Текст книги "Шепот питона"

Автор книги: Cилье Ульстайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Лив

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Может, я чересчур укутала Аврору, или она проголодалась, или злилась из-за того, что я ее пристегнула. Ее вопли заполнили всю мою голову. Больно и тяжело. Проигнорировав знак «Уступи дорогу!» на круговом движении, я резко свернула и чуть не сбила пьяного футбольного болельщика, замешкавшегося на переходе. Аврора вопила, кажется, даже не переводя дыхание. Разве можно так долго вопить, не дыша?

– Заткнись! – закричала я. – Заткнись, я пытаюсь думать!

Мне показалось, что Аврора заорала еще громче. Я поехала дальше в сторону района Скарбёвика, где машин было меньше, и я могла бы прибавить скорость, чтобы на поворотах меня вдавило в сиденье. Промчалась мимо домов, дальше, дальше. То, что оставалось позади, не существовало для меня, как и то, что ждало впереди. Единственная реальность – вопящее существо на заднем сиденье, младенец, который даже дыхания не переводит, а еще мысль об Ингваре, у которого прямо сейчас эпилептический припадок, а он совсем один.

Я остановилась на парковке возле дома. Аврора была закреплена так основательно, что отстегнуть все эти ремни оказалось чуть ли не сложнее, чем застегнуть. Я перекинула рыдающего младенца через плечо и что было сил понеслась в дом. Перепрыгивая через каменные ступеньки, подумала, что могла бы успокоить девочку, но не сейчас – на это просто нет времени. Надо срочно выяснить, что происходит.

Входная дверь открыта. Воздух внутри спертый, стены дрожат от музыки, которой теперь вторит детский плач. Музыка все та же.

– Ингвар? Ингвар!

Музыка гремела слишком громко, Аврора отчаянно рыдала, и я не могла сосредоточиться. Качая девочку на руках – «тссс! тссс!» – бросилась в гостиную, откуда доносилась музыка, и выключила проигрыватель. Аврора икнула от страха, но потом снова принялась рыдать. Я положила ее на кресло и побежала в комнату Ингвара – дверь туда была распахнута.

Он лежал на кровати с закрытыми глазами, телефон зажат в руке. На тумбочке рядом с кроватью стоял стакан с чем-то вроде виски и пепельница с косяком, запах которого чувствовался даже от двери. Мне не было видно, дышит Ингвар или нет; он был совсем неподвижен. Я подбежала к нему, схватила его за руку, начала трясти, но он не отзывался – до того момента, пока я не наклонилась над ним и не зажала ладонью ему рот и нос, чтобы почувствовать, дышит ли он. Ингвар выпучил глаза, на его худощавом лице расплылась улыбка.

– Что за херня? – вырвалось у меня.

Инвар сел, рассмеялся и показал мне ладони.

– Подожди, не взрывайся…

– Что значит «не взрывайся»?

Я соскочила с кровати, куда присела было, словно встревоженная старшая сестричка.

– Это идея Эгиля. Я тебе звоню-звоню, а ты не берешь трубку. Эгиль сказал, что если ты будешь знать, что его нет дома, а я тебе в этот момент позвоню, если ты будешь знать, что он занят, шанс, что ты ответишь, увеличится. Ты подумаешь, что у меня приступ, и испугаешься. Он предложил, чтобы я позвонил тебе, при этом ничего не говоря, и тогда ты типа точно приедешь. И мы сможем поговорить.

– То есть я несусь сюда, потому что боюсь, что ты умираешь, – и это прикольно? – выдавила я.

– Извини, я…

– Нет, – отрезала я. – Извинения не принимаются. Ты совсем охренел.

– Я просто хотел…

Я хлопнула дверью, не дослушав.

– Молодец! – прокричала из-за закрытой двери. – Молодец! Теперь я знаю, что могу тебе доверять!

Я прислушалась, хотя и знала, что ответа не последует. Слабак! Теперь будет сидеть там до тех пор, пока я не уйду.

Я ударила ногой по сушилке для одежды, так что та перевернулась, а перекладины зазвенели. И замерла.

Слишком тихо. Я почти слышала, как в голове зашевелились мысли, как заколотилось сердце. Сделала несколько осторожных шагов к двери в гостиную. Может, Аврора наконец заснула? Меня захлестнуло облегчение, смешанное с ужасом. Я медленно преодолела оставшееся до гостиной расстояние. И замерла на пороге, пытаясь понять, что же именно я вижу.

Мемуары рептилии

Я спрятался под большим предметом мебели, на котором обычно сидят люди, уложил голову на живот и заснул. Из-за многих недель голода я совсем ослаб, надежды у меня не было; казалось, я утратил власть над Теплой женщиной. Люди мужского пола тоже ничего мне не давали. Поднимать и носить меня на себе они хотели, а вот кормить – нет. Так что мне оставалось лишь прятаться.

То, что меня разбудило, не было похоже на обычную вибрацию, которой так любили заполнять комнаты самцы человека. К ней я уже привык – ну или так устал, что сон победил. В этот раз меня разбудил запах. Из своего убежища я попробовал воздух на вкус, и мои вкусовые рецепторы словно загорелись. Сладкий запах, похожий на запах Теплой женщины, но еще чище, еще благороднее. Запах, который воплощал все мои мечты.

Я выполз наружу, лизнул воздух, и меня поразил этот прекрасный запах. Он шел от кресла. Снизу мне ничего не было видно, так что пришлось собраться с силами и заползти наверх на кресло, чтобы посмотреть на то, что на нем лежит. Маленький человек, совсем новый. Никогда раньше не видел такого беззащитного, но такого человеческого существа. От него исходил мягкий свет. Казалось, что оно чем-то возмущено. Мощная невидимая сила исходила из его маленького рта; от этого звука кресло вибрировало.

У меня зачесались зубы. На секунду я замер, чтобы полностью проникнуться счастьем от обладания такой фантастической добычей, – и бросился. Всадил зубы в маленькую шейку и почувствовал, как сладкая кровь потекла по моему горлу…

Ронья

Кристиансунн

Среда, 23 августа 2017 года

Шесть часов утра, а я уже в участке. Никто из следователей еще не пришел. Я так устала, что едва в обморок не падала, однако действовала уверенно. На столе рядом с компьютером, двойным латте и пакетом с булочками из киоска лежал блокнот. Я занесла в него описание мужчины, который разговаривал с Ибен на причале в пятницу, как рассказал Роберт Киркебю.

И как я раньше не догадалась? Сегодня утром, мучась от бессонницы, я думала о том, как же жаль, что Роберт не может толком рассказать о том, что именно он видел. Как бы мне хотелось, чтобы у нас был еще один свидетель или хоть какие-то улики! Что-нибудь, чтобы подтвердить его показания, что-нибудь, чтобы он стал не просто каким-то мужчиной, который непонятно зачем бьет себя по голове. Я бы хотела этого и для самого Роберта; хотела бы, чтобы он хоть раз в жизни смог почувствовать себя важным. Человеком, от которого многое зависит. И тут вспомнила кое-что из того, что он сказал. Пакет из магазина «Кубус» в руках мужчины. В районе причала Стуркайа, где видели этого мужчину, других магазинов «Кубус» нет.

Руе Ульсвик уже просматривал записи с камер, но он был сосредоточен на том, что делали Ибен и Мариам Линд. И больше ни на что не обращал внимания. Крупный мужчина с широкими скулами и горбинкой на носу, в серой рубашке. Если я просмотрю все записи с камер возле магазина «Кубус», то смогу отыскать его.

Я пила кофе и ела булочку. Хорошо, когда тренируешься пять раз в неделю, – можешь при этом есть вкусные и вредные вещи. Я вовсе не такая «хорошая девочка», как всем кажется.

На записи видно, что в магазин входит много людей и столько же выходит из него. Пока среди них я не вижу никого, кто подходил бы под описание. Все либо молоды, либо женщины, либо одеты в свитера, куртки или рубашки не того цвета, либо в руках у них нет пакета.

От усталости у меня сводило поясницу. Очень утомительно смотреть на весь этот людской поток. Все-таки надо часок поспать… Я ведь пока еще не на работе, можно прилечь на диванчик в комнате отдыха, как сделал Руе, когда проспал здесь всю ночь. Руе… Что-то с ним не так. Всегда такой мрачный, когда с ним разговариваешь, кажется, что он злится на тебя. Вряд ли он был таким, когда пришел работать в полицию. Видимо, еще не отошел от… той трагедии. Конечно, как только он вышел к нам на работу, сразу же поползли слухи. И ведь он долго болел после того, что случилось. Неудивительно, можно ли вообще оправиться после такого?

Усталость победила меня, голова упала на грудь. Людской поток на экране превратилсяся в разноцветную кашу. Хорошо было бы закрыть глаза и исчезнуть! И пусть мне приснится, как мы с мамой собираем пазл, а я с головой поглощена им. Мамины пальцы легко скользят по деталям, отыскивая нужный фрагмент… Нет, спать нельзя. Нужно смотреть. Ведь я могу пропустить преступника. Я встряхнула головой, пытаясь освободиться от подступающего ко мне вязкого сна. Подалась вперед, нажала на паузу.

Картинка замерла. Мимо камеры проходил одинокий мужчина. Широкоплечий, в возрасте, волосы седые. Мощные скулы, нос с горбинкой, в правой руке – пакет из «Кубуса». Кофе остыл, но я все-таки допила его. Когда ставила кружку на стол, моя рука дрожала.

Лив

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Я наклонилась над землей за кустами роз фру Хольм; в моей руке маленькая лопатка. Если хозяйка выглянет из окна, надеюсь, решит, что я наконец решила заняться садом. Я выкопала глубокую яму. Копала руками, так что теперь под ногтями у меня земля, а кожа стала влажной и коричневой.

Рядом со мной на траве лежала Аврора, младенец с нежной кожей и большими глазами, красиво укутанный в розовое одеяльце. Неро разозлился, когда я попыталась выхватить ее из его объятий. Он бросился на меня и укусил за руку, сильно ранив. И не отпускал девочку до тех пор, пока я не схватила лавовый светильник с журнального столика и не ударила его по спине.

Я отложила лопатку в сторону и снова принялась копать руками. Земля забивалась мне под ногти. Иногда я бросала взгляд на сверток, лежавший возле меня. Эта сцена вновь и вновь вставала у меня перед глазами. Я вошла и сразу же поняла, что уже поздно – он убил и уже начал заглатывать маленькую Аврору, и это моя вина. Я вытаскивала пригоршни земли; накопала уже целую гору, и тут до меня дошло, что на поверхности останется холмик. Ведь, закопав маленькое тельце, я не смогу заставить его исчезнуть – землю заменит тело; я отдам тело, а получу землю. Эта мысль не имела никакого смысла, но она засела во мне, и я заволновалась, испугалась. Земля ничего не заменит, землю нельзя положить в коляску или приложить к груди. Земля холодная и неровная. А вдруг они придут сюда с собаками, натренированными искать трупы, и отыщут ее? Труп… какое ужасное слово, ледяное, как камень…

Я успела унести ее до того, как Ингвар увидел, что случилось. Если мне удастся спрятать следы под землей, под травой, никто не узнает, где ее искать. И я сделаю вид, что я ни при чем. Подняла руку к лицу, попыталась утереть слезы грязной ладонью. Земля была одновременно враждебной и заботливой, как заклятый друг. Хоть бы и себя закопать в этом саду, так, чтобы меня никто никогда не нашел…

Хоронить тело младенца посреди белого дня. У меня не было выбора. Мне нужно сбежать. Нужно закопать тело, труп, смерть – и сбежать. Начать все заново. Я уже меняла свою жизнь. И сделаю это еще раз. Начну с чистого листа. Стану белой и чистой, такой, кто совершает только хорошие поступки. Разве я не смогу? Я надавила пальцами на края ямы и вытащила две пригоршни земли. Казалось, что это не кончится никогда. Яма все еще была слишком маленькой, и каждый раз, когда я вытаскивала землю, еще больше ее падало вниз. Наверное, это мое наказание – вечно копать. Земля стала тверже, в ней начали попадались комья и камни. Я постучала по стенкам ямы лопаткой и вытащила упавшую землю. Пальцы намокли и замерзли. Плечи болели, руки устали, но мне нужно было продолжать. Выкопать себя из боли.

В конце концов я смогла засунуть в яму целиком всю руку, искупать ее в земле. Теперь мне нужно справиться с мыслью о том, что нужно положить в эту яму маленького ребенка. И накрыть его сверху – пусть земля обнимет его и скроет все, что случилось сегодня, всё пламя и всех тараканов моей души. Слезы смешивались с грязью. У меня больше не было сил, но не было и выбора. Я схватила розовый сверток, который стал жестким и холодным, и больше не был похож на ребенка. Мои грязные руки оставили на розовом одеяльце пятна. Я наклонилась и начала медленно опускать сверток в яму.

– Лив?

Я подняла голову. В паре метров от меня стояла фигура в оранжево-синем свитере болельщика. Капюшон падал на лицо. Анита смотрела на лопату, на груду земли, на яму, на грязное одеяльце у меня в руках.

– Лив?..

С глухим стуком младенец упал в яму. Я бросилась вперед, руками и телом навалилась на самую большую кучу земли, и следом за младенцем полетела земля.

– Нет! – закричала Анита.

Подскочив, она схватила меня за руку, отбросила в сторону и голыми руками принялась раскапывать землю.

– Не надо, Анита! Не надо тебе ее такой видеть…

– Отвали!

В ней появилась сила, какой прежде я не замечала. Анита отшвырнула меня в сторону так, что я упала навзничь. Я не могла вздохнуть. В тот же миг я услышала громкий, полный боли вопль. Анита баюкала Аврору на руках, раскачиваясь взад и вперед, как будто в трансе.

– Тебе нельзя тут находиться! – закричала я. – Тебе нужно вернуться домой. Ты никогда здесь не была, ты вообще не знаешь меня! Оставь здесь Аврору. Она мертва. Оставь ее здесь, и свитер тоже закопай.

Анита продолжала баюкать младенца. Я подошла к ней, попыталась погладить ее по голове. Казалось, что она ничего не замечает. Я попыталась разомкнуть ее руки, но они словно приклеились к ребенку.

– Отпусти ее, Анита!

Анита повернулась ко мне. На ее лице застыла маска ярости.

– Отстань от моего ребенка! – прошипела она.

Затем встала и пошла, обнимая руками мертвое тельце. Это была наша последняя встреча.

Руе

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Мы собрались в переговорной, чтобы быстренько обменяться имеющейся у нас информацией по делу. Моя смена уже давно закончилась, но ради такого я согласился остаться на ночь. Маленькая переговорная слишком тесная, столько полицейских туда просто не влезут, поэтому я постарался покороче.

– Начинай, Сверре, – попросил я. – Я наблюдал за допросом того парня. Можешь доложить?

Сверре кивнул.

– Он скрывает от нас информацию, это очевидно, но он очень упрямый. Утверждает, будто не знает имени девушки, вместе с которой совершил нападение. Однако он дал нам ее описание. Также сообщил нам имя заказчика, но похоже, оно не настоящее, так что либо заказчик назвал ему фальшивое имя, либо парень врет. Он не хочет называть имена других соучастников, видимо, опасаясь последствий. Сегодня вечером мы допросим его еще раз.

Я кивнул. Именно этого я и опасался.

– А что по его контактам?

– Он утверждает, что у него нет никаких сомнительных контактов, и говорит, что совершил нападение в первый и последний раз. Он был в состоянии алкогольного опьянения, когда мы его взяли. Кроме того, в его крови обнаружены следы гашиша и марихуаны. Он связан с тусовкой Дэвида Лорентсена, которого мы уже давно пытаемся взять за распространение.

Я уже давно следил за Лорентсеном. Сеть вокруг него была сложной, в ней имелось много звеньев, и самого его взять никак не удавалось.

– У Лорентсена железное алиби. Он был на футбольном матче, это подтверждают камеры наблюдения.

– Это вовсе не значит, что он здесь ни при чем, – сказал я. – Ведь Лорентсен сам грязную работу не делает.

Соседи ограбленного сообщили, что они видели каких-то людей возле дома в то время, когда было совершено нападение; многие из них были одеты в фанатские худи. Грабители испарились незадолго до прибытия полиции. Один из соседей видел, как они уехали на сером автомобиле, но не смог назвать марку. Задержать все серые машины с футбольными болельщиками означало бы задержать десятую часть населения Олесунна. Абсолютно безнадежно. Я закончил собрание, сообщив, что завтра мы подхватим эту ниточку.

– Технические следы могут иметь значение, – сказал я. – Мы получим фоторобот женщины, которая участвовала в нападении. Если мы ее найдем, возможно, она даст нам информацию о заказчике.

После совещания я вернулся в свой кабинет. Наступил вечер, но перед возвращением домой мне нужно было записать кое-что для отчета.

Я открыл ящик стола и достал мобильник. Более двадцати пропущенных вызовов. Первый – в три часа дня, последний – чуть более часа назад. На экране высветилось имя: Малышка. Я взглянул на фотографию на стене над письменным столом.

Она оставила сообщение. Я нажал кнопку, чтобы прослушать автоответчик.

– У вас одно сообщение.

Ее голос в трубке был слабым, она рыдала.

– Папа, перезвони мне срочно. Пожалуйста.

И на этом всё. Я сбросил сообщение и набрал ее номер.

– Вы позвонили на автоответчик…

Я сбросил и позвонил еще раз.

– Вы позвонили на автоответчик…

Я встал. Еще раз набрал ее номер, выходя из кабинета и спускаясь вниз по лестнице.

– Вы позвонили на автоответчик…

Перепрыгивая через две ступеньки, я бросился к выходу, к своей машине.

– Вы позвонили на автоответчик…

– Вы позвонили на автоответчик…

Мемуары рептилии

Когда крышка открылась, я увидел ее лицо. С него капало – соленые слезы из ее глаз. Так бывает, когда людям становится грустно, их чувства словно выжимают из тела соль и воду. Никогда не понимал почему. Мы находились в незнакомой комнате. Было темно, полоски света – совсем редкие. Я проверил воздух, пытаясь почувствовать угрозу, но ничего не обнаружил. Комната пахла так, как, на мой взгляд, пахли все человеческие жилища. На полу, куда меня выпустили, лежал мягкий ковер. По размеру комната была не больше жилища Теплой женщины, там стояли кровать и небольшой стол.

Затем я почувствовал новый запах. Я узнал его.

– Это была комната моего сына, – сказала Холодная женщина, – но теперь здесь будет жить Неро.

– Большое спасибо, что согласились забрать его, – сказала Теплая женщина. И исчезла. Запах и тепло испарились.

Холодная женщина принесла миску с водой и холодную тушку, которую она положила на ковер. Я отказался ее есть, так что она просто сгнила. И следующую тушку я есть не стал. Я голодал, ожидая чего-нибудь получше. Теплая женщина отняла у меня ту фантастическую добычу, и даже ударила меня, так что я был очень голоден. Никогда не чувствовал себя настолько близким к смерти.

И все же у меня не было выбора. Солнце вставало и садилось, вставало и садилось, времена года сменялись по вечному кругу, и я научился ненавидеть себя настолько, что съедал те холодные тушки, которые мне приносили. Во время еды я фантазировал о том прекрасном времени, когда вырасту достаточно большим, чтобы убить этих злых человеческих животных. Холодная и Теплая женщины станут первыми. Я постараюсь сделать так, чтобы они страдали.

Руе

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Выехав на набережную Скарбёвика, я прибавил скорость. Я мчался к дому Малышки в Хессе. Конечно, я паниковал зря. Наверняка дело обстояло не так плохо, как я себе представил, когда услышал ее голос. Наверняка ее просто бросил этот жалкий парень. Но все же я не мог отделаться от мысли, что в этом случае она позвонила бы Ингрид, а не мне. Мы с Малышкой редко общались. Не разговаривали с того дня, через две недели после родов, когда я навестил ее. Это было давно.

Я позвонил еще раз. Прибавил скорость, услышав автоответчик. Она рассмеется или разозлится на меня, когда я появлюсь у нее в дверях лишь из-за коротенького сообщения. «То есть теперь ты явился, – скажет она, – когда решил, что мне нужна помощь полиции». И тем не менее в голове у меня снова и снова звучал ее голос. Похоже, она была расстроена и напугана, как маленький ребенок. Мне показалось, что, когда я не ответил на звонок, внутри ее что-то сломалось. Почему она мне позвонила? Может быть, она попала в беду, может быть, случилось нечто такое, отчего ей действительно понадобилась помощь папы-полицейского?

У нас осталось много хороших воспоминаний об этом месте, о Хессе, о том времени, когда мы с Ингрид были вместе, а Малышка – еще крошкой. Наши прогулки на гору Сюккертоппен по воскресеньям, купание у ее подножия, празднование Дня независимости в те времена, когда наша девочка играла на флейте в школьном оркестре. Ежегодный костер на Иванов день. У меня сохранилась фотография восьмилетней Малышки возле костра. В руке у нее палка с насаженной на нее сосиской. А на заднем плане на барже пылает огромный костер, со всех сторон окруженный водой и другими судами. Маленькая девочка улыбается и показывает пальчиком на пламя, которое облизывает верхушки деревянных палетт. Зрелище потрясающее.

На перекрестке с круговым движением я резко свернул и уперся в другую машину. У меня не было возможности включить сирену и мигалки, расшвырять с дороги всех остальных, но уже совсем скоро я увидел съезд к улице Сюккертоппвейен, где стоял ее дом. Повернул и сбросил скорость, почувствовав, как пульсирует кровь у меня в ушах. Разве я не убеждал себя только что, что ничего не случилось? Что она рассердится, когда я заявлюсь к ней? Выйдет с ребенком на руках и спросит: «Ну и чего ты хотел?» А я отвечу: «Ты мне позвонила, а потом не брала трубку, когда я перезванивал». На это она вздернет бровь и скажет: «Расслабься, папочка, я дозвонилась маме». Почему я так испугался?

Едва я успокоился, как увидел дом Малышки. Из-за дома – старого, деревянного, выкрашенного в красный, с большим садом чуть ниже по склону – поднималось серое облако дыма. Сначала я решил, что они разожгли гриль в саду, но не слишком ли много дыма? Похоже, у них там костер… К тому же горело явно не в саду. Подъехав поближе, я убедился, что дым шел из самого дома. Он охватывал всю заднюю часть крыши.

Сердце забилось стремительнее. Дрожа, я втиснул машину между другими автомобилями на обочине и скинул ремень безопасности. Пока вылезал наружу, снова набрал номер Малышки, и все успокаивал себя: «Расслабься, расслабься, это случайность…»

– Вы позвонили на автоответчик…

Никаких причин для беспокойства – наверняка что-то загорелось в саду; это только кажется, что дым идет из самого дома.

– Вы позвонили на автоответчик…

Широко шагая, я направился к источнику дыма. Последние несколько метров до двери я пробежал. Рывком распахнул дверь. Тяжелое горячее облако сбило меня с ног. Оно заполнило мои ноздри, глаза и рот, кромешной тьмой сгустившись вокруг меня. Внутри облака потрескивало пламя. Я рвался дальше, искать ее, но облако было слишком горячим, слишком плотным. Я звал Малышку, звал изо всех сил, но ответом мне было лишь неутихающее потрескивание огня.

Я позвонил пожарным, а сам обежал вокруг дома и попытался открыть дверь на террасу. Заперто. Из кухонного окна огонь прорывался к стене. Дрожащим голосом я диктовал адрес, а сам пытался запомнить, как выглядит дым. На пожаре очень важно сразу же сделать фотографии, это поможет расследованию. Фотоаппарата у меня с собой не было, так что приходилось полагаться на память. Ведь ее, вполне возможно, и дома-то нет. Может, она оставила телефон, а сама пошла с ребенком прогуляться, укачать его… Вой сирен приближался. Я еще раз обежал дом, чтобы увидеть пожар со всех сторон, – это могло помочь. Малышка скажет, что я вел себя как типичный полицейский, даже не зная, пострадала ли она при пожаре, внутри ли они… Я снова набрал ее номер.

– Вы позвонили на автоответчик…

Сирены стали еще ближе. Огромные пожарные машины едва поместились на узкой улочке за домом. Огонь уже переполз на крышу и выбивался из печной трубы. Дом выгорит дотла. Дым прочно засел у меня во рту и в носу.

– Вы позвонили на автоответчик…

Пожарные ринулись к дому, размотали шланги и развернули лестницы. Огонь, охвативший всю крышу и стены, красным языком лизал небо. Жар. Лицо горело, хотя я отошел и стоял в нескольких метрах от дома.

Полиция приехала следом. Места для машин в переулке не осталось, поэтому им пришлось припарковаться неподалеку. Начали стягиваться любопытные соседи. Полицейские явились очень быстро. Первым ко мне подошел Сверре.

– Ты здесь, Руе? Я думал, ты уехал домой…

Я снова набрал номер Малышки. Смотрел на огонь, в очередной раз выслушивая бесстрастное сообщение.

– Вы позвонили на автоответчик…

– Надеюсь, внутри никого нет, – сказал Сверре. – Похоже, там слишком жарко для наших пожарных.

Дом светился на фоне неба. От него исходил такой же жар, как и от самой Малышки. Он горел так, как обычно горела в ней жизненная сила, та, что делала ее такой прекрасной. Я много раз думал, что огонь ее души никому не под силу погасить. И опасался, что человеку этого огня не выдержать. Что он каким-то образом обожжет своего владельца. Но я и представить себе не мог, что внешний огонь, что жар…

Моя голова расплавилась, мысли улетели, как дым. Это сделал огонь. Огонь, змеем поднимающийся к небу, – раскаленный, злобный дракон. Не было на свете ничего чернее той дыры, которую прожег в моей голове тот пронзительный огонь.

– Анита, – сказал я. – Моя дочь. Это ее дом.