаемые от заращивания. На полу к ним проложены рельсы, и можно предположить, что искатели здесь часто бывают, вывозя дары других миров целыми тележками.

В одной из таких популярных комнатушек нам везет. Весь пол там усеян различными предметами, большинство которых вполне может быть использовано в Муравейнике и нечто аналогичное мы действительно уже встречали в магазинах. Лекс выуживает из сваленного как попало скарба круглую плоскую штуку, покрытую обалденной эмалью с рисунком из цветов. Собака находит сразу что-то съедобное. А я вдруг, поддавшись порыву, вытаскиваю тонкую помятую книжку в мягкой обложке, открываю и читаю небольшой текст. В основном там картинки. Мне кажется книжка детская.

В школе мы изучали сразу несколько языков, используемых в других мирах, те, что попроще конечно, но этого среди них не было. И все же я легко узнаю эти буквы, а они складываются в знакомые слова. А смысл коротких строк не просто ясен, мне кажется, я уже читала это однажды. Вывод очевиден – этот язык, эта книга, эти вещи – все из моего родного мира!

Я показываю книжку Лексу, он светит на нее своим фонарем и хмурится.

– Лучше прочти мне сама, – просит он.

Начинаю читать первые строки и, не удержавшись, прочитываю весь стих до конца, переворачивая мятые страницы. Читаю про молодого парня, которого все ищут и не могут найти, парня, исчезнувшего, после того как он спас из огня маленькую девочку. К концу у меня на глаза наворачиваются слезы, то ли из-за восхищения подвигом, не требовавшим похвалы и награды, то ли от узнавания собственного родного, но забытого мира.

– Крутой чел, – просто выражает свое мнение Лекс.

– Значит, ты тоже знаешь этот язык! Значит, мы из одного мира, из этого, – радуюсь я.

Собака тоже кое-что отрывает в груде вещей. Вытащив это у нее из пасти, я не могу удержаться от смеха. Это похоже на странную резиновую птицу, которая при нажатии еще и пищит. Посмотрев, где она такое добыла, нахожу целую коробку со следами любопытных собачьих зубов. В ней несколько мисок, пара игрушек, одеяльце и ошейник с медальоном, на котором большими буквами выгравировано слово "ПУЛЯ".

– Похоже, это посылка для тебя, – я надеваю собаке этот ошейник. Она удивленно крутит головой, но он ей, видимо, особо не мешает.

– Пять уже есть, – Лекс проверяет время на планшете, который к счастью пережил переход между мирами, хотя, конечно, в нашем случае это был не полноценный переход. Мы скорее подглядели в форточку. Но, надеюсь, этого хватило, чтобы дух самоубийцы отстал от меня. Надеюсь, в своем мире он сможет каким-то образом обрести покой. В нашем мире это ему явно не светило.

Сориентироваться в пространстве для нас не сложно, в предположении, что эти залы с цилиндрами под землей расположены симметрично надземным, с плоскостью симметрии, на нулевом уровне. Оттуда возвращаемся к лагерю падших, собираясь оставить там собаку с ее новообретенным имуществом и новой кличкой, а самим оттуда подняться наверх по лестнице.

Вот только что наступило утро. В это время идем по коридорам уже почти спокойно, стараясь все-таки сохранять внимание, хотя это сложновато, учитывая, что мы порядком вымотались. Сил кого-либо бояться уже совсем не осталось, и, пожалуй, попадись нам сейчас кто-нибудь хищный на пути, мы бы просто отмахнулись от него с просьбой подойти попозже. Но это так только кажется, конечно. Когда Пуля вдруг останавливается и с писком бросается в укрытие, мы вполне энергично следуем ее примеру, и залегаем за грудой хлама, которая подозрительно пованивает.

Усмирив собственное дыхание, слышим странный грохот, который можем идентифицировать как шаги, когда что-то огромное проходит мимо нашей кучи. Естественно фонари мы выключили, а писк, который издала Пуля, от испуга слишком сильно сжав челюсти с игрушкой, вряд ли монстр мог услышать за тем шумом, что сам же и издает. Все же, подойдя к нам близко, он останавливается, и, поменяв направление и темп движения, заходит к нам в коридор.

Мы вжимаемся в пол, хотя на нем повсюду валяются какие-то мягкие ошметки чего-то. Возможно, это чего-то было раньше частью кого-то. И еще кто-то похоже устроился в этом что-то на ночлег. Точнее на дневной сон. От него пахнет и идет тепло, которое, в теории, может замаскировать наше тепло, если не спящий по каким-то причинам монстр-шатун, не обойдет кучу, чтобы оглядеть ее со всех сторон.

Очень надеюсь, что ни у кого из нас не сдадут нервы. Я, кажется, держу собаку за лапу, которая немного подрагивает. Что-то дребезжит прямо над ухом, и этот звук становится громче.

Шагов больше не слышно. Очень хочется поднять голову и посмотреть, что же происходит, но в кромешной тьме это не имеет смысла. Однако сейчас явно что-то произойдет, кто-то чего-то выжидает, кто-то собирается что-то сделать.

Мы-то точно не можем сделать ничего, и нам остается только ожидать развязки. Но ничего не происходит пять секунд, десять. Только слабое дуновение воздуха говорит о том, что кто-то сдвинулся с места.

Внезапно со звуком выпущенной стрелы что-то пронзает кучу перед нами. Острие останавливается совсем близко от моего лица. Сердце подскакивает, по телу разливается ужас. Ладонь сжимает лапу собаки, потому что ее-то голова находится примерно там. Ужасный чпокающий звук, как будто стрела пронзила что-то. Я сжимаю лапу, но не могу ничего определить, пока не чувствую на пальцах теплое дыхание.

С шумом стрела выдергивается назад, куча впереди разваливается. Продолжаем лежать, хотя слышим удаляющиеся шаги.

Только, наверное, секунд через пятнадцать мы поднимаемся с пола, стряхиваем с себя ошметки чего-то и с опаской включаем фонари. Перед нами развороченная груда чего-то смахивающего на пожухшие листья. За нею лежит труп некого птицееобразного существа с жуткой сквозной раной. Да уж, это была явно не стрела, а скорее уж копье.

– Смотри, – Лекс указывает на пол. Лапы чудовища, только что прошедшего мимо нас, оказались испачканы в крови птицы и оставили на полу следы. – Похоже на то, что мы уже видели, да?

Действительно, похоже. Такие следы мы уже видели тоже здесь, под землей, когда спускались сюда по заданию хозяев игры и шли к лагерю падших по техническим шахтам вдоль труб. Тогда некто с такими лапищами вроде бы прошел там до нас, расчистив нам путь.

Кто же это тогда?

До лагеря падших остается на самом деле совсем немного, и монстр пошел именно в этом направлении. Сгорая от любопытства, мы, хотя только что прятались, переходим чуть ли не на бег, пока снова не начинаем слышать шаги. И вдруг они снова замолкают. Мы снова затаиваемся, ждем. Ждем, пока вместо звуков, издаваемых чудовищем, не начинаем слышать шум разбираемой баррикады. Пришло утро и падшие открывают арку, собираясь выйти наружу. Если чудовище сидит в засаде на них, дольше ждать нельзя.

Мы снова включаем фонари и с криками бежим вперед, но никакого чудовища впереди нет. Стражники, улыбаясь, приветствуют нас, не понимая, что мы мечемся там, заглядывая в другие арки и проходы поблизости. На наши объяснения, они только пожимают плечами. Ничего похожего на наше описание, они никогда не видели.

Но чудовище, такое огромное, не могло просто так исчезнуть. Вооружившись, падшие помогают нам искать. Далеко уходить нельзя, но ближайшие окрестности, которые падшие считают своей территорией, прочесываем. И находим монстра. Он преспокойно стоит у самой лестницы наверх в неприметной нише. В сложенном состоянии он похож на старый автомат, который падшие уже раньше видели, но не смогли раскурочить на детали или даже просто передвинуть, оставив стоять. Это никакое не чудовище. Это механизм. И он очень похож на те, что я видела в своем сне. В том, в котором я гуляла с Мэй по преобразившемуся Муравейнику, а такие механизмы – только во сне они казались мне разумными живыми существами – занимались художественной отделкой его коридоров.

– Это еще от старой цивилизации осталось, – говорит один из стражников, – не нашей.

– Обалдеть просто, – Лекс аккуратно стучит по темному куполу механизма. Но тот ему не отвечает.

– Выходит, механизмы, оставшиеся от прошлой цивилизации, запрограммированы на то, чтобы очищать подземные уровни от монстров? – предполагаю я.

– А как они в таком случае к людям относятся? – хрипло вопрошает стражник. – Мы же тут как бы тоже лишние.

– Да и эта махина, если захочет, враз наши укрепления снесет, – говорит другой, с раздражением оглядывая машину.

Нам остается только вернуться назад, туда, где мы оставили коробку с вещами Пули, чтобы передать ее Роко вместе с самой собакой, а самим направиться наверх.

В учебке все уже на завтраке сидят, так что мы рассчитываем спокойно отправиться в душ, а то сказать, что мы слегка испачкались, это ничего не сказать. Запаха я не чувствую, но это не значит, что его нет.

Увы, мы прямо натыкаемся на Редженса с Кейном, выходящих со склада, куда скорей всего те пришли по наши души. В руках у них по небольшой коробочке, украшенной бантиком.

– Вы где шлялись? – интересуется Редженс, вопросительно слегка приподняв одну бровь.

Я прижимаю к себе помятую книжку из нашего мира, так что Лекс отвечает:

– В библиотеку ходили.

– Это на каком уровне такая библиотека расположена? – Кейн снимает с рубашки Лекса прилипший грязный листик. Хотя я не уверена, что это когда-то было частью растения, но лучше думать так.

Редженс вытаскивает у меня из рук книжку, которая после всего выглядит так, будто ее жевали. Раскрывает, и я вижу, как его взгляд бегает по строчкам. То есть он явно преспокойно читает, что там напечатано. Нет, конечно же, он не из нашего мира. Его знание языка говорит лишь о том, что вырос он, по меньшей мере, на продвинутых уровнях, где население имеет роскошь изучать сложные языки и читать литературу иных миров в подлинниках. В принципе, на это намекает и его приверженность к сдержанному стилю в одежде.

– Ясно, – он возвращает мне книгу. – Кстати, сегодня у вас праздник.

Не представляю о чем он, надеюсь, это что-то не очень угрожающее.

– День иных миров, – уведомляет Редженс.

Ах, да. На нулевом этот праздник никогда не праздновался, а вот в школе по этому поводу устраивали дискотеку в маскарадных костюмах, показывали фильмы из других миров, и все было бы очень мило, если б иногда не походило на издевательство.

– Держи, это тебе, – Редженс протягивает мне коробочку и даже позволяет себе улыбнуться. Я беру коробочку и с оглядкой на довольные лица офицеров осторожно открываю. Ничего не взрывается.

Из коробочки я с изумлением вынимаю электронные часы на розовом ремешке. На них изображена мультяшная мышь в юбке и с бантиком. Это почти забавно. Осталось найти, где подвох.

Лекс, хмыкнув, берет от Кейна причитающуюся ему коробку и без опаски открывает. У него там такие же часы, только на синем ремешке и с мультяшной собакой.

– Они водонепроницаемые, – Кейн отбирает у Лекса часы и самолично надевает их ему на запястье. То же самое делает Редженс в отношении меня. – То есть их не надо снимать в душе, куда вы сейчас и пойдете.

Ну мы и идем, только зайдя предварительно за чистой одеждой и полотенцами. Я все еще в шоке. Кроме Лекса мне еще никогда никто ничего не дарил. Определенно должен быть какой-то подвох.

– И он есть, – говорит Лекс уже перед самой душевой. – Я уже такие видел. Это детские часы, чтобы следить за их передвижениями. С них еще можно позвонить маме или папе и подать сигнал тревоги.

Я поднимаю руку и смотрю на кнопочки сбоку часов.

– Только в душе не нажимай, – рекомендует Лекс, – а то папочка прибежит выручать дочурку. – С этими словами он уходит в мужскую раздевалку.

Я не могу не улыбнуться. Но как нам теперь с этими штуками свое расследование проводить?