Текст книги "Их любимая (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 28
Глава 28
Тим
– За нарушение договора – санкции, – Севастиан шлепнул перед нами документы и уперся ладонями в стол. – Я ничего не нарушал. И свадьба с Таней не считается. Я эти годы про Риту не слышал. Ты, – он повел в мою сторону подбородком, – притворялся женой и переписывался с ней. А ведь договаривались – никаких контактов. Все здесь, перечитайте, – хлопнул он по бумагам и посмотрел на старшего. – Ты?
– Я ничего не нарушал, – невозмутимо выдал Арес. Откинулся в кресле и положил ногу на ногу.
Трепло. Что-то было – по глазам видно. Но признаваться он не хочет, просто в лицо нам пургу гонит.
– То есть, за слова мы не отвечаем, – усмехнулся Сева и взъерошил волосы. – О чем тогда с вами разговаривать? Я семь лет, как идиот, верил, что от девчонки отказался, зато не передрался ни с кем, не потерял братьев. А братья за спиной слово нарушали и похрен им было на эти бумажки, – он смахнул их со стола, и наш дурацкий договор веером разлетелся по полу.
Арес проследил этот полет и поднялся.
– Тебе чего надо от меня? Правды? – он шагнул к Севастиану. – А зачем? Сейчас это что изменит? Договор изначально был бредом.
– Да ну? – тут уже я не выдержал, захотелось Аресу в рожу этими бумагами ткнуть. Мне пока не отшибло память, и та ночь до сих пор перед глазами, словно все случилось вчера.
На рассвете приехал друг Стрелецкого. И это обмен был – нам адрес ее отца, а ему Риту.
Все еще не понимаю, зачем отдал маленькую. Плевать бы на эти деньги, которые наворовал ее отец, еще тогда надо было вступиться, она ведь хотела остаться со мной. И я хотел видеть ее рядом.
До ночи мы разбирались с Романом, он просил дочь не трогать. А потом, не сговариваясь, к ее дому рванули и встретились уже там, у ворот, все трое.
Это было неправильно – обратно к нам ее тащить. Делиться тоже нереально, я не такого хотел для нее. Она кому-то одному должна была принадлежать.
Мне.
У меня, как у волков – одна, насовсем. Я был больше достоин, чем они. Братья так не думали, там, у ворот, мы подрались. Это больницей бы для всех троих кончилось. И Арес тогда сказал: надо тормозить. Каждая вещь должна иметь своего хозяина. Но Стрелецкая не вещь.
Легендарное «не доставайся же ты никому» – оно в жизни воплотится, кто-то из нас ее просто застрелит, мы этого не хотим и нам нужен договор.
Это его предложение было, и там куча пунктов, мы все трое его подписали. Сейчас же эти бумажки валяются под ногами, Арес топчется по ним и наше соглашение называет бредом.
– Нельзя вот так, что раз, подписал – и все отрезало, – говорит он в лицо Севастиану. – Не бывает так.
– Для чего тогда ты эту хрень составлял? – младший уже бесится, и взгляд у него такой же злой, как несколько лет назад, у ворот. – Что ты сделал, признайся? Искал ее? Видел?
– Улететь я с ней хотел, – обрубил Арес наши догадки. – И в аэропорту, в туалете…
Потрахались они, отымел он ее, взял – он этого сказать не успел – ему прилетело кулаком в лицо.
Севастиан все разговоры закончил, его гнев ведет, а мне теперь мои грехи просто детским лепетом кажутся в сравнении с тем, как накосячил Арес, он же месяца не продержался без нее, самый старший из нас, самый спокойный – и такой херни наворотил.
– Эй, – подорвался из кресла. Их надо разнять – переубивают друг друга, но я сам на стороне Севы и хочется втащить этому слабаку, почему мы терпели, а он не мог?
Для чего.
На белом ковре кровь, костюмы у братьев в лохмотья, по кабинету сизый дым сигарет плывет, и слезятся глаза. Разбили напольную вазу, крупные осколки рассыпаны у двери. После этого грохота в кабинет постучали. Створка приоткрылась и внутрь осторожно сунулась голова Тани.
– Боже, – ахнула жена Севастиана. – Кошмар. Все…нормально у вас? Что случилось? Может, скорую?
Ей никто не ответил.
– Сева, – протянула она. – Я аптечку принесу.
Она скрылась в коридоре. У нас висит молчание. Мы все об одном думаем, уверен – какого числа, в каком месяце родился Гриша.
Можно легко подсчитать сроки. Если отец этого ребенка Арес – я просто прикончу брата. Сына он не заслуживает, он обманом девушку у меня отобрал, в которую я был влюблен.
– Когда у Гриши день Рождения? – спросил и распахнул окно.
– Выясняю, – отозвался Арес, задавил сигарету в пепельнице. После паузы мрачно добавил. – А надо нам это знать?
Переглянулись с Севастианом.
Сейчас я убежден, что у меня есть сын. И каждый из нас, глядя на Гришу думает, что ребенок принадлежит ему.
Но день рождения пацана ничего не меняет. Остается еще Рита, я заберу ее вместе с сыном, и неважно, чей он. Один раз я ошибся, от нее отказался. Теперь я не такой дурак, я несколько лет живу с нелюбимой женщиной только потому, что она была ее подругой.
Этому помешательству должен прийти конец, мое должно вернуться ко мне. И я не отпущу больше, даже если кто-то из братьев на пути встанет.
– Вот! – в кабинет ворвалась Таня с аптечкой. Посмотрела на разбитые губы Ареса, на сигарету в пепельнице, всю в крови. Ойкнула. – Как же вы так? – она повернулась к мужу.
У Севастиана фингал наливается под глазом. Я почти не пострадал, от кого-то из них кулаком прилетело по ребрам, когда разнимал. Заживет.
– Может, Лидии позвонить? – Таня бухнула аптечку на стол. – Пусть она за тобой…
– Я поехал, – Арес поднялся. Достал ключи от машины и сбросил в кресло рваный пиджак. Исподлобья глянул на нас. И уточнил негромко. – Я так понял, примирению конец?
С моей стороны – точно да. Старший без слов, по лицу моему прочитал. Севастиан отвернулся.
Все ясно.
Сейчас началось то, что должно было решиться семь лет назад.
Глава 29
Глава 29
АРЕС
Все-таки, мудрые мужики – китайцы. Понял это, когда их великая книга несколько раз спасала мне жизнь. Помогала в бизнесе. Подсказала, какую женщину выбрать в жены.
Сказали бы мне семь лет назад о том, что я увлекусь разного рода гаданиями, что раз в неделю буду приходить к духовному наставнику – расхохотался бы этому человеку в лицо. Но вот уже шесть лет, по традиции, каждое утро я навещаю Лао.
Ему семьдесят, и он в отличной форме, возраст выдает лишь седина. По-русски он разговаривает не хуже меня. И без его советов я с определенного времени и шагу сделать не рискую.
– Дьявол, – выругался, поднимаясь на крыльцо. Языком потрогал корочку на верхней губе. После вчерашней стычки с братьями мне с таким лицом даже на работу не выйти.
У меня внеплановый отпуск.
И как же, черт возьми, все это не в масть.
Но по-другому не вышло бы. Несколько лет назад из-за обычной девчонки мы едва не забыли о том, что мы братья. И вот эта девчонка выросла, в женщину превратилась и ворвалась в мою жизнь снова.
Постучал в белую дубовую дверь и поднял на макушку солнечные очки. Отвернулся и огляделся по сторонам.
Май, духота, и особнячок наставника утопает в зелени. Центр города, и вид соответствующий – дома здесь старые, но аккуратные, хранят дух истории. Когда-то здесь, на углу, табличка висела, что в доме жил поэт или типа того, но когда обновляли фасад какой-то придурок ее закрасил.
Где ходит Лао?
В нетерпении надавил на звонок. Едва успел палец отнять, как дверь распахнулась. И на пороге вырос учитель – весь в белом. Лао сощурился на солнце, оценил мою разбитую губу. И молча отступил, впустил меня в продуваемый кондиционером холл.
Лао здесь принадлежат всего две комнаты. Обе небольшие и почти без мебели, вместо диванов – красные подстилки на полу. Низкий столик между ними. И окна, снаружи наглухо закрытые ставнями.
– С чем пожаловал? – спросил он, натерев руки маслом.
К цветочному запаху уже привык, жасмин и хризантема, кажется. Это меня успокаивает, ведь я знаю – здесь, в комнате Лао, я получу ответы на любые вопросы.
– Погадать, – ответил коротко и посмотрел на книгу Перемен, что лежит на столе перед Лао. Наставник привычно достал черный бархатный мешочек и высыпал мне в ладонь три серебряные монеты.
Я, как делал это уже много раз, зажал их в кулак и закрыл глаза.
Он сидит напротив, и я чувствую – Лао пялится на мою разбитую губу. Нервирует, ведь я всегда выгляжу безукоризненно, иначе и нельзя – этого мой статус требует.
Но сейчас мне плевать. И на статус, и на деньги, на семью и братьев, на должность губернатора, к которой я так упорно шел. Глаза закрыты, и в памяти четко рисуется образ маленького мальчика. Его зовут Гриша, и он вылитый я в детстве.
Неужели никто не замечает, не видит?
Это мой ребенок. Я уверен без всяких анализов. Нужны ли эти анализы? Все кончится плохо, понимаю это даже без гадания.
Есть еще Рита. Тот далекий предновогодний вечер в аэропорту, туалет и секс, позорно быстрый – результат моего воздержания. До сих пор помню популярную книжку и заявление, что секс длится в среднем одиннадцать минут. У нас с ней осталось еще десять минут.
Все у нас будет.
Не может не быть.
"Друг для друга созданы" – не набившая оскомину банальность. Это реальность моя, теперь и насовсем. Смысл жизни моей в ней и сыне.
Но с братьями хотелось бы решить вопрос мирно.
Получится?
На вопросе сосредоточился. Монеты от тепла моей кожи нагрелись. Шесть раз подбросил их в воздух, и шесть раз они, сверкая и кружась в танце, рассыпались по темной поверхности стола.
Несколько прямых линий и несколько прерывистых начертил на клочке бумаги и придвинул листок Лао. Тот пожевал губу и раскрыл книгу. Он может и не читать пророчество, ведь наизусть знает, значение каждой гексаграммы помнит.
Но это тоже ритуал, он держит паузу, время тянет. Я, напряженный, сижу напротив и жду.
– О чем ты спрашивал? – вдруг подал голос он и поднял глаза от страниц книги.
– А что? – вопросу его удивился. Первый раз за шесть лет он любопытство проявил.
– Плохое толкование, Арес, – Лао бережно закрыл книгу. Ладонью погладил мягкую кожаную обложку. – Проблемы?
– Есть немного, – усмехнулся. – Так что там? Плохие толкования были и раньше.
– Сейчас другой случай, – Лао поднялся и неторопливо двинулся вдоль комнатушки, босыми ногами словно прощупывая слой пыли, что собралась на полу. – У тебя в прошлом есть обязательство. Которое ты нарушил.
Договор с братьями на Риту – сразу понял и в очередной раз убедился в правдивости гадания. Ну как, как эти китайцы еще до нашей эры умели предсказывать то, что случится сейчас?
– Нарушил, было дело, – признал. – Чем мне это грозит?
Он помолчал, стоя у закрытого окна. А я прокрутил в мыслях пункты договора – не на бумаге их печатали, они в памяти выцарапаны, пером и кровью, как в сделках с дьяволом. Все эти годы я не забывал. Знал, что дал слово. И не кому-то, а братьям.
Может, и выдержал бы, не попадись Стрелецкая мне в клубе тогда, перед новым годом. Но то судьба была, и теперь...
– Ты лишишься всего, Арес, – голос наставника долетел до меня через мысли приглушенно, но четко. – Лишишься, если не отступишься. Единственный способ наказания избежать – затаиться. Ничего не предпринимать.
– Совсем ничего? – усмешка сама наползла на разбитые губы, и я поморщился. Резко поднялся. – Так не получится. Не тот момент. Мне останавливаться нельзя.
Ведь пока я буду в стороне стоять – ее и сына уведут у меня из-под носа. Промедление – смерть моя, проклятие, я до старости обречен буду мучиться, словно узник, цепями греметь, это так ясно, так просто, мне увидеть Риту стоило один раз, чтобы увериться – с другими женщинами не жизнь, а подобие, сотый слепой экземпляр, с оригинала сделанный.
– Через неделю загляну, – двинулся к двери.
– Ты не понял, Северский, – долетело мне в спину. – У тебя нет столько времени.
– То есть как? – машинально развернулся на эти слова. – Хочешь сказать, что я до следующей недели не доживу?
В моем голосе недоверие, на губах снова улыбка. Так люди смеются над фильмами ужасов, чтобы тревогу ослабить, заглушить страх. А страх я чувствую, он по коже ползет, шевелит волосы на затылке, и мне в этой душной комнате сквозняк чудится, словно налетевшим ураганом с особняка сорвало крышу, и там, на улице, дома и машины закручивает в снежный буран.
Да, у нас с братьями не все гладко. Но не убьют ведь они меня?
Такого не было в договоре.
– До следующей недели, – твердо повторил, глядя на Лао и вышел.
На улице никакого бурана. Солнце высоко в небе и жарит, как полчаса назад. Но едва я сделал шаг с крыльца, как возле самого уха оглушающе, громко просвистел ветер и врезался в выбеленную кирпичную стену у меня за спиной.
Какого черта?
Обернулся и тупо уставился на дырку в стене, на кирпич, что осыпается на крыльцо. В ушах звенит, я этого звука не слышал долго, казалось, забыть успел.
Но это был выстрел.
Отшатнулся в сторону и оступился на ступеньках, когда следующая пуля угодила в окно. Стекло брызнуло в стороны, а я будто оглох, я персонаж, что из жизни шагнул вдруг в немое кино.
Что, бл*ть, это за херня?
Обернулся и взглядом нашел черную сверкающую на солнце машину. Из окна высунулся незнакомый бородатый тип в надвинутой на глаза черной бейсболке, в руках у него пистолет. За рулем еще один мужик. И в салоне, кажется, тоже.
Третий выстрел – и прохожие с визгом рассыпались в стороны. Центр города, будний день, прорва народу...
Сука.
Замер на месте, пока эти мудаки обстреливали особняк учителя. Пуля за пулей врезались в закрытые деревянные ставни двух его комнатушек, а я просто стоял и будто спросонья, никак сообразить не мог, что мне делать.
Пальба прекратилась так же резко, как и началась. Где-то вдалеке ожила сирена. Бородатый убрал пушку, сдвинул бейсболку козырьком назад и крикнул:
– Арес? Севастиан передает доброе утро!
Он скрылся в салоне, и машина, взвизгнув шинами, развернулась. Она молнией метнулась в соседний двор, а я посмотрел на разбитые окна.
Решить дело с братьями миром?
Да я идиот.
Из-за Риты Стрелецкой только что на глазах сотни людей стрельбу устроили. Дом моего учителя, памятник истории. Это уже через час во всех новостях будет, у Севастиана мозги отшибло? Это лишь доброе утро, а дальше что? Нельзя забирать себе женщину и при этом пускать в ход оружие, какая же это любовь?
Наша фамилия одна из самых уважаемых в городе, мы с братьями давно изменились, стали честными бизнесменами.
Я думал и я ошибся.
Они хотят разобраться, как раньше, вернуться в прошлое, по головам шагать?
Ладно, вызов я принимаю.
И от Стрелецкой не отступлюсь.
Добрый вечер, девочки! Большое спасибо всем, кто дождался) продолжим?)
Глава 30
Глава 30
РИТА
Я слышу, как он ходит в соседней комнате. И не потому, что у нас дома картон вместо стен. Просто я, словно в детстве, сижу со стаканом в руках и прижимаюсь к нему ухом.
Муж по телефону говорит, до меня доносится его еле разборчивое бормотание. Чтобы расслышать Диму, пришлось окно закрыть, за которым устроили концерт птицы. И все равно, я не понимаю ни слова, знаю лишь, что муж уже проснулся.
На часах полдень. Никогда он так долго не спал. Будто от того, что он теперь ночует в соседней комнате у него сон наладился.
– Ну и пусть, – выговорила себе под нос и поставила стакан на тумбочку, рядом с графином. Соскочила с постели и прошлепала к шкафу, распахнула дверцы и уставилась на свои костюмы.
Сегодня я еду в офис и легкомысленное летнее платье не подойдет. Нужно что-то простое и в то же время строгое.
– Вот это, – пробормотала и вытянула плечики с белым сплошным комбинезоном. Гриша вечно с него хихикает потому, что комбинезон застегивается лишь на молнию сбоку и чтобы пойти в туалет нужно снять верх.
Но мне нравится ткань, мягкая и почти не мнется, к тому же, его мне мама подарила.
– Гол! – с улицы закричал сын, едва я распахнула окно.
Выглянула во двор и улыбнулась. Гриша в восторге от этого дома, кажется, что ему и компания для игр здесь не нужна. Сын весело гоняет мяч по зеленой травке и пинает его в беседку, которая служит воротами. Если бы мы остались в коттедже Северских – обязательно поставили бы ему здесь сетку.
Но мы не останемся.
Не в этой жизни.
Не на этой планете.
– Куда-то собираешься? – прозвучал с порога недовольный голос Димы, когда я уже переоделась и перед зеркалом собирала волосы белой заколкой-бантом.
– Гулять, – отозвалась глухо. Не люблю я все эти прически делать – пока соберу свою гриву во что-то приличное – руки перестаю чувствовать. Затекли. Но я продолжаю делать вид, что прической поглощена.
– Гулять, – эхом повторил Дима и прошелся по комнате. Он сел на постель, и в зеркале позади меня отразилась его фигура, крупная с широко расставленными ногами. Стрелки черных брюк такие острые, словно муж всю ночь у гладильной доски простоял, как какой-нибудь рабочий у станка на заводе.
– Гол! – снова сам себя похвалил на улице Гриша.
Дима посмотрел в окно, покрутил ремешок часов и выдал:
– Не пойму, с чего ты решила, Марго, что и дальше можешь мне врать. Я звонил в офис и знаю, что ты собираешься на работу, – его тон холодный, это просто лед с острыми краями, и у меня мурашки бегут по коже, а муж наверняка видит все эти пупырышки, покрывшие мои голые руки.
– А если на работу, то что? – развернулась и задрала подбородок. – Почему нужно отчитываться? Ты ночуешь в другой спальне. И мы теперь больше, как соседи, чем...
– Чего? – рыкнул муж и поднялся. – Соседи, Маргарита? Тогда я тебя сейчас по-соседски, как в фильмах для взрослых, нагну у подоконника, порву твой чертов костюм и стребую долг за проживание в моем доме. Ведь купил его я? Хочу взять оплату натурой и трахнуть тебя у окна.
– Ты что несешь? – машинально отступила от мужа и врезалась спиной в зеркало. От растерянности даже рот приоткрыла – столь дико было услышать от Димы подобное. Наша интимная жизнь за семью замками закрыта, словно грязная тайна. У нас все консервативно, ночью, без света, с обязательным душем до и после, и никаких разговоров во время, все по одной схеме, даже очередность поз.
– Так они с тобой разговаривали, такими словами? – вдруг спросил Дима. – И тебе нравилось. Так нравилось, что переспала со всеми тремя, – муж искривил лицо в брезгливой гримасе. И у меня на глазах, словно какой-нибудь маргинал, сплюнул прямо на пол.
– Ты что, верблюд? – не выдержала такого хамского отношения с его стороны. – Господи. Дима, – отвела глаза от плевка и торопливо схватила из шкафа пару красных туфель и красную сумку. – Ты вообще уже? У тебя крыша поехала.
– А у тебя не поехала? – он вырвал у меня туфли, когда я была уже у дверей. – Чем ты думала, Марго? У тебя же тут, – каблуком он легонько стукнул меня по виску, – пустота. Вакуум. Тебя трахнули эти трое, а ты...
– Ну все, – с силой оттолкнула мужа и выскочила из комнаты. На ходу крикнула. – Еще раз попробуешь так со мной разговаривать...иди и разговаривай так...
– С кем? – Дима за мной неотступно шагает. – Я неправду сказал, Маргарита? Не было такого? Ты же сама мне призналась.
– Это все равно не дает тебе право.
– Куда уж хуже, – Дима усмехнулся и двинулся за мной по лестнице. – Хотя, знаю. Хуже только, если бы они все трое тебя, одновременно. Фу. Мне даже вслух это сказать противно. Не то, что представлять. Понимаю, восемнадцать лет, в голове ветер гуляет и гнет единственную извилину. Но гордость какая-то должна была у тебя быть? Куда смотрел твой отец? Дочурка ноги раздвигает направо-налево, а он планы строит, как побольше денег спизд*ть? Да. Давно мне нужно было сделать это – почитать о твоей семье. Про отца мошенника, которого по всему городу с собаками искали. Ты обязана была обо всем рассказать до того, как я на тебе женился.
– Слышал когда-нибудь волшебное слово? Развод называется, – бросила дрожащим голосом. Забрала у мужа туфли и неловко их тянула. Слезы к глазам подступают, меня уже колотит почти. Дима будто не на пол харкнул, а меня оплевал, с головы до ног. Гаже мне было лишь когда Арес сунул свою визитку и сказал:
Приятно было потрахаться.
Вспомнила эту фразу и слез не сдержала. На крыльцо выскользнула, низко опустив голову, в сумке нашарила солнечные очки.
– Гриша, поехали! – позвала звенящим голосом и махнула сыну рукой.
– На чем ты поедешь, на велосипеде что ли? – идет позади Дима.
Не отвечаю, тормознула на полпути к воротам и жду сына.
– Ко мне повернись, – потребовал муж.
Резко обернулась.
В черных очках он свое отражение видит, но не мои глаза. Стоит, сунув руки в карманы брюк и качает головой.
– На правду не обижаются, Марго, – помедлив, Дима вытянул из кармана ключи от машины и сунул мне. – И не надо тут невинную из себя строить. Из-за чего ты сейчас оскорбляешься? Ничего плохого я не сказал.
– Пусть так.
– Тебе давно пора взрослеть.
– Слушаюсь.
– Ты думаешь, я с тобой шучу, Маргарита? – муж шагнул на меня, и я отпрянула в испуге. Не за себя, а за сына – Гриша подлетел к нам с широкой улыбкой.
– Куда едем, пап, играть? В парк?
– У папы дела. С мамой поедете, – Дима в ответ улыбнулся Грише, и я сощурилась, уставилась, с желанием забраться в его темноволосую голову и просканировать мысли. После всего, что он мне наговорил не может муж искренне улыбаться моему ребенку. Ведь Дима точно догадался, что отец Гриши кто-то из Северских.
Но Дима осторожно вытянул из моих пальцев ключи. Распахнул дверцу и помог Грише устроиться в детском кресле. Потом проводил меня за руль. И когда я, избегая его взгляда, села в водительское кресло, Дима придержал дверь.
– Ну что? – спросил он шепотом, заглянув в салон. – Обиделась? Рита, – назвал он меня ласково и дыхнул мне в лицо мятой. – То, что я говорю и делаю – все для твоего блага. Даже если мои слова резкие, если они тебе неприятны. А как еще? Такой человек, как твой отец – он не мог вырастить нормального ребенка. Я тебя не виню. Ты была девчонкой. Глупой, никому не нужной. Как сорняк на обочине. Но я хочу, Рита, чтобы ты осознала свою ошибку. И в воспитании нашего сына не допускала промахов. И никогда больше, слышишь, – за подбородок муж притянул мое лицо к своему, – никогда больше мне не ври. Понимаешь меня?
Кивнула, мне ничего больше не оставалось, эту пытку я хочу оборвать и побыстрее уехать.
– У тебя скоро день рождения, – напомнил Дима. Погладил меня по щеке. – И ты все равно получишь подарок. Пусть даже спим мы сейчас в разных спальнях. Я по-прежнему хочу тебя радовать. Что это еще, если не любовь, Маргарита? Пока мы были в Греции я думал, что сумел тебя воспитать. Но теперь вижу – еще есть пробелы. Ты должна научиться ценить мое к тебе отношение. Да?
Кивнула повторно.
– Я рад, что ты меня понимаешь, – теплыми губами он коснулся моих и выпрямился. Закрыл дверь.
Машина поползла к воротам, я прилипла к зеркалу и фигуре мужа, оставшейся позади. Дима машет рукой.
А мне хочется показать ему средний палец и только подтвердить его слова о том, что я веду себя, как ребенок. Меня душит обида, разве человек, который любит, станет говорить вот такое? Пусть это правда, пусть, но нельзя ведь так прямо, в лоб?
Чем я это заслужила?
– Едем в парк? – с заднего сиденья спросил сын.
– Нет, солнышко, на работу, – подмигнула ему.
Гриша разочарованно вздохнул.
– Ну перестань, – улыбнулась. – Заскочим ненадолго в офис. А потом в парк, – пообещала.
И наврала.
Всю дорогу у нас на хвосте висел знакомый до боли Кадиллак, который я не видела, кажется, целую вечность. За стеклом маячило наглое лицо водителя, полускрытое черными очками, как и мое.
А я глаз не могла оторвать от его машины. И в прошлое возвращалась на семь лет назад, в тот октябрьский вечер, в наш, теперь уже общий, коттедж. Там березы были голые и под ногами ковер из полусгнивших желтых листьев. Стылая мойка, этот Кадиллак, будто из топей вынырнувший, помощник отца в багажнике, связанный.
Я не проверила закрыты ли окна в машине. Пока пыталась отмыть ее устроила потоп.
И привлекла к себе внимание младшего Северского.
Сева специально пересел на свою старую машину. И преследует меня, заставляет, требует не выпускать его из памяти.
Но я не хочу. Мне уже хватило утренних разборок с мужем.
– Проклятье, – убрала очки в бардачок. И с этим человеком позволила себе побыть ребенком, приоткрыла окно и, не глядя, высунула руку со средним пальцем. Помахала им.
И вздрогнула от грубого окрика.
– Слышь, курица, охреневшая! Ну-ка, давай тормози у остановки!
Повернулась и взглядом наткнулась на красную иномарку в соседнем ряду. Бритоголовый водитель опустил стекло и сверлит меня взглядом. Машет татуированной рукой.
– Тормози, тормози!
– Простите, – спрятала палец. – Вы не то подумали! Это я не вам, а...
– Тормози, бля, я сказал, – перебил меня бритоголовый.
И я подчинилась. Но не его приказу, а чертову светофору, к которому мы так невовремя подъехали.
– Мама, – испуганно позвал Гриша.
– Все хорошо, – торопливо закрыла окно, с ужасом наблюдая, что водитель выбирается из машины и чешет к нам.
Боже мой. Ну что я за дура. Зачем надо было...прав был Дима, я не повзрослела до сих пор.
Бритоголовый поравнялся с моей машиной и грубо стукнул ладонью по стеклу.
– Открывай давай! – рявкнул он с улицы.
– Это я не вам! – от страха пот на лбу выступил. Ну и рожа – явный уголовник, на шее синяя наколка, ее узор прячется за воротом черной майки. – Это я Кадиллаку показывала! – призналась для убедительности и жестом показала себе за спину.
Посмотрела в зеркало.
Севастиан тоже вышел на улицу. Уверенным шагом к моей машине приблизился и остановился напротив разъяренного мужика. Что сказал Северский я не услышала, лишь вопрос бритоголового до меня долетел:
– Твоя что ли телка факами размахивает?
Севастиан кивнул. И я вскрикнула, когда тот, с размаху, зарядил Северскому кулаком в лицо. С Севастиана очки слетели, он пошатнулся.
– Что вы делаете! – надавила на кнопку, и стекло поехало вниз. – Я в полицию позвоню...
Мужик, не ответив, развязной походкой вернулся к своей машине.
– Ты зачем? Тебя просили? Ты...что уклониться не мог? Ты драться не умеешь? – высунулась в окно.
Севастиан поднял с асфальта очки. Свет на светофоре сменился, и плавно потек мимо соседний цветной поток авто. Нам засигналили, но я заставить себя не смогла с места сдвинуться, пока не уверюсь, что с Северским все в порядке.
Это же из-за меня он получил, из-за моей дурости и показывания средних пальцев.
– Ты как? – вытянула шею. – Покажи! Он тебя...
Севастиан повернулся.
Под его левым глазом налился здоровый фингал. Такой синий, яркий...не мог он за секунду...
– Зверь мужик. Чуть не убил, – пожаловался Северский и улыбнулся. Не обращая внимания на сигналы клаксонов и недовольных водителей он наклонился, оперся на мое открытое окно. – Видишь, какой синяк, Рита? Тормозни у остановки, плиз. Поговорим. Пожалеешь меня. Мне срочно надо, чтобы меня пожалели. Иначе разревусь. Это же из-за тебя мне врезали, – привел Севастиан убойный аргумент. – Это ты пальчики свои сладкие так неосторожно в окно суешь.
Надо уши заткнуть, чтобы голос этого дьявола не слышать, звуки патокой растекаются, невидимой липкой паутиной тянет меня к этому мужчине.
Я не могу.
Соберись, Стрелецкая.
Дима был прав.
Пересилить себя. Согнать мозги в кучу. Хоть таблицу умножения вспомнить. Начала бормотать под нос себе под удивленным взглядом Северского. И прояснилось.
Подняла глаза на Севастиана и присмотрелась.
– Синяк не только что поставили, – я плохо разбираюсь, но это интуиция, а Северский врет. – Ты зачем меня преследовал? От самого дома за мной следил?
– Может, все же до остановки прокатимся, а, любимая? – Севастиан кивнул на людей, что сразу за светофором у лавочек топчутся. И, ухмыльнувшись, добавил. – Нет, хочешь – давай здесь. Но тогда тут будет уже настоящая драка.
Лишь сейчас расслышала ругань и маты водителей, которыми те осыпают нас с Севастианом. Глянула в зеркало и дернулась, когда один из водителей покинул свою машину и двинулся к нам.
Боже, достаточно с меня приключений на этом перекрестке.
– Ладно, – быстро пообещала.
– Мама, какая драка, – с горящими глазами восхитился Гриша, когда я, спустя несколько секунд, затормозила у остановки. – Как в фильмах. Расскажу папе.
– Папе не надо, – сорвалось с языка быстрее, чем я успела подумать. Развернулась в кресле и виновато посмотрела на сына. Нельзя учить ребенка вранью. Дима в тысячный раз прав, я не должна воспитывать Гришу так, как воспитывали меня. – То есть...если хочешь – расскажи папе, конечно.
– О чем это? – в окне мелькнула физиономия Северского. – Здарова ковбой, – Севастиан белозубо, тепло улыбнулся Грише. – Как дела?
– Чего тебе? – выходя, ударила дверью Севастиана. Прикрыла ее и облокотилась поясницей, сложила руки на груди.
Так, таблица умножения...
М-м-м...
В задницу ее.
Взглядом невольно скольжу по мужскому лицу. И красноту вижу на скуле. Туда этот бритый водитель ударил. А фингал Северский раньше получил.
Независимый вид на себя нагнала, но сердце сжимается, не хочу смотреть на него избитого, мне словно самой больно, физически.
– Почему не уклонился? – спросила снова.
– Тогда бы ты не остановилась. А тут затормозила. Совесть в тебе заговорила, Стрелецкая. Ты вину свою почувствовала, что меня избили – а я этим воспользовался, – ответил Севастиан нагло, честно, с усмешечкой. Рукой оперся на крышу машины. И посерьезнел. – Короче. Не буду кота за яйца тянуть. Я с утра снял квартиру. И можем прямо сейчас поехать туда. На время, – слегка повысил он голос, не давая мне возразить и заговорил торопливо, насколько возможно при его заикании, – уладим вопрос с твоим мужем, я решу кое-какие свои дела. Это быстро, клянусь, Рита. Просто вы с сыном оставайтесь сейчас со мной. Мне спокойнее будет, если вы будете рядом. Ладно? Рит, согласна? Поехали? Поехали.
